Текст книги "Девушка, не умеющая ненавидеть"

– Ты слышишь себя, Дима? Значит, эти отношения были для нее унизительными? Я душу тебе открыл, рассказал о том, как прекрасны были наши встречи, а ты мне тут доказываешь, что Тамара как будто тяготилась нашими отношениями, что подразумевает, что она не любила меня и в то же время боялась меня потерять. Где логика?

– Да понимаю я все… Просто я попытался сейчас найти для тебя какие-то контрдоводы, понимаешь? Чтобы понять мотивы поведения Тамары. Полтора года отказывать тебе в свиданиях, и это, находясь в тюрьме? Редкий человек способен на такое. Получается, что она тебя, старик, просто разлюбила. И произошло это как раз в тот момент, когда она поняла, что не может на тебя рассчитывать, что она для тебя – развлечение, не больше.

– Да нет же!

– Скажи, вы говорили с ней о будущем?

– Как бы тебе это объяснить… Думаю, что да, но не о чем-то конкретно, просто, когда мечтали о путешествиях, то я всегда говорил «мы»… Или когда понимали, что наши вкусы совпадают, когда я, рассказывая о своем доме, к примеру, спрашивал ее, как бы она обставила нашу спальню, гостиную… Конечно, это были такие… легкие, что ли, разговоры… Ты прав, они не давали надежду, я был очень осторожен.

– Она ведь ничего о тебе не знала.

– Ничего.

– Ни о том, что ты женат, даже не знала, что ты живешь в Москве.

– Нет. Даже Дворкин, ну, ты его знаешь, думал, что я живу в Питере. Он нашел билет из музея Набокова в Питере и решил, что я оттуда… Дима, я запутался. Думаю, что эту схему поведения я не сам придумал. У меня перед глазами был пример. Мой отец. У него тоже была любимая женщина, она жила в другом городе, куда он время от времени наведывался. Я был уже взрослый, все понимал, и меня тогда больше всего волновало, чтобы об этом романе отца не узнала мама. Я понимал, что мои родители уже давно стали друг другу чужими людьми, что каждый живет своей жизнью, но внешне они старались вести себя так, словно у них все хорошо. Они так же ходили в гости к своим друзьям, у нас тоже бывали гости, мы все вместе отмечали дни рождения, праздники, пили за любовь, регулярно отмечали годовщины их свадьбы, понимаешь? Уверен, что так живут многие. Создают видимость нормальной семьи. И вот тогда, в тот период, когда у отца этот роман был в самом разгаре, он и поделился со мной… Помню, это было на даче, мы с ним выпили, сидели на веранде, мама осталась в городе, думаю, что и у нее тоже был кто-то… Вот тогда отец и рассказал мне о своей любимой женщине. Сказал, что она умнейшая женщина, не задает ненужных вопросов, не пытается заглянуть в будущее, не строит совместных планов, и все потому, что она ничего не знает о нем, моем отце, даже не знает, в каком городе он живет. Тогда уже появились мобильные телефоны, но отец не счел нужным сообщить ей номер, не говоря уже о домашнем телефоне. Он оберегал свою настоящую, в общем-то, несчастливую жизнь от женщины, которую боготворил, любил, на встречу к которой собирался, как на праздник.

– И чем этот роман закончился? Надеюсь, она не исчезла так же, как твоя Тамара?

– Там другая история. Настоящая драма. Моя мама неожиданно ушла от отца, она первая решилась на поступок… И ушла она к моему дяде, Саве, родному брату моего отца, и это было для нас настоящим шоком. Получается, что она все эти годы любила дядю Саву, они встречались… Мой отец переживал это двойное предательство очень тяжело, даже слег в больницу. Что же касается его дамы сердца, ее, кстати, звали Валентиной, то она благополучно вышла замуж за одного своего старинного приятеля и родила сына. Мальчик, как ты понимаешь, мой брат. И зовут его так же, как и моего отца, Яша.

– И ты после всего этого не сделал должных выводов? Разве ты не понял, что твой отец обрек эту Валентину на одиночество? Ведь она, любя твоего отца, вышла замуж за человека, которого явно не любила…

– Зато он любил ее, по-настоящему. И оказался настоящим мужиком, раз женился на ней, беременной от другого мужчины.

