Текст книги "Уголовно-правовое воздействие: понятие, объект, механизм, классификация"

Под уголовно-правовым отношением следует понимать регулятивно-охранительное правовое отношение, возникающее в момент совершения общественно опасного деяния в связи с установлением необходимости реализации уголовно-правового воздействия, освобождением или исключением такового, и оканчивающееся полной реализацией взаимных прав и обязанностей сторон.

Сущностные определения уголовно-правового воздействия и уголовной ответственности позволяют заключить, что границы реализации данных явлений в рамках уголовного правоотношения не являются тождественными. Рассматривая уголовную ответственность в качестве сложного последствия преступления, сущность которого состоит в обязанности лица подвергнуться государственному принуждению, можно отметить, что временные рамки уголовной ответственности полностью совпадают с продолжительностью реализации уголовного правоотношения.

Моментом возникновения уголовно-правового воздействия как правоограничивающей государственной деятельности справедливо считать постановление судебного решения. Окончание данного явления определяется совокупной продолжительностью правовых ограничений (лишений), накладываемых на лицо, совершившее общественно опасное деяние, аналогично времени прекращения уголовного правоотношения и соответствует полной реализации взаимных прав и обязанностей сторон.

Комплексный анализ вопросов о временных границах реализации уголовно-правового воздействия позволяет устранить коллизионность и выявить пробелы в законодательном регулировании исполнения сопутствующей или дополнительной меры по окончании основной.

Глава II
ОБЪЕКТ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ: ПОНЯТИЕ, ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ

§ 1. ТЕОРИИ ОБЪЕКТА УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

Развитие юридической науки, совершенствование уголовного и уголовно-исполнительного законодательств стимулируют применение новых подходов к анализу мер уголовно-правового характера, раскрывающих иные стороны названных социально-правовых явлений. Основываясь на том, что уголовно-правовое воздействие представляет собой целенаправленную активную деятельность государства, заключающуюся в принуждающем влиянии, применяемом к лицу, совершившему общественно опасное деяние, следует предположить, что определенный познавательный потенциал заложен в характеристике структуры такой деятельности. В данном случае – изучении объекта, т. е. направленности и механизма ее реализации.

На первый взгляд может показаться неприемлемым использование категории «объект» к институтам ответственности и наказания. На протяжении длительного времени в уголовном праве этот термин ассоциируется с преступлением и рассматривается как один из элементов его состава. Этим объясняется наличие критических замечаний о нецелесообразности подобного нововведения, якобы дублирующего положения теории и не обладающего самостоятельной практической значимостью¹⁸⁰.

Такие высказывания представляются необоснованными, поскольку указанный термин в данном случае наполняется новым содержанием, отличным от представлений об объекте преступления, традиционно понимаемом как совокупность охраняемых уголовным законом общественных отношений, которым противоправное деяние причиняет вред либо создает угрозу причинения такого вреда¹⁸¹.

Кроме того, «объект» не является не только узко уголовно-правовой, но даже и специально-юридической категорией. Юридическая наука выступает одной из многих отраслей знаний, заимствующих концепции, разработанные в рамках философии, а именно общей теории познания. Следовательно, безосновательно говорить о том, что данный термин может применяться лишь относительно элементного состава преступления.

Отсутствие в отечественной уголовно-правовой доктрине комплексного исследования объекта уголовно-правового воздействия и отдельных его составляющих свидетельствует скорее о ее пробельности, чем о бесполезных попытках продублировать уже имеющиеся концепции.

Овладение философскими категориями, фиксирующими главные закономерности бытия и мышления, – важнейшее условие дальнейшего развития юриспруденции, ее методологической вооруженности и эффективности¹⁸². Более того, как справедливо отмечает И. С. Сыч, «использование устоявшихся понятий имеет для науки первостепенное значение, так как этим обеспечивается единство терминологии, являющейся специфическим языком теоретического мышления»¹⁸³.

