Текст книги "Зимние истории"

Зимние истории
Анджей Ласки

Иллюстратор Юлия Яковлева

© Анджей Ласки, 2019

© Юлия Яковлева, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-0050-7966-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как Зим проспал Рождество

На всю долгую зиму он плотно закрывал тяжелую дверь своего дома. А долгие зимние вечера запивал горячим еловым чаем с морошковым вареньем и любовался звездами, распластавшимися по черному небосклону. Потом садился в свое любимое кресло, кутался в верблюжий плед, который считал спасением ото всех жизненных неприятностей, а особенно от белой пурги и хмурого мороза за окном.

Внутри было по-домашнему уютно и тихо. Лишь свежий запах еловых иголок на кухне и в комнатах. А в те редкие минуты, когда слышал отзвуки хрустящих по ледяной корочке шагов, он медленно поднимался со своего любимого кресла-качалки, подходил к окну и дышал на него до тех пор, пока не таяла изморозь. В маленький, холодный на ощупь, кружочек стекла можно было увидеть того, кто медленно и осторожно крался мимо большого окна дома, чтобы не нарушить покой его владельца. Он никогда не присутствовал на званых вечерах, которые устраивали его друзья в эти холодные месяцы – он никуда не выходил из своего дома. А в особо холодные дни даже не вылезал из постели, предпочитая морозу на улице толстую книгу в кожаном переплете.

Иногда он включал пластинку с музыкой, такой медленной, тягучей музыкой, которую однажды привезли издалека. Ему казалось, что музыка эта заполняет дом каким-то небесно-голубым сиянием. И в той музыке было солнце, был свет, был шелест теплых волн бесконечного и бренного океана.

Так случилось, что однажды он сам побывал в тех далеких краях и тогда вечный океан показался ему отражением себя самого в состоянии долгого зимнего сплина.

Его звали Зим. Может быть, именно поэтому он так не любил это время года, отождествляя себя со своей тезкой. Возможно, именно поэтому он считал, что на Земле не может быть места двум таким похожим и таким разным существам. И для него было вполне очевидно, что пока один правит бал, другому на нем не место.

Лишь к разгару весны, когда снег чернел и таял, а скука и хандра отступала, Зим выходил на порог своего дома, чтобы вдохнуть в себя заманчивый воздух уже такого близкого тепла. И в том запахе чувствовался сладкий аромат зеленой травы, прохладной росы по утрам, южного ветра, играющего с листьями старой акации, что росла за домом.

Тогда он долго стоял на крыльце, смотря на тающий снег, в котором уже поселилось солнце. Оно смеялось и искрилось, гоняло маленьких зайчиков по поляне, подмигивало и кувыркалось в полупрозрачных облаках.

Чуть позже, когда снега почти не оставалось, Зим надевал темные очки, делавшие его больше похожим на стрекозу, накидывал индейское пончо с ярким рисунком, на голову – шляпу с лихо выгнутыми полями, и, подняв свой длинный морщинистый нос к солнечным лучам, отправлялся гулять, навещая друзей-приятелей, с которыми не общался по три-четыре месяца ледяного безвременья.

Все последние новости он старательно заносил в блокнот, чтобы потом более подробно разобраться в том «почему утки остались зимовать, что творится на дальнем болоте, или какое варенье вкуснее всего в этом году».

Про свое зимнее отшельничество он забывал до следующего декабря, ведь оно было лишь молчаливым собеседником во время мучительно-долгой, вьюжной зимы. Ему с лихвой хватало того общения, которое теперь могли дать его старые знакомцы, а, уж поверьте, многие из них любили поговорить.

Но сейчас весна была далеко впереди, декабрь только-только ступил на скользкий путь холодов. Земля хоть и была уже покрыта снегом, но то там, то здесь все еще пятнами проступала грязно-желтая пожухлая трава. Она торчала из-под снега маленькими островками в память о прошедшей осени.

Когда наступил вечер, Зим вновь завел свою любимую пластинку и устроился в кресле напротив окна, еще не покрывшегося инеем. Сквозь него можно было наблюдать, что творится снаружи. А там было темное-темное зимнее небо с тяжелыми тучами, из которых шел снег. Он падал, и снежинки переливались, отражаясь в свете горящих в комнате свечей. Музыка текла медленно, убаюкивала и укачивала на волнах тягучей мелодии. Звуки лились, опутывая комнату паутиной отточенных нот, взбирались на подоконник, и, свесив свои маленькие ножки, болтали ими в такт.

– Раз снежинка, два снежинка, три… – считал Зим. А они падали и падали, падали… сотни, тысячи, миллионы. – Тридцать восемь, тридцать девять, сорок, – он смотрел на падающий снег до тех пор, пока на кухне не засвистел чайник. «Иду, иду», – проворчал Зим. Самое время для чая.

Он принес горячую чашку в комнату, и еще ближе придвинул кресло к окну, чтобы лучше видеть, что происходит по ту сторону холодного стекла.

Уже было совсем темно, и свет из комнаты все ярче освещал поляну, снег и маленькие снежинки, кружащиеся в танце. Зим откинулся на спинку кресла и накрылся клетчатым пледом. Потом сделал глоток чая из чашки и прикрыл глаза.

Так он сидел довольно долго до тех пор, пока сонная нега не слепила и без того усталые глаза. Пытаясь проснуться, Зим встряхнул спросонья головой, и сделал еще один глоток остывающего чая.

За окном падал и падал снег, покрывая землю ровным белым настом. Все это настолько умиротворяло Зима, что вскоре глаза его опять стали слипаться, и он заснул. Фантазия умчала его в далекие жаркие страны, где он лежал на горячем песке, подставив живот палящим лучам солнца. Там, на далеком пляже только что бармен принес прохладительный коктейль с тропическими фруктами.

А пока Зим спал, медленно покачиваясь в своем кресле-качалке, на зимней поляне начало происходить что-то очень интересное: на мгновение все вокруг замерло в ледяном морозном воздухе, а потом вдруг со всех сторон грянула музыка, и снежинки закружились в вальсе. Даже не думая падать на землю, они поднимались и опускались точно ей в такт. То тут, тот там в лесу ритмично зажигались огоньки, будто сверчки прервали свой зимний сон и выползли из всех щелей, чтобы принять участие в этой волшебной феерии. Казалось, сам лес танцует и сверкает яркими огнями.

Это больше походило на сказку и ничто не могло прекратить магического действа!

Вот вдали прогудел охотничий горн, и на поляну из зарослей выскочили несколько оленей. Белый снег летел из-под копыт, серебристыми искрами отражаясь в свете молодой луны. Один из них подошел к дому Зима и заглянул в окно своим большим карим глазом. Увидев, что хозяин домика спит, повернулся к остальным и кивнул. Музыка зашлась еще громче в кружащем вальсе. Через мгновение рыжеголовые сойки уже растягивали мерцающие гирлянды между деревьями. Чарующий вечер окутал разноцветными красками снежную поляну.

Из темноты выступили звери. Пожалуй, весь лес сбежался на звуки музыки и свет огней. Сегодня, в канун Рождества, все вместе – семейство зайцев рядом с лисами, белки удобно устроились в лапах медведя, олени позади волков. Малыши всех пород и мастей резвились отдельно от родителей. Праздничное настроение, царившее среди лесных жителей, отзывалось смехом и весельем. Ежеминутно слышались громкие взрывы хлопушек, усеявших поляну множеством разноцветных конфетти. Под одобрительный и восторженный гул голосов вспыхивали и гасли огненные салюты – даже жуки-пожарники сегодня были при деле.

Наконец, в центр поляны, в черном цилиндре и длинном плаще, сжимая в лапе костяную трость с золотым набалдашником, вышел старый барсук. Годы давно посеребрили его мохнатую шубку. Голова была полна воспоминаний о прожитых днях. Он – хранитель традиций, вызывающий почет и уважение среди многочисленных жителей леса.