– Получается, что твой отец не любил ее по-настоящему? Так? Выходит, что и ты тоже не любил Тамару. И все эти полтора года твоей заботы о ней можно расценивать как попытку искупить свою вину перед ней?

– Глупости! – вскричал я, чувствуя, как мое чистое и сильное чувство к Тамаре пытаются представить банальной связью. – Нам бы только встретиться, поговорить, я уверен, что она бы простила мне все, тем более что я никогда ее не предавал, я продолжал любить ее… Другое дело, что кто-то узнал о нашем с ней романе, и ты, Дима, не можешь этого отрицать. И этот кто-то хотел причинить мне боль, сильную боль. Думаю, этот человек оклеветал меня в ее глазах, представил настоящим монстром…

– И кто этот человек? Кто мог пожелать тебе зла? Ведь для того, чтобы организовать эту жесткую подставу Тамаре, чтобы упечь ее за решетку, нужны деньги, время и огромное желание. Надо же было как-то заставить эту женщину, Иванову, согласиться принять участие во всем этом спектакле.

– Ты встречался с ней, говорил? – спросил я.

– Конечно, говорил! Она утверждает, что никакая это не подстава, что все было так, как записано в деле, и что твоя Тамара – самая настоящая преступница! Я вот только не понимаю, почему ты сам, человек, в первую очередь заинтересованный в этом деле, не пожелал встретиться с этой Ивановой, с истицей. Быть может, тебе бы она и рассказала всю правду? Или ты боишься, что ее рассказ убедит тебя в том, что Тамара…

Я сжал кулаки. Несомненно, Дмитрий хороший адвокат, неплохой психолог и многое понимает, но вот тактичности ему явно не хватает, всегда говорит в лицо то, что думает. Знает, что своими словами причиняет мне боль, и все равно говорит. Вот и сейчас. Да, это правда, я все это время оттягивал встречу с истицей, по заявлению которой и было возбуждено уголовное дело в отношении Тамары, но не потому, что чего-то там боялся. Просто я хотел сначала встретиться с Тамарой и услышать все из ее уст.

Хотя, разве мы иногда не лукавим с собой? Со своим эго? Да если уж быть честным перед собой, я на самом деле сильно нервничал, когда представлял себе встречу с Тамарой. Какой она стала? После полутора лет, проведенных в колонии? Изменилась ли? Ожесточилась? Может, она стала грубой, резкой?

Дмитрий устроил так, что одна из работающих на нас женщин-охранниц незаметно сфотографировала Тамару (снимок был сделан во время ее работы в швейном цеху) и отправила фото со своего телефона на его телефон, чтобы я имел возможность увидеть ее такой, какой она стала в колонии, но мне казалось, что это как будто не она.

Да, безусловно, эта худенькая женщина в голубом платке и сером халате была похожа чем-то на мою Томочку, но окружающие ее женщины, такие же худощавые, с бледными лицами, показались мне тогда все похожими друг на друга. Хотя скорее всего это была игра моего воображения, смыслом которой было оградить меня от чего-то страшного, непонятного и дававшего мне надежду на то, что в Ивановской колонии сидит все же не моя возлюбленная, а копия моей Тамары и абсолютная ее тезка. А может, сестра-близнец.

– Гриша? – Дима тронул меня за плечо. – Ты извини меня… Знаю, как тебе больно. Так где будем ее искать? Снова подключишь своего Дворкина?

– Само собой. Но начнем с Холодных Ключей, как ты и предложил, – сказал я, чтобы не обидеть его. – Хотя, если бы меня вот так подставили, как ее, то я первым делом стал бы искать тех людей, которые с ней это сделали, а уж потом отправился бы к матери. Началось-то все это в Саратове.

– Черные риелторы?

– Да, а они могут вывести и на настоящего заказчика этой аферы. И Дворкин мне в этом поможет.

6. Тамара. Июль 2013 г.