Объект выступает одной из фундаментальных философских категорий. В гносеологии под ним понимают то, на что направлена познавательная субъектная активность. Он не отождествляет в себе всю объективную реальность, а определяется как часть последней, которая вступила во взаимодействие с субъектом. Следовательно, объект и субъект являются парными категориями: выделение одной необходимо предполагает вторую, раздельное их существование исключается. Так, любая субъектная деятельность целесообразна и имеет объект приложения своих сил. В свою очередь наличие объекта возможно только при помощи форм практической и познавательной активности, выработанных обществом и отражающих свойства бытия¹⁸⁴.

Выделяют объекты сенсибельные, доступные чувственному познанию, и интеллигибельные, умопостигаемые в условиях невозможности восприятия с помощью чувств¹⁸⁵. Речь идет о различии материального и идеального. Признание идеальных явлений объектами гносеологической и праксеологической деятельности вызывает в философской науке массу вопросов относительно источника их создания, автономности, природы (отношение, идеальное качество, умственное или эмоциональное состояния), способа существования и проч. Они не поддаются опытному исследованию по причине невозможности или бессилия такого опыта. В условиях отсутствия чувственного опыта знание об объекте может иметь только априорный характер. При бессилии такого опыта – как априорный, так и апостериорный, поскольку определенный опыт имеется, однако его результаты противоречивы и не являются достаточными для серьезных выводов¹⁸⁶.

Представляется, что специфика социальной деятельности заключается в значительно более частой, в сравнении с иными ее видами, объективации нематериальных социокультурных явлений. Таким идеальным объектом выступает и право. Однако необоснованно сводить его к эмпирическим официально-властным установлениям нормативного характера¹⁸⁷. Подразумевается не материальная форма воплощения содержания норм – законодательный акт, а нормирующая идеальная ценность, определяющая должное и возможное в обществе.

Достаточно близко к смысловому контексту «объекта» стоит термин «предмет». От лат. objicio – «бросаю вперед», «противопоставляю», а позднелат. objektum означает «предмет», отсюда понятие предмета часто употребляется в менее строгом смысле, отождествляемом с объектом или вещью. В гносеологическом плане их противопоставление также является относительным. «Предмет» рассматривается как аспект, сторона объекта, находящаяся в области интересов конкретного исследования; то, что выделено из объекта в процессе его преобразования при выполнении внутреннего и внешнего действия¹⁸⁸. Иными словами, предмет представляет собой составную часть объекта, непосредственно вступившую во взаимодействие с субъектом и изменяющуюся под влиянием его активной целенаправленной деятельности.

В русском языке термины «объект» и «предмет» толкуются соответственно их философскому значению либо предмет сводится к материальной вещи вне гносеологической связи¹⁸⁹.

Взаимодействие объекта (предмета) и субъекта в философии принято рассматривать через субъект-объектные отношения. Их содержание, исходя из широкого спектра форм и видов деятельности, может быть весьма разнообразным, в то же время каждой из сторон неизменно присуще свойство относительной самостоятельности.

Применительно к субъекту таковым выступает активная или пассивная деятельность, определяющая объект или определяемая объектом¹⁹⁰. Следует подчеркнуть, что действием принято считать не только специально предпринимаемые для достижения цели усилия, но и простое «невмешательство или терпеливое приятие»¹⁹¹.

В качестве свойств объекта, напротив, часто указывается отсутствие сущностной константы и производность от спроецированных на него онтологических, гносеологических или праксеологических характеристик субъекта¹⁹². Однако подчиненное положение объекта представляется некоторым преувеличением. Он также оказывает специфическое влияние, хотя и несоизмеримое по интенсивности.

По обоснованному замечанию В. М. Петрова, объект, во-первых, отражает активность субъекта, будучи оживотворен деятельностью; во-вторых, распредмечиваясь, воздействует посредством собственной структуры, формируя способ деятельной активности¹⁹³. Иными словами, по особенным чертам и содержанию деятельности можно определить ее объект, в то время как характер последнего позволяет смоделировать средства адекватного целенаправленного воздействия.