– Сегодня, – торжественно произнес он, – наступает Рождество!

Гомон голосов не стихал – соседи делились с соседями новостями, детский сад кувыркался в мягком снеге, птицы посвистывали в такт мелодии. Всеобщая радость не смолкала над поляной. Тогда барсук поднял лапы с тростью вверх и трижды обернулся вокруг себя. Только после этого воцарилась тишина. Замерев, сотни глаз – маленьких и больших, наконец, устремили свои взгляды на него.

– Кхм, кхм… – он откашлялся и еще более торжественно повторил, чеканя каждое слово. – Сегодня! Наступает! Рождество! Слушайте, звери!.. – Дробь литавр и протяжные звуки валторн провозгласили начало его длинной речи.

Он был стар и умен этот барсук. Его слова летели над поляной, и, кажется, почти замерзали в морозном воздухе, звенели и переливались в лунном свете. Он говорил об уходящем годе, о его печалях и радостях, о счастье и грусти,

вспоминая истории забавные и не очень, о ежедневных делах насущных и об исполняющихся мечтах. Иногда он замолкал, обдумывая слова, чтобы подобрать самые верные и самые точные. Он говорил убедительно и проникновенно, так, чтобы все его услышали. Ведь сегодняшняя ночь – главная ночь, когда важно все – все сделанное и сказанное. Все то, что было в уходящем и что будет в наступающем году, все то, что будет загадано и исполнится.

– Итак, – закончил он, – да будет славным это Рождество! – И тяжело опустил трость в снег. Рой снежинок, взлетевшим из-под нее веселым фонтаном, как будто того и ждал. Тут же ветер подхватил их, закружил в мерцающих огнях над поляной, раскрасив во все цвета радуги, и вновь опустил на землю. Зачарованное молчание, сковывавшее поляну, вдруг было нарушено словно по мановению волшебной палочки. Гомон голосов нарастал с каждой секундой.

– Счастливого Рождества! Счастливого Рождества! – неслось со всех сторон.

– И вам счастливого Рождества! – следовало в ответ.

– Рождество! Рождество! Рождество! – стройный хор голосов поднялся сначала над праздничной поляной, потом над лесом, пока полностью не растаял в ночной синеве.

Скоро в центре поляны уже горел огромный костер, потрескивая еловыми ветками. Раздули меха и загудели волынки, задали такт литавры, запели и пустились в пляс звери. Медведи в танце неуклюже переваливались с лапы на лапу, лисы кружились, метя́ снег огненно-рыжими хвостами, олени скрестили рога, а семейство кабанов лихо отплясывало экосез. Следы множества маленьких и больших лап узором переплетались на снегу. Языки пламени костра тоже подергивались в такт музыке, запуская к вершинам деревьев маленькие огоньки, которые таяли в ночной мгле, быстро остывая. Хоровод шел за хороводом, подпрыгивала и резвилась малышня. Сегодня не было места сну в этом море веселья.

Ночь разрывалась яркими красками брызг неутомимого торжества. Празднество продолжалось и далеко за полночь. Звери не знали у́стали.

Далекие колокола за лесом мерными ударами отмерили три, четыре, пять часов… За танцами и играми незаметно приближался рассвет, а, значит, и окончание волшебной рождественской ночи. Ведь даже самая сказочная ночь не может продолжаться вечно!

Темнота вскоре начала таять в предрассветных сумерках. Вместе с ней и лесных жителей на поляне становилось все меньше. Разноцветные гирлянды медленно гасли, музыка постепенно стихла, звонкий хор птиц закончил свои бравурные песни и растаял где-то в лесу. Костер, догорая, оставил после себя только черные тлеющие головешки.

Когда совсем рассвело, на поляне почти никого не осталось – только старый барсук, сидевший на трухлявом пне с краю поляны, обеими лапами опирался на свою трость.

