Текст книги "Отряд «Холуай». Из жизни моряков-разведчиков Тихоокеанского флота"

Один из «брейкеров» подошёл к мичману, сдернул с головы бейсболку, стащил перчатки, поздоровался и кивнул нам:

– Проходите. Не топчите комингсы (пороги) – смотрите технику.

Вот теперь немного понятно, почему его зовут Дитер. Парень похож на певца-композитора групп «Модерн-Токинг» и «Блю-Систем» Дитера Болена. Такой же явно выраженный арийский блондин и прическа – укороченный вариант «модерн-токинговской» – короткий ёжик волос и редкий чубчик на лоб.

Магнитофон был что надо, мечта всей модной молодёжи тех годов. А фирма так вообще «Сони»! Чёрно-серебристый, с двумя отстегивающимися колонками, двухкассетный, да еще и с радио. Совсем еще новый, нецарапанный. Я с видом знатока начал щупать, отстёгивать колонки, вставлять кассеты, нажимать кнопки, покрутил настройки радио и тумблера. Нормальная рабочая техника. Да он к тому же еще на батарейках! Я в школе о таком мечтал, однако мне досталась более дешёвая модель «Шарпа»-однокассетника, привезенного отцом из заграничной командировки, что для меня в те годы было тоже очень неплохо.

– Нормально, – наконец возвестил я и толкнул Федоса, чтобы тоже смотрел.

Старшина нажал пару кнопок, испуганно отдернул руку и закивал головой.

Тут меня начали корёжить инстинкты «фарцы». Как-никак опыт подобных сделок на многочисленных гастролях со своей танцевальной группы я все-таки имел.

– Пятьдесят – нормальная цена. Может, еще кассет вместе с магнитофоном на эту цену дадите?

Мичман пнул меня под ребра, матросы в кубрике заржали. Дитер залез под шконку, вытащил картонную коробку с кассетами.

– Бери штук десять сам на выбор, мы уже себе поразбирали.

Я сразу же вцепился в ящик и начал перелопачивать кассеты. Надо же – всё приличные «TDK», нет ни одной нашей совковой. Ух ты, что я нашёл! Основатели и короли музыки для брейк-данса «Крафтверк». Цапнув кассету, я ее сразу же засунул в кассетник и нажал кнопку воспроизведения. Заиграла знакомая музыка, и электронный голос произнес: «Music non stop». Класс, вот она, нормальная музыка для ценителей. Интересно, если покопаться, есть ли у них «Ялло»? Дитер кивнул своему напарнику по танцам, и они начали меня допрашивать:

– Слышь, ты чо, танцевал на гражданке?

Я довольно кивнул головой.

– Брейкер? – продолжали допрашивать меня матросы.

– Да так, помаленьку, вертелся.

– А что, можешь там электробуги или нижний? Мы, кстати, тоже плясали, можешь чо показать? Как сейчас на дискачах пляшут?

Хотелось сказать, что не пляшут уже нижний брейк или верхний, а слушают «Ласковый май», но я благоразумно промолчал.

– Ну чо, карась, давай спляшем, – загорелись «старики», – давай, давай, – начали поддерживать остальные, ну понятно, решили поразвлечься и заодно постебаться над молодым.

– Давай как в «Курьере», – загорелся белобрысый Дитер, – у меня музон даже с фильма есть, или как видал «Ягуар» кино, там чувак в казарме нижний рубал с автоматом!!

– Да, тут тесно для нижнего, – пытался я кое-как отвертеться, чувствуя уже, что попал.

– Идем в спорткубрик, – загомонили минёры и, подхватив магнитофон со стола, потащили нас за собой.

– Довыёбывался, – зашептал мне на ухо мичман, – оно тебе надо было, танцор?

Понятно, заму не хотелось, чтобы над нами стебались, но ситуация сейчас такая, что лучше и не встревать. Человек восемь старослужащих матросов – реальная сила. Тем более из третьей роты. К тому же из других кубриков, привлечённые гвалтом, начали высовываться другие. В спорткубрике было много места и для нижнего, и для верхнего брейка.

