Текст книги "Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)"

Мамаев делал строгое лицо и говорил:

– Я тоже.

И громко, с удовольствием, хохотал, подтверждая свою репутацию человека прямого, бесхитростного, но с которым лучше не связываться, себе дороже.

Так эта история и осталась для всех загадкой. Через банк Мамаева пошло финансирование тюрем и лагерей, выстроенная им система обрела завершенность и заработала, как огромный современный завод. «ЕвроАз» не просто выстоял в тайфуне августовского финансового кризиса, но и выдвинулся в первую десятку российских банков, а компания «Интертраст» превратилась в многопрофильный холдинг с интересами в лесоторговле, в бумажной промышленности, в золотодобыче, подбиралась и к нефтяной трубе. А тому, кто сидит на трубе, не страшны никакие финансовые катаклизмы и никакие, даже самые могущественные враги.

Даже такие, как Буров.

Срать на него Мамаев хотел.

Да, срать!

* * *

В порядке были дела. В полном порядке. И все же что-то царапало изнутри. Свербело.

* * *

Неожиданно Мамаев насторожился. Он не сразу понял, что насторожило его. В одном из окон на шестом этаже старого дома горел свет. Во многих окнах дома горел свет. Но в этом гореть не мог. Это было то окно, из которого в него должен был стрелять наемный убийца. Никто не мог жить в его комнате. Киллер получил шесть лет. Прошло только два с половиной года. Ему еще три с половиной года сидеть.

Мамаев знал это совершенно точно. Несколько дней назад, терзаемый смутными тревожными предчувствиями, он позвонил знакомому чиновнику из Минюста и попросил выяснить, где отбывает наказание заключенный Калмыков. Тот навел справки и сообщил: в Мурманской области, в ИТК-6. Замечаний не имеет, администрацией характеризуется положительно, в связях с криминальными авторитетами не замечен. Окончание срока – май 2004 года.

* * *

И все-таки окно было освещено.

* * *

Мамаев выбросил сигарету, выключил в кабинете свет и быстро прошел к гостиную, где Зинаида сидела перед телевизором.

– У нас есть бинокль?

– Какой бинокль?

– Бинокль! Обыкновенный бинокль!

– Нет у нас никакого бинокля. Зачем нам бинокль?

– Что за дом, твою мать! – рассвирепел Мамаев. – Даже бинокля нет!

– Есть театральный, – вспомнила Зинаида.

– Давай! Быстро, быстро!

– Да что с тобой? – удивилась она, но бинокль принесла.

Мамаев вернулся в лоджию. Бинокль был слабенький, но лучше, чем ничего.

Свет горел. Окно было завешено чем-то вроде тюля. Никакого движения в комнате не было. Потом на тюле появилась тень. Человек был высокий. Он поставил на подоконник какой-то чемоданчик и склонился над ним. Вынул что-то короткое, широкое. Потом что-то узкое. Они соединились, стали длиннее. Еще движение, длинное обросло сверху новой деталью.

Мамаев замер. Он понял, что это за чемоданчик и что у человека в руках.

«Винторез» – вот что у него в руках. Бесшумная снайперская винтовка ВСС с оптическим прицелом ПСО-1 или с ночным прицелом НСПУМ-3.

* * *

Свет погас.

* * *

Мамаев отшвырнул ненужный бинокль.

Что это значит? Что это, черт возьми, значит?

* * *

Он проскользнул в кабинет и набрал номер Николая. Он жил в этом же доме, на той же лестничной площадке в однокомнатной квартире, которую Мамаев для него купил, когда облюбовал себе жилье на Больших Каменщиках.

– Зайди, – приказал он.

– Футбол, Петрович. Через полчаса, годится?

– Сейчас!

– Понял. Иду.

В кабинет заглянула жена.

– Ты чего в темноте? Я зажгу...

– Не включай! – заорал Мамаев. – Уйди к черту! Мешаешь!

– Да что с тобой сегодня, Мамаев? Пить надо меньше. А то все презентации, презентации!

– Пожалуйста, уйди, – попросил он, и Зинаида поняла, что лучше уйти.

Пришел Николай. Мамаев вывел его в лоджию.

– Помнишь то окно?

– Ну.

– Какое?

– Шестой этаж. Третье от угла. Третье справа. А в чем дело?