Отсюда неоспоримыми чертами любой деятельности выступают ее изменчивый характер, а также отсутствие постоянно заданных объектов и субъектов¹⁹⁴. Любая деятельность динамична и социально обусловлена. Закономерности развития общества, материальные и культурные составляющие выступают главными факторами практической и познавательной активности. «Единство субъективного и объективного в деятельности – диалектическое, исторически развивающееся противоречивое единство, которое обязательно предполагает изменение самой деятельности, ее субъекта и объекта»¹⁹⁵.

По утверждению Р. Ю. Соколова, результатом любой деятельности выступает преобразование – такое изменение объекта, которое вместе с внешним обликом затрагивает и изменяет внутренний образ (сущность) явления¹⁹⁶. Признав справедливость этого, необходимо было бы отметить, что научное (культурное, социальное и проч.) развитие носит преимущественно революционный, скачкообразный характер. Исторический опыт свидетельствует об обратном. Доминирующее положение занимает эволюционный, поступательный процесс. Отсюда не многое по данному критерию можно было бы отнести к деятельности как таковой.

Само слово «преобразование» толкуется в русском языке как крупное изменение, перемена. Глагол «преобразовать» имеет два значения: либо изменение к лучшему; либо превращение из одного вида в другой, из одной формы в другую¹⁹⁷. Вид и форма свидетельствуют об изменении внешнего воплощения – содержания объекта, но не его сущности. Таким образом, наиболее обоснованно под деятельным преобразованием бытия понимать процесс поступательного изменения.

Иная ситуация складывается в случае «превращения», при котором исходный и конечный объекты оказываются недостаточно тождественными, чтобы их рассматривать как одно и то же, либо они настолько нетождественны, что представляют различные вещи¹⁹⁸.

Корреляцию понятий «преобразование» и «превращение» раскрывает диалектический закон перехода количественных изменений в качественные. Основываясь на нем, следует заключить, что превращение объектов может иметь место в двух случаях: во-первых, при изначальных сущностных изменениях его качественных свойств; во-вторых, при изменении содержания объекта в количестве, необходимом и достаточном для опосредованного приобретения нового качества. Таким образом, изменчивость деятельности, ее субъекта и объекта следует понимать как их переход в нетождественное (превращение), либо преимущественно в тождественное (преобразование) состояния.

В философской науке по вопросу субъект-объектной схемы сложилась проблемная ситуация. Начиная с ХХв. данная теория подвергается активной критике. С точки зрения постмодернистов, она исчерпала свой познавательный потенциал и не отвечает потребностям практики. По Р. Рорти, гносеологическое отношение имеет вид социального диспута: «субъект-субъект»¹⁹⁹. Аналогичной точки зрения придерживается В. Е. Лепский²⁰⁰. Ж. Делез рассматривает процесс познания как взаимодействие предмета (объекта) и целого²⁰¹. Сказанное представляется весьма спорным. Данные исследования имеют узкоспециализированный и контрастный друг другу характер. Они ограничены отражением познавательной деятельности, сводимой либо к коммуникативному, либо к предметному взаимодействию соответственно.

Однако сторонники традиционного подхода также не единогласны во мнениях. В одних случаях отмечается универсальный характер классической схемы при перспективности изучения единства и взаимосвязи категорий «объект» и «субъект»; в других указывается на необходимость ее существенного дополнения. Основу дискуссии, как правило, составляет неоднозначное понимание роли человека в познавательной (практической) деятельности.

По мнению первой группы авторов, объектом может стать все, что существует, включая собственное тело субъекта, его сознание, «Я» в целом, а также другие люди. При этом отстаивается универсальность субъект-объектной схемы. Личность предлагается считать объектом исторического процесса, общественных отношений, общения, экономической, политической, правовой и моральной деятельности²⁰².

