Текст книги "Мужчина с собачкой"

Значит, отец мертв.

Я уже знала это, но продолжала надеяться.

Мертв…

Теперь от этого никуда не деться, остается только признать случившееся.

Признать и найти Кшиштофа!

Но не успела я додумать идею мести, как одернула себя. Откуда только столь кровожадные и безрассудные мысли?! Неужели вместе с телом я еще и разум потеряла? Кшиштоф без труда справился с отцом. Вероятно, именно из-за него я сейчас в нынешнем виде. И этот человек – маг. Ну или умеет пользоваться магическим оружием. Каковы мои шансы на месть? Нулевые. Мне бы для начала с собственными проблемами разобраться.

– А что Клара? – спросила Дита Гончарек.

– Ой, никто не знает, – ответила ее собеседница. – Она вроде бы пропала. Но… пропала ли?

Рейяна Гончарек уловила недосказанное сомнение и тихо хмыкнула.

– Думаешь, здесь не обошлось без Клары Новак? – спросила она.

Я, лежа в кустах, едва не задохнулась от столь ужасного предположения.

– Ну а кто же знает? – спросила Элзбета Пашкевич, чуть понизив голос. – Девочка она, конечно, тихая. Милая. Но уж больно странная. Все на какие-то курсы ходила, гуляла по городу… Вид такой отстраненный, загадочный.

– Да уж… – согласилась подруга. – Темный омут, а не девка.

– Вот-вот, – воодушевленно подтвердила рейяна Пашкевич. – А в темном омуте…

– Девушке положено о браке думать, о муже, детях, а она все что-то искала, – подхватила интересную для обеих тему рейяна Гончарек. – Думаешь, с кем-то связалась?.. С кем-то, кого ее отец не одобрил? И в итоге…

– Нет никаких доказательств, – произнесла Элзбета Пашкевич таким тоном, что стало очевидно: этим двум кумушкам никакие доказательства не нужны. Они уже все для себя решили и теперь будут с упоением перемывать мне кости. А потом по округе распространится версия, что я сама лично убила отца, и отсутствие внятной причины этих рейян не остановит.

Очень хотелось вскочить, ворваться внутрь и наорать на болтливых соседок, которым нечем больше заняться, кроме как выдумывать всякие небылицы, но я подавила в себе этот неуместный порыв и ретировалась из кустов, не желая слушать женщин дальше. Самое важное я уже и так узнала.

И что теперь делать?

Бесполезно прорываться в дом. Если отца обнаружил почтальон, то на нашей улице давным-давно побывали и жандармы, и представители управления магконтроля. И именно последние, по всей логике, должны будут расследовать дело. Дом, вероятно, уже обыскали, соседей опросили, а отца… увезли.

Повернув голову, я уставилась в сторону Высокого Брега. Если я хочу узнать что-то кроме глупых сплетен, надо идти к зданию жандармерии, где размещаются и управленцы. Внутрь не попасть, но, возможно, удастся что-то подслушать под окнами.

Глава 4
История одного управления Магконтроля

Древнейшей постройкой Броцлава считалась небольшая крепость на самой высокой точке Высокого Брега. Как и многие подобные строения в этой части королевства, крепость возвели на квадратном фундаменте и из местного серого гранита, из-за чего аскетичные стены казались не творением рук человека, а частью самой скалы, глядящей на город широкими окнами высокой башенки.

С Высокого Брега и без крепости увидеть можно было многое, что в нынешние времена сделало и сам Брег, и его крепость излюбленным местом посещения для художников и фотографов. В старые же времена в крепости несли свой дозор воины, высматривая врагов на все четыре стороны.

Как только вдали замечали чужаков, на стенах крепости зажигались огни, предупреждая жителей, и те спешили на остров. К моменту, когда вражеское войско подступало к городу, местные успевали не только укрыться в старой части города, но и порушить деревянные мосты через реку, оставив лишь каменные столбы-основания.

Больша-Бяла во все времена считалась коварной рекой, а уж возле Броцлава она проявляла свой норов в полной мере. Ни маг, ни обычный человек, не зная всех ее тайн, не мог ни пересечь реку на лодке, ни возвести временный мост. Нередко воды Больша-Бялы окрашивались алым, когда Броцлав пытались захватить воины, пришедшие с запада, а в Лиене и до сих пор при постройке новых зданий на берегу нередко находили обломки доспехов, оружия, колечки кольчужных рубах и даже монеты.