– В нем только что горел свет.

– Да ладно тебе.

– Горел! И кто-то стоял у окна!

– С «Винторезом»? – усмехнулся Николай.

– Да, с «Винторезом»! Я тебе больше скажу. Сейчас он смотрит на нас через ночной прицел!

– Петрович, с тобой все в порядке? – встревожился Николая.

– Сходи проверь.

Николай медлил.

– Ты слышал, что я сказал? Сходи проверь! – прикрикнул Мамаев.

Через час Николай вернулся.

– Никого. Жильца не видели с тех пор, как его повязали. Никто к нему не приходил, по телефону не спрашивали, никаких писем не приносили. Петрович, ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Жильцы те же?

– Ну. Две старухи и сантехник. Старухи сидят у телевизоров, сантехник бухает с корешем.

– Ключ от комнаты сохранился?

– Где-то есть.

– Найди. Завтра пойдем вместе.

– Зачем?

– Хочу посмотреть. Сам!

Наутро пришли в квартиру. Николая изображал из себя клерка из риэлторской фирмы, Мамаев – клиента, намеренного расселить коммуналку. Старушки всполошились и не спросили, откуда у клерка ключ от комнаты давно отсутствующего жильца.

Осмотр комнаты успокоил Мамаева: на полу, на подоконнике, на всех вещах, разбросанных и не убранных после обыска, лежал толстый слой пыли. Но на всякий случай он позвонил чиновнику из Минюста и попросил уточнить, сидит ли еще осужденный Калмыков. Тот подтвердил: сидит.

«Показалось,» – решил Мамаев и постарался выбросить эту историю из головы. Выходя в лоджию вечером покурить, сначала находил окно на шестом этаже старого дома, третье справа, всматривался. Но оно было черное, мертвое. Потом всматриваться перестал, скользил рассеянным взглядом. И однажды ударило по глазам: свет горел.

* * *

Он горел. В том самом окне. Затаив дыхание, Мамаев ждал появления тени на тюле.

Прошло полчаса. Тень не появилась.

Свет погас.

* * *

Через день позвонил чиновник из Минюста:

– Владимир Петрович, вы интересовались одним зэком. Калмыков его фамилия. Вас он по-прежнему интересует?

– Калмыков? Какой Калмыков? – спросил Мамаев, делая вид, что вспоминает. – А, да. Меня просили о нем узнать.

– Есть новая информация. Его выпускают по амнистии. У него оказались какие-то награды.

– При чем тут награды? – не понял Мамаев. – Он сидит за приготовление к убийству. Или это уже не считается тяжким преступлением?

– Это к думцам, – ответил чиновник. – Прохлопали. Сейчас поправку внесли, примут. Но закон обратной силы не имеет. Так что пятнадцатого он выйдет.

– Пятнадцатого – чего?

– Сентября. Пятнадцатого сентября. Через неделю.

– Спасибо, что позвонили. Вопрос мелкий, но все равно. Ценю.

– Владимир Петрович, мы всегда к вашим услугам.

Известие неприятно поразило Мамаева своей неожиданностью. Он знал, что эту проблему рано или поздно придется решать. Но за три с половиной года, которые еще предстояло отсидеть киллеру, все могло решиться само собой. Драка, за которую можно схлопотать новый срок. Несчастный случай. Всякое на зоне бывает. Не решилось. Что ж, придется решать сейчас.

Мамаев отменил все назначенные встречи и приказал подать машину. Охранник, дежуривший у подъезда «Интертраста», услужливо открыл перед ним дверь черного «Мерседеса».

– Куда? – спросил Николай.

– Все равно. В Измайлово.

– В гостиницу?

– В парк. Есть разговор.

Николай посмотрел на мрачное лицо шефа и не стал ни о чем спрашивать. Мамаев тоже молчал.

* * *

Николай был единственным человеком, которому в этой ситуации он мог довериться. Многих в компании удивляли странные отношения, которые связывали шефа с этим узкоплечим, как подросток, сорокалетним человеком с нездоровым цветом лица и недобрым взглядом. В нем была волчья настороженность, опасность. Даже когда он смеялся и шутил с секретаршами, глаза оставались недобрыми, волчьими.