– Рождество… такое Рождество! – задумчиво, по-стариковски, произнес он вслух, хотя рядом никого не было. И только снег переливался искрами в холодных лучах взошедшего над соснами солнца.

Барсук последним исчез в лесу, посверкивая серебристой шубкой. И, спустя несколько мгновений, тишина полностью окутала поляну.

А в это время, в эту самую минуту, в доме нехотя скрипнуло старое кресло, качнулось сначала вперед, потом назад, потом еще и еще раз. Зим открыл один глаз, другой и, сладко зевнув, потянулся. Наступившее утро приветствовало его свежим морозцем, украсившим окно толстым слоем узоров. На столике с вечера стояла недопитая чашка с холодным чаем.

Зим встряхнулся, прогоняя остатки сна, и, откинув теплый клетчатый плед, пошел на кухню ставить чайник. А пока он закипал на плите, Зим наслаждался тем, что разглядывал морозные витиеватые рисунки на окне. Солнце рассеянным светом пробивалось сквозь него, заполняя собой все комнаты небольшого домика. Ощутимо не хватало весеннего тепла, до которого было еще так далеко. Но Зим старался не думать об этом – зимняя тоска, его тезка, на время ушла, уступив место сладкой неге утреннего пробуждения.

Когда вода вскипела, он вновь наполнил чашку до краев. Густой запах крепкого чая медленно расползался по комнатам, забиваясь во все самые маленькие щели и простенки. Зим шумно потянул носом воздух, пытаясь уловить все нотки его аромата. От удовольствия он даже зажмурился…

Потом же, чинно следуя в комнату с чашкой в руке, на полдороге остановился у окна. Что-то смутно тревожило его. Что-то такое неуловимое… Протаяв меховым пальцем гляделку среди морозных узоров, он приложился к ней, чтобы разглядеть, что там интересного снаружи. И был разочарован – там ровным счетом ничего не происходило – природа, укрытая снежным одеялом, замерла в ожидании весны. Да и почти ничего не изменилось со вчерашнего вечера, только что поляна перед домом была испещрена множеством самых разных звериных следов – больших и маленьких. Они переплетались, составляя мозаику, вели узор, разветвлялись и снова собирались вместе. Начавшийся снегопад уже наполовину припорошил их. И скоро они совсем исчезнут под белыми сугробами. Как бы не было это странно, Зим лишь пожал плечами – не в его привычках было совать свой нос куда не следует. И, еще раз широко зевнув, отправился пить свой утренний чай.

Начинался новый день, а с ним и новые заботы в маленьком домике на поляне.

Зим и воздушный шар

День весеннего солнцестояния остался давно позади. Черные галки важно вышагивали по проталинам, задрав кверху блестящие на солнце головы. Снег, еще оставшийся лежать после долгой зимы, потемнел и медленно таял, превращая ложбинки в маленькие озерца. Ветки елей распрямились, скинув с себя последние снежные шапки, а на березах уже красовалась молодая зелень. Вовсю звенели первые ручьи, в берегах которых притаились очнувшиеся от долгого сна лесные лягушки. Они сидели на мокрых камнях и жадно ловили теплые солнечные лучи, важно переквакивая друг друга.

С каждым днем солнце все выше и выше взбиралось над елями. Лес оживал. Он был наполнен звуками, запахами, еще робкими и неуверенными красками весеннего цветения. И каждый новый день добавлял их по капле. Тут и там проглядывали золотистые шапки мать-и-мачехи и белые колокольчики подснежников, уже тянущиеся к прозрачно-синему небу. Сквозь голые ветки с опушки летела дробь дятла, орудующего своим длинным носом, в поисках пищи. А совсем близко раздавалось мерное токование глухарей. К ним примешивался хор десятков других веселых птичьих трелей, радующихся наступившей весне.

Среди этой неуемной суеты на пороге своего дома, высоко задрав нос, стоял Зим, оперевшись на тяжелую дверь. Теплый ветерок приносил с собой запахи прошлогодней пожухлой травы, звенящей капели, ломающегося льда на реке и черной оттаявшей земли.