Единственным способом попасть на остров без моста оставался брод – вниз по течению правого рукава реки, но именно там в давние времена хозяева города возвели казармы для солдат, превратив созданную самой природой необычную местность в неприступную крепость.

Правившие здесь когда-то князья так верили в защищенность своих владений, что не стали возводить стены по периметру острова. Но верили они в себя не зря: за всю историю Броцлав лишь один раз принял над собой чужую власть, и случилось это не оружием, а по договору.

Благодаря этому договору горожане ни разу за последние три сотни лет не видели на своих землях вражеские войска. Союзы, конфликты, политические интриги обходили броцлавчан стороной. Даже когда маленькое королевство Виленица наравне еще с двумя вошло в состав одного большого королевства Ведаунзин, жители будто и не заметили этого.

Мирная жизнь со временем наложила свой отпечаток. Один за другим вместо деревянных мостов появились каменные. Каменные же и кирпичные строения сменили деревянные постройки на берегах Больша-Бялы. Расширяющийся город вытеснил войско на Высоки Брег, где постепенно возвели новые казармы. Но и они вскоре опустели, когда у города отпала нужда в собственной армии.

До последнего времени еще одним напоминанием о прошлом был Темны Гай. Когда-то этот лес носил иное название, но его все быстро забыли. Выжженный перед вражеским наступлением, лес много лет темнел на берегу, пугая мертвыми остовами почерневших деревьев. В какой-то момент там даже завелась какая-то нечисть, и в лес перестали наведываться даже днем. Но постепенно природа взяла свое, скрыв раны за пышными кронами, густыми кустами и сочной травой. Осталось лишь название да странноватая атмосфера, которую ощущали маги.

Это не помешало градоначальнику возвести свою резиденцию за Темным Гаем, дав начало Зеленице – району, куда со временем перебрались жить все богатые семьи Броцлава.

Высоки Брег тоже преобразился. Бывшие казармы или перестроили, или снесли. Теперь здесь повсюду высились всевозможные учреждения, пугая прохожих обилием табличек и предупреждений. Ниже по течению Высоки Брег переходил в холмистое Замостице – жилой район Броцлава, где селились те, кому не нашлось места в Старом городе, и те, кто хотел простор, не скованный рекой.

На не проведенной границе между Высоким Брегом и Замостице, глядя фасадом на остров, разместилась жандармерия – бывшая часть казарм, сильно перестроенная со временем. Массивное одноэтажное здание надстроили, обсадили по периметру деревьями, чтобы хоть немного скрыть грубую кладку стен, и переделали внутри, но казармы так и остались казармами. Весь первый этаж представлял собой просторные, гулкие и не слишком приветливые залы, в которых хорошо бывало только летом и с открытыми настежь окнами. Зимой из щелей дуло, а весной и осенью дождь и ветер так отчаянно стучали в окна голыми ветвями и каплями, что каждому хотелось заткнуть уши.

Именно из-за этого работать на первый этаж шеф жандармерии, обитавший на третьем, отправлял нерадивых, ленивых, наглых и стажеров. На первом же размещались владения хозяйственника, хранилище вещдоков, камеры. И Броцлавское управление магконтроля.

Глебу размещение на первом этаже досталось в наследство от предыдущего старшего следователя, как в наследство досталось и предвзятое отношение шефа жандармерии, в обязанности которого входило руководство и управлением магконтроля. Но руководство это с самого начала и во всех подобных маленьких городках оставалось лишь росчерком на бумаге. Ни один аспект по своим прямым обязанностям управленцы с шефом не согласовывали, хотя всякий раз привлекали свободных в данный момент жандармов для помощи.

Но вот в остальном ответственность лежала на плечах шефа жандармерии. Каждая жалоба на управленцев ложилась на стол вовсе не Глебу Ковальскому, а рейяну Петшико́вскому, которому приходилось отдуваться и за жандармов, и за магов. Но стоило закончиться жалобам местных жителей, начинали пинать откуда-нибудь сверху, требуя и отчетность по тратам, и недостающие отчеты по делам, а что магические, что обычные следователи с большей охотой рыскали по округе вместо того, чтобы сидеть над бумажками.