Мамаев познакомился с ним в Хакассии, на зоне. Николай тянул там пятилетний срок по статье за злостное хулиганство – за поножовщину. Это был его третий срок. Первый, еще в молодости, он получил за разбойное нападение. Второй – десять лет строгого режима – за убийство. Была в Николае какая-то врожденная, патологическая неприспособленность к жизни на свободе. Так волк неспособен жить в собачьей стае. Он так бы и сгинул в зонах, если бы Мамаев не угадал в нем человека, который в будущем может быть очень полезен.

Выйдя на свободу, Мамаев зарядил кого надо, Николаю скостили срок. С тех пор он неотлучно находился при Мамаеве. Дружбой их отношения назвать было нельзя. Николай был, как сторожевой пес, преданный хозяину, но не допускающий фамильярности в отношениях. Мамаев достал ему разрешение на ношение оружия и купил австрийский «Глок», полицейскую модель с полимерной рамкой. Аэропортовские и банковские металлодетекторы реагировали на «Глок», как на связку ключей. С пистолетом Николай никогда не расставался.

Он был не только водителем и телохранителем Мамаева. Николай выполнял гораздо более важную роль, которую Мамаев не мог поручить никому. Роль козырного фраера, офицера связи. Николай и на свободе был человеком из зоны. Он осуществлял связь Мамаева с законниками и крупными криминальными авторитетами. Все они знали Николая и доверяли ему. Засвечивать с ними свои контакты Мамаев не мог, но связь поддерживать было необходимо. Возникали проблемы у воров, которые Мамаев мог решить через прикормленных чиновников в правоохранительных органах. Возникали проблемы и у Мамаева, когда кто-то из интересующих его людей оказывался за решеткой и ему нужно было обеспечить нормальные условия жизни в тюрьме и на зоне. Были случаи и серьезнее. Такие, как сейчас.

* * *

«Мерседес» проплыл по Главной аллее Измайловского лесопарка и свернул на безымянную просеку, засыпанную желтыми и красными листьями. Николай заглушил двигатель. Мамаев открыл дверь «мерседеса», но из машины так и не вылез.

– Калмыков выходит пятнадцатого сентября, – проговорил он. – По амнистии. Нельзя, чтобы он вернулся в Москву. Ты понял, что нужно сделать?

– Нужно? – усомнился Николай.

– Да, нужно.

– Горячку не порешь? С какой стати ему тебя доставать? Киллеры не работают без контракта.

– Ему проплатили контракт. Семьдесят штук за квартиру его жены.

– А разве... Я думал, это твои бабки.

– С чего?

– Чтобы засадить его. С гарантией. Так и вышло.

– Нет, – сказал Мамаев. – Нет. Это были не мои бабки.

– Вон оно что, – протянул Николай. – Чьи – знаешь?

– Догадываюсь.

– Тогда другой расклад. Сделаем.

* * *

Тем же вечером Николай встретился с кем-то из московских законников, тот связался с Мурманском, передал данные о Калмыкове тамошнему авторитету Греку. Тот подписался.

– Грек – человек конкретный, – доложил Николай Мамаеву. – Осечки не будет.

Вечером четырнадцатого сентября Грек передал, что послал четырех своих лучших ребят, они все сделают. Пятнадцатого сентября подтверждения не поступило. Еще через день Грек сообщил, что все четверо его людей трупы, а куда делся клиент, неизвестно. Ситуацию прокачивают. Как только разберутся, сразу дадут знать.

Мамаеву понял, что не может ждать, что и когда соизволят сообщить ему мурманские бандиты. Нужно было действовать самому. И очень быстро. Он распорядился найти и вызвать к нему начальника службы безопасности «Интертраста», бывшего подполковника милиции Тюрина.

* * *

Тюрин выполнял при Мамаеве ту же роль что и Николай: был офицером связи, поддерживал контакты с МВД. В московской милиции он прослужил двадцать пять лет, знал всех и все обо всех. Когда-то был одним из лучших оперативников в ГУВД Москвы, потом заскучал, стал много пить, хамить начальству и в неполные пятьдесят лет оказался на пенсии.

