Текст книги "Гомер Пим и секрет одиссея"

Глава 10

Школьники небольшими компаниями выходили во двор, шум понемногу стихал, и столовая опустела.

Уборщицы уже торопливо и размашисто стирали со столиков и довольно скоро дошли туда, где еще сидели Гомер, Лилу и Саша, совершенно не слышавшие ничего вокруг.

– Поели? – спросила одна из них.

Никто не отозвался.

– Эй-эй, друзья, подъем! – уже громче сказала уборщица.

Гомер очнулся первым.

– Да, извините, мы сейчас уходим.

Поднявшись, он взял свою тарелку и поставил на тележку для использованной посуды. Его примеру последовали Саша и Лилу, вид у них был такой же потерянный.

– Поговорим там? – предложил он, показывая на стену, отделявшую детский сад от школы.

Скинув рюкзаки, они уселись прямо на землю – мальчики прислонились спиной к большому камню, а Лилу примостилась напротив, обхватив руками коленки.

Саша взъерошил волосы, издавая нечто вроде лошадиного ржания, а Лилу покусывала нижнюю губу, глядя на Гомера в упор.

– Итак, вы мне не верите, да? – прошептал тот.

– Да как тебе сказать… – замялся Саша. – Ты не дуйся. Я ведь не говорю, что ты заливаешь. Но вообще это, конечно, нечто!

Гомер посмотрел на Лилу, взглядом прося поддержки, ободрения. Девочка казалась внимательной и встревоженной.

– Ну что ж, если я правильно поняла, ты думаешь, что твой отец заперт внутри фильма, который он же и снимал. И теперь он – пленник мира, сотворенного им самим, – сказала она, чтобы разрядить обстановку. – Да, – ответил Гомер совсем тихонько, сам сознавая всю нелепость своего открытия. – И не только он – еще и Раймон.

Лилу теперь поглядывала на него с опаской. Саша уже не скрывал беспокойства – его правая нога так и подскакивала. У него это означало высшую степень волнения. Гомер почти читал их мысли.

– Знаю, это кажется безумием, но клянусь вам, я не спал! Я на самом деле был там, в этом цирке, и даже унес оттуда вот эту пуговицу!

Он потряс перед ними пуговицей с того пиджака, что был на нем прошлой ночью, тут же сообразив, что для доказательства этого маловато. С тем же успехом он мог найти ее в монтажной студии или где-нибудь еще. Как и билет – обрывок пленки…

Гомер вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Разочарованные взгляды друзей заронили сомнение в сердце. А вдруг друзья правы: исчезновение отца расстроило его до такой степени, что рассудок не выдержал, и теперь он готов поверить во что угодно, лишь бы не потерять надежды.

Он глубоко вдохнул и выдохнул, не задерживая дыхания. Плечи опустились. Гомер не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким несчастным.

Сидевший рядом Саша нахмурился. Он, видимо, был искренне удручен тем, что не в силах поверить ему на слово. Он бы с радостью, но… нет. Саша толкнул Гомера локтем, это было принято между ними и означало, что из-за незначительного приступа безумия их дружба ничуть не пострадает.

А вот Лилу что-то быстро соображала, прищурившись, изучая пуговицу, которая все еще была у Гомера в руках.

Вдруг она подняла голову, будто внезапно проснувшись.

– А помните того парня, который приходил к тебе тогда?

– Жорж Финк? – подхватил Гомер.

– Да. Ведь ты говорил, что он был актером в фильме твоего отца?

– Ага, он играл Телемаха. Потому и сдвинулся, вообразив себя этим персонажем.

– Так… так-так-так-так… – повторила она, барабаня пальцами. – А твой отец? Он только ставил фильм или тоже играл в нем?

– Он играл Одиссея, – ответил Гомер, – но эта роль маленькая, потому что фильм в основном про Телемаха в поисках отца – Одиссея, плавающего по морям.

Лилу снова погрузилась в раздумье, к великому огорчению Саша: он не мог понять, куда она клонит. Гомер внутренне молил, чтобы она пришла к тем же выводам, что и он сам.

– А помните, – продолжала Лилу, – Жорж Финк рвался в студию, крича, что его родители Одиссей и Пенелопа и что они там, «по ту сторону»?

– Да он просто слишком вжился в роль… – заметил на это Саша.

– А что, если это была не роль? – предположила Лилу.

