Текст книги "Погоня"

* * *

Водитель полицейской машины увидел лицо испуганной женщины и детскую коляску. По встречной полосе шел пикап, на самой кромке тротуара стояли люди. Впереди женщина с палкой, а дальше детская коляска. У водителя, чтобы принять решение, осталось полсекунды, не больше. Он не нажал педаль тормоза, понимая, что это бесполезно. Лишь крепче сжал руль и закрыл глаза, не желая видеть того, что произойдет через мгновение.

Женщина с ребенком бросилась к тротуару. Полицейская машина на скорости протаранила пустую коляску. Вверх взлетели детские вещи и плюшевый медведь. Зеркальце с правой стороны задело женщину с палкой в одной руке и бидоном другой. Молоко выплеснулось на лобовое стекло. Водитель открыл глаза и увидел лишь белесую пелену на стекле, загородившую собой весь мир. Машину уже вынесло на тротуар, она влетала в палисадник дома, разломав забор и собачью будку.

Только тут водитель догадался нажать тормоз, машину занесло, развернуло на сто восемьдесят градусов. Неплотно прикрытая правая дверь распахнулась, лейтенант, не пристегнутый ремнем безопасности, вылетел из кресла и очутился на земле. Машина встала. Водитель, испуганный едва ли не до обморока, открыл дверцу и вылез наружу, не чувствуя под собой ног. Рядом с разломанным забором появилась какая-то женщина и два мальчишки.

– Помощь нужна? – спросил тот мальчишка, что постарше.

– Посмотри там, – водитель махнул рукой в сторону дороги. – Там… Посмотри, жив ребенок или…

Он не смог выговорить слова «погиб». Перед машиной лежал лейтенант. На губах выступила кровь, он стонал. Правая рука была согнута там, где ей сгибаться не полагалась: между локтем и ключицей. Она неестественно вывернулась и оказалась за спиной, рубаха лопнула на груди.

– Ты бы хоть отъехал от него, – женщина показала пальцем на лейтенанта. – Господи, совсем ведь молодой… Ты назад отгони машину.

Водитель тоже всхлипнул и снова сел за руль, чтобы подать машину назад. Взгляд туманили слезы, мир расплывался. Перед мысленным взором возник голенький младенец. Он захлебывался и тонул в бочке с кровью.

Водитель проглотил застрявший в горле комок. Руки не слушались, а нижняя челюсть так тряслась, что стучали зубы. Он включил передачу, нажал на газ, но машина почему-то рванула вперед. Переехала лейтенанта передними колесами и, зацепив тело днищем, потащила за собой. Водитель нажал на тормоз, запоздало поняв, что он сделал что-то не то и совсем не так, как хотел, а наоборот. Он переключил передачу, нажал на газ. Машина дернулась назад, снова переехав лейтенанта, встала и заглохла.

Глава шестая

Мотоцикл пулей вылетел из поселка. Прямой участок дороги растянулся километров на пять, он шел вниз и хорошо просматривался. Сзади никого. Можно свернуть куда-нибудь, хоть в ближний лес. Инне надо передохнуть, иначе эта гонка закончится бедой. Еще чудо, что девчонка до сих пор не вывалилась из седла.

– Как ты? – крикнул Радченко во все горло.

– Я не могу больше, – прокричала в ответ Инна. – Останови, пожалуйста.

Вдалеке по встречной полосе двигался трактор на колесах, тянувшей за собой пустой прицеп, и пара автомобилей. Радченко снова посмотрел в зеркальце и увидел вдалеке знакомый силуэт «ниссана». Чертыхнувшись, он переключил передачу и нажал на акселератор. Стрелка тахометра поползла вверх, движок выдавал три тысячи оборотов. И можно было прибавить еще пару тысяч.

Но есть другая проблема: прожорливость мотоцикла. Бензин уходит как вода сквозь пальцы. В баке остался запас еще на полчаса, а то и меньше. Если за это время он не сможет оторваться от погони, то проиграл. Очень, очень жаль, потому что ставка в игре оказалась запредельно высокой. Ставка – это его жизнь и жизнь девочки, сидевшей сзади.

