Текст книги "Огонь желания"

ГЛАВА 4

Подгоняемые ветром, они молча шли по улице.

Когда осталась позади последняя полуразвалившаяся хижина, Каролина остановилась и посмотрела на деревню, где она провела столь нелегкие месяцы своей жизни. Даже на таком небольшом расстоянии домишки казались маленькими и жалкими. Каменная церквушка, возвышавшаяся на холме, тоже казалась крошечной, а кладбище… Кто теперь придет на могилку Джереда? Кто будет его помнить, если даже самой Каролине порой казалось, что она напрочь забыла его лицо. И мысль о том, как легко она стерла покойного мужа из своей памяти, пугала ее.

Аскуэру она тоже скоро забудет. При этой мысли женщине стало не по себе, чувство невосполнимой утраты охватило ее сердце. Когда-нибудь лица ее здешних друзей сотрутся из ее памяти, но их дружба и доброта никогда не забудутся. Здесь она была сама собой, так как никого из местных жителей не волновало, что она – дочь сквайра, а ее муж – сын пэра. Каролина оставалась для них лишь англичанкой, чужеземкой, но к концу ее пребывания в деревне даже те люди, которые не считались ее друзьями, относились к ней с уважением.

Эмили насупилась и, серьезно взглянув на мать, спросила:

– Мы еще вернемся сюда когда-нибудь?

Каролина знала, что легко дать обещание, которое потом никогда не исполнится, однако она не хотела приучать свою дочь к неправде.

– Я не знаю, – ответила женщина, крепко сжав руку девочки. Эмили должна привыкать к жизни в неизвестности.

Адам тем временем ушел далеко вперед, но скоро мать с дочерью догнали его. Лицо мужчины было сурово, но глаза светились дружелюбием.

Каролина почувствовала, что слезы жалят ей веки, набегая на ресницы, и пошла впереди Адама, чтобы тот не видел ее лица.

Наверное, она больше никогда не увидит Аделу, никогда не пойдет к колодцу за водой и не услышит разговоры женщин Аскуэры. Никогда не толкнет дверь деревенской пекарни и не вынесет оттуда поднос с хлебом, испеченным собственноручно. Никогда не войдет больше в здешнюю церковь, чтобы найти успокоение в незнакомом ритуале.

Но, с другой стороны, приехав в Лиссабон, ей снова будет доступна роскошь ванной. Эта мысль пришла неожиданно, и Каролина ощутила разницу двух миров. Она посмотрела на дочь, но на лице той не было ни малейших признаков сожаления. Эмили жила настоящим, и ее матери очень захотелось последовать ее примеру. В будущем найдется время, чтобы погоревать обо всем, что осталось в Аскуэре.

Тропинка становилась все круче, идя на спуск между остроконечных скал. Пейзаж был суров и однообразен. Ни одно дерево не попалось на пути, только кое-где торчала пожухлая трава.

Каролина поежилась, вспомнив, как три месяца назад уже проделала подобное путешествие, сопровождаемая одним испанским крестьянином, согласившимся быть ее проводником. Но тогда она была несведуща и представления не имела об опасностях, подстерегавших в пути. Теперь же ей было известно предостаточно, чтобы испытывать страх.

Где-то впереди послышалось лошадиное ржание и мужской успокаивающий голос. Через некоторое время путники подошли к каменистому плато и Каролина увидела Хокинса, надевавшего седло на буланую лошадь. Женщина облегченно вздохнула, увидев трех лошадей и дамское седло на буланой. Это хорошо, что ей не придется ехать вместе с Адамом, иначе бы она чувствовала себя крайне неловко. Тем более, что свое отношение к этому человеку она так и не определила еще.

– Я уже начал беспокоиться, что вы так задержались, – сказал Хокинс, обращаясь к Дьюарду, затем повернулся к мулу, нагруженному провизией.

– Миссис Раули прощалась с друзьями. – Адам подошел к большому вороному жеребцу и похлопал его по морде. – Ты хорошо покормил их?

Хокинс утвердительно кивнул.

Все три лошади были породистые, но очень уж отощавшие. Впрочем, как и всякие другие животные, выжившие в этой нищей стране.

