Текст книги "Под полной луной"

Ему обещали, что он встретится с женой. Голос из магнитолы, настроенной на неизвестной частоте, не мог лгать. Это был друг, желающий помочь. Он ответил на мучавшие Виктора вопросы, рассказал о прекрасном царстве, где сейчас пребывает в покое и умиротворении его Тамара, а напоследок включил песню, под которую несчастный вдовец и его почившая супруга познакомились.

Дождь крупными каплями барабанил по металлической кровле, отстукивая в такт льющейся из колонок композиции. Ветер бился в ржавые ворота.

Виктор не хотел, чтобы песня заканчивалась, но голос по ту сторону эфира был неумолим.

– В таком случае тебе необходимо запустить двигатель, – сказал он бархатным голосом. – Энергии не хватает. У тебя старый аккумулятор.

Без лишних слов Виктор провернул ключ зажигания и завел мотор.

– Хорошо, – мягко проговорил голос, и в своем воображении Виктор увидел добрую улыбку незнакомца, – послушай еще.

ещеее… ещеее…

А на утро Миша выговаривал цифру «один». Он выглядел ужасно и чувствовал себя соответствующе. Кожу его лица стянула корка запекшейся крови, нос не дышал, а любая попытка высморкаться причиняла боль. Он полулежал на мокром и грязном матраце, подложив подушку под бок. Пытался выглянуть в окно. Но кроме верхушек деревьев и темного-свинцового неба ничего не видел. Сил практически не осталось. Последние несколько дней прошли как в тумане. Охота на мерзких тварей сменялась страхом и душевными стенаниями по возвращению. Отдых не приносил облегчения и покоя.

Раньше к Мише приходили гости, приносили еду. Интересовались его самочувствием. Жизнь текла своим чередом. Но затем посещения прекратились. Он не помнил, когда в последний раз открывалась дверь, что была врезана в стену аккурат напротив окна. Все изменилось. Но почему? Быть может, Миша слишком медленно расправлялся с тварями, и те плодились, как обезумевшие кролики. И из-за них перестали приходить гости?

Остался последний шанс, и цифра «один» говорила об этом более чем красноречиво.

Скрипя зубами, Миша сел на кровати, размял мышцы рук. Нагнулся, чтобы помассировать колени. Суставы атрофировались и сгибались с противными щелчками.

– Один, – прохрипел Миша, – остался один.

Он собирался еще немного посидеть, но не смог. Повалился на кровать, беспомощно суча руками и шумно вдыхая воздух.

В открытое окно хлестал дождь; он то прекращался, то расходился вновь. Небо опустилось еще ниже, казалось, немного и оно коснется макушек деревьев. Парализованный город выглядел удрученно. На местах игровых площадок и дорог вырастали болота; упавшие столбы электропередач и деревья перегораживали улицы; частный сектор и сады, что располагались в низинах, затопило по самые окна. По радио объявили о чрезвычайном положении, власти ввели комендантский час, но, как оказалось, это было лишним – люди и так не выходили из домов. Только при крайней нужде. В обычном режиме работали лишь бюджетные сферы и магазины, торгующие товарами первой необходимости. Для остальных начались безвременные выходные.

Жаркое засушливое лето обернулось катастрофой; природа рыдала, топя город в пресных слезах.

– Один…

Света Родионова спешила домой. Ее одежда промокла, сапоги натирали ноги. В горле у женщины саднило. Свете оставалось пройти всего пару улиц, как перед ней, пузырясь и переливаясь, поднялась гигантская стена воды. Девушка остановилась. Пакет с продуктами выпал из руки; по тротуару разлетелись яблоки и коробки с кашами, хлеб с тихим плеском упал в лужу.

Живая стена выглядела абсурдно, но устрашающе. Прошло несколько секунд, прежде чем Света осознала – дорогу перегородили именно ей. Она всматривалась в волну, поднявшуюся на добрых три метра над асфальтом, и не могла принять за действительность подобную метаморфозу природы. А в следующую секунду на «стене» проявилось лицо с безумными глазами и перекошенным от ненависти ртом. Пузыри от дождя покрывали чудовищную физиономию, будто прыщи, а еще напомнили Свете плод растения бешеный огурец, что густо опутывал забор у них на даче.