– Ну что, малой, не тушуйся, – похлопал меня по спине Дитер и, напялив на себя бейсболку и перчатки, кивнул своему напарнику. Матросы третьей роты, набившиеся в кубрик, начали в такт хлопать. Очень у них все ладно получается. Видно, что не в первый раз развлекаются танцами. Дитер включил музыку. Понеслась!! Слушая музыку, я прихлопывал вместе со всеми, и меня начал одолевать настоящий танцевальный азарт.

Да не очень-то они и танцуют электробуги. Видно, что танцевали раньше на гражданке, ритм и слаженность есть, но композиция вялая, и движения однообразные и часто повторяющиеся. Излишняя «роботизированность» и заторможенность, особенно в движениях головы и кистей рук. Порасхлябанней надо быть, товарищи матросы. Тогда будет все естественней выглядеть. А вот «нижний», конечно, получше, хотя берут силой, а не техникой. Законченного вертолёта я так ни у кого и не увидел, да и «волна» вперёд так себе – мощные толчки и гулкое хлопание руками. Аааа, черт, что-то я вообще разошелся. Еще стоя в кругу, начал приплясывать, и, когда Дитер кивнул мне, отскакивая в сторону, я вышел «поломавшимся» роботом на середину и «рассыпался» на пол. Сразу же «вертолёт». Так легко мне этот из наиболее сложных элементов еще никогда не удавался. Сказались ежедневные многокилометровые забеги. А тут главное – техника и первый мах ногами. Поймать крутящий момент и чуть доворачивать спиной, перекатываясь на слегка поджатые руки и чуть ими отталкиваясь. Ох, как раскрутило меня. Успел выйти в стойку на руки, помахать ногами в воздухе и сложить пару ножных фигур. Теперь выбросить ноги и «пружинкой» встать. Отработанный номер, я его еще на фестивале в Паланге танцевал.

Ухх, как давно я не танцевал и как все легко сейчас далось. Технику, главное, не забыть, а ноги и руки сами все вспомнят.

– Оооо, ништяк, – заревели матросы, – молодцом карась! «Курьер», еп…ть!

Мичман недовольно поморщился:

– Херня ваш брейк. «Хеви металл» – сила!

Да, мичман уж не столь далеко-то от нас по возрасту ушёл. Будь мы на какой-нибудь дискотеке, а не в спортивном кубрике, по-любому бы сейчас началась драка, и не уверен, что Дитер со своим напарником отнеслись бы к мичману с субординацией.

Пришлось мне задержаться, мичман и Федос потащили к нам в роту магнитофон и кассеты, а я показывал правильное исполнение «вертолёта». Через час я вернулся к своим, прикупив заодно в третьей роте за рубль высоченные джинсовые кеды, хоть и не новые, но очень прочные и ноские. Дитер отдал мне свои перчатки и бейсболку и пообещал, если успеет, познакомить меня с моим земляком из первой группы роты минирования, который сейчас находился на «боевом дежурстве» на каком-то «научнике».

После танцев в роте минирования ко мне прилепилась новая кличка «Брейк», ну все же намного лучше, чем «Сапог».

Теперь наш мичман без проблем мог наслаждаться музыкой, и частенько из баталерки слышались гитарные басы и истошные визги братьев Янгов (ACDC). Мы же слушали музыку изредка и частенько недоумевали: на хрена нам нужен был этот магнитофон?

Занятия продолжались.