– Вот ты сбежала с этим парнем, потом чуть не оказалась в лапах каких-то кавказцев, затем станция, где ты жила у женщины, родила девочку, которая умерла, а что было потом? Почему ты не вернулась домой? Тебе не приходило в голову, что мы тебя ищем, что мать сходит с ума, переживает…

– Мы с ней никогда не ладили, – сказала Нина и снова прилегла, откинулась на подушку. – Ну, вернулась бы я, и что дальше? В доме были бы одни скандалы, мать не простила бы мне моего бегства, замучила бы упреками. Да я, может, и вернулась бы, если бы не поворот судьбы, если так можно выразиться.

У этой женщины, которая меня приютила, ее, кстати, звали Марина, она ровесница нашей маме, так вот, у нее был сын, Слава. Он жил в Москве, но иногда навещал мать, помогал ей по хозяйству, подкидывал деньжат. А еще он привозил ей витамины, может, слышала – БАДы, биологически активные добавки. Научил, как втюхивать их соседям, вот мы с ней и начали приглашать женщин, заваривали им разные лекарственные чаи, угощали их печеньем, словом, окучивали, как могли, чтобы только раскрутить их на покупку этих самых витаминов. А что, неплохой бизнес, между прочим. Это тебе не наркотики, ничем преступным мы не занимались. Больше того, некоторым эти витамины действительно помогали.

Может, я до сих пор жила бы на этой станции…

– Как называется эта станция?

– Зачем тебе? Никольское.

– И что дальше?

– Приехал этот Славик в очередной раз и позвал меня с собой в Москву. Будешь, говорит, работать у меня, девушка ты смышленая, все схватываешь на лету. Будешь сидеть на телефоне и продавать БАДы. У меня, говорит, большой склад. Денег заработаешь, снимешь себе сначала комнату, потом квартиру, а пока, говорит, поживешь у меня…

Вот так я и оказалась в Москве. Ты себе не представляешь, какая жизнь у меня началась! Это не в Никольском чаи со старушками распивать. Это другой темп жизни, это люди, потоки людей, с которыми тебе приходится работать, убеждать их в том, что они на правильном пути, на пути выздоровления и все такое. Иногда мне казалось, что я сама начинаю верить во весь этот бред с витаминами. Я научилась так разговаривать по телефону, что могла бы уже продавать, наверное, что угодно. Слава говорил, что у меня есть дар убеждения, редкий дар.

Я действительно стала неплохо зарабатывать. Поначалу я жила у него…

– Он что, был не женат?

– Женат. В том-то и дело. И жена такая хорошая, славная, и дочка, ходила в шестой класс… Слава представил меня как двоюродную сестру, поселил в одной комнате с Машей, дочкой. Меня, его любовницу, представляешь?! А мне нетрудно было изображать сестру, ведь я же приехала из Никольского, и мне было легко разговаривать со Славиком на эту тему, вспоминать каких-то общих знакомых… Но потом я сказала ему, что так больше не могу, что все это слишком опасно, что он может потерять семью… Словом, в один прекрасный день я собралась и переехала на съемную квартиру, неподалеку от склада, где работала.

И вот как-то весной я нарядилась и отправилась гулять в Сокольники.

Чудесный был день, у меня возникло такое чувство, будто я на пороге чего-то совсем нового… Словом, я подумывала о том, чтобы уйти от Славика, найти другую работу, начать новую жизнь. Зачем мне связь с женатым мужчиной, у которого такая хорошая и добрая жена, дочка… Я должна была жить дальше, понимаешь? Честно, без обмана.

И вот в парке я вдруг поймала на себе чей-то внимательный взгляд. Молодой мужчина, очень красивый, смотрел на меня и улыбался. Я прибавила ходу, зашла в кафе… Там в парке есть такое кафе, «Сирень» называется. Вот я туда зашла, села за дальний столик и думаю, если я действительно понравилась этому мужчине, то он разыщет меня, найдет способ познакомиться…

– И что, зашел?

– Да. Зашел и начал высматривать меня. Увидел, подошел и спросил разрешения присесть за мой столик. Ну, пожала плечами, разрешила…

Нина вздохнула.

– У тебя есть сигареты?

