Текст книги "Черный пасодобль"

3

Она пошевелилась. Вот уже несколько минут она лежала с открытыми глазами, пытаясь справиться с тошнотой и охватившим ее отвращением к мужчине, который лежал с ней в постели и дышал ровно, явно спал. Мужчина этот появился в ее жизни всего несколько дней назад, но успел освоиться не только в ее квартире, постели, но и в ее теле, которое считал своим.

Полноватый, крупный, всегда с чисто выбритым лицом, отчего-то кажущимся ей бесстыдно-розовым, голым, в черных тесных трусах, в которых он, по всей видимости, чувствовал себя половым гигантом, демонстрируя размеры выпуклостей, он разгуливал по квартире с банкой пива в волосатой руке или чашкой кофе и своей развязностью, нахальством, грубостью подавлял в ней остатки достоинства.

Он позвонил ей неделю назад, сказал, что он от Романа, ее парня, что у него для нее важное сообщение. Звонок был странным, непонятным. Роман сам мог ей позвонить. Зачем ему понадобилось действовать через другого человека?

Они встретились в кафе, и стоило ей только увидеть этого человека, как чувство тревоги сразу охватило ее. Возможно, причиной тому был взгляд, плотоядный и злой одновременно, которым он рассматривал ее, присаживаясь напротив нее и выкладывая на столик визитку, телефон и носовой платок, которым он потом то и дело промокал взмокший лоб.

– Значит, так, красотуля, твой Роман попал в одну неприятную историю, из которой я его теперь вытаскиваю, и за эту услугу он расплатился тобой.

Подошедшая официантка сразу поплыла куда-то в сторону вместе со всеми столиками и посетителями, закружился и зеленый полосатый тент, в тени которого и происходил весь этот спектакль.

– Что вы такое говорите? – попробовала возмутиться она, не желая принимать услышанное как реальность. – Вы вообще соображаете, что говорите?

– А тебе никто не говорил, что ты – самая красивая девушка в городе? – Он улыбнулся, показывая крупные крепкие зубы.

Она хотела встать, он почувствовал это и схватил ее за руку. И держал долго, продолжая смотреть в ее глаза.

– Если откажешься пойти со мной – его просто-напросто убьют. Вот такие дела.

– Что за история? Что он такого натворил?

– Неправильные вопросы задаешь, красотуля. Ты должна была спросить: как мог он, твой парень, отдать тебя мне. Связываешься с кем попало, размениваешь свою красоту на таких вот подонков, вот теперь и расхлебывай.

– Я обращусь в полицию.

– Попробуй, – он пожал плечами. – Но это тебе боком выйдет. И потом всю жизнь будешь жить с таким грузом.

– С каким таким грузом?

Официантка между тем куда-то исчезла. Интересно, она услышала, о чем они говорили или нет?

– Его убьют, ты что, еще не поняла? И ты всю оставшуюся жизнь будешь жить с чувством вины.

– Что вы от меня хотите?

– Хочу, чтобы ты была моей девушкой. Если сладится, может, я и женюсь на тебе.

Ей стало жарко, душно, дурно.

– Послушайте, это какая-то ошибка. Роман – нормальный парень, и никаких таких дел у него быть не может… Вы вообще о каком Романе говорите?

Он назвал фамилию.

– Все? Теперь поняла, что никакой ошибки нет? Значит, так. Я приду к тебе сегодня в семь. И не вздумай прятаться от меня. Из-под земли достану. Ты теперь моя.

Нет, этого не может быть. Такое бывает в кино, но не в реальной жизни.

– Я должна поговорить с ним… Должна…

– Хорошо, поговори.

Он набрал номер, послушал телефон, после чего, усмехнувшись, протянул ей. Она схватила его дрожащей рукой.

– Роман? Ты? Послушай, здесь такая история… Этот человек… Я даже не знаю, как его зовут, он сказал мне… Что?

Роман тихим пришибленным голосом сказал:

– Сделай то, о чем он тебя просит. Так надо. Я тебе потом все объясню.

И все. Послышались короткие гудки. Она вернула телефон мужчине.

