Текст книги "Мужчина с собачкой"

Глава 3
Беззащитное существо

Проводив приятелей взглядом, Глеб вернулся к грядкам с флоксами и, осторожно ступая, внимательно осмотрел землю между рядами цветов. Вскоре он отыскал отпечаток босой человеческой стопы, но дальше след обрывался: грядка упиралась в коротко стриженный газон, на котором не были видны какие-либо примятости.

– Может, вы уже перестанете топтать мои цветы? – хмуро потребовал рейян Войц.

Глеб сделал вид, что не услышал слов мужчины, продолжая осматривать землю и траву.

Нет. Нет следов.

Ковальский встал и двинулся вдоль изгороди, надеясь найти хоть что-то. Но изгородь, обогнув дом, упиралась в соседний участок, дом на котором смотрел на Бялу дрогу, а дальше уже виднелся левый рукав реки.

Недовольно поцокав языком, Глеб прошел владения музыканта в обратном направлении и, поблагодарив пышущего недовольством хозяина, вышел за калитку.

Следователю хотелось потянуть время в надежде, что Клару Новак разыщут с минуты на минуту. Управленцам в любом случае нужно найти убийцу, но было бы гораздо спокойнее, если бы при этом девушка находилась под защитой работников правопорядка.

Глеб пересек улицу и быстрым шагом вошел в дом рейяны Мнишек. В гостиной за время его отсутствия многое переменилось: почтальон уже не походил на умирающего, виталист быстро что-то писал на форменном листе, а сама хозяйка с грустным видом пила чай из тонкой фарфоровой чашки. Ковальский отметил, что рука у женщины при этом не дрожала.

– Хотите чаю? – слабым голосом спросила рейяна Мнишек.

– Если вам не трудно, – вежливо улыбаясь, сказал Глеб, продолжая мечтать о большой кружке кофе, и добавил: – Я могу переговорить с вами?

– Да… – Ирена Мнишек порывисто встала и быстро осмотрелась, походя при этом на маленькую птичку. – Не возражаете, если мы пройдем на кухню?

Глеб не возражал. Ему даже понравилась просторная светлая кухня, оформленная явно для удобства одного или двух человек: кроме всего необходимого для готовки здесь была высокая барная стойка с широкой каменной столешницей. Так и виделось, как по утрам рейяна Мнишек пьет здесь чай, чтобы не сидеть за слишком большим для нее столом в столовой, через которую Глеб прошел вслед за хозяйкой.

– Так ужасно… Так ужасно… – вздохнула Ирена Мнишек и тихонько всхлипнула. – Казик… Казимир был таким хорошим!

Глеб наблюдал за женщиной, надеясь, что она не заметит столь пристального внимания.

Прежде Ковальский всего пару раз видел рейяну Мнишек, и лишь издали. Знал он о ней и того меньше. Только то, что около двух лет назад она переехала в Броцлав и вела довольно праздный образ жизни. Ни на первый, ни на второй взгляд рейяна не представляла для Глеба какого-либо интереса, а потому он лишь теперь внимательно к ней присмотрелся.

На вид Ирене было около сорока, но с тем же успехом ей могло быть и больше. Лицо ухоженное. Даже сейчас, после бурной реакции и пролитых слез, женщина выглядела весьма мило: чуть бледная, с порозовевшими мочками ушей. От природы светлые волосы были завиты, но за утро слегка растрепались, правда, ровно настолько, чтобы прическа выглядела слегка небрежной, а не неряшливой. Поверх светло-голубого платья накинут тоненький белый кардиган с крошечными бантиками из атласных лент по вороту, атласом же обтянуты крошечные пуговки.

– Чай, – вежливо сказала женщина, поставив на островок барной стойки расписную фарфоровую чашку.

Глеб непроизвольно вдохнул свежий, совершенно утренний аромат духов – яблоко с примесью чего-то цветочного – и уставился в чашку, наполненную прозрачным напитком. Хотелось скривиться, но он удержал лицо.

Следователь вмиг ощутил себя слишком высоким и слишком громоздким и для этой светлой кухни, и для всего дома, подстроенного под нужды одинокой женщины. Он будто влез в детский кукольный домик и собирался пить чай в компании фарфоровых куколок.