– Вообще-то я не курю…

Я хотела ее спросить, почему, если ты куришь, у тебя нет сигарет. Но не посмела. Я чувствовала, что ее возвращение домой связано с какой-то историей, что она не просто так приехала, уж, во всяком случае, не для того, чтобы увидеть нас с мамой, что ей просто некуда было податься, что у нее беда. И что скорее всего и денег-то на эти самые сигареты нет. Возможно, она с трудом наскребла на билет до Саратова. Но когда я услышала весь рассказ, у меня волосы встали дыбом!

– Хочешь, я куплю тебе сигареты? Сбегаю быстро и куплю? – предложила я, в какой-то миг испытав к сестре самые теплые чувства. Мне даже захотелось обнять ее покрепче, прижать к себе, чтобы она поняла, что правильно сделала, что вернулась. Что я люблю ее.

– Да, очень хочется курить.

Я сбегала за сигаретами в соседний киоск. И когда возвращалась, подумала, а что, если мне Нина привиделась… Не знаю, как сказать. Просто мне все еще не верилось, что я вот сейчас открою дверь, войду в квартиру и увижу ее, мою Нину.

Но я застала ее там же, где и оставила. Она жадно схватила сигареты и закурила. Я принесла и поставила рядом с ней большую хрустальную пепельницу. Потом, даже не спрашивая ее, принесла чашку с горячим сладким кофе.

– Ты прямо мысли мои читаешь, – сказала она потеплевшим голосом. – Господи, Томка, как же я по тебе соскучилась. Ты сама-то как живешь?

– Нормально. Ты рассказывай о себе, я хочу знать все-все! А когда расскажешь, мы позвоним маме, вернее, я позвоню… Не знаю, правда, как я ей все объясню, как бы ее кондрашка не хватила!

– Погоди… Вот когда все узнаешь, тогда и решишь, надо ей сообщать о моем возвращении или нет.

– Нина!

– Так вот – этот парень. Ты бы видела его, он очень красивый. Темные волосы…

– Еще скажи – синие глаза! – нервно перебила я ее.

– Нет, у него были черные глаза с длинными ресницами. Высокий, прекрасная фигура. Конечно, я тоже в тот день выглядела очень даже ничего, на мне было красное платье, облегающее, туфли на каблуке… Понимаешь, просто у меня на тот момент была сильно занижена самооценка. Я хоть и жила уже несколько месяцев в Москве, но все равно ощущала себя простушкой, провинциалкой, словно от меня пахло провинцией…

– Да? Интересно, и чем же пахнет провинция?

– Да нет, ты не подумай ничего плохого… Провинция пахнет полями, травой, горячей степной травой… Для меня, во всяком случае. Раньше мне никто не задавал подобных вопросов, вот что почувствовала сейчас, то и сказала.

– Ладно, прощаю. Значит, и я тоже пахну степной травой…

– Так вот, при моей заниженной самооценке внимание этого парня было для меня как бальзам на душу.

– И?.. – Я приготовилась выслушать историю любви. – Вы стали с ним встречаться?

– Да. Он очень красиво ухаживал. Я сразу поняла, что он при деньгах…

– Как его звали?

– Егор. Гора.

– У меня никогда не было знакомых с таким именем.

– Считай, что тебе повезло.

– Да? Ничего себе… Что было потом, Нина?

– Я не сразу поняла, что он ведет себя не совсем так, как должен вести себя молодой человек с серьезными намерениями. Попробую объяснить. Да, он, как я и сказала, красиво за мной ухаживал, приходил на свидание с цветами, дарил конфеты, украшения, но никогда не приглашал ни в кино, ни тем более в театр. Мы бродили с ним по улицам, иногда пили кофе или чай в кафе, и он очень настойчиво приглашал меня к себе домой. Говорил, что у него дом в Подмосковье, который мне непременно должен понравиться, что там красиво, уютно. Мне стало любопытно, я подумала, а почему бы и нет? Не все же ходят в кино или театр, есть люди очень домашние, которым приятнее вечер провести дома. Я даже представляла себе Егора сидящим на диване перед телевизором в обнимку со мной, а на коленях у него – наши маленькие дети… И эта картинка так понравилась мне, что я согласилась поехать к нему. В конце концов, я уже не была девственницей, а рожавшей, так сказать, девушкой, да к тому же со своей не очень-то красивой историей, поэтому мне ломаться перед ним, богатым и красивым москвичом, было просто глупо.