Волна двинулась на девушку с загробным гулом, но Родионова пересилила страх. Она отскочила в сторону, едва не распластавшись на тротуаре. Волна ударилась в аптечный фасад, разбилась, словно о скалу, но поднялась вновь, вибрируя и шипя от ярости.

Света, сломя голову, побежала к дому. Она уже не чувствовала холод, не обращала внимания на ледяной ветер, норовивший сбить ее с ног. Капли дождя больно хлестали в лицо, но эти проблемы казались пустячными. А позади раздавались всплески, и с каждым мгновением они становились громче; тварь, чем бы она ни была, приближалась. Еще немного и она накроет девушку и утопит в своем холодном и мокром чреве. А маленький Темочка останется дома один до завтрашнего утра, пока муж не вернется со смены. От этой мысли сердце Светы похолодело. Не замечая тупой боли в боку и жалящих водяных ос, она неслась вперед, чувствуя, что вот-вот упрется в дверь своего подъезда.

Чудовище нагоняло. Родионова спиной ощущала ледяное дыхание – не ветер, она могла в этом поклясться – что доносилось из раззявленной пасти преследователя. Еще немного, и зубы

(острые и твердые, как сосульки)

вонзятся в нежную девичью плоть.

Перед глазами встала вторая стена… на этот раз кирпичная. На ее фоне выделялся темный силуэт прямоугольника.

«Дом, подъездная дверь», – обрадовалась Света, рукой нащупав в кармане ключи.

Девушка врезалась в холодное металлическое полотно, рывками извлекая из промокших джинсов ключ.

– Давай… давай же, – цедила она сквозь зубы.

Волна подступала. Выпученные глаза размером с баскетбольный мяч взирали на попытки Светы извлечь спасительный ключ, а огромная пасть щелкала с оглушительным плеском воды.

До девушки оставалось несколько метров, когда ключ сверкнул в ее ладони. Маленький пластмассовый прямоугольник, который необходимо вставить в прорезь на дверном замке.

Заиндевевшие пальцы не слушались, тряслись, едва удерживая ключ. Времени не оставалось. Рев бурлящих яростью потоков достиг наивысшей точки, превратившись в сплошной гул.

Дождь застилал Свете глаза. Она почти ничего не видела, целилась наугад, в надежде, что когда-нибудь ключ прошмыгнет-таки в заветную прорезь. И когда волна преодолевала последние метры, из динамика домофона донеслась долгожданная мелодия…

Надрывая мышцы, девушка рванула дверь. Едва не потеряла равновесие, но не выпустила мокрую ручку. Это и спасло ей жизнь. Она буквально закинула себя внутрь и что есть сил потянула дверь на себя. В первое мгновение ей показалось, что ничего не получится – ветер не позволит так легко сбежать, вырвет с корнями металлическое полотно… и Родионова уже хотела смириться с судьбой, как раздался громкий удар магнита о металлическую пластину.

Победоносный клич чудовища сменился яростным воем. Со всего маху волна обрушилась на постылую дверь, и грохот прокатился по дому; на нижних этажах взорвались стекла, а с противоположной стороны фасада от фундамента вверх поползла тонкая кривая трещина.

Затем все стихло, лишь капли дождя, бьющие по карнизам, да воющий ветер напоминали о случившемся. Света сползла по стене, рассеянно глядя перед собой. Теперь все позади. Она справилась. Она сделала это… добралась до дома. И лишь после того, как она поднялась в квартиру, выпила сто грамм коньяка из заначки мужа, приняла душ и накормила сына вчерашними макаронами, вспомнила, где раньше видела лицо, что проявилось на преследовавшей ее живой волне.