Логично предположить, что основной целью любого рода активности, построенной на таких воззрениях, выступает деятельность (познание) ради деятельности, поскольку сам процесс эмоционально нейтрален, свободен от аксиологических установок и ограничений. Уместно привести высказывание одного из его сторонников – В. В. Соколова, полагающего, что наука о бытие имеет множество этико-социальных компонентов, где задача профессионального философа – прояснить, «очистить» ее предмет на путях гносеологического анализа²⁰³. Положительная значимость таковых исследований весьма сомнительна, в то время как социальная опасность предсказуема.

Последние тенденции неклассической теории познания, как и большинства других областей современной науки, напротив, связаны с социализацией и аксиологизацией гносеологии²⁰⁴. Отсюда более обоснованными представляются взгляды второй группы философов. По их справедливому утверждению, системно и аксиологически недопустимо рассматривать человека (личность) в качестве объекта какой-либо деятельности.

Ранее личностью называли не каждого, а лишь социально либо иным образом выделенного индивида, способного к творческой деятельности и приобщенного к высшим культурным ценностям. В настоящее время происходит отождествление объема терминов «личность» и «человек», а прежние взгляды признаются недемократичными²⁰⁵. В истории философии накоплен колоссальный материал о ценностном значении и системной организации данных понятий.

М. Б. Хомяков отмечает, что личность не является вещью среди других вещей, она вообще не принадлежит к части объективного мира, а, напротив, стягивает в себя весь мир, наполняя его своей деятельностью. Личность не может выступать объектом действия или познания, поскольку ей нельзя обладать, она неопределима и «принципиально необъективируема». Это единственная ценность, обладающая реальным существованием, – заключает философ²⁰⁶.

Наиболее образно аналогичная точка зрения высказывалась представителями русской религиозной философии. К примеру, по Н. А. Бердяеву, человек – «образ и подобие абсолютного бытия», «малая вселенная», «микрокосм», поскольку он есть сосредоточение всего состава, качеств и сил вселенной. Автор полагал, что человек не может выступать объектом научного познания и природным объектом, поскольку он представляет субъект высшего самосознания – сверхприродный субъект²⁰⁷.

Изложенными обстоятельствами ряд философов обосновывают необходимость дополнения субъект-объектной схемы субъект-субъектной формой взаимодействия²⁰⁸. А. А. Тихонов идет еще дальше и наряду с ними предлагает рассматривать внутрисубъектное (рефлексивное) отношение. Он подчеркивает, что в онтологическом плане все три схемы обладают качественной разнородностью, однако в гносеологическом аспекте они достаточно однородны, поскольку направлены на получение знаний и неизбежно превращают в предмет познания любую – объективную или субъективную – реальность²⁰⁹.

Следует отметить, что альтернативы классической теории, раскрывающей не только гносеологические, но и иные формы взаимодействия сознания и внесубъектного бытия, на настоящий момент не создано. Представляется, что каждая из дополнительно предлагаемых форм при конкретизации содержания и направления деятельности может быть сведена к субъект-объектному типу, поскольку во всех случаях сознательной и (или) деятельной активности имеют место субъект и объект ее приложения.

«В мире сущего люди отдают себе отчет в своем отличии от других предметов и существ и вступают с ними в активное взаимодействие, исходя «из себя» как естественного спонтанного центра»²¹⁰. При этом объектом (изучения, внимания и проч.) может стать что угодно, вплоть до части нашего собственного «Я». Однако в этом случае появляется внутреннее расщепление «Я – наблюдающего» от наблюдаемой части этого Я, принимающей характер объекта²¹¹.

Личность (человек) как биосоциальный феномен в целом, носитель исключительной способности к сознательной деятельности, не может рассматриваться в качестве объекта какого-либо воздействия. «Как только мы станем относиться к ней как к средству, мы утратим ее: превратившись в объект использования, личность исчезает – и вместо этого возникает социальная роль, профессиональная квалификация, половая, национальная, партийная и прочая принадлежность»²¹².

