Текст книги "Кот и Мальчик"

Анна Броусек
Кот и Мальчик

© ООО «Астрель-СПб», 2011

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Город смотрел тысячью глаз, и городу не было до него никакого дела. Никому не было! Тимка ожесточенно поморгал, глядя на свет уличных фонарей, и саданул кулаком в нос, чтоб не щипало. Каждый огонек щетинился желтыми иглами. Иглы больно кололись, выжимая слезу. Тимка не плакал… Это все злой желтый свет, размноженный лужами на асфальте, стеклами витрин и офисными окнами!

Александр сидел смирно: оттягивал руки, ворсил куртку, щурился. Тимка и сам удивлялся, до чего же кот большой. Размером с полнего, не меньше! Младший Брат, как у «Маугли». У Тимки не было братьев или сестер, были только мама и Александр. А скоро, наверное, и Болеслав Григорьевич будет…

Болеслав Григорьевич богатый, а значит хороший. Это мама так говорит. Они с тетей Светой называют его «принцем». «Ну, чисто принц! На белом авто приехал, тебя потанцевал и теперь увезет в заморское королевство!» – вздыхала тетя Света, сидя на кухне и выдувая из блюдечка чай. Она всегда его так пила: будто высасывала, потом вливала в рот остатки и ловко цепляла языком приставшие к краю чаинки. Тимку от этого зрелища передергивало, и он уходил в комнату, а из кухни по-прежнему неслось: «Принц, принц…»

Болеслав Григорьевич не был похож на принца. Скорее уж на дряхлого короля, у которого от короны лысина во всю макушку. Еще и хромой, к тому же!

Он залетал в их квартиру по вечерам, раскрасневшийся и морозный, совал Тимке кулек конфет или машинку, сбрасывал на вешалку пальто, от которого крепко пахло табаком и одеколоном, черные ботинки и чемоданчик с блестящими замками ставил в углу. Потом тискал маму, спешил в ванную, где долго держал руки под горячей водой, так чтобы от них поднимался пар, а кожа становилась малиновой, шел на кухню. Пока мама накрывала ужин, Болеслав Григорьевич нырял на лоджию и там курил, по-хозяйски оглядывая город с высоты девятого этажа. Лоджию стеклили от пола до потолка. Он стоял там, как музейный экспонат в витрине – гордый и недвижимый. Потом Болеслав Григорьевич возвращался, рассаживался во главе стола и небрежно интересовался Тимкиными уроками. Маму это радовало: она считала, что Болеслав Григорьевич занялся его воспитанием.

А Тимку не радовало. Он совсем перестал делать домашние задания. Какой смысл учить уроки и готовиться к переводным экзаменам, если все равно скоро уезжать! Болеслав Григорьевич здесь «по делам фирмы», в начале зимы он собирается вернуться домой и забрать к себе Тимку с мамой. Но мальчик даже школьным друзьям не рассказал о грядущих переменах. Он вообще не знал, где находится страна Болеслава Григорьевича. Тот говорил, но Тимка отчаянно тряс головой, чтобы название не забилось в уши. Он даже на карту, висящую в прихожей, теперь не смотрел – боялся, что случайно увидит название страны, и это будет значить: она существует, мамин «принц» не врет, он действительно приехал с другого края земли, они смогут отправиться туда все вместе.

Почти все!

Александра никто не звал.

Болеслав Григорьевич кряхтел, отводил глаза и сетовал, как тяжело перевозить через границу животных. Мама сочувственно кивала, но – Тимка знал – жалела кота. Александра еще котенком принесла ему мама – подобрала у подъезда, возвращаясь с работы. Тимка тогда в первом классе учился, и друзей у него еще не было.

Они в тот год как раз переехали. Новый район, квартира, соседи… Мама приходила поздно, жаловалась на маленькую зарплату и усталость. Потом сдружилась с тетей Светой и вечерами, думая, что Тимка не слышит, сетовала, что мальчик растет без отца. Когда появился Болеслав Григорьевич, мама сразу сказала Тимке, что «так будет лучше». А едва у Болеслава Григорьевича началась аллергия на шерсть, велела избавиться от кота.

