Текст книги "Роспись по телу"

– Давай на «ты». Значит, так, ничего не бойся. У меня отличное американское обезболивающее средство, и ты даже не почувствуешь, как я буду резать тебя…

– Скажи, пока он не слышит… – она оглянулась, словно желая убедиться, что находящийся где-то совсем рядом Михаил Семенович не сможет услышать ее, – у тебя много заказов? Я хотела сказать, на самом ли деле многие женщины хотят заказать себе шрамы? Это модно? Или же он все это придумал, чтобы не испугать меня своими извращенческими желаниями?

– Если бы все были такими извращенцами, как Михаил Семенович! Да он классный мужик, я так понимаю, еще в форме, просто ему нравятся женщины со шрамами…

– Вы давно с ним знакомы?

– Я – хирург, а не шпион, – засмеялся он, – и не должен говорить с тобой о таких вещах. Видишь этот конверт с деньгами? Они приготовлены мне. Вот поработаю с тобой, и он вручит мне их…

– А какой шрам ты собираешься мне сделать? Вы обсуждали с ним этот вопрос?

– Конечно! Видишь листок? На нем – изображение твоего шрама. Это заказ, и я его выполню, будь спокойна…

– Ты и раньше бывал здесь? – Женя вспомнила, как он разувался в прихожей, аккуратно ставя кожаные сандалии на полку, как у себя дома.

– Тебе не нужно этого знать. Могу лишь успокоить тебя, сказав, что Михаилу Семеновичу можно доверять. Он честный и порядочный, и я был бы рад всю жизнь работать на таких людей, как он. Сказал, что заплатит, значит, заплатит, да еще и сверх оговоренной суммы. Понятно? – и он, увлекшись расписыванием достоинств Бахраха, щелкнул Женю по носу. И тут же получил в ответ оплеуху. Держась за щеку, он смотрел на бледную Женю широко раскрытыми глазами, силясь понять, что происходит.

– Ты чего, спятила?

– Тебе мало? Еще получишь… А вот заработать тебе сегодня не удастся…

– Как это не удастся?

– А так… – она сделала несколько шагов к двери, ведущей в спальню, и сильным движением распахнула ее. – Вон твой Михаил Семенович… Он умер. За несколько минут до твоего прихода. Теперь понятно, почему я задавала тебе столько вопросов?

– Он умер? – теперь уже пришла очередь бледнеть и Гамлету. С него мгновенно слетела вся шелуха заносчивости и высокомерия. Он испугался. – А что с ним случилось?

– Я тоже врезала ему по лицу, он и помер… – Она не знала, зачем сказала эту глупость, но нервы ее были на пределе, а потому она уже не могла отдавать отчет своим поступкам. – Понятно? Так что со мной шутки плохи…

– Ты убила его?

Этот вопрос немного привел ее в чувство.

– Нет, ему позвонила какая-то женщина, и он сразу же побелел, затем покраснел или наоборот, я не помню, а потом грохнулся на пол. Он ведь в годах, к тому же на улице такая жара… Я думаю, что у него либо инсульт, либо инфаркт, больше ничего сказать не могу. Я собиралась вызвать «Скорую», но тут позвонил ты.

– Дура! – Гамлет принялся судорожными движениями укладывать свои банки-склянки в пакет. – Нужно дергать отсюда. Я не хочу влипать с тобой… Деньги заберу, они ему все равно больше не понадобятся… (Он взял конверт и сунул себе в карман.) Извини, но в инструкции не сказано, что я должен с тобой делиться…

– Это твое дело, деньги меня не интересуют…

– Да, конечно, – усмехнулся он, звеня инструментами. – Настолько не интересуют, что ты приволоклась сюда, к этому старому козлу, чтобы спать с ним, и даже согласилась, чтобы изрезали твой зад…

– Я не советую тебе грубить, – прошептала Женя, давясь от злости, поскольку этот мошенник и псевдохирург Гамлет ударил ее в самое уязвимое место. А ведь он прав! – Я же могу позвонить в милицию и рассказать о том, что это я пришла сюда позже и застала тебя рядом с бездыханным телом. И тогда тебя затаскают в прокуратуру…

– Дура! Сама довела его до инфаркта, а потом придумала этот звонок… Давай дергай отсюда. И договоримся: мы с тобой незнакомы, ни ты меня не видела, ни я – тебя. И еще. Постарайся уничтожить отпечатки своих пальцев, если не хочешь вляпаться в это дерьмо… Может, я и на самом деле обидел тебя и никакая ты не шлюха, но уже то, что ты оказалась в этой квартире, в этом вертепе, говорит о многом… Михаил Семенович был не простым пенсионером. И не дай бог тебе что-нибудь о нем узнать. Тебя как звать?