Миша вырвался из кошмара в смятении и гневе. Он не мог поверить в случившееся: очередная (последняя) тварь оказалась проворной, ускользнула, оставила его в дураках. Мужчина попытался сесть, но не вышло. Тогда он расплакался, словно младенец, у которого отобрали любимую игрушку.

– Один. Один, – чуть слышно повторял Миша. Он подвел человечество. Теперь мерзкие создания расплодятся и заполонят планету. Он не сможет пережить такое потрясение. Из-за него пострадают невинные. Срам. Позор.

«Нет», – решил Миша после долгих и мучительных раздумий, – «так нельзя. Отсчет должен завершиться, так или иначе»…

В палате стояла нестерпимая вонь. Постельное белье скомкано, пропитано потом и мочой, матрац и подушка перепачканы кровью… и бог знает чем еще. В открытое окно врывались потоки холодного воздуха. Обреченные мухи сбивались в стайки, ожидая, когда придет пора отойти ко сну. Они вяло ползали по трупу, пируя в последний раз.

Лейтенант стоял над окоченевшим телом Миши.

– Гражданка Родионова – моя жена – узнала в нападавшем… – полицейский замолчал, не зная, как лучше выразиться, – черты лица нашего бывшего соседа, Михаила Панова. И сообщила мне об этом, а также о самом происшествии, по телефону.

Старший следователь Евсеев угрюмо стоял рядом, потупив взор, внимательно слушал лейтенанта Родионова.

– Ведь именно я был тогда на вызове и сопровождал Панова до психушки. Он утверждал, что после того, как чуть не погиб от удара молнии, в нем открылась удивительная (как выразился он) способность. Он утверждал, что во сне летал, словно ветер, над городами и лесами, а затем проливался дождем в самых отдаленных участках земного шара. Панов находился в невменяемом состоянии, поэтому и оказался здесь. Может, на самом деле в его мозгах что-то сдвинулось, открылись некие врата, и частичка воспаленного сознания обрела способность управлять эфирными волнами и природными стихиями?

– Ты че несешь? – устало процедил Евсеев. – Реально веришь, что человеческий мозг способен на такое?

– В истории есть множество примеров. Конечно, другие не обладали такой огромной силой, как, возможно, Панов, но все же… Может, нарушение психики стало катализатором его способностей. В связи с этим он сам поверил, что его потенциал безграничен, и таким образом настроил свой мозг.

– Чем он страдал?

– Я не знаю, нужно дождаться приезда его лечащего врача. Наверное, расстройством личности или шизофренией.

– Как, скажи мне, Родионов, больницу могли закрыть на ремонт, и забыть в ней пациента?

– Товарищ капитан, я без понятия. Но одно скажу: все несчастные случаи и самоубийства, произошедшие за последние дни, на мой взгляд, связаны.

– Доказательства?

– Все жертвы являлись либо ближайшими родственниками тех, кто был причастен к лечению и транспортировке Панова в лечебницу, либо непосредственно участвовали в этом. Санитары, что связали его и забросили в машину, как мешок с картошкой; врачи, что обкалывали различными препаратами; я думаю, что и медсестры каким-то образом насолили ему.

– Одиннадцать человек? Все причастные либо родственники причастных к так называемым мукам Панова? Это их фамилии нацарапаны на стене?

– Да. И моя жена должна была стать двенадцатой.

Родионов еще раз окинул взглядом тело с распухшим, вывалившимся изо рта языком. Вокруг шеи Миши была затянута скрученная в канат простыня, другим концом привязанная к душке кровати. Сам Панов висел в считанных сантиметрах от пола.

– Жесть. Он целую неделю просидел здесь, как собака: без еды и воды, в одиночестве, со своими демонами в голове. Что укажем в рапорте?

– Разумеется, «правду», – устало подмигнул коллеге Родионов. – Дело заведем на халатность медперсонала, повлекшего за собой смерть пациента.

Евсеев согласно кивнул.

В коридоре послышались шаги, и через некоторое время скрипнула дверь. В палату вошел старший криминалист Валахов с большим кожаным саквояжем. Он внимательно оглядел место происшествия и направился к телу, не удосужившись поприветствовать коллег.