Порой, заглядывая с неурочной проверкой в находящиеся в разработке дела, Петшиковский хватался за голову и начинал голосить так, что сотрясалось все старое здание бывших казарм. Детали шефа не волновали, но вот хаос в самих бумагах приводил его в неистовство. В такие минуты Глеб искренне опасался, что под начальственной стопой проломится пол и стол уважаемого рейяна Петшиковского приземлится сначала на голову его прямому подчиненному на втором этаже, а потом все они вместе свалятся прямо на Ковальского.

Шеф жандармерии, конечно, имел прибавку к жалованью за свою дополнительную ответственность, но прибавка никак не окупала эту самую ответственность. Об этом уважаемый начальник прямо или косвенно любил напоминать своим подчиненным, что не прибавляло ни любви, ни уважения к самому начальнику.

Хуже становилось лишь в моменты, когда по той или иной причине из столицы приходили поздравления, грамоты или награды для управления магконтроля, ведь предназначались они конкретно и поименно самим управленцам, а шефа не упоминали даже в сопроводительном письме.

Самой памятной историей последних лет была зачистка демонического прорыва четырехлетней давности, за которую Ковальский и его коллеги получили премии и медали из рук специально прибывшего из столицы чиновника. В тот день рейян Петшиковский ничего не сказал, хотя его лицо выражало целую гамму эмоций. Не сказал он ничего и через день, когда местная газета вышла с большой статьей, посвященной Броцлавскому управлению и его работникам. И даже когда из столицы прибыл журналист, пожелавший написать статью для толстого «Гаручского еженедельника», шеф жандармов сохранял лицо. Но стоило выйти статье, где его вновь не упомянули, как рейян разродился столь цветистой речью, что на первом этаже с потолка еще неделю сыпалась меловая пыль от потрескавшейся штукатурки. И еще несколько месяцев после этого шеф ежедневно вызывал всех управленцев к себе и делал им настоящий разбор полетов. В магии, как и любой обычный человек, рейян Петшиковский понимал очень и очень мало, так что доставалось парням за что-нибудь мелкое, вроде расточительства или внешнего вида. И объяснения, что журналист сам проигнорировал личность шефа, не уняли яростного пыхтения рейяна Петшиковского.

Сам Глеб бумажки ненавидел, но, за неимением в подчинении отдельного человека для столь нудной работы, с раздражением и мысленными стонами лично брался оформлять все дела. На первом году он пробовал поручать документы заботам Давидовского, но быстро сообразил, что коллега способен без всяких мук совести запихать листочки в папку, по форме заполнив только титульник. Завацкий с подобной работой справлялся гораздо лучше, но настоящим талантом младшего управленца был сбор информации. Если требовалось быстро собрать полные сведения о том или ином человеке, проще было поручить это занятие Влодеку, а не отягощать его подвижную и деятельную натуру сидением над бумагами.

Выходя из казенного самохода, Ковальский с надеждой глянул сквозь узорчатое стекло высоких входных дверей жандармерии. Двери эти установили здесь с полсотни лет назад. Кто-то решил, что стеклянные вставки из обычного и желтого стекла в виде узора ромбиком сделают данное здание более привлекательным для посетителей. Не вышло.

Вскоре после установки к дверям приладили новомодный тогда гномский механизм, захлопывавший створки. С годами пружины в механизме немного проржавели, денег на очистку и смазку дорогостоящей конструкции жалели и шеф, и хозяйственник, а сами двери, наборные, толстые, с латунными литыми ручками, рассохлись и потемнели от времени. В итоге каждому, кто входил в здание, казалось, что он ступает в пасть какого-то древнего монстра, челюсти которого натужно скрипят, будто ветви старого дерева, из самых недр светит желтоватый недобрый огонек, а в спину норовит кто-то пихнуть, чтобы жертва поскорее свалилась в голодное нутро. Именно поэтому выбегали из жандармерии люди гораздо быстрее, чем заходили внутрь, порой даже радуясь тугому механизму дверей, пинавшему их под зад.

Надо сказать, что через парадные двери в жандармерию мало кто входил. Даже сами жандармы предпочитали боковые входы, коих в здании, построенном в виде буквы «П», было целых шесть.

