Электронная библиотека » Андрей Троицкий » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 17:01


Автор книги: Андрей Троицкий


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава седьмая

Телефон ожил после обеда, ожил, и уже звонил не переставая. Девяткин едва успевал назначать встречи абонентам. Первым посетителем оказался директор музыкального магазина Вельдман. Он долго рассматривал милицейское удостоверение Девяткина, решая, стоит ли вести откровенные разговоры с этим человеком. Наконец, приняв положительное решение, директор вытащил из кармана районную газету с фотографией Тимонина, развернул её. И с силой ткнул пальцем в портрет своего обидчика. Палец насквозь продырявил газетную страницу

– Сукин сын, – сказал Вельдман, скомкал газету и бросил бумажный мусор в корзину. – Он просто натуральный псих. Самый психованный из всех психов вместе взятых.

Директор пришел сюда не за обещанным вознаграждением, не за деньгами. Ему не нужны были слова утешения или сочувствия. Он жаждал только одного – мести. Вельдман отказался присесть на стул, он так волновался, мысленно переживая прошлые страхи, что вел разговор стоя. Говорил с нутряным присвистом, задыхаясь, как астматик во время приступа.

– Этот человек пришел в мой музыкальный магазин. Сперва играл на рояле и пел песни. Да, представьте себе: пел песни. А потом избил всех служащих и разнес все вокруг. Молотком размолотил коллекционный рояль.

Директор погладил рукой огромную шишку на лбу, похожую на синеватый рог. Эту травму оставил вертящийся табурет, запущенный Тимониным в директорскую голову.

– Сволочь, он уничтожил магазин, главное, рояль раскурочил, – сказал директор. – Просто-таки меня разорил, по миру пустил. Рояль, который его мизинца не стоит… Боже мой. Это даже не музыкальный инструмент, а произведение искусства, исторический памятник. Если бы вы знали, каких сил, каких трудов стоило мне его достать.

Когда Вельдман произносил слово «рояль», он всякий раз хватался за сердце, щупал пальцами левую половину груди и едва слышно постанывал. На веках закипали слезы, готовые скатиться вниз по розовым щекам.

– Ничего, – утешил Девяткин. – Не расстраивайтесь. Рояль – это все лишь рояль. Не больше и не меньше. Все хорошо, что хорошо кончается.

– Вы смеетесь? – в глазах Вельдмана стояли слезы. – И это, по-вашему, хорошо?

– Разумеется, – кивнул собеседник. – Ваша голова осталась на плечах, вы живы и даже не очень пострадали, если не считать шишки на лбу. А ведь вы встретились с очень опасным человеком. Скажу по секрету: когда он служил в Афганистане, то собрал большую коллекцию душманских ушей. Отрезал их и сушил на веревочке.

– На веревочке?

– Вот именно. Одно время пытался собирать скальпы, но они долго не хранились, невыделанная кожа расползалась. И он бросил это занятие. Ваши красивые уши, а то и скальп, могли бы пополнить его собрание. Возможно, у него не оказалось под рукой ножа, чтобы отрезать уши или ещё какой-нибудь жизненно важный орган.

Вельдман потрогал уши, решив, что рояль роялем, но иметь вместо родных ушей целлулоидовые протезы на крючках, жить с ними, пристегивать по утрам и отстегивать на ночь… Нет, такая музыка не для него.

– Кстати, у этого человека есть ещё одно хобби.

– Какое? – заинтересовался Вельдман.

– В прежние времена ради удовольствия он ломал людям ноги. Возможно, он просто вас пожалел. Проявил милосердие.

– И это милосердие? – директор показал пальцем на синий рог. – За такое милосердие убивать надо.

Вельдман покинул гостиничный номер, недовольный состоявшимся разговором. Этот мент заступается за матерого преступника. Такое впечатление, будто он в коллегию адвокатов записался, а не в милиции служит. Саша Боков, во время разговора тихо сидевший в уголке, подал голос.

– Лично я в эту сказку не верю, – сказал он. – Ну, что Леонид Степанович разгромил музыкальный магазин, кого-то там избил и молотком уничтожил коллекционный рояль. Тимонин человек высокого полета. Не того масштаба личность, чтобы погромы устраивать. Вероятно, хулиган был очень похож на Тимонина. Этот чертов еврей просто обознался.

