Текст книги "Над законом"

Что же остается? Да как всегда, с бешенством подумал Илларион: разогнать эту стаю псов, дать им понюхать паленого, чтоб неповадно было играть в войну! Он поднял ствол автомата повыше и нажал на спусковой крючок. Короткий автомат забился у него в руках, набегавшие пятнистые фигуры послушно легли на землю, и тут над затененным старыми соснами двором охотничьего домика разнесся звучный голос, привыкший отдавать приказы.

– Немедленно прекратить безобразие! – почти пропел голос и добавил что-то по-латышски.

Глядя, как неохотно поднимаются с земли и бредут прочь пятнистые фигуры, Илларион испытал мимолетное разочарование: настоящей драки не вышло, хотя все необходимые условия, казалось бы, были налицо.

– Ox, – прокряхтел Илларион, поднимаясь с холодного жесткого бетона и ставя автомат на предохранитель. – Самодеятельность какая-то. Танец с саблями!

Он вышел во двор, держа автомат за ствол, как палку. Оглядевшись, он отшвырнул оружие в сторону и повернулся лицом к резному балкончику, на котором, как адмирал Ушаков на мостике флагмана, стоял Плешивый Гуннар.

– Что это за бардак?! – крикнул ему Илларион. – Предупреждаю: в следующий раз я буду убивать до тех пор, пока не передавлю всех до единого!

Всем понятно?! – прорычал он, обводя двор свирепым взглядом.

– Ну-ну, капитан, друг мой, не горячитесь, – сказал сверху Плешивый Гуннар. – Это же была просто проверка.., репетиция, если хотите. Между прочим, это вы во всем виноваты.

– Я?! – Илларион отказывался верить собственным ушам. – Это как же я ухитрился?

– Когда человек говорит, что убить его – непростое дело, возникает просто непреодолимое желание проверить это утверждение. Каюсь, не удержался.

– Ну и как? – спросил Илларион. Проверили?

Он, казалось, потерял к происходящему всякий интерес – просто стоял посреди двора и сосредоточенно орудовал ножом, срезая заусенец на большом пальце левой руки, не обращая никакого внимания на устремленные на него со всех сторон враждебные взгляды.

– Проверил, – медленно сказал Плешивый Гуннар со своего капитанского мостика. – Убить вас – действительно трудоемкий процесс.

– Я скажу вам еще кое-что, – отозвался снизу Илларион, быстро взглянув на него. – В отличие от меня, вас очень легко прикончить – просто пришпилить, как жука. Хотите проверить?!

Плешивый Гуннар не успел ответить: Забродов сделал неуловимое движение плечом, в воздухе что-то коротко блеснуло, переворачиваясь на лету, и в перила балкона с негромким стуком воткнулся узкий, великолепно отточенный нож – как раз между ладонями Плешивого Гуннара. Тот не шевельнулся и ничем не выразил испуга, но даже снизу было хорошо видно, как он побледнел – расстояние от балкона составляло никак не меньше двадцати – двадцати пяти метров. Охрана замерла в неподвижности, не зная, что предпринять. Более того, многие не поняли, что произошло.

Наконец молчание прервал Плешивый Гуннар.

Он откашлялся, прочищая вдруг пересохшее горло, но голос все равно вышел скрипучим.

– А вы и впрямь ас, капитан. Что ж, ваши доводы убедительны. Мы квиты. Теперь, может быть, достаточно?

– Абсолютно с вами согласен, – слегка наклонив голову, сказал Илларион. – Будьте так добры, сбросьте мне, пожалуйста, мой ножик. Это очень хороший ножик, мне было бы жалко с ним расстаться.

– Что же вы разбрасываетесь ценными вещами? – сквозь зубы процедил Плешивый Гуннар, с натугой вытаскивая глубоко засевший клинок.

– Просто я немного отвык от штык-ножа, – ответил Илларион, – и мог вас случайно поранить.

– Ценю вашу заботу, – сказал Плешивый Гуннар и бросил нож на траву.

* * *

Воробей совершенно выбился из сил, волоча на себе безвольно обвисшего Свата. Его сто раз подмывало бросить этого козла в болото и добить – в конце концов, он сам нарвался на пулю, никто не заставлял его оставаться и поджидать случая кого-нибудь замочить, но Воробей до дрожи в коленях боялся Старика и был уверен, что не сможет обвести того вокруг пальца.