– Мы надеялись приобрести другую лошадь для вашего мужа, если бы он смог ехать, мэм. Но для вас ничего лучшего раздобыть, кроме этой маленькой буланой кобылы, мы не сумели, – сказал Хокинс Каролине.

– На мой взгляд, ничего лучшего просто и быть не может, мистер Хокинс.

– Просто Хокинс, мэм, если не возражаете. Это мое имя. А по фамилии я Пламб, но я ее почти не вспоминаю.

– А этот мул для меня? – спросила Эмили, разглядывая огромное тучное животное, недовольно мотавшее головой.

Хокинс взял сумку Каролины и привязал ее к седлу мула.

– Я полагаю, нет, – ответил он.

– Я могу ездить, – настаивала девочка. – Я умею ездить на осле.

– Я в этом не сомневаюсь. – Хокинс улыбнулся. – Но, боюсь, что мул будет возражать против этого. Во-первых, он и так слишком нагружен, а во-вторых, у этого друга очень плохой характер. Будет лучше, если ты поедешь с кем-нибудь из нас.

– С мамой? – спросила она, глядя на Адама, помогавшего Каролине оседлать буланую лошадь.

– Конечно же, со мной, – ответила женщина, нагнувшись к дочери. Ведь они с Эмили уже ехали вместе верхом на одной лошади, когда добирались в эти места из Португалии, и лишь в некоторых наиболее опасных участках дороги девочка передавалась проводнику.

– При всем уважении к вам, мэм, – произнес Хокинс, отрицательно качая головой. – Ваша лошадь маленькая для двоих. Девочку может поехать со мной. Или мистером Дьюардом, если он готов к этому.

– Я готов, если ты поднимешь ее ко мне. – Адам уже сидел на вороном.

Эмили взглянула на одного мужчину, потом на другого.

– Я поеду с вами, – сделала она свой выбор и взяла Хокинса за руку.

– В таком случае я поведу мула, – сказал Адам, усмехнувшись.

Каролина не стала возражать, подумав про себя, что Хокинс добрый человек, и ему вполне можно доверить ребенка. Он был значительно моложе Адама, сильный и нежный. Правда, еще раньше женщина заметила, что он слегка хромает, но не придала этому никакого значения.

Дьюард тронул за поводья мула, а Хокинс посадил Эмили на свою лошадь, и сам сел позади девочки.

Каролина подобрала поводья и устремила лошадь вперед, сердясь на себя, на свою слабость – от прикосновения рук Адама, когда он помогал женщине взобраться на лошадь, ее сначала словно жаром окатило, а потом бросило в дрожь.

Их путь пролегал по узкой каменистой тропе, извивавшейся вниз по холму. Справа высились скалы, а слева простиралась пропасть, в которую мог увлечь любой неверный шаг.

Адам ехал впереди, а Хокинс позади всех. Буланая кобыла, несмотря на все опасности дороги, шагала уверенно, и Каролина даже ослабила поводья, позволяя лошади ориентироваться самой.

Позади нее Эмили болтала с Хокинсом на жуткой смеси английского и испанского языков, но порывы пронзительного холодного ветра мешали расслышать их разговор. Женщина плотнее запахнула на себе пальто, спасаясь от холода, к которому так и не смогла привыкнуть, хотя в зимней Аскуэре он являлся обыденностью.

Зато воздух казался упоительным и свежим, совсем не таким, как в Англии. Путешествие обещало быть опасным, но Каролине хотелось вновь извлечь из него хоть какое-то удовольствие.

Вскоре дорога выровнялась. Вечерело.

Адам остановил лошадь и обернулся к своим спутникам.

– Французы стоят в Кастрохерисе, – сказал он. – Поэтому нам придется повернуть на север и там пересечь Одер.

На север? Но ведь их путь лежит на юго-запад! Каролина почувствовала раздражение при мысли о вынужденном увеличении пути, но жаловаться не имело никакого смысла. Она понимала, что Адам прав. Так же как и ему, у нее не было ни малейшего желания вновь повстречаться с французами.

Неохотно повернув коня, Каролина последовала за мулом в каменистую расщелину. Едва заметная тропинка поднималась в гору и была такой же извилистой, как и предыдущая.