Неожиданная проблема появилась у меня с водолазной подготовкой. Хотя раньше я частенько погружался с баллонами на Чёрном море, и особого страха к пребыванию под водой не испытывал, и был допущен врачами-спецфизиологами к водолазным спускам. Я не смог проплыть, даже без снаряжения, трубу в бассейне. В «свободной воде» я чувствовал себя вполне нормально как по «первому комплекту» (маска, ласты), так и с баллонами. Однако, когда Поповских на первых ознакомительных занятиях после изучения материальной части индивидуальных дыхательных аппаратов и гидрокостюмов, после отработок на суше «включений в систему» одевания снаряжения и прочего начал прогонять группу через трубу, имитирующую узкое жерло торпедного аппарата, меня словно застопорило. Диаметр трубы был таков, что её можно было бы спокойно проплыть, не растопыривая сильно локти и не расставляя руки. С другой стороны трубы стоял матрос на подстраховке с фалом, пропущенным внутри с петлёй на конце. Выполняющий упражнение матрос крепил петлю карабином на поясе и нырял в трубу. Надо было всего-навсего пройти под водой в жерле несколько метров. Тем более для дополнительной страховки внутри был пропущен фал с поплавками, по которому можно было перебирать руками. В первый раз я, надышавшись и провентилировав легкие, спокойно нырнул. Вот тут мне стало не по себе. Скорость скольжения в воде, набранная перед заходом, снизилась. Я попытался сделать мощный гребок руками, чтобы быстрее выбраться на «свободную воду». Руками ударился о стенки, чуть ушиб локти, гребок не получился. И при обратном движении руками я вообще застопорился. Застрял чуть ли не на половине трубы. Голову сдавило, словно стальным обручем. Стало ужасно страшно, в панике попытался развернуться в трубе, чем еще больше ухудшил свое положение, поставив тело чуть ли не поперек и поджав колени. В голове застучало. А при выбросе адреналина запас кислорода в крови расходуется намного быстрее. Я кое-как трепыхнулся и забил ногами. Ласты на ознакомительном упражнении мы не надевали. Так, может быть, гребок бы и вынес меня наружу. Головой ударился о стенку и проехался лицом по внутренностям трубы. От страха и недостатка кислорода я совсем перестал соображать и даже не понял, что меня тащат за фал наружу. Очнулся я от собственных рвотных позывов, лежал перекинутый через скамейку поперек и надрывно, с возгласами «Ваааа» истошно блевал водой из бассейна. Морда и локти жутко саднили, меня всего трясло. Главстаршина, сверхсрочник-санинструктор, с презрением смотрел на меня, сидя рядом на скамеечке и спокойно покуривая сигаретку.

– Очнулось, существо? – бросил он мне.

– Кхе-кхе, вааааа, – ответил я и в очередной раз сблеванул.

Подошёл наш мичман и спросил у санинструктора:

– Что он, очнулся? Жить будет?

– Марков, ты себя вспомни, как я тебя откачивал после тренажёра. Живёшь ведь – и этот будет.

– Ну, так я тогда не по своей вине «забортной» хлебнул, согласись.

– Да все вы не по своей вине, этот вон всю морду свёз и локти, пока его тащили. Упирался еще чего-то. Теперь бумажки на него пиши. Дай бог, чтобы заместитель командира по водолазной это за происшествие не посчитал.

– А с матросом делать чего теперь?

– Да ничего, пока в воду не пускайте, я ему морду сейчас дезинфицирую, пусть зелёный походит. Вечером шефу доложу – пусть его смотрит. Если даже по «нулевому комплекту» трубу не прошёл, на хрен он нужен.

Да, всё услышанное меня не очень порадовало. Ни хрена себе расклады. Могут и списать в «береговые» или куда-нибудь в экипаж на «железо». А я-то думал, что у меня всё идёт как надо. Значит, бегать, прыгать да ногами махать здесь еще не самое главное.

Вечером меня смотрел главный медик, задавал какие-то вопросы и, ничего толком не сказав, почиркал что-то в медицинской книжке. В кубрик я вернулся совсем в безрадостном настроении. Поповских сидел на «баночке» посередине кубрика и читал что-то из большой толстой тетради. Матросы, сидевшие перед ним, тщательно записывали. Я спросил разрешения и сел сзади. Что читал командир, я даже не слышал. В голове бродили совсем невесёлые мысли. Почему-то захотелось туда, откуда все начиналось, обратно в учебку. Там из-за того, что я не смог пронырнуть эту дурацкую трубу, никуда бы меня не отправили. Да и не заставляли бы нырять – сидел бы сейчас в классе инженерной подготовки, разбирал бы мины. А ведь могли бы меня назначить ответственным за этот класс. Можно было бы кипятильник и чай с печеньем прятать в шкафу за задней стенкой, а в дальних шкафах так вообще лежанку можно было бы устроить. Эх, какое место от меня ушло. Днём занятия, а вечером сам себе голова. Ходил бы сейчас курсантом у саперов, а через пару месяцев выпуск. Начальник инженерной службы по-любому бы меня оставил, да и с прапорщиком-инструктором общий язык я давно нашёл. Сейчас бы ходил не в форменке с гюйсом, а в красивом чёрном ПШ в укороченных яловых (офицерских) сапожках, свои бы очень красиво и стильно подрезал. Клим, мой соперник по рукопашке, в комбинате бытового обслуживания первый человек, матрос мастер-обувщик под ним ходит. Ах, какие он каблуки на сапоги делает – загляденье, а не вставки. Сапог прямо как игрушечный. И тетки, которые чего-то там строчат на машинках, весьма не задорого ПШ ушивают, любо-дорого посмотреть. Совсем замечтался и прошляпил вопрос, который мне задал Поповских. Встал, помолчал, выслушал ехидное замечание и снова сел. Ничего в голову не идёт. Вечером после ужина бездумно бил в кубрике по груше ногами. Ничего не хотелось. Даже слушать магнитофон, который мичман Марков выделил на час для поднятия боевого духа подразделения.