Яркое солнце из небесной вышины запускало зайчиков в темные стекла его очков, и тогда Зим жмурился, прикрывая оба глаза. Как же он радовался наступившим денечкам! Зимняя хандра постепенно покидала его. Наконец-то, сняв тяжелый замок и отперев входную дверь, можно было долго простаивать вот так – на пороге своего дома и наслаждаться теплыми солнечными лучами, звуками просыпающегося ото сна леса, пением птиц, перешептыванием веток старой акации, растущей на заднем дворе.

Сквозь открытую дверь входила весна! Начиная генеральную уборку, она, первым делом, выгоняла из комнат тяжелый ленный сплин, все еще хозяйничающий в нем. Потом мыла до блеска каплями дождя оконные стекла и наполняла свежестью воздух первым раскатистым громом. А, напоследок, украшала поляну перед домом уютным разноцветным ковром из лесных первоцветов.

Ах, как же это было замечательно!

Зим никогда и никуда не спешил. Вот и сейчас, пригревшись под солнечными лучами, он ленно потягивался и продолжительно зевал. И, пожалуй, не было ничего лучше этого теплого солнышка, зеленеющей травы, ласкового перешептывания тянущихся к свету листьев. В эти часы так приятно было наслаждаться солнечными ваннами, а потом, заварив свежие еловые почки пить крепкий чай вприкуску с морошковым вареньем.

А пока Зим мечтал, весенние лучики медленно поползли по земле, пересекая полуденный рубеж, осторожно взобрались по двери, и вдруг неожиданно перепрыгнули прямо на нос Зима.

– Ааап-пчхи-хи! – Чихнул Зим. Потом еще и еще раз. – Ааап-пчхи-хи! Ааап-пчхи-хи!

Зим чихал так громко и так продолжительно, что в траве послышался взволнованный стрекот кузнечиков и цикад, стук жучиных жвал, перемежаемый гулом пчел, обитающих в дупле старого дуба, растущего на краю поляны. Лесные обитатели перепугались не на шутку.

– Ааап-пчхи-хи! – Чихнул Зим в последний раз и почесал кончик носа. «Вот так да!», – подумал было он, ведь пожелать «Доброго здоровья» ему было некому.

– Угу! – Вдруг раздалось из ветвей над крышей дома. Зим задрал голову так, что широкополая шляпа, украшавшая его, оказалась на земле.

– Угу! – Опять донеслось до него.

Зим пригляделся внимательней – там, наверху, он увидел большую сову, у которой одно крыло было необычного белого цвета. Склонив голову, она внимательно рассматривала его – крутила головой так и сяк. Потом встряхнулась, распушив перья.

– Спасибо! И тебе не хворать! – Зим помахал ночной птице.

– Угу! – И сова, взмахнув крыльями, да так, что ветки на дереве начали опасно раскачиваться, взлетела и медленно растворилась за деревьями, исчезнув в глубине леса за домом. «Странная какая», – Зим пожал плечами.

А еще он подумал, что пора бы уже поставить чайник на огонь, и с этой мыслью скрылся за дверью.

Вода уже во всю шумела струйками пара, вырывающимися из блестящего носика чайника, и с веселым звоном подкидывала вверх железную крышку. «Иду, иду», – по привычке пробормотал Зим, обращаясь непонятно к кому. Он откинул клетчатый плед и поднялся со своего любимого кресла-качалки, поспешив к плите. А через несколько мгновений горячий пар уже струился из его любимой зеленой чашки, наполняя кухню волшебным ароматом. Зиму нравилось во время чаепития стоять у окна и смотреть что творится на поляне снаружи его дома. Вот и сейчас аккуратно взяв блюдечко с горячей чашкой Зим подошел к окну.

Ах, как он любил все это!

В предвкушении первого глотка Зим даже зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел ТАКОЕ! Чашка выскользнула и со звоном упала на пол, разлетевшись на мелкие осколки, но Зим, кажется, даже не заметил этого. Так и стоял, замерев на долгие мгновения.