Тимка ничего не сказал, надел джинсовую куртку на искусственном меху, из которой давно вырос, по привычке сунул в карман старую кепку. Ее он почти никогда не носил, но мама настаивала, чтобы голова была в тепле, и мальчик, не желая ссориться, пускался на хитрость: брал с собой, а надевал лишь перед возвращением. Джинсы протерлись на колене, у свитера из горловины торчали нитки. Болеслав Григорьевич не дарил Тимке одежду – не умел выбирать. Он дарил маме деньги, а та покупала мальчику все, что нужно, но идти «избавляться от кота» в новеньких брюках и отутюженной рубашке, купленных на деньги того, по чьей милости теперь любимого зверя выкидывали на улицу, Тимке казалось полнейшем свинством. Будто он Александра на эти самые штаны-рубашки променял!

– Неправда… – шепнул Тимка, зарывшись носом в теплую серую шерсть. – Ты ведь так не думаешь, да?

Кот молчал, угревшись на Тимкином животе. Мальчик бесцельно блуждал по улицам уже час. Темнело, холодало, очень хотелось домой. Просто бросить Александра в подворотне и, вернувшись, отпаиваться горячим чаем Тимка не мог. И что делать дальше – мальчик не знал. Наверное, он ждал чего-то. Например, что мама позвонит на мобильник, волнуясь и глотая слова, скажет, что Александра бросать не надо, что она все поняла или что Болеслав Григорьевич передумал, или исчез, или пьет таблетки и смирился с котом, или заплатил врачам и вылечился от аллергии. Он богатый и взрослый! Что ему стоит!

Его-то, сытого, круглого, приласканного, никто не гонит из дома в ночь. Не вышвыривает на помойку, как ненужную тряпку. От ненависти и бессилия Тимка тихонечко заскулил. Как же это? Александр – не дикий кот. Он тут не выживет! Его забрали с улицы, обогрели, приютили, полюбили и вырастили. Что теперь? Снова вон? Лишить родного уголка и миски, мягкого мышонка, которого мама сама ему сшила? Кривобокий одноглазый уродец совсем не походил на мышь… Мама смущенно улыбалась, говорила, что не умеет шить, и хотела игрушку выбросить, но Александру мышонок так понравился! Больше резинового мячика с бубенчиком внутри, который Тимка купил, экономя на школьных завтраках, новомодной заводной меховушки из элитного зоомагазина, клубка в подарок от тети Светы…

Тимка вздохнул, облизал губы. На морозе они растрескались и болели. Мама запрещала ему так делать. Но мамы здесь не было – только он и Александр. Одни на крохотной улочке.

Мальчик жалел о том, что не взял с собой деньги. Карманная мелочь осталась в фирменных джинсах, а хрустящие бумажки – в банке из-под чая, густо облепленной мультяшными наклейками. Уши горели, заледенели руки. Чтобы пальцы хоть чуть-чуть отогрелись, мальчик зарылся ими в котовью шерсть. Подумал немного и, морщась, нацепил кепку. Они слишком далеко ушли из своего района, и одноклассники вряд ли им теперь встретятся, никому больше нет дела до Тимки, и уж тем более – до его кепки, которая у знакомых мальчишек вызывала фонтан едких шуточек. Кругом парк, вдалеке – огни большого проспекта, слева – темная стеклянная громада концертного зала.

Холод студил ноги в стоптанных кроссовках. Хуже всего приходилось правой пятке – там в шерстяном носке протерлась дыра. Тимка понял, что вернуться пешком домой он не сможет: непременно насмерть замерзнет дорогой. Холода пришли рано, словно поторапливали Болеслава Григорьевича. Тимка глубоко вздохнул и решился на отчаянный шаг.

Обыкновенно мальчик стеснялся на улице даже время спросить у незнакомых людей. Тут же смелости придавала мысль о том, что он делает это ради Александра. Кот тоже наверняка замерз, пускай и не так сильно, как Тимка. Мальчик заметил идущую от проспекта парочку и поспешил навстречу. Парень был одет в модную кожанку, его светловолосая спутница весело улыбалась, вдевая в петлю верхнюю пуговицу пальто. Тимку поразило, какие же у нее длинные и яркие ногти.

– Простите, у вас мелочи не найдется? – пробормотал он, заступая дорогу.