На следующие утро занятия продолжались своим чередом. На теоретических занятиях по водолазному делу я присутствовал, записывал факторы, влияющие на водолаза при погружении, удельные веса, давления, правила погружений. Зарисовывал картинки, рисовал стрелки. До обеда занимались теорией, и поэтому я немного отвлекся от грустных мыслей, решил вполне сносно задачу на погружение. После обеда занимались материальной частью индивидуальных дыхательных аппаратов, разбирали массогабаритный макет, откручивали, прикручивали вентили, стравливали баллоны. Пока мы занимались баллонными аппаратами типа АВМ, более сложные дыхательные аппараты с регенерацией воздуха будем изучать в следующем учебном периоде. Ну, может, кто будет, а кто и нет. Не допустят меня даже к сдаче зачётов на погружения и выпнут с разведпункта, как пить дать. А интересно, могут отправить обратно в учебку? Надо будет у Чернокутского, как-нибудь улучив момент, спросить. Хотя, с другой стороны, как-то не хочется вернуться с виноватым видом, словно побитая собака. Наверняка поймут и не засмеют, но уже и самому будет стыдно. Не смог. Хромов и Синельников, не скрывая ни от кого, гордились мною. Каких матросов выращиваем и отдаем в чужие части. А я, как побитый пёс, обратно. Трубу не смог перенырнуть. Вечером, когда была наша очередь заниматься в бассейне, я сиротливо сидел на бортике рядом с «обеспеченцами» и смотрел, как мои сослуживцы в одних трусах лениво переныривают эту злосчастную трубу туда-обратно, учатся выходить на «воздух», не выпуская загубника. Санинструктор до занятий меня в бассейне, из-за морды и локтей, извазюканных зеленкой, не допустил. Пришлось сидеть тихо и печалиться, непонятно о чём. Так продолжалось три дня ровно. На третий день меня всё-таки запустили в бассейн. Марков и Поповских долго инструктировали и давали советы, как вести себя при проходе. Даже советовали, о чём думать. А я так и не смог даже занырнуть в трубу. Перед самым входом меня снова обуял невыносимый ужас тесноты и давящих узких стенок. Даже еще на воздухе, не уйдя под воду, начал задыхаться. Все, «отходился» по морям бродяга матрос-водолаз. Печально, я даже чуть не заплакал. Пришлось поводить челюстями и выходить на сушу. Поповских посмотрел мне вслед и что-то сказал Маркову. Наверно, договариваются и решают, как меня будут списывать. Зачем им матрос в группе, который не имеет водолазного допуска.

Ну бегаю я, прыгаю с парашютом, хожу по азимутам – здесь это все делают. Но все равно я буду неполноценным матросом-разведчиком. Вдруг группе предстоит задача с выводом в тыл противника морским путём с борта подводной лодки, а тут я возьму да еще загнусь до начала шлюзования в трубе торпедного аппарата. Вот всем радости-то будет. Да и не допустят меня наверняка уже под воду. Как доктор тогда мне сказал: «Физиологически здоров и способен, а вот проблемы у тебя с психикой». Выходит, я псих, боящийся тесных пространств. Как там док говорил – «клистирофобия». И название какое-то идиотское.