Именно поэтому, задыхаясь и захлебываясь хриплым матерным рыком, он продолжал упрямо переть на себе этого бугая, весившего в полтора раза больше, чем сам Воробей. Выбравшись из болота на сухой, прогретый солнцем пригорок, он с облегчением свалил ношу на землю и некоторое время неподвижно лежал рядом, слушая, как понемногу успокаивается колотившееся где-то в самой глотке сердце.

– Чего разлегся.., помру… – раздался слабый голос Свата.

– Молчи, сука, – не поворачивая головы, прохрипел в ответ Воробей. – А то я тебя сам голыми руками задавлю. Коз-зел.

Он перевернулся на спину, трясущимися от усталости руками нашарил в нагрудном кармане сигареты и закурил, немедленно разразившись надсадным кашлем.

– ., мне… – просипел Сват.

– Да пошел ты, – отмахнулся Воробей, но все же прикурил еще одну сигарету и воткнул ее в воспаленные потрескавшиеся губы Свата.

Покурив и немного отлежавшись, он сгреб в охапку оба автомата и рюкзак и затолкал их в яму под корнями вывороченной прошлогодним ураганом сосны, кое-как замаскировав тайник ветками, – погоня давно отстала, а тащить эту дополнительную тяжесть дальше просто не было сил. Покончив с этим делом. Воробей уселся на землю и, стащив с ног разбухшие сапоги, вылил остатки темной болотной жижи. Брезгливо морщась, он отжал носки и натянул их на ставшие белыми и распухшими от холодной воды ступни. Сват вдруг принялся натужно стонать. Воробей заглянул ему в лицо и убедился, что тот без сознания. Снова возникла соблазнительная мысль: бросить его здесь к чертовой матери.

До Выселок отсюда километров восемь, налегке он дойдет за каких-нибудь два часа, а потом можно будет вернуться за этим кабаном – на машине, с подмогой…

Он нагнулся и осмотрел повязку. Наспех наверченные тряпки, с мясом оторванные от различных деталей Сватова туалета, конечно же, давно сбились на сторону, рана опять открылась. Воробья, не отличавшегося особенной чувствительностью, все-таки замутило от такого обилия кровищи, медленно сползавшей по ребрам Свата густеющим потоком, над которым уже начали радостно увиваться мухи. Было очевидно, что, если не доставить Свата в больницу в ближайшее время, тот непременно околеет, как собака под забором, и виноват в этом будет, конечно же. Воробей. Сватова жена Катерина по прозвищу Бармалей так прямо ему об этом и скажет, и пойдет звонить по деревне, жаловаться и проклинать, хотя кто-кто, а уж она-то желала Свату сдохнуть раз двадцать на дню – по самым скромным подсчетам.

Воробей, как мог, поправил повязку, взял Свата за воротник брезентовой куртки и потащил волоком, как однажды тащил с фермы ворованную свинью.

Тащить Свата было даже удобнее – у него, по крайней мере, был воротник, свинью же приходилось волочить за заднюю ногу, отчего та все время норовила развернуться и цеплялась за все подряд растопыренными конечностями. Сват, впрочем, тоже, поминутно застревал и цеплялся одеждой за что попало. Совершенно одуревший от жары и усталости Воробей свирепо дергал его за шиворот, с треском протаскивая через густой подлесок, и тогда Сват принимался хрипло орать, а потом, обессилев, замолкал до следующего раза.