Внезапное чувство, к которому привели девочку размышления, заставило ее черные глаза лихорадочно заблестеть, а щеки – порозоветь. Гомер же чувствовал, что череп вот-вот расколется надвое. Все его ночные приключения сходились в одном объяснении – безумном, ирреальном, невероятном. И всё же…

– Уверена, что и ты думаешь о том же, – поддержала его Лилу.

Тут Саша вспылил.

– Да расскажите же, наконец! – вскричал он. – Что касается меня, то я не понимаю ничего!

Саша обладал практичным умом, любил конкретность, предпочитал все осязаемое. Зато Гомер отличался мечтательностью, а Лилу – изобретательностью. Каждому свое.

– Что, если реальность слилась с вымыслом? – произнес Гомер.

– Как это? – удивился Саша.

– Если актеры превратились в персонажей фильма… Об этом Гомер думал с тех пор, как очнулся, и теперь вздохнул с огромным облегчением: все наконец было высказано. Однако, произнесенная вслух, эта гипотеза выглядела еще безумнее.

– Погоди-ка, ты хочешь мне сказать, что твой отец и Жорж Финк могли стать Одиссеем и Телемахом? Настоящие живые люди превратились в персонажей фильма?

– Да.

Они в изумлении уставились друг на друга и долго молчали, оба крайне взволнованные.

– А не это ли самое называется шизофренией или как-то там еще? – спросил Саша.

Ему ответил осуждающий взгляд Лилу. Зато Гомеру поневоле пришлось признать, что друг в чем-то прав. – Надеюсь, вы и сами понимаете, что такого просто не бы-ва-ет… – почти с сочувствием сказал Саша. Гомер опустил голову. Ну еще бы, он, конечно, понимал.

– Что, и твоя песчанка туда же? Разговаривать умеет, а? – поинтересовался его приятель.

Тут сердце Гомера ощутило прилив надежды. Если Биби-Два будет столь же словоохотлива с его друзьями, как с ним, это докажет, что он вовсе не спал и не сошел с ума!

– Вы куда после математики? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Пошли к тебе, с песчанкой твоей всё и обсудим! – воскликнул Саша.

– Э-эх… да ведь как раз педсовет, – возразила Лилу. Девочка должна была выступить на нем и всерьез относилась к этой обязанности, ведь речь шла о защите Саша от учителей – те частенько ругали его за плохую успеваемость.

– Да ладно, мы тебя подождем сколько надо! – воскликнул тот. – Не до ночи же этот педсовет…

– Не больше часа, – успокоила она. – И без меня ничего не предпринимайте.

– Без тебя мы никогда и ни-ни, – успокоил ее Гомер, – сама знаешь.

Глава 11

В отличие от Лилу, Гомер и Саша жили в трех километрах от городского центра – в одном квартале, окруженном нависшими над морем утесами и уходящими в бесконечность пляжами.

Если мама, как, например, сегодня утром, отвозила Гомера в школу на своей машине, то возвращался он обычно, сидя на багажнике велосипеда Саша и держась за плечи друга. Ветер часто – да почти всегда! – свистел прямо в лицо, и Саша тяжело отдувался, крутя педали. Гомер изо всех сил помогал ему, наклоняясь то вправо, то влево, но, к счастью для велосипедистов, дорога полого спускалась вниз.

Если занятия заканчивались рано, к ним присоединялась и Лилу на своем велосипеде. Троица заваливалась в берлогу Гомера, засиживаясь допоздна, так что мать Лилу приезжала за ней на машине или провожать ее приходилось Нинон. Отпускать девочку одну идти пешком по этой безлюдной дороге – об этом не могло быть и речи, ведь мир полон опасностей. Впрочем, Гомер научился пользоваться приложением, которое определяет геолокацию, да и вся троица уже скачала его в свои смартфоны.

Сегодня, в летний знойный полдень, друзья отрывалась по полной. Саша гнал как сумасшедший, а Гомер прилип к нему сзади. Оба походили на пару акробатов, стремительно разбегающихся перед большим прыжком. Более юркая Лилу с улыбкой смотрела на них: она ехала сзади, легко и весело. Иногда обгоняла их, только чтобы мило поддразнить. Все, что делала Лилу, всегда и во всем было мило. Не «мило-как-у-простоватого-дебила», а «мило-приятно-и-красиво».

– Что, еле тащимся? – поравнявшись с Саша, который пригнулся к самому рулю, поинтересовалась она. – Воображала! – парировал тот, кинув ей лукавый взгляд.

Чем быстрее они ехали, тем острее чувствовались близость моря, его запах, шум прилива и крики чаек над морской пеной, влажный йодистый воздух, часто оседавший липкой пленкой на всем и вся.