Теперь в зеркальце Радченко видел полицейскую машину с включенной мигалкой и, появившийся неизвестно откуда, зеленый «Рендж Ровер». Дорога свернула, вошла в сырой хвойный лес, закатное небо спряталось за деревьями, стало почти темно.

* * *

Учитель лежал на носилках, в правой ладони он прятал использованный шприц и дожидался удобного момента. Мужчина в белой рубашке залез в грузовой отсек скорой помощи, наклонился над ним…

Удар оказался настолько неожиданным, что человек не успел защититься. Рука Наумова, вылетев снизу, описала полукруг. Игла зажатого в кулаке шприца воткнулась в шею, задев один из кровеносных сосудов, возможно, сонную артерию. Человек, вскрикнув, схватился за шею. На рубашку брызнула кровь. Другой мужчина, стоявший неподалеку от фургона, услышав крик, ничего не понял. Когда в грузовом отсеке, началась возня, он бросился вперед, на помощь.

Он видел своего товарища в окровавленной рубашке, он вывалился наружу, схватился за шею и присел на корточки. Лицо было бледным как полотно, а глаза вылезли из орбит. Наумов, босой, перепачканный засохшей кровью, с повязками на теле и забинтованной головой, вылезал из фургона. Приблизившись на расстояние двух шагов, мужчина вытащил из-под пиджака пистолет.

Наумов сел на край кузова резко выбросил вперед ногу, ударив нападавшего пяткой в подбородок. Человек выронил оружие, схватился за лицо. Он прикусил язык, кроме того, от удара лопнула нижняя губа. Все произошло слишком быстро. Санитар, стоявший поодаль, только рот открыл от удивления. Врач попятился назад, будто ожидал нападения. Наумов выпрыгнул из машины, перескочил канаву, отделявшую дорогу от поля, и побежал в сторону сельских домов.

Он бежал через силу, ощущая слабость и позывы тошноты. После прыжка через канаву кровотечение из раны на животе снова открылось. Повязка сползла вниз, сделалась горячей и тяжелой. Но хуже крови, хуже слабости – босиком бежать по комковатой неровной земле.

В пятки впиваются острые камешки, ступни режет трава, ноги проваливаются в рыхлую землю. Наумов упал неожиданно, нога подвернулась, и он оказался на земле. Он застонал от боли, посмотрел в ясное вечернее небо, поднялся на ноги.

* * *

Во второй полицейской машине сидели два офицера и водитель. Получив приказ преследовать темный «ниссан», один из офицеров успел захватить в оружейной комнате укороченный автомат Калашникова и два снаряженных магазина. Теперь, выехав на открытое пространство дороги, полицейские легко разобрались, что к чему. Хорошо видно: «ниссан» преследует мотоциклиста. Когда дорога пошла вниз, через открытые стекла можно было услышать сухие хлопки, напоминавшие то ли пистолетные выстрелы, то ли взрывы петард.

Полицейский, сидевший спереди рядом с водителем, услышал выстрелы и крикнул:

– Стреляют. Из черной машины стреляют в мотоциклиста.

Тот офицер, что сидел сзади, снял фуражку и, выставив голову из окна, прислушался. Один хлопок, второй… Он видел, как из окна «ниссана» высунулась чья-то рука. И снова: хлопок, второй, третий… Полицейскую машину трясло на плохой дороге, больше ничего не разглядеть. Офицер зарядил автомат и передернул затвор.

– Догоняй их, – крикнул он водителю.

– Сделай предупредительный выстрел, – крикнул другой офицер. – И сразу по колесам бей.

Водитель тоже захотел что-то крикнуть, дать добрый совет, но не успел. Старший офицер обернулся, заметив какое-то движение слева. Это «Рендж Ровер» поравнялся с полицейской машиной, выехал на встречную полосу. И ударил ее углом бампера в левое заднее колесо. То ли удар оказался сильным, то ли машина легкой, но она вылетела с дороги, как пробка из бутылки.

