Текст книги "Кудесник"

3

«Приуготовливая ловушку, строго соизмеряй её со зверями, которых хочешь поймать, и с теми, что водятся в округе, дабы не прищемить мышеловкой лапу медведю».

Пётр Андреевич Толстой[18]18
  Пётр Андреевич Толстой – русский государственный деятель и дипломат, сподвижник Петра Великого, один из руководителей его секретной службы, Преображенского приказа и Тайной канцелярии


[Закрыть].

Президиум Верховного совета СССР согласился с решением городских советов народных депутатов и областных советов Таллина и Вильнюса по вопросу изменения их наименований на Ревель и Вильно.

Все изменения в картах и указателях произвести за счёт союзного бюджета. Контроль над расходованием средств возложить на Контрольно-ревизионное управление Минфина.

Георгадзе, Брежнев.

Кремль, 7 июля 1973 года.

В Чили продолжается вооружённое противостояние между армейскими частями и карабинерами с одной стороны и вооружёнными рабочими дружинами – с другой. На стороне армии – тяжёлое вооружение, а на стороне народа – численность и доступ к критической инфраструктуре. Армия не в состоянии контролировать все объекты, необходимые для функционирования страны. Многочисленные акты саботажа и диверсий захлестнули столицу. Кроме того, правительственные склады контролируются людьми, верными президенту Альенде, в результате чего военные ограничены во времени для достижения договорённостей. Армейские продуктовые запасы заканчиваются.

Дело осложняется публикациями в газете протоколов допросов арестованных агентов ЦРУ, признавших факты подкупа в Чилийской армии и Корпусе Карабинеров. Отмечаются случаи дезертирства путчистов и перехода отдельных подразделений на строну избранной власти.

«ТАСС», 8 июля 1973 года.

Ко дню окончания работы стройотряда «Крылья» Виктор предъявил в учётном отделе удостоверение личности офицера и сразу получил лётную книжку стандартного для ВВС вида с указанием вполне приличного налёта в семьдесят часов, из них пятьдесят – на поршневых машинах, и двадцать – на «МиГ-21», что считалось хорошим результатом даже для выпускника военного училища. А следом ему выписали свидетельство военного лётчика третьего класса с тремя самолётами в разрешительной графе: «Як-1», «По-2» и «МиГ-21». «Су-24» в книжку не проставили, хотя пилотаж студент Николаев сдал в полном объёме, как и теорию, но это вовсе не беспокоило Виктора. Всё в своё время. Ему очень понравилось летать. Понравилось ощущение слияния с огромной механической птицей, у каждой из которых свой характер, ощущение рвущейся из рук мощи и свободы движения, ощущение – сродни боевому трансу в ба-гуа.

Получив классность, он мог в следующем семестре быстро сдать теорию и переходить к пилотажу на «Л-29». «Дельфин» оказался машиной с намного более спокойным характером, чем у «МиГа», и комфортным для пилотажа, так что в удовольствие и интересно полетать и на нём. Кроме того, Виктор договорился с заместителем директора ЛИИ и получил разрешение иногда летать на машинах, проходящих различные испытания. Он не собирался делать это часто, но, периодически орошая дружбу с ЛИИ авиационным керосином, можно летать на строевых машинах хотя бы раз в месяц. Как-то вдруг для Виктора это стало важным – летать. Он уже не представлял себе жизни, где не будет неба, облаков на расстоянии вытянутой руки, аэродромной суеты и совершенно фантастического ощущения отрыва от всех земных проблем, словно перерождения в ином качестве – из человека земного в человека крылатого.

Тем временем в Москве продолжался затянувшийся «бал-маскарад» разведок мира. Театры, рестораны и прочие заведения просто ломились от посетителей, и среди этой публики уже не так легко было определить иностранца. Благодаря кооперативным ателье и частным домам мод, не только московские красавицы, но и мужчины стали выглядеть вполне презентабельно и модно, и иностранные разведчики, как правило, отлично владеющие языком, практически не отличались внешне от советских граждан.

Но помогало им это мало. Никто не мог нащупать причины изменений в советском политикуме и причины массового внедрения в партийные и государственные органы людей из армии и разведки. Застарелые партийные кадры стали массово уходить на пенсию и не оставаться в Москве, как раньше, а переезжать в один из областных центров по выбору. Как правило, уезжали в Горький, Казань, Ленинград и тому подобные крупные города недалеко от столицы. При этом никто не отбирал полученную квартиру в Москве, и семья часто оставалась жить в ней, но сам отец семейства уезжал в своеобразную ссылку.