– Меня зовут Геннадий. Советую тебе быть паинькой. Знаешь, я ведь не дракон какой, не монстр. Может, ты еще влюбишься в меня… – он нехорошо так улыбнулся, захихикал. – Просто мы пока еще чужие, а потом ты поймешь, что я лучше твоего Романа. Во всяком случае, теряя его, ты ничего не теряешь. Понимаешь, о чем я? Не думаю, что после того, что ты сейчас услышала, отношения ваши будут иметь продолжение. Ну все, пока. Вот, закажи себе что-нибудь, пирожное или мороженое…

Он положил на стол тысячную купюру и ушел. Словно его и не было.

К ней снова подошла официантка:

– Что будем заказывать?

Веревку и мыло, подумала она, вслух же не сказала ничего. Встала и быстро вышла из кафе.

– Девушка, возьмите деньги!

Она даже не обернулась. Подумала в ту минуту, что пусть деньги достанутся этой официантке, может, когда-нибудь она станет свидетельницей в этом деле, во всем этом зле, которое обрушилось сейчас на ее голову. Уж это утро и эти деньги она не забудет. И вспомнит человека, который сидел рядом с посетительницей за этим столиком.

Мысли, разрозненные, обрывочные, как и возникающие в воображении картины ее настоящего и будущего, никак не складывались в одну общую картину.

Надо было срочно обращаться в полицию. Но представляя себе, как она пишет заявление, словно слышала смех полицейских. Получалось, что и криминала-то никакого как будто не было. Никого не убили и не ограбили. Роман попал в какую-то историю, и для того, чтобы его вытащить оттуда, спаситель потребовал предварительно награду. Потребовал в счет платы девушку Романа.

Интересно, и как же они договаривались? Он что, на всю жизнь, что ли, ее отдал? Или только на время? На один вечер? Или на несколько дней?

Сволочь.

Она вдруг поняла, что сволочью обозвала про себя именно Романа. А ведь еще недавно он был почти ее женихом, они строили планы на будущее. Им было так хорошо вместе. Тихий, интеллигентный Роман, ласковый, нежный, влюбленный в нее и готовый ради нее на все!

Еще вчера они завтракали вместе у нее дома. Она варила ему овсянку. Они чувствовали себя не просто любовниками, а почти мужем и женой. После этого он, правда, куда-то пропал на целый день. Не звонил, не пришел вечером, как обещал. Не отвечал на ее телефонные звонки. По этим признакам можно было допустить, что с Романом что-то случилось, так странно он никогда прежде себя не вел.

И в какую историю мог влипнуть? Может, сбил кого-нибудь на машине? Во всяком случае, ничего связанного с его работой (у Романа была собственная кондитерская) как-то не вырисовывалось. Значит, другое. Но что? Деньги? Его торты и пирожные развозились по всему городу и хорошо продавались. Значит, и недостатка в деньгах не было. Может, он убил кого? Случайно?

А что, если это просто шутка? Розыгрыш?

Но если Роман способен на такой розыгрыш… Нет, этого не может быть! Он должен понимать, что подобное может разрушить их отношения, что она никогда не простит ему этого. К тому же если бы он даже и решился на такой розыгрыш, то на это должны быть какие-то особые причины. Может, он хочет проверить ее? Способна ли она ради него на отчаянный поступок? Ну нет, это полный бред. И если предположить невозможное, что он на самом деле решил проверить ее, то подослал бы какого-нибудь своего приятеля, чтобы тот попытался соблазнить ее. Деньгами ли, возможностью, к примеру, жить за границей… Но Роман и сам не бедствует, к тому же он прекрасно знает, что она никогда не хотела жить за границей, что ее вполне устраивает родной город…

Так, рассуждая, она пришла к выводу, что никакая это не проверка. Что у Романа на самом деле что-то случилось, что он попал в лапы бандитов, возможно, задолжал им по-крупному, и этот человек, назвавшийся Геннадием, возможно, помог получить ему отсрочку… Или же Роман на самом деле продал ее?!

Вопросов было много. Она пыталась дозвониться до Романа, но тот, вероятно увидев, кто ему звонит, сразу же сбрасывал ее. То есть не хотел или не мог говорить. А может, боялся признаться ей в том, что он сделал?

Получалось, что ответы на свои вопросы она могла узнать лишь вечером, в семь часов у Геннадия.

Но что она реально сделает, когда он заявится к ней? Откроет ему дверь, впустит в квартиру?

Очень хотелось позвонить подруге Вале, чтобы рассказать ей обо всем, посоветоваться. Но зная Валю, нетрудно было предположить, как она отреагирует, скажет: иди, дорогая подруга, в полицию и обо всем там расскажи. А если с Романом действительно стряслось что-то серьезное и ему угрожают расправой, или того хуже, его убьют, как она тогда будет жить?