Машину развернуло на непаханом поле, где разрослась дикая трава. И снова выбросило на трассу, на другую ее сторону, прямо перед трактором. Удар пришелся в левую часть кузова, в то место, где сидел водитель. Он не успел ничего сделать, не успел даже вскрикнуть, потому что погиб мгновенно.

Кресло сорвало с креплений, покорежило кузов, зажав ноги офицера, сидевшего сзади. Тот закричал, выпустил две длинные автоматные очереди в лобовое стекло и в крышу автомобиля. Его сослуживец, сидевший на переднем сидении, почти не пострадал при аварии. Но пуля, ударив в переднюю стойку и срикошетив, попала в ляжку, чуть выше колена.

* * *

С двухрядной дороги мотоцикл вырвался на шоссе с приличным асфальтом. Деревья подступили еще ближе. Радченко увеличил скорость, повиснув на хвосте тяжелого тягача, тащившего за собой фуру. Грузовик шел с высокой скоростью, «ниссан» не отставал.

Когда «ниссан» сократил дистанцию до минимума, Радченко выскочил на встречную полосу, обошел фуру и снова занял место в левом ряду. Теперь он оказался между двух большегрузных тягачей с прицепами. Как только передок «ниссана», вылезшего на встречную полосу, попал в поле зрение Радченко, он начал обгон фуры справа. «Ниссан» занял место между двух тягачей, но не стал обгонять справа, это было слишком сложно.

Водитель увидел просвет между машинами, идущими в сторону Москвы, повернул руль, обошел фуру. Но мотоциклиста впереди не оказалось. Водитель «ниссана» понял, что мотоциклист играет с ним в прятки, скрываясь то за одним, то за другим грузовиком. Тогда «ниссан» перестроился в правый ряд, пропустил вперед первую фуру. И потом снова занял место между двух грузовиков, гадая, куда теперь подевался мотоциклист.

* * *

Наумов оглянулся. Он видел, как человек в костюме перескочил канаву и бросился вслед за ним. Человек не был молод, не спортивен, это заметно. Но двигался он довольно быстро. Из серой машины выскочил водитель. Он почти без разбега перескочил канаву и бросился через поле наперерез учителю.

Двигаться стало труднее, голова кружилась, тошнота подступила к горлу. В этом месте поле поднималось вверх. Наумов дважды падал, снова вскакивал и бежал дальше. Наверное, получалось не слишком быстро. Через минуту он потерял из поля зрения водителя, но тот вдруг выскочил откуда-то сбоку. Налетел, как товарный поезд, ударив плечом, повалил на землю. Наумов быстро понял, что с рукой что-то серьезное. Наверно, она сломана.

Теряя силы, Наумов каким-то нечеловеческим усилием сбросил с себя молодого и здорового водителя, как-то вывернулся и даже сумел подняться на ноги. Но рядом уже оказался тот мужчина в костюме. Он сжал ствол пистолета и с силой ударил Наумова рукояткой в лоб. Учитель не упал, хотел выставить руку вперед, чтобы защитить лицо, но рука не слушалась. Он получил новый удар по голове, на этот раз сбоку.

Он рухнул на спину, мужчина навалился коленями на грудь, прижал к земле. Он тяжело дышал, видимо, не привык бегать и к тому же имел большой стаж курильщика. Он поднял пистолет над головой и со всего маху несколько раз ударил рукояткой по лицу. Наумов попытался защититься одной рукой. Человек снова ударил с такой силой, что из рукоятки пистолета выскочила снаряженная обойма.

Через несколько секунд кровь залила глаза, и Наумов больше не видел противника. Он не смог сопротивляться. А вскоре перестал чувствовать боль.

* * *

Водитель «нисана» ушел вправо, пропустил второй грузовик: мотоциклиста по-прежнему не видно.

Водитель и человек, сидевший рядом, занервничали от одной только мысли, что потеряли объект. Свернуть направо мотоциклист не мог, кажется, поворота не было. Значит, он где-то здесь. Теперь надо резко обойти обе фуры слева. Во время этого маневра мотоциклист обнаружит себя. Выждав минуту, «ниссан» попытался обогнать грузовики. Но встречная машина шла слишком быстро, водитель «ниссана», решив, что не успеет закончить маневр, резко затормозил, повернул руль вправо, решив спрятаться между грузовиками.