– Возможно, – кивнул Девяткин, рассказ Вельдмана и его поставил в тупик. – Действительно, как-то это все сомнительно. Но совпадений слишком много.

* * * *

Другие посетители разочаровали Девяткина. Приходили два пьянчужки, которые утверждали, будто видели Тимонина на улице возле продуктового магазина «Астар». Якобы Тимонин купил им две бутылки белой, но пить водку не стал, просто ушел неизвестно куда. Эта информация ничего не давала Девяткину. Он выпроводил собутыльников, сунув им мелочь на пиво.

В середине дня в гостиничный номер вошла женщина средних лет с расцарапанным носом и щеками. Царапины не мог скрыть даже толстый слой пудры. Курляева, как и директор музыкального магазина Вельдман, пришла не за деньгами, а за справедливостью.

– Да, он по виду приличный человек, – сказала Курляева. – Ему не нужно подкладывать в трусы пару носков, чтобы выглядеть настоящим мужчиной. Но в душе этот ваш Тимонин – настоящая свинья.

Сделав это заявление, она коротко пересказала обстоятельства знакомства с Тимониным в ресторане «Интуриста». Однако утренние события, осветила скупо, замолчав, по собственному мнению, непристойные подробности происшествия.

– Он бросил мне в лицо кота, – сказала Курляева. – И ногой пнул несколько раз. А потом ушел. Все произошло неожиданно. Он взорвался, как вулкан.

– Что-то предшествовало этому взрыву? – Девяткин кусал кончик ногтя.

– Все было спокойно. Он сидел в кресле и смотрел телевизор. Я предложила ему… Ну, предложила чаю выпить. А он вдруг подскочил, как ужаленный, и запустил мне в лицо котом. А потом ногами стал пинать…

– Вы обратились в милицию?

– Тогда мне было не до этого. Я была слишком взволнована, оскорблена в лучших чувствах. А сегодня увидела объявление в газете. И подумала: этот человек опасен. Встретиться с вами – мой долг.

– Тимонин не поделился своими планами? Не сообщал, что он собирается делать в ближайшее время? Возможно, он называл города или населенные пункты, куда хочет отправиться.

Курляева наморщила лоб и долго смотрела в окно.

– Нет, не припоминаю.

После того, как Зинаида Львовна, избитая и совершенно голая оказалась на лестнице своего подъезда, в её жизни произошли важные подвижки. Курляева в течение одного дня подыскала вариант обмена своей квартиры на квартиру меньшей площади в другом районе. Она поклялась себя больше никогда не ужинать в ресторане гостиницы «Интурист».

И, наконец, вчера вечером Зинаида Львовна нанесла визит заезжей гадалке и предсказательнице, приехавшей в Сергиев Посад на летние гастроли из Москвы. Предсказательница погадала на будущее, используя стеклянный магический шар и традиционные карты, чем успокоила душу бедной женщины. Гадалка напророчила, что в самом скором времени Курляеву ожидают радикальные перемены в личной жизни. Зинаида Львовна выйдет замуж за большого, знаменитого человека. Киноартиста или даже богатого еврея.

Ну, пусть до таких высот не дотянуться. До артиста или богатого еврея, как до звезды из другой галактики. Но вот торговец подержанными велосипедами Хомяков, с которым Зинаида Львовна свела знакомство на оптовом рынке, вчера позвонил и предложил встретиться в неформальной обстановке. Хомяков – кадр перспективный. Он вполне сотоятельный человек, а не какой-нибудь жалкий импотент без жилплощади.

– Так, значит, Тимонин провел ночь в вашей постели?

– Именно провел, то есть проспал, – подтвердила Курляева. – Накануне он сказал, что не сможет, так сказать, играть на скрипке. И сдержал свое обещание. Понимаете, о чем я говорю? Он был мертвецки пьян. Но, тем не менее, разговаривал во сне, не дал мне глаз сомкнуть.

– И о чем же он во сне разговаривал? Возможно, назвал какие-то имена?

– Только сейчас вспомнила, он упоминал какого-то дядю Колю. И раз пять обещал ему, что все будет пучком. И еще… Он говорил, что Черниховка не место для приличного человека. Так и сказал. Черниховка – это дыра в жопе.

