Текст книги "Эра надежд"

Глава 6

Письмо в наше лондонское посольство для Филиппа я сочинял, а потом лично передавал в поезде, так что про первую треть пути сказать почти ничего не могу – было не до глазения в окна. Единственное, что отложилось в памяти, так это то, что перестук колес на стыках рельсов был практически такой же, как и в покинутом нами времени. Поезд ехал раза в три медленнее, то есть развивал где-то километров тридцать в час, но и рельсы начала восемнадцатого века имели в длину всего семь метров. А колесная база вагонов – четыре с половиной, так что «ту-дух, ту-дух» по стыкам получалось практически как в электричке.

По поводу же островов мое мнение полностью совпадало с императорским. Сам я Балеарского архипелага не видел ни разу в жизни, но мой сын как-то раз вместо Гоа слетал отдохнуть на Майорку и потом долго раскаивался в своей ошибке. Как раз тогда я раздумывал – а не махнуть ли на старости лет, как и положено настоящему буржую, отдохнуть в заграницу? Но, послушав стенания отпрыска, плюнул и вместо Антальи отправился к знакомым на Рыбинское водохранилище.

Исходя же из государственных интересов Австралийской империи, я в общем-то видел то же самое. Архипелага Силли в качестве базы нам было более чем достаточно, а пакостить французам в Средиземном море мы пока не собирались. В конце концов, Англия-то тогда зачем? Пусть выполняет свою историческую роль и не отлынивает.

Суэцкий канал помаленьку начал строиться со стороны Красного моря, и вот тут, пожалуй, со временем можно будет присмотреться к архипелагу Сокотра. Однако пока нас вполне устраивала и база в Эфиопии, так что данный вопрос не относился к животрепещущим. Тем более что за эту самую Сокотру происходила непрерывная грызня. Испокон веку там жили какие-то местные семиты, которых походя завоевывали все, кому не лень. В частности, португальский посланник мне уже жаловался, что их лет сто назад выбили оттуда. Потом завладеть архипелагом попытались англичане, но им начал ставить палки в колеса папа.

К нашему появлению в этом мире англичан с архипелага тоже турнули, так что сейчас он принадлежал султану. Но не османскому, а махровому. Или правильнее будет «махровскому»? В общем, на территории будущего Йемена сейчас располагался султанат, именуемый «Махра». А ведь Хусейн-паша врал мне, что все побережье Красного моря принадлежит Османской империи! Нисколько не смущаясь тем фактом, что в это время наши корабли уже стояли у берегов Эфиопии.

Кроме того, определенный интерес для нас представлял Сейшельский архипелаг. Но если кто думает, что мы отправили туда пару хорошо вооруженных кораблей с войсками, то его ждет глубокое разочарование. Ибо Австралия, как я неоднократно подчеркивал в выходящих из-под моего пера дипломатических документах, страна исключительно миролюбивая и не имеет привычки разевать рот на чужое. Просто подданный какого-то мелкого германского княжества, некто Карл Ротшильд, взял да и образовал Международную Сейшельскую компанию. Правда, восемьдесят пять процентов ее капитала принадлежали брату Карла Моисею, но кому какое дело до внутрисемейных отношений бедной еврейской фамилии? И сейчас по европейским столицам начали расходиться слухи, что на каждый рубль, вложенный в акции компании сейчас, сразу после открытия канала начнет капать прибыль, измеряемая сотнями, если не тысячами процентов. Впрочем, и в настоящее время акции компании пользовались большим спросом, ибо непрерывно дорожали. Зря, что ли, я три вечера подряд писал для Моисея Ротшильда нечто вроде реферата о деятельности МММ?