Вопрос со мной решался еще где-то неделю. Поповских и Марков отдавать меня из группы не хотели, дыбом встали врач и заместитель командира пункта по водолазной подготовке. В боевом подразделении мне делать нечего. Недосягаемый, словно «Зевс на Олимпе», командир разведпункта по просьбе флотских разведчиков, а именно Чернокутского, дал команду найти мне место в небоевых подразделениях. Марков задался целью пристроить меня помощником к мичману, начальнику продовольственного склада, как обычно имея свои интересы. Действительно, работая на складе, можно было бы приносить большую пользу как матросам, так и офицерам своего бывшего подразделения. Да и мичман со склада был вполне согласен с моей кандидатурой. Ему нужен был молодой и не обросший кучей знакомых и земляков матрос, которого можно было выдрессировать так, как хочется. А пребывание некоторое время в боевом подразделении данного матроса – тоже плюс. Но самый жирный плюс – это знакомство данного матроса с флотским, хоть и небольшим, но все-таки начальством. Наши в группе, узнав, куда мне грозит попасть, начали одобрительно похлопывать по плечу и просить их не забывать, подкидывать что-нибудь с барского стола. Даже Марков, сообщивший мне эту новость, намекнул, чтобы я не забывал, кто помог мне устроиться на такую «хлебную» должность. Один лишь мой напарник Федос не радовался.

По штату я временно числиться буду еще в группе, но работать на складе. Когда состоится приказ, меня переведут в обеспеченцы, а на мое место возьмут какого-то полуторогодичника, старшину второй статьи, служившего на камбузе коком. У того матроса вроде все допуски и водолазные спуски есть, и говорят, что он участвовал в нескольких учениях в качестве разведчика и очень неплохо себя проявил. Каким образом кок с камбуза участвовал в учениях и чем он там занимался, я так и не понял. Я даже не вникал в разговоры и наставления, я был просто подавлен. Меня меняют на повара, и, скорее всего, это инициатива Поповских.

На следующий день, после поднятия флага ВМФ Союза ССР, меня прямо с утреннего построения забрал мичман, начальник склада. Этакий хитрый толстенький колобок с аккуратной бородкой.

«Дрессировать» он меня начал сразу по приходу на склад. Целый час я выслушивал наставления и всевозможные кары, которые могут обрушиться на мою голову в случае пропажи чего-либо. Дотошный «рундук» описал мне всех моих предшественников, какими бравыми матросами они были под его руководством и как «неплохо сошли на берег», сытые и довольные. Потом я бегал по складу и запоминал, что где лежит, расписание выдачи продуктов на камбуз, нормы выдачи, что такое меню-раскладка. Через пару часов у меня голова опухла от багажа непонятных мне норм выдачи и видов сухого пайка. Потом мичман выдал мне видавшую виды робу, и я перетаскивал мешки с крупой, таскал неподъёмные сетки с картошкой. Мерз в комнате-«рефрижераторе», отдирая обледенелые туши для выдачи на камбуз. Пришла камбузная вахта во главе со старшиной второй статьи, внимательно меня осмотревшим, и начали получать продукты. Помогая мичману и носясь по складу как угорелый, я совсем вымотался. Так прошёл целый день, и вечером, когда прапорщик опечатал и сдал склад под охрану, я был злой на себя, шатался от усталости и грязный как чёрт. Помыться можно было только в ротном гальюне под самодельным холодным душем, состоявшим из резинового шланга, крепившегося к крану. Но даже до своего расположения я не успел дойти. По дороге меня встретил водитель, «годовалый» матрос Ярик, который тоже частенько работал на складе и мотался с моим мичманом-«рундуком» в город для получения всяческих продуктов и прочей продовольственной ерунды.

– Слышь, карась, ты же сейчас на складе помощником? – сразу же взял быка за рога Ярик.

– Ага, – ответил я и внутренне напрягся. Ну, сейчас начнется – «достань то», «чтобы завтра к утру родил это». Интересно, смогу я его сейчас завалить с парочки лоу-киков или нет. Ярик – «кабанище» здоровый, морда вон как откормлена. А если и завалю, то через несколько минут все водители-«баллоны» и остальные «маслопупые» прибегут со своими гаечными ключами и домкратами и начнут меня метелить куда ни попадя, и хрен мне кто поможет. Бежать к кому-то за помощью – глупо. Всё еще «моя» группа сегодня целый день маялась в воде, в то время как я, по их мнению, «загорал на складе». Надо оно им связываться со старшим призывом. Эхх… покатилась жизнь моряцкая на глубину. Сам опустишься – никто тебя не подымет. Как прав был матрос Конкин из моей бесшабашной юности.