Абстрагируясь от ценностного подхода в интерпретации субъект-объектных отношений, отметим следующее. Личность (человек) – «интегральное, бесконечно богатое конкретным содержанием понятие»²¹³. Определение в качестве объекта личности в целом методологически необоснованно в силу смысловой неопределенности данного термина. Прав Т. Д. Суходуб, говоря, что «философия при всей своей апелляции к абстракциям весьма конкретная дисциплина, ибо она, как никакая другая сфера знания, дает полную панораму мира. И язык философии, как это ни парадоксально, тем более универсален, чем более индивидуален»²¹⁴.

Исходя из сказанного, к основным характеристикам объекта вообще и уголовно-правового воздействия в частности можно отнести следующее:

1. Он представляет собой часть бытия (материального, идеального), на которую направлена познавательная и (или) практическая активность субъекта.

2. Личность (человек) как биосоциальный системно-организованный феномен, носитель исключительной способности к сознательной деятельности, не может рассматриваться в качестве объекта какого-либо воздействия.

3. Объект определяет содержание деятельности посредством выбора средств адекватного своей сущности и структуре влияния.

4. Конкретно заданный объект не является постоянным в силу общественно-исторических и деятельно-субъективных причин.

5. Гносеологически понятия «объект» и «предмет» соотносятся как целое и часть соответственно, где предмет есть сторона объекта, непосредственно подвергаемая преобразованию.

В современной юридической доктрине и смежных с ней науках (философии права, социологии) вопрос об объекте вызывает неподдельный интерес. В их рамках разрабатываются теории объекта права, правоотношения, ответственности, наказания. Следует отметить, что ни один из этих терминов не имеет на настоящий момент общепризнанного толкования. В силу определенного содержательного родства обозначаемых ими явлений, представляется целесообразным использовать данные концепции при изучении объекта уголовно-правового воздействия.

Например, в литературе объектом уголовного правоотношения называются общественные отношения, охраняемые законом и нарушаемые (поставленные под угрозу нарушения) совершением деяния²¹⁵; общественно опасное деяние²¹⁶, уголовная ответственность²¹⁷; наказание, а равно воспитание и перевоспитание лиц, совершивших преступление²¹⁸; фактическое поведение его участников само по себе либо направленное на удовлетворение жизненных благ²¹⁹; само благо, находящееся в распоряжении управомоченной стороны и охраняемое государством²²⁰.

Исходя из философского обоснования, а также предлагаемой концепции сущности и содержания уголовно-правового воздействия, следует заключить, что его объектом не могут выступать ни уголовная ответственность, ни наказание. Подобные утверждения противоречат первому методологическому критерию философской категории «объект» как ее противостоянию «субъекту» и познавательно-практической активности.

Любая деятельность (а социально обусловленная тем более) не может быть направлена на саму себя, имея объектом приложения своих сил именно эти силы. Названные правовые явления (уголовное правоотношение, уголовно-правовое воздействие, ответственность и наказание), как отмечалось ранее, содержательно близки. Они соотносятся либо как часть и целое (наказание и уголовно-правовое воздействие), либо как части одного целого (уголовно-правовое воздействие и ответственность в содержании правоотношения).

Не выдерживает критики и понимание под объектом нарушенного общественно опасным деянием отношения. Во-первых, для признания восстановления отношений интегративным свойством системы уголовно-правового воздействия необходимо наличие данной способности у каждого из составляющих ее элементов. Однако из мер уголовно-правового характера реституционными возможностями обладает лишь конфискация. Согласно ст. 104³ УК РФ при решении вопроса об изъятии имущества в первую очередь возмещается ущерб, причиненный законному владельцу²²¹. Во-вторых, не все общественные отношения, к примеру поставленные под охрану ст. 105–110 УК РФ, поддаются восстановлению.

Следовательно, теория объекта уголовно-правового воздействия как нарушенных общественно опасным деянием отношений не представляется обоснованной, поскольку не отвечает третьему философскому критерию объекта, по которому объект и содержание деятельности качественно обусловлены.