Конечно же, ему отказали: парень прошел мимо, старательно отводя глаза и утягивая за собой девушку. По правде говоря, мальчик и не ждал другого. Он очень удивился, когда блондинка вдруг развернулась и протянула ему мятую купюру.

– Держи!

Ее спутник хмурился, но не возражал.

Тимка торопливо поблагодарил и отправился к проспекту. Там возле метро лепились закусочные.

Тут ему не повезло. В двадцатичетырехчасовых шавермах толклись подозрительные типы, дымили, ругались, пили водку пластиковыми стаканами. Тимка не рискнул туда соваться. У стеклянных дверей круглосуточных гамбургерных дежурили высокие и крепкие, в форме. Лица их прятались за наклеенными с внешней стороны рекламными плакатами. Мальчик понял, что ему с его мелочью туда путь закрыт, а уж Александру и подавно. В пирожковом киоске, пристроившемся за вестибюлем метрополитена, Тимка взял кофе, крохотную булочку с сыром и, перехватив поудобнее кота, побрел обратно к парку.

Александр кофе не будет, но к пластмассовой кружечке с черной бурдой прилагались два бумажных, похожих на сигареты, сахарных пакетика и кругляшок финских сливок. Их Тимка готовился пожертвовать коту.

Он выбрал скамейку под фонарем у детской площадки. Она стояла, заметенная кленовыми «лапами», только спинка проглядывала наружу, будто шляпка гриба, выросшего из холмика палой листвы. Тимка смахнул шершавые мокрые листья и устроил Александра на сидении. Руки почти не слушались. Мальчик стиснул чашку с кофе, грея ладони, придавил пластиковую крышечку подбородком и огляделся. Скрипели качели, щерилась выбитыми досками старая горка, по бортикам песочницы вились уродливые черные каракули. Еще тут был сфинкс.

Гипсовый, небрежно отлитый по давно отслужившей свое форме, из-за чего почти что лишился бровей, глаз, носа и губ. Уши отбили местные хулиганы, они же изукрасили бока диковинного зверя непристойными надписями. Раньше сфинкс в паре с братом-близнецом возлежал на лестнице у концертного зала. Когда здание ремонтировали, зверя сняли с постамента и оттащили подальше от стройки, чтобы не повредить, а потом забыли поставить обратно. Брат его, по недосмотру оставленный рабочими на прежнем месте, и вовсе куда-то пропал.

– Такой большой и грозный, но беззащитный, потому что неживой, – сказал Тимка Александру. – А ты живой, но маленький, поэтому тоже не можешь за себя постоять.

Кот, сощурившись, посмотрел на него – как показалось Тимке, с неодобрением. Потом отрывисто мявкнул, слетел со скамейки и канул во тьму.

– Александр! Александр! – закричал мальчик.

Он бросился следом. За кругом фонарного света темнота ослепила. Тимка никогда не думал, что так бывает, а теперь вот узнал. Он пробирался почти на ощупь, загребая ногами листья и вытянув вперед руки. Разглядел что-то, белеющее в темноте, и поспешил туда.

Тимка с размаху влетел в кусты. Колючие ветки впились в одежду, метнулись к лицу, точно желали выколоть глаза. Мальчик стиснул зубы и упрямо двинулся вперед, наклонив голову и натянув козырек кепки на лицо.

Наконец он выбрался на площадку. Силуэт, что маячил сквозь заросли, оказался старыми качелями. Эту железку некогда покрасили белой эмалью, отчего она сделалась похожей на спинку кровати в детском лагере. На качелях сидела девчонка, с головы до ног закутанная в серый пуховой платок. Подле незнакомки на земле устроился Александр – переминался с лапы на лапу, будто собираясь соорудить себе здесь уютное гнездышко.

– Привет… – растерянно произнес Тимка.

– Привет, – ответила девочка. – Садись, если ты с ним. – Она кивнула в сторону Александра, чуть сдвинулась и похлопала ладонью по деревяшке. – Ты булочку есть будешь?

Тимка сдвинул брови и отрывисто кивнул. Он только теперь сообразил, что до сих пор держит в руках покупки, но это ничего не меняло. Здесь его еда! Его и Александра. Он все честно заработал.