Мамаев столкнулся с Тюриным в последний день его милицейском карьеры. Один из деловых партнеров Мамаева попал под следствие, ему светило лет десять. При содействии Мамаева дело удалось замять. Мамаев приехал на Петровку сообщить одному из заместителей начальника ГУВД, закрывшему дело, номер счета в австрийском банке, куда переведен его гонорар. Секретарша попросила подождать: генерал занят. Долго ждать не пришлось. Из кабинета сначала доносились голоса на повышенных тонах, потом дверь распахнулась, вышел рослый штатский с мутными, будто бы непроспавшимися глазами и сонным лицом и молча, не глядя ни на кого, направился к выходу.

– Подполковник Тюрин, приказываю вернуться! – рявкнул выбежавший из кабинета генерал МВД.

– Да пошли вы все на ...! – рявкнул в ответ подполковник Тюрин и вышел, саданув дверью.

– Совсем разболтался, придется уволить, – сокрушенно пожаловался Мамаеву генерал. – Уходят профессионалы, уходят. А как удержать? В любой охранной фирме он будет получать в десять раз больше!

– А он профессионал? – поинтересовался Мамаев.

– Каких мало, – подтвердил генерал. – С кем работать? С кем, спрашиваю я вас, с кем?

И такая скорбь была в его голосе, что Мамаев искренне ему посочувствовал, как бы забыв о том, что его собеседник только что получил взятку в сто тысяч долларов, и единственное, что его по-настоящему волновало, было то, насколько хорошо хранят тайну вкладов в австрийских банках.

Предложение Мамаева возглавить службу безопасности компании «Интертраст» Тюрин принял без всякого энтузиазма, почти со скукой, но быстро оценил прелести полной самостоятельности и зарплаты в пять тысяч долларов в месяц. После жизни от получки до получки он почувствовал вкус к костюмам от Армани, к французскому парфюму и коллекционному коньяку, к интересным женщинам, по большей части актрисам Таганки. Ухаживал за ними красиво, посылал цветы, ждал после спектакля в темно-вишневой «Вольво-940», купленной ему за счет «Интертраста», возил ужинать в самые модные рестораны Москвы. Но за внешностью стареющего плейбоя с высокомерным и все время словно бы сонным лицом в нем неистребимо сидел цепкий, въедливый мент. Ему Мамаев и приказал срочно, первым же рейсом вылететь в Мурманск.

– Я хочу знать, что произошло пятнадцатого сентября в районе ИТК-6, – напутствовал он Тюрина. – Все, что накопали менты. До последней мелочи. К кому обратиться, знаешь. Бабок не жалей. Позвоню, тебя встретят. И сразу назад.

Следующим рейсом в Мурманск вылетел Николай. Вместе посылать их было нельзя. Они на дух не выносили друг друга. Николай ненавидел Тюрина, как любой уголовник ненавидит мента. Тюрин относился к Николаю с нескрываемой брезгливостью, как любой мент относится к рецидивисту. Лишь однажды, проявляя по долгу службы заботу о безопасности Мамаева, Тюрин повез Николая в тир милицейской школы и дал ему урок стрельбы из пистолета. На вопрос Мамаева об умении Николая владеть оружием Тюрин лишь презрительно усмехнулся:

– Его нужен не «Глок». Ему нужна финка.

В Мурманске Николай должен был провести расследование по своим каналам.

* * *

Сведения, которые привезли Тюрин и Николай, очень встревожили Мамаева. Все фибры его души завибрировали от высокого напряжения принятого ими сигнала опасности.

III

Тюрин доложил:

– Пятнадцатого сентября в районе лагеря не было ничего. Никакой стрельбы, никаких драк. Через день рыбак обнаружил в озере белую «Ниву» с мурманскими номерами. В ней два трупа. При них – два «ТТ». К вечеру в озере увидели синий джип «Судзуки Самурай». В нем двое. Тоже трупы. И два автомата АКC74У. Это «калаши», только короткие. Магазины полные, не стреляли ни разу. Смерть наступила пятнадцатого. Ориентировочно – во второй половине дня.

– Значит, в тот день все же что-то было, – заметил Мамаев.

– Выходит, было, – согласился Тюрин. – Но что – неизвестно. Личности погибших установили. Все четверо – из ОПГ Грека. ОПГ – это организованная преступная группировка.

– Я знаю, что такое ОПГ. Дальше!

– Опросили торговцев. Те показали: двое крутились на базарчике, кого-то ждали. Потом сели в «Ниву» и уехали. Больше их никто не видел.

– И это все, что накопали мурманские менты?