Несостоятельными также представляются теории объекта уголовно-правового отношения (ответственности, воздействия) – общественно опасного деяния. Последнее является фактическим основанием, порождающим возникновение и реализацию названных правовых явлений. Несмотря на то что содержание предметно-практической и познавательной уголовно-правовой деятельности во многом обуславливается деянием, причинившим уголовно значимый вред, признавать последнее их объектом необоснованно. Побуждающая причина (в связи с чем) не выступает направленностью действий (на что). Кроме того, общественно опасное деяние предшествует существованию уголовно-правовых отношений, воздействия и ответственности и уже в силу этого не может подвергаться каким-либо преобразованиям с их стороны. Пресечение правонарушения не является задачей уголовно-правовых средств.

Наиболее часто направленность реализации мер уголовно-правового характера связывается с личностью, ее волей, телом, поведением. Так, ряд авторов полагают, что объектом воздействия выступает достаточно широкий круг людей. Негативное влияние наказания, связанное с фактом осуждения, помимо виновного, опосредованно испытывают его ближайшее окружение (семья, иные родственники) и весь социум²²².

Существенным замечанием в такой формулировке выступает признание опосредованности влияния. Находясь в обществе, невозможно быть от него свободным. Большинство социальных процессов взаимосвязаны и взаимозависимы, выступая причиной и следствием друг друга. В то же время все меры принуждения носят строго личный характер, законодатель стремится максимально снизить социальный резонанс уголовно-правового воздействия. Суду предписывается избирать конкретную меру с учетом ее влияния на условия жизни семьи осужденного (ч. 3 ст. 60, ч. 3 ст. 46 УК РФ), наличия у виновного малолетних детей (п. «г» ч. 1 ст. 61, 73, 82 УК РФ), согласия родителей или иных законных представителей несовершеннолетнего (ч. 2 ст. 88 УК РФ) и проч.

По А. Э. Жалинскому, личный характер наказания лишь подтверждает теорию объекта воздействия как личности в правовом, социальном и биологическом смыслах²²³. Ранее отмечалось, что личность есть системно организованное, богатое внутренним содержанием единство. Ее изучение входит в задачу множества отраслей знаний, каждая из которых выделяет свою область интересов и формулирует специфическое определение данного термина. А. Э. Жалинский же в одной фразе охватил весь комплекс наук о человеке и придал бесчисленному множеству свойств и составляющих структуры личности статус объекта наказания (уголовно-правового воздействия).

Рассматривая обозначенные им аспекты, можно заключить, что в понимании автора воздействию подвергается личность:

– как часть животного мира и вершина его эволюционного развития (homo sapiens), с присущими человеку анатомическими, генетическими, физиологическими и иными особенностями, составляющими биологический аспект²²⁴;

– в социальном смысле как отдельно взятый человек, достигший определенного уровня психологического развития и обладающий устойчивыми психическими свойствами согласно психологии²²⁵; являющийся продуктом индивидуального опыта и социального взаимодействия и одновременно отдельной составляющей общественной организации, характеризующейся совокупностью уникальных индивидуальных черт, общественных связей и ролевых функций с точки зрения социологии²²⁶; как субъект социальных отношений и сознательной деятельности, свободно и ответственно определяющий свою позицию среди других посредством проявления мотивов поведения и практических действий, интересов, склонностей, мировоззрения и прочих черт, значимых для педагогики²²⁷;

– в правовом – гражданин, наделенный правами и обязанностями, охраняемыми и гарантированными государством, и реализующий их в тех или иных урегулированных правом отношениях.

Соответственно этому широкому объекту А. Э. Жалинский подразделяет воздействие на физическое, информационное, имущественное, статусное и иные виды²²⁸. Зададимся вопросом: действительно ли уголовное наказание и прочие меры уголовно-правового характера обладают всеми перечисленными способами влияния?