Мотнув головой и прогнав раздражение, Ковальский заставил себя улыбнуться рейяне Мнишек и сесть на скрипнувший под ним стул. Туфлю пристроил рядом на столешницу, подложив под нее блокнот. Лишь после этого он двумя пальцами взял тоненькую чашку. Жидкость оказалась ровно такой, какой выглядела: безвкусное нечто. Крепкого кофе захотелось пуще прежнего.

– Мне очень жаль, что приходится это делать, но я вынужден попросить вас еще раз ответить на наши вопросы, – мягко сказал Глеб, проигнорировав выставленное на стойку блюдце с крошечным круглым печеньем. – Мы не можем терять время, нужно как можно скорее разыскать преступника.

– А Клара? – с тревогой спросила рейяна Мнишек, ничего не сказав про обувь на своем столе, но с каким-то непонятным выражением взирая на вещь Клары Новак. – Вы уже нашли девочку?

– Нет, пока нет, – быстро пробормотал Ковальский, чувствуя, как непроизвольно дергается глаз. Похоже, в ближайшее время ему еще не раз придется ответить на этот вопрос. – Итак. Мы склонны предполагать, что рейян Новак был не случайной жертвой, убийца знал его. Поэтому… расскажите все, что вам известно про Казимира Новака. Возможно, он рассказывал вам что-то, что просил сохранить в секрете? Сейчас нет смысла что-то скрывать, а нам это может помочь.

Ирена Мнишек наполнила свою чашку новой порцией чая и устроилась на высоком стуле у барной стойки, то и дело тяжело вздыхая.

– Не могу поверить, что произошло подобное! – призналась она. – Казик… Вы знаете, он был таким… Я никогда бы не подумала!..

Глеб прищурился, глядя на женщину. Ее эмоции звучали искренне, но что-то смущало следователя. То ли слишком пристальные взгляды, которые бросала на него Ирена Мнишек, будто проверяя реакцию мужчины, то ли язык тела, не дававший поверить подпущенным в тон истеричным ноткам.

– Постарайтесь успокоиться, – тем не менее посоветовал следователь рейяне. – Нам очень поможет, если вы хоть что-нибудь вспомните.

– Ох… Я ведь рассказала все вашему коллеге, – пробормотала Ирена Мнишек. – Что еще мне рассказать?

– Начните с того, как вы познакомились с рейяном Новаком, – предложил Глеб.

Женщина бурно всхлипнула, вытащила из кармана платья платочек и уткнулась в него носом.

– Я ведь недолго здесь живу, – через некоторое время начала она глухо. – Переехала два года назад, весной. До этого жила в разных местах. Знаете, после смерти моего супруга в Откопанах мне было ужасно неуютно… Я и здесь не собиралась задерживаться, но потом не устояла! – В голосе Ирены послышались одухотворенные нотки, но женщина мигом сникла, вспомнив причину разговора со следователем. – Я надеялась найти дом в другой части города, за Темным Гаем, но снять жилье удалось только здесь, на острове. Я сначала очень расстроилась, но через пару дней, когда доставили мои вещи, познакомилась с Казимиром.

– У вас сразу начался роман? – спросил Ковальский.

– Ну что вы! – взмахнув платочком, воскликнула рейяна Мнишек. – Казимир совершенно не такой мужчина! Был. – Женщина всхлипнула и промокнула мягкой батистовой тканью глаза. – Он вел себя просто… как очень радушный сосед. Помог обустроиться, взялся показать мне ту часть Броцлава, которую я еще не видела. Знаете, всегда интересно смотреть на сторожевую крепость, когда кто-то рядом рассказывает занимательные эпизоды из истории города! – Ирена с грустью улыбнулась и стерла одинокую слезинку. – Благодаря Казимиру я ощутила себя здесь, как дома. Впервые за многие-многие годы! Но я ни разу не ощущала от Казика и намека на фривольный интерес. Он… он был как друг. Знаете, он очень любит… любил свою дочь. Клара была для него всем. Его жизнью. Он, наверное, и думать забыл о себе.

– А вы?

– А мне он сразу понравился, – не стала скрывать рейяна Мнишек. – Он ведь замечательный человек. Лучший из тех, кого я встречала. Роман же… Все случилось довольно спонтанно. И… да. Именно я этого хотела. Казимир поначалу очень сопротивлялся, но… – Ирена совершенно по-девичьи улыбнулась, щеки порозовели. – Все как-то сложилось.