Встречная машина тоже сбросила скорость. Водитель второго грузовика успел нажать на тормоз, чтобы пропустить седан, но упустил всего лишь мгновение. «ниссан» получил удар в задний бампер, вылетел на встречную полосу, каким-то чудом разминулся с машиной, идущей в левом ряду, но не ушел от грузовика, перевозившего железобетонные панели. «ниссан» крутануло, вынесло в другой ряд, он получил еще один удар, на этот раз в переднюю часть кузова.

Вспыхнул разлитый по асфальту бензин, вырос столб огня. «Ниссан» загорелся мгновенно, заднюю часть горящей машины подбросило вверх, повалил удушливый дым. Машины с обеих сторон шоссе притормаживали и останавливались. Через пару минут на шоссе образовалась огромная пробка, парализовавшая движение до глубокой ночи. «Рендж Ровер» зажатый другими машинами, оказался в самом центре затора. Так встал, что ни назад, ни вперед.

Увидев за спиной огонь и столб дыма, Радченко подумал, что на этот раз все получилось. Он проехал по шоссе еще пару километров, свернул на проселочную дорогу, а с нее на грунтовку. Добрался до песчаного карьера, который огибала мелкая речушка. Здесь бензин кончился. Мотоцикл остановился.

Ноги Инны тряслись, она не могла стоять. Села на мокрую от росы траву и горько заплакала. Отсюда с этого места был виден пологий берег речки и огоньки в домике на другом берегу. Радченко поднял мотоцикл, толкая его, завел в реку и утопил. Затем вернулся, взял Инну на руки, перенес ее вброд через реку.

* * *

Табличка на дубовой двери гласила: «Директор клиники Олег Басов». Хозяин кабинета, человек лет пятидесяти пяти с вытянутым невыразительным лицом, поднялся из-за огромного стола и потряс руку гостя. Другой рукой врач похлопывал Девяткина по плечу, будто старого знакомого. Девяткин улыбнулся в ответ и, источая дружелюбие и оптимизм, тоже похлопал врача по плечу.

Басов усадил Девяткина за столик у стены и сказал, не рассматривает будущую беседу, не как официальную, а настроен на откровенный, задушевный разговор. Правда, он немного удивлен, даже заинтригован визитом сыщика, потому что представители закона бывают здесь нечасто. Но полагает, что сыщика привели сюда не служебные дела, а вопросы с собственным здоровьем. Что ж, медицина всегда готова помочь, готова подать руку и так далее.

Но, против ожидания Басова, беседа сразу потекла по официальному руслу. Девяткин предъявил служебное удостоверение:

– Приемную дочь известного бизнесмена Дробыша лечили в вашей клинике, так?

– Возможно, – выдавил из себя врач.

И рассеяно улыбнулся, давая понять, что тут лечат сотни людей, каждого не запомнишь. Вчера он общался с Девяткиным по телефону, майор полиции сказал, что есть один разговор не для чужих ушей. Свой вопрос сыщик хотел бы задать уважаемому доктору с глазу на глаз, потому что вопрос этот сугубо личный, можно сказать, деликатный. Говорил Девяткин с остановками, неуверенно, будто боялся назвать вещи своими именами. И замолчал, выждав долгую паузу. Мол, сам догадайся, что за вопрос. А потом спросил: «Понимаете, о чем я?» «Кажется, понимаю», – был ответ.

Басов знал эту породу людей: к нему нередко обращались чиновники, которым хотелось пройти курс лечения, но не хотелось платить. Они просто использовали служебное положение, чтобы экономить деньги, зная, что отказа не получат. Во время телефонного разговора он решил, что этот полицейский наверняка страдает каким-то дурным постыдным недугом, если не хочет даже по телефону сказать, что это за болезнь. И гадать нечего: запущенный сифилис, которым майора наградила какая-нибудь потаскушка. Девяткин не может обратиться в ведомственную поликлинику, он боится огласки.