Делалось так по причине того, что практически все отставные чиновники продолжали влиять на жизнь своего министерства, и влияние это длилось годами, что в текущей обстановке могло помешать переменам.

А ещё изменилась порочная система распределения, когда львиная доля прибыли от реализации продукции предприятий оседала у торговых организаций и присваивалась ими. Теперь торговая наценка жёстко ограничивалась пятнадцатью процентами, что сначала повлекло уменьшение «чёрных» зарплат в конвертиках, а чуть позже вызвало отток самих торговцев на поиски лучших доходов. Кто-то организовывал торгово-посреднические кооперативы, кто-то уходил в производство, а выиграли при этом именно производители, так как начали получать реальные деньги и вкладывать их в перевооружение предприятия, повышение зарплат и содержание своих социальных программ: садиков, пансионатов, столовых и прочего. Развитие кооперативов в свою очередь оживило мелкую торговлю продуктами и бытовой техникой, и это расширение товаропотока сразу сказалось на общем экономическом здоровье регионов.

Самым удивительным результатом стал резко возросший поток увольнений в партийных организациях, где вовсю лютовал Комитет Партийного Контроля под руководством профессионального разведчика Леонида Шебаршина. Генерал Шебаршин взяток не брал, службу знал хорошо, и партийным работникам вдруг стало неуютно в креслах секретарей ЦК по разным вопросам. Те, кто имел соответствующую профессию, могли перейти на производство, кто-то уходил в свободное плавание под флагом кооперации, а кто-то просто получал досрочную пенсию, надеясь с комфортом прожить на сэкономленные средства.

Таких не трогали. И так хватало забот, чтобы ещё и преследовать сбежавших.

Следом «полинял» комсомол, имевший для карьериста смысл только лишь потому, что из комсомольского кресла можно легко пересесть в партийное. А раз такая рокировка сделалась бессмысленной, то и продолжать играть в патриотизм нет никакого резона.

В СССР впервые за много лет образовалась безработица, но не в рабочих специальностях, где всё ещё требовались люди буквально повсюду, а в управленческой сфере. Желающих поруководить всегда много, а руководящих мест стало мало. Государство конечно помогало, как могло: и курсами по обучению разным нужным профессиям, и психологической помощью, но бывшие партийные и комсомольские деятели непременно желали именно руководить, причём за хорошие деньги.

Многие уехали за границу в надежде отыскать там свой Грааль, кто-то ушёл с понижением на производственные должности, а кто-то просто тихо спился, не видя никаких перспектив для себя.

Эффект от такого исхода оказался прежде всего психологическим. Страна увидела, что тысячи дармоедов от партии ушли на другую работу, а райкомы, горкомы и обкомы впервые со времён войны опустели настолько, что их начали сводить по три – четыре в одно здание. Городской комитет переезжал в здание райкома, а обком – в старое здание городского комитета. Остальные помещения передавались на баланс города, и город находил им полезное применение. Что-то переделывалось в школы, что-то в клубы, а что-то отдавалось институтам.

И всё происходило без особых фанфар и речёвок. Просто оставшиеся два десятка районных функционеров свозились в одно здание, а в освободившихся помещениях начинали ремонт, и через месяц здание меняло вывеску. И вот тогда приглашали газеты, радио и сообщали людям, что у них появился новый клуб, или школа.

Ещё как-то держались профсоюзы, но уже все понимали, что и это ненадолго. Их штаты тоже перегружены толпами бюрократов и бездельников, но до них пока ещё не дошли руки. Да и вообще не имелось особого смысла в профсоюзах при наличии трудового кодекса и уголовной ответственности за его нарушение.

С хрустом и скрипом корабль СССР избавлялся от наростов и налипшей дряни. Что-то отходило спокойно, что-то отваливалось с куском обшивки, а что-то приходилось отбивать с помощью такой-то матери и лома в лице специальных органов.

Высвобождались колоссальные средства, и их ещё требовалось толково применить, потому как к такой интенсивной инвестиционной деятельности ни Минфин, ни Госбанк оказались не готовы. Но в России, с её огромной территорией, существовала область, куда всегда можно влить сколько угодно средств с длинной отдачей, – это дороги.

Интенсифицировалось строительство Байкало-Амурской магистрали, и параллельно начали возводить автомобильную хорду «Ленинград – Москва – Горький – Казань», точнее, пока ещё не саму дорогу, а необходимую инфраструктуру – завод дорожных машин в Ярославле и комплекс по производству передвижных асфальтобетонных модулей в Иваново.