Глеб покивал, давая понять, что не ждет подробностей.

– Но мы с самого начала договорились, что оставим происходящее в тайне, – продолжила рейяна Мнишек, тяжело вздохнув. – Казимир слишком заботился о моей репутации. Да и за Клару переживал.

– Он считал, что рейна Новак не примет вас в качестве мачехи? – уточнил Ковальский.

– И это тоже, – кивнула женщина. – Просто Казик… он очень ее любил. Считал себя виноватым в том, что девочка осталась без матери. Он несколько раз говорил о том, что семья разрушилась из-за него, что это он не дал своей жене ту жизнь, которой она заслуживала. И… Казимир считал, что виноват за это перед Кларой.

– А как считаете вы? – спросил следователь, пристально наблюдая за собеседницей.

– О! Я совершенно уверена, что переживал он зря, – печально улыбнулась рейяна Мнишек. – Клара… Знаете, рейян Ковальский, она гораздо сильнее Казимира! У нее сильная воля, есть характер. И она очень любит его. Уверена, она бы не стала чинить отцу препятствия, даже порадовалась бы за него. У нас… у нас с ней были вполне хорошие отношения. Мы, правда, не приятельствовали, но ко мне Клара относилась очень тепло.

– Значит, вы просто согласились с предложением рейяна Новака повременить?

Женщина отложила платочек и сделала пару мелких глотков чая.

– Да, именно так, – согласилась она. – Спешить нам было некуда. Я позволила нашим отношениям развиваться постепенно, с комфортной для Казика скоростью. Возможно… к зимним праздникам мы бы рассказали обо всем Кларе… И тогда провели бы эти дни вместе, как настоящая семья…

На последних словах голос рейяны Мнишек дрогнул, и она поскорее схватила платочек. Глеб молчал, позволяя ей пережить бурю эмоций, прежде чем продолжить беседу. Ему и самому не нравилось расспрашивать женщину, только что потерявшую своего возлюбленного, но узнать подробности все равно следовало. И лучше сразу, чтобы не терять время.

– Вы замечали за Казимиром Новаком что-нибудь странное в последнее время? – спросил Глеб. – Он упоминал кого-нибудь? Рассказывал о проблемах? Вел себя как-то необычно?

– Нет, нет, – помотала головой Ирена. – Ничего такого. Он вел себя совершенно обычно. Разве что ударился в ностальгию… Вспоминал молодость пару раз.

– Он рассказывал вам о себе?

– Да, кое-что, – чуть замялась женщина. – Но ничего особенного. Просто некоторые моменты из юности. Оказалось, что мы могли пересечься в Откопанах много лет назад…

Ковальский отметил про себя, что сейчас рейяна Мнишек не столь словоохотлива, как несколько минут назад. Женщина напряглась, явно подбирая слова.

Очень интересно.

– Хорошо, – не стал допытываться следователь. – Значит, он ушел утром. Как и всегда. И вы не заметили ничего странного или необычного? И ничего не слышали?

– Ничего, – подтвердила рейяна Мнишек. – До того, как прибежал почтальон, я и не подозревала, что что-то происходит.

Глеб беззвучно хмыкнул.

– А собака? Вы слышали лай собаки? – продолжил допытываться он.

– Собака? – удивилась женщина. – А при чем здесь собака?

– Рейян Войц, живущий напротив, слышал лай, – пояснил Ковальский.

– Да? Ну… возможно. Знаете, здесь у нас немало собак. Я уже и не замечаю. А это важно?

– Нет, вовсе нет, – быстро покачал головой Глеб. – Выходит, вы ничего не видели и не слышали?

– Нет.

– А за последние дни или недели? – уточнил следователь. – Вы видели где-нибудь поблизости кого-то странного? Или, возможно, кто-то из местных вел себя подозрительно?

Ирена Мнишек помолчала, глядя на Глеба, а потом чуть нервно хохотнула.