За окном стих ветер, прекратился дождь. Сквозь поредевшие тучи пробивался одинокий луч солнца. А уцелевшие деревья тихо и застенчиво шептали:

ещеее… ещеее…

Станция «Мир»

В памяти миллионов сегодняшний день останется великим. 23 марта 2001 года. Назавтра каждая охочая до сенсаций газета будет пестрить этой датой с первой полосы. Репортажи с эксклюзивными кадрами покажут сотни телеканалов по всему миру. Я уже вижу лица людей, преисполненные одновременно гордостью и сожалением. Для них это закат целой эпохи исследования космоса, изучения поверхности Земли и ее атмосферы, но самое главное, уверенности, что в небесах, вопреки всему, кто-то есть. Тот, кто присматривает. Тот, кто при необходимости сообщит об опасности. Железный «Боженька».

Но сегодня его не станет!

Для людей это трагедия. Это вопрос, повисший на устах у каждого: а что будет дальше? Это страх неизвестности, закравшийся в душу, но знай они правду…

Впрочем, лучше ее не знать. Я был бы рад находиться в неведении, и вместе со всеми полагать, что орбитальный комплекс решили ликвидировать по причине выработки его ресурсов, а также за нерентабельностью дальнейшего обслуживания. Но, увы, это не так.

Мое имя Андрей Пинтешин. Я полковник военно-космических сил Российской Федерации. Сейчас я стою на палубе траулера «Морской ударник», недалеко от берегов Фиджи, и наблюдаю в бинокль за направленным падением станции «Мир». С Земли не видно, как орбитальный комплекс сгорает в верхних слоях атмосферы; как рассыпается на части; как разлетаются в клочья солнечные батареи и модули, верой и правдой служившие науке полтора десятилетия. Лишь несколько ярких точек свидетельствуют о гибели величайшего из околоземных комплексов, отправленного в последний путь космическим кораблем «Прогресс М1—5».

Но, поверьте мне, это наилучший способ разрешить сложившуюся ситуацию.

Ситуацию, которая вышла из-под контроля.

Больше полугода комплекс официально считался пустующим. Все это время шли жесточайшие дебаты о его дальнейшей судьбе. Учеными, военными и политиками были продуманы и просчитаны десятки возможных вариантов, но в итоге действенным признали лишь этот.

А началось все с договора с американцами, предложившими помощь в финансировании станции. Взамен они получали право на проведение опытов в расположении орбитального комплекса и имели возможность присутствовать в любой из запланированных экспедиций. Последняя и завершилась трагедией. Причиной послужил эксперимент, поставленный западными коллегами. Эксперимент, уничтоживший наше достояние… и два экипажа космонавтов, находившихся в тот момент на борту, включая астронавта США.

Они всё еще на станции, и сейчас вместе с ней падают в океан.

Извлечь тела без риска для жизни других людей не представлялось возможным, поэтому о спасательной операции не шло и речи. То, что пробудилось на околоземной орбите, должно быть уничтожено, и это понимал каждый, на чьи плечи взвалился гриф секретности государственного уровня.

Как и все остальные, причастные к этому делу, я не имею права раскрывать данные. Но я должен подстраховаться на случай, если мои самые страшные опасения окажутся реальны. И тогда люди узнают, что произошло 16 июня прошлого года над их головами. В день, когда последний космонавт покинул (по официальным данным) станцию «Мир». В день, когда трагически завершился эксперимент под кодовым названием «Пришелец».

Какой еще, ко всем чертям, пришелец? И как он попал на станцию? – спросите вы.

Ответ прост: с Земли!

И, прежде чем вы решите, что я выжил из ума – позвольте объясниться.