Наконец-то увидев дом семьи Пим, Саша стал сдерживать боковое скольжение – с пассажиром сзади оно было опасно. Гомер спрыгнул наземь, пока его «водитель» еще только притормаживал. А вот аккуратная Лилу уже осторожно прислонила свой велосипед к стене.

Она любила бывать у Гомера в его большом доме с невысокой крышей, типичной для этих краев, с серой кровлей и фахверковыми[5]5
  Фахверк – особая техника постройки домов и стен, распространенная в Центральной и Северной Европе, при которой детали каркаса стен остаются видимыми: сначала создается каркас из горизонтально и вертикально пересекающихся деревянных балок, а промежутки между ними заполняются камнем, кирпичом и глиной.


[Закрыть] стенами, но главное, что там всегда было тихо и очень опрятно. У семьи Гольдбер все было наоборот: повсюду царил веселый беспорядок, который устраивали четыре брата Лилу, а родители, владельцы самой крупной местной парковки, давно перестали с этим бороться.

А вот Саша жил в скромном домике, давно требовавшем ремонта. Но он не поэтому любил приходить к своему приятелю: облупленные стены, влажность, плохое отопление – все это было ничто по сравнению с его отцом и двумя братьями, всегда искавшими проблем и умевшими на них нарываться. Один из его братьев уже отсидел в тюрьме за грабеж с применением насилия. Саша чувствовал, что совсем не похож на них, но все вокруг думали, что и он такой же – дурное семя.

К счастью, он вполне мог рассчитывать, что друзья – Гомер и Лилу – ценят его по достоинству.

Все трое могли рассчитывать друг на друга.

Прежде чем обсуждать Биби-Два, мальчики решили покончить с другой темой – педсоветом. Если успеваемость Гомера не вызывала никаких вопросов, то по поводу ситуации Саша среди учителей, наоборот, шли бурные дебаты. Он очень обрадовался, когда Лилу, выйдя после педсовета, сообщила ему, что он переходит в пятый класс. И хотя она и не вдавалась в подробности, по выражению ее лица Саша понял: ей пришлось трудновато.

– Ну? Так что они сказали? – спросил он, как только друзья оказались в берлоге Гомера.

– Знаешь, было жарко, – обобщила Лилу, – но в пятый ты переходишь, и это самое главное.

– Ты не хочешь мне рассказать?

Лилу вздохнула: ей явно не хотелось описывать все в деталях.

– Я недостаточно хорошо работаю, да? – настаивал Саша.

– М-м-м…

– Спорю на что угодно, Добронтон упоминал моих братьев.

– М-м-м…

Приняв напыщенную позу учителя математики и физики, он изобразил, подражая его интонации:

– Саша, ты вот-вот последуешь печальному примеру твоих братьев, и это приведет тебя туда же!

Что означало: в лучшем случае – в никуда, в худшем – в тюрьму.

Гомер с Лилу опустили глаза. Это тянулось еще с начальных классов: все признавали, что Саша способный мальчик, но ему мешает отсутствие сосредоточенности, трудолюбия, серьезности.

– Вот тебе раз, да что они там все думают?! – занервничал он. – Думают, легко заниматься в доме, где все только между собой ругаются и всем плевать, что тебе надо делать уроки?

На его глазах выступили слезы ярости. Нечасто он так расклеивался, но если уж такое случалось, то всегда лишь в компании друзей. Только они одни и старались его понять.

– Еще я уверен, что они обсуждали мое поведение, – продолжал он. – Какой отец, такой и сын… яблоко от яблони… и все такое… из пса не сделаешь кошечку… и бла-бла-бла, и бла-бла-бла. Если какая-нибудь осечка случится у машины, это ничего, не страшно. А вот если Саша Мартель – тогда да, сразу педсовет! Ну конечно, это же Мартель, он только и умеет, что делать всякие гадости, это у него на роду написано!

Он посмотрел на Лилу. Знал, что она всегда вставала на его защиту, у него не могло быть ни лучшего союзника, ни более отчаянного адвоката. Но это не избавляло ни от стыда, ни от ярости.

Лилу попыталась улыбнуться.

– Ты переходишь в пятый класс, Саша. Дальше тоже будешь нормально учиться, а потом, вот увидишь, поступишь в лицей. И ведь сам знаешь – не все учителя как этот Добронтон. Есть и те, кто знает, на что ты способен. Кастень и Морлан, например, всегда тебя защищают, а еще Марике. А другие… еще настанет день, когда ты докажешь им, как они в тебе ошибались.

– Уф, ага. Так и сделаю. Ты права, Лил.

Теперь и он весело улыбнулся ей. Гроза миновала, но обида затаилась внутри, и друзья понимали это. – Ладно. Гомер, а где же она, твоя песчанка-болтушка? – воскликнул Саша с притворным воодушевлением.

– Сейчас схожу за ней. Подождете?

– Конечно, подождем!

Открыв дверь, Гомер прошел через весь дом до своей комнаты, расположенной в противоположном конце. Там никого не было, что для этого часа было вполне обычно. Он очень обрадовался такой тишине после приступа Сашиной ярости. Ему всегда было трудновато находить слова утешения, поддержки, ободрения. Это умела только Лилу. Перед несправедливостью, преследовавшей Саша, Гомер чувствовал себя безоружным и, по правде сказать, немного никчемным. Он мог просто быть рядом с ним, сомневаясь, что этого достаточно.

Прежде чем открыть дверь своей комнаты, он смиренно вздохнул.

Биби-Два лежала, непривычно крошечная, подогнув под себя маленькие лапки и подрагивая усами. Она начала просыпаться, еще когда услышала приближавшиеся к дому шаги трех пар башмаков. А уж увидев вошедшего юного хозяина, вскочила и повисла на прутьях клетки.

– Как дела? – спросил Гомер.

Он ждал ответа. Но песчанка молчала.

– Хочешь съесть эту маленькую штучку? – спросил он снова, давая ей подсолнечное семечко.

Песчанка сразу же схватила его и разгрызла, как сделала бы любая другая песчанка: ее занимало только лакомство, зажатое теперь в лапках.

– Хочу познакомить тебя со своими приятелями, – продолжал Гомер. – Да ведь ты их знаешь: Саша и Лилу, помнишь, ты видела их на моем дне рождения?

Биби-Два продолжала есть, не обращая на его слова никакого внимания. И вот тут-то Гомера начали одолевать сомнения. Он дал зверьку доесть, а потом вынул из клетки и прижал к себе.

– Сегодня ты ничего так и не скажешь? – спросил он песчанку.

Он поплелся обратно, снова прошел через весь дом, по прекрасным комнатам, которые были достойны журналов по интерьеру, но из которых ушла вся радость жизни. Если Биби будет молчать, друзья не обвинят его во вранье, но решат, что он совсем чокнулся. Саша и Лилу сидели и ели его любимое мороженое с засахаренным миндалем.

– Где вы это нашли? – удивился он.

– В морозилке, – ответил Саша, показав пальцем на старенький холодильник.

Гомер тоже положил себе мороженого, мысленно поблагодарив Нинон. Только ей было свойственно проявлять такую нежную заботу.

– Эй, Биби-Два, привет! – воскликнула Лилу, заметив песчанку, примостившуюся на плече Гомера.

Она почесала ей макушку, и обе издали что-то вроде хихиканья.

– Ну такая милашка, я хочу быть такой же!

– Биби, а почему ты не здороваешься? – осведомился Саша.

Лилу бросила на него уничтожающий взгляд, означавший «ну ты и тупой…». Гомер, чувствуя неловкость, поставил Биби на пол и разрешил бежать куда ей захочется. Она так и понеслась: прыгнула на этажерку, пробежала по длинной отопительной батарее, влезла на капот машины. Настоящая безумная малютка! – Смотри, а она в хорошей форме… – заметил Саша.

Стараясь не смотреть на друзей, Гомер присел на подлокотник софы, на которой они расположились.

Молчание только усугубляло ситуацию. Теперь было слышно лишь ворчание холодильника и легкие шажочки лапок бегавшей Биби.

Когда она взобралась на Саша, а потом перебежала на колени Лилу, поглядывая на них крохотными плутоватыми глазками, Гомер снова занервничал.

– Эй, ку-ку, а ты симпатяшка, знаешь? – сказала Лилу.

– Привет-привет! – поддержал и Саша. – Что же ты не покажешь нам всего, что умеешь?

Оба они барабанили по ее головке, почесывали брюшко, проводили пальцами по шейке. Но песчанка, несмотря на умоляющий взгляд Гомера, так и не выдавила из себя ни словечка. «Ну же, Биби, постарайся, скажи хоть что-нибудь! А то кем я выставлю-то себя, а?»

Ему показалось, что она пожала плечиками и многозначительно улыбнулась.