– Черниховка? Вы не ошиблись?

– На провалы в памяти не жалуюсь, – Курляева поджала губы. – Я в торговле работаю и вся бухгалтерия у меня вот тут, в голове. Память – дай Бог всякому.

Девяткин проводил даму до выхода из гостиницы, вернулся в номер. Боков сидел в уголке и курил. Девяткин вытянул из пачки сигарету, сел рядом с молодым помощником.

– Ты слышал когда-нибудь о дяде Коле? Или о Чениховке?

– Первый раз слышу от этой бабы с бешенством матки. Настоящая сдвинутая на сексе нимфоманка: «Он сказал, что не сможет играть на скрипке». Тьфу, какое дерьмо. Грош цена словам этой сучки недотраханой.

– Для сына знаменитого переводчика ты слишком образно выражаешься.

– Называю вещи своими именами.

– И тем не менее. Немедленно обследуй все здешние киоски, достанешь подробную карту района и области. Плюс карты прилегающих областей. Что-то мне подсказывает: эта Черниховка – не пустой звук. И в Сергиев Посад Тимонин приехал неспроста.

Боков поднялся с видимой неохотой. Но ходить далеко не пришлось: все карты имелись в продаже в ближайшем книжном магазине.

* * * *

Казакевич не мог сидеть без дела. Не осталось и толики терпения, чтобы просто ждать вестей от Бокова. И вообще наивно рассчитывать, что мент Девяткин на блюдечке принесет адрес, по которому скрывается Тимонин. Надо действовать самостоятельно, а не надеяться на подачки судьбы.

Казакевич заперся в кабинете, положил перед собой чистый лист бумаги и попытался составить список людей, у которых мог отсиживаться Тимонин. Ничего из этой затеи не получилось. Страницу украсило лишь одно имя: Ада Пертовна Яхонтова. С этой женщиной у Тимонина был бурный романчик. Пару раз Тимонин приглашал Казакевича на квартиру своей пассии.

Где– то год назад любовники расстались. Когда за рюмкой водки Казакевич спросил Тимонина о причинах разрыва, тот ушел от ответа, лишь тень на плетень навел. Мол, разбилась голубая чашка. Что за чашка? И почему она разбилась? Подробности Казакевич так и не вытянул.

Но после разрыва с Яхонтовой Тимонин, кажется, не завел новую интрижку на стороне. Казакевич, менявший женщин часто, даже слишком часто, не понимал странного аскетичного поведения Тимонина. Зачем зарабатывать деньги, если ты не умеешь их тратить? Даже любовницу приличную не имеешь, не говоря уж об остальном…

И вот теперь имя Ады Михайловны всплыло в памяти.

Казакевич не стал строить хитроумных планов. Он предпочитал действовать просто, прямолинейно. Год назад Яхонтова работала в какой-то фирме, брала переводы технической литературы на дом. Скорее всего, она и сейчас, обложившись словарями, сидит за столом. Полистав телефонную книжку, Казакевич набрал нужный номер. Когда Яхонтова взяла трубку, он представился, сказал что есть очень важный совершенно неотложный разговор. Надо бы немедленно встретиться. Кажется, Яхонтова была заинтригована.

– Что ж, приезжайте, – сказала она. – Адрес не забыли?

– Как можно забыть ваш адрес? – Казакевич расплылся в улыбке.

Через пару часов он оказался в районе Чистых Прудов. Купив большой букет белых гвоздик, поднялся на последний этаж дома старой постройки, надавил кнопку звонка. Яхонтова провела Казакевича в большую комнату, усадила в кресло. Поставила перед гостем чашку кофе и вазочку с пирожными.

– Так что случилось?

– Леня пропал, – вздохнул Казакевич. – Вышел из машины, сказал, что вернется через пять минут. Но не возвращается уже вторую неделю. Я с ног сбился. Подумал, может, вы что-то знаете. Может, он звонил?

Яхонтова не смотрела в глаза собеседнику. У этой женщины какой-то странный ускользающий взгляд. Будто она врет даже тогда, когда говорит правду.

– Последний раз Леня звонил мне накануне Нового года, – сказала Яхонтова. – Поздравлял. Хотел заехать с подарком. Но я решила: раз все кончено, значит, кончено. Тогда у меня появился другой мужчина. Но подарок он все-таки прислал.