– А сахар? – Серая девочка пожала плечами и ничуть не расстроилась. – Зачем тебе сразу два пакетика?

– А тебе зачем?

– У меня же ни одного нет, – улыбнулась она. – Как тебя зовут?

– Тимофей, – представился мальчик.

– А его? – Вновь вынырнувший из серого пуха палец указал на кота.

– Александр, – гордо отвечал Тимка.

– Странно, – задумчиво протянула девочка, – я-то думала, все должно быть наоборот.

– Так и есть. Мне мое имя не нравится, – объявил Тимка. – Всегда хотел зваться Александром, как Македонский, но не вышло. Вот, чтобы имя не пропадало, когда мы взяли котенка, ему подарил.

– Понятно, – кивнула девочка. – Так что с сахаром?

– Забирай оба! – великодушно разрешил Тимка.

Она не заставила себя долго упрашивать: сгребла бумажные кулечки, оторвала хвостики и высыпала содержимое в рот. Мальчик стоял рядом, искоса подглядывая на незнакомку. Замотанная в необъятных размеров пуховую шаль девчонка сама походила на шерстяной клубок. Или неоперившегося цыпленка. Торчали только тонкие руки и длинные ноги в коричневых колготках. Синюшный свет далекого фонаря клал густые тени на веки, чернил губы. Светлые кудряшки выбивались из-под круглой шапочки с ярким помпоном. Наверное, ярким, потому что и эти краски глушил фонарный свет.

– А ты кто? – вновь нарушил молчание Тимка.

– Кто или как зовут? – переспросила девочка.

– И то и другое, – решил мальчик. Если предлагают выбирать – это неспроста!

– Ты точно будешь булочку? Она уже совсем остыла, скоро в ледышку превратится, тогда точно все зубы обломаешь.

– А ты точно голодная! – Тимка протянул ей кусочек теста с сырной начинкой.

– Нет, – покачала головой незнакомка. – Просто обожаю есть. А тебе имя Маша нравится? – опустив ресницы, застенчиво спросила она. Но даже такие густые, как у этой девчонки, они не могли скрыть озорной блеск в глазах.

– Нравится, – признал Тимка.

– Тогда я Маша! – объявила она. – Но не просто Маша, а самая настоящая Марья.

– Искусница или царевна? – насмешливо уточнил Тимка.

– И то, и другое, – передразнила она.

Разговор оборвался. Тимка, отщипывая по кусочку, скармливал ей булку – так кормят голубей в парке. Марья сидела на скамейке и болтала «спичечными» ногами.

– Тебе случайно не нужен кот? – набравшись храбрости, спросил Тимка.

– Такой как Александр? – уточнила девочка.

Он кивнул. Марья долго и пристально изучала кота, будто и впрямь оценивая, насколько ей нужен именно этот зверь, потом сказала:

– Нет. Ни случайно, ни как еще.

Тимка приуныл. В два глотка допил холодный гадкий кофе, вскрыл для Александра упаковку сливок.

– Не переживай, – подбодрила его Марья. – Я знаю, кому он может понадобиться. Есть одна художница, живет тут недалеко. Иди к ней, она кошек любит.

– Где живет? – мигом оживился Тимка. – Какой у нее адрес?

– Адрес не скажу, – вздохнула девочка, – потому что сама не знаю. Идти надо так: вон по той косой тропке до конца, там начнется широкая дорога, а по обеим сторонам дома. Все высокие кирпичные, а один маленький, всего в пять этажей. Там два входа, тебе в дальний. Поднимешься на последний этаж, художница под самой крышей живет. На площадке увидишь две двери, звони в ту, что слева, где черный дракон нарисован, а над входом колокольчик.

– Угу, все запомнил. – Тимка про себя повторил указания Марьи, подхватил Александра и почти бегом устремился через парк.

– Хоть бы спасибо сказал… – проворчала девчонка, с интересом обнюхивая кофейную чашку.