– Знаете, рейян Ковальский, все зависит от того, что понимать под странностями, – пояснила она свою реакцию. – Мы ведь в Старом городе. Здесь живут или те, чьи семьи давно тут обосновались, или приезжие, пожелавшие тихой жизни и при этом не имеющие больших средств на покупку дома или земли на Высоком Бреге, в Замо́стице или Зелени́це. Здесь довольно много очень необычных людей. Тот же упомянутый вами рейян Войц. Тут… весьма эксцентричная публика. Чтобы перечислить все странности… ох… потребуется очень много времени!

Глеб кивнул, принимая объяснения рейяны Мнишек. Он и сам много слышал про некоторых обитателей островной части города.

– Что ж… – немного помолчав, решил Ковальский. – Больше у меня пока нет вопросов. Если вы что-то вспомните, то обязательно сообщите. Будет достаточно звонка в жандармерию или напрямую к нам, в управление, и кто-нибудь прибудет, чтобы вас выслушать.

Ирена Мнишек вздохнула и быстро закивала. Посидев еще пару секунд, Глеб встал, прихватил туфлю и блокнот и, провожаемый хозяйкой, вернулся в гостиную.

Почтальон, рейян Марек, уже окончательно пришел в себя и теперь с горечью вздыхал, глядя в одну точку.

– Как он? – спросил Глеб у виталиста.

– Лучше, – сухо ответил медик. – Сильнейшее потрясение. Да и возраст.

– Рейян Марек? – позвал Ковальский, присаживаясь в кресло. – Я могу задать вам несколько вопросов?

Почтальон перевел взгляд на следователя и коротко кивнул.

– Он сейчас под действием успокаивающих чар, – объяснил поведение мужчины виталист, – но в полном сознании. Просто реакции немного заторможенны.

– Ладно, – кивнул Глеб и заговорил уже громче: – Рейян Марек, расскажите, пожалуйста, как все было.

* * *

Через несколько минут Глеб покинул дом рейяны Мнишек, так и не добившись каких-либо новых сведений о произошедшем. Почтальон чуть трясся, бледнел, вспоминая о теле, перескакивал с одного на другое, но весь его рассказ укладывался в пяток фраз. Марек разносил почту в свое обычное время. Новак всегда покупал подписку на три еженедельных экземпляра местной газеты «Броцлавский вестник» для себя и в аптеку. Почтальон собирался оставить газеты в ящике у двери. Еще издали мужчина заметил свечение и, позабыв о своих обязанностях, направился прямо к аптеке. С порога он увидел разгром, вошел и обнаружил Новака, тело которого не просматривалось через стекло. Марек сразу понял, что аптекарь мертв, так что не стал его трогать, а побежал прочь, придя в себя лишь у двери в соседний дом.

Прикусив изнутри щеку, Глеб вернулся в дом Новаков. Жандармы здесь уже не суетились. Осталось лишь несколько человек, охранявших дом. Несколько прохожих, до этого пылавших интересом к произошедшему, разошлись, и улочка стала почти прежней. Безмятежность нарушали только щиты и постепенно исчезающее свечение. Да в конце улицы мелькала черная форма жандармерии.

Постучав по ладони туфелькой, Ковальский обогнул дом и вошел с черного хода, попав сразу к лестнице на второй этаж в кухне. Постояв немного, он поднялся и заглянул в спальню Клары Новак.

В комнате не было ничего примечательного. Самая обычная спальня молодой особы. На прикроватной тумбочке книга, лента из которой перекочевала в карман Глеба, причудливая массивная лампа из неровных кусочков стекла и металлической проволоки, несколько полок с книгами на противоположной стене. Ковальский подошел ближе, прочитал названия на корешках и присвистнул. Клара Новак интересовалась не только романтическими историями, но и многим другим.

Ветерок скользнул между штор и тронул листы книги, которую читала рейна Новак, привлекая внимание Глеба к кровати. Откинутое одеяло и вмятина на подушке вызывали необъяснимое чувство, что хозяйка комнаты просто вышла на минуту и вот-вот вернется.

– Ты проснулась из-за шума или по какой-то иной причине, – заговорил Глеб, глядя на туфлю. Очень хотелось восстановить цепочку событий до конца. Возможно, так он сможет понять, где искать Клару Новак. – Вскочила. Обулась. Ты не думала, что это кто-то опасный или посторонний, а потому не накинула халат. – Этот предмет одежды сиротливо лежал на стуле у стены. – Сначала заглянула к отцу, собираясь его разбудить. – Глеб вышел из спальни девушки и прошел в спальню рейяна Новака. – Но обнаружила, что он не ночевал дома. И тогда спустилась вниз.