Яхонтова подняла палец и показала на люстру. Казакевич задрал голову кверху. Да, дорогая, даже уникальная вещица. Люстра сделана из чистого серебра и представляет собой плетеную корзину с вытянутыми по сторонам хрустальными рожками.

– Значит, он не звонил? – повторил вопрос Казакевич.

Яхонтова отрицательно покачала головой. Она водила взглядом по сторонам. И, несмотря на видимые усилия, о Тимонине она не могла говорить спокойно. Яхонтова поднялась с кресла, встала у обеденного стола, сплела руки на груди.

– Леня никак не мог решиться на важный шаг, не мог расстаться со своей Ириной, – продолжила Ада Михайловна. – Что ж, я его за это не осуждаю. Это его решение. А я уже ничего не ждала.

Врет, – решил Казакевич. Определенно врет. По глазам заметно, по этому взгляду, раскосому, блуждающему по углам комнаты, по стенам, по потолку. Или не врет? Черт этих баб угадает.

– Я вас понимаю.

Казакевичи одним глотком выпил кофе и встал с кресла. Он подошел к женщине, взял её за плечи, как добрый утешитель, как друг. Иначе этот жест не истолкуешь.

Коротко размахнувшись, Казакевич ударил Яхонтова кулаком в лицо. Когда та отлетела в угол комнаты, прошел в прихожую, впустил в квартиру ждавших на лестнице трех азербайджанцев. Он показал пальцем на лежавшую в углу комнаты женщину.

– Начинайте.

* * * *

Вперед выступил бригадир Валиев. Он встал на колени перед Яхонтовой. Бритая налысо голова бригадира отразила свет коллекционной люстры. Он стянул с женщины джинсы и трусы. Помощники сорвали темную майку и бюстгальтер. Веревками привязали руки к батарее отопления, а щиколотку левой ноги к серванту.

Яхонтова пришла в себя, закричала. Она пыталась отбиться от мужчин одной свободной ногой. Азербайджанцы смеялись. Валиев сходил на кухню принес длинный провод от электрического чайника. Усевшись на диван, он удалил обмотку с конца провода. Затем надел прорезиненные перчатки, закрывающие предплечья по самые локти. Он встал на колени и вставил штепсель в розетку.

– Раздвигай ей ноги, – скомандовал Валиев.

Казакевич сидел в кресле и задавал вопросы. Яхонтова скрипела зубами, до крови кусала губы и извергала потоки ругательств.

– Ублюдки, твари. Не трогайте меня… Господи… Господи, что вы делаете, твари? Ублюдки…

Казакевич не боялся шума и криков. На площадке кроме двери Яхонтовой ещё одна дверь. Проверено, что нижние соседи в отъезде. Дом старой постройки, с толстыми стенами и межэтажными перекрытиями. Тут хоть спевку хора имени Пятницкого устраивай, едва ли кто услышит.

Разумеется, Казакевич предпочел бы не смотреть на истязание женщины. Он не садист и не поганый извращенец, он не ловит кайф от таких зрелищ. Но присутствие Казакевича было более чем желательно. Азербайджанцы не знают всех нюансов дела. Они могут не придать значения словам Яхонтовой, неправильно их истолковать.

Яхонтова тонко вскрикивала, дергалась от ударов электротока.

– Сволочи, я беременна. Я на четвертом месяце. Грязные азерботы. Суки поганые.

– Ты беременна, – обрадовался Валиев. – Это хорошо. Ну, это хорошо… Умница, что сказала.

Он отволожил в сторону электропровод, на карачках подполз к Яхонтовой, низко наклонился над ней. И взасос поцеловал в губы.

– Поганая тварь, – плевалась словами Яхонтова. – Что б твоей матери руки оторвало. И ноги. И то место, которым она тебя, срань такую, рожала.

Валиев стал давить коленом на живот Яхонтовой. Что-то хрустнуло. Через две-три минуты в уголках рта закипела малиновая пена. Яхонтова больше не ругалась, она тяжело с хрипотцой дышала, будто в груди насверлили дырок. Выплевывала на голую грудь розовую мокроту.

– Переверните её на живот, раздвиньте ноги и так держите, – приказал Валиев.

Стоя на коленях, он расстегнул ширинку и спустил штаны.