Дом художницы Тимка нашел не сразу. Пришлось порядком поплутать: один раз он сбился с тропинки в темном парке, другой – слишком рано выбрался из-под сени деревьев и вышел не на ту улицу. В конце концов удача улыбнулась мальчику. Разыскав маленький кирпичный дом, он нырнул во вторую парадную и принялся, пыхтя и отдуваясь, карабкаться на последний этаж. Александр весил ужасно много, зато покорно позволял себя тащить, не вырываясь и не царапаясь. Уже стоя перед деревянной дверью, где на щелястых досках проглядывал выведенный черной краской драконий силуэт, Тимка сообразил, что не знает имени художницы, к которой пришел в гости. Но отступать было поздно! Мальчик потянул за бархатный шнурок, привязанный к язычку медного колокольчика.

Дверь распахнулась бесшумно и сразу. Тимка от неожиданности дернулся в сторону и выпустил Александра. Тот шлепнулся на бетон лестничной площадки и с возмущенным мявом прыгнул в дверной проем, неожиданно ловко протиснувшись между ногами хозяйки квартиры. Мальчик растерянно поднял взгляд. На пороге стояла, улыбаясь, невысокая девушка с раскосыми глазами, в расшитом драконами шелковом халате. С двух сторон от нее статуэтками застыли белоснежные кошки, стройные, изящные, с хвостами знаком вопроса. Еще одну кошку девушка держала на руках и рассеянно гладила длинные шелковистые пряди, тоже ослепительной белизны.

– Вы ко мне? – вежливо спросила хозяйка. Голос у нее оказался приятный и мелодичный.

Тимка кивнул.

Девушка посторонилась, пропуская его в квартиру. Тимка, робея, вступил в полутемную прихожую. От множества ароматов закружилась голова: хозяйка пахла жасмином и корицей, висящие на вешалках плащи и пальто – кожей и мокрым ворсом, чужие ботинки, когда мальчик нагнулся, чтобы снять кроссовки, одарили крепким гуталиновым духом, но все их перебивал резкий запах растворителя, шедший из комнаты. Хозяйка терпеливо ждала, пока гость справится со шнурками. Кошки безмолвными стражами сидели у ее ног. На Тимку пристально смотрели четыре пары глаз: зеленые – кошачьи и черные – человеческие.

«Наверное, она китайка… китаянка…» – пронеслось в голове. Тимка понимал, что миндалевидный разрез глаз не точный признак и значит лишь то, что обладательница его принадлежит к народам Востока, но про китайцев мальчик слышал больше всего и знал, что их много.

Он отодвинул занавес и прошел в комнату, смущаясь и старательно пряча от хозяйки дырку на правом носке. На мгновение Тимка вынужден был зажмуриться и даже прикрыть глаза рукой – так здесь оказалось светло. А еще мальчика поразило то, что в квартире не было кухни! Кухня – очень важное место, недаром мама в основном там всегда и сидит, и гостей там встречает, и Болеслав Григорьевич, как только руки помоет, сразу спешит туда. В доме незнакомой художницы оказалось всего две комнаты, не считая прихожей и каморки, что пряталась за тонкой фанерной дверкой недалеко от входа.

Тимка замер, стесняясь дальше пройти, за спиной негромко постукивали друг об друга цветные палочки бамбукового занавеса. Александр сидел тут же, обведя хвостом лапы. Мальчик нагнулся, взял кота на руки.

Кругом сияли свечи. На подоконнике огромного окна, подменившего собой противоположную стену; на полу среди плетеных соломенных ковриков, грозя пожаром легкомысленной хозяйке; на холодильнике, умостившемся возле выхода; на столе, даря уютом его темное дерево; на каждой стеллажной полке среди книг и фарфоровых безделушек; наконец, на диване, по синей обивке которого, точно мостик над водами, проложили тонкие, почти прозрачные досочки, служившие им опорой.

– Здорово! – признался Тимка, моргая. – А кошки ничего тут не повредят?

Хозяйка только махнула рукой и весело рассмеялась.

– Ну что ты! Они могут пройти по проволоке не хуже любого канатоходца.

Точно в подтверждение ее слов короткошерстные близняшки двумя тенями скользнули во вторую комнату. Ни один огонек не дрогнул там, где пушистые лапы коснулись пола.

Художница смотрела на Тимку, продолжая улыбаться. Отыскав причину, мальчик улыбнулся в ответ: они стояли друг напротив друга, точно отражались в зеркале, и каждый держал на руках по мохнатому зверю.