Но Глебу чем-то нравились и эти скрипучие двери, и мутноватое стекло, которое раз в месяц пытался отмыть уборщик, и широкий темноватый холл, пол которого был выложен квадратными серыми плитами. Входя в здание, Ковальский неизменно чувствовал свою причастность к важному и нужному делу, которым занимался, нередко представляя, что не работает в одном из учреждений королевства, а обитает в древнем замке, подобно многим поколениям магов из прошлого. Сейчас уже не осталось ни тех магов, ни замков, которые было бы по карману содержать большинству магических родов, но это не мешало мечтать о подобном.

Через центральный вход было проще всего попасть в правое крыло, где располагалось управление. Официально Ковальский и его товарищи обитали в одиннадцатом кабинете, но в реальности он представлял собой огромный зал, когда-то служивший общей спальней, который при переделке разделили тонкими перегородками из дерева и стекла на несколько отдельных помещений.

Находясь внутри, Глеб вполне мог себе представить, что управление расположено в отдельном здании, а вовсе не является крошечной частью массивного и не слишком живописного строения.

Первое – маленькое – помещение во все времена и при всех управленцах служило чем-то вроде прихожей. Как в доме. Посетители в управлении появлялись редко, а потому спецы не пытались произвести какое-то впечатление и обустроили отведенные им неуютные квадраты первого этажа согласно своему пониманию комфорта.

Тут стояли две рогатые вешалки, сетчатая корзина для зонтов, высокое зеркало с чуть осыпавшейся амальгамой. К стене прибита полка для шляп и перчаток. Нашлось место для шкафа со всевозможной одеждой на все случаи жизни и ящика с обувью.

Второе помещение, самое большое, отдали под общий кабинет, где кряхтели под ворохом бумаг четыре массивных стола, расставленных с конторской четкостью. Стульев и кресел здесь имелось больше, чем нужно, – по какой-то непонятной причине все управленцы норовили перетащить в свои владения понравившийся предмет мебели. Стулья рядами стояли вдоль окон и одной из стен, заменяя магам полки и стеллажи, хотя те в помещении были – шкафы все с той же педантичной четкостью выстроились вдоль стены напротив окон.

Сквозь высокие окна сюда проникало много света, не оставляя пугающих темных углов. Высокие старенькие шкафы с лакированными дверцами (их никто и никогда не пытался закрывать) демонстрировали каждому входящему плотные ряды всевозможных справочников, пособий, исследований магученых – довольно внушительную коллекцию вспомогательной литературы, способной помочь управленцу в расследовании.

Когда Глеб только пришел сюда работать, он немало поразился этой коллекции, которая выглядела не слишком величественно, запертая в шкафах. Но для маленького уездного Броцлава она была поистине внушительной, такой позавидовала бы и библиотека академии, где учился Глеб.

Еще одно маленькое помещение прежде считалось комнатой для отдыха, но уже Ковальский устроил в нем импровизированную кухню. Здесь стоял диван, пара кресел под окном, столик с кухонной утварью, холодильный шкаф и массивная плетеная корзина, принесенная из дому Давидовским, – в нее то и дело попадала какая-нибудь художественная книга или парочка тематических журналов.

За единственной дверью без стеклянной вставки пряталась крохотная ванная комната и туалет.

Улыбнувшись собственным мыслям и представив чашку, над которой поднимается упоительно ароматный парок, Глеб свернул направо и махнул рукой дородному вахтеру, замершему за своей перегородкой. Уже почти чуял вкус кофе на языке и мог представить, как будет не торопясь его пить, глядя на открывающийся из окон вид.

– Старший следователь Ковальский! – встрепенулся вахтер. – Как хорошо, что вы здесь. Начальник собрание созвал. Уже началось! Поспешите!

Глеб не выдержал и застонал вслух.

– Да чтоб его!.. Хракс! Почему именно сейчас? У нас новое дело… Я занят!

Ковальский и сам знал, что все эти отговорки не сработают. Он не может просто развернуться и утопать к себе. Петшиковский обязательно узнает и потом будет долго есть Глебу мозг чайной ложечкой.

– Чтоб его!.. Чтоб его!.. – повторил следователь негромко и, сглотнув слюну, поплелся на третий этаж.