В 1964 году в пустыне Невада потерпел крушение неопознанный летательный объект. Одни утверждали, что аппарат принадлежал самим американцам: якобы они проводили испытания истребителя нового поколения, но пилот не справился с управлением, заходя на очередной вираж. Другие считали, что это был советский разведчик, выполнявший сбор данных, но…

Но многие до сих пор помнят кадры вскрытия пришельца, проводимые в одной из лабораторий «Зоны-51». Пленка являлась подлинником и была обнародована после утечки информации с базы. На ней действительно показано препарирование существа внеземного происхождения, которое погибло при столкновении с поверхностью Земли.

Однако до последнего времени никому не было известно о втором «пассажире» рухнувшего летательного аппарата. В одном из герметичных отсеков военные обнаружили странный камень, длиной около метра, по виду напоминавший кокон. Проведя ряд анализов (в том числе поверхности кокона на наличие органической составляющей), ученые пришли к выводу, что внутри находится живой организм.

Но дальше этого они не продвинулись. «Камень» не реагировал на внешние раздражители: в вопросе не помогли ни радиоактивное, ни спектральное, ни рентгеновское излучения. К тому же кокон не удавалось ни просверлить, ни распилить. Об его поверхность стачивались сверла с алмазным напылением, выходили из строя гидравлические ножницы. Но, вопреки всему, из самого сердца «камня» исходило тепло. И это было удивительно.

Больше тридцати лет ученые бились над разгадкой тайны кокона, получившего прозвище «Яйцо дракона», но земные технологии оказались неэффективными при его изучении. Затем какому-то умнику пришла в голову идея: раз кокон внеземного происхождения, то и опыты над ним необходимо ставить вне Земли. Он мог инициироваться в условиях космической радиации или под воздействием пресловутой темной материи, о которой никто толком ничего не знал. Теорий было предостаточно, среди них проскакивали и такие, как фотонный ветер, античастица и батарея Бирманна¹. Скрипя зубами, правительство США подготовило доклад российской стороне и запросило разрешение на внеочередную экспедицию на орбитальный комплекс «Мир» астронавта Джейка Роджерса с целью проведения эксперимента над внеземной формой жизни. Отказать было невозможно. В противном случае американцы грозились прервать контракт на финансирование.

Вот так и оказался пришелец на борту орбитального комплекса.

В тот день Центр управления полетами поздравлял бортинженера Голикова с днем рождения.

«Я рад, что в такой день нахожусь в космосе», – отвечал он на поздравления. – «Для меня это целое событие».

«А я люблю его», – радостный голос доктора Архиповой, а затем ее веселый звонкий смех изливались из динамиков.

У них закрутился роман. И вскоре они должны были вернуться на Землю.

Вторые сутки вокруг станции кружила МТКС «Шаттл», выравнивая орбиту и готовясь к стыковке. На ее борту находились припасы, научные образцы, сменный экипаж во главе с командиром Ставридовым и американский астронавт Джейк Роджерс. В десять часов вечера по московскому времени произошла долгожданная стыковка с модулем «Кристалл», и экипажи смогли поприветствовать друг друга объятиями и рукопожатием.

А на следующий день со станции поступило тревожное сообщение.

«Все подопытные образцы зерновых погибли, а кокон поменялся в цвете и выделяет все больше тепла. Центр, пересмотрите протокол безопасности».

Кокон расположили возле «оранжереи» в специально изготовленном инкубаторе, закрепили на вьюках и долгое время решали, какое количество света и тепла ему необходимо. Датчики уровня радиации молчали, прочие показатели также оставались в норме, не представляя угрозы для экипажа. Затем состоялся незапланированный выход в открытый космос. На одной из солнечных батарей модуля «Природа» порвало обшивку, и пришлось в срочном порядке устранять неисправность. На это ушло около трех часов кропотливых работ, по завершении которых космонавты буквально валились с ног. И все это время кокон находился без присмотра. В какой момент в нем начали происходить изменения, и действительно ли они послужили причиной гибели растений – никто не знал. Но пусть и не нашлось прямых доказательств причастности к этому инопланетного образца, в подобные совпадения никто из экипажа не верил. Даже Роджерс поменялся в лице, проводя повторные анализы.