А тут было чему удивиться – над поляной, почти задевая макушки деревьев висел воздушный шар, мерно покачиваясь. Откуда он взялся? Только что его не было, и вот он – громадный разноцветный воздушный шар с корзиной из ивовых прутьев! От нее куда-то наверх уходили толстые канаты, опутывая гиганта со всех сторон. Шар был настолько огромен, что почти закрывал собой полусонное весеннее солнце, чей только яркий ореол по краям не позволял наступить полной темноте. Каким попутным ветром его сюда занесло?

И сразу стих цокот цикад в траве и треньканье кузнечиков. Все замерло и обратилось тишиной на лесной поляне. А нежданный гость и не собирался покидать гостеприимный лес, продолжая плавно парить в воздухе, чуть выше еловых ветвей.

Зиму стоило больших усилий, наконец, сдвинуться с места. Сперва он потряс головой, словно прогоняя прочь странное видение, потом потер глаза… Но шар и не думал никуда исчезать. Наоборот, когда ветер стих, он стал опускаться все ниже и ниже, сгибая и ломая упругие ветви деревьев тяжелой корзиной.

Зим прижался к оконному стеклу с такой силой, что нос его сделался похожим на свиной пятачок – так он хотел разглядеть шар во всех мелких подробностях. В конце концов, такое событие впервые происходило на маленькой лесной поляне.

«Вот это да-а-а-а! Ничего себе! Какой огромный!», – восхищался Зим про себя. И так до тех самых пор, пока небесный пришелец полностью не оказался на поляне, прямо перед домом Зима. Еще какое-то время ветер трепал разноцветную ткань шара, а потом затих.

Зим медлил. Он не спешил оказаться на поляне, несмотря на все свое любопытство. Сначала, приоткрыв дверь домика, он осторожно высунул нос. И когда, поводя им в воздухе и принюхавшись, не обнаружил никакой опасности, из-за двери появилась и его голова в любимой соломенной шляпе и больших солнечных очках. Может быть, со стороны это могло показаться странным – ведь шар все еще продолжал заслонять собой яркий солнечный диск – но сам Зим считал, что весьма удачно спрятался. И вот, наконец, дверь со скрипом отворилась, и из дверного проема полностью показался наш лесной герой, перепуганный не на шутку. Сначала он прижался к стене своего дома и стоял так несколько минут, выжидая. Потом, крадучись, медленно переступая с лапы на лапу, начал приближаться к шару, замирая от страха каждое мгновение.

– Стой! Стой! – Шептали ему проснувшиеся ото сна березы.

– Остановись! – Качали тяжелыми лапами ели.

– Не приближайся слишком близко! – Звенели колокольчики пробившихся из-под снега подснежников.

Но Зим, кажется, забыл об осторожности, и все ближе и ближе подбирался к таинственному гостю, пока, наконец, не оказался на расстоянии вытянутой лапы. Тогда он еще раз поднял вверх нос и понюхал воздух. Вновь убедившись в отсутствии посторонних запахов, на всякий случай кинул камень в лежащую на земле корзину, которая отозвалась коротким глухим звуком. И больше на поляне ничего не происходило. Даже ветер затаился в макушках елей и сосен.

«Странно, – подумал Зим, – никого нет. Но как тогда шар оказался здесь?»

Эта мысль придала ему храбрости, и Зим все-таки решил заглянуть внутрь корзины, чтобы полностью развеять свои сомнения. Правда, для начала он обошел вокруг нее в одном, потом в другом направлении, и, никого не обнаружив, смело полез по ивовым прутьям. Оказавшись наверху, он перегнулся через борт, да так неосторожно, что, потеряв рав новесие, рухнул прямо на самое дно корзины. А соломенная шляпа и очки разлетелись по разным углам.

«Ничего себе!» – Подумал Зим, распластавшись на спине и поглаживая набитую на боку шишку. Круглый абрис шара, заслоняя собой солнце, медленно покачивался из стороны в сторону где-то высоко над головой. «Все бы хорошо, но ведь отсюда еще надо выбираться, – размышлял он, – а если надо выбираться, то, пожалуй, надо поскорее встать! А вот этого я сделать пока не могу – от волнений и переживаний мои лапки совсем отказываются меня слушаться. И даже помочь некому…».

А небо все кружилось и кружилось над ним, пробиваясь ярким пятном сквозь ветки деревьев, внимая мыслям Зима и словно укачивая его на пушистых облаках, бегущих в лазурной дали… Ему опять привиделся далекий океан, барашки волн набегали на песчаный берег и откатывались назад. Солнечные лучи составляли на мокрых камнях узоры, причудливо меняя их формы каждую минуту. Казалось, ничего не могло разрушить эту вечную бренность и сплин. Над головой парили альбатросы, широко раскинув крылья. Морской бриз, еще несколько мгновений назад почти незаметный, вдруг набрал силу, и резко изменил свое направление, дохнув холодом и подняв рой колючих песчинок на берегу. Раздался треск!

Зим открыл глаза – ивововая корзина, на дне которой он лежал, парила в воздухе в десятке футов от земли. «Что такое? Что случилось?» – Зим не сразу понял, что попал в ловушку. Он попытался встать и встряхнул головой, избавляясь он наваждения. Но не тут-то было! Корзину трясло и подбрасывало, и Зиму ничего не оставалось, как крепко схватиться за ивовые прутья, чтобы не выпасть из нее. Сквозь щели в прутьях корзины ему была видна вся поляна и его домик, уменьшающийся в размерах все быстрее и быстрее. «Спасите! Помогите! Помогите! Спасите!» – только и смог от страха пропищать Зим. Но, конечно, его никто не услышал.

Новый порыв ветра подхватил воздушный шар и начал поднимать его все выше и выше, не собираясь выпускать из своих цепких объятий. Тяжелые канаты теперь распрямились и почти звенели от напряжения. Зим же, вцепившись мертвой хваткой лапами в края корзины, высунул наружу свой нос и с ужасом смотрел вниз на стремительно удаляющуюся землю. Его глаза-пуговички и без того круглые, округлились еще больше. «Спасите! Помогите!» – вновь попытался пропищать он, но в горле все пересохло, а изо рта вырывались лишь нечленораздельные звуки: «А! Ии! Ооо!».

А ветру как будто того и надо было! Он поднимал воздушный шар к самым облакам. Теперь даже макушка самой высокой сосны осталась далеко внизу. Под корзиной медленно проплывало бесконечное зеленое море деревьев с разноцветными пролесками местами распустившихся весенних цветов: желтые, белые, голубые. Они пробивались сквозь подтаявший снег яркой радугой красок, привнося в эту белую пустыню уходящей зимы, очарование весеннего благоухания воздушной паутины, сотканной из разнообразных запахов.

Зим почувствовал всю безысходность своего положения: он один на высоте мили над землей, где спутниками ему – только солнце, да бегущие по небу бессловесные облака.

Как хорошо было там, внизу – на земле, дома!

Теперь он задрал голову и тщетно пытался найти выход из сложившегося положения, но не находил его. Клял свое любопытство, которое толкнуло его на такой необдуманный шаг. Но, в самом деле, кто же мог знать, чем все это закончится?! Зим вспомнил утреннюю гостью – сову, и впервые пожалел о том, что у него нет крыльев. Как бы они сейчас пригодились! Подумав об этом и еще обо всем на свете, он, вдруг, смирился со своим неожиданным приключением. «А что, – подумал он, – может быть, долечу и до края света?». И с этой мыслью, решив, будь что будет, Зим клубочком свернулся на дне корзины и печально вздохнул.

Где-то там, далеко, горизонт затерялся в кучевых облаках. Между тем, воздушный шар с нашим лесным героем в ивовой корзине уносило все дальше и дальше от маленького домика на зеленой поляне.