Чем выше он поднимался, тем светлее и уютнее становилось вокруг, но это не повлияло на настроение Глеба. Он даже немного постоял на площадке лестницы, разглядывая темно-синий ковер, отделанный по краю девятилучевыми звездами – символом девяти структур, которые гарантировали мир и покой в королевстве. Из кабинета шефа жандармов доносились голоса – собрание шло полным ходом.

– И почему я поспешил вернуться? – сам себя спросил Ковальский. Ответа не было, пришлось идти в пасть к волку.

– А! Старший следователь! – с хитрой улыбкой поприветствовал его рейян Петшиковский, когда Глеб открыл дверь и попытался проскользнуть к свободному месту в конце стола. – Как славно, что ты зашел.

Ковальский хмуро и неразборчиво ответил и уселся, чувствуя, что это собрание еще преподнесет ему неприятности.

«Вот и не верь после этого в гороскопы, – подумал он, краем уха слушая отчеты своих коллег-жандармов. Собрание было внеплановым, но самым обычным: мелкие начальники один за другим делились своими достижениями на ниве защиты граждан и их имущества. – А ведь было что-то такое… Бабуля читала вчера вечером».

Глеб основательнее задумался, пытаясь вспомнить статью из «Лиенского компаньона» – ежемесячного издания для рейн и рейян, в котором красочно живописались невзгоды для всех знаков зодиака. Что-то там такое было для стрельцов на сентябрь…

– …Бегун и Дудка получили травмы третьего дня, когда пытались спасти кота рейяны Балабо́льки, – тем временем красочно читал с листа усатый жандарм Бугонь, в ведомстве которого находился почти весь район Замостице. – Множественные царапины, ссадины, ушибы. Сломанный нос. Три ребра. И четыре пальца.

– Из-за кота? – уточнил шеф, с сомнением глядя на подчиненного.

– Из-за кота только царапины, – пояснил рейян Бугонь. – Остальное – бабка. Она накостыляла нашим ребятам за то, что те… – Жандарм кашлянул и зачитал с листа: – «Были не слишком вежливы с ее котеночком».

За столом послышались сдавленные покашливания, за которыми собравшиеся попытались скрыть смешки.

– Бегун и Дудка взяли больничные дни и просят надбавку за работу в особо трудных условиях, – кашлянув вместе со всеми, продолжил Бугонь через пару минут, стараясь не смотреть на играющего бровями начальника.

– Они не смогли утихомирить одну бабку и требуют компенсацию? – с оттенком угрозы уточнил рейян Петшиковский.

– Она была вооружена, – в защиту своих парней пояснил Бугонь.

– Чем?

– Тростью, – тут же ответил жандарм и прочел: – Укрепленное магией дерево, ручка из кости в форме кошки и оловянный наконечник.

По кабинету вновь раздались сдавленные смешки.

– Что там за рейяна, у которой настолько тяжелая рука… и характер? – хмыкнул кто-то из жандармов, но тут же подался назад, чтобы начальник не увидел его профиль.

– Сразу видно, что ты месяц как в наших рядах, – заметил его пожилой коллега, сидевший напротив. – Это не просто бабка. Это всем бабкам бабка!

Глеб покачал головой и усмехнулся. Бабушку Мазе́ну в Замостице не знали только комары, вылупившиеся накануне. Для всех же остальных древняя старушка была хуже тысячи демонов, разом прорвавшихся из потустороннего мира.

Ковальский, приехав в Броцлав, первые несколько месяцев жил на Тропе. Так в народе называлась довольно крутая северо-восточная часть Высокого Брега, где прежде стояли домики офицеров, а теперь располагались казенные квартиры жандармерии. В прошлом у кого-то хватило терпения выдолбить в скале лестницы, соединившие несколько естественных террас, но ни у кого из потомков не нашлось желания придумать более приятный способ подъема. Именно из-за того, что наверх нельзя заехать ни в карете, ни в самоходе, Тропа не обрела популярность среди местных жителей и полностью досталась работникам правопорядка. Не всем нравилось там жить, но для многих жандармов это были дешевые квартиры близко к работе. Глеб, помаявшись в ветхом строении, отжалел денег и снял половину дома внизу, в Замостице. Пусть до управления теперь приходилось идти не пять минут, а двадцать, зато маршрут пролегал через улочки с кафе, лавочками и магазинчиками, а не по скалистой козьей тропе.