Когда все подъехали к ручью, Адам велел спешиться и напоить своих лошадей. Радуясь остановке, женщина тотчас подошла к дочке.

– Мама, Хокинс рассказывал мне сказки, – сообщила Эмили с сияющими глазами.

Каролина обернулась к нему, желая поблагодарить, но тот был занят лошадьми и ничего не услышал.

– Ты не устала? – спросила она у Эмили.

– Нет, что ты, мамочка!

Девочка побежала помогать Хокинсу поить мула.

– А ты?

Вздрогнув, женщина обернулась и увидела Адама, который протягивал ей жестяную кружку с ключевой водой.

– Конечно, нет. – Взяв кружку, она стала пить медленными глотками. Холодная вода обжигала горло, но казалась более живительной и бодрящей, чем самое лучшее шампанское. – Спасибо.

Допив до конца, она вернула кружку и посмотрела ему в глаза. Они показались ей темнее, чем обычно, их взгляд был открыт и спокоен, но ничего не выдавало в них признаков былой дружбы и любви.

Каролина в смущении отвернулась. Что бы Адам ни сделал ей в прошлом, сейчас он пришел в ее жизнь, чтобы помочь. Он преодолел две сотни миль, большая честь которых пролегала по французской территории, чтобы спасти ее и Джереда, которого ненавидел. Этот человек спас ее от насильника, за что чуть не поплатился собственной жизнью. И хотя она клялась себе никогда больше не доверяться ему, но ради безопасности Эмили решила отступиться от своих клятв. Решила, что на какой-то период можно прекратить войну, заключив кратковременное перемирие.

Каролина подошла к Адаму и тронула его за локоть.

– Как твоя рана?

– В порядке.

Он отвернулся и пошел прочь.

Женщина наблюдала, как Эмили бегала по берегу ручья, играя в какую-то игру, название которой знала только сама играющая.

Вскоре Хокинс достал буханку хлеба и отрезал каждому по толстому ломтю. Путешественники съели стоя свой хлеб, затем оседлали лошадей и отправились дальше.

Каролина утратила чувство направления и расстояния. По солнцу она решила, что уже далеко за полдень, и что еще несколько часов нужно проехать без перерыва. Она подчинилась ритму лошади и погрузилась в размышления о событиях последних двух дней.

До сих пор у нее не было времени в полной мере осознать весь свой страх, когда на нее набросился Газен или когда у ее ног рухнул потерявший сознание Адам. Не было времени как следует оплакать смерть мужа, обдумать свое теперешнее положение и неизвестность будущего, разобраться в круговороте чувств, всколыхнувшихся в ней при неожиданном появлении в этих краях Адама.

Каролина поежилась, но на этот раз не от холода.

Ей не хотелось думать ни о чем: ни о прошлом, ни о будущем. Хотелось жить только настоящим, только происходящим в данную минуту. Хотелось поскорее пережить все тяготы путешествия и поскорее забыть о нем, как пережила и забыла она путь, проделанный сюда из Лиссабона.

Когда над землей начали сгущаться сумерки, женщина с облегчением вздохнула, подумав, что скоро они остановятся на ночлег. Последний спуск привел всадников к широкой равнине, раскинувшейся на берегу реки Одер. Растущие здесь деревья обеспечивали для костра хорошее укрытие и хворост.

Адам остановил коня.

– Здесь расположимся на ночлег, – сообщил он. – Деревья защитят нас от ветра.

Во время путешествия из Лиссабона Каролине ни разу не пришлось спать на открытом воздухе. В Португалии, находившейся под контролем британцев, не составляло труда остановиться на ночь в гостинице или частном доме. Но здесь, в Испании, где уже не господствовала Британская Армия, сделать это было труднее. Тогда еще была зима, и французы, контролировавшие большую часть территории страны, почти не вели военных действия. Поэтому Каролина и ее проводник легко избегали встреч с французами. Проводник хорошо знал местность и людей, всегда умел найти деревню, где имелись или гостеприимные жители, или пустующий сарай, или пустующая конюшня.

Сейчас, после целого дня верховой езды по гористой местности, даже постель на голой земле казалась благословением.