Глеб вздохнул. На ум ничего не приходило.

– Хракс! Стоило спросить рейяну Мнишек о подругах рейны Новак! – вспомнил Глеб, но тут же себя поправил: – Но она может и не знать. Тогда кто может хорошо знать Клару Новак?

– Ты что, сам с собой разговариваешь? – усмехнулся Давидовский, возникая на пороге хозяйской спальни. – И как успехи?

– А у тебя? – спросил Глеб.

– Да как… Опрашиваем жителей, – вздохнул Вольшек. – Ты же знаешь, дело это не быстрое. Тут половина обитателей пожилые люди. Им в лоб не сообщишь, что Новака убили. Ты бы слышал, как причитала одна пожилая рейяна, узнав, что не сможет больше получать какой-то особенный настой аптекаря.

Ковальскому не было дела до страданий какой-то старушки, он вздернул бровь и испытующе уставился на коллегу.

– Ну нету пока ничего! Нету! – развел руки Давидовский. – Мы как можем, Глеб!.. Роем землю как можем.

– Что известно о знакомых Клары Новак? – уточнил Ковальский. – Кто-нибудь называл ее друзей или знакомых, которые могут чем-то помочь?

Вольшек покачал головой и с горечью ответил:

– Не поверишь, но все называют Клару Новак милой и отзывчивой девушкой, но она не слишком болтлива. Говорят, она то и дело ходила на какие-то курсы. Возможно, там у нее и завязались дружеские отношения с кем-нибудь. Ну и гимназия… Уж там-то у нее точно были подруги.

Глеб и сам вспомнил об учебном заведении и сделал себе мысленную пометку обратиться к преподавателям Клары, если девушка не разыщется в следующие сутки.

* * *

Сознание возвращалось урывками. В такие моменты я могла лишь безвольно лежать и вздрагивать, видя перед внутренним взором вспышки-воспоминания.

Вот отец с ужасом смотрит на меня…

Вот Кшиштоф с улыбкой делает ко мне шаг…

В ушах звенит, и я почти не слышу как мольбы отца, так и угрозы незнакомца…

Тело ломит, и я взираю на мужчин с пола. Руки и ноги не подчиняются, перед глазами белым-бело от боли и ужаса. Мне страшно так, как не было страшно никогда прежде.

Отец… Кшиштоф зло шипит, нанося удары по полу чем-то длинным и подвижным. Что это? Хлыст?

Разум раздирает ярость. Меня подбрасывает. Тело движется против воли. Я нападаю и впиваюсь в руку чужака. Зубами? Да, кажется, зубами. Это отчего-то не смущает. Кшиштоф рычит лишь чуть тише меня и отшвыривает с такой силой, что спиной я влетаю в стеллаж.

Темнота… Я слышу голос отца…

– Нет, – хрипит он. – Ты их не получишь.

– Тебе не жаль дочь? – зло усмехается Кшиштоф. – Ах, Казимир, я был лучшего мнения о тебе.

– Я знаю тебя, – едва пробиваясь через гул в моих ушах, говорит отец. – Ты не оставишь нас в живых. Ты не пощадишь мою дочь, даже если я соглашусь. Раз так, то я просто ничего тебе не скажу.

– А твоя Клара? Я ведь просто допрошу ее.

– Она ничего не знает! – расхохотался отец. – Ты ничего не добьешься. Зря ты пришел.

Все кружилось. Только ли перед глазами или вокруг меня тоже? Не знаю.

Потом я бежала. Долго. Подвывала, спотыкалась. Продиралась сквозь какие-то кусты, не узнавая родные улочки. Да и бежала странно, помогая себе руками. В каких-то три прыжка преодолела мост и понеслась дальше, в розовых рассветных сумерках не узнавая дома и улицы, а потом просто ощутила себя в густых зарослях, остро и сладко пахнущих шиповником.

Перед глазами мелькали какие-то пятна, нос свербел от нахлынувшей гаммы запахов, в рот набилась земля, листья и трава. Отплевываясь, я едва не выплюнула желудок, почуяв отвратный привкус ржавчины, резины, гари и прелых листьев. На уши давил странный и непривычный для столь раннего часа гомон. Да и звон не утихал, доводя до исступления.

Сжавшись в комок, я трусливо зажмурилась и постаралась дышать потише. Хотелось переждать происходящее, надеясь на то, что все это лишь последствия столкновения с Кшиштофом. И что очень скоро все закончится.

В другое время наорала бы на себя, заставила преодолеть страх, напомнив о том, что жива и вроде бы цела, в то время как отец… При одной только мысли о нем стало страшно, больно и безумно одиноко. В груди разлился удушающий холод, и я невольно застонала, но из горла вырвался лишь едва слышный скулеж.

– Чтоб вас!.. – раздалось где-то рядом. – Опять какая-то псина в кусты залезла. Марыся! Марыся! Глянь-ка!

Представив, как вместо собаки некая Марыся обнаружит в зарослях шиповника меня, полуголую и грязную, я на миг позабыла обо всех несчастьях. От стыда затрепетало и без того сбоящее сердце.

«О чем я думаю?! – накинулась на себя мысленно. – Папа… Папа! А я переживаю из-за того, что кто-то увидит мои грязные коленки!»

Усилием воли я заставила себя дышать размеренно и осторожно открыла глаза. Надо мной и вокруг были длинные колючие стебли. Виднелись крупные, чуть продолговатые алые, бледно-оранжевые и красные плоды шиповника. Каким-то чудом мне удалось забиться под низкие ветви и при этом не разодрать себе кожу на лоскутки о шипы.

– Я не хочу туда лезть, – раздалось совсем близко. – Почему вечно я?

– Тогда хоть пошеруди там палкой, – велел невидимый мне мужчина.

Ох. Не хочу, чтобы в меня тыкали палкой. Вздохнув, я чуть приподнялась и попыталась предупредить невидимых людей. Я пока не поняла, с кем имею дело, но уж лучше предстать перед ними в одной сорочке, чем получить удар деревяшкой! Но вместо нормальных слов из горла вылетели лишь невнятные лающе-рычащие звуки.

Э-э? Как это понимать? Я потеряла голос?

И в этот момент невидимая Марыся взвизгнула и со всей силы запустила сквозь ветки длинной тонкой тростью.

– Кыш! Кыш, мерзкая псина! Что удумала?!

Удар пришелся в бок, и я взвыла от боли. Перед глазами замелькали алые пятна. Я вскочила, взвизгнула снова, когда напоролась спиной на шипы, и, уворачиваясь от палки, попятилась. Ноги и руки совершенно не слушались, я время от времени невольно тыкалась лицом в землю, отплевывалась и продолжала ползти, надеясь на то, что в какой-то момент шиповник закончится и тогда неизвестные мне рейян и рейяна увидят, что я не собака.

«Нужно выбраться, вернуться домой! Там ведь отец! Он… Может, я ошиблась? И он еще жив! – твердила я про себя, пытаясь не думать о многочисленных шипах, жалящих меня в пятую точку и спину. – Как я могу раскисать! Нельзя! Нельзя раскисать!»

Вдруг земля пошла под уклон, шиповник поредел, и, прежде чем сообразила, я кубарем скатилась прямо в воду.

– Свалилась! – раздалось в отдалении. – Будет знать, как сидеть в нашем шиповнике!

Мне повезло. Хоть Больша-Бяла и считалась быстрой, глубокой и довольно непредсказуемой рекой, из-за извилистого русла, которое река сама себе пробила сквозь каменистую местную почву, кое-где встречались отмели, запруды и мелководья. Я свалилась как раз на тот участок, куда течением нанесло песка, так что лишь на миг нырнула с головой, но тут же выбралась, недовольно отфыркиваясь.

От же не повезло!

За всю жизнь я ни разу не падала в реку. Да и от недовольных жителей не удирала. Была со всех сторон пристойная рейна Новак, а теперь – ходячий анекдот. И как я мокрая домой пойду?

Привстав в воде, я чуть отряхнулась и осмотрела берег, прикидывая, как буду выбираться. И тут мое внимание привлекло отражение в движущейся мутной воде…

В первый миг решила, что чудится из-за песка, ила и травы, воображение решило подшутить, но через несколько минут песок осел, вода чуть успокоилась, мягко обтекая мои ноги, и в подрагивающей сверкающей толще я увидела… собаку. Здоровенную, черно-коричневую, с острыми ушами и длинной мордой.

Ой…

Я осмотрелась, ища совершенно недружелюбное с виду животное, но рядом никого не оказалось. Я мотнула головой, не веря в очевидное, ударила по воде, размывая отражение, и уставилась на собственные руки, покрытые шерстью. Я даже подняла их повыше, чтобы лучше рассмотреть, и тут же завалилась назад и вбок, снова уйдя под воду.

«Хракс!» – мысленно выругалась я, раз вслух изо рта вылетал какой-то совершенно непотребный разгневанный скулеж. Хотелось протереть глаза пальцами, но, сколько я ни таращилась на себя, лапы не превратились в привычные мне руки.

Что произошло?! И как?!

Стоило выбраться из воды и уже на берегу пытаться разобраться, но у меня не нашлось на это сил. Я могла лишь сидеть, таращиться на отражение и пытаться осознать, что отражение – мое собственное.

Я выгляжу как собака.

Огромная.

Совершенно не милая.

Здоровенная мокрая псина!

Если бы увидела такую на улице, обошла бы по большой дуге, а то и вовсе дала деру в противоположном направлении!

Хракс!

Тысячу раз хракс!

Как так вышло? Меня заколдовал этот Кшиштоф?

Из горла вырвался злобный рык, похожий на жужжание целого роя пчел.

Поймаю и лично загры-ы-ызу сволочь!

Меня?! Меня в собаку?! Да еще в такую?!

Загрызу всенепременно!

Чуть поостыв и слегка придя в себя, я смогла сосредоточиться на случившемся. Память так и не вернулась. Я все еще помнила произошедшее урывками. Не получалось даже понять, когда именно я преобразилась. И как вообще это произошло.

«Надо что-то с этим делать! Выбираться! Надо как-то из всего этого выбираться!»

Мысленный пинок подействовал, и для начала я кое-как вытащила свое странное тело из воды. Когда я лезла сквозь кусты, как-то получалось перебирать ногами-лапами без участия мозга. Теперь же пришлось переставлять каждую конечность медленно и осторожно, чувствуя, как меня шатает от щекочущего скольжения водного потока.

Какая же удача, что я не упала на середину реки! В нынешнем состоянии пошла бы ко дну булькающим камнем, честное слово!

Налетевший ветер напомнил, что в наших краях уже наступила календарная осень. Я непроизвольно совершенно по-собачьи встряхнулась, отчего стекавшая с меня вода разлетелась брызгами во все стороны, дождевыми каплями забарабанив по речной глади.

Глянув на крутой подъем, я невольно перестала дышать, а мои то ли ноги, то ли лапы подогнулись.

Не выберусь. Просто не выберусь!

Решив успокоиться и хоть немного освоиться, я двинулась вдоль кромки воды, надеясь найти более ровный участок или хотя бы какие-то кусты, за которые можно будет зацепиться. Снизу, от воды, я плохо ориентировалась на местности, так что пришлось дождаться появления вдали ближайшего моста. Мост оказался Старым. Это обнадеживало. Значит, утром я не убежала сломя голову в неизвестном направлении, а лишь перебралась с острова на Высоки Брег.

Если двигаться по течению, то где-то возле Старого моста должен быть еще один изгиб реки, где много лет назад течение подмыло берег. Склон порос ивняком и кустарником, что давало шанс выбраться наверх.

«Поднимусь и…» – подумала я и тут же запнулась. А что «и», собственно?

Вернуться домой? Обязательно. Вот только нужно что-то делать с моим нынешним внешним видом. Я ведь сейчас даже не смогу спросить о смерти отца.

Тут-то и начинались главные проблемы, о которых я только теперь вспомнила.

Я выгляжу как животное. Крупное и внешне не самое дружелюбное. До того, как у меня появится шанс хоть что-нибудь объяснить окружающим, меня сотню раз попытаются прогнать и тысячу раз накричат. Тот же рейян Войц до ужаса боится собак. Хорошо, если мне вообще дадут подойти к родному дому, что уж про последние новости говорить.

Но это меньшая из проблем.

Гораздо хуже то, что я не знаю, как вернуться к прежнему состоянию. И возможно ли это.

Еще в голове не было ни одной идеи, как дать понять людям вокруг, что я человек. Не представляю, как буду кому-нибудь доказывать, что я Клара Новак.

Но и это не самая большая проблема.

Хуже всего то, что я, даже будучи человеком без магии по рождению, отлично знала, какая последует реакция на меня, когда хотя бы один человек поймет, кто я на самом деле. Любой житель королевства знает, что оборотни почти вне закона. А я прямо сейчас больше всего похожа на оборотня, и, боюсь, никто не будет разбираться, что со мной случилось и кем я на самом деле являюсь. Схватят, скрутят и запрячут в какую-нибудь магическую тюрьму, где буду стенам доказывать, что я не я и шкура не моя.

«А ведь я и сама не знаю, как вообще оказалась в этом облике, – подумала с мысленным вздохом. – Возможно, это чары. Кшиштоф вроде бы за мной не гнался… Не помню. Если он сделал это, то, вероятно, был уверен, что я и сама навлеку на себя неприятности. А если это я… Или папа… Нет! Не может быть! Как? Мы ведь не маги. Нет. Это Кшиштоф, точно!»

Чем больше времени проходило, тем увереннее я себя чувствовала. Не пугал непривычный ракурс и мелькающие перед глазами лапы вместо рук и ног. Да и звуки уже не казались слишком громкими, а запахи – слишком сильными. В моменты, когда я не пыталась что-либо анализировать, мир вокруг не пугал, просто выглядел объемнее и шире.

Новые обостренные чувства помогли дойти до дома, избежав встречи с людьми, хотя сегодня на родной улице было весьма многолюдно. Выбрав момент, я метнулась в кусты рядом с домом рейяна Войца и из зарослей уставилась на аптеку.

Фасад был частично скрыт дощатыми щитами, сквозь щели в которых виднелся замерший на страже жандарм. От здания исходило легкое свечение. Все еще бело-голубое, но в нем проскальзывали зеленоватые искры.

«Ничего хорошего», – невесело констатировала я. Мне не был известен порядок действий жандармов, но само их присутствие здесь о многом говорило.

Я долго сидела и прислушивалась, надеясь хоть что-то узнать, и мои усилия были вознаграждены, когда к рейяне Пашкевич заглянула ее давняя подруга, живущая через три улицы от нас. Выждав удобный момент, я проскользнула к дому соседки и залегла между ее розовыми кустами и стеной под окнами гостиной. На мое счастье, ввиду достаточно теплой погоды Элзбета Пашкевич оставила одну из створок окна незапертой.

– Так что у вас тут случилось? – донесся едва слышный вопрос заинтригованной рейяны Гончарек – большой любительницы сплетен и кошек. Последний момент вызвал у меня острый зуд в носу.

– Ой, целая история! – с нотками испуга и восторга воскликнула рейяна Пашкевич. – Кто бы мог подумать, что здесь, у нас, может произойти что-то подобное, Диточка!

После недолгого молчания и звона посуды я услышала продолжение разговора.

– Наш почтальон обнаружил аптекаря Новака, – откровенно радуясь своей роли рассказчицы и не пытаясь это скрыть, начала рейяна Пашкевич. – Мертвого!

– Ой! Ужас какой! – воскликнула Дита Гончарек. – Его убили? Грабитель?

– Нет, – притворно вздохнула Элзбета. – Жандармы и маги молчат, не хотят говорить, но уже все знают – нашего аптекаря убил какой-то безумец!

– Ох! Вот страх-то!

– И ко всему прочему… маг, – радуясь произведенному впечатлению, добавила рейяна Пашкевич.

– Маг? – переспросила ее подруга. – Тут? Но из-за чего? Новак же не был магом.

– Именно-именно, – подтвердила рейяна Пашкевич. – Все знали, что Новаки – обычные люди. Но… Казимир мертв, а его дочь куда-то подевалась.

Женщины замолчали, явно обдумывая сказанное и услышанное. Я слышала стук ложечек, звон чашек и хруст чего-то очень ароматного.

Вот же ж! И не отбило у них аппетит. Лопают с удовольствием.

Я вздохнула и прикрыла глаза.