На третий день своего обитания в аккуратненьком домике с палисадником Глеб и узнал о существовании бабушки Мазены. Тем ясным утром он сварил себе чашку кофе и устроился на балкончике с газетой, мечтая насладиться тишиной, покоем, ароматом любимого напитка и парочкой новостей из добытого накануне столичного издания, но ничему из этого не суждено было сбыться. Через пару минут по узкой улочке с поэтичным названием Ружова дрога, прихрамывая и спотыкаясь, пробежал жандарм в распахнутом на груди кителе и перепачканных в земле брюках, а за ним, потрясая тростью, с удивительной для нее скоростью пронеслась пожилая рейяна в цветастом платье и стеганой душегрейке. Тогда Глеб был еще слишком молод и мало знал о местных жителях, а потому кинулся разбираться в произошедшем. За что и получил свое. По спине и шее. Теперь, годы спустя, наблюдая неизменную картину – а гоняла бабка Мазена всех и каждого! – Ковальский только посмеивался и продолжал пить кофе.

– Нужно найти управу на эту бабку! – возмутился кто-то. – Сколько можно?

– Пробовали… – вздохнул Бугонь. – Но рейяна Балаболька и эту вашу… управу… гоняет не хуже.

Кто-то снова прыснул, Глеб сцедил усмешку в кулак.

– Так не надо ей помогать тогда, – предложил молодой жандарм. – Одумается. Мигом!

Петшиковский громко кашлянул и остудил надежды парня:

– Наша легендарная бабка тогда начнет жалобы строчить. Сначала мне, а потом на нас всех в столицу. Бугонь… еще что-то?

– Нет, шеф, все.

– Ладно. А теперь… Ковальский, – обведя собравшихся взглядом, назвал следующую жертву начальник. Глеба, уплывшего в своих мыслях слишком далеко, кто-то не слишком ласково пихнул в бок локтем. – Я сказал: Ковальский!

Глеб мысленно выругался и без энтузиазма сообщил:

– Сегодня рано утром в Старом городе произошло убийство. Это аптекарь Казимир Новак. Его дочь, Клара Новак, временно числится пропавшей без вести. Мы пока не знаем всех деталей, но находимся в процессе сбора данных. Завацкий и Давидовский как раз сейчас этим занимаются. Я собирался навестить доктора Поповича в маггоспитале, он наверняка уже сделал первичный осмотр, а то и вскрытие.

– Печальная новость, – пробормотал один из жандармов.

– Да уж… – согласился Бугонь. – Убийства у нас редки. Забываешь, что подобное может произойти…

Собравшиеся немного помолчали. Каждый думал о своем.

– Что же… Завтра жду новостей по этому делу, – выдержав паузу вместе со всеми, предупредил шеф жандармов. – Хоть убийство и магическое, но для нашего города подобный случай – происшествие из ряда вон. Если кто-то способен убить при помощи магии, то, возможно, нас ожидают и другие жертвы. Даже без магии.

Глеб покивал. В словах Петшиковского было разумное зерно. Пока про убийцу управленцы знали так мало, что не могли хотя бы в общих чертах предположить его следующий шаг.

– Ну… на этом все, – еще чуть помолчав, объявил начальник. – Все свободны.

Послышались нескрываемые вздохи облегчения. Заскрипели стулья, зашуршали собираемые в папки бумаги. Когда толпа двинулась на выход, Петшиковский с довольной улыбкой кашлянул и проникновенно сказал:

– А тебя, Ковальский, я попрошу остаться.

Глеб беззвучно выругался и, на миг прикрыв глаза, развернулся к шефу жандармов. Он был в двух шагах от спасения, мыслями на пути к владениям управленцев, уже почти варил себе кофе, а теперь придется торчать перед начальством и выслушивать очередную порцию недовольства.

– Что же… – дождавшись, когда за последним жандармом закрылась дверь, пробормотал рейян Петшиковский. – Садись. Надо кое-что обсудить.

Ковальский с тоской глянул на дверь, вздохнул и вернулся к столу. Устроившись на стуле, он без особого энтузиазма уставился на шефа. Тот помалкивал, нагнетая обстановку и заставляя Глеба нервничать, но следователь работал здесь не первый год, а потому сидел спокойно, сосредоточив все свое внимание на объемном животе Петшиковского, то вздувавшемся, то опадавшем под едва не лопающимся кителем. Золотые пуговки с девятиконечными звездами отражали свет ламп.