И еще: наверняка назрел разлад в семье, жена, встревоженная тем, что супруг увиливает от супружеских обязанностей, исходит ревностью, уже начались ссоры. Чувство вины, животный страх переполняют сердце Девяткина. Бессонными ночами он курит на кухне сигарету за сигаретой, прикидывает варианты выхода из положения. Наверняка он уже обращался к практикующему коновалу, но тот уколами лишь загнал болезнь вглубь, но не дал исцеления. И вот майор, истерзанный сомнениями, набирает телефон клиники и…

Конечно, Девяткина можно вылечить от сифилиса. Почему бы и нет? Впрочем, возможно он страдает не сифилисом, а кожной болезнью или гепатитом, одно другого не лучше. Тогда Басов сможет рассчитывать на ответную любезность.

* * *

Теперь Басов, считавший себя тонким знатоком не только человеческих болезней, но и людских душ, был неприятно удивлен и смущен свой оплошностью. И не мог скрыть разочарования.

– Я так понял, что вам требуется помощь по медицинской части, – он откашлялся в кулак. – Я подумал что… Подумал что ваш вопрос как бы не по работе. Что это личный, так сказать, вопрос… Сугубо личный.

На губах Девяткина заиграла змеиная улыбка. Он глядел на Басова насмешливо и снисходительно. Так, будто читал его мысли, словно раскрытую книгу. Если бы вчера он сказал о цели своего визита, то врач первым делом позвонил бы Дробышу. А потом по его команде уничтожил медицинскую карту Инны или вырвал оттуда некоторые страницы, представлявшие интерес для следствия. Взгляд Девяткина говорил: дурачок ты бестолковый. Я за свою жизнь и не таких хитрых ребят причесывал.

– Вы ошиблись, Олег Михайлович. Мой вопрос как раз по работе. Итак, дочь Дробыша лечили у вас?

– Я наведу справки.

– Так вы лично с Дробышем не знакомы?

– М-мм… Знаком, почему же нет, – завертелся в кресле Басов.

– А его приемную дочь помните?

– Кажется, припоминаю, – Басов продолжал вертеться на стуле. – Очень симпатичная девочка. И воспитанная. Хотя в наше время хорошее воспитание скорее порок, чем добродетель.

– Мне нужна медицинская карта Инны Дробыш, ее прежняя фамилия Осипова. Девочке около шестнадцати лет. Она пропала без вести и находится в розыске.

– Вот как?

– Есть предположение, что в ту роковую ночь, когда Инна исчезла, она из окна своей комнаты видела сигнал. Ей посветили фонариком от ворот усадьбы или автомобиль мигнул фарами. Дом и ворота разделяют сто с лишним метров. Ночь была ненастная, дождливая. Даже если пользовались мощным фонарем, сигнал мог заметить только человек с хорошим зрением. По словам приемного отца, Инна на зрение не жаловалась.

– Зачем отцу врать?

– Но если верить тетке Инны, девочка не могла, например, смотреть кино или телевизор без очков. Мне надо знать точно, какое зрение было у девочки.

– Что ж… Только сделайте официальный запрос. Мы изучим все документы, я лично переговорю с окулистом, который наблюдал Инну и тогда…

– Мы сделаем проще: я посмотрю медицинскую карту и… И вопрос будет закрыт прямо сегодня.

– Послушайте, господин Девяткин, есть такое понятие: медицинская тайна, – Басов завертелся на стуле еще живее. – Я не могу показывать постороннему человеку, пусть даже сыщику, врачебные записи. Надеюсь на ваше понимание.

– И напрасно надеетесь. Об этом я предупреждаю официально. А вы, кажется, именно это хотите сделать – помешать моей работе. Сейчас я свяжусь с отрядом полиции особого назначения. Попрошу силовой поддержки. Эти ребята быстро найдут карту. И еще: у меня есть приятель на телевидении. Репортаж об этом событии попадет в вечерние новости. После такой рекламы ваши клиенты уже завтра побегут отсюда как тараканы. Ну, теперь ваш ход.

– Давайте решим все мирным способом, – Басов с усилием улыбнулся. – Действительно, дело-то пустяковое. Зрение девочки…

Он подошел к столу, снял телефонную трубку и отдал распоряжения принести из регистратуры карту Инны Дробыш.