С другой стороны, а как он сам-то решился подставить ее? Отдать, продать, подарить ее какому-то Геннадию? И почему она должна расплачиваться за его ошибки?

…Раздался телефонный звонок. Это была Валя.

Она быстро отключила телефон, выскользнула из постели и на цыпочках, стараясь не шуметь, ушла на кухню. Перезвонила подруге.

– Привет, дорогая! Что это ты меня постоянно сбрасываешь? Я приеду к тебе через час, дождись меня. Ты не представляешь себе, какие у меня новости!

Все новости подруги всегда были связаны с ее парнем, которого она подозревала в измене, но расстаться с которым у нее не было сил. Сейчас, судя по тону ее голоса, было нетрудно догадаться, что на личном фронте у нее все в порядке и что Валюша счастлива.

Хорошо ей, она живет обычной жизнью молодой девушки, и все ее радости и огорчения по сравнению с тем, что происходит сейчас с ее близкой подругой, кажутся пустяками, чем-то несерьезным, даже водевильным.

– Не знаю, что там у тебя происходит, но сегодня воскресенье, выходной, поэтому никакие возражения не принимаются!

И она отключила телефон.

Она почувствовала, как волосы на голове зашевелились: это мужчина, который неслышно вошел на кухню, обнял ее сзади, прижался к ней.

– И с кем это мы тут разговариваем? – услышала она над самым ухом. Специфический запах, который исходил от него, вызвал в ней прилив тошноты. Понимая, что ей и на этот раз не уйти от него, что в очередной раз придется уступить, она зажмурилась, представляя себе, как она быстрым движением выскальзывает из его сильных рук, открывает ящик буфета, достает нож, поворачивается и всаживает его в живот насильника.

Но вместо этого она лишь опустила голову, чувствуя возбужденное дыхание мужчины на своем затылке, и покорилась ему…

…Валюша пришла не с пустыми руками.

– Вот тортик! Между прочим, твоего Романа. Уж не знаю, где он достает эти рецепты, но торты у него получаются какие-то домашние, вкусные… Думаю, он все же использует масло, а не маргарин…

Валя во всем зеленом – платье, малахитовые сережки и бусы, туфельки – выглядела очень нарядно. Лицо ее светилось счастьем. Она была весела, беспечна до такой степени, что Мила чуть не разрыдалась прямо в прихожей. Еще совсем недавно такой же благополучной и спокойной выглядела, должно быть, она сама. В то время как Валентина рыдала на ее плече, жалуясь на свою болезненную ревность к своему парню.

И вот теперь все поменялось. Как-то сразу, неотвратимо и ужасно.

– Заваривай чай, лучше зеленый… В городе жара, асфальт плавится… Хорошо, что у тебя кондиционер. Не представляю себе людей, которые живут без него… Ау, Мила, что с тобой? Ты еще не проснулась? В халате, с полотенцем на голове… Только из душа? Уже обед!

Сбросив туфли, она босиком, по коврам, с видом человека, которому здесь все знакомо и где его любят, прошла на кухню, поставила коробочку с тортом на стол и принялась развязывать бечевку.

– Куришь? Вроде бы бросала, а? – Она улыбнулась, и на щеках ее появились милые ямочки. – Что, трудно? Вот и я тоже говорю, что курить бросить – почти невозможно. Особенно тем, кто это дело любит. Что ж, давай, подружка, закурим!

Она все еще ничего не замечала, продолжала жить своей жизнью, которая проходила как бы параллельно с жизнью Милы. Щебетала, щебетала…

По-хозяйски достала большую тарелку, выложила туда нарезанные куски торта, даже не замечая того, что Мила сидит напротив нее, не в силах пошевелиться. И что лицо ее, опухшее от слез, почти неживое, мертвое. И взгляд отсутствующий.

– Ну, где же чай? – Валя повернулась и только сейчас увидела лицо подруги. – Ба, Мила, да что с тобой?

И тут Мила, не выдержав, разразилась судорожными рыданиями. Она стонала и подвывала, обливаясь слезами. Валя, остолбенев, опустилась на стул. Она не верила своим глазам.