– Неважно.

– Ну и черт с тобой. Просто я хотел тебе сказать, что ты – пятая по счету, которой я должен был сделать шрам. Больше ничего сказать не могу. Чао-какао!

Гамлет ушел, оставив Женю наедине с покойником. А ведь он прав насчет отпечатков пальцев. И она принялась вытирать тряпкой все места в квартире, где могла «наследить». Затем, чтобы не вызывать подозрения, решила спрятать в шкаф постельное белье, которое должно было послужить ей на время атрибутом операционного стола. И только после этого, оценив, что Гамлет оказался в меньшей степени мерзавцем (ведь он взял из квартиры покойника лишь конверт с деньгами, другой на его месте мог бы попросту ограбить квартиру такого богатого человека, как Бахрах, и озолотиться на всю оставшуюся жизнь), Женя покинула квартиру. По дороге домой заехала в указанное в сберкнижке отделение Сбербанка и сняла пять тысяч долларов, после чего позвонила в милицию и сказала, зажав пальцами нос, что по такому-то адресу находится труп мужчины…

К себе Женя Рейс взлетела как на крыльях: она считала, что ей крупно повезло, что из всей этой странноватой истории с Михаилом Семеновичем ей удалось выйти, что называется, сухой. И без шрама.

Глава 4

14. Фанфары, звучащие в голове гел

На следующий день Земцовой в агентство позвонил Чайкин.

– Ты помнишь о шраме Уткиной? – спросил он, забыв поздороваться.

– Помню, а что?

– Ты можешь мне, конечно, не поверить, но этот шрам меня заинтересовал. Я, конечно, не следователь, мне до вас далеко, но я вот тут пораскинул мозгами и вспомнил, что одна девица в пивном баре, куда я иногда захожу выпить кружку-другую «Балтики», рассказывала одному парню о том, что ее приятель – хирург, но специализируется в последнее время на шрамах.

– Как это?

– Вроде это сейчас модно. Я в таких вещах не разбираюсь, но после того, что я услышал в баре, мне этот шрам показался неестественным, понимаешь? Словно его сделали нарочно. Я внимательно его изучил и могу сказать, что надрезы сделаны профессионалом, который прекрасно знает, что если резать под углом и на определенную глубину, то шрам получится выпуклым, а если прямо – почти незаметным. Так вот, этот шрам – выпуклый, как медальон. Хотя и выглядит немного диким, похожим на натуральный…

– Леша, по-моему, ты перегрелся на солнышке… Я же видела этот шрам, ничего особенного.

– Но ты все-таки найди эту девицу, ее зовут Рита, она постоянно ошивается в этом баре, ее там все знают. Бар называется «Желтый дракон», это через дорогу от моего дома.

– Ладно, я подумаю…

Юля посмотрела на дверь, за которой варила кофе Наташа Зима, и откинулась на спинку кресла. Работать не хотелось, да и непонятно было, с чего начинать. Девушку убили, убийца на свободе, а под стражей находится парень, которого она должна спасти от тюрьмы. Но как? Жара плавила мозг, мешала сосредоточиться.

Позвонил Игорь Шубин.

– Я нашел биржу, она находится на Московской… Уткина там постоянно отмечалась и получала смехотворные пособия, как ты и предполагала. Я даже встретился с сотрудницей, у которой числилась безработная Уткина, но ничего интересного не узнал. Пренеприятнейшее заведение, скажу я тебе. Толпы потных женщин с озабоченными лицами, дух отчаяния и безысходности. Знаешь, именно там я вдруг почувствовал себя счастливым…

– А почему только женщин? Разве безработных мужчин не бывает в природе?

– Конечно, бывают, но их очень мало, мне не встретились… И еще одна деталь. Мне Наташа много рассказывала про свою безработную приятельницу, некую Женю Рейс. Я видел ее пару раз. Красивая девушка, яркая, и даже при такой броской, выигрышной внешности – тоже безработная…

– Да, я тоже видела ее. Мы ведь из-за нее, собственно, с Наташей…

– Да я знаю эту вашу историю. Но речь сейчас не об этом. Дело в том, что и Рейс тоже числилась в одном списке с Уткиной. Они даже отмечаться приходили в одни дни. Вот я и подумал, а что, если поговорить с Женей и попытаться попросить ее вспомнить Уткину?

– У тебя есть ее телефон?

– Это не проблема. Я только так до конца и не понял, к кому она тогда приходила: к тебе или к Наташе?