– Меня зовут Нэти, – первой представилась хозяйка и, заметив изумленный взгляд Тимки, пояснила: – Вообще-то Анастасия, но друзья всегда сокращают.

Она выпустила кошку, и та, мазнув хвостом по Тимкиным ногам, степенно удалилась вслед за подругами. Как ни странно, все три никак не реагировали на появление в доме еще одного представителя семейства кошачьих. И, что еще изумительнее, Александр их тоже как будто не замечал.

– Можешь спустить его на пол, – разрешила девушка. – Устал держать, наверное?

Тимка решился наконец расстаться с котом. Александр, к его немалому удивлению, вел себя так, будто вернулся домой после долгого отсутствия: поспешил к миске, с наслаждением попил воды.

– Анастасия… – повторил нараспев ее имя мальчик. – А я думал, вы… – не договорив, он коснулся пальцами уголков глаз.

– Я в этом доме родилась! – объявила художница. – Тебя, верно, Марья прислала?

Тимка кивнул.

– Она заглядывала ко мне недавно, – предупреждая его расспросы, сказала Нэти.

– Мне кота бы пристроить, – жалобно попросил мальчик. – Ему жить негде, из дома гонят.

Нэти ласково посмотрела на устроившегося между свечными огарками Александра. Кот с важным видом вылизывал лапу.

– Это можно, – просто ответила девушка. – Больше ничего тебе не надо? Чаем напоить?

Тимка закусил губу.

– Не, поздно уже. Пойду я, мама волноваться будет.

– Хорошо, – легко согласилась Нэти. – Но, отдав, ты обязан взять что-то взамен.

Подумав немного, мальчик кивнул.

– Вы ведь художница? – уточнил он.

– Именно так.

– А почему здесь ваших рисунков не видно?

– Я почти никогда не оставляю их себе, – пожала плечами девушка. – Все раздариваются.

– Ну, тогда и мне подарите один! Нарисуйте Александра, а я потом к вам зайду.

Она долго испытующе смотрела на него, затем медленно кивнула.

– Что ж, вижу, Марья в тебе не ошиблась, – пробормотала Нэти, направляясь в соседнюю комнату.

Прошуршал бамбуковый занавес – дверей, кроме входной и той, что в прихожей, ее квартира, похоже, не признавала.

За окном совсем стемнело, повалил снег. Первый в этом году, он летел с небес на землю крупными хлопьями, враз заметая черный влажный асфальт, дворы, подъезды, слепил фонари, так раздражавшие Тимку этим вечером, теплыми шапками одевал дома, укутывал засыпающий город.

Мальчик облокотился о подоконник, сдвинув несколько свечей, прижался носом к стеклу. Александр прыгнул к нему с пола и топтался рядом, довольно мурча.

Вихрящаяся круговерть по ту сторону прозрачного прямоугольника скрывала от мальчика улицу – совсем-совсем ничего нельзя было разглядеть. Тимка подумал вдруг, что само стекло похоже на ледяную пластину – отполированное, но не тает, если приложить к нему горячие ладони. Он коснулся и тотчас отдернул руки, ожесточенно дуя на обожженные пальцы. И впрямь лед! Леденющий…

Тимка подался назад, удивленно моргая. В том месте, где его ладони касались стекла, собирались крупные капли. Мальчик натянул рукав, зажал в кулаке и чуть толкнул створку окна. Она поддалась, впуская в комнату порыв холодного ветра. Свечные огни заметались, будто искали выход. По стенам заплясали тени. Тимка приник к окну, силясь его закрыть. Он различил позади шорох, но обернуться на звук не достало времени – мощный толчок в спину, и мальчик кубарем перелетел через подоконник, ухнув в снежную мглу.

Нэти захлопнула створку, погасила свечи и включила настольную лампу. Электрический свет преобразил комнату: теперь в ней не оставалось уголка, где могла бы спрятаться тайна. Кошки-близняшки выступили из-за занавеса: одна запрыгнула на диван, вторая подошла к хозяйке и настойчиво поскребла лапой пол. Длинношерстная красавица не появлялась.