Каролина слезала с лошади, держась за ее шею, чтобы не упасть. Ноги ее подгибались, спина разламывалась, руки не слушались.

– Мама? – Эмили вопросительно заглядывала ей в глаза.

– Все в порядке, доченька. Я просто не привыкла целый день находиться в седле.

Девочка внимательно посмотрела на мать, затем решила, что ничего серьезного не произошло.

– Я тоже не привыкла, – призналась она. – Но я люблю кататься.

Эмили подбежала к Хокинсу. Адам же куда-то исчез, а через четверть часа вернулся с охапкой хвороста.

Каролина тем временем уже пришла в себя, расседлала лошадь и помогала Хокинсу и Эмили разгружать мула.

Через полчаса женщине уже казалось, что дом под открытым небом ничем не хуже хижины с земляным полом. Вокруг костра были разложены охапки лапника и одеяла, которые весь день вез на себе мул.

После наведения уюта на их стоянке, Хокинс принялся за приготовление ужина, и вскоре из котелка, подвешенного над огнем, разнесся аромат лука и соленого мяса. От одного только запаха у Каролины закружилась голова, тем более, что вот уже несколько недель она не пробовала ничего мясного.

Эмили была в восторге от прелестей походной жизни. Она бегала вокруг костра и бормотала себе под нос:

– Скоро будет ужин, скоро будет ужин!

Это было так забавно, что взрослые не могли на нее смотреть без смеха – все тоже просто умирали от голода.

Вечером стало холодать, и путешественники уселись к костру поближе. Они уминали невероятно вкусный суп, заправленный овсянкой, заедая его хлебом, выпеченным еще утром в Аскуэре. Ко всему прочему, на ужин было также и вино.

– Жаль, что я не мог попросить в деревне побольше, после того, как там похозяйничали французы, – вздохнул Адам. – Сегодня был длинный день. Нам с Хокинсом просто необходимо выпить…

– Мне тоже, – сказала Каролина, потянувшись к бутылке так поспешно, словно та могла исчезнуть у нее на глазах.

Адам засмеялся и плеснул немного в ее кружку. Она сделала несколько глотков, а затем дала отхлебнуть Эмили. В Аскуэре вино давали даже детям.

– Вот это да! – подивился Хокинс. – Я не знал, что ты такая взрослая девочка.

– В июне мне уже будет четыре, – с достоинством заявила малышка.

– Четыре – это солидный возраст, Эмили Раули.

– Когда-нибудь мне будет пять.

– Когда-нибудь ты станешь такой же взрослой, как и твоя мама.

Эмили покачала головой.

– Мама всегда будет взрослее, чем я.

– Пожалуй, в этом ты права, – со всей серьезностью согласился Хокинс, заставив, однако, девочку улыбнуться.

Каролина вдруг поймала на себе взгляд Адама, сидевшего по ту сторону костра. В его черных глазах, отражавших огненные сполохи, застыло удивление, словно его осенила неожиданная мысль. У женщины перехватило дыхание. Кажется, то, чего она больше всего опасалась, произошло. Рано или поздно это должно было случиться, рано или поздно Адам задал бы себе и ей этот вопрос, которого она так боялась. Этот страх преследовал ее с того самого момента, когда этот человек появился в ее хижине. Не в силах больше выдерживать его испытующий взгляд, она поднялась и взяла за руку Эмили.

– Уже поздно, дорогая, нам пора готовиться ко сну.

Адаму прежде не доводилось слышать, чтобы Каролина с такой резкостью в голосе обращалась к дочери. Он не отрываясь смотрел, как они шли вдоль берега реки, слышал, как Эмили что-то говорила матери. Но вскоре ее звонкий голосочек умолк, и обе они исчезли за кустарником.

Он положил на землю свою тарелку, обнял руками колени и уставился на огонь, мысленно считая годы и месяцы.

Малышке Эмили до четырехлетия не доставало шести месяцев. А ведь до сих пор у Адама даже сомнения не возникало, что она – дочь Джереда. Но девочка родилась в июне, а это значит, что зачата она была в сентябре. А год ее рождения – 1808.