– Представления не имею. Меня это как раз и взбесило. Я подумала, что Рейс пришла ко мне, а ее так встретили, какие-то дурацкие вопросы об интиме, глупейшие советы… Да и вообще, наше агентство – не место для встреч с подругами. Может, я сейчас и перебарщиваю, но в целом, я думаю, ты меня понял. Игорь, ты узнай телефон, пригласи ее сюда к нам, мы и потолкуем.

Она рассказала ему о звонке Чайкина, о хирурге, специализирующемся на шрамах, и высказала сомнение по поводу существования связи между смертью Уткиной и ее шрамом.

– Я же тоже видел шрам, по-моему, самый обычный… Но проверить не мешало бы. Где находится этот бар?

Юля объяснила.

– Если хочешь, я за тобой заеду, вместе и поговорим с Ритой.

– Заезжай…

Лень навалилась на нее теплым и душным облаком. Не хотелось не то чтобы куда-нибудь ехать, а даже шевелиться. И это в прохладе офиса, а что говорить о пекле за окном?

Раздался телефонный звонок.

– Земцова слушает.

– Это частное сыскное агентство? – раздался приятный женский голос, при звуке которого Юля немного встрепенулась и даже выпрямилась, словно готовясь к серьезному разговору. В конце концов, пора и честь знать. Все вокруг работают, а тебе даже трубку лень взять…

– Да…

– Я могу встретиться с вами?

– Да, разумеется. Вы знаете, где находится агентство?

– Нет, я нашла ваш телефон в газете…

Юля объяснила, как добраться до Абрамовской улицы, назначила клиентке встречу на полдень, после чего попросила Наташу приготовить бутерброды. И дело было вовсе не в том, что ей хотелось есть (тем более что есть совсем не хотелось), а в желании придать всей окружающей действительности хотя бы приблизительные черты той насыщенной жизни, которая кипела здесь при Крымове. Запах бутербродов, кофе, какое-то ощутимое движение вокруг, звяканье посуды, непрекращающиеся телефонные звонки – все это было сейчас необходимо Юле как воздух, чтобы почувствовать в себе прежние силы к работе. Апатия и тягостные размышления о Дмитрии, с которым надо рвать отношения, как путы, чтобы освободиться от чувственного дурмана и вернуться в реальную действительность, мешали сосредоточиться на деле.

Она достала блокнот и записала: 1. Биржа на Московской: Уткина и Рейс – что общего? Знакомы ли они? 2. Девушка Рита в «Желтом драконе» – что она знает о хирурге, шрамах? При возможности познакомиться с этим типом и расспросить о шрамах. Сфотографировать шрам Уткиной. (Юля позвонила знакомому фотографу, чтобы тот съездил в морг к Леше Чайкину и сделал качественный, крупным планом, снимок шрама на трупе, о чем предупредила и самого Лешу.) 3. Съездить в Москву и разыскать квартиру, в которой жила Уткина. Поговорить с соседями.