Так вот, пока ваш покорный слуга чуть ли не сутки напролет напрягал мозги, сочиняя письмо испанскому королю про Балеарские острова, Филиппины и практическое отсутствие детской смертности в Австралии, связанное с высокими уровнем нашей медицины, поезд выехал из так называемого Дикого поля и теперь катился по исконно русским землям. Степь кончилась, вокруг периодически появлялись леса, а на нас так никто и не напал. Впрочем, это понятно – погода стояла великолепная, а ногайцы уже прекрасно поняли, что, когда летает дирижабль, никакой внезапности не получится. Да и выглядел мой поезд куда внушительней обычных, так что повоевать нам не довелось.

Дорога проходила по довольно безлюдным местам. Еще на стадии проектирования я убедился, что, если прокладывать ее через имеющиеся населенные пункты, она станет длиннее раза в два – больно уж редко они тут попадались. Была у меня мысль протянуть железку через Белгород, но, прикинув дополнительный расход рельсов, я вынужден был от нее отказаться. А про Харьков даже и мыслей не возникало – за крайней невеликостью данного города в текущем времени. Собственно говоря, было село с невзрачной крепостишкой, которое его обитатели называли «мисто», да и то оно стояло не на речке Харькив, а на протекающей рядом Лопани. То есть смысла тащить туда железку пока не было.

Вот Белгород – совсем другое дело, это был центр соответствующего оборонительного участка, развернутого еще лет двести назад против набегов из Крыма и Дикого поля. Но как я уже говорил, дорога проходила мимо него. Со временем будет сделано ответвление, а пока городов на трассе было совсем немного. Донецк, крепость Валуйки, Старый Оскол и Орел, где железная дорога пока заканчивалась. Дальше ее предполагалось тянуть сразу по двум направлениям – в Москву и в Воронеж, но пока там только-только начались подготовительные работы.

В Валуйках наш поезд простоял три часа, и я с небольшой охраной прогулялся по этому городку. Сопровождало меня шесть человек – наставник-араукан и пятеро его учеников из батальона особого назначения. Все они были детьми казненных стрельцов, сосланными Петром в Донецкое воеводство, и теперь им предстояло охранять нашу создаваемую миссию в Москве. Учитывая особенности их биографий, я предполагал, что в случае возникновения какого-либо конфликта драться они будут насмерть, не помышляя о сдаче, потому как очень хорошо представляют, каково им придется в подобном случае.

Чуть в стороне от крепости стоял монастырь, и я решил заглянуть еще и туда.

К немалому моему удивлению, встретили нас очень радушно. Настоятель лично проводил меня по территории, разрешил глянуть на чудотворную икону святителя Николая и даже приложиться к ней. Потом показал пещеры под монастырем, после чего предложил разделить с ним трапезу. Причины такого поведения выяснились быстро – оказывается, монастырь вовсе не имел ни вотчин, ни крестьян. Небольшой земельный надел обрабатывали сами монахи, а основу финансовых поступлений составляли пожертвования от паломников к иконе, обладающей большой исцеляющей силой. С введением же в строй железной дороги их число заметно увеличилось.

Тут я хмыкнул. Меня в пути немного продуло, и вроде с утра в горле малость першило, но сейчас, прислушавшись к своим ощущениям, признаков простуды я не заметил, что в какой-то мере тянуло на чудесное исцеление. И с чистым сердцем подарил монастырю двести рублей – сто золотом плюс алюминиевую монету. Отец Феофил оказался образованным человеком, то есть при виде стольника так и замер с открытым ртом – значит, он хорошо представлял себе реальную ценность уникальной монеты. Но мне ее было совсем не жалко, о чем я и сообщил настоятелю.

После трапезы отец Феофил обратился ко мне с просьбой – нельзя ли захватить с собой на поезде одного иеромонаха, которому по делам епархии надлежит посетить монастырь Успения Пресвятой Богородицы в Орле. Я согласился, даже не спросив, куда именно успела Богородица, что в честь этого события дали имя монастырю, хоть мне и было любопытно.

Поздним вечером поезд покинул Валуйки, а незадолго до рассвета прибыл в Орел. Вот этот город я почти не рассмотрел, потому как конец железки, где пока не было даже вокзала, вплотную подходил к пристани, около которой стоял приготовленный для меня катамаран. И весь день ваш покорный слуга прыгал вокруг него, руководя выгрузкой турбины и установкой ее на судно. Но к вечеру, хоть у меня першило горло от непрерывных «заноси, тяни, правее, левее, щас ведь уронишь, мать твою вместе с бабушкой!», турбина была установлена. Я лично поднял пары, убедился, что редуктор работает, винт крутится, после чего отправился обживать свою каюту. Учитывая, что катамаран небольшой, она была довольно скромной, всего шесть квадратных метров площади. Но все же на полметра больше, чем та, которой в свое время мне приходилось довольствоваться на «Победе».

Отбытие катамарана было назначено на следующее утро. Уже засыпая, я вспомнил, что так и не спросил, как называется этот корабль. Вроде никаких букв на бортах не припоминалось. Неужели про имя забыли? Надо бы утром узнать, мелькнула сонная мысль.

Проснувшись, я первым делом поинтересовался у вахтенного, как называется корабль, и услышал, что пока никак, ждали меня. Ничего не поделаешь, пришлось напрягать воображение. Назвать катамаран именем какого-нибудь австралийского путешественника? Но «Врунгель» уже есть, и имена его верных спутников тоже задействованы. Остап Бендер? Но он уже засвечен как шахматист. А вот его команда – нет! И значит, катамаран следует назвать «Адам Козлевич».

Я сообщил об этом капитану, он тут же распорядился насчет букв, а потом напомнил мне, что новорожденное судно вообще-то не мешало бы освятить, благо в составе едущей со мной делегации есть и штурмбанпастырь.

Однако мне пришла в голову мысль – раз уж мы привезли в Орел местное лицо духовного звания, то пусть и оно тоже отработает дорогу, во исполнение коего решения на поиски валуйковского иеромонаха был послан вестовой. Часам к девяти монаха нашли, после чего в торжественной обстановке был произведен первый совместный обряд Русской православной и Австралийской христианской церквей. Под конец «Адама Козлевича» побрызгали святой водой с двух веников, и мы отчалили.

Катамаран строился впритык под местные условия, и меня уверяли, что он пройдет даже по такой узкой и мелкой речке, как Ока в Орле, если брать не полный запас угля, а только на путь до Калуги. Однако и без топлива он вез довольно много груза, так что местному отделению компании пришлось договариваться с орловским воеводой об открытии запруд на притоках Оки выше Орла. Обычно это делалось весной, чтобы облегчить путь хлебных барж, но и сейчас эта мера должна поднять уровень воды примерно на полметра. И все равно первые пятьдесят километров мы еле протискивались по реке, пару раз даже шкрябнув днищем по дну, и только после впадения в Оку реки Зуши плавание стало более спокойным.

Правда, на обратном пути уровень воды нам повышать не будут, но ведь и катамаран тогда пойдет практически пустой, так что, скорее всего, не застрянет.

Катамаран прибыл в Москву третьего сентября по европейскому календарю, или двадцать третьего августа по российскому, то есть до свадьбы оставалось еще двенадцать дней. Я с утра торчал на носу, вертя головой в поисках знакомых мест, но как-то они мне не очень попадались. Вроде удалось идентифицировать Коломенское, но не слишком уверенно, только по горке. Вместо парка тут были какие-то чахлые рощицы, да и церковь выглядела как-то не так, и стояла вроде бы не на своем месте. Единственное однозначно знакомое место показалось перед самым поворотом в Яузу – это был Кремль. Почти такой, как я видел в будущем, только без торчащего из-за стены Большого Кремлевского дворца. И без всяких украшений типа звезд, орлов или просто позолоты на башнях. Кремль выглядел именно крепостью, а не стилизацией под нее.

Но туда нам было рано, и мы свернули направо. Тут уже начался настоящий город, по берегам стояли избы, а кое-где и настоящие крепости за заборами из толстых бревен. Катамаран сбросил скорость до семи километров в час, потому как здешняя Яуза была́ уже и мельче той, что я помнил по своей московской жизни. Более того, где-то в районе будущей улицы Радио мы чуть не застряли – река тут резко поворачивала налево, да еще и мельчала при этом. И в самом узком месте через нее был перекинут плавучий мост. Правда, при нашем приближении откуда-то вылезли три мужика и шустро отцепили правый конец моста от берега, освободив нам совсем небольшой проход. Но все-таки «Козлевич» через него кое-как протиснулся, и за поворотом реки обнаружилась пристань из свежих досок, а рядом с ней – мачта высотой метров десять с австралийским флагом. Это означало, что нас ждут именно тут, и катамаран, сбросив скорость, аккуратно притерся к доскам пристани.

Итак, покинув Москву триста семь лет тому вперед, я вновь вернулся в нее спустя всего пятнадцать лет после появления в этом мире.

Пока я выкатывал на пристань трицикл, появился всадник в пышном мундире, оказавшийся моим старым знакомым Головкиным. Выяснилось, что он недавно сильно подрос в должности, став главой Посольского приказа, то есть министром иностранных дел. Мы поздоровались, и Гавриил Иванович показал на стоящий метрах в семидесяти от пристани свежепостроенный деревянный двухэтажный дом.

– Это ваша резиденция на время пребывания в Москве, поставлена по указу государя, – пояснил Головкин. – Гонца к Петру Алексеевичу уже отправили. Располагайтесь, господин герцог. Дом пуст, мы знаем, что в прислуге вы не нуждаетесь.

Я кивнул, залез на трицикл и повернул кран небольшого устройства, прикрученного к багажнику сбоку. С виду оно напоминало самовар, да и на самом деле являлось чем-то вроде него – там во время езды можно было заваривать кофе. Но считалось, что это паровой котел. Из трубы повалил дым, засвистела имитирующая звук турбины сирена, за воем которой треск движка почти не прослушивался, и трехколесный мотоцикл тронулся, испугав лошадь Головкина. Правда, не сильно, вскоре она успокоилась.

Все-таки тульское изделие оказалось феноменальной машиной – оно выдержало два капремонта и продолжало бодро бегать на смеси спирта с рапсовым маслом. А вот шестиколесник уже вовсю гремел трансмиссией, да и коленвал в его движке помаленьку начал люфтить. Но главное – для ремонта трицикла вполне хватало четырех ключей, молотка и такой-то матери, а вот что станет после подобного с нежной западной техникой, я не знал. Эх, надо было две тульских тарахтелки из будущего брать! Но ничего, еще лет десять – и австралийская промышленность сама сможет выпустить что-нибудь аналогичное. Разумеется, попроще, но и подубовей тоже.

Подъехав к выделенному австралийской делегации дому, я сделал круг. И у меня сразу появилось недостойное первого министра великой империи желание – по окончании визита разобрать строение по бревнышку, каждое пронумеровать, отвезти на «Врунгель» и доставить в Австралию! Где заново собрать в качестве загородной резиденции герцогов Романцевых. Потому как дом представлял собой настоящий шедевр деревянного зодчества – весь в каких-то резных перильцах, с башенками, петушками на крыше и завитушками по оконным рамам. Но потом я сообразил, что можно сделать проще – нанять бригаду мастеров, они сплавают в Австралию и построят там хоромы ничуть не хуже этих. Правда, не из сосны, а из эвкалипта, но так получится даже патриотичней.

Пока я глазел на местные архитектурные красоты, ребята-охранники уже по-быстрому исследовали дом, выставили три поста на подступах к нему и теперь тащили пулемет в башенку, откуда, судя по всему, открывался хороший сектор обстрела. Вокруг дома задумчиво ходил наш сапер – кажется, он раздумывал, нужно ли тут что-нибудь минировать, и если да, то когда начинать.

А еще говорили, что царь Петр на дух не переносит всякой старины, припомнил я. Врали, судя по всему. Она ему не нравится, если мешает осуществлению каких-нибудь планов. Если же, наоборот, способствует, то молодой царь тут же становится ее тонким ценителем. В данном случае попытка удивить меня домом в европейском стиле была обречена на провал – Петр знал, что я их видел уж всяко не меньше его. А вот такой, по его мнению, мне еще не встречался! Ну тут он оказался не совсем прав, но исключительно потому, что не был знаком с некоторыми хронологическими подробностями моей биографии.

Но пора, пожалуй, выбирать себе помещение и устраиваться, ибо Головкин сказал, что ближе к вечеру к нам в гости заедут государь с невестой. Так что надо успеть хоть подарки расположить не кучей, а в радующем глаз и удобном для вручения порядке.

Глава 7

Петр со Светланой, которую теперь уже звали Екатерина, прибыли в половине седьмого вечера, как раз к ужину. Мы поздоровались, затем я пригласил гостей откушать чем бог послал. После этого посмотрел на Петра, тщетно пытавшегося скрыть нетерпение и разочарование, и уточнил:

– Это если вы оба голодные. А если нет, можно прямо сейчас приступить к раздаче подарков.

Царь открыл было рот, причем совершенно явно с целью заверить меня в своей и невесты полнейшей сытости, но осекся и глянул на Свету-Катю.

– Если вы, дядя Леша, голодны, то мы, конечно, составим вам компанию, хоть и немного перекусили у Петера перед выездом к вам.

– Тогда начнем с подарков – я тоже как-то еще не успел толком проголодаться после обеда. Кому первому вручать?

Вот тут мне без всяких сомнений было сказано – разумеется, Кате. И я приступил к раздаче слонов. Причем в самом прямом смысле этого слова – вручил Светлане набор сувенирных слоников, купленный мной в комиссионке где-то в середине шестидесятых годов. Кажется, они были сделаны из настоящей слоновой кости. Девочкой Света любила переставлять их по столу, при этом требуя от меня, чтобы я рассказывал ей про этих животных, ибо в Австралии их тогда не было. А потом она повзрослела, и ей стало не до игрушек: ведь в школе имени Штирлица очень насыщенная программа. Кроме того, Илья дополнительно занимался с ней математикой и физикой. Теперь же белые слоны опять вернулись к своей давней поклоннице, но немного видоизменившись. В качестве глаз им были вставлены драгоценные камни – самому большому алмазы, следующему рубины, предпоследнему голубые сапфиры, а самому маленькому бесцветные.

Затем я водрузил на стол маленькую шкатулку из железного дерева и открыл ее. Пока девушку звали Светланой и она являлась просто сотрудницей Ост-Австралийской компании, драгоценные камни ей были как-то ни к чему. Но теперь-то открылось, что она принцесса, дочь повелителя могущественной империи, и мы с Ильей решили, что появляться на официальных торжествах без драгоценных камней запредельной величины ей отныне просто неприлично. Так что в ларце лежал самый крупный из добытых нами алмазов – камень весом в сто десять карат. Еще там находился совершенно феноменальный камень на золотой цепочке – рубин весом почти в четыреста граммов. Он будет оставаться самым большим в мире до того момента, как здесь научатся производить искусственные, ибо крупнейший из природных рубинов весил всего двести пятьдесят шесть карат! То есть чуть больше пятидесяти граммов. Ну а в свободное пространство ларца была навалена сапфировая мелочь от ста до трехсот карат.

Тут, конечно, некоторые могут сказать, что таскать на себе чуть ли не кило драгоценностей девушке может оказаться тяжеловато. В ответ можно вспомнить, что та же Екатерина Великая иногда нацепляла и существенно больше. Кроме того, Света пошла в отца, то есть при росте под метр восемьдесят весила килограммов семьдесят пять. Да и вообще она с детства была очень спортивной девочкой, поэтому кило-другое драгоценностей ей особых неудобств не создаст.

Далее порученец вкатил в комнату два совершенно одинаковых велосипеда – их я вручил синхронно и жениху, и невесте. После чего настала очередь уже одного Петра. Ему тоже была вручена шкатулка, только чуть поменьше, чем Светлане. И камни там обнаружились довольно мелкие, не крупнее сорока карат, но зато их было много. Я с интересом наблюдал за царем – промелькнет ли на его лице хоть тень неудовольствия тем фактом, что невесту вроде бы одарили куда более щедро? Но нет, он все понял правильно и расплылся в улыбке.

Ведь тот же самый рубин весом в полкило и без единого дефекта – он уникален, и его так просто не продашь. Эти же можно спокойно реализовывать по мере надобности, не привлекая излишнего внимания и не вызывая потрясений на рынках.

И наконец, для вручения последнего подарка я пригласил царя в соседнюю комнату.

Надо сказать, что находящееся там устройство изначально вовсе не предполагалось кому-нибудь дарить, и вообще оно имело довольно богатую событиями историю.

Очень давно в будущем, еще до отбытия на ПМЖ в деревню, я купил себе маленький настольный токарный станочек китайского производства. В отличие от многих продуктов из Поднебесной, этот был честно сделан по немецкой лицензии, и притом весьма качественно. Но вскоре я убедился, что это всего лишь игрушка. Нет, точил он отлично, на нем можно было обрабатывать детали из хорошей стали, но только не очень больших диаметров и снимая за один проход не более чем по десятке, а то и вовсе по пять сотых. При попытках захватить чуть больше его дохлый стопятидесятиваттный моторчик просто останавливался. Так что, помаявшись с ним около года, я плюнул и купил нормальный «Универсал-3М».

Так как китайчик почти не занимал места, то я захватил его в прошлое, решив, что хоть какое-нибудь применение я ему там найду. Поначалу он валялся без движения в самом дальнем углу сарая, потом был перевезен в Ильинск, и вот тут я попытался использовать его как учебный. В общем, начальные навыки он прививал неплохо, но мешало отсутствие поворотного хода суппорта и то, что будущих токарей потом на других станках приходилось приучать не так сильно осторожничать с подачей. Однако все на свете имеет свой конец, и одним прекрасным утром не выдержавший постоянных издевательств моторчик станка издох. А все остальное, что удивительно, ничуть не разболталось и прекрасно работало! В общем, отправлять недомерка в переплавку было жалко, и я, вспомнив первую швейную машинку своей московской жены, ударился в рукоблудие. Эта машинка была «Подольском» с ножным приводом по зингеровскому образцу, и вскоре станочек тоже приобрел нечто подобное. Но не в виде качающейся педали, а велосипедного типа. Причем вращение педального привода передавалось не напрямую на вал суппорта. Оно взводило пружину, снабженную центробежным регулятором от патефона, а дальше шла трехступенчатая коробка скоростей. В общем, патрон крутился с постоянным моментом и скоростью, пока хватало завода пружины, а он добавлялся вращением педалей.

Пару дней я ходил гордый, ибо у меня неплохо получалось работать на обретшем вторую жизнь станочке, который при этом еще и чуть прибавил так недостающей ему мощности. Однако потом за него вновь сели ученики, и мой энтузиазм помаленьку улетучился. Мне-то на недостаток сил пока грех жаловаться, но ученикам было лет по тринадцать! Они просто не могли и одновременно крутить изо всех сил педали, и оперировать двумя рукоятками подачи. Потом были попытки устроить так, чтобы педали крутил один ученик, а работал на станке другой, но они тоже не увенчались особым успехом. В общем, недомерок, теперь уже на тумбочке с педалями под ней, вновь оказался не у дел, но перед визитом на свадьбу я про него вспомнил. Ведь Петр – мужик здоровый, да и начальные навыки токаря у него вроде уже есть, поэтому ему вряд ли сильно помешает необходимость крутить при работе ногами.

Так что китайчонок был извлечен из забвения, вычищен, отрегулирован, смазан, и сейчас я вкратце объяснял молодому царю тонкости обращения с хитрым австралийским механизмом.

К станку прилагался набор заготовок из стали, железа и бронзы, чтобы одариваемый мог сразу попробовать себя в роли токаря. Царь, естественно, тут же сел за станок, и минут через десять я убедился, что он вполне освоил обращение с детищем Китайской Народной Республики. И в ближайшее время оторвать его от этого занятия проблематично.

– Алекс, пусть тебе пока Катя про дела компании расскажет, а я все-таки попробую сделать конус, – буркнул он, не оборачиваясь. – Каким резцом лучше, не подскажешь?

Я подсказал, после чего мы со Светой вернулись в мой кабинет.

Разумеется, Петр был увлекающимся человеком, но все же не настолько, чтобы из-за заморской игрушки забыть про государственные дела. Кроме того, он отлично понимал, что, хоть Света сейчас его невеста, а скоро вообще станет женой, ей есть о чем поговорить со мной наедине. И под вполне благовидным предлогом предоставил нам такую возможность. Другими словами, он не просто играл с австралийской диковинкой, а выполнял дипломатическую миссию. И явно не собирался ее прерывать до того момента, пока рядом со станком еще будут лежать необработанные заготовки.

Первым делом я передал Свете письмо от отца, сообщив, что ничего особо секретного там нет и его можно хранить вместе с бумагами компании. И попросил рассказать, как она тут устроилась.

– Ох, дядя Леша, иногда просто руки опускаются, – вздохнула девушка. – Как Петер в такой обстановке не озверел окончательно, я просто не понимаю. Кругом одно ворье! Чуть что оставишь хоть на пять минут – все, поминай как звали. А уж из казны так тащат, что удивительно, когда там иногда хоть что-то находится. Я недавно одного чуть не пристрелила, да хорошо, суженый оказался неподалеку, не дал взять греха на душу.

Тут девушка улыбнулась. Ясно, подумал я, спектакль был разыгран для Петра и его ближайшего окружения. О том, что царская невеста носит револьвер не для красоты, а мастерски из него стреляет, это, надо думать, знали уже все интересующиеся. И теперь ни у кого не должно быть сомнений, что в случае необходимости Екатерина без лишних раздумий применит свои умения на практике.

– Про учеников можешь сказать хоть что-нибудь хорошее? – поинтересовался я. Кроме всего прочего, Света преподавала математику и физику в Навигацкой школе.

– Вот список на семнадцать человек. – Девушка протянула мне небольшую свернутую бумажку. – Это те, которые за год моего преподавательства смогли усвоить хоть что-то. Остальные – просто дубы. Какая там математика – арифметику и то не всем удалось вдолбить! Впрочем, а чего еще ждать, когда люди в восемнадцать – двадцать лет только начинают учиться. Вроде Россия – страна большая, а образованных людей тут меньше, чем у нас в Ильинске. Впрочем, я уже договорилась с Петером насчет сиротских домов и кадетского училища. Правда, все это пока приходится двигать на мои средства.

Я заверил будущую императрицу, что не вижу в этом ничего плохого и не собираюсь ограничивать финансирование. Ибо сказано – кто девушку обедает, тот ее и танцует! А из сегодняшних малолетних сирот и кадетов через десять – пятнадцать лет получатся профессиональные солдаты, верные лично ей, Екатерине. Причем такие, каких тут сейчас ни у кого нет.

– Ох, сколько же на все уйдет золота, – вздохнула собеседница. – Австралии-то хоть что-нибудь останется?

Ее беспокойство действительно имело под собой основание, потому как к моменту отъезда Светы из Ильинска месторождения вокруг города были уже почти выработаны.