Автопром достал с полки проекты многоосных большегрузов, отложенные из-за ряда нерешённых проблем, и, прикупив нужные лицензии на узлы и агрегаты, сделал два образца вполне годных машин – четырёхосного «Урала» и трёхосного тягача «МАЗ». Заодно подпитали финансово строительство «КАМАЗа», где уже возводились первые цеха будущего завода. Начали модернизацию ЗИЛа. Здесь имелось много устаревших и просто древних станков, из-за чего страдало качество сборки.

Министр финансов, Василий Фёдорович Гарбузов, привыкший работать в условиях жёсткой экономии и нехватки средств, при появлении избытка финансирования не потерял голову, а управлял сдержано, аккуратно и берёг каждый рубль. Особенно ему, как министру, нравилось, что деньги перестали уходить в песок африканских стран и к арабам, которые могли «сожрать» и более, но ровно с таким же нулевым эффектом.

А в это же время в стране десятки сфер сталкивались с хроническим недофинансированием. И в первом ряду этого позорного списка стояла медицина и образование.

Первым делом приняли решение по увеличению оплаты за учебный час и за час работы медика в больнице или поликлинике. Ввели доплаты за разные сопутствующие нагрузки, и зарплаты врачей и учителей сразу сравнялись с заработками строителей, то есть поднялись до весьма приличного уровня. А в планах ещё стояло увеличение доходов этой части общества на двадцать пять процентов выше среднего по стране.

Советский народ в целом очень положительно реагировал на преобразования. Изменения сказались на всём. Службы, следящие за общественным мнением, отметили резкое падение популярности анекдотов про советскую власть, а за злой анекдот про Брежнева уже вполне реально можно было получить плюху. И даже «новый НЭП» как прозвали кооперативное движение в народе, не вызывал отторжения, потому что кроме ресторанов появлялись столовые, пекарни, магазины стройматериалов, а на прилавках в госторговле – интересные и красивые товары.

Но далеко не всем это доставляло радость. Кевин Стюарт, глава аналитической службы «Ми-6», даже лично приехал в СССР, чтобы разобраться в происходящем, и вот уже вторую неделю он ходил по Ленинграду, Москве и даже съездил в тур по «Золотому Кольцу», чтобы увидеть, как живёт советская провинция. Он ничего не понимал.

К семидесятому году СССР имел три огромных финансовых дыры, и они съедали все свободные ресурсы, не оставляя ни малейшей возможности для массовых инвестиций в инфраструктуру и производство. Первая дыра звалась «Национальные республики», и поддержание лояльности этих весьма непостоянных образований сжигало громадные финансы. Вторая дыра – огромные, чудовищно раздутые вооружённые силы, которые на самом деле не могли вести интенсивные боевые действия, потому как пятимиллионная армия занималась в основном обслуживанием самой себя, а не боевой учёбой.

Ну и третья дыра – идеологически ориентированная финансовая помощь «братским» партиям, большинство из них оказались просто компаниями жуликов и проходимцев, как, например, заместитель главы компартии США Моррис Чайлдс, одновременно работавший на ФБР и уводивший с партийных счетов огромные деньги.

К семьдесят первому году СССР уже вкинул в эту топку порядка сорока миллиардов долларов и кидал бы ещё и ещё, но внезапно всё прекратилось.

К огромной досаде западных спецслужб и политиков, русские вдруг перестали стремиться облагодетельствовать весь мир и, первым делом, «сняли с довольствия» арабов и Африку. Затем внезапно, словно выстрел, прозвучал отказ от дотирования союзных республик и решение о выводе армии из Восточной Европы, что уже окончательно ломало всю геополитическую картину. В результате «наглых» действий СССР прекратились активные боевые действия на Ближнем Востоке, а с началом вывода советской армии из Европы стали раздаваться голоса, призывающие убрать войска НАТО. Когда же подтвердилась новость о начале одностороннего сокращении армии в СССР, некоторые политики повели разговоры о возможном ответном сокращении европейских армий, что означало если не катастрофу, то ситуацию уже весьма близкую к ней. Европейские страны, освобождённые от идеологических барьеров, получив возможность вести торговлю с Восточной Европой и русскими, вполне могли «отцепить свои вагоны» от англо-американского поезда, и вот это точно стало бы для янки кошмаром наяву.