Он понимал, как растеряны Лилу и Саша: их обуревали совсем иные чувства, чем его самого, скорее неприятное сочетание смирения и тревоги. Биби оказалась нормальным зверьком, удручающе обыкновенным, забавлялась чем попало, радовалась любому зернышку, упавшему со стола, любила забираться под шкаф или взбегать на этажерку. И, как все песчанки в мире, Биби не пожимала плечами, не улыбалась и не умела говорить.

Несколько тягостных и долгих минут – и Гомер уже больше не мог выносить нараставшего в душе смущения. Но даже мучительный стыд перед приятелями был сущей ерундой по сравнению с утратой надежды, которой больше не было.

Ему так не хватало отца, что им овладевало безумие. Вот-вот он станет таким же, как Жорж Финк, сумасшедший паренек с горящими глазами, озаренными своими же собственными бреднями.

– Ничего-ничего, – промурлыкала Лилу.

Ему посочувствовал даже Саша.

– А я уверен, что в следующий раз все получится! Это только сегодня, Биби, для тебя неудачный день, ведь у тебя полным-полно забот.

И правда – песчанка бегала, крутилась вовсю, прыгала, вертелась, точно и она вдруг чокнулась.

– Ладно, нам пора идти, – сказал Саша.

И взглянул на Лилу.

– Я немного тебя провожу?

Уже довольно давно он не упускал случая остаться с ней наедине. Это наконец заметил даже Гомер. И в этот вечер чувство одиночества и покинутости вдруг пронзило его как никогда прежде.

– А что, если перед уходом нам все-таки заглянуть в монтажную студию? – спросила Лилу.

Для Гомера такое предложение выглядело последним шансом доказать, что ему все это не привиделось. Жалкий и встревоженный, он кивнул головой и побежал за ключом.

Глава 12

При дневном свете монтажная студия выглядела совсем по-другому. Но Гомер, вставляя ключ в замочную скважину, испытал в точности такое же чувство проникновения в место запретное и священное.

Саша и Лилу было еще хуже: им еще ни разу не приходилось бывать в студии, зато с исчезновения Давида Пима они столько о ней слышали, что место казалось им проклятым.

– Страшновато, – процедил Саша, не осмеливаясь войти.

Лилу, хотя тоже боялась, все-таки сделала шаг вперед, осторожно озираясь вокруг.

– Привидений нет, – сказал Гомер.

– Сам напугаешь кого хочешь, – возразил Саша. – То есть, я хотел сказать, не ты страшен, а это твое местечко.

Вдруг солнце вырвалось из-за туч, и сквозь маленькое окошко его луч озарил все помещение косым ослепительным конусом света. В конусе заплясали пылинки, подтверждая правоту Саша: здесь существовали и иные формы жизни.

– Все-таки не понимаю, как у тебя хватило духу зайти сюда ночью и не умереть со страху, – добавила Лилу. – Да ведь это просто монтажная студия, – возразил Гомер.

Но он и сам в душе твердо знал: нет. Именно отсюда исчезли отец и Раймон, да и как забыть все случившееся в прошлую ночь?

Но он втравил друзей в эту авантюру не затем, чтобы оправдать собственные страхи. Гомер подошел к экрану и приподнял его. Сердце билось так сильно, что ему показалось: оно вот-вот выскочит из груди. «Не сходи с ума! – выругал он себя. – Сердца просто так из груди не выскакивают!»

– Ты тут, что ли, туда прошел? – спросил Саша.

– Ага, – буркнул Гомер.

Мальчик внимательно осмотрел проектор, нажал на кнопку «On/Off» – все безрезультатно, хотя он был включен в розетку. Самое время задаться вопросом, как ему ночью удалось тут пройти. Раздосадованный, Гомер подошел к стене за экраном, ощупал ее руками и осмотрел всю целиком. Решительно ничего – ни дыры, ни входа, который уводил бы в иное измерение. Такое возможно только в кино или в книгах, но не в действительности.

– А вот и тетрадка… – сказала Лилу.

Гомер прекратил поиски и подошел к подруге. Та, слегка дрожа, кончиками пальцев откинула красную обложку. Ее явно мучило искушение пролистать дальше, оно было так же сильно, как и дурное предчувствие. Это же ощущали и Гомер, и Саша.

– Сейчас я, дай-ка, – прошептал Гомер.

Он тоже дрожал, и единственным способом преодолеть страх было не думать, а действовать. Странно, но сил и отваги придавало ему то, что на плече сидела Биби-Два.