Нэти села за стол, откинув полы шелкового халата. Красные драконы, глядя друг на друга, усмехались неведомо чему.

– Сколько у тебя всего кошек? – раздался вдруг детский голос.

Нэти обернулась на звук.

Теперь подоконник приютил Марью: девочка сидела, распустив концы пуховой шали и обхватив руками колено. Другой ногой Марья касалась батареи. Девочка была босой.

– Всего? – Нэти улыбнулась и развела руками: – Не знаю, я давно перестала их считать! Но твой подопечный попросил нарисовать ему, так что скоро станет одной больше. Они гуляют где вздумается – как тут уследишь за всеми?

Марья сморщила нос.

– Как думаешь, у него есть шанс?

– Шанс есть всегда, – пожала плечами Нэти.

– А он еще вернется сюда?

– Кто знает! – загадочно улыбнулась хозяйка квартиры.

– Дай что-нибудь из его вещей! – потребовала девочка.

Нэти вышла в прихожую и тут же вернулась со старой поношенной кепкой в руках. Марья, легко спрыгнув на пол, подбежала к девушке. Надев кепку козырьком назад, бросилась обратно к окну и принялась вертеться перед ним, стараясь разглядеть свое отражение.

– Ну как? – спросила девочка.

– Необычно, – сдержанно ответила Нэти.

* * *

Он успел еще испугаться: падал, раскинув руки, и ждал удара об асфальт. Ветер бесновался кругом, глаза залепляла снежная каша, в разрывах серых туч темнело небо.

Пятиэтажка казалась неимоверно высокой. Тимкин полет закончился новым ударом в спину, да таким, что воздух разом выбило из груди. Будто молотом приложили…

Мальчик открыл глаза и не узнал места, где очутился. На первый взгляд вроде тот же город: пятиэтажка Нэтина, по сторонам немыми сторожами высокие дома, дальше – тропинка через парк. Но сюда не приходила зима, и все кругом было серым, безжизненным, лишенным красок.

Деревья в парке, запомнившиеся мальчику глянцево-черными, теряющими последние цветные лоскутки, вылиняли. Асфальтовая дорожка, втиснутая между двумя поребриками, сморщилась и пошла трещинами. Дома казались запечатанными коробками, в окнах притаилась темнота. Если подойти и заглянуть, встать на цыпочки и прижаться к стеклу первого этажа – ничего не увидишь. Входные двери словно приклеились намертво к косякам – сколько Тимка не дергал ручки, они не поддавались. Краска на стенах шелушилась, кирпичи покрылись черными, похожими на оспины порами.

А еще в его прежнем городе не было тьмы! Здесь же она клубилась с четырех сторон, ограждая парк и дома от остального мира, наползала на серое небо, будто воюя с ним, но, не умея справиться, отступала к прежним рубежам, вяло огрызаясь длинными выплесками черного. Из конца в конец нынешней ойкумены Тимка мог пройти за десять минут. О том, сколько времени ему потребуется на пробежку, мальчик не хотел даже думать.

Жуткий холод, правда, исчез, Тимка не мерз без куртки и ботинок. Его пугала тишина. Она как-то внезапно образовалась, затопляя все. Следом за тишиной пришло одиночество.

Мальчик закричал, мечтая услышать, как звук его голоса эхо разносит по дворам. Вместо этого из горла вырвался невнятный хрип. Сердце учащенно забилось, ладони вспотели. Бежать! Но куда?

Тимка почувствовал, как что-то мягкое ткнулось ему в ногу. Отпрыгнул, но, запнувшись о трещину в асфальте, упал. Он сидел, неловко растопырив коленки, болью пылали ободранные ладони, а перед ним взад-вперед, задевая мальчика хвостом, вышагивал Александр, успокаивающе мурлыча. Тимка протянул руку. Кот боднул подставленную ладонь, аккуратно обмел шершавым языком кровоточащие ссадины. Те затянулись мгновенно. Тимка моргнул, не веря глазам.

– Хоть ты здесь, со мной, – пробормотал он, ласково обнимая кота.

– Это ненадолго, – гулко произнес кто-то за его спиной.

Тимка вскочил на ноги, спешно обернулся. В сопровождении целой свиты кошачьих перед ним стоял сфинкс.