– Да расслабься ты! – я шлепнула ее по руке. – Ты так это рассказываешь, словно стесняешься меня, как если бы я могла тебя за что-то там осудить… Я же все понимаю. Если хочешь знать, мужчину, с которым я встречаюсь вот уже почти год, я вообще подцепила в баре. Да-да, не удивляйся!

Нина подняла на меня глаза. Думаю, в этот момент до нее дошло, что и я все эти семь лет, что мы не виделись, проживала свою женскую жизнь, и что мне тоже, в сущности, было что рассказать. Но пока что я слушала ее историю.

– Ну, ладно… – Она слабо улыбнулась, вздохнула. – Егор… Он заехал за мной, и мы отправились к нему.

Он на самом деле жил за городом, в очень живописном месте. Не Рублевка, конечно, но тоже впечатляет. И его дом оказался красивым, большим, просто сказочным! Три этажа, с балкончиками, лепниной, ажурными решетками на окнах, с садом… Участок довольно большой, и чувствуется, что за ним ухаживают, поддерживают. Ну и охраняют, конечно.

– Там была охрана?

– Да. Возле ворот такой домик специально для охранников. Я не говорю уже о камерах видеонаблюдения. Вот такой достался мне жених!

– Нина, вот это да! Вот это я понимаю – поворот судьбы!

Конечно, слушая ее, я не могла не обратить внимание на ее тон и выражение лица. Смутная догадка, что Егора больше нет в живых, испортила мне настроение.

Глаза ее наполнились слезами.

– Нина?

– Ничего-ничего, все нормально. Уф… Вспомнила. Да, ты права, я тоже так подумала. Что мне дико повезло, что я встретила на своем пути Егора. И когда я переступила порог этого дома, я могла представить себе приблизительно развитие наших отношений. Или я после проведенной ночи с Егором останусь в этом доме в качестве невесты, или же он, получив свое, забудет меня, перестанет звонить… Словом, я решила рискнуть. Я смело прошла за ним мимо охранника, улыбаясь этому верзиле улыбкой победительницы, да еще шла, кокетливо поглядывая по сторонам и цокая каблучками по каменной дорожке… Повсюду распускались розы, было так красиво вокруг, солнце сверкало в капельках воды, которой поливался сад…

Егор открыл дверь, приглашая меня войти в дом. И я вошла.

«Вот ты и дома», – услышала я у себя за спиной. Удивилась, почувствовала легкое головокружение от сознания того, что этот роскошный дом теперь будет иметь какое-то отношение и ко мне. Хотя, может, это просто шутка такая. Или розыгрыш.

Там холл… Как тебе объяснить? Входишь в дом, поднимаешь голову и видишь, что потолок – метров десять, прозрачный, как хрустальный купол, сквозь который льется солнечный свет! И все вокруг сверкает от солнца, и мраморная лестница, и пол, выложенный большими плитками черно-белого цвета, как шахматная доска. Кругом чистота, стоят какие-то немыслимой красоты вазы, полные роз и лилий, от которых одуряющий аромат… Направо – кухня, белая, с большим окном и белыми занавесками… Ох, Тома, что я тебе рассказываю обо всей этой красоте?! Тем более что не так уж и долго я всему этому радовалась.

– Почему?

– Вот представь себе. Егор берет меня за руку и приводит в спальню. А там… Над кроватью – портрет.

– Он был женат?

– Это мой портрет, Тамара. Понимаешь, мой!

7. Лариса. Январь 2015 г.