– Так вот, Ковальский, – начал шеф. – Есть к тебе дело. Очень ответственное. Знаю, сейчас не самое подходящее время… Но я уже не могу ничего отменить.

– Что случилось, шеф? – напрягся Глеб, чувствуя, что из них двоих неловко ерзает вовсе не он сам, а сидящий напротив Петшиковский, на лбу которого выступила испарина.

– Завтра из Клецка прибудет весьма важная персона, – таинственно пояснил мужчина, вытащив из кармана платок.

– И кто же?

– Знаменитая писательница Зузанна Пштиль! – радостно объявил шеф жандармов.

Глеб нахмурился, пытаясь вспомнить, где уже слышал или видел это имя, а потом сообразил: книгу за авторством этой Зузанны Пштиль он нынче утром видел на тумбочке в комнате Клары Новак.

– И? Что вы хотите от меня? – спросил следователь.

– Так уж случилось, что моя кузина водит дружбу со столь известной особой. И именно моя родственница предложила рейне Пштиль навестить Броцлав в поисках вдохновения для ее нового романа, – сказал Петшиковский и расплылся в довольной улыбке. – Я уже велел своему секретарю снять для писательницы номер в гостинице. Но… кузина предупредила, что рейна Пштиль очень деятельная особа. И ей не понравится просто наблюдать за тем, как мы тут перекладываем бумажки. Так что, Ковальский, поручаю рейну Пштиль тебе.

– Что? – опешил Глеб. – Но… Рейян Петшиковский, послушайте!.. У нас тут не аттракцион! Мы работаем! Что мне делать с этой… Зузанной?

– Развлекать, – прервал управленца начальник. – И постарайся. Я очень хочу, чтобы наша гостья осталась довольна визитом в Броцлав.

Ковальский тихо заскрипел зубами, но промолчал. Смысла ругаться не было. Петшиковский уже все решил и не передумает.

– А как нам расследование вести? – все же уточнил Глеб. – Мне надо искать убийцу, искать Клару Новак. Я не смогу все бросить.

– Вот и не бросай, – велел шеф. – Пусть рейна Пштиль видит работу магконтроля в действии. А если постараешься, то прославишь и город, и нас всех!

Ковальский хмуро глянул на Петшиковского и с трудом кивнул. За отказ начальник бы его не уволил, но окончательно испоганил бы жизнь всего управления.

– На этом все? – уточнил Глеб, едва сдерживая гнев.

– Да, свободен, – с довольной улыбкой покивал шеф жандармов, вытирая лоб платком.

Выйдя из кабинета, Ковальский в раздражении ударил в стену кулаком и глухо выругался.

– Да чтоб вас!.. – прошипел он. – Если бы не угроза внутреннего расследования, обязательно устроил бы вам долгий отпуск!

Спустившись на первый этаж, Ковальский завернул к хозяйственнику.

– Добрый день, Леслав.

– А, Глеб, – ответил высокий тощий дядька, выглядывая из-за стеллажей. – Что хотел?

– Что у тебя есть… успокоительное? – немного подумав, спросил следователь. – Прежде не думал, но, похоже, в ближайшие дни понадобится.

Хозяйственник хохотнул, чем-то загремел, а потом появился перед Ковальским с объемистой бутылью, внутри которой масляно перекатывалась ярко-зеленая жидкость.

– Это что? – опешил Глеб, оценив объем.

– Это успокоительное, – с теплой улыбкой пояснил Леслав, выставляя литровую емкость на стол.

– Это ликер, – хмуро проворчал Ковальский, стирая пыль с этикетки с надписью «Зеленый гном».

– Это успокоительное, – повторил хозяйственник. – Самое лучшее, какое только может быть при нашей работе. Четырнадцать трав, богатый букет, быстрое действие.

– А ничего другого нет? – с надеждой взмолился Ковальский. Этикетку наклеили криво, так что изображенный на ней гном довольно подмигивал Глебу одним глазом, а вторым косил в стену.

– Нам поставляют только это, – растеряв энтузиазм, заявил Леслав и протянул руку, собираясь забрать бутыль.

– Нет-нет, я возьму, – опередил его следователь. – Мало ли… Возможно, ты и прав.