В памяти Юли всплыл разговор с Олегом Хмарой. До этого времени у нее не возникало желания воспринимать его рассказ всерьез, хотя сам Олег считал, что рассказал ей невероятно важные вещи. Он назвал это «шоколадным вариантом»… По словам Кати, один человек (возможно, тот же самый Михаил Семенович, о котором толковала ее соседка) внезапно предложил Кате полное содержание с условием, что она переберется в Москву, где, нигде не работая, будет жить в свое удовольствие, время от времени подписывая какие-то бумаги. И Катя, доведенная до отчаяния всей своей неустроенностью и отсутствием денег, пошла на это, нисколько не задумываясь о последствиях. На вопрос Юли, склонял ли этот человек Катю к сожительству, Олег лишь пожимал плечами. Катя все отрицала, но вот как было на самом деле, никто, кроме Кати и, разумеется, того самого человека, не знал. Олег всячески отговаривал Катю от Москвы и от этой дурно пахнувшей синекуры. И даже если ее деятельность ограничивалась подписыванием бумаг, все равно это было кому-то необходимо, иначе на нее не тратились бы такие баснословные деньги. Но вот что это за документы, какого рода и чем чреваты, ни Олег, ни сама Катя не знали. Катя утверждала, что ей привозят пачки документов, и, ставя свою подпись почти на каждом листке снизу, она видит лишь чистую линию, рядом с которой печатными буквами проставлена ее фамилия с инициалами. Юля не сомневалась в том, что Катя числилась директором какой-то фирмы, занимающейся либо нелегальным бизнесом, либо отмывающей большие деньги. Иначе объяснить этот феномен было невозможно. Катя была нужна тому человеку, вернее ее подпись, и ее нарочно выселили из Саратова, чтобы там, в Москве, находясь далеко от круга знакомых, она имела как можно меньше контактов. И именно за молчание ей и платили. На вопрос Юли, как же она посмела вернуться в Саратов и знал ли об этом ее «хозяин», Олег понятия не имел, хотя предполагал, что Катя – живой человек и ей, как и любой другой девушке, просто-напросто захотелось появиться в родном городе, продемонстрировав всем, кто ее знал как неудачницу и хроническую безработную, свою материальную и, соответственно, социальную состоятельность. Еще Олег надеялся на то, что одной из причин, подтолкнувших ее к такому опасному шагу, как нарушение договора, заключенного со своим «покровителем», было ее желание встретиться с ним, с Олегом, и предстать в первую очередь перед ним в новом качестве. По его мнению, ей доставляло удовольствие разыгрывать из себя женщину с тайной, и это его, с одной стороны, настораживало, а с другой – забавляло. Но больше всего Олег говорил о своих переживаниях, которые он испытывал, встречаясь с Катей, и даже искренне признался в чувстве страха и за Катю, и за себя. Имени своего «хозяина» Катя так и не назвала… Вот и получалось, что беседа с Олегом, стоившая Земцовой немалых усилий, тоже мало что прояснила. Разве что обозначила схему отношений между Катей и ее работодателем. Юля спросила его и о шраме. Олег, густо покраснев, ответил, что этот шрам появился у Кати не так давно и что раньше, когда они встречались, его не было. Да, он спрашивал у Кати, откуда у нее этот «ужасный» шрам, и она со смехом рассказала ему неправдоподобную историю о том, как она поранилась на пляже, в кабинке для переодевания, задев за острый металлический крюк… Сказала, что «кровищи было много»… Олег не поверил и подумал почему-то, что этот шрам – следствие небольшой операции по вскрытию фурункула. Он в подростковом возрасте сам страдал нарывами, пил пивные дрожжи и не раз обращался к хирургу… И у него после вскрытия фурункулов тоже остались шрамы, не такие крупные и выпуклые, конечно, как у Кати, но все равно… Понятное дело, девушка никогда в жизни не расскажет о себе ничего подобного.

Поговорить с соседями. А вдруг они видели этого «хозяина» и могут его описать?

Вошла Наташа с подносом. Бутерброды выглядели аппетитно, но есть все равно не хотелось.

В приемной послышался характерный звук открываемой двери, затем раздались приглушенные ковровой дорожкой шаги. Так могла семенить только женщина в узкой юбке и на шпильках. В дверь постучали, Наташа бросилась открывать, и на пороге возникла изящная брюнетка в светлом костюме. Белая кожа, ярко-синие глаза, пунцовый, красивой формы рот и волна блестящих, здоровых черных волос.

– Я вам звонила, – улыбнулась женщина, чем сразу же расположила к себе Земцову.

– Проходите, пожалуйста, – Наташа предложила посетительнице удобное кресло. – Вам подать пепельницу?

– Да, спасибо… – В ее руках тотчас появились золотая зажигалка и сигареты «Вог». – Кто здесь у вас самый главный?

– Хозяйка агентства я, меня зовут Юлия Земцова. Я слушаю вас…

– Юлия? Это хорошо, что без отчества. Я считаю, что все отчества нужно вообще упразднить, чтобы люди обращались друг к другу только по имени. Это бы омолодило нацию. Но вообще-то я приехала к вам, сами понимаете, заниматься не этой проблемой, а совершенно другой. Личной. Для начала я тоже представлюсь. Меня зовут Гел.

– Как?

– Гел, – коротко ответила она, и внезапно лицо ее осветила добрая улыбка. – Мое настоящее имя Галина, но с давних пор все друзья зовут меня просто Гел. Когда-то одна свинья решила, что я смогу участвовать в конкурсе красоты… Но это старая история… И если вам нетрудно, то зовите меня, как все, договорились?

– Очень красивое имя. Почти сценическое…

Гел в это время подумала, что сидящая перед ней бледная и хрупкая девушка довольно проницательна, что уже вселяло какую-то надежду. Хотя сама Гел всегда предпочитала иметь дело с мужчинами.

– Юля, – доверительным тоном обратилась она к Земцовой, – у меня к вам просьба. Мне надо найти одного человека и собрать о нем максимум информации. Мне думается, что этот человек живет в Саратове, но я могу ошибаться.