– Валя, меня ппп-рро-дддаллли… Ппрродали! Тты не ппрреддставляешь, что со мной случилось… Валя…

4

Это была старая «хрущевка», в которой, казалось, с самого первого дня ее существования никто не удосужился сделать ремонт. Ободранные обои, вытертый линолеум, обшарпанные подоконники, треснутые стекла в окнах. Сейчас все окна были распахнуты, и по квартире гулял теплый опасный сквозняк. Марк Садовников, в белой тонкой рубашке и светлых льняных брюках, прохаживался по квартире и недоумевал, как можно было вообще проживать в таком жилище.

Подойдя к одному из окон, в гостиной, он выглянул и посмотрел на собравшуюся во дворе дома толпу. Конечно, собрались преимущественно соседи. Кому еще придет в голову торчать на раскаленной площадке столько времени, чтобы дождаться, как станут укладывать на носилки все то, что осталось от выбросившейся из окна собственной квартиры гражданки Ивановой.

Сейчас Марк видел сверху лишь пропитанную кровью простынку, под которой и лежало тело девушки. Он вот уже два часа находился в квартире, расспрашивал соседей о самоубийце, пытаясь понять, по какой причине это произошло. Мнения соседей сходились в одном: Мария Иванова покончила собой, скорее всего, от неразделенной любви. Правда, никто никогда не видел парня, из-за которого она это проделала. Это были лишь догадки. Говорили еще, правда, что двадцативосьмилетняя Мария работала санитаркой в городской больнице. Что бедствовала, постоянно занимала у соседей деньги и что в магазине чаще всего покупала пиво и сигареты. Что у нее вся ее крохотная зарплата и уходила только на это. Бухгалтерша из ЖЭКа, живущая в соседнем доме, сказала, что Мария Иванова была злостной должницей по квартирной плате и что ее грозились выселить. Кто-то сказал, что она никогда нигде не училась, что жила как птичка – что с неба упадет, тем она и живет. В сущности, никому вреда она не причиняла, гостей пьяных не водила, музыку громкую не включала. Жила себе и жила, каждое утро минута в минуту отправляясь на автобусе в больницу и возвращаясь после трех. Заходила в супермаркет рядом с домом, покупала все те же сигареты, пиво, может, еще что-нибудь из еды и сидела дома. Скорее всего, смотрела телевизор или просто спала.

В кухне Марк нашел доказательства того, что соседи говорили правду: повсюду – на столе, полу – огромное количество пустых пивных банок, пластиковых бутылок, мусорное же ведро до краев заполнено упаковками от сосисок, пельменей и дурно пахнущим содержимым пепельниц.

Ни одной мужской вещи. В шкафу старые куртки и плащ, в спальне на двери гроздья какого-то шмотья, джинсы, майки… Постель разобрана, простыня отвратительного серого цвета.

Судмедэксперт Борис Анджан, осмотрев труп, сказал только, что смерть наступила вследствие черепно-мозговой травмы, что было и так ясно – на асфальте разве что не плавились разбрызганные по нему мозги… Добавил, что запаха алкоголя не чувствуется, но подробный отчет он представит после вскрытия.

Следов борьбы в квартире не было. Были сняты все возможные отпечатки пальцев, отправлена на экспертизу постель жертвы. Помощник Марка, Лева Локотков, изучал содержимое письменного стола Ивановой и комментировал это скупо: «И бумаг-то никаких нет, разве что паспорт… Смотри, сколько счетов… Письма из ЖЭКа с предупреждениями… Непонятно, чем и как жила эта Иванова…»

– Конечно, жалко ее, молодая совсем, но, по-моему, она была обыкновенная пивная алкоголичка. Смотрите, сколько пустых бутылок повсюду. Некоторые люди почему-то не считают пиво алкогольным напитком.

Позже, уже перед самым уходом, Борис бросил странную фразу, на которую тогда никто поначалу не обратил внимания:

– От нее пахнет розой.

5

Она долго не могла поверить, что дверь, чужая дверь так легко открылась и что теперь она, потерявшаяся в этой жизни Сима, находилась в тихой и чистой квартире, где могла позволить себе вдоволь наиграться в хозяйку этого рая с большими и уютными комнатами, мягкими диванами, теплой водой и телевизором.

Первые несколько минут были фантастическими, все казалось нереальным. Она понимала, что сильно рискует, как понимала и то, что все равно постарается использовать свой шанс прикоснуться к чужой жизни максимально, чего бы это ей ни стоило. Мысленно разговаривая про себя с представителями закона, оправдываясь и пытаясь объяснить свое присутствие здесь, она для легкости восприятия продолжала играть с собой в игру под названием «волшебный сон» и чувствовала себя так, словно приняла на грудь граммов триста водки.