Листая тетрадь, он подумал: нет, ничего не выйдет так, как ему хотелось. В тетради все было как обычно – фразы состояли из слов, слова рассказывали историю, а историю придумал его отец. Гомер осторожно переворачивал страницы, жадно подстерегая любой знак.

Чего он, в сущности, ждал? Что слова и наброски немедленно примутся плясать фарандолу[6]6
  Старинный провансальский народный танец, исполняемый в быстром темпе. – Прим. ред.


[Закрыть] и перенесут всех четверых на этот необыкновенный остров? Волшебство сработало накануне, но это могло произойти единственный раз и больше не повториться.

Глядя на него, Саша и Лилу обменялись сочувственными взглядами.

– Ты помнишь, как все это случилось? – спросила его Лилу. – То есть… ну… в каком месте тетради?

Гомер продолжил листать, медленно, с надеждой и при этом со страхом, что сейчас что-то произойдет. Вот он долистал до середины и прочитал строчки, от которых его бросило в дрожь и сердце забилось чаще. – На следующей странице… – ответил он Лилу.

Гомер не мог перестать тяжело дышать, из него словно вырывалась нараставшая тревога. Он вдруг быстро заморгал, солнечный свет, казалось, слепил его, зрение помутилось.

– Ай! – вдруг воскликнул он.

– Что? – Оба друга так и подпрыгнули.

– Я почувствовал кое-что…

– Что ты почувствовал? Что? – торопливо допытывался Саша.

– Вибрацию.

– Страшновато… – пробормотал Саша. – До смерти страшно.

– Может, подержать тебя за руку? – предложила Лилу.

Сказать, что они забеспокоились, значило бы не сказать ничего. На самом деле их просто трясло от страха. Даже Биби-Два, все еще сидевшая на плече юного хозяина, еле там удерживалась. Зверек поглядывал на них с состраданием.

– Окей, возьмемся все за руки, – сказал Гомер.

Саша и Лилу не заставили себя упрашивать. Гомер свободным пальцем одной руки перевернул страницу. Готовые ко всему, трое друзей затаили дыхание. – Здесь я тогда читал, – выдохнул Гомер.

Они ждали, уставившись на фразу в тексте, но решительно ничего не происходило.

– Сейчас прочту вслух.

Он начал громко читать до того места, с которого все и началось. Сжимая руку Лилу, он почти зажмурился, но постарался овладеть собой и продолжил чтение с дрожью в голосе.

Прошла долгая минута в полной тишине и бездействии. Троица друзей и песчанка так и сидели на диване, точно восковые фигуры.

В душе Гомера рухнуло все. Он не только сам сходил с ума, но и поставил в дурацкое положение Лилу и Саша. До сих пор они всегда поддерживали его даже в самые трудные минуты. Зато теперь уж, наверное, станут избегать, а потом и вовсе откажутся дружить – когда он совсем съедет с катушек.

При этом Гомер по-прежнему верил, что все события прошлой ночи произошли на самом деле. Как бы абсурдно это ни выглядело, не могло же все это быть простым сном! Так ясно вспоминались ему взгляд отца, и отчаянные жесты с вершины мачты, и печаль на его лице, и немой крик о помощи.

На глазах выступили слезы. Не хватало еще расплакаться в присутствии друзей… Ну что ж, чашу унижения придется испить до конца. Он попытался сдержать слезы, изо всех сил надеясь, что кто-нибудь из них прервет невыносимое молчание.

– Думаю, тебе нужно отдохнуть, – молвила Лилу.

– Ага.

Ему казалось, он не в силах ни шевельнуться, ни вымолвить слово, ни взглянуть на них.

– Хочешь, мы поможем тебе дойти до твоей спальни? – встрял Саша.

– Обойдусь без вашей помощи, сам дойду, – ответил Гомер грубее, чем хотел.

Саша рывком вскочил – в его жилах текла горячая кровь, и он всегда реагировал на все импульсивно. Гомер видел, что он раздражен, почти оскорблен его тоном, а вот Лилу казалась искренне опечаленной.

Но если по правде – как на них не рассердиться? – Ладно. Забудем, хорошо? – спросил Гомер, побежденный.

Никто больше не упомянет про это, но он твердо знал: они не забудут. Гомер тоже встал с дивана, чувствуя себя усталым больше, чем если бы проехал на велосипеде много километров, когда ветер дует прямо в лицо.

Все избегали смотреть друг на друга, им было ужасно неловко.

– Нет, лгуном Гомер не стал – было все как он сказал, – внезапно прозвенел тоненький сухой голосок.