Ярик, глядя на меня, гыкнул:

– Там тебя Мотыль на камбуз вызывает, давай мухой, салажонок. Мотыль ждать не любит – давай-давай, а то еще и мне за тебя влетит, шуруй, чо встал!!

Да, однако, не лучше. Кто такой Мотыль и на хрена я ему сдался? Как мне всё это не нравится. Наверно, всё-таки лучше быть в группе однородной массой, монолитом и не выделяться, как теперь. Помощник «рундука»-продовольственника. Вот он я один во всей красе! Прошу любить и жаловать – и напрягать как можно больше. А что будет, когда меня в каюты к «матобеспеченцам» переведут? Там ведь нет почти однородного призыва, как в группе. Там даже пара грузин служит – единственных представителей «чёрных» на разведпункте. Как в плохой сказке – чем дальше, тем страшнее. Раздумывая о дальнейшей своей печальной участи, я добрёл до заднего входа в столовую-камбуз и дёрнул за ручку двери. Закрыто. Постучать? Ага, постучу – высунутся матросы с кухонной вахты да настучат мне в бубен. Еще припашут палубу или котлы драить. Может, всё-таки ну его, этого Мотыля. Кто он вообще такой? Стоп, на моё место разведчика в группе вроде должен прийти какой-то старшина-кок с камбуза. Уж не этот ли самый Мотыль? Скорее всего, он. Зачем я ему тогда сдался? Да, вопросов множество. А вот и кнопка звонка – была не была. Звоню. За дверью после моего звонка затопали, зашуршали. Открылась дверь и высунулась голова в черной пилотке набекрень.

– Б…я, карась, ты кто? – спросила меня голова.

– К Мотылю. Он меня вызывал. Я новый помощник с продсклада.

– Ааа, ясно… заходи. А что, семёрочку трудно было отзвонить? Мы тут панику устроили, думали, ответственный или дежурный прутся, а вроде вахта со штаба ничего и не звонила, – продолжал балаболить матрос, пропуская меня внутрь. Сегодня стояли по камбузу связисты, а у них вечно свои какие-то непонятные дела. К примеру, что это на хрен за семёрочка? Семь раз, что ли, позвонить ему надо было?

– Давай, шуруй в варочный, – проводил меня взмахом руки связист и исчез в коридорах камбуза.

Где-то неподалёку очень вкусно пахло жареной картошкой и мясом, и я, глотая слюни, поплелся на запах. Парадокс: работал на продскладе, а за день толком и не поел. И мичман даже банкой тушенки не угостил. Процесс «дрессировки» молодого матроса, однако!

В варочном цеху метались два матроса в белых халатах и поварских колпаках. Подбегали к котлам, смотрели давление на манометрах. Мешали огромными деревянными чумичками залитый водой рис в огромных кастрюлях и при этом еще ухитрялись чистить лук и варёную свеклу. Дирижировал кухонным «балетом» невысокий сухощавый матрос, сидевший на «баночке» посередине варочного цеха. Причём дирижировал очень умело – успевал замечать всё, что делается вокруг, без крика делал замечания. Один раз встал и голыми руками буквально в три секунды очистил большущую свеклу.

Заметив меня, он обернулся и коротко бросил:

– Кто?

– Меня старшина Мотыль вызывал, я с продсклада.

– Я Мотыль, жди, – бросил он и продолжал раздавать указания. Коротко свистнул, откуда-то появился еще один старшина второй статьи, видно старший рабочий вахты на камбузе. Мотыль вполголоса что-то ему энергично рассказывал, тот согласно кивал головой. Под конец постановки задачи старшина-кок погрозил старшему рабочему пальцем и махнул мне:

– Давай за мной.

Прошли по переходам, подошли к двери с совсем «сухопутной» табличкой «Комната отдыха поваров». Старшина Мотыль выбил дробь морзянки по двери и вдобавок стукнул ногой. Дверь распахнулась. В нос мне ударили ароматы картошки и мяса, снова захотелось есть.