Начнем с физического воздействия. Видимо, данное утверждение автора имеет отношение более всего к лишению свободы в силу высокой степени его карательного проявления. Однако международные нормы (например, ст. 5 Всеобщей декларации прав человека, ст. 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод) и внутреннее законодательство (ч. 4 ст. 8 Декларации прав и свобод человека и гражданина РФ, ч. 2 ст. 21 Конституции РФ) исключают правомерность применения к осужденному физического воздействия (насилия, пыток, телесных наказаний и проч.).

Телесная целостность и неприкосновенность личности подлежат охране, в том числе и на территории исправительных учреждений (ч. 3 ст. 3, ст. 13 УИК РФ). Применение же физической силы, специальных средств и оружия в отношении осужденных является по своей сути вынужденной мерой и допускается лишь на основании закона в случаях крайней необходимости для обеспечения общественной и личной безопасности (ст. 86 УИК РФ). В возможности их применения и заключается принудительность наказания. Таким образом, понимание личности в биологическом смысле исключается из области объекта уголовно-правового воздействия.

Кроме всего прочего, А. Э. Жалинский, выделяя различные направления принудительного влияния соответственно содержанию наказания, допускает смешение оснований проводимой классификации. Указание автора на физическое принуждение обязывает упомянуть воздействие психическое, однако в данном случае этого не происходит.

Иные классификационные виды влияния (а именно информационное, имущественное, статусное) имеют под собой правовое основание и охватываются понятием статусного воздействия. Как имущественные, так и информационные ограничения представляют в первую очередь ограничение прав, гарантированных и взятых под охрану государства во всех остальных случаях. Наказанию и иным мерам уголовно-правового характера присуще комплексное разностороннее правовое воздействие, включающее юридические лишения и ограничения²²⁹.

В результате проведенного содержательного исследования понятия «личность» можно подтвердить сделанный ранее вывод о методологической нецелесообразности теорий объекта уголовно-правового воздействия – личности (человека). Применительно к такому объекту справедливо говорить лишь о правовом аспекте личности.

Необоснованным представляется также отождествлять объект уголовно-правового воздействия с поведением лица²³⁰ и его волей²³¹. Во-первых, в указанной точке зрения теряется сущность государственно-принудительного реагирования на уже совершенное общественно опасное деяние. Во-вторых, по обоснованному замечанию П. А. Сорокина, «на поведение человека влияют представления тех выгод или невыгод (каковы бы они конкретно ни были), которые он связывает с теми или иными поступками в качестве последствий этих поступков»²³².

Поведение лица, несомненно, определяется и зависит от возможного либо фактического применения меры уголовно-правового характера. Однако психологическое содержание в собственном смысле присуще лишь условному осуждению, принудительным мерам воспитательного воздействия и принудительным мерам медицинского характера (в наибольшей степени).

Так, Ф. Р. Сундуров обоснованно отмечает, что при условном осуждении угроза отмены данной меры и реального применения уже назначенного наказания выступает средством психологического воздействия. «Угроза как разновидность информационного воздействия на психику условно осужденного, – пишет автор, – призвана выполнять роль побудительного мотива соблюдения им соответствующих условий и, главное, воздержания от совершения нового преступления»²³³.

Преобладающим при этом остается правовая природа названных мер, их правоограничительность. Следовательно, уголовно-правовое воздействие в целом не располагает средствами адекватного непосредственного влияния на волю и поведение лица.

М. Ю. Мартынов справедливо полагает, что объект отношений власти исторически изменчив. Однако с остальными его утверждениями сложно согласиться. Первоначально объектом, на его взгляд, выступало тело, при этом не просто природное, а социальное, способное посредством физического наказания ощутить власть монарха, закона и проч. Экономия власти привела к трансформации объекта от тела лица к его душе²³⁴.

Массу вопросов вызывает столь кардинальное изменение, несмотря на действительный процесс движения материи как в самой деятельности, так и в ее объекте. Более того, представляется недопустимым в характеристике правовых явлений (включая философию права) использовать категории религиозного порядка, поскольку содержание их сложно определимо, а наличие обозначаемых явлений неверифицируемо (невозможно проверить с помощью органов чувств). На практике такого рода исследования неприменимы.