Он резко встал и подбросил хвороста в огонь. Глядя, как вспыхнули ветки, он словно бы зримо увидел вспыхнувший ответ на свой вопрос: Эмили его дочь, а вовсе не Джереда! Но, Господи, если это правда, то почему Каролина ему ничего не сказала?!

Хокинс, чувствуя, что Адам не в настроении, поднялся и побрел к лошадям.

Оставшись один, Дьюард взял ведро и отправился к речке за водой, но, очутившись на берегу, он забыл зачем пришел сюда и уставился на темную воду, находившуюся в бесконечном движении, подобно языкам пламени. Ничто в этом мире не остается на месте. Если попытаться взять в руки эту живительную влагу, она выскользнет из ладоней и, пролившись сквозь пальцы, исчезнет.

И все-таки у него есть дочь! Между ним и Каролиной много недоразумений и лжи, но Эмили… Эмили просто чудо! Если она действительно его дочь… Адам почувствовал неожиданный приступ радости.

Тут он вспомнил, зачем пришел к реке и почему держит в своей руке ведро.

Он уже мыл тарелки, когда мать и дочь вернулись к костру.

– Хокинс пошел взглянуть на лошадей, – ответил Адам на немой вопрос Эмили. – Вам уже пора спать. Завтра на рассвете снова отправляемся в путь.

Девочка улеглась на лапник, собранный Адамом для подстилки, и Каролина укрыла ее черно-белым полосатым одеялом. Через минуту малышка уже спала. Некоторое время Дьюард смотрел на нее, наблюдая за ее мерным дыханием.

– Каролина, – тихо окликнул он.

Она подняла на него глаза и замерла в ожидании вопроса.

– Она моя?

Женщина опустила глаза и получше прикрыла дочь одеялом.

Ничего не сказать ему об Эмили – это одно, но солгать на прямой вопрос – совсем другое. Это было ниже ее достоинства. Но… существовали причины, из-за которых она не могла, не имела права сказать ему правду. Причины, подсказанные сердцем и разумом. Каролина не могла допустить, чтобы ее дочь росла с сознанием того, что она незаконнорожденная.

Джеред догадывался, что Эмили рождена от другого мужчины, но принимал ее, как собственную дочь, дав ей свою фамилию и защиту от общественного презрения. И это обстоятельство стоит того, чтобы сохранить тайну рождения ее дочери даже от Адама.

– Она моя? – повторил он свой вопрос более настойчиво.

У Каролины болезненно сжалось сердце, но когда она отвечала, ее голос звучал спокойно.

– Она – ребенок Джереда.

Адам ничего не сказал, и женщина решилась посмотреть ему в глаза. Пламя костра освещало их – взгляд его был пристальным и напряженным.

– Я помню, что произошло между нами пять лет назад, Адам. Но тем не менее, отец Эмили – Джеред. В таких ситуациях только женщины знают правду.

Каролина заметила, как он сник, как потух его взгляд, и омрачилось его лицо. Затем он встал, поднял воротник и, отойдя от костра, закутался в одеяло. Женщина поняла, что лапник, собранный им, предназначался для ее с дочерью удобства, а мужчины привыкли спать на голой земле.

Она хотела было возразить против этого, но потом передумала. Ложь, сказанная Адаму, сдавила ей горло и мешала говорить. Накрывшись одеялом, Каролина легла поближе к дочери и, вслушиваясь в потрескивание затухающего костра, вспомнила радостную и постыдную встречу с Адамом пять лет назад. Тогда он не оправдал ее доверия. Так как же она могла теперь доверить ему Эмили? Нет, нет и нет.

С этой мыслью она заснула.

Вернулся Хокинс и устроился у костра. Вскоре его мерное дыхание дало понять, что он уснул.

Адам сел у костра и неотрывно смотрел на пламя, поджав ноги и обняв руками колени.

В это неблизкое путешествие он отправился ради спасения Каролины, и два последних дня все его мысли были о ее безопасности. Теперь, когда Аскуэра и все передряги первого дня пути остались позади, он позволил себе мысли другого рода.