Скорее благодаря удаче, чем умению ориентироваться в лесу, через два с половиной часа пятившийся задом Воробей выбрался на дорогу. Здесь дело пошло легче, а вскоре их подобрал возвращавшийся с дежурства Леха Баринов по прозвищу Банан. Оба были грязны и окровавлены, и Банан мысленно скривился, представив, во что эта парочка превратит новенькие чехлы на сиденьях, но деваться было некуда, и уже через десять минут Воробья и Свата выгрузили перед медпунктом, где они были встречены молоденькой фельдшерицей. Хорошенько разглядев Свата, та нацелилась было хлопнуться в обморок и уже начала бледнеть и закатывать глазки, но тут Воробей, в котором выпавшие на его долю суровые испытания пробудили решительность, сцапал с медицинского столика недопитый стакан простывшего чаю и одним точным движением выплеснул его содержимое фельдшерице в лицо. Та вздрогнула и пришла в себя – глазенки вернулись на место, щеки приобрели естественную окраску, и она засуетилась, помогая Воробью уложить Свата на кушетку, и кривыми хирургическими ножницами ловко вспорола то, что осталось от Сватовой рубашки, состригла заскорузлую тряпку, успевшую основательно присохнуть к ране, и забегала вокруг с перекисью, антисептиками и стерильным бинтом. И тут безучастно стоявший в углу Банан, бесцельно ковыряя пальцем кровавое пятно на манжете форменной рубашки, вдруг подал голос.

– Эй, вы – сказал он, – тормозните-ка, отморозки. Он же помер – вы что, не видите?

Воробей и фельдшерица застыли, разом уставившись на бледное, перепачканное кровью и засохшей болотной жижей лицо Свата, успевшее за ночь обрасти густой колючей щетиной. Сват не дышал, и Воробей припомнил, что тот давно перестал стонать.

Фельдшерица пощупала пульс и даже измерила на всякий случай кровяное давление, безнадежно испачкав при этом надувную манжету тонометра.

– Умер, – сказала она Воробью и вдруг заревела белугой, некрасиво распустив большие губы и хлюпая покрасневшим носом. Была она совсем молоденькой, работала первый год, и ее вполне можно было понять и даже, между прочим, утешить, но Воробью сейчас впору было самому залиться в три ручья, но он только смачно плюнул на пол и вышел вон, с грохотом и звоном зацепившись плечом за прозрачный шкаф. Он торопился покинуть медпункт, чтобы ненароком не сорваться и не измолотить кулаками эту ненавистную дохлую морду, которая, черт возьми, не могла окочуриться немного пораньше, не заставляя его полдня надрываться и волочить ее через лес.

На улице, оказывается, его уже поджидал «джип» – кто, когда и как ухитрился донести Старику, что Сват и Воробей вернулись, было совершенно непонятно, но факт оставался фактом, и совершенно отупевший от пережитого Воробей безучастно погрузился в машину.

Старик принял Воробья в своем домашнем кабинете, где Воробью до сих пор бывать как-то не приходилось. Впрочем, он ощущал, что орган, ведающий любопытством, в нем временно атрофировался. Окинув вошедшего взглядом. Старик велел принести табурет – стоять Воробей не мог, а сажать этот комок кровавой грязи в кресло было невозможно.

Воробей опустился на подставленный табурет и обмяк беспорядочной кучей грязного тряпья. При взгляде на эту жалкую фигуру Сергей Иванович испытал мгновенный укол страха, оставивший после себя тупую ноющую боль где-то над правым глазом – победители так не выглядят.

– Рассказывай, – приказал он. – Вы что, попали под обвал?

Воробей не то всхлипнул, не то засмеялся – ничего было не разобрать на этом превратившемся в потрескавшуюся бурую маску лице.

– Да все нормально, Иванович, – сказал он. – Просто Свата подстрелили.., чуть сам не помер, пока дотащил.

– Где Сват? – быстро спросил Старцев.

– В медпункте, – с трудом ворочая языком, ответил Воробей.

– Вы что, спятили все? – страшно выкатывая глаза, громыхнул Сергей Иванович. – Он же там такого наговорит, что три следственные комиссии за год не разберутся!

– Не наговорит, – вяло отозвался Воробей, почему-то впервые в жизни ничуть не испугавшись начальственного гнева. – Помер он. До самого медпункта дал себя дотащить и помер, паскуда.

– А москвич?

– А что москвич? Хрен его знает. Мы со Сватом.., это.., отвлекающий, значит, маневр: пальнули по разу из кустов, и ходу, а он там остался. Да ты не бойся, Иваныч, москвича твоего ломом не убьешь! Все сделает, как надо.., хотя, конечно, крученый он. Все у него с подковыркой. Не верю я ему, Иванович, хоть убей.