Сама не знаю, как мне удалось уговорить Томочку продолжить свой рассказ. Я поднялась за ней, вошла в комнату и увидела, как она сидит, вся заплаканная, несчастная, и мне стало не по себе. Что я наделала? Почему хохотала, как ненормальная? Хотя, почему «как»? Вероятно, я и есть ненормальная. Иначе ничего бы этого не произошло. Во-первых, я не поехала бы в Саратов за теткой. Во-вторых, не стала бы искать в толпе опасных, априори, людей, человека, которого впустила бы в свой дом или даже в свою жизнь. То, что происходило сейчас со мной, с Тамарой, было следствием моего поступка, моего преступления, а потому я не имела права вот так грубо выражать свое недоверие моей гостье. Я же сама хотела, чтобы она рассказала мне, как оказалась в тюрьме и что с ней вообще произошло, как она дошла, что называется, до ручки. И почему я позволила себе вот так отнестись к ней? Почему начала издеваться над ее рассказом? Тома пыталась сказать что-то о рабстве, а это значит, что до самого главного она еще просто не успела добраться в своем рассказе. И кто у нас рабыня? Нина, ее объявившаяся неожиданно сестра? Или сама Тамара?

– Я дура. Прости меня. – Я присела на кровать рядом с Тамарочкой и поцеловала ее руку. Она даже отдернуть не успела.

– Ты чего? Того? – Она покрутила пальцем у своего виска.

– А ты еще не поняла? У меня была истерика. Сама не знаю, что на меня нашло. Может, это какая-то защитная реакция на сомнительные или кажущиеся неправдоподобными истории?

– Откуда ты можешь знать, что правдоподобно, а что – нет? Я не знаю, что произошло в твоей жизни но, думаю, тоже что-нибудь из ряда вон выходящее. Да взять хотя бы то, как мы с тобой познакомились и как продолжилось наше знакомство. Думаю, что, если бы я начала рассказывать кому-нибудь о том, как ты пригласила меня, «зэчку», к себе домой, в эту квартиру, мне бы, думаешь, кто-нибудь поверил?

– Да, ты права. Я сама бы первая и не поверила. Однако я надеюсь, что ты никому ничего не расскажешь.

– Не расскажу.

– Тамара, прошу тебя, что было дальше?

И она, поудобнее устроившись на подушках, вернулась мыслями в июль 2013 года (как раз тогда домой вернулась пропащая во всех отношениях Нина) и рассказала мне о знакомстве Нины с красавцем Егором и о том, как она впервые переступила порог его «солнечного» дома.

– Постой… – перебила я ее. – Как это – ее портрет в спальне? Он что, успел ее сфотографировать?

– Нет-нет, все не то… Это был портрет Нины, написанный маслом. Настоящий, очень талантливо написанный портрет. Во весь рост. Нина там изображена в зеленом платье, с распущенными волосами. Ей очень идет зеленый цвет…

– Я бы сказала, что чувствую интригу… Портрет. И как он объяснил, откуда у него этот портрет?

– Он сказал, что, начиная с этой минуты, Нина становится Ритой. Маргаритой Туровой.

– Почему? Кто такая Маргарита Турова?

– А это как раз та самая женщина, чей портрет Нина и увидела в спальне! Просто как две капли воды!

– Нет…

– Да, Лариса. Моя сестра Нина оказалась в доме Егора Турова исключительно по причине своей внешней схожести с его женой – Маргаритой Туровой.

– А где же сама Маргарита?

– Нина предполагала, что ее нет в живых. Что, возможно, вспыльчивый Егор в один прекрасный день ее просто-напросто убил. И чтобы скрыть это преступление – ведь в доме подрастал годовалый малыш Андрейка Туров, и исчезновение жены было бы трудно объяснить, – Егор и поселил туда Нину.

– И как же он привязал ее к дому, к себе, к ребенку?

– Запер ее в доме. Вот и все.

– Но это невозможно! Это статья. Похищение… Она же не была заперта в самом доме, она наверняка могла выйти в сад, а оттуда уже сбежать, найти способ передать, вернее, бросить записку за забор… Да мало ли способов! Или ей угрожали?