Он не мог не отметить, что она изменилась, и не в лучшую сторону. Бледность и худоба Каролины поразили его, когда он впервые увидел ее в той ветхой лачуге, которую она назвала своим «домом». От его взгляда не укрылись темные круги под ее глазами, угрюмость и заторможенность, столь несвойственные ее прежнему облику. Куда делись ее живость и милая женская кокетливость, которая так пленяла и мучила Адама в его ранней юности.

Конечно, она заметно постарела. Прошло пять лет со дня их последней встречи, а до этого были четыре года разлуки после прерванной дружбы из-за ее замужества. Война и превратности судьбы сделали свое дело. А сейчас появилась Эмили, дочь Джереда и символ принадлежности Каролины к миру мужа, хоть и покойного. И что с того, что она изменила Джереду в ту незабываемую ночь пять лет назад, но если разобраться, то обманутым оказался именно он, Адам. Он был наивным безумцем, возомнившим воскресить их былые отношения. Он и сейчас остался тем самым безумцем, размечтавшимся невесть о чем.

Костер почти погас, и Адам подбросил в огонь несколько веток, возвращая пламя к жизни.

Правда была в том, что он по-прежнему любил Каролину, она была такой же желанной, как и прежде, каким бы полустершимся не виделся теперь образ той девочки, которой когда-то была. Сердце замирало при воспоминании о том, как вздрогнула ее грудь под его ладонью, когда в хижину ворвался Газен, и Адам во всеуслышание объявил Каролину своей любовницей. Этот момент ему никогда не забыть. Мысли о ней переполнили все его существо и походили на пламя разгоревшегося костра, который заставлял отступить на задний план холод ночи.

Очнувшись от грез, Адам обозвал себя дураком, натянул на голову одеяло и заставил себя уснуть.

* * *

Проснувшись, Адам поежился от холода и уловил запах кофе. Значит, Хокинс поднялся раньше него.

– Тебе следовало меня разбудить, – проворчал он, сбрасывая с себя одеяло.

– Вы спали, как убитый. – Хокинс протянул ему жестяную кружку с темным напитком. Дьюард взялся за дно, обжегшись, выругался и поставил кружку на землю. – Возьмите полотенце, – предложил Хокинс.

– Я еще не совсем проснулся.

– Скорее всего, вы еще не совсем в порядке. Как рана?

– Болит. А почему ты спрашиваешь?

– Зря вы не позволили посмотреть ее вчера вечером.

– Вчера у нас у всех едва хватило сил, чтобы поужинать.

Хокинс взглянул на небо. Оно выглядело пасмурным, но обещало проясниться.

– Погода скоро наладится. Но все равно перед отъездом нужно одеться потеплее.

– Хорошо, хорошо.

Адам допил кофе, снял плащ и, спотыкаясь, побрел к реке, где ополоснул лицо и шею холодной водой. Это немного успокоило душевную и телесную боль, оказавшуюся хуже, чем он предполагал.

Вернувшись к костру, в котором горел лапник, служивший ночью постелью для Каролины и Эмили, Адам обнаружил мать и дочь уже проснувшимися и греющими над костром озябшие руки.

Он снова облачился в плащ.

– Мне холодно, – объявила Эмили.

– Мне тоже, – сказал Дьюард.

– Я хочу есть.

– Держи хлеб, малышка, – сказал Хокинс, протягивая девочке ломоть, оставшийся от вчерашней буханки. – А вот кусочек сыра, который я выпросил у подруги твоей матери.

– Хокинс, ты не должен был этого делать, – возмутилась Каролина. – Адела сама еле сводит концы с концами, выбиваясь из последних сил, чтобы прокормить своих детей.

Мужчина недоуменно пожал плечами.

– Она не возражала. Наоборот, даже сама настаивала. И я хорошо заплатил ей за это. Ведь наша девочка должна хорошо есть, чтобы не замерзнуть. – Он обратился к Эмили. – Грейся, иначе одна твоя половина замерзнет и не сможет следовать за второй половиной.

Рот девчушки был набит хлебом. Она засмеялась и стала пританцовывать перед костром.

Адам начал собирать вещи.

Каролина, собираясь причесываться, распустила свои волосы, и при взгляде на нее, мысли минувшей ночи возвратились к Дьюарду. Даже сейчас, неумытое и заспанное ее лицо, хранило следы ее манящей красоты.