– А от тебя этого и не требуется, – отрезал Старцев. – В церковь иди, там верующих сколько угодно. Ладно, ступай. Помойся, отоспись и приходи – премию выдам.

– А Сват…

– Сват теперь не твоя забота. Ступай.

Воробей ушел, роняя на паркет засохшие лепешки грязи. Возле двери он вдруг остановился и, обернувшись, сказал:

– Автоматы я в лесу оставил, под корягой.

– Место найдешь? – спросил Старцев.

– Думаю, да, – пожал плечами Воробей.

– Ну, значит, и говорить не о чем. Иди, отдыхай.

Пока в кабинете наводили порядок, Сергей Иванович постоял у огромного окна, выходившего на лес. Когда строился коттедж, он специально оговорил расположение кабинета – смотреть на лес было гораздо приятнее, чем на панораму Выселок, пусть себе и имевшую вполне цивилизованный вид. Сергей Иванович был выше того, чтобы шпионить за своими подчиненными путем простого подглядывания из окна – для этого существовало множество других способов, куда более надежных.

Лес, как всегда, успокаивал – мерное колыхание огромной пестро-зеленой массы действовало на растрепанные нервы подобно целительному бальзаму. Тупая игла, засевшая в мозгу над правым глазом, незаметно пропала, и мир немного посветлел.

В конце концов, ничего страшного не произошло – Сват был хорошим стрелком, но и только. Вся надежда теперь была на москвича – если груз не вернет он, понял вдруг Сергей Иванович, то его не вернет никто.

Вернувшись в свое кресло, приободренный Старцев стал придумывать способ, как ущучить Плешивого с его зарвавшимися бандитами. На миг он даже пожалел о блаженной памяти прошедших временах, когда еще не увяз по уши в том, что он и его коллеги скромно именовали бизнесом. Тогда в ответ на подобную выходку соседей он бы просто снял трубку телефона, действуя законным порядком, и за дело моментально взялись бы те, кому за это деньги платят: КГБ, пограничники, власть предержащие…

Теперь играть в эти игры приходилось самому…

Старцев откинулся в кресле, задумчиво посасывая фильтр незажженной сигареты. Редкоземельные металлы… Что это за зверь такой и с чем его едят?

Сергей Иванович никогда в глаза не видел эти самые металлы и имел о них весьма слабое представление: вроде бы помещались они где-то в самом низу таблицы Менделеева и пользовались бешеным спросом на Западе. Больше Сергей Иванович не знал о редкоземельных металлах ничего существенного, хотя через его участок границы это ценное сырье тоннами уплывало в Латвию, а оттуда – дальше, в Германию, Швецию и бог знает куда еще. Эти самые редкоземельные давно уже стали основной статьей дохода Сергея Ивановича – спасибо за это Тихарю и его таинственному хозяину, которого Старцев никогда не видел и про которого ничего не знал. Этот человек-невидимка сумел организовать дело так, что как минимум раз в месяц Сергей Иванович пропускал через границу крупную партию товара, получая с этого по-королевски щедрые проценты. Подводить такого человека было нехорошо и даже опасно. Только о чем же думал Плешивый, откалывая такой номер? Неужели ему жить надоело?

Старцев тревожно взглянул на телефонный аппарат, стоявший на краю стола. Аппарат молчал.

Москва почему-то перестала теребить его запросами по поводу потерявшегося груза. Честно говоря, следовало сесть и составить подробное донесение, не дожидаясь запроса, но Сергею Ивановичу очень хотелось по старой памяти закончить рапорт победной строкой: груз возвращен и отправлен к месту назначения обычным порядком, виновные выявлены и строго наказаны… Да… С донесением придется подождать до возвращения москвича.., если тот вообще вернется. Это ему не чеченов по горам гонять, здесь народ потоньше, похитрее…

На лестнице послышались шаги и приглушенные голоса, в коридоре затопали, и дверь без стука распахнулась – так резко, что с грохотом ударилась о стену. Сергей Иванович вскинул голову, намереваясь рыкнуть, но слова застряли у него в горле Он медленно встал навстречу вошедшему, чувствуя неприятный холодок под ложечкой и противную слабость в ногах.