Мальчик видел его прежде. Вернее, почти его – видел брата, гипсового, обезображенного, обездвиженного. Этот, хоть и выглядел похоже, но казался куда больше, внушительней. Под серой шкурой перекатывались могучие мускулы, хвост яростно хлестал по бокам, ноздри раздувались. И самое главное, он жил! Тимка глубоко вздохнул и запретил себе удивляться.

Он посмотрел вдаль. На асфальте позади сфинкса сидели кошки. Раньше, ища различия, мальчик первым делом приметил бы цвет шкурки, но, как выяснилось, все кошки серы не только ночью. В этом странном месте их шерсть также утратила цвет, и Тимка обращал внимание уже на иные вещи: тощие и круглые, длинноусые и почти лишенные усов, с вытянутыми мордочками и явные потомки персов, большеухие, коротколапые, высокие, пышнохвостые, владельцы роскошных шубок и короткошерстные дети сухих жарких земель.

Они сидели и не мигая смотрели на Тимку. У кошек бывает разное выражение «лиц». Сейчас в их глазах мальчик различал лишь одно чувство – ненависть.

– Здесь не твоя земля, человек, – вновь нарушил тишину сфинкс. – Уходи или умрешь.

– Куда мне идти? Как?

– Люди живут там. – Левой лапой сфинкс небрежно махнул в сторону черноты. – Иди, если сможешь.

Тимка наклонился, взял на руки Александра. Тут же раздался яростный многоголосый вой. Сфинкс ощерил зубы, глаза предводителя стаи сверкнули недобрым огнем.

– Кот останется здесь, – прошипел он.

– Нет!

Голос Тимки, до сего момента звучавший жалко и слабо, вдруг обрел силу, всколыхнув ватную тишину.

Слово «нет» прозвучало сигналом. Кошки, до поры сидевшие неподвижно, вспрыгнули со своих мест и, пластаясь прыжками, ринулись к мальчику. Александр, вырвавшись из его объятий, приземлился на асфальт, крепко уперся четырьмя лапами, выгнул спину, встопорщил шерсть. И без того не маленький, он сделался раза в два больше. Задрав хвост, Александр угрожающе зашипел и выпустил когти. Он стоял у ног Тимки, преграждая дорогу целой стае разъяренных собратьев.

Кошки остановились. Своего собрата трогать они не хотели. Вперед вышел сфинкс, бережно отстранил с дороги маленького защитника. Александр перекатился и вновь вскочил на ноги, зашипел. Свита всколыхнулась, радостно подбираясь, и мальчик понял: надо бежать.

Он помчался в сторону парка, а рядом тут же очутился Александр, понесся большими прыжками. Но преследователи не отставали. Вопя и воя, кошки гнали их к клубящейся тьме. Вдруг в окне одного из домов мелькнуло знакомое лицо – ослепительно-белое на черноте стекла. Мальчик, не раздумывая, свернул туда. Подскочил к стене, прижал к окну ладони. То обожгло холодом и, Тимка почувствовал – поддалось. Он вкатился в комнату первого этажа. Следом изящно впрыгнул Александр.

Окно затянулось, теряя прозрачность. Мальчик сидел на полу, ошалело тряся головой. Подле, приветливо улыбаясь, стояла Марья – серая девочка из серого города. Александр чихнул, фыркнул, брезгливо потряс левой лапой и принялся ее вылизывать.

Тимка поднялся, оглядываясь. Он ожидал встретить здесь комнату с привычной обстановкой, только лишенную красок, но увидел однотонные щербатые стены, будто очутился внутри полого кирпича.

– Где я? – спросил он Марью.

Девочка поморщилась.

– Хочешь спросить, «где мы»?

– Ой, – Тимка спохватился, отступил к Александру. – Да, конечно! Раз для тебя так важны детали…

– Плохо, что для тебя они не важны. Это город брошенных.

– Кошек?

Марья покачала головой.

– Кошек, людей, лошадей, собак… Всех. Для каждого из них – свой кусок города.

– И что мы тут делаем? – растерянно произнес мальчик.

Марья уперла руки в бока.

– Ты же собирался отделаться от Александра! Он все равно бы попал сюда. Я просто сделала его путь короче.