Вот поэтому сейчас Кевин пробивал старые связи и создавал новые в поисках ответа на вопрос, что за новый игрок сел за стол. Ведь внешне ситуация никак не изменилась: всё тот же Брежнев, всё те же помощники и всё тот же аппарат. Но скоропостижно скончался Андропов, со скандалом ушёл всесильный глава МВД Щёлоков и огромное количество друзей Британии и США из числа чиновников и партийных функционеров. Особенно неприятной выглядела потеря министра здравоохранения Чазова, который сначала ушёл в отставку, а позже вдруг скончался. Министра похоронили на Ваганьковском кладбище, и хорошо, если он спокойно умер, а если перед этим исповедался в КГБ? Такие подозрения не давали покоя, потому как Чазов имел связи с весьма уважаемыми людьми, и хотя они пока ещё на свободе, но в случае чего тоже могут рассказать много лишнего.

Но были и светлые пятна в этой истории. Американцы сумели найти тропинку к человеку из секретариата Брежнева, и он за весьма приличные деньги поведал, что с некоторых пор на стол к Деду ложатся аналитические записки за подписью «Утёсов», «Авгур» и «Отшельник». Причём, если от «Отшельника» поступает всего пара документов в месяц, от «Утёсова» – ещё меньше, то от «Авгура» стабильно по докладу в неделю, а бывает и чаще.

Кроме того, вдруг в окружении Генсека возник некий Виктор Николаев, уже проявивший себя при освобождении самолёта от террориста, за что вполне заслуженно получил высшую награду СССР – звание Героя Советского Союза. Человек из аппарата предположил, что Виктор – незаконнорождённый сын Брежнева от одной из его многочисленных любовниц, что объясняло его визиты в Кремль и на дачу в Крыму, но вовсе не объясняло, откуда у парня такая крутая подготовка.

И плевать бы на все эти странности с высоты Часовой башни Вестминстерского дворца, но темой заинтересовались серьёзные игроки, и Кевину Стюарту пришлось оставить уютную квартиру в Лондоне в престижном районе Найтсбридж, дом в Уэссексе, двух терьеров и любовницу и лететь в далёкую Россию.

Для знакомства с Виктором с Туманного Альбиона выписали Анну Робертс, фотомодель и актрису, она, несмотря на юный возраст, являлась вполне квалифицированным агентом класса «медовая ловушка». Анну уже «зарядили» всем необходимым, и она ждала лишь команды от группы обеспечения, чтобы выйти на контакт.

Да, комбинация казалась простой, словно лом, но лучшие трюки – старые трюки, и Кевин не сомневался в успехе.

* * *

Из-за приближающейся даты представления «Су-24» на рассмотрение государственной комиссии и из-за других проблем у родителей опять не получалось поехать в отпуск летом, но Павел Осипович Сухой твёрдо пообещал отпустить их на два месяца следующим летом. А Виктору опять выдали путёвку в санаторий ГеоХимРазведки, где он уже отдыхал раньше. Аргумент у Судоплатова железный – нужно дать возможность Брежневу пообщаться в нормальном режиме, плюс подтянуть Виктора по тактике и общему анализу, для чего уже найдены преподаватели и утверждена учебная программа.

Но до дня отъезда оставалось ещё две недели, их Виктор собирался провести продуктивно в своём новом доме.

Строители уже полностью перекрыли крышу, привели в порядок электрическую, канализационную, водопроводную и отопительную систему, поставили сдвижные ворота с электроприводом, убрали старый полуразвалившийся сарай, спилили высохшие деревья и поставили на берегу у самой воды большой утеплённый эллинг с рельсами, уходящими в воду, для спуска и подъёма маломерных судов. Катер ещё только планировался, но дом для него уже сделали.

В целом участок уже не выглядел куском джунглей, хотя и до благоустроенного парка ему тоже было далеко. В Москве в любое время можно легко найти специалистов, которые приведут хозяйство в порядок, но всё это позже. Пока Виктор планировал просто отдохнуть и побыть в тишине. Ежедневные полёты по часу и более в день измотали его физически и морально, так что после рёва турбин тишина дома воспринималась как музыка.

Загнав машину во двор, Виктор обошёл участок, зашёл в дом и прошёлся по комнатам. В жилые помещения строители почти не входили, занимаясь только коммуникациями: заменой труб, рассохшихся оконных рам и установкой более мощной проводки.

Ремонт дому пошёл на пользу. Исчезло ощущение заброшенности и пустоты, дом снова ожил, и в нём пахло не тленом и пылью, а деревом, и книгами.