Из черного с серыми чешуйками-наростами (должно быть, выполнявшими защитную функцию) кокон стал темно-фиолетовым с гранатовыми вкраплениями. Вся его поверхность источала равномерное тепло. Он словно оттаивал после длительной заморозки (на самом деле – восстанавливал метаболизм). И это был настоящий прорыв. После тридцати пяти лет безуспешных исследований, образец проявил себя в первый же день пребывания на станции.

Задыхающийся от возбуждения Роджерс составил тщательный отчет и зачитал его на ближайшей радиосвязи с Землей. Он потел и глотал слова, рассказывая о вторичной радиации и бактериях, которые все эти годы получали львиную долю космического облучения, трансформируясь в более сильные и странные организмы. Об этой проблеме знали уже давно. Порой мутировавшие бактерии выводили из строя приборы и забивали системы жизнеобеспечения. Но до сей поры они не вели себя настолько активно. Инопланетный образец словно притягивал их. И, видимо, каким-то образом питался этими радиоактивными микроорганизмами, так как на его поверхности их образовалось несчетное множество. Все были потрясены результатами, вмиг позабыв о погибших растениях.

Один лишь командир Ставридов хватался за голову, чувствуя что-то неладное. С одной стороны, он всю жизнь мечтал увидеть существо, рожденное за пределами нашей планеты, но в тот же момент понимал, насколько опасным может быть пребывание с ним в замкнутом пространстве.

«Земля. Земля, прием»! – в очередной раз на связь вышла Архипова. – «У нас произошел резкий скачок электроэнергии. Мы не можем установить причину. Что у вас на приборах?».

В ЦУПе зафиксировали эту аномалию, и несколько часов ученые и инженеры двух государств пытались расшифровать полученные данные. Автоматика работала исправно, батареи заряжены на 90% – ничто не предвещало странного поведения в системе энергоснабжения, однако это произошло.

С прибытием американского груза полет постепенно превращался в кошмар. Словно кокон был проклят, и все вокруг сходило с ума от одного его присутствия. Больше всего на свете Архипова мечтала получить команду на отбытие. Их экспедиция подошла к концу, сменный экипаж на месте. Осталось дождаться, когда станция выйдет на заданную орбиту, собрать образцы и документацию о проделанной работе и лететь домой.

«Вы уверены, что всему виной солнечная активность?».

В управлении перебрали все возможные и невозможные версии инцидента и выделили один, теоретически способный вызвать неконтролируемый скачок электроэнергии. Космонавты приняли объяснение, однако в их душе поселился страх. Страх, который заставлял держаться подальше от модуля «Кристалл», а вынужденное нахождение в нем по рабочим вопросам превращалось в тягость. Модуль, казалось, сжимался до размеров спичечного коробка: в нем понижалось давление, падал уровень питательных веществ в искусственной атмосфере. У космонавтов учащались приступы паники. Хватало нескольких минут, чтобы дойти до изнеможения.

А в очередной сеанс связи в базовый блок влетел до смерти перепуганный Голиков, выкрикивая севшим голосом:

«Все сюда! Быстрее! Оно исчезло. ИСЧЕЗЛО!».

И именно эти слова бортинженера вошли в отчетный протокол как отправная точка гибели станции «Мир». Дальше события стали развиваться настолько быстро, что к тому моменту, как на Земле появились первые предложения по спасению экипажа, все уже было кончено.

Желая видеть пришельца собственными глазами, все бросились к «оранжерее». Отталкиваясь о стены и аппаратуру, расшвыривая незакрепленные приборы и предметы обихода, космонавты по одному проникли в модуль «Кристалл». Внутри царил настоящий хаос. Первое, что бросалось в глаза – разбитые вдребезги аквариумы, инкубаторы и теплицы. Крупные осколки витали в воздухе, более мелкие притягивались к системе вентиляции. Несколько ламп взорвались, а остальные перемигивались с жутким треском. Рабочий стол из пищевой стали с одного конца деформирован, ножка сломана в месте крепления с полом и, как указатель, направлена к выходу. Несколько проводов, тянущихся в базовый блок, выдраны, на многих пострадала обмотка.