– Здравствуйте, Олег Капитонович, – заплетающимся языком выговорил он. – Какими судьбами?

Тихарь аккуратно прикрыл за собой дверь, скрывая от взгляда Старика какую-то незнакомую башнеподобную фигуру в коридоре, неслышно ступая пересек кабинет и остановился по другую сторону стола.

– Здравствуйте, Старцев, – своим шелестящим голосом сказал он, разглядывая бледного Сергея Ивановича сквозь толстые линзы. – Потрудитесь объяснить, что у вас здесь происходит.

Глава 9

Не желая беспокоить охрану, Илларион распахнул окно, встал на подоконник и мягко спрыгнул в траву со второго этажа. До рассвета оставалось еще с полчаса.

Зябко передернув голыми плечами, Забродов выбежал на подъездную дорожку и мерной рысью направился к воротам. У ворот навстречу ему шагнул хмурый охранник. Рука его лежала на кобуре пистолета, очень откровенно висевшей на ремне спереди.

– Куда? – с сильным акцентом спросил он.

– В бега решил податься, – ответил ему Илларион. – Ты что, чудила, не видишь, что я голый?

Охранник окинул его оценивающим взглядом и понимающе кивнул.

– А, – сказал он, – спорт. Эт-то хорошо. Сейчас открою ворота.

– Отдыхай, – сказал ему Илларион, с разбега ухватился за верхний край ворот и перебросил тело на ту сторону.

Над лесной дорогой прядями плыл туман, глушивший стук ботинок по асфальту. Влага моментально пропитала брюки почти до колен. Илларион бежал, полной грудью вдыхая чистейший воздух и с наслаждением ощущая, как просыпается, наливаясь бодростью, его уже немолодое, но сильное и гибкое тело.

Лес перед рассветом сильно напоминал театральную декорацию – ночные птицы уже улеглись спать, а дневные еще не проснулись. При полном безветрии деревья казались нарисованными, чему немало способствовал туман, слегка размывавший очертания предметов. Забродов, радуясь жизни, добежал до шоссе и повернул обратно. В голову упорно лезли мысли о деле, но он старательно гнал их прочь. Поводов для положительных эмоций в том, что ему уже удалось сделать, Илларион не усматривал – несколько набитых морд – не в счет и хорошим результатом считаться, увы, не могли.

Он поймал себя на том, что упорно думает, как бы ему не думать о деле, и рассмеялся.

– Ах, так! – сказал он вслух. – Всю эту шелуху мы сейчас из головы вытряхнем!

Не замедляя бега, он подпрыгнул, перевернулся и легко встал на руки, продолжая пробежку вверх ногами. В это время позади послышался нарастающий шум двигателя, мелькнули непотушенные фары, и мимо Иллариона, испуганно шарахнувшись к обочине и просигналив клаксоном, проехал вишневый «Москвич».

Забродову показалось, что за рулем сидела женщина, со страхом оглянувшаяся на него. «Ну, еще бы, – подумал он несколько смущенно, вновь становясь на ноги и переходя на нормальный бег, – испугаешься, когда под утро на пустынной лесной дороге тебе вдруг встречается полуголый псих, бегущий на руках. Кстати, интересно, куда это она поехала? Ведь дорога, похоже, заканчивается у охотничьего домика. Черт побери, вишневый „Москвич“! Да это же пресловутая Ирма!»

Прелесть раннего утра разом померкла, отступив на второй план. Илларион заторопился, чтобы поскорее оказаться в центре событий, проклиная себя за то, что сразу не сообразил, кто именно обогнал его на лесной дороге.

Ворота еще были открыты. Окончательно проснувшийся охранник как раз собирался запереть их, когда Забродов вихрем влетел во двор, топоча, как беговая лошадь. Впрочем, ничего интересного он во дворе не увидел. Вишневый «Москвич» стоял у крыльца, а приехавшей в нем женщины нигде не было видно – вероятнее всего, она сейчас обсуждала деловые вопросы в кабинете Плешивого Гуннара. Вламываться к ним было невежливо и абсолютно бессмысленно, поэтому Илларион решил, пока суд да дело, закончить свою утреннюю разминку.

Он как раз заканчивал бой с тенью, уверенно тесня своего невидимого противника в сторону гаража, когда к нему неторопливо подошли несколько «лесных братьев». «Неужели опять?» – подумал Илларион, старательно делая вид, что не замечает присутствия посторонних.

– Эй, москвич, – сказал один из «братьев», – покажи что-нибудь.

– Как это что-нибудь?! – не понял его Илларион.

– То, что умеешь, – пояснил тот и сделал несколько движений, словно нокаутировал противника. – Пару приемов, а?

– Ах, это, – с облегчением рассмеялся Илларион. – Ну, становись, кто смелый.

Вперед вышел коренастый крепыш в камуфляже и принял боевую стойку. Илларион показал ему «кое-что». Когда тот поднялся, очумело тряся головой, Забродов растолковал ему технику проведения приема и показал все поэтапно.

– Ага, – сказал партнер и отошел, потирая ушибленное плечо.

Потом Илларион показал «что-то» двоим, а немного позже – троим и даже четверым «братьям».

Все происходило как на занятиях по рукопашному бою: Забродов покрикивал на своих спарринг-партнеров, указывал на ошибки и безжалостно бил в незащищенные места, когда ошибки повторялись. На лужайке перед гаражом царила нормальная рабочая обстановка. На миг Забродову почудилось, что он снова на полигоне, тренирует очередную группу спепназовцев перед заброской в горячую точку. Как и на полигоне, он вовремя засек момент, когда группа начала выдыхаться, и на полуслове прервал объяснения.

– Все, ребята, – сказал он, – перекур.

К нему одновременно протянулось несколько открытых пачек.

Илларион едва заметно приподнял бровь и наугад выбрал сигарету.

– Эт-то хорошо, – сказал давешний охранник, успевший, как видно, смениться с поста. – Спорт.

На скуле у него красовался изрядный синяк, которого не было там каких-нибудь сорок минут назад, но выглядел он вполне довольным. Разминка действительно удалась на славу.

Он похлопал любителя спорта по плечу и направился к дому.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он нос к носу столкнулся с роскошной шатенкой, только что, судя по всему, покинувшей апартаменты Плешивого Гуннара.

– Проклятье, – сказала она, морща очаровательный носик, – вот не знала, что здесь открылся частный дурдом.

– Простите, мадам, – галантно сказал Илларион, – я напугал вас там, на дороге. Но я никак не Мог предполагать, что по ней кто-нибудь поедет в такой ранний час, и тем более, что это будет такая сногсшибательная женщина. Я постарался бы произвести на вас совсем иное впечатление. Поверьте, я не псих – это была всего-навсего утренняя зарядка.

– Знаю, – сказала она, – я наблюдала за вами из окна. Деретесь вы красиво.

– Благодарю за комплимент.

– Это не комплимент. С чего бы это я стала говорить вам комплименты?

– Не скажите. Я дерусь грамотно – это факт.

Красиво – это комплимент. Вы Ирма?

– Ирма – это кличка. Вообще-то я Ирина.

– Очень приятно. Илларион.

– Ну и имечко.

– Какое есть. Выбирать, знаете ли, не приходилось. Но простите меня, я должен принять душ и одеться, да и вы, похоже, торопитесь. Мы ведь еще увидимся?

– Возможно. Гуннар, похоже, хочет, чтобы мы работали в паре.

– А вы остались без напарника? Куда же он подевался?

– Он погиб.

– Ай-яй-яй, какая неприятность! Как же это вышло?

– По-моему, вы торопились в душ.

– Но позвольте!.. Если я собираюсь занять его место, то я должен быть уверен, что меня не постигнет его участь!

Ирма-Ирина довольно грубо оттолкнула Иллариона с дороги и торопливо направилась вниз, дробно стуча каблуками по деревянным ступенькам.

– Вам привет от Борисыча! – крикнул ей вслед Илларион.

Она остановилась так резко, словно налетела на кирпичную стену, и медленно обернулась. Илларион даже испугался – он никогда прежде не видел, чтобы у человека так резко менялось лицо. На секунду ему показалось, что на него вполоборота глянула оскаленная морда бешеной волчицы, но наваждение тут же прошло, яркие губы прикрыли волчий оскал, а в карих глазах потух плотоядный огонь.

– От какого Борисыча? – почти спокойно спросила она.

– От егеря Борисыча, который проводник. – Илларион сухо улыбнулся, с удовольствием наблюдая за ее замешательством. – Да не дрожите вы так! Я пошутил. Он мертвее мертвого – убит наповал и сгорел в собственном доме, как какое-нибудь полено, так что все шито-крыто. Но перед этим он успел мне кое-что шепнуть.

– Что же? – спросила она и поднялась на две ступеньки. – И, главное, когда?

– Он жаловался на вас – говорил, что вы повели себя несколько.., гм.., неожиданно. Дело в том, что я присутствовал при том, как его убили. Можно сказать, что он умер у меня на руках. Он и еще один парень в форме, но тот, помнится, ничего не говорил.

– Так это были вы!..

– Вот именно. И еще одно. Я хочу, чтобы вы об этом знали, раз уж мы теперь напарники: Старик обещал подсыпать в мою кормушку лишнее ведро овса, если я привезу ему вашу прелестную головку в оригинальной упаковке.

Не дожидаясь ответа, Илларион резко повернулся на каблуках и легко взбежал по лестнице, захлопнув дверь своей комнаты прежде, чем его собеседница успела открыть рот.

Через полчаса, умытый и свежий, Илларион спустился вниз.

Как он и ожидал, Ирина подкарауливала его в каминной.

– Нам нужно поговорить, – сказала она.

– Сколько угодно, – не стал спорить Забродов. – Пройдемся?

Она с некоторым сомнением посмотрела на него, странно шаря глазами по его фигуре. Илларион не сразу понял, что означает этот взгляд, а поняв, искренне рассмеялся.

– Да вы, никак, проверяете, нет ли при мне оружия? – спросил он. – Господь с вами, да зачем оно мне? Я прекрасно умею обходиться без него.

– Вы меня успокоили, – немного натянуто улыбнулась она.

– Так или иначе, выбора у вас нет. Поймите, если я захочу вас убить, помешать мне будет чертовски трудно, независимо от того, осведомлены вы о моих намерениях или нет. Равно не играет никакой роли огнестрельное, холодное или любое другое оружие. Так вы не против пройтись?

Она, судя по всему, тоже была профессионалкой в своей области, потому что очень быстро справилась с собой и в ответ на хвастливую тираду Иллариона, в которой не было ни слова не правды, ответила коротко и спокойно.

– Охотно, – сказала она. – Нам действительно необходимо поговорить.

– Куда пойдем? – спросил Илларион, когда они вышли во двор. – Мне здесь известен только один маршрут – до гаража и обратно, но там всегда почему-то навалом типов, у которых чешутся кулаки.

Я ничего не имею против, но это отвлекает. Еще можно податься за ворота, но охранник может нас не правильно понять.

– Я здесь старожилка, – сказала Ирина. – Тут есть одна калиточка, про которую вы наверняка не успели узнать. Идемте.

Взяв Иллариона за рукав, она потащила его за собой вокруг дома туда, где забор почти вплотную примыкал к стене, образуя длинную узкую щель.

Здесь обнаружилась неприметная калитка, открывавшаяся прямо в лес. Она была словно дверца в страну чудес, тем более что за ней не было даже намека на тропу, и лишь наметанный глаз Иллариона мог определить, что здесь все-таки время от времени ходят люди.

Некоторое время они молча шли по лесу. Наконец Ирина остановилась и повернулась к Иллариону лицом.

– Ну, давайте, – сказала она.

– Простите, – осторожно сказал тот, – а вам не кажется, что это несколько двусмысленное предложение? Что именно вы хотите от меня получить?

Или я должен действовать на свое усмотрение?

– О господи! – вздохнула она. – И тут приходится выслушивать пошлятину. Впрочем, как хотите. Может быть, и лучше, если это случится неожиданно.

– Погодите-ка… Вы что же, всерьез решили, что я могу убить женщину, да еще и голыми руками?

То есть технически это, конечно, несложно, но есть ведь еще и моральная сторона дела…

– Какая, какая? Я не ослышалась? Вы сказали – моральная? Слушайте, вы кто? Откуда вы такой взялись?