За небольшим столом расположилась весьма внушительная компания. Два незнакомых мне здоровенных матроса, по-моему, из второй роты. Один грузин главстаршина из роты обеспечения, кто-то из водителей и два знакомых мне матроса из роты минирования – Дитер и его напарник по брейку.

– Женя, это кто такой? – спросил без малейшего акцента грузин.

– А это наш пацан, нормальный карась-брейкер, – заорали Дитер и его напарник.

Все остальные поморщились от их крика и замахали руками. Минёры удивлённо посмотрели по сторонам и, заржав, вынули из ушей маленькие, не виданные мною никогда раньше наушники.

– Садись, – кивнул мне на скамейку рядом со столом старшина Мотыль, – шамать хочешь?

Я поскромничал и отрицательно помотал головой.

– Ладно, не вы…ся, – Мотыль достал чистую ложку, кинул мне в руки, кивнул на сковородки с жареной картошкой и мясом и горку нарезанного свежего хлеба, – ешь! Если у мичмана Сахно на складе целый день вкалывал, то по-любому жрать хочешь. Этот «рундук» хрен чем накормит. Пацаны, объясните ситуацию салажонку, я сейчас рис в котёл заложу и подойду.

Мотыль ушёл. Матросы-минёры посоветовали мне не стесняться и налегать на еду. Сами достали из-под стола бутылку с яркой этикеткой и начали разливать по кружкам.

– А тебе еще рано, рыба, – ухмыльнулся грузин, глядя на то, как я встрепенулся и повёл носом.

– Ладно, «Брейк», не ссы, – встрял Дитер (интересно, откуда узнал мою новую кличку?), – мы тебя по делу нашли, тут ситуация нарисовывается не без твоего участия. Но ты, как мы дотумкали, не при делах – молод еще и глуп, от тебя тут ни хрена не зависит.

Старослужащие и готовящиеся к «сходу» матросы нашего доблестного флота подняли кружки, и один из незнакомцев из второй роты произнёс тост:

– Так, братва, чтобы количество взлётов равнялось количеству приземлений, а количество спусков – числу подъёмов на воздух.

Все чокнулись о стол, выпили и дружно выдохнули.

Интересно, какая-такая ситуация и при чём здесь я. Ладно, будь что будет, думаю, лупить меня здесь и воспитывать не будут, а пока есть возможность – жри, карась, от пуза и слушай во все жабры.

Начал главстаршина-грузин.

– Слушай, как там тебя, «Брейк»? Тебе нравится, как на камбузе у нас готовят? Есть можно? Блевать не тянет?

Интересно спросил, я даже чуть не поперхнулся куском мяса. А действительно, как нас кормят? Да по-разному. Можно сказать – через день.

В один день нормально, даже перловая каша вкусная, рассыпчатая, с кусками мяса, приправлена луком и морковкой, чай нормальной крепости и сладкий. А макароны как-то давали – у нас бачковый два раза на раздачу бегал и все время приходил с добавкой. А бывает – разваренная вонючая рыба, каша-размазня с кусками волосатого сала.

– По-разному: иногда офигенно, от пуза, иногда тошниловка. Вчера борщ был зашибись, и чеснок на столах был, а сегодня не знаю я, так и не был ни на обеде, ни на ужине.

– Ну, понятно, так вот вчера готовил Жека Мотыль, а сегодня поварихи из гражданских. Тут дела такие – Мотыль, он из нас, из матросов, срочку тянет. А в коки он попал тоже из боевой группы, был случай. Своих матросов он никогда не кидал и кок он от бога, – грузин растопыренной пятернёй ткнул в потолок, – вот сейчас ешь – вкусно тебе?

– Угу, – кивнул я с набитым ртом, выцеливая из плошки кольцо лука, маринованного в уксусе.

– Так вот, Мотя ни у кого не тырит, а все в котёл. И добавка всегда есть, и братву всегда уважит. Когда тётки дежурят, ты пробовал хоть раз еще порцайку взять?