– Я приготовлю лошадей, – сказал он и быстро пошел прочь, проклиная себя за собственную слабость.

Перед тем, как оседлать лошадей, Хокинс настоял на том, чтобы Адам показал свою рану. Каролина быстрыми и холодными руками сменила повязку.

– Рана не гноится, – сообщила она с облегчением. Эмили, для которой все являлось источником новой информации, с любопытством следила за всей процедурой.

– Это больно? – спросила она.

Адам переодел рубашку, стараясь не вспоминать о том, что Каролина помогала ему раздеваться. Прикосновения ее рук оказались пыткой более сильной, чем боль раны.

– Больно, но не настолько, чтобы я не мог ехать. Пора отправляться.

Они перешли вброд Одер, пока еще вода в нем достигала лошадям до колен. Благо, что животные, в том числе и мул, выглядели отдохнувшими после ночи.

Река осталась позади, и путь снова лежал в гору. Деревья встречались все реже, пока совсем исчезли. Земля была голой и каменистой. Одним словом, пейзаж был под стать настроению Адама. Ему было грустно, перед глазами стоял образ Каролины, расчесывающей волосы. Сзади звоночком раздавался голосок Эмили, и эти звуки добавляли Адаму мучений. Вчера, в один радостный миг, он возомнил себя отцом этого ребенка, но решительное отрицание Каролины разубедило его. В одно мгновение он обрел было все, а в другое мгновение все потерял.

Когда путешественники пересекли холм и увидели далеко внизу полоску реки Писуэрги, пошел дождь. И хотя начало дня было ясным, за последний час собрались тучи, поднялся ветер. Дождь сразу же пошел сильно, тяжелое полотно воды быстро превратило землю в грязь, грозно устремившуюся вниз к реке.

Адам ехал медленно, то и дело оглядываясь на мула. Ветер внезапно стих, и потому, несмотря на промокший плащ, холод особенно не ощущался. Дьюард посмотрел на остальных путников. Бледное лицо Каролины было наполовину скрыто под капюшоном, но, поймав на себе взгляд мужчины, она ободряюще ему улыбнулась. Эмили, укутанная не только в свое собственное пальто, но еще и в плащ Хокинса, чувствовала себя вполне безмятежно и была занята тем, что старалась поймать рукой капли дождя.

Голая каменистая земля вновь сменилась кустарником и деревьями.

Когда всадники приблизились к Писуэрге, дождь прекратился, но река была мутной от грязи.

Адам передал поводья мула Хокинсу и поскакал в сторону истока реки. Более глубокая, чем в Одере, и менее спокойная, вода здесь текла быстро, неся на шумной поверхности ветки и листья.

Адам далеко не был уверен, что мул и маленькая лошадь Каролины сумеют переплыть реку. Уставший от долгой езды и от постоянно ноющей раны, он повернул коня и вернулся к остальным.

– Мы здесь остановимся? – спросила Эмили. За последний час она вела себя непривычно тихо, на ее личике читалась усталость.

– Но ведь еще не стемнело, – ответил ей Адам.

– Между прочим, мы здесь не одни, – тихо произнес Хокинс, и на его обычно бодром лице между бровями пролегла морщинка.

Внимательно оглядевшись вокруг, Адам увидел у поворота реки, примерно в сотне ярдов вниз по течению, двоих мужчин. Судя по их шляпам и черным поношенным пальто, это были крестьяне. Похоже, это были старики, хотя на таком расстоянии трудно было рассмотреть их лица. Скорее всего, они занимались заготовкой хвороста, так как за их плечами были привязаны большие вязанки. Наконец, они перестали смотреть в сторону всадников и, повернувшись, продолжили свой путь вдоль течения реки.

– Где-то рядом должна быть деревня, – сказал Хокинс. – Вряд ли они пошли бы за хворостом слишком далеко.

– Мы пойдем туда? – в голосе Эмили слышалась надежда.

– Боюсь, что нет, – возразил Адам, заметив разочарование в детских глазах. – Будет лучше, если поменьше людей прознают о нашем путешествии, не то наши лошади могут стать для кого-то хорошей добычей.