Улыбчивость Гел была лишь игрой. И никто не знал, каких усилий ей стоило сдерживать дрожь во всем теле от животного страха перед обрушившимися на ее голову несчастьями и предстоящей (в этом она нисколько не сомневалась) расплатой.

Два часа тому назад она еще была в аэропорту, а вот теперь сидит в кабинете частного детектива… Как же много всего произошло за это время!

Из аэропорта она сразу же помчалась к Михаилу Семеновичу. Долго звонила, а потом догадалась дотронуться до ручки… Когда дверь открылась, отпрянула, и ей показалось, что на нее кто-то смотрит из глубины квартиры. Она позвала Бахраха по имени, но ей никто не ответил. Но взгляд, нацеленный на нее, она все равно продолжала испытывать на себе. Пройдя несколько шагов, она снова позвала. И опять ей ответила тишина. Только тогда Гел что-то заподозрила. Уже сам факт того, что квартира такого человека, как Михаил Семенович, была не заперта, говорил сам за себя. Он никогда, ни при каких обстоятельствах не оставил бы квартиру открытой. У него одного антиквариата было на несколько миллионов…

В гостиной, как ни странно, все выглядело более-менее пристойно. То есть все на своих местах: горка с дорогой посудой, картины на стенах, безделушки на полках… И тогда она снова не выдержала и позвала его. Не получив ответа и на этот раз, открыла дверь спальни и увидела Бахраха лежащим на полу с открытым ртом… Ни крови, ни видимых признаков насильственной смерти, хотя он был мертв и все указывало на это…

Гел со свойственным ей хладнокровием опустилась над трупом и на всякий случай, для очистки совести, приложилась ухом к груди человека, которого боялась больше всего на свете… Она еще не верила своему счастью. Тысячи фанфар проиграли победно-траурно-бравурный марш в честь смерти Михаила Семеновича Бахраха – самого непостижимого из всех людей, которых она только знала. Неужели она теперь свободна? То, что Бахрах действовал один, было несомненно. И те люди, которых он посылал к ней для подписывания документов, были всего лишь статистами, нанятыми за гроши… И они ничего не знали. Загадкой оставалась роль, которая отводилась в этой истории тому красавчику с фотографии, которому она должна была, следуя жесткой инструкции, передать конверт. Сейчас, глядя на мертвое лицо Михаила Семеновича, Гел поймала себя на том, что ей страшно вскрывать конверт… А ведь как хочется! И тогда она решила сначала найти этого парня, все выяснить о нем, а уж потом подумать, вскрывать конверт или нет, отдавать ему в руки или оставить у себя… Но в конверте – на ощупь – был всего лишь небольшой листок. Не похоже, чтобы это был документ или, предположим, купюра…

Гел надела огромные черные очки и вышла из квартиры Бахраха, прихватив бутылку ледяной минеральной воды, которую нашла в холодильнике. Судя по содержимому холодильника, Михаил Семенович ждал гостей и припас по этому поводу три бутылки шампанского, два ананаса, персики, икру… Джентльменский набор, которым он в свое время угощал и ее перед тем, как… Окровавленные и успевшие подсохнуть простыни Бахрах потом сам, собственноручно сжигал за городом, в поле, а Гел ждала его в машине… И хотя тогда уже все было позади, и Гел чувствовала себя вполне сносно, перед глазами еще несколько дней стояло корытце с «железками», шприцы и ухмыляющееся лицо парня по имени Гамлет…

На лестнице она налетела на человека с фиолетовым родимым пятном на щеке, в руках он держал бумажный пакет, из которого при столкновении посыпались вишни…

– У вас есть его фотография? – услышала она сквозь толщу внезапно нахлынувших на нее воспоминаний. – Гел, вы меня слышите?

– Фотография? Да, конечно… Даже две, но одну я оставила у себя… – Она достала из сумочки заветную фотографию и протянула Земцовой. Затем выбила щелчком из пачки еще одну сигарету и затянулась. Она не заметила, как побледнела Юля, а потому продолжала спокойно рассматривать кончик сигареты, словно именно там сейчас и можно было увидеть перспективу дела, ради которого она сюда и пришла.

Юля же, глядя на фотографию, слышала терзающий ее слух голос, от которого все холодело внутри: «Дерьмо… Кругом одно дерьмо. Ненавижу. Всех ненавижу. Страну, общество, вонючий ресторан, эту кровать и тебя, шлюху, ненавижу…»

Несколько звонких гитарных аккордов, прозвучавших где-то внутри, глубоко, в погребах ее чувств и памяти, навеяли тоску по теплой Испании и зрелым оливам…

С фотографии на нее смотрело лицо Дмитрия.