Осмотрев квартиру, она, проанализировав увиденное, детали, решила, что тут живет (жила) молодая женщина, без мужчины. Что она моется хорошим мылом и шампунями, одевается в дорогих магазинах, ест полуфабрикаты, спит на шелковом белье и не любит выпить (к этому выводу она пришла, обнаружив бар, полный запечатанных благородных напитков). Зато она курит, Сима нашла в кухонном буфете несколько блоков дамских сигарет, а в сушилке три (!) роскошные (мраморная, хрустальная и металлическая) пепельницы.

Судя по общему состоянию квартиры, она казалась нежилой. Мыло сухое, полотенца – тоже, в стиральной машинке – залежалое постельное белье, на пианино – слой пыли, мусорное ведро пустое, в нем нет даже пакета. Да и вообще множество мелких, но верных признаков указывало на то, что хозяйка долгое время отсутствует. Когда она появится и появится ли вообще – вопрос оставался открытым. Особенно если учесть, что подарок судьбы, который Сима получила из рук алкоголика и попрошайки Юлика в виде полиэтиленового пакета с удивительно полезным набором предметов (паспорт на имя Валерии Борисовны Бариновой, ключи от квартиры), свидетельствовал о том, что эта двадцатипятилетняя особа либо весьма рассеянна, раз позволила лишить себя этих важных вещей, либо ее вообще нет в живых.

Сима думала об этом как-то уж совсем абстрактно, без особых эмоций, поскольку не была знакома с этой девушкой, и это продолжалось до тех пор, пока, изучив квартиру, не обнаружила довольно много фотографий тоненькой брюнетки (многочисленные фотоальбомы, портретики в дорогих рамочках на книжной полке), которая, скорее всего, и являлась той самой Валерией Бариновой.

Мысли в связи с тем, что хозяйка квартиры и паспорта была практически ровесницей Симы, забродили, как вино в теплом погребе. Занять ее место, успеть почувствовать себя нормальным человеком, пока тебя не обнаружили, не поймали-схватили, успеть насладиться всем тем, что за последние два года казалось Симе навсегда потерянным, загубленным, – вот, чего остро хотелось и что будоражило воображение.

Сима приехала в этот город после того, как у нее сгорел дом в Волгоградской области. Позаимствовав у своего любовника Сашки деньги на дорогу (без его ведома, разумеется), она купила билет, и с тех пор ее жизнь кардинальным образом изменилась. Продавщица в коммерческом ларьке, сожительница хозяина-азербайджанца, которую, как эстафету, потом передали его младшему брату – редкой скотине и садисту Мемеду, от которого она сбежала на следующее утро с синяками по всему телу… И наконец, Юлик, вокзальный бомж, человек, однако, в высшей степени интеллигентный, справедливый, добрый и щедрый и, несмотря на свою алкогольную зависимость, безденежье и отсутствие собственного жилья, являвшийся ее единственной опорой в последнее время, – вот и все, что составляло ее жизнь и привязанности в последние месяцы.

При мысли о Юлике сердце Симы всякий раз сжималось – ее покровитель, вручив ей волшебный подарок, куда-то исчез. Причем как-то сразу. И кто-то внутри Симы шептал ей зловещим голосом, что Юлика больше нет. Что он наверняка умер, что его организм, пораженный жестокими болезнями, просто не выдержал и сдался и жизнь его уступила место смерти. И думать об этом было просто невыносимо.

Она не сразу решила воспользоваться подаренными ей сокровищами. Как-то так все сложилось, что неожиданно нарисовалась работа неподалеку от вокзала, в хлебном киоске, – ей позволили, доверили убираться там, помогать носить лотки с хлебом и выпечкой, за что платили мало, но регулярно – раз в два дня. Спала она на прежнем месте, на вокзале, в одном из снятых с рельсов вагонов, кишащем такими же, как и она, бездомными бродягами, многие из них были ей хорошо знакомы, а с некоторыми она и вовсе дружила. Как с Юликом.

Юлика в их обществе не любили за его ум, любовь к философии и независимый характер. И еще, пожалуй, за то, что он сумел найти общий язык с Симой, считавшейся в их компании самой молодой и красивой девушкой.