– Они могут убить лошадей? – удивленно спросила Эмили.

– Они могут украсть их, – ответила Каролина. – На чем мы тогда поедем дальше?

Видя, что мать девочки спокойно восприняла данную ситуацию, Адам облегченно вздохнул и крепче взялся за поводья мула.

– Нужно двигаться вверх по течению. Полагаю, после дождя уровень воды несколько поднялся. Нам необходимо найти место помельче, чтобы перейти реку.

Адам взглянул на долину, раскинувшуюся на другом берегу реки. Вдалеке за нею снова возвышались холмы, и хотя они выглядели довольно крутыми, но там можно было отыскать хорошее убежище для ночевки.

После получасовых поисков брода Адам решился перейти реку. Тем более, что темные облака с севера обещали новый ливень. Главной проблемой оставался мул, тащивший не только всю их провизию, но и корм для лошадей, который путешественники предусмотрительно взяли с собой, так как животные едва ли смогли бы существовать за счет прошлогодней травы, желтевшей кое-где под ногами.

Адам снова проверил груз. Все содержимое находилось в кожаных мешках и не должно было промокнуть. Передав поводья своей лошади Хокинсу, Дьюард снял ботинки и плащ, привязал их к седлу и повел мула в воду, которая, однако, оказалась глубже, чем он предполагал, и достигала сначала ему до пояса, а затем до груди. Мул, увлекаемый Адамом за собой с помощью поводьев, вскоре вынужден был поплыть, как только вода коснулась его брюха.

Наконец, оба выбрались на другой берег, настолько вязкий, что и мужчина, и мул теряли равновесие и скользили по грязи. Достигнув твердой почвы, Адам надежно привязал мула к дереву, обернулся к реке и вскрикнул:

– Проклятье!

Его собственная лошадь, оставшись без наездника, уже находилась на середине реки и старательно плыла к берегу, туда, где стоял ее хозяин. Хокинс тем временем передал Эмили матери, чтобы удобнее было управляться со своей лошадью и лошадью Каролины, которую также держал за поводья. Буланая мотала головой то ли от страха, то ли от удивления, из-за того, что ее копыта вдруг исчезли из виду. Каролина и Эмили дважды едва не упали в воду, хотя Хокинс крепко держал поводья.

– Вот же болван! – пробормотал Адам, выходя им навстречу, когда все выбрались на берег. Он взял из рук Хокинса поводья буланой лошади. – С тобой все в порядке? – спросил она Каролину, когда они уже оказались на сухой части берега.

– Конечно же, все в порядке. Ты не должен обвинять Хокинса. Это была моя идея следовать за тобой. Не понимаю, почему тебе так хотелось переплыть эту реку второй раз.

Она передала Эмили Адаму, спрыгнула с лошади и принялась выжимать мокрые полы пальто. Он смотрел на нее, как на незнакомку.

До чего же она изменилась! Только сильная и бесстрашная женщина могла так запросто переплыть реку без единой жалобы. В детстве Каролина была способна совершить какой-нибудь безрассудный поступок, но вряд ли не раздумывая бросилась бы навстречу опасности.

Она выпрямилась, отряхнула складки пальто и посмотрела на Адама.

– Мне еще никогда не доводилось переплывать реку таким образом. Это было…

– Восхитительно, – вставила Эмили. – Мы еще раз попробуем, мистер Дьюард?

Каролина рассмеялась. На ее щеках заиграл румянец.

– Я не думаю, что лошадям это так уж понравилось, – сказала она дочери. – Они промокли, а ты – нет.

– Скоро мы все промокнем, – произнесла девочка. И она оказалась права. Снова начался дождь. Путники оседлали коней и заспешили вперед, но затем им пришлось замедлить свой ход, так как мул установил собственный темп. Ехать по долине Писуэрги оказалось приятнее, чем по ущелью или каменистым склонам холмов. Отъехав на милю от реки, они повернули на юг.

– Вон деревня! – воскликнула Эмили. Ее острые глаза раньше всех заметили вдалеке ряд каменных домишек. – Но теперь наших лошадей никто не заберет, потому что они мокрые.