– Угрожали, конечно. Егор, едва Нина оказалась в спальне и увидела портрет, сразу изменился к ней. Стал тем самым Егором, которого она будет знать все семь лет своего заточения – жестокий, циничный, бессердечный… Понятно, да? Он сказал ей, что если она только попытается сбежать или расскажет кому-нибудь о том, что она не Маргарита Турова, то он упечет ее в психушку, что у него деньги, связи, а у нее что? Кто? Конечно, будь у нее друзья, родственники, жених, я не знаю, просто близкий человек, к которому она могла бы обратиться за помощью, она бы выкарабкалась из этой истории. А так… Понимаешь, как она мне объяснила, в тот момент она была практически без денег, жила на съемной квартире, да у нее ничего не было! А ей предлагалось жить в роскошном доме, на всем готовом, да еще и спать время от времени с красивым мужиком.

– Глупости! Так, постой… Но не в лесу же они жили. У них были какие-то знакомые, друзья…

– Да, конечно. И для этого случая Егор придумал для своей жены какое-то сосудистое заболевание с временной амнезией, которая обязательно должна пройти… Время шло, и «амнезия» прошла, Нина, живя с Егором, довольно скоро перезнакомилась с женами его друзей, их было, по словам Нины, всего две, которые охотно помогли ей «восстановить» память.

– Ты хочешь сказать, что Нина прожила в этом доме с Егором семь лет, и никто его ни в чем не заподозрил?! Но это же колоссальный срок! Быть может, Егор тоже начал испытывать к ней какие-то чувства или?.. Как она жила все это время?

– Чувства? Нина об этом мало что рассказывала. Но временами она на самом деле исполняла «супружеские» обязанности, результатом которых был родившийся на четвертый год пребывания Нины в доме Егора мальчик – Елисей.

– Ничего себе! А может, она тебе все наврала?! Она просто была замужем… и все! Потом что-то не заладилось, и она сбежала от мужа.

Само как-то вырвалось. Мне пришлось даже зажать рот ладонью, чтобы больше не произнести ничего лишнего.

– Все-все! Молчу! Просто слушаю тебя и спрашиваю себя. А смогла бы я так выдержать семь лет? Послушай, Тамарочка дорогая. Я понимаю, ты, что называется, за что купила, за то и продаешь. Что тебе рассказали, то ты и рассказываешь сейчас мне. Но история невероятная, согласись. Ведь за плечами твоей сестры еще до ее плена в том доме был богатый жизненный опыт: она и из дома сбежала, и жила на какой-то там станции до рождения и после смерти своего младенца, и в Москве сожительствовала с каким-то типом, который обманывал свою жену с ней… Неужели такая прожженная дамочка, как твоя сестра, не могла найти способ вырваться из плена? История с душком, я так тебе скажу. Хочешь обижайся на меня, хочешь – нет. Но у меня же может быть свое мнение?!

Тамара сразу погрустнела, и больше в тот вечер я от нее ничего не услышала. Между тем мне важно было узнать о ней все, чтобы попробовать помочь ей. Но чем? Как?

Ночью я проснулась от плача. Как же так, спрашивала я себя, почему в моем доме все плачут? Сначала я, страдая от бессонницы и своих кошмаров. Теперь вот – Тамара. Неужели мы с ней вдвоем не можем найти способ успокоиться и забыть все свои горести?

Хотя, я же так и не выслушала ее до конца, а потому не знаю, что стало с ней, за что ее посадили в тюрьму! А ведь она и вела свой рассказ, я полагаю, именно к этому. Ей надо было выговориться, доказать хотя бы на словах мне, что она сидела в колонии без вины.

Я тихонько постучала в ее дверь, не получив ответа, открыла ее.

Лампу она так и не погасила, должно быть, сон прошел мимо нее, а потому она решила лежать при свете, вспоминая что-то такое, от чего сердце ее разрывалось от боли.

– Тамарочка, дорогая, пожалуйста, не плачь, – я присела рядом с ней. Лицо ее было мокрым от слез, волосы растрепались. – Пока тебя не было, все слезы были мои, а теперь вот и ты тоже плачешь. Так нельзя. Успокойся. Я же понимаю, ты что-то вспоминаешь, но не думай о плохом. Вот просто запрети себе, и все! Конечно, тебе сейчас тяжело, тебя кто-то очень сильно обидел. Ты еще не все рассказала мне, но я понимаю, что твой любимый человек… что вы с ним расстались, и ты очень давно не видела его синих глаз. Но хочешь, я его найду? Найду и привезу сюда!