Глава седьмая

Девяткин осилил три четверти медицинской карты Инны Осиповой, заведенной около пяти лет назад. Потом выкурил сигарету и снова принялся за чтение.

За пять лет Инна трижды проходила здесь полное медицинское обследование, не выявившее патологий или серьезных болезней. Из записей врача окулиста явствует, что во время первого осмотра, у девочки было минус одна и восемь десятых единицы. Во время последующих двух посещений, в прошлом и позапрошлом году, дефекты зрения не обнаружены. Басов просмотрел записи врача окулиста и сказал:

– Такое бывает и довольно часто. В юности многие люди страдают близорукостью. Но впоследствии зрение нормализуется. Иногда для этого нужно пройти курс лечения. Иногда все происходит само. Вот и ответ на ваш вопрос. Если я непонятно объяснил, можно позвать окулиста.

Девяткин снова углубился в чтение. Попадались термины, которые он не знал, но общий смысл был понятен. Девяткин выкурил еще одну сигарету, перевернул последнюю страницу, а затем сидел, обдумывая прочитанный текст. Два года назад, когда Инне едва исполнилось четырнадцать, ее осматривал гинеколог, он сделал заключение, что девочка беременна. Была сделана операция по прерыванию беременности. Такая же операция прошла год спустя.

– Два года назад Дробыш сам привез девочку на аборт? – спросил Девяткин.

– М-м-м…

– Обещаю: Дробыш не узнает ничего.

– Я не помню всех обстоятельств той истории, – Басов хотел соврать, но не рискнул. – Он позвонил мне и сказал, что его дочь играла в любовь с одним молодым человеком. И возникла нежелательная беременность.

– А второй раз?

– В следующий раз, год назад, он не стал ничего объяснять. Помню, девочка была подавлена происходящим. Она была бледной, испуганной. Дробыш привез ее рано утром. И забрал вечером того же дня. Ну, когда все сделали. Я сам проследил, чтобы все было… Ну, чтобы все было, как надо.

– Инна что-то рассказывала о своей беременности?

– Ни слова. Она была бледная, совсем прозрачная. От еды отказывалась. Ей сделали укол, она почувствовала себя лучше. Поймите, нельзя было оставлять эту беременность. Женщина, мать, которая сама еще ребенок – это нонсенс. И все было по закону. В таких случаях, ну, когда беременеет девочка, не достигшая совершеннолетия, требуется разрешение родителей, чтобы сделать аборт. А Дробыш отец Инны, самый близкий родственник.

– Вы имели право обратиться в органы опеки и попечительства. Завели бы дело, которое имело шансы дойти до суда. И Дробыша лишили бы родительских прав.

Разволновавшись, Басов порывисто поднялся из-за письменного стола. Он расслабил узел галстука, будто ему стало трудно дышать.

– К чему вы все это говорите? Слушайте, вы же сами знаете, что ваши рассуждения – это чистая теория. В жизни все по-другому. Эти несчастные органы опеки и попечительства Дробыш просто купит. За ту мелочь, что таскает в своем бумажнике. И родительских прав его никто не лишит. А меня, если бы я только обратился в полицию или еще куда… Меня бы Дробыш просто по стенке размазал.

– Жизнь покажет, кто кого, – сказал Девяткин.

Он сказал, что заберет с собой медицинскую карту Инны, заполнил бумаги и попросил пригласить двух понятых, чтобы они подписали протокол изъятия.

* * *

Утром Дима Радченко был первым человеком, кто вошел в кабинет хозяина юридической конторы. Присев к приставному столику, Радченко открыл рот и изложил все случившееся вчерашним вечером. Полозов побледнел и отодвинул чашку с кофе. Минуту он сидел молча, будто ждал, что собеседник рассмеется и объявит, что его рассказ всего лишь шутка. Глупая, неуместная, но все-таки шутка. Но Радченко молчал. Тогда Полозов поднял трубку и попросил секретаря созвониться с клиентом и перенести переговоры на завтра. Закончив с этим, сказал:

– Дима, я относился к тебе, как к сыну. Но ты подставил меня самым чудовищным диким способом. Впрочем, сейчас разговор не обо мне… После того, что случилось, ты уже не можешь оставаться адвокатом. Придется уйти из профессии, потому что ты непригоден для этой работы. Да, профессиональная непригодность… Это про тебя. Понимаешь ли, есть адвокатская этика…

Полозов поднялся из-за стола, потому что во время трудных разговоров предпочитал оставаться на ногах. Он сказал, что есть неписаные законы, есть кодекс юриста, есть ответственность перед клиентом, о которой Радченко знает не хуже его. Адвокат не должен вмешиваться в дела клиента. Он не должен спрашивать клиента, виновен он или не виновен.

Полозов сказал, что из этой ситуации есть только один выход. Он обязан написать представление в Московскую коллегию адвокатов. Должен сообщить о случившемся коллегам. Пусть решают вопрос с Радченко. Но уже сейчас можно сказать, каким будет это решение. Радченко лишится адвокатской лицензии. Навсегда. Ему не на кого обижаться, некого винить кроме себя самого.

Радченко совершил проступок, которому нет оправдания и прощения. Все жизненные победы, все достижения, все выигранные в суде дела, честолюбивые надежды, карьера – теперь оказались на свалке. Радченко занял достойное место среди неудачников, среди людей, ни за грош погубивших себя, свою жизнь, будущее. А семья, жена, ребенок… Наверняка о них просто не было времени подумать. И о Полозове, сделавшем для молодого юриста столько добра…

После того, что случилось, он может посоветовать своему бывшему подчиненному поскорее собрать вещи и освободить стол. А затем освободить дорогущую дачу, которую он снимает на все лето, распродать коллекцию мотоциклов, поменять дорогую квартиру на дешевую. И начинать поиски работы.

В принципе, Радченко, человек физически здоровый, он может заняться чем угодно. Можно пойти в дворники. Говорят, им прибавили зарплату. Пока есть две крепких руки, себе на пропитание он заработает. Разумеется, красавица жена не станет делить судьбу с неудачником. С этой потерей придется смириться. Друзья тоже останутся в прошлой жизни. У Радченко появятся новые друзья, собутыльники, дешевые женщины, низменные страсти. Жизнь войдет в колею и покатится вниз под горку.

Полозов тяжело рухнул в кресло. Он замер и минуту сидел с закрытыми глазами. Радченко молча смотрел в окно, ожидая решения своей судьбы. Полозов человек влиятельный, со связями. Ему по силам поднять человека, а потом столкнуть с высоты вниз. На ту свалку, которую он помянул в разговоре.

Полозов ожил, зашевелился:

– Кто знает об этой истории кроме меня?

– Только девчонка и я. Вчера после езды на мотоцикле она была в полуобморочном состоянии. Она запомнила только мое имя. Я привез ее в Москву на попутных машинах. Последний раз мы сели в такси на городской окраине. И вышли из машины за два квартала до места.

– Девочка запомнила твою внешность.

– Это ничего не значит, – сказал Радченко.

– В ресторане тебя видели люди Дробыша.

– Фотографии у них нет. В Москве сто тысяч мужчин подходят под мое описание.

– А мотоцикл?

– На нем не было номеров. Эта ниточка никуда не приведет.

– Инна ночевала в квартире на Волгоградском проспекте, – хмыкнул Полозов. – Эта квартира принадлежит моей фирме. Как ты знаешь, там проходят конфиденциальные переговоры. Девочка запомнила адрес.

– Но никому ничего не скажет.

– А учитель?

– Учитель погиб. Вчера вечером из ресторана «Бриз» в местную больницу привезли человека с множественными травмами головы. Точнее, Наумов скончался в машине «скорой помощи».

* * *

Полозов вызвал Радченко через два часа. Шеф был мрачен и деловит.

– Я кое-что прояснил за это время, – Полозов неторопливо набил трубку табаком. – Есть информация, что господин Дробыш сейчас пребывает в скверном настроении. Сотрудники его службы безопасности ищут человека, сходного с тобой по описанию. И, разумеется, девочку. В поисках будут задействована не только личная гвардия Дробыша. Но и полицейские, уголовники и вообще все граждане, способные принести какую-то пользу. Покойный учитель умел прятаться. Он подготовился к этой операции, просчитал все ходы. Его хватило на неделю. Тебя найдут быстрее.