Казакевич прикрыл глаза ладонью. Но не смог усидеть на месте, вышел из комнаты, прошел по длинному коридору, сел на бортик ванной. Лишь бы сейчас не блевануть. Попив холодной воды из крана, стал с усилием сглатывать вязкую солоноватую слюну, стараясь вспомнить о посторонних приятных вещах.

«А эта Яхонтова, наверное, в постели ничего, – думал Казакевич. – Такая миниатюрная женщина. Приятно её повертеть, такую горячую. Темперамент выдает румянец на впалых щеках. Тимонина можно только поздравить с находкой».

Казакевич тут же поправил себя. Поздравлять Тимонина уже не с чем. Сейчас Яхонтова не в форме, в таком виде она не нужна пьяному извозчику, и никогда уже не будет никому нужна. Если даже оставить её в живых, жалкий огрызок жизни Яхонтова проведет в инвалидной каталке.

Тошнота немного отступила. Казакевич с наслаждением вздохнул полной грудью, достал из кармана сигареты. Он сознательно тянул время, в комнату возвращаться не хотелось. Сюда в ванную доносились слабые стоны и невнятное бормотание. Яхонтова уже не могла говорить. Бесполезная жертва, бесполезная мучительная смерть.

Казакевич вышел из ванной, встал в дверях комнаты.

– Все, хватит. Кончайте с ней.

– Понял, – Валиев подтянул штаны, застегнул ширинку.

Один из его помощников выдернул вилку из розетки. Просунув оголенные провода глубоко в горло женщины, он обмотал нижнюю челюсть клейкой лентой. Затем снова сунул штепсель в розетку. Запахло паленым мясом. Голое тело изогнулось в дугу, вытянулось во всю длину, снова изогнулось. Мелко задергалось. Затряслась посуда в серванте.

Казакевич отвернулся, к горлу опять подступила тошнота.

– Я ухожу, – Казакевич сел на табурет и стал зашнуровывать ботинки. – Избавьтесь от трупа, уберите тут все, чтобы чисто было. Она должна просто исчезнуть. Ясно?

– Так точно, – отрапортовал Валиев.

Помощник бригадира, молодой парень с красивыми вьющимися волосами, полез в спортивную сумку, достал ножовку и сапожный нож. Когда Казакевич закрывал за собой дверь, помощники Валиева уже волокли тело Яхонтовой в ванную комнату.

Казакевич, не заезжая в офис, отправился домой. Там его ждал брат жены Петр, дремучий провинциал из Тюмени. Родственник владел несколькими строительными фирмами, получал за взятки хорошие подряды, но в Москве ориентировался, как слепой котенок в чужом доме. Казакевич обещал показать Пете вечернюю Москву.

– Что-то ты бледный, – Петр похлопал Казакевича по плечу. – Устал?

– Устанешь тут, – пожаловался Казакевич. – Но наша договоренность в силе. Я вызвал машину. Сейчас покажу тебе места, где можно вкусно пожрать. И дешево потрахаться.

* * * *

Поездка на угнанных «Жигулях» оказалась не самым приятным путешествием в жизни Тимонина. Он хорошо запомнил дорогу на Черниховку и теперь находил путь без помощи карты. Однако над горизонтом стелился голубоватый дымок, в горле першило.

Сам не зная того, Тимонин гнал машину прямиком в эпицентр лесного пожара, бушующего третью неделя на границе Тверской и Московской областей. Огонь захватил площадь в шестьдесят гектаров и продолжал поедать лес и торфяные поля. Съехав с асфальтовой трассы на двухрядную асфальтовую дорогу, Тимонин прибавил газу. Впереди километров пять приличного асфальта, а дальше грунтовка, на которой «жигуль» не разгонишь. Впрочем, гнаться не за кем, да и видимость из-за дыма неважная.

Тимонин издалека заметил «Москвич» дорожно-постовой службы, стоявший поперек пустой дороги, двух милиционеров, расхаживавших по обочине. Несколько мгновений Тимонин боролся с соблазном сделать быстрый разворот на сто восемьдесят и рвануть в обратную сторону. Он соображал слишком долго, драгоценное время для поспешного бегства было упущено. Черт с ним, решил Тимонин, раз бумажник с деньгами оттягивает карман пиджака, к чему бегать от милиции?