– Здесь странное место, – поделился своими наблюдениями Илларион. – Едва ли не с момента моего появления здесь меня непрерывно спрашивают, кто я такой. Как будто меня нельзя воспринимать непосредственно, отдельно от моей трудовой книжки.., которой у меня, в общем-то, и нет.

– На жулика вы не похожи, – задумчиво сказала Ирина. – Неужели вы тоже из госбезопасности?

– Боже сохрани! – не вполне искренне сказал Илларион. – А почему вы так решили?

– У моего предыдущего напарника тоже не было трудовой книжки, – сухо сказала она.

– Оставим мою персону в покое, – предложил Илларион. – Вы ведь хотели мне что-то сказать?

– Собственно, я хотела просто поговорить с вами, познакомиться…

– Прощупать, – подсказал Илларион. – Вы ведь явно что-то такое имеете в виду, нет?

– Давайте не будем торопиться. Скажите лучше, каким образом вы оказались на кордоне?

– Самым обычным – приехал поохотиться и отдохнуть.

– Это что, шутка?

– Это чистая правда. Я и в мыслях не держал – встревать во всю эту кашу. Может человек раз в жизни выехать поохотиться? А кой черт, извините, дернул вас затевать безобразие со стрельбой? Ведь это, наверняка, была ваша идея, не отпирайтесь.

– Моя. Только вот результатов она не дала, за исключением того, что теперь дорога на ту сторону мне заказана.

– А чего вы хотели?

– Какой вы быстрый… Впрочем, что там… Сказав "а", надо говорить «бэ». Я хотела захватить груз и продать его третьему лицу, в обход обычных каналов сбыта. Таким образом я одним махом обеспечила бы себя надолго.

– Как я понимаю, у вас ничего не вышло.

– Гуннар перехватил мою группу. Тех, кто был со мной, он просто перестрелял, а меня отправил с грузом дальше, пригрозив выдать Старику.

– Он отправил вас без сопровождения?

– Как же!.. Мой спутник вылез из машины в трех километрах от поворота к домику.

– А почему Гуннар все-таки решил использовать вас после того, что вы учинили с грузом?

– Я тренированный курьер. Профессионал, если хотите.

– И что теперь?

Она пристально посмотрела на него и отвернулась, в раздумье похлопывая себя веточкой по штанине.

– Что теперь… Мой ответ зависит от степени вашей лояльности по отношению к Старику и Плешивому…

– По-моему, с некоторых пор это взаимоисключающие понятия.

– Какие слова… Впрочем, да. Так за кого вы?

– А вы?

Она твердо посмотрела Иллариону в лицо и ответила:

– Я – за себя.

– Я тоже, – сказал Илларион и улыбнулся, чтобы хоть как-то снять возникшее напряжение. – Вот и славно. Итак, что могут предпринять в данной ситуации два независимо мыслящих человека? Ведь вы хотите что-то предпринять?

– Я все смотрю на вас и думаю, продадите вы меня или нет, – сказала Ирина.

– И что у вас придумывается?

– Получается, что это был бы с вашей стороны совершенно бессмысленный шаг. Ведь награда за мою голову вам все равно обещана.

– А вдруг Плешивый даст больше?

– Ну, для меня-то это безразлично. Так или иначе, мне до зарезу нужен кто-нибудь вроде вас.

– Романтическое путешествие? Кругосветный круиз? Создание полноценной ячейки общества?

Иными словами, зачем это я вам понадобился?

– Мне нужны большие деньги, – сказала она. – Я хочу бросить работу, осесть в каком-нибудь красивом месте и родить ребенка. Если вы сейчас засмеетесь, я это стерплю, потому что ваша реакция не имеет значения – вы мне нужны.

– Я весь внимание, – серьезно сказал Илларион. – Деньги – это вещь, особенно когда их много.

– В Рижском порту стоит одно судно.., точнее, это яхта океанского класса, под завязку набитая редкоземельными металлами. Она уже готова сняться с якоря, осталось погрузить только одну партию товара. Партия, как я поняла из сегодняшнего разговора с Гуннаром, ожидается большая. Соответственно, требуется мощное сопровождение на случай всяких непредвиденных осложнений…