После ревизии жилища он заехал к строителям, рассчитался с ними и направился в Нагатино, где располагался Московский судостроительный завод. А где же ещё можно присмотреть себе хороший катер, как не у судостроителей?

Слежку, довольно неаккуратную, Виктор почувствовал, как только отъехал от посёлка. Желтые «Жигули», стоявшие у обочины, вдруг тронулись следом и держались довольно долго, пока их не сменил серый «Москвич». За «Москвичом» последовали белые «Жигули», серая «Волга» и вновь жёлтые «Жигули» с уже известным номером.

Виктор тут же снял трубку телефона и набрал номер офицера КГБ, который ему дали «на всякий случай».

– Товарищ Николаев?

– Да, товарищ майор. Добрый день, – Виктор ещё раз бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Тут за мной слежка. Четыре машины, меняются постоянно. «Волга» – с дипломатическими номерами.

– Понял. Вы где?

– Сейчас еду по Ленинградскому проспекту. Могу зайти в магазин, минут на двадцать.

– Так и сделайте. Наши люди уже выехали к вам. Две «Волги-21» серого цвета. Старший – капитан Татаринцев.

– Спасибо.

– Это вам спасибо, товарищ Николаев. Вскрыть наблюдение и вовремя об этом сообщить дорогого стоит.

Виктор зашёл в недавно открывшийся кооперативный магазин «Музыка», где торговали разным культпросветовским барахлом, в том числе и электроникой импортного производства. С некоторых пор, благодаря и вот таким магазинам, купить технику иностранного производства стало в разы проще, а благодаря конкуренции – ещё и дешевле.

Виктор походил по залам, присмотрев себе солидную стойку «Акаи» с катушечным магнитофоном, кассетником, виниловым проигрывателем и прочими полезными штуками. Стоил комплекс очень прилично, но и не запредельно – восемь тысяч рублей.

Ровно через двадцать минут он вышел из магазина и, сев в машину, тронулся, вливаясь в поток. Комитетовские «Волги» он заметил сразу и, кивнув самому себе, поехал дальше уже намного спокойнее.

На перекрёстке с шоссе Энтузиастов остановился перед светофором и глянул в зеркало заднего вида. Теперь слева от него стояла серая «Волга-24», за ней «Волга» КГБ, а в крайнем правом ряду – жёлтые «Жигули».

Снова бросив взгляд в зеркало, он увидел, как, набирая скорость, летит красный «Жигулёнок» и явно целится ему в зад.

Виктор резко, с пробуксовкой, ушёл влево на осевую, под трель милиционера обогнул машины, стоявшие на светофоре, и нырнул в сторону, спрятавшись за капотом сто тридцатого «ЗИЛа».

Возмущённый сотрудник ГАИ уже спешил к месту происшествия, когда алый «Жигулёнок» попытался повторить манёвр Виктора, но ему не хватило управляемости или, может быть, опыта, и машина под визг тормозов с глухим стуком «вписалась» в «Волгу» оперативников.

Милиционер, бежавший к автомобилю Виктора, чуть изменил направление и, разглядев номера на его машине, кивнул Николаеву, а сам поспешил к месту аварии.

После этого странного происшествия наблюдение исчезло, как рукой сняло, и Виктор спокойно доехал до Московского судостроительного завода. Заводу тоже требовались свободные деньги, и поэтому здесь открылся кооперативный участок.

Но маломерные суда, выставленные на продажу, никак не вдохновили Николаева. Какие-то «утюги» страшного вида и с маломощными тихоходными двигателями. Его бы вполне устроил катер 371 проекта «Адмиралтеец», но таковых в продаже не имелось. Зато наверняка имелось в Рыбинске, где 371-е и строили. Решив для себя, что нужно навестить Рыбинскую судоверфь, Виктор сел в машину, и как раз в этот момент прозвучал зуммер вызова.

– Николаев у аппарата.

– Здравствуйте, товарищ Николаев, – раздался незнакомый голос в трубке. – С вами говорит председатель Комитета Государственной Безопасности генерал-полковник Цвигун.

– Добрый день, товарищ генерал-полковник, – отозвался Николаев. – Чем могу быть полезен?

– Как вы смотрите на то, чтобы пообедать со мной в ресторане «Арагви»?

– С огромным энтузиазмом, Семён Кузьмич. Во сколько вам удобно?

– Хм. Я как раз хотел об этом спросить вас, – в трубке раздался короткий смешок.

– Мне, товарищ генерал-полковник, не по чину устанавливать время.

– Тогда в четырнадцать часов. Надеюсь, наша кухня вам понравится.