Действительно, когда на камбузе хозяйствовали толстые гражданские тётки, добавки никогда не было. Речь главстаршины продолжил водитель из обеспеченцев:

– Тут, видишь, одна из тёток – жена твоего мичмана Сахно. В доле они или еще как, но Жеку тетки давно хотят сплавить, а еще кого-то на вакант взять. На эту должность можно и гражданских ставить. Получается такая ерунда, Мотю ставят разведчиком на твоё место, а тебя на склад в роту обеспечения и всё – место готово. Представляешь, как вы вкусно питаться будете?

Я представил. Вечно есть размазню и вонючую рыбу как-то не очень улыбалось.

Дальше уже продолжал Дитер:

– С тобой ситуация как раз и нарисовалась. Марков ваш – жучила еще тот. Он с Сахно постоянно макли какие-то крутит. Тут тебя переводят, что-то там у тебя не так, соответственно должность освобождается. Ваш каплей мужик нормальный. Он давно Мотю в группу к себе хотел. Он на позапрошлогодних учениях при недоборе разведчиков, когда задачи сыпались, взял Мотыля с камбуза, тот еще молодой был. Так они отработали на пятёрочку. Замок его тогдашний ногу сломал – Жека, самый молодой, за замка подгруппой рулил, короче дал гари. Передвижной флотский пункт управления благодаря ему нашли. Потом Поповских его и на прыжки, и на спуски таскал, когда была возможность. Короче, наш кок отработал все нормативы не хуже любого водолаза. Разведчик он первоклассный и без вы…ов. Ну а повар, я думаю, и так ясно. Теперь подумай, что будет, если вместо нашего матросского кока на камбузе будет еще одна тётка!

– А. чего думать, мне и так понятно…

– Так, теперь давай рассказывай и не вздумай пиздеть, из-за чего тебя из группы поперли. С физухой у тебя все нормально, вроде и прыжки есть, вроде не плуг и не тормоз. Что за херня? Спорол что-то не то? Или с Поповских поцапался? Мы же в курсе, что у тебя лапа кап-три из флотского управления. Давай, колись.

– Водолазка, – промямлил я, – клистирофобия…

Такого громкого ржача за все время своей короткой службы я еще не слышал.

– Би…яя, – сорвался на грузинский акцент главстаршина, – клистирофообияяя, аа би…яя…

Закончили смеяться, опрокинули еще по стакану, и Дитер продолжил:

– «Брейк», есть клаустрофобия – боязнь замкнутых пространств. У тебя в чём проблема-то?

– В трубе застрял, начал шебуршиться, фалом вытащили, а теперь вообще не могу в неё зайти.

– Ерунда, я тебя за два часа так обработаю, что будешь пролетать её и в торпедном песни петь будешь! Это я тебе говорю, водолаз первого класса, Дмитрий Анатольевич Болев!

Вот чёрт, так вот почему он Дитер! А я думал, из-за похожести на «модерн-токинговского» солиста, а тут, оказывается, просто созвучие имён.

– Короче, Семён договаривается с нашим группёром, чтобы он с вашим каплеем поговорил. Они корешатся и вместе часто «синих дельфинов» гоняют. Мотыль сказал, сам поговорит по своему поводу с Поповских, на выходы и занятия он всегда с ним пойдет, но тут, как сам видишь, всем нам, да и вам лучше, когда Жека в столовой. Но ты, когда тебя еще раз смотреть будут, не заплужи.

У меня закружилась голова. Как он меня научит? Поповских с Марковым ничего не смогли со мной сделать. Доктор – тот только выявил, что у меня проблема в «психике», а тут – за два часа! Честно говоря, верится с трудом. Но выбора у меня никакого абсолютно нет. Если, как сказал Болев, заплужу, то мне действительно настанет капец. Подведу всю старослужащую общественность, да и всех остальных. Да и старшина Мотыль вроде нормальный парень, без каких-либо выпендрёжей. Тут как раз Мотыль и зашёл, неся в тарелке салат из свеклы с капустой. Салат был что надо. Наелся я от пуза. Дитер попросил Мотыля, чтобы я вымылся в коковском душе. Через сорок минут со слипающимися глазами, полным брюхом, зажав под мышками грязную робу, я завалился в своем кубрике на шконку и сразу же заснул, даже не совершив ежевечерний ритуал стирки носков.