В ответ я выложил небольшую пачку фотографий и карту.

– Любуйся, в позапрошлом году началось освоение «Золотой Мили», которую во избежание излишнего ажиотажа мы слегка переобозвали и теперь именуем «Валютным Километром». Основное разрабатываемое месторождение – на запад вот от этого озера, там уже основан поселок Бакс.

– Триста километров от побережья? – присмотрелась Света. – И местность гористая. Вот, значит, почему поставки дирижаблей в Европу почти не растут. Они небось все тут летают?

– Все не все, а пять трехтонников по девять тысяч кубов действительно работают именно здесь. За прошедший год добыто четыре с половиной тонны золота, истрачено же меньше двух, так что волноваться за финансовое положение Австралии пока рано. Насмотрелась на картинки? Если да, то расскажи мне, как тут у тебя сложились отношения с церковью.

– Да вроде нормально, Петер нашел очень удачную кандидатуру на пост блюстителя Патриаршего престола. Митрополит Стефан обладает сразу двумя немалыми достоинствами – он верен царю и при этом весьма неравнодушен к деньгам. В общем, его расположение обошлось мне тысяч в восемьдесят, а подробнее расскажет отец Яков, он прибудет на доклад завтра. Кстати, не пора ли его повысить? Засиделся, поди, паренек в оберштурмпастырях.

– Разумеется, я ему и шпалы привез, сколько можно с кубарями в петлицах ходить. Присваивать сразу две или пока одной хватит?

– Для начала – одну, гауптштурмпастырь – тоже немалый чин, пусть человеку остается простор для роста. А вот как добьется официального признания нашей церкви Русской православной, тут же получит вторую шпалу и станет штурмбанпастырем.

Здесь мы сделали небольшой перерыв на пару чашек кофе, после которых Света перешла к военно-политическим вопросам.

– По-моему, сейчас самое время активизировать военную помощь России, – обозначила девушка свою позицию. – Потому что развитие металлургических заводов компании вызывает серьезное беспокойство в Стокгольме. Там вполне обоснованно боятся нашей конкуренции в торговле железом. По моим сведениям, граф Пипер или собирается, или уже начал нашептывать королю, что Россия – враг опасный и его надо вывести из строя одним мощным ударом из Польши на Украину, потом перерезать железную дорогу и прибрать земли компании. Мало нам одних ногайцев? Так что вскоре после свадьбы мы с Петером отправляемся на Ладогу – пора брать Нотебург, а за ним – Ниеншанц, и тогда Карлу станет не до глубоких стратегических планов. Снайперскую группу дадите?

– Обязательно. И еще я десяток настоящих минометов привез. Правда, мин совсем мало, но «Козлевич» завтра же отправится за второй партией.

Суть тут была в том, что производство стали пока только разворачивалось, и ее хронически не хватало. Кроме того, компания имела всего два прокатных стана, к тому же небольших. Я бы даже сказал – полтора, потому как первый был совсем крошечным. И вопрос быстро встал так – или минометы, или мины, или и того и другого, но в мизерных количествах.

Однако выход нашелся быстро, и минометные трубы начали лить из чугуна. Все бы ничего, но стомиллиметровая весила без малого двести килограммов! В общем, это были очень тяжелые минометы. А тут я взял да и привез десяток нормальных, которые смогут быстро занимать позиции и еще быстрее покидать их в случае необходимости. Вот только как бы девушке намекнуть поделикатнее…

– Это самое, только ты сама в свалки не лезь, – попросил я.

– Дядя Леша, мне же не пятнадцать лет!

Здесь она была права, ей недавно стукнуло двадцать четыре. Подумав, Света добавила:

– Больно оно мне надо лазить по каким-то грязным стенам. Тут и с артиллерией дел по горло, а саблей пусть Меншиков машет, у него хорошо получается. Глядишь, и домашется, герой.