Мне показалось, или Тамара действительно слабо улыбнулась?

– Ты что, мне не веришь? Да я таких специалистов найду, они тебе разыщут его в любой точке мира! Только пожелай! Как его зовут? Хотя, правильнее было бы сначала спросить, как вы расстались? Когда ты видела его последний раз?

– Давно, – губы ее задрожали, и слезы потоками полились из глаз. – Очень давно, прошла целая жизнь!!! И многое, очень многое изменилось. Да и я тоже стала другая. Ты не представляешь себе, как я была с ним счастлива, насколько все было красиво, романтично, лучше, чем в кино. Мы сами придумали себе эту параллельную жизнь, мы проживали нашу любовь, словно в четвертом или пятом измерении, и думали, что наше счастье никогда не кончится. И если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что мой Гриша, скажем, преступник, меня бы это все равно не остановило. Я знала его таким, каким знала… Когда я видела его… Нет, когда я слышала условный звонок, три коротких звонка и один долгий, ты не представляешь себе, что со мной происходило. Это был высший пилотаж любви, счастья или ожидания счастья. Сердце бухало в груди до боли, до сладостной боли, и я распахивала дверь, видела его, и мне казалось, что вот эта картинка, как он входит в мой дом, эта картинка – это запредельное счастье, понимаешь?! А когда он обнимал меня, мой мозг точно отключался. И это не химия, Лара, не химия, это любовь в самом высоком ее проявлении.

– Ты мне скажи, – я взяла ее за руку, нежно, бережно, словно Томочка была из хрусталя. – То, что с тобой произошло, из-за чего ты попала в тюрьму, все это как-то связано с твоим парнем, которого ты так любила, или нет?

– Нет. Вернее, и да, и нет… Но нам нельзя быть вместе. Думаю, мы потому и не проникались жизнью друг друга, чтобы нас потом не мучили угрызения совести. Ведь не всегда мужчине и женщине можно быть вместе. Изредка встречаться, устраивать праздники – это да, а вот жить вместе, семьей, не всегда. Потому что существуют какие-то обязательства, прошлое опять-таки, которое невозможно свернуть, как рулон, и выбросить в мусор.

– Ты говоришь загадками. Скажи, а твоя сестра? Она каким боком ко всему этому?

– Я же тогда еще ничего не знала, не понимала… И поначалу воспринимала ее появление как какое-то чудо, воскрешение из мертвых, понимаешь? Я проглатывала все, что она мне говорила.

– Это я уже поняла. Чем закончился ее плен? Ведь она, я так понимаю, сбежала?

– История удивительная. Дело в том, что Нина вообще не помнила, как оказалась в Саратове. Еще утром, к примеру, или вчера она была дома, вместе с Егором и детьми, а сегодня очнулась на вокзале в Саратове.

– Как это?

– А вот так! Открыла глаза, оглянулась, узнала какие-то знакомые строения, здание вокзала… Как она оказалась дома, в родном городе? Как? Она и ко мне-то пришла пешком, потому что при ней не было денег даже на общественный транспорт. Ни копейки. Я так думаю, что деньги первоначально, конечно, были, что те люди, которые доставили ее в Саратов из Москвы, скорее всего, как я предполагала, на машине, вряд ли поскупились бы на какие-то небольшие деньги, которых ей хватило бы на первое время. Ведь что получилось? Она семь лет прожила у Егора, воспитывая его сына Андрея и своего Елисея, а потом Егор перестал, получается, нуждаться в ее услугах.

– Что, жена его воскресла?

– Вот и я Нину тоже тогда спросила. Но она в ответ только развела руками – она ничего не понимала. С одной стороны, она обрадовалась, что наконец-то стала свободной, с другой – она осознала, что потеряла большой кусок своей жизни и, главное, сына! Ее просто выбросили на улицу, как мусор. Как использованную вещь. Думаю, ей сделали укол, чтобы она на время потеряла память, иначе она бы знала, как добралась до Саратова, поездом ли, машиной или самолетом. Но я тогда была склонна предполагать, что все-таки машиной, где она крепко спала после укола.