Была у Юлика и еще одна особенность – удачливость во всем, что касалось денег. Его шляпа быстрее всех набиралась бумажками – русскими, американскими, европейскими, и это позволяло ему вести какой-то особый, привилегированный образ жизни. К тому же он – а это уже не лезло ни в какие ворота! – покупал себе, помимо выпивки, книги! В то время как остальные мечтали элементарно наесться.

Никто не знал, как он оказался на улице, ведь ясно же было, что он из ученых и умных людей, да и воспитан в хорошей семье, это чувствовалось во всем. Живущие рядом с ним решили, что всему виной либо алкоголь, либо женщина, доведшая его до бутылки.

И вот он пропал. Каждый вечер возвращаясь в вагон, Сима спрашивала, где Юлик, и по гробовому молчанию обитателей вагона понимала, что его нет. И что самое грустное, никто о нем, кроме нее, не горевал.

– Что это? – спросила она в тот вечер, когда он, отозвав ее подальше от вагона, вручил ей пакет.

– Путевка в твою новую жизнь. Здесь документы, ключи. Поезжай по указанному в паспорте адресу, понаблюдай за квартирой и попытайся понять, живут ли в ней, и, если выяснишь, что нет, постарайся проникнуть туда, поживи там, вспомни, как это хорошо – жить в нормальных условиях… Приведешь себя в порядок, отоспишься в тишине… Может, повезет, и там найдется еда… Если боишься, отдай пакет кому-нибудь из наших.

Они оба понимали, что терять Симе особенно-то нечего. И что тот образ жизни, который она ведет, все равно рано или поздно приведет ее за решетку. Сима воровала, редко, но с душой, отчаянно. Вот только воспользоваться тем, что украла, было трудно, живя бок о бок с пропащими, без ориентиров, людьми.

– Ты должна выкарабкаться, выбраться отсюда, – сказал ей Юлик, гладя ее по голове. – Ты красивая, молодая, пока еще здоровая. Кто знает, может, тебе повезет и ты придешь в себя, вернешься в нормальную жизнь, встретишь хорошего парня, выйдешь за него замуж. Только ничего от него не скрывай, когда он полюбит тебя, расскажи ему всю правду, чтобы потом не дрожать всякий раз в страхе, что тебя разоблачат. Так и расскажи, что, мол, дом у тебя сгорел, что жила на вокзале, что мыла полы в киосках, попрошайничала, воровала, что нашла документы в урне… Так и проверяется любовь, поняла? Когда расскажешь правду и парень этот не отвернется от тебя, значит, любит, и будешь ты с ним счастлива.

Понятное дело, что он нес полный бред, и Сима никогда никому не расскажет о себе всю правду. Но в тот вечер, завороженная видом чужого паспорта и ключами, кивала головой, соглашаясь с каждым словом Юлика, представляя себе «хорошего парня» – высокого брюнета в джинсах и голубой (почему-то) рубашке, с открытым лицом и доброй улыбкой…

Тряхнув головой, сбрасывая охватившее ее оцепенение, она вернулась к двери, чтобы еще раз проверить, хорошо ли она все заперла. Там был засов, закрывшись на который она могла не бояться, что кто-то проникнет в квартиру. Даже если предположить, что кто-то придет и захочет открыть дверь ключами, то ничего не выйдет. Во всяком случае, до того момента, когда она после ухода этого человека сама не откроет этот засов. Не вечно же будут стоять под дверями и звонить. Вариантов поведения этих людей было не так уж много. Либо этот человек, может, сама хозяйка, Валерия Баринова, станет биться в дверь до тех пор, пока не догадается вызвать полицию, и тогда Сима откроет дверь и сдастся, во всем признается. Либо человек, попытавшийся открыть квартиру, рано или поздно уйдет, и тогда Сима покинет квартиру.

Понятное дело, что ситуация непростая, что она будет нервничать, бояться прихода людей, имеющих отношение к Валерии Бариновой, но рано или поздно все разрешится… Сима не страшилась тюрьмы. Однажды она даже призналась Юлику, что хотела бы попасть туда, чтобы просто отоспаться. Он обозвал ее дурой и сказал, что нет ничего драгоценнее в жизни, чем свобода.

Сима сбросила с себя одежду, забралась в ванну, полную теплой воды, и нырнула туда с головой. Вынырнула другим человеком, веселым и дерзким, полным сил и желаний.

Ей показалось даже, что голубой дельфин на кафельной плитке подмигнул ей…