А с левой стороны, разорванные в клочья, мерно колыхались вьюки, которыми некогда был зафиксирован кокон. Верхнюю часть «камня» разнесло на множество осколков, нижняя раскрылась, словно бутон. Только теперь эта материя не походила на камень, она была мягкая и податливая. Изнутри сочилось желе радужного цвета. Такая расцветка остается, когда бензин попадает в воду.

И это желе покрывало весь модуль. Никто не решился до него дотронуться, ведь оно могло оказаться токсичным или быть возбудителем опасных штаммов. Голиков обнял Архипову, тем самым показывая, что она под защитой.

Космонавты не обращали внимания на дымящиеся провода под ногами, не заботились о нестабильной подаче электроэнергии и даже не беспокоились о мусоре и стеклах, забивавших воздухоочиститель. Все их мысли замыкались на одном-единственном факте: вместе с ними на станции находится ПРИШЕЛЕЦ! А они не имели представления, что это за существо и на что оно способно.

В глазах каждого застыл неподдельный ужас. Вся прочитанная документация, доставленная из лабораторий «Зоны-51», напрочь вылетела из головы. Фотографии серого головастика с огромными глазами не имели ничего общего с существом, вылупившимся из кокона. Не нужно быть гением, чтобы понять: эти два вида никоим образом не связаны между собой. И как, позвольте спросить, они очутились на одном корабле, разбившемся в земной пустыне? До сих пор на этот счет ходят различные версии, но ни одна из них не подкреплена фактами.

Выйдя из ступора, Архипова направилась к передатчику, расталкивая коллег. Она первая поняла, что на счету каждая минута. Необходимо сообщить о происшествии на Землю и дождаться распоряжений о дальнейших действиях. Ситуация принимала внештатный оборот, и никто из космонавтов не был к ней готов.

«Оно вылупилось. Вы меня слышите? Оно где-то здесь, с нами», – захлебываясь, повторяла Архипова.

Затем ее взгляд упал на иллюминатор. От открывшегося зрелища сердце бешено забарабанило в груди. Она не сразу осознала увиденное, и еще какое-то время не могла поверить в реальность происходящего. Лишь после того, как мыслительный процесс догнал визуальное восприятие и переварил полученную информацию, Архипова завопила от ужаса.

За сутки работа на станции превратилась в сущий ад.

Перед глазами все поплыло. Женщина чувствовала, что теряет сознание, но не обрывала радиосвязь, держась из последних сил.

«Центр, он за бортом. Вы меня слышите? Роджерс за бортом. Я его вижу в иллюминатор. Электрофал не подцеплен. Вышел из „Дмитрия²“. Его уносит в открытый космос».

И в этот момент загудели сирены. Они взрезали слух, доводя до исступления, а через несколько мгновений в центральный модуль повалил дым и послышались крики.

«Спасите нас, пожалуйста», – обреченным голосом проговорила Архипова, а после перешла на шепот. – «Пожалуйста, не дайте нам здесь умереть».

«ПОЖАР», – раздался дикий вопль Ставридова, – «мы горим».

Паника нарастала. Архипова бросила передатчик и двинулась на помощь остальным. Командир сорвал со стены огнетушитель, направился к очагу возгорания, матеря по пути всех причастных к этому полету. Дым быстро заполнял модули один за другим, не оставляя шансов на спасение. Необходимо было надеть противогазы: система очистки воздуха не справлялась с таким количеством дыма. Но первым делом нужно доставить огнетушители к месту возгорания. Космонавты кричали, кашляли. Голикова скрутило, как ни закрывался он рукавом – едкий кисловатый дым проникал в легкие, отравляя организм.

В модуле «Квант-1» бушевал пожар. Вспыхнула одна из твердых химических шашек на основе лития и марганца, из которых твердотопливный генератор вырабатывал кислород.

Техник Дружинин поливал пламя из огнетушителя, прибыв на место раньше остальных. Выбросив опустевший баллон, взял у Ставридова полный и вновь бросился в пекло, не думая о личной безопасности.