– Нет. Они предположили, что люди Грека должны были кого-то перехватить. Из тех, кто в тот день откинулся. Вышли семеро. Трое уехали утром на автобусе, троих встретили кореша на машинах, один ушел пешком. Разослали запросы. Шестеро прибыли на место жительства, про седьмого ничего не известно.

– Седьмой – кто?

– Да говори прямо! Что ты все время со мной темнишь? – с неожиданно прорвавшимся и удивившим Мамаева раздражением ответил Тюрин. – Седьмой – киллер, которому тебя заказывали! Калмыков!

– Ты хочешь сказать, что этот Калмыков перебил людей Грека? Один – четверых? С пистолетами и автоматами?

– Исключено. Менты проверили. Освободился он в начале третьего. Билет на станции купил около семи. Кассирша подтвердила. Потом часа три ждал на платформе поезд. Все время был на виду. От лагеря до станции двадцать километров. Это четыре часа ходьбы со скоростью пять километров в час. Даже если допустить, что он мог справиться с четырьмя вооруженными бандитами, у него времени на это не было. И самое главное, – продолжал Тюрин. – В Мурманске от этого прибалдели. При вскрытии трупов выяснилось, что воды в легких нет.

– Что это значит?

– Они не утонули. Они уже были трупами. До того, как оказались в озере. Но и не это главное. С двоими на джипе все ясно. У обоих сломаны шеи. Профессионально исполнено. А вот у двух других, которые были в «Ниве», причину смерти так и не установили. Верней, установили, но поверить сами не могут. Острая сердечная недостаточность. Иначе говоря – инфаркт.

– Инфаркт? – изумился Мамаев. – Грек послал на дело пенсионеров?

– В том-то и загвоздка, что нет. Нормальные молодые парни.

– И у обоих инфаркт?!

– У обоих. В Мурманске до сих пор чешут репы. Пока все. Если появится что-то новое, немедленно сообщат. Приказания будут?

– Будут. Поставь своих людей у того дома, где киллер жил. Знаешь, о каком доме речь. Пусть смотрят. Круглые сутки. Если появится, проследить. Где живет, с кем контакты. И сразу мне. В любое время.

Тюрин ушел. Оставалось ждать, с чем вернется Николай. Он прилетел на следующий день ночным рейсом. Мамаев не спал. Сверху, из лоджии, он увидел, как к подъезду подкатила разгонная «Волга» «Интертраста», которая была послана встретить Николая в аэропорту. Мамаев провел его в кабинет, взял из бара бутылку коньяка «Хеннесси» и налил себе половину фужера. Жестом спросил:

– Тебе?

– Нет. Пива бы выпил.

– Возьми на кухне.

Устроившись в лоджии в кресле, Мамаев закурил и кивнул:

– Рассказывай.

– В Мурманске хипеж. Все стоят на ушах. Грек попер было на тебя, что ты подставил его братву...

– На меня? – перебил Мамаев. – Откуда он мог знать, что заказ от меня?

– Грек не тупой бык, Петрович. Вычислил без проблем. За что Калмыков сел? Вот и ответ. Я сказал, что предъява будет не тебе, а ему. По полной программе. Бабки взял, дела не сделал. Грек признал, что неправ. Поклялся, что найдет, кто убрал его людей, и разберется конкретно. Клиента тоже найдет.

– Знаем мы цену воровским клятвам! – пренебрежительно бросил Мамаев.

– Все не так просто, – возразил Николай. – Там свои дела. Грека недавно крепко потрепали менты. Его братан и еще двое в питерских «Крестах» под следствием. Трое в розыске. Если Грек и это проглотит, ему дадут по ушам. Свои. Станет прошляком. Для законника это, сам понимаешь. Так что настроение у него очень серьезное.

– Мне до его настроений! Говори по делу.

Люди Грека прошерстили всю округу, продолжил рассказ Николай. Кроме того, что накопали менты, узнали еще кое-что. Три дня на базарчике возле лагеря крутились какие-то двое на старых «Жигулях» с мурманскими номерами. Кого-то ждали. Один маленький, бродил по рынку. Другой сидел в машине. Номер вспомнил местный мужик, подхалтуривает там на своем «Москвиче». Когда Калмыков пошел пешком, двое на белой «Ниве» поехали следом. Через некоторое время уехали и двое на «жигуле».

– К чему эти подробности?

– Сейчас поймешь. По номеру нашли в Мурманске хозяина «жигуля». Тот сказал, что давал машину по доверенности каким-то москвичам. Заплатили вперед, дали залог, все как надо. Пятнадцатого поздно вечером машину вернули. Тачку брал парень по фамилии Пастухов. С ним были еще трое. Грек уверен, что это те, кто прикончил его людей.

– Уверен? Почему? – не понял Мамаев.

– Больше некому.

– Ну и логика!

– Не спеши, Петрович, – предостерег Николай. – Есть и еще кое-что. По спискам в аэропорту троих вычислили. Пастухов, Мухин, Хохлов. Вместе прилетели, вместе улетели. Четвертый уехал скорее всего поездом. У двоих были пушки. У Мухина и Хохлова. Разрешения по всей форме. Сотрудники московского частного детективно-охранного агентства «МХ плюс». При посадке в самолет пушки сдали, на выходе получили. Четверо. У двоих пушки. Охранное агентство. Въезжаешь?

– Есть над чем подумать, – кивнул Мамаев.

– Грек просит пробить этих москвичей. По всем учетам. Срочно. И сбросить ему на факс. Он сразу ими займется.

– Пробьем, – помедлив, решил Мамаев. – Грек подождет. Сначала нужно разобраться самим. Что-то мне во всем этом деле...

Он умолк.

– Что такое? – насторожился Николай.

– Свет, – ответил Мамаев почему-то шепотом. – В том окне. Свет! Видишь?

– Вижу.

Мамаев кинулся к телефону и набрал номер мобильника Тюрина. В трубке послышалась музыка, потом недовольный голос начальника службы безопасности:

– Слушаю. Кто это?

– Я тебе, твою мать, что приказал? – прошипел Мамаев в трубку. – Я тебе приказал: смотреть днем и ночью!

– Ты, Петрович? Они смотрят.

– Выключи музыку!

– Не могу. Это группа Хуун Хуурту. Я у китайского летчика Джао Да.

– У кого?!

– Это ресторан на Лубянке. Так называется: «Китайский летчик Джао Да». Погоди, выйду. В чем дело?

– В том, что там кто-то есть! В той комнате!

– С чего ты взял?

– Там горит свет! Свет там горит! Вот с чего! Где твои кадры?

– Сейчас выясню. Будь на телефоне.

– Работник, мать его! – выругался Мамаев. – Он у китайского летчика. Музыку слушает! А я его отвлекаю!

– Петрович, они на месте, – сообщил Тюрин. – Один внизу в подъезде, второй на этаже. Посторонних в квартире нет. Только жильцы.

– Пусть зайдут и проверят, – приказал Мамаев.

– Ночь, – попробовал возразить Тюрин. – Может, утром?

– Не утром!

– Ну, если ты настаиваешь...

– Послушай, Тюрин. Ты не делай мне одолжения, не нужно, – попросил Мамаев. – Если тебе не нравится у меня работать, так и скажи, Я не буду тебя удерживать. Даже выходное пособие дам. И сиди в этой китайской помойке хоть сутками!

– Ты можешь уволить меня без всякого пособия, но китайского летчика не трогай! – неожиданно взъерепенился Тюрин. – Это самое стильное место в Москве. Самое стильное! Для тех, конечно, кто понимает!

– Да ты чего? – опешил Мамаев.

– Ничего! Китайский летчик для него помойка! Чтобы оценить вкус, нужно иметь вкус! Конечно, если ты всю жизнь жрал «Солнцедар», «Шато Марго» тебе не понравится!

– Поезжай и проверь! Немедленно! – гаркнул Мамаев. – Под любым предлогом! Позвонить в «скорую», пожар, воду прорвало. Выполняй!

– Еду, – буркнул Тюрин. – Свет еще горит?

– Да! Горит!

* * *

И в этот момент свет погас.

* * *

Мамаев уже знал, что доложит Тюрин: квартиру проверили, в комнате никого нет. Это он и услышал:

– Никого нет, Петрович. Старухи спят, сантехник бухой. В комнате пыль, никаких следов. И никакого света. Тебе не почудилось?

– Почудилось, – раздраженно бросил Мамаев. – И мне почудилось, и Николаю почудилось! Нам обоим почудилось!