– Нет ведь никаких данных…

– Я не знаю, как станут действовать люди Дробыша. Я бы начал с любителей езды на двух колесах. В Москве не так много людей на «харлеях». А байкеры – это одна шайка. Все друг друга знают.

– Но у меня есть идеи… Можно уехать хоть сейчас.

– Не фантазируй. Не в моих правилах заниматься благотворительностью в ущерб собственным интересам. Но я нарушу правила. Тебя и эту девочку надо спрятать, чтобы выиграть время. А время нужно для того, чтобы решить: что делать дальше. Я стану участвовать в этой авантюре только в том случае, если ты согласишься слушать меня так, как в армии рядовой слушает генерала. Если это условие тебе не нравится, можешь встать и закрыть за собой дверь.

– Я останусь.

– Тогда так. Тебе вместе с девочкой придется уехать из Москвы. Через пару месяцев, когда Инне исполнится шестнадцать, она вступит в права наследования. И передаст все деньги на благотворительность или еще куда. Это не важно. Главное, она останется бедной девочкой, с которой Дробыш ничего не сможет взять. Таким образом, проблема будет решена. И Дробыш прекратит ее преследовать. Потому что в этом не будет никакого смысла.

– То есть?

– Твоя задача – оберегать Инну до того дня, пока она не вступит в права наследства. Ты справишься, если действовать правильно. Будем исходить из того, что все обстоятельства будут складываться не в нашу пользу. В Москве оставаться нельзя. Питер и другие крупные города не подходят.

– Может быть, забраться в самую глушь….

– Где тебя и похоронят. Все варианты, лежащие на поверхности, – это ерунда. Дробыш не глупей нас с тобой. Он просчитает все за минуту. Европа слишком маленькая. Там трудно прятаться. И русских там до черта. А каждый русский может стать потенциальным информатором Дробыша. Америка – лучший из вариантов. У тебя открытая виза, у девчонки тоже есть американская виза. Я сейчас же закажу билеты и отправлю за ними водителя. Вылет в полдень, я уже узнавал.

– Но несовершеннолетней не позволят выехать из страны, если к паспорту не прилагается официальное разрешение ближайших родственников. То есть самого Дробыша. И еще. Если несовершеннолетний гражданин выезжает за границу больше, чем на три месяца, нужно заверить документ у юриста.

– Ты хватаешь мысли на лету. Именно так – Дробыш должен дать разрешение на выезд девочки из страны. А такого разрешения он не давал. Поэтому он не станет искать вас там, где вас просто быть не может. Ты получишь такое официальное разрешение. На бланке одной нотариальной конторы, которая на самом деле уже полгода как ликвидирована. Ну, за разные злоупотребления. А у меня осталось несколько бланков и печать. Образец подписи Дробыша тоже есть. Завтра ты с Инной пройдешь регистрацию в аэропорту и улетишь.

– Я бы своими силами…

– Покуда не уляжется пыль, надо спрятать твою жену и ребенка. Они должны находиться в безопасном месте, но никаких контактов ты с ними поддерживать не будешь. Ни слова, ни звука. Именно в этом гарантия того, что ты не наделаешь новых глупостей. Единственное, что смогу обещать: твой ребенок и жена окажутся в надежном месте.

– Я смогу попрощаться с ними сегодня? Пять минут…

– Исключено. С этого момента никаких контактов. Я созвонюсь с Галей, встречусь с ней где-нибудь в городе. Я скажу, что ты попал в трудное положение… Найду, что сказать. Далее… За океаном ты должен соблюдать простейшие меры предосторожности. Не расплачиваться банковскими картами и чеками, только наличными. Не бронировать номера в гостиницах на свое имя и так далее. По возможности избегай районов, где живут русские. Помни: до Америки всего двенадцать часов лету. И в паспортах у людей Дробыша тоже есть американская виза.