Архипова спешила на помощь, когда из дыма проступили неясные очертания чего-то неведомого и непонятного, преградив путь к коллегам. От неожиданности она вскрикнула и выставила руки с огнетушителем перед собой в попытке остановиться. До ее ушей донесся треск, похожий на помехи в радиоэфире, а затем силуэт пришел в движение, но в густой пелене она не смогла разобрать, в какую сторону он направляется. В какой-то момент доктор решила, что это галлюцинация, и хотела уже проскочить сквозь это неведомое нечто, как вдруг из модуля донесся крик.

Дружинин вспыхнул, словно факел, и в панике забился о стены и столы. Огнетушитель выпал из его вздувающихся и чернеющих рук и полетел через проем в базовый блок.

Движение возобновилось.

Что-то быстро надвигалось, скрываемое завесой дыма. Архипова сделала нелепый тычок огнетушителем во «врага». Послышался металлический звон и расплывающийся красный объект отлетел в сторону. Она не понимала, что происходит: предметы теряли свои очертания, раздваивались, кружили перед глазами. В ушах звенели сирены, слышались крики коллег и друзей. И самое главное: где-то там был ее Влад…

Она закашлялась и двинулась назад. Шестерым в модуле не поместиться, и каждый лишний человек будет только мешать.

Дружинина вытащат, и она его вылечит.

Но к горлу подкатил ком боли и отчаяния, женщина понимала, что обманывает саму себя.

Продолжая сжимать в руках огнетушитель, Архипова направилась к шкафу с противогазами. Дышать было невозможно: легкие горели, словно пропитанные серной кислотой. Каждый вдох сопровождался хрипами и адской болью в груди. Буквально на ощупь она добралась до места и распахнула железную створку.

И в этот момент что-то коснулось ее плеча. Женщина вскрикнула и замахала руками, пытаясь высвободиться из хватки неведомого существа. Воображение рисовало чудовищного монстра, незаметно подкравшегося сзади; его бездушные глаза сверлили затылок, острые когти, вот-вот готовые высвободиться из тайных каналов, прочертили фантомные разрезы вдоль всей спины.

Она билась в истерике и сопротивлялась до тех пор, пока не потеряла сознание, так и не узнав, что пришелец, подобравшийся к ней сзади, был Владом Голиковым.

Мужчина задыхался, побывав в самой гуще событий. Правая часть лица и рука его обгорели. Находясь в шоковом состоянии, бортинженер не мог выдавить из себя ни слова. Что-то бессвязно мычал, рассекая воздух базового блока; со стороны он походил на привидение, отчаявшееся обрести покой. Не было ни боли, ни страха – лишь отвратительное чувство, раздирающее душу; открывшийся гнойник на карме от содеянного. От того, чего не забыть вовек.

Архипова пришла в себя через несколько минут. В ее теле не осталось ни грамма сил, а ужасная головная боль перекрывала слова любимого. Он что-то говорил, и она не сразу смогла понять, что Влад вышел на связь с Центром управления и рассказывал о случившемся.

«Мне пришлось заблокировать их ВСЕХ в модуле. Вы меня СЛЫШИТЕ? Другого выхода не было! Дружинин вспыхнул как солома и стал биться о стены, поджигая все вокруг. Ставридов бросился ему на помощь, но тоже загорелся… Да, она жива. Только мы двое… Я не знаю, где та тварь, но надеюсь, она осталась вместе со всеми… Вытащите нас отсюда, мы скоро задохнемся. Вентиляция не справляется, дым все еще кружит в воздухе, и пожар может перекинуться на другие отсеки по проводке… Я понимаю. Я все прекрасно понимаю… Роджерса не видно. Я думаю, он столкнулся с пришельцем и попытался спастись. Надел скафандр и вышел через шлюз, не зная, что еще предпринять, но в спешке забыл пристегнуть фал… Так точно. Она без сознания. Я смогу подготовить „Шаттл“ к эвакуации».