Старший по званию лейтенант Лыков шагнул на проезжую часть, сделал отмашку полосатым жезлом. Тимонин затормозил, «Жигули» остановились в двух метрах от лейтенанта. Лыков подошел к машине, наклонился к водителю. Тимонин опустил стекло. Милиционер не почувствовал водочного духа, исходившего от Тимонина, спиртовые пары почти без остатка поглощал едкий дым, который к вечеру сделался ещё гуще, ещё тошнотворнее.

– Вы видели щит на повороте? – спросил лейтенант.

– Видел, – кивнул Тимонин.

– А надпись прочитали?

– Надпись? Не прочитал, – признался Тимонин. – Быстро ехал.

– Надо читать такие вещи, – вздохнул Лыков. – Для вас же, для водителей поставили щит, а вы не читаете. Пожары… Во всех газетах только об этом и пишут.

В эту секунду Тимонин дыхнул в самый нос склонившегося над ним лейтенанта, но тот снова не услышал перегарного духа. Лыков простоял на развилке дорог уже пятый час, неукоснительно выполняя инструкцию: выезд в район закрыт для всех, кроме служебных автомобилей с разрешениями, оформленными в администрации области, выезд – будьте любезны. От жары, духоты и дыма голова кружилась, сдавливало металлическим обручем виски. «Блин, ещё пару дней на этом посту, и я тут стану законченным токсикоманом или просто сдохну», – думал Лыков.

Кроме того, мысли милиционера были далеко от его поста. Лыкова больше занимали перипетии семейных неприятностей, свалившихся на его голову. Неделю назад от лейтенанта к повару коммерческого ресторана ушла любимая жена, забрав с собой единственного ребенка и кое-что из имущества. И теперь, на этой пустынной дороге в обществе туповатого сержанта Захаренко, Лыков чувствовал себя всеми брошенным и одиноким, как банный лист на чужой голой заднице.

– Вот как? – переспросил Тимонин. – Пожары?

– Горят значительные лесные массивы. Администрация запретила въезд на данную территорию частных автомобилей. Во избежании…

Лыков говорил с усилием. Ему до смерти надоело выдавливать из себя штампованные казенные фразы, втолковывая каждому тупому чайнику простые вещи: лес горит, въезд запрещен.

– Поэтому поворачивай оглобли, – закончил наставления Лыков. – И дуй отсюда пока, как говориться, трамваи ходят. Понятно?

– Понятно, – кивнул Тимонин. – Чего тут не понять? Спасибо большое. Вы, можно сказать, мне натурально жизнь спасли.

– Не за что, – козырнул Лыков. – Надо повнимательней ездить.

Тимонин полез в карман за бумажником, словно хотел тут же, на месте, расплатиться с лейтенантом за спасенную жизнь. Но в последнюю секунду решил, что платить милиционеру вообще-то не за что, служивому человеку зарплата капает. Проехав задним ходом метров тридцать, Тимонин включил первую передачу, плавно разогнался, описав дугу, объехал милицейский «Москвич» по обочине. И стремительно набрал скорость.

– Стой, – заорал Лыков, махнул жезлом и закашлялся от дыма. – Стой, тебе говорю. Захаренко, в машину.

Лыков свалился на водительское место, завел двигатель. Захаренко упал на переднее сидение, хлопнул дверцей. Лыков резко дернул машину с места, двигатель зачихал, но не заглох.

– Товарищ лейтенант, у нас горючки только на донышке бензобака, – сказал Захаренко. – Как обратно добираться будем, если его не догоним? На своих двоих?

Лыкову не хотелось соглашаться с подчиненным просто из духа противоречия, но Захаренко был прав. Возможно, первый раз в жизни сержант был прав. Бензина кот наплакал, а угнаться за новым «Жигулем» на раздолбанном дохлом «Москвиче» проблематично. Лыков затормозил. Развернул машину и поехал в обратном направлении, к дорожной развилке.

– Ладно, черт его дери, – дохав до места, Лыков резко, со злостью нажал на тормоз. – Если этому придурку охота заживо сгореть, так он на правильном пути. Прямо в крематорий едет. Ну, а если вернется этот гад…

– Да уж, – поддержал сержант. – Если только вернется.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации