Текст книги "В предчувствии измены. Эротический роман"

– Мы так давно не виделись! – она отстраняет меня за плечи и оглядывает с головы до ног. – Ты здорово выглядишь, совсем не изменилась.

Я благодарю, отвечаю комплиментом на комплимент.

– Вы после свадьбы совсем испарились. Мы не встречаем вас ни у Лаврентьевых, ни у Светы. Вы совершенно не интернет-активны. Всё, что можно о вас узнать – только рассказы Марины. Я слышала, Саша метит в профессора?

– Пока в доценты, – игриво отвечаю я и оглядываюсь в поисках мужа. Точно, он всучил мне свои документы и кошелёк, и пошёл прямиком к ребятам.

– Ну а ты? Марина говорила, ты стала главным бухгалтером?

– О, это было так давно… – протягиваю я. – Я уже не испытываю по этому поводу такого трепета. Да и освоилась уже давно на новой должности. А так… – Лена смотрит на меня выжидающе, будто я должна сказать что-то важное. – А так всё как обычно.

– Ты всегда была очень амбициозна, – Лена ухмыляется так, будто сказала мне какую-то колкость, а я не разгадала тонкого намёка. – Ну теперь-то, если в карьере всё сложилось, ты подумываешь о детях?

И почему людей перестали учить хорошим манерам? Я ничего не имею против откровенных бесед, но, во-первых, не с места в карьер, а во-вторых – нужно же обладать хотя бы элементарными навыками житейского психолога. Ладно.

– Этот вопрос пока остаётся открытым, – спокойно отвечаю я. Я не могу удержаться и не поставить Лену в неловкое положение соответствующим едким замечанием: – А вы с Вячеславом продолжаете придерживаться современных взглядов на брак?

Нет, молодец! Может быть, доктор Лайтман из сериала «Обмани меня» смог бы разглядеть микроэмоцию, выдающую весь тот огромный пласт ненависти, который сейчас ко мне испытала Лена, но лично я не заметила, чтобы хоть один мускул дрогнул на её лице. По-видимому, она настолько привыкла к вопросам на эту тему, что научилась воспринимать их как нечто, к ней не относящееся.

– Точнее, Слава. Я бы с удовольствием приняла кольцо и надела белое платье, но он мне не предлагает, – та лёгкость, с которой она признаёт свою неудачу, обезоруживает меня. При этом я не ощутила к ней жалости, скорее, мне захотелось подбодрить её, и я даже почувствовала что-то вроде уважения к её терпеливости. Мне такой черты не сыскать в своём характере.

Враждебный настрой словно ветром сдуло. Мы отправились в кухню, чтобы справиться с шашлыком и овощами.

Когда мы вошли, на столе я заметила два фужера с недопитым вином. Мариш и Лена вели доверительную беседу, пока я не прервала их своим появлением. Я ощутила укол ревности и досаду. Может быть, я просто плохая подруга? Я вечно болтаю о себе.

Я взглянула на Мариш. Она явно успела перехватить мой взгляд на бокалы, потому что виновато улыбнулась. Она такая чуткая. По сравнению с ней я просто бревно. И в отношениях с супругом, и в отношениях с друзьями.

Лена рассказывает нам о своей поездке в Италию. Они со Славой уже много где побывали, и стараются не реже пяти-шести раз в год выбираться на отпуск за границу. Мой муж не любит путешествовать. Для него самый эффективный отдых – это продуктивная поездка к родителям на квартиру или на дачу в Карелию, где он может заняться ремонтом, помочь с хозяйственными делами, а вечером посидеть в спокойной обстановке с какой-нибудь книгой. Подмосковная и городская природа для него – самый вдохновляющий пейзаж в любое время года. Ему не нужен океан, гейзеры, водопады… Его вполне устраивают широкие поля, поросшие сорняками, вид из окна на мрачную осеннюю Москву, облепленные снегом парки, а теперь майская черёмуха в Наре…

Я впервые встречаю май в Наре – что-то судьбоносное есть в этом сочетании слов. Вечером здесь будет пахнуть дымом от жжёных листьев, как и в любом пригороде в майские праздники. Этот дым будет оставлять на языке горький привкус. А сейчас на улице пахнет черёмухой и прудом – если бы головная боль не заглушала всё остальное, я ощутила бы прохладу в самом эпицентре тридцатиградусной жары от этого запаха ледяной и звенящей воды.

Я прошу у Мариш лекарства. Она протягивает таблетку, и с сочувствием гладит меня по голове. Мне кажется, что если я сейчас скажу ей хотя бы что-то, хотя бы простое спасибо, дрожь моего голоса выдаст какую-то новую черту моего к ней отношения. Я стала так внимательно изучать её повадки, смотреть на неё с каким-то затаённым восхищением. И это ненормально. Я никак не могу классифицировать это ощущение, найти его причину, предугадать последствия. Я смотрю на неё не как на подругу, не как на женщину, не как на кумира… но она вдруг стала чем-то вроде… эталона? Нет, я уверена, что не ориентируюсь на неё. Не хочу быть как она. Не хочу быть на её месте. Не хочу, чтобы она считала моё поведение правильным… Я просто очень внимательно теперь за ней наблюдаю.

Сейчас мы пойдём в беседку. Мне так не хочется идти туда. Я вспоминаю нашу последнюю встречу с Ильёй, разочарование и опустошённость, которые я испытала. И мне кажется, что сейчас будет ещё хуже. Тут же я вспоминаю Вику, и свои предположения относительно Ильи. И мне становится совсем дурно.

Мы идём по зигзагу из красной плитки. Вокруг зелёная трава. Кое-где у дорожки вытягиваются или расползаются небольшие кустики, а ближе к строениям растения выше и гуще – они будто специально были посажены для того, чтобы скрыть постройки и создать атмосферу чистой природы, без вмешательства человека. И эта строгая красная дорожка, простая и рациональная – совершенно не вписывается в такую идею.

Я думаю о том, что этот устроенный двумя людьми участок отлично отражает их непохожесть друг на друга, лишь некоторые задумки перетекают одна в другую, но это не касается основных моментов. Об этом думаю я, когда мы подходим к беседке. Ребята сидят в теньке от деревянных стен, расслабленные и умиротворённые. Даже мой муж, по обыкновению очень оживлённый, и даже немного суетливый в обществе, сейчас больше напоминает мне того человека, который проводит вечера со мной в квартире: он немногословен, спокоен, и часто отвлекается на свои мысли, не желая делиться ими с остальными.

Я вижу Славу. Махаю ему рукой и улыбаюсь. Он выглядит как упитанный, пресыщенный материальными благами и вниманием кот. Его целыми днями обхаживают две женщины – мать, которую он никогда не оставит жить одну, и гражданская жена, которая до сих пор мотивирует себя тем, что он, в конце концов, после пяти-шести лет совместной жизни пожелает поставить штамп в паспорте.

Я целую Яну. Ох, ну надо же, Мариш не успела предупредить меня! Киваю молодому человеку, который приехал с ней. Она обнимает его за плечо и подмигивает мне, будто демонстрирует новое приобретение. Эй, смотри-ка на мой новый аксессуар, как тебе такая модель?

Катя и Антон. Они сидят рядышком, словно две птички жмутся друг к другу, и разлепляются лишь на несколько секунд, чтобы поздороваться со мной. Впрочем, Катя наверняка уже предугадала, что сегодня я не настроена на оживлённую беседу. Ей не нужно из вежливости спрашивать меня о чём-то. А мне из вежливости следует присоединиться к моему мужу. Сегодня все по парам…

Я не вижу Илью. Сажусь рядом с мужем. Мне ужасно неуютно. Я сижу у самого края беседки, и солнце попадает мне на щёку, плечо и руку. Я ёрзаю и не могу оторвать взгляда от лужайки, где мы сидели в марте, напротив друг друга, а сейчас там пустота. Мы разговаривали так непринуждённо, и в то же время не о пустяках. А потом он задумался и опустил голову. А я стала вспоминать, какие у него глаза. И он посмотрел на меня… Я так отчётливо ощутила эту волну, высокую, тёплую, бурлящую белой пеной – она надвинулась на меня и окатила с головы до ног. В его светлых-светлых глазах было понимание. Он будто понял меня так, как никто. Ну что за глупые идеи?

Мне нужно отвлечься. Перевести взгляд куда-то в другое место. Пофантазировать, представить себя кем-то другим…

А вот теперь мне срочно нужно отвлечься – я вижу, как он идёт к нам от дома. Хм, по красной дорожке. Господи, как он двигается. Словно шахматная фигура, управляемая каким-то высшим разумом. Его движения в пространстве неуловимы. Он просто приближается, на расшатываясь, не перепрыгивая, не спотыкаясь. Его приближение похоже на необычный монтажный ход в каком-нибудь французском фильме. Солнце слепит его, отражаясь от той самой металлической крыши, которая совсем недавно бросалась серебряным шаром в меня. И его зрачки сужены до предела. И в ту секунду, когда он уже был очень близко, но тень ещё не спрятала его от солнца – я посмотрела ему в глаза. И этот бело-серый взгляд охватил меня, словно паника. Сердце быстро забилось, тело замерло. Мне стало трудно дышать, и я приоткрыла губы, чтобы набрать воздуха. Господи, какой же он красивый! Он совсем рядом со мной. Он наклоняется ко мне и целует в щёку. Его короткая щетина легонько царапает мою кожу. Я шепчу: привет.

Я выбираюсь в коридор. Золотисто-оранжевый свет пробивается сквозь раскидистые ветви дерева, растущего за окном. Его так густо покрывает листва, что сейчас окно едва ли выполняет свою функцию.

Я отлично себя чувствую. Просидев в беседке мучительные тридцать минут, я попросилась прилечь. Мне было невыносимо смотреть на Илью. И его приветствие лишило меня всяких сил. Мне хотелось спрятаться в какую-нибудь норку и свернуться там калачиком, чтобы никто не видел и не слышал меня. И мне очень хотелось сбежать от своих мыслей.

Теперь я проснулась в гостевой комнате, застелила кровать и вышла в коридор. Я на втором этаже. Я двигаюсь в сторону лестницы, но слышу из-за открытой двери Маришкиной спальни шум. Механический скрежет напоминает мне работу какой-то маленькой машинки. Мне непонятно, что это, и я на всякий случай останавливаюсь до той полосы света, которая бросается на ковёр из открытой комнаты.

– Тук-тук, – произношу я осторожно.

– Да-да, – я слышу голос Ильи. Переступаю в полоску света и встаю перед открытой дверью.

Илья у окна, стоит спиной ко мне, склонившись над подоконником. Створки открыты, и приятный ветерок добирается до моего лица вместе с запахом его одеколона. Я совершенно не разбираюсь в парфюмерии, и не знаю, что это за марка, и какие ингредиенты туда могут входить, я всего этого не знаю, но… могу сказать одно совершенно определённо – мне чертовски нравится, как от него пахнет.

Мой взгляд соскальзывает вправо, и я вижу смятую постель. Пододеяльник золотистого цвета, с витиеватыми чёрными узорами, возвышается полуразрушенным песочным замком над изумрудной простынёй, маленькими волнами распростёртой над гладью его кровати. Этот восхитительный пейзаж манит меня в свои объятия: мне кажется, ткань ещё тёплая. Он спит здесь, о боже мой. Мне кажется, я начинаю краснеть.

– Ты так сладко и заразительно зевала, что я тоже решил вздремнуть, – Илья смотрит на меня и улыбается. Он приглаживает немного взлохмаченную голову ловким и вальяжным движением руки. Наверное, он заметил, как я уставилась на не застеленную кровать. – Извини, – он кладёт что-то на прикроватную тумбочку и расправляет вздыбленную постель. Я отмечаю, что несмотря на жаркую погоду, он спал под одеялом. Наверное, он тоже мерзлявый. Мне вдруг очень захотелось увидеть, как он дрожит от холода.

Я с любопытством заглядываю, что лежит на прикроватной тумбочке. Это Кубик Рубика, и те стороны, которые я вижу, совершенно гармоничны по цветам.

– Ты умеешь его складывать? – спрашиваю я с надеждой.

– Да, – просто отвечает он. – Конечно, я не соберу его за 5 секунд, как какой-нибудь чемпион-спидкубер. Но я отлично натренировался, и добиваюсь результата, какими бы безнадёжными не казались изначальные позиции.

– Обалдеть, – с восхищением протягиваю я, и уже верчу в руках собранную головоломку. – Глазам свои не верю…

– Я могу собрать его снова, если тебе интересно? Хочешь?

Это слово, сказанное его голосом, вдруг обретает неведомую силу над моим разумом. Оно пылает огнём и звоном отдаётся в ушах. Спокойно!

Я оживлённо киваю. Мой муж тоже умеет собирать Кубик Рубика, но только подглядывая в расписанные по шагам инструкции. Мне непонятно, почему при наличии такого незаурядного ума он никак не разберётся в алгоритме.

Мы подходим к окну. Жара спала, и солнце вот-вот сядет. Я слышу голоса из беседки. Мой муж смеётся.

– Запутай его, – говорит Илья. Я не сразу понимаю, о чём он. Господи, перемешай головоломку, Оля!

Я верчу разноцветные квадраты, а пластмассовая головоломка ноет и скрепит под моими пальцами.

– Пожалуй, достаточно, – я протягиваю ему куб.

– Сперва нужно определиться с цветовым фундаментом… пусть будет красный, – он ловкими движениями разворачивает грани, пока на одной из сторон не образуется пять квадратов красного цвета в форме креста. – Суть в том, что есть ряд точек, которые составляют основу – они не будут перемещаться в течение всего процесса, разве что вокруг своей оси. Эти точки – центральные квадраты, и отталкиваясь от них можно ориентироваться в цветовом соотношении сторон, – пара движений, и красная сторона собрана. Он переворачивает кубик так, что красный цвет оказывается внизу. – Теперь мы видим, что нам нужно развернуть всего четыре квадрата – и две трети уже собрано. Так… Верно поставим угловые квадраты здесь. Так… – его пальцы впиваются в разноцветные пятна, подушечки краснеют от быстрых и напряженных движений. Когда механизм начинает сопротивляться, он замедляется, и с небольшим усилием разворачивает грани так, как ему угодно. – Здесь важно всегда оставлять ту грань, которую можно заполнять любыми цветами. Чтобы как следует поставить квадрат, я выталкиваю его на свободную от порядка территорию. И здесь с ним можно творить что угодно, не нарушая целостности уже собранной системы. Так… и вот так… – он вертит головоломку в разные стороны, крутит то по часовой стрелке, то против. Вторая линия заполняется верными цветами. – Самая интересная часть – верхний уровень. Чтобы правильно сложить его, приходится, можно сказать, нарушить всю созданную до этого гармонию. Но это лишь иллюзия ошибки… всё очень быстро вернётся на свои места. Главное правильно чередовать повороты, – я не могу оторвать взгляда от его рук, он делает то четверть оборота, то пол-оборота, и на моих глазах эти тонкие длинные пальцы за несколько мгновений создают из пёстрого хаоса восхитительную систему.

– Потрясающе, – восхищаюсь я, – просто потрясающе! И на сколько ходов ты просчитываешь… всё это?

– Это проще, чем кажется. Я ориентируюсь по ходу действия, – Илья смотрит мне в глаза и довольно улыбается. – Конечно, моя мысль гораздо быстрее моих рук.

Нет, ты, должно быть, шутишь! Мне кажется, я опять краснею. Я упираюсь локтями о подоконник, чтобы ощутить опору. И мне нужен воздух.

– Хочешь, я научу тебя? – спрашивает он.

Нет, это невыносимо! Пожалуйста, не говори мне этого слова! Я безответно тянусь подрагивающей рукой к головоломке, и я захватываю её вместе с его пальцами – они такие горячие, господи! От прикосновения к ним я теряю контроль над своим телом, и, конечно, разноцветный куб выскальзывает из моих рук. Я чувствую себя неуклюжей идиоткой, сломавшей детскую игрушку. Мне даже страшно взглянуть на Илью. Я закрываю лицо руками от стыда, и хочу провалиться под землю. Я слышу его голос чуть поодаль, и выбираюсь одним глазом из-под своих ладоней. Илья перегнулся через окно, и говорит, что видит его, и всё в порядке. Мне становится не по себе от того, как он повисает на подоконнике. Он возвращается в вертикальную позицию, и я виновато смотрю на него, прикрыв ладонями губы.

– Тебе придётся пойти со мной и помочь мне найти его. Такого наказания будет достаточно? – хмыкает он.

– С тобой так легко, – выдыхаю я с облегчением. Мой муж сейчас бы столько гадостей мне наговорил… Не звучала ли моя фраза как-то… неуместно? Непонятно. Он всё время улыбается.

Мы выходим на улицу, и вечерние сумерки набрасываются на меня холодом. Сейчас ветер оставил эти владения, и воздух замер в ожидании ночи.

– Налево, – тихо говорит Илья.

Я огибаю бетонную чашу, полную листвы – зелень кажется невымытой под тусклым светом уличного фонаря, бьющего через весь участок. Впереди возвышаются высокие и вытянутые кусты, которые в темноте похожи на долговязые букеты, увеличенные в несколько раз. Сейчас этот дачный участок уже не кажется мне таким простым и безопасным, как при свете дня. Я замедляю шаг, впадая в полную растерянность: я совсем не знаю, куда идти.

Илья поравнялся со мной:

– Давай, – говорит он так ласково, словно успокаивает заблудившуюся в лесу девочку, и… берёт меня за руку. Его пальцы проскальзывают сквозь мои, и его ладонь идеально ложится на мою, он держит мою руку нежно и крепко одновременно. И он уже впереди, и тянет меня за собой.

Я поворачиваю голову направо, я оглядываюсь. Впереди я слышу голос Антона, различаю Янкин смех. Мы пробираемся через аккуратно рассаженные кусты к стенам дома. На западе тлеет закат, а мы сворачиваем за угол, и оказываемся в начале узкого коридора между кирпичной стеной и соседским забором, ведущего вдоль дома во мглу севера.

Он отпускает мою руку и едва уловимым движением подталкивает вперёд. Я иду. Виноград вздыбленными клубами вьётся по ограждению, создавая атмосферу старинной усадьбы: то ли мы ищем выход в лабиринте из живых изгородей, то ли движемся под крышей длинной перголы, в конце которой всегда что-то есть. Заметил ли нас кто-нибудь? Знают ли они, что мы уже давно не спим? Не слишком ли долго нас не было, и не станут ли нас искать Мариш, или мой муж? Я иду впереди и снова хочу взять Илью за руку. Эта узкая полоска их участка не похожа на простые и логичные повороты тропинок от калитки до беседки. Я здесь никогда не была, тут темно, и я чувствую себя беспомощной. Коридор снова делает поворот. Теперь даже не слышно разговоров в беседке. Только мои металлические набойки на туфлях стучат по бетонной отливке. Шаги Ильи бесшумны где-то позади. Хочу остановиться и увериться, что он рядом, но боюсь, что он натолкнётся на меня, и этот тактильный контакт окончательно запутает мой рассудок.

– Здесь темнее, чем я думал, – говорит Илья, и я облегченно выдыхаю – его голос звучит так близко.

– Где окно, у которого мы стояли? – спрашиваю я.

– Над нами. Нужно посветить, у тебя нет с собой телефона? Я свой не взял.

Я лихорадочно вспоминаю, где оставила мобильное устройство. И понимаю, что мы здесь обречены на абсолютную темноту. Но глаза быстро привыкают, и давящие со всех сторон границы начинают обретать объём. Мне кажется, я вижу разноцветную механическую головоломку в самом конце тупика, и осторожно двигаюсь к кирпичному углу. Да, это она. Я поднимаю пластмассовый куб, который ещё не остыл от его тёплых прикосновений.

– Нашла, – с затаённой радостью произношу я. Оборачиваюсь, протягиваю ему головоломку. Он делает шаг ко мне, и когда забирает её, едва касается моей руки пальцами. Так протяжно, что ощущение движется в моём теле словно в замедленной съёмке. Он будто погладил меня. И импульс, продвигаясь по моим нервам упругим шариком, наконец, достигнул мозга. И я цепенею. И я забываю дышать. Я сглатываю воздух, поднимаю на него глаза. Он так проникновенно смотрит на меня, чуть склонив голову набок. И прищуриваясь. В этой почти полной темноте черты его лица напоминают лишь силуэт. И оно кажется совсем другим, чужим, но ничуть не менее привлекательным.

– Ты их хочешь? – вдруг шепчет он.

Я ощущаю дрожь по всему телу. Его шёпот и слово «хочешь» из его уст производят на меня эффект непристойного предложения. Мне кажется, я совершенно точно понимаю, что он имел ввиду. Но я не могу поверить в такую проницательность, и, пряча своё возбуждение под удивлённым тоном голоса, спрашиваю:

– Что?

– Я видел, как ты смотришь на них. На мои руки. Ты хочешь мои руки?

Мне становится ужасно стыдно, хочется прикрыться, будто я голая стою перед ним. Но он видит мои желания не глазами, он их чувствует.

Я слышу, как бьётся об бетон пластмассовая головоломка, высвобождая его руки для меня. Он тянется ко мне, а я машинально отступаю назад, упираясь спиной в холодную стену. Какого-то иного качества страх захватывает меня сейчас, наедине с ним, на незнакомой территории, в темноте, когда я загнана в угол. Он подходит ближе, обнимает мои ладони своими тонкими длинными пальцами. Его прикосновения чувственны и неторопливы. Но мне хочется остановить его: не здесь, не сейчас… не с тобой, мне с тобой нельзя.

– Тихо, тихо, тихо, – шепчет он. – Я только сделаю тебе один раз. Очень быстро. Рукой.

И скользит по моим бёдрам горячими, как огонь, ладонями, задирая вверх юбку. Я пытаюсь перехватить их, остановить его неловкими движениями, не создающими никакого давления на его напор. С ужасом я вспоминаю, что на мне нет трусиков, и слышу, как он тихо стонет, когда его руки добираются до той границы, где должен был быть ещё кусочек ткани.

– Ты откровенно напрашиваешься, – хмыкает он.

– Илья, ну пожалуйста… Я этого не вынесу… – шепчу я.

Он резко замирает и требует:

– Скажи мне, что не хочешь.

Мои ноги подкашиваются. Бёдра дрожат и жаждут. Я стою перед ним с задранной до груди юбкой, с обнаженным животом и голыми ногами.

– Скажи мне, что ты не хочешь мои руки, – настаивает он.

Конечно, я молчу. Как же я могу сказать тебе это? Как же я могу тебя обманывать… Я мечтаю о твоих руках с тех самых пор, как их увидела. Тогда, у беседки, ещё до начала разговора, когда ты размалывал угли железной кочергой. Я не могла оторваться от этого зрелища. И сегодня… когда ты складывал эту чёртову головоломку – как я мечтала оказаться на её месте! Чтобы твои пальцы подминали под собой мою кожу, раскладывали, разворачивали, раздвигали меня так, как тебе угодно. Я просто с ума схожу от твоих рук! Я мечтаю в них оказаться!

Я чувствую, как по моему бедру бежит струйка смазки.

– Сделай, пожалуйста, – шепчу я. – Сделай мне один раз рукой.

Я вижу, как жёсткая линия его губ изгибается в улыбке.

– Тогда мне нужно, – шепчет он, – правильно тебя поставить.

И он сдвигает меня в угол, вдавливает в кирпич мою спину, обхватывает поясницу, и тянет на несколько сантиметров вниз. Мои колени сгибаются. Он разводит мои ноги руками, и я вся дрожу от нетерпения, от неудобной позы, от предвкушения его пальцев внутри меня. Как они будут двигаться?

Он кладёт ладонь мне на живот, пальцами вниз, и они мучительно медленно, словно двигаясь против какого-то давления, сползают ниже, каждая подушечка оставляет за собой горячие следы, которые будто плавят мою кожу, его ладонь нажимает на мой лобок, а его пальцы… они уже там, на моей промежности. Мои веки становятся такими тяжёлыми, и я с едва слышным стоном закрываю глаза.

Он слегка раздвигает половые губы, проводит средним пальцем круг по самым краешкам моей дырки, и медленно просовывает его внутрь. Я очень мокрая, но я так сжимаюсь, что отчётливо чувствую каждый участок его длинного пальца: напирающее на сочленение половых губ основание, выпуклость между фалангами, которая упирается в заднюю стенку и, наконец, подушечку, такую горячую и твёрдую, пульсирующим движением надавливающую на меня изнутри. Он вставляет его до конца, и вытаскивает полностью. Скользит вверх и вниз по моему клитору, и снова засовывает палец внутрь. Он двигает его вперёд и назад, и ещё раз вперёд и назад, и снова вынимает. Я ни за что не хочу выпускать его. Я жадно принимаю новое движение, и сжимаюсь изо всех сил, но он снова высвобождает меня.

– Останься… останься там… – шепчу я.

И он вновь погружает в меня палец. Я едва сдерживаюсь. И так трудно удержаться на ногах. Я изо всех сил впиваюсь в кирпичные стены пальцами. Мои лопатки врезаются в камень с острой болью, словно ломаются крылья. Я боюсь упасть, но больше я боюсь шелохнуться – лишь бы это всё не исчезло, будто сон.

Он снова внутри меня. Теперь его палец стал таким скользким, что я почти не улавливаю движения. Я только чувствую пульсацию, глубоко внутри себя, и моя шея расслабляется, затылок упирается в стенку, я закатываю глаза. Он двигается очень быстро, и мне кажется, я кончу прямо сейчас.

Он приближает ко мне лицо, чтобы ясно видеть мои ощущения. Никакая темнота их не сможет скрыть. Скорость возрастает в геометрической прогрессии, превращая движения назад и вперёд в одну сумасшедшую вибрацию. Я умоляюще впиваюсь в него взглядом и прошу:

– Медленнее…

Он улыбается, замедляется, делает несколько долгих движений, и его рука исчезает. Нет! Нет! Я изнемогаю от напряжения, подаюсь вперёд, ищу его бедрами. Я постанываю, я готова закричать. Я на всё готова!

– Пожалуйста, ещё… – захлёбываюсь я.

Его ладонь снова ложиться на меня. Я чувствую у самого входа три точки давления. И он входит, на этот раз добавляя ещё два пальца. Они продвигаются в меня постепенно, проникая всё глубже, ощутимо растягивая мокрые стенки. Я издаю стон, оседаю, пытаюсь свести колени. Но ощущения от этого становятся только интенсивнее. Он возвращается, и снова входит, глубже. Я не могу сладить с новым давлением, его пальцы будто гладят меня изнутри, и когда они отступают, и снова начинают движение вперёд, всё внутри сводит от напряжения. Я чувствую, как расширяюсь.

Илья начинает двигаться быстрее. Я снова слышу свой стон. Частота напоминает биение первых капель дождя в разбухшую от жары землю, и вот сейчас, вот-вот сейчас ливень рухнет столпом вниз. Я вся сжимаюсь при мысли о том, как быстро он двигался до этого, когда во мне был только один палец, и какие ощущения я получу сейчас, когда их больше.

Он быстрее и быстрее наращивает темп. Мне кажется, я не вынесу этой скорости. Я вцепляюсь в его запястье рукой, но не могу остановить его. Скорость всё возрастает. Я не могу ничего сказать, больше не могу просить, я едва успеваю захватывать ртом воздух. Мне кажется, все мои мышцы там начинают пульсировать, и я больше не могу ими управлять. Я не могу сжимать их, чтобы не впускать его так глубоко. Я не могу расслабить их так, чтобы его пальцам было не тесно внутри меня. Всё! Я больше не могу заставлять себя сдерживаться. Сейчас я кончу прямо у него на глазах! Нет! Нет же…

Я из последних сил хватаюсь уже обеими руками за его запястье, пытаясь хотя бы чуть-чуть умалить темп. Потеряв опору, я начинаю скользить вниз. Он каким-то неведомым образом перехватывает меня, и мы оказываемся на холодном бетоне. Я падаю затылком в его ладонь. Он надо мною, и по-прежнему внутри меня.

– Ещё чуть-чуть, – шепчет он мне в ухо.

И темп перескакивает сразу на несколько скоростей вперёд. Он двигается так быстро, будто в его ладони спрятан какой-то механизм. Его движения яростны, однородны, и от этого методичного постоянства ритма и предсказуемости движений мне начинает казаться, что я сама управляю его рукой. Он перестаёт быть для меня отдельным объектом, он будто становится частью меня. Я закрываю глаза, и он вдруг резко останавливается, разворачивает пальцы внутри меня и самым длинным из них вжимается в какую-то точку. Мне кажется, что вся моя кровь разом приливает только к ней, и от этой волны у меня перехватывает дыхание. Я выгибаюсь на холодном бетоне.

– Илья… – умоляю я, и кончаю.

Нет, нет, нет! Вокруг темнота. Как же часто я дышу. Мне нужно дышать глубоко, быть тихой, и тогда я смогу различать, что теперь происходит вокруг меня. Низ живота сковывает железными тисками чувство стыда. Как же мне стыдно! Что я наделала!

Я поднимаю верхнюю часть тела, опираясь руками на поверхность подо мной. Ладони, попа и пятки располагаются на чём-то мягком. Я в кровати. И окончательно я прихожу в себя и в реальный мир, когда различаю сопение рядом. Мой муж размеренно и глубоко дышит, он спит в своей кровати. Я с облегчением выдыхаю – это был всего лишь сон. Но чувство стыда не отпускает мой живот и мою поясницу, продолжая обнимать их крепко, как совсем недавно делал… муж моей подруги. Господи, как же стыдно! Мне приснился эротический сон с мужем моей подруги!

Я встаю на ноги. Дело обстоит ещё хуже, чем я думала. Внутри меня мокро. Ощущения я испытала наяву. Мне нужно идти. Выйти из этой комнаты, где всё произошло.

Пока я бреду по коридору… куда? в ванную? на кухню?…я думаю о том, что не было никаких причин и поводов, чтобы такое случилось. Я бы никогда не позволила себе захотеть… Это был всего лишь сон! Но теперь я думаю об этом не с облегчением. Мне… мне очень и очень грустно.

Я забираюсь в ванную, включаю тёплый водопад из душа. Вода покрывает моё тело, смывая лишнюю влагу, и оно требует новой. Я понимаю, что невыносимо хочется пить. Жажда трещит у меня в горле. Вместе с отчаянным криком, который я ни за что не выпущу: это был всего лишь сон!

Я закутываюсь в махровый халат, такой же, как у моего мужа. Я иду в кухню, и вспоминаю, как в детстве мне снились сны про конфеты или несметные сокровища. Я набивала ими карманы, ладони, зажимала их подмышками. Ощущения были такими реальными: я выбирала среди этого изобилия со спешкой, и уносила с чувством полного удовлетворения. Я бежала, а адреналин стучал в голову, а в мыслях я заново перебирала все ценности, которые мне удалось заполучить. И потом я просыпалась. Я постепенно ощущала, как карманы пустеют, а в руках буквально растворяется конфета, превращаясь в реальность-пустоту. Как же это чувство то ли разочарования, то ли досады от того, что все предметы были лишь фантазией, напоминает мне моё теперешнее состояние. Как жаль! Как жаль, что это был всего лишь сон…

Я жадно пью холодную воду. Останавливаюсь, наконец. Не знаю, что именно: может, стул, на котором обычно сидит Мариш, когда приходит ко мне в гости, а может халат-близнец, напомнили мне о том, как должно быть. Чувство стыда, сменяя ощущение тоскливой переполненности внизу живота, вновь охватывает меня. Но оно так быстро пропадает, что я в бессилии опускаюсь на стул и начинаю реветь. От того, что ничего не было. От того, что я предала свою подругу. От того, что Илья никогда… И от того, что мой муж уже очень давно не приносил мне и сотой толики тех ощущений, которые я испытала всего лишь во сне.

И словно в поиске утешительного приза я начинаю перебирать в памяти события того вечера. Я и вправду спала в гостевой комнате у них на даче, и я заходила к Илье в спальню, и он действительно умеет собирать Кубик Рубика без инструкций, и мы выходили на порог, потому что моя неуклюжесть тоже, к сожалению, реальна. Но вот мы стоим у забора, прежде, чем повернуть на север. И он зовёт её. Мариш приносит фонарик, и мы втроём идём за дом. Я очень хотела похвалить её мужа, но мне так не хотелось делиться этим восхищением ни с кем. И я молодец, я была такой оживлённой, и совершенно не расстроилась, что она с нами. Мне нравится их пара… Это правда. Я всё время радовалась тому, как она говорит о нём: с какой-то сокровенной ласкою, с надеждой на то, что он – её принц. И мне нравится, что он трогает её: берёт за руки, обнимает за плечи, сажает к себе на колени. Мне хочется узнать о них ещё больше. Как они ходят по магазинам, как они встречают будние вечера, о чём говорят на прогулках… Моя фантазия так отчётливо рисует их вдвоём, что мне кажется, если я протяну руку, то смогу дотронуться до этой голограммы, на которой они прижимаются друг к другу, и их лица обращены на меня… Я чувствую, что моя рука поднимается, словно у лунатика, и тянется в пустоту… Я схожу с ума? Да. Потому что следующая мысль рассекает это видение, словно порыв вьюги сметает с лица земли хрупкий мыльный пузырь. Он взял меня за руку, когда мы пробирались между кустами. Илья держал меня за руку. И ничего прекраснее я не чувствовала за всю свою жизнь.