Текст книги "Завоевание куртизанки"

Глава 6

Поцеловав ее, он совершил страшную ошибку.

Кайлмор откинулся на спинку сиденья, стараясь сохранить на лице выражение безразличия. Внутри разгоралась беспощадная битва с основными инстинктами. Он до боли сжимал свои мускулы, заставляя обуздать желание овладеть Верити и довести до конца то, что начал. Обещание, данное ей, ничего не стоило. Но собственная способность победить животные страсти значила много.

Обнимая Верити, он испытывал восторг, осуществлялись мечты, преследовавшие его в последние три месяца.

Но она была слишком восхитительна. Если он овладеет ею сейчас, в чем же будет победа? Он снова неизбежно станет ее рабом, и Верити, умная маленькая кошка, это знала. Он выхватил ее из рук брата, чтобы показать свою власть над нею, а не для того, чтобы еще раз сделаться ее покорным рабом.

И снова она разрушила так тщательно продуманные планы. Один поцелуй, полученный против ее воли, соблазняющий, обманчиво невинный аромат фиалковых духов, и Кайлмор снова оказался тем, кем он был с Сорайей. Снова томление. Снова нетерпение. Снова желание.

Ад.

Верити без малейшего усилия поставила его на колени, будь она проклята. Он всеми силами старался скрыть от нее свое смятение. Затем понял, что незачем беспокоиться.

Сорайя-Верити не взглянула на него, она смотрела в окно на темнеющие окрестности, В слабом свете было видно, что она на грани безумия от горя и страха. Искра жалости пробилась сквозь темный океан похоти, захлестнувший Кайлмора, но он поспешил загасить ее. Верити оказалась в тяжелом положении по собственной вине. Если ему удастся запугать и покорить ее за несколько часов осады, ну что ж, прекрасно. Верити заслужила мучения, это только справедливо. Возможно, поцелуй не был такой уж непоправимой ошибкой.

Испытывая некоторое неудобство, он пошевелился. Черт побери, он должен овладеть ею. Жгучее желание угрожало превратить его решимость в пепел. Три месяца мучительного воздержания требовали, чтобы он взял ее. Тем более что было несколько возбуждающих минут, когда она хотела этого не меньше, чем он сам.

Кайлмор снова поерзал на сиденье и попытался успокоить бурю в крови, убеждая себя, что довольно скоро он получит удовлетворение.

Но он хотел Верити сейчас.

Он был готов доказать, что сейчас преимущество на его стороне. А доказал всего лишь то, что так же уязвим в отношениях с нею, как это было всегда. С унижающей его быстротой поцелуй превратился из проявления власти во что-то совсем иное, о чем ему не хотелось и думать.

Ирония заключалась в том, что вся эта потрясающая встреча имела удивительно целомудренный конец. Они поцеловались. И это было все. Кайлмор едва дотронулся до ее изумительного тела. Тела, каждая линия и каждый изгиб которого запечатлелись в его памяти. Подавляя стон, герцог снова заерзал.

Он поклялся, что не дотронется до нее, пока они не доберутся до Шотландии. Отсрочка была задумана для того, чтобы продлить ее страдания, чтобы к тому времени, когда он уложит ее в свою постель, Верити уже настрадалась и осознала свою вину.

Так почему единственной жертвой, растянутой на дыбе, теперь оказался его светлость герцог Кайлмор?

Поцелуй был необыкновенным.

Чарующим. Опьяняющим. Колдовским.

Загадочным.

Он почти был убежден, что поначалу она не знала, как вести себя в такой ситуации. Что было просто смешно. Опытные, умелые губы Сорайи уже касались каждого дюйма его тела. От воспоминаний о том, что еще она проделывала с ним, боль в его возбужденном теле становилась невыносимой.

Господи, если так будет продолжаться, они не успеют пересечь границу, как он окончательно станет калекой.

Он бросил сердитый взгляд на Сорайю.

Верити. Мисс Эштон.

Она была готова сдаться. Он не мог рисковать и прикасаться к ней. Его самообладания едва хватило на час.

А путешествие обещало быть очень долгим.

Когда несколько часов спустя карета въехала в деревню Хинтон-Стейси, была уже ночь. Пленница Кайлмора по-прежнему молчала. Но его любовница никогда не относилась к очень разговорчивым женщинам. Он уверял себя, что его это не беспокоит – он похитил ее не для разговоров.

– Протяни руки. – Кайлмор достал шнур.

Он не связывал ее после того жгучего поцелуя, хотя и собирался это сделать.

Она повернулась к нему и твердо ответила:

– Нет.

«Так вот к чему это привело», – подумал он с сожалением.

Очевидно, все время после их поцелуя она восстанавливала силы для защиты.

А чего он ожидал? Что одно объятие превратит ее в дрожащее покорное существо? Кайлмор взглянул на ее трагически сжатые губы и потерял всякую надежду снова испытать блаженство от поцелуя. Это было странно, он никогда особенно не жаждал поцелуев, когда она была его уступчивой любовницей.

– Боюсь, что слово «нет» утратило свою силу после того, как вы убежали. – Грубо, потому что больше сердился на себя, чем на нее, он хотел схватить ее руки.

– Я не позволю связывать себя! – закричала она, отодвигаясь от него.

Мысль, что он вступит с ней в драку, была слишком низкой для его чувства собственного достоинства, чтобы возникнуть в голове.

– Если я буду вынужден ударить тебя, я ударю, – сказал он, не веря самому себе.

Она отреагировала на угрозу с заслуживавшим этого уважением.

– О, прелестно.

Боже мой, а она смелая. Всю свою жизнь он считал смелость качеством, достойным наибольшего уважения. В этот момент он с изумлением убедился, что низшее существо, какая-то куртизанка, проявляет больше храбрости, чем любой из знакомых ему мужчин.

Каким же негодяем он оказался в этой драме.

– Нас ожидает горячий ужин, ванна и все необходимое, мадам. Уверен, тебе, как и мне, хочется вылезти из этой кареты. Но предупреждаю, мы будем ехать всю ночь, нигде не останавливаясь. По разным причинам.

Он догадывался, что она обдумывает его слова. Наконец Верити тихо сказала:

– Я ненавижу узы.

Совесть, которую он, к сожалению, не мог оставить в Лондоне вместе со своим роскошным домом и беспутными приятелями, вновь пробудилась. Он всеми силами старался затолкать ее обратно в дальние, уголки своего черного сердца, но ничего не выходило.

– Дай мне слово, что не попытаешься сбежать. – Странно, он верил, что она сдержит любое обещание, которое даст, ему.

– Я не могу этого сделать, – с грустью сказала она.

– Тогда давай сюда руки. У меня нет никакого желания принуждать тебя, но придется.

– Очень хорошо.

Дрожа всем телом, она неподвижно ждала, пока он связывал ей руки и лодыжки. Как бы смело она ни говорила, ее охватывал страх. На этот раз совесть не просто колола Кайлмора, она била его ногами.

– Вы не хотите заткнуть мне и рот? – Ее насмешливый тон не мог скрыть глубокой обиды.

– Если ты будешь и дальше насмехаться надо мной, я могу это сделать. Так что будь осторожней.

Он отодвинулся от нее, борясь с желанием заткнуть ей рот, но не кляпом, а поцелуем. Опускаясь на колени у ее ног, Кайлмор снова окунулся в ее дразнящий аромат, словно предлагающий обнять и еще раз поцеловать. А затем от поцелуев перейти к полному удовлетворению страсти.

Верити, связанная Кайлмором, молча сидела и дрожала. По его словам она догадалась, что они направляются в гостиницу. В гостиницу с сомнительной репутацией, где похищенная женщина не вызовет особого интереса, тем более что это часто случается на дороге, ведущей на север, в Гретна-Грин.

Но карета свернула с дороги и проехала через ворота, на которых был изображен золотой орел герба Кинмерри. Было слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь еще; дождь прекратился, но небо оставалось затянутым тучами. Фонари на карете освещали густой кустарник по краям подъездной дороги. Для женщины, находящейся на грани паники, этот вид был далеко не ободряющим.

Когда они подъехали к большому загородному дому, к карете подбежал человек и открыл дверцу.

– Добро пожаловать, ваша светлость. Мадам. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным?

Человек говорил с явным шотландским акцентом. Но они еще не могли пересечь границу. Лошади Кайлмора были быстры, но для этого надо не бежать, а летать.

– Были приятные моменты, – с усмешкой ответил Кайлмор, выходя из кареты.

Верити покраснела при этом сделанном нарочно напоминании о ее слабости. Тот чувственный, покоряющий поцелуй перевернул ее душу, чего никогда не происходило с нею даже в минуты страсти. И, хуже того, Верити подозревала, что ее мучитель это знал.

– Все готово, как вы и распорядились, – продолжал слуга.

– Спасибо, Фергус. – Кайлмор протянул руки в карету и подхватил Верити.

Он сумел это сделать с удивительной ловкостью. Верити хотелось ненавидеть его как неуклюжего грубияна. Но к несчастью, его физические достоинства, какими бы впечатляющими они ни были, бледнели в сравнении с его умом и сообразительностью.

Под бесстрастным взглядом немолодого слуги Кайлмор еще крепче ухватил ее. Четыре горевших факела освещали ровный круг перед домом, и Верити заметила, что шотландец взглянул на ее связанные руки и ноги, но выражение его лица не изменилось, он отвернулся.

С этой стороны ей не стоит ждать спасения. Неудивительно, что Кайлмор не заткнул ей рот. Она могла бы кричать до хрипоты, Фергус равнодушно пропустил бы ее крики мимо ушей.

Теплые, надежные руки герцога, обхватившие Верити, безжалостно напоминали ей, как он обнимал ее. Верити постаралась сделать так, чтобы ему было неудобно нести ее.

– Прекрати, – резко сказал он, переменяя руки.

Черт бы его побрал, казалось, он даже не запыхался, поднимаясь по широким ступеням к парадному входу.

– Мне наплевать, если вы уроните меня, – с вызовом сказала она.

Свежий воздух и избавление от кареты, вместе взятые, вернули ей бодрость духа.

– Смелые слова. Но сомневаюсь, что тебе понравятся синяки, которые ты получишь, стукнувшись с холодным твердым мрамором.

Кайлмор прижал Верити к себе, и она почувствовала сильные мускулы его груди. В такой близости он казался огромным, жестоким и могущественным. Но от него исходил запах страсти, наслаждения и покоя. Черт побери, зачем он поцеловал ее. Она стала вырываться. Но узы не давали ей возможности освободиться.

– Если ты не успокоишься, я переброшу тебя через плечо.

– Покорная слуга вашей светлости никогда не претендовала на такую честь, – ядовито заметила она.

– Ладно. – Его громкий вздох свидетельствовал о бесконечной мужской раздражительности. – Не забудь, ты сама попросила.

Он поставил ее на верхнюю ступеньку и, нагнувшись, перебросил через плечо. Именно так работник на ферме поднимает мешок пшеницы. Неожиданная картинка из детства, возникшая в ее воображении, лишила Верити сил сопротивляться. Распущенные волосы упали на ее лицо черным занавесом. Она сжала в кулаки болтавшиеся руки и безуспешно попыталась ударами привести Кайлмора в чувство.

– Я этого не просила, – уткнувшись в его великолепный сюртук и задыхаясь, возразила она.

Сквозь ткань она чувствовала, как напрягаются при движении мощные мускулы на его спине.

– Слишком поздно, – сказал он, подходя к двери, которую распахнул перед ним слуга.

Кайлмор был такого высокого роста, что пол, казалось, находился где-то далеко внизу. Ужас и гнев душили Верити. Нет, она не думала, что он позволит ей упасть.

Они вошли в освещенный свечами холл. Пол здесь был покрыт черными и белыми плитами. От изящного геометрического рисунка у Верити закружилась голова.

– Добро пожаловать, ваша светлость.

Распущенная грива волос помешала Верити увидеть женщину, встречавшую их.

– Добрый вечер, Мэри, – приветливо ответил герцог таким светским тоном, как будто находился на балу в Мейфэре, а не тащил пленницу в бог знает какой глухой угол королевства.

Верити ворчала и извивалась, стараясь что-то увидеть, но усилия были напрасны. Она страдала от унижения, зная, что ее икры и лодыжки выставлены напоказ. Она попыталась ударить герцога ногой, но его рука лежала на ее бедрах.

– Приготовлена розовая комната, – сказала служанка, тоже шотландка.

И Фергус, и Мэри говорили до невероятности спокойно, несмотря на то что их хозяин тащил связанную и явно сопротивлявшуюся жертву. Возможно, они привыкли помогать его светлости в похищениях.

– Отлично. Мы вымоемся. Затем, я думаю, поужинаем.

– Очень хорошо, ваша светлость.

Верити услышала, как служанка вышла, а герцог стал подниматься по лестнице. Желая выместить свою злость, Верити снова попыталась ударить его ногой.

Он мгновенно отплатил ей звонким шлепком.

– Ой! – Она возмущенно задергалась в его руках, хотя благодаря верхним и нижним юбкам шлепок не причинил ей боли.

Нет, пострадала только ее гордость.

– Утихни, – проворчал он, продолжая подниматься по лестнице с такой быстротой, которая, с точки зрения Верити, казалась опасной.

К тому времени, когда он поставил ее на ноги в роскошной спальне, Верити слегка подташнивало. Но это не помешало ей сражаться.

– Вы настоящий дикарь, – с горечью сказала она и потрясла головой, стараясь стряхнуть волосы с глаз.

– Так не забывай об этом. – Его нисколько не тронуло оскорбление.

Он раздраженно откинул назад ее волосы и, встретив гневный взгляд, усмехнулся.

– Почему бы тебе не сесть? Кровать прямо за тобой. Скоро приготовят ванну.

– Я лучше постою. – Она почти обезумела от жажды противоречить во всем, в чем могла.

Он равнодушно пожал плечами.

– Как пожелаешь.

Затем она не поверила своим глазам – Кайлмор повернулся к двери. Верити ожидала, что он останется и будет продолжать мучить ее.

– Встретимся за ужином.

Оставшись одна, она мгновенно бросилась на кровать.

Верити внимательно осмотрела комнату. Впервые после своего похищения она осталась одна. Она должна воспользоваться случаем. Правда, сейчас, будучи связанной, она мало что могла сделать. Но герцог говорил о ванне и ужине. Конечно, ему придется развязать ее.

Если только он не собирается сам вымыть и накормить ее.

Дрожь пробежала по спине, и вовсе не от отвращения, как Верити ни было неприятно в этом признаться, а от мысли, что его большие ловкие руки станут намыливать ее обнаженное тело.

Вилла в Кенсингтоне славилась самыми современными ванными комнатами. Они с Кайлмором не раз испытывали на себе повышенную чувственность в этих комнатах. У нее перехватило дыхание при воспоминании о тех ощущениях, когда ее мокрое голое тело скользило по его телу, а вокруг них плескалась теплая вода.

Но тогда она была Сорайей. Теперь стала Верити. А суровая душа Верити не имела отношения к таким непристойным удовольствиям.

Чтобы отвлечься от воспоминаний, которые угрожали превратиться в гибельную слабость, она снова с принялась рассматривать комнату, большую и удобную, с нежным рисунком на обоях. Мебель красного дерева. Украшенная искусной резьбой каминная полка. Парчовые занавеси на окнах.

Все, к ее разочарованию, выглядело вполне обычным для богатого дома. Если бы она превратилась в ту девочку, какой была в детстве, то от изумления утратила бы дар речи при виде этих мягких, толстых, пестрых ковров и шелкового полога над кроватью, но женщина, которой она стала, не увидела в этой обстановке ничего особенного.

Верити, очевидно, должна благодарить Кайлмора за то, что он не швырнул ее в подвал. Такое было вполне возможно. Он явно был полон решимости унизить ее.

Наверное, он выбрал эту спальню, чтобы перед тем, как они поедут дальше, удовлетворить свою похоть на этом красивом розовом покрывале. Он сказал, что не тронет ее, но она не верила его слову. Тем более каждый жест подтверждал его едва сдерживаемое желание.

Она дрожала в ужасе перед тем, что он сделает с ней, боялась, что бездумно ответит на его страсть, как это произошло с опьяняющим поцелуем. Разве можно надеяться, что она устоит перед ним?

Он хотел, чтобы воспоминание об этом поцелуе мучило ее и не давало покоя, да так и случилось. Теперь она знала, как легко он мог настоять на своем, и это знание наполняло ее страхом.

Крепкая дверь, которую Кайлмор, уходя, запер за собой, открылась. Фергус и мускулистый парень втащили в комнату ванну. Женщина, очевидно, та самая Мэри, что встретила их внизу, вошла вслед за ними с мылом и кипой полотенец.

Распахнутая дверь за их спинами манила свободой, но в путах бежать не было смысла.

Верити молча наблюдала, как трое слуг наполняли ванну. По комнате распространился приятный запах, как будто на обоях и вправду распускалось множество розовых бутонов. Этот аромат создавал атмосферу невинности, не гармонировавшей с муками пленницы.

Она ожидала, что вновь появится Кайлмор, но, когда дверь закрылась, в комнате осталась только Мэри. Служанка подошла ближе, и Верити подумала, что с ее добрыми голубыми глазами и растрепанными седыми волосами она не походит на соучастницу преступления.

Мэри осторожно развязала путы на запястьях Верити.

– Я Мэри Маклиш, жена Фергуса, служу здесь экономкой. Позвольте мне помочь вам, мадам, – сказала она с мягким шотландским акцентом.

Она обращалась к Верити с тем же французским «мадам», что и Фергус при их приезде. Это подходило и для сбежавшей любовницы, и для любого другого случая, предположила Верити. Английский эквивалент «миледи» был бы до смешного неуместен.

Когда Мэри опустилась на колени, чтобы развязать ноги Верити, на ее бесстрастном лице невольно промелькнуло сочувствие. Понимая, что шанс получить союзника может улетучиться в любую секунду при появлении Кайлмора, Верити набралась храбрости и заговорила.

– Герцог похитил меня. Я оказалась здесь против своей воли. Пожалуйста, вы должны помочь мне убежать, – тихо и умоляюще сказала она.

Она сомневалась, что герцог унизится до подслушивания через замочную скважину. Но кто знает? Верити, к примеру, никогда не думала, что он способен на похищение.

Руки Мэри на мгновение застыли в воздухе, а затем продолжили снимать с Верити полусапожки и чулки.

– Моя семья и я всем обязаны его светлости. Мне очень жаль вас, мадам, но я не могу поверить, что герцог действительно хочет причинить вам зло. – Мэри встала с колен. Она не поднимала глаз, как будто не могла равнодушно смотреть на страдания Верити, знала, что если посмотрит, то должна будет что-то сделать. – Я помогу вам снять платье.

– Но он действительно желает мне зла. Он так и сказал. Вы видели, как он обращается со мной. – Верити беспомощно взглянула на бесстрастное лицо. В отчаянии она наклонилась и схватила руку Мэри. – Пожалуйста, умоляю вас. Помогите мне! Ради Бога, вы должны мне помочь.

– Не следует поминать имя Божье всуе, – с неодобрением сказала Мэри. – Повторяю, я всегда буду на стороне герцога.

Но Верити не сдавалась. Возможно, это был единственный момент, когда она могла бы сбежать от своего тюремщика. От волнения она заговорила дрожащим голосом.

– Он связал меня. Он вырвал меня из семьи. Он угрожал изнасиловать меня. Конечно, вы как женщина…

Глаза Мэри беспокойно забегали, словно в испуге, что сейчас появится Кайлмор и выгонит ее без рекомендательного письма.

– Я не хочу ничего слышать, вы наговариваете на него, мадам. Его светлость спас всю мою семью от нищеты и голода. В этом доме не найдется ни одного Маклиша, который не умер бы за него. – На этот раз она посмотрела на Верити с искренним сочувствием. – Мне очень жаль, что вы дошли до такого состояния, но я не могу вам помочь. А теперь, пожалуйста, встаньте, и я помогу вам вымыться.

– Если вы не поможете мне бежать, значит, будете так же виновны, как и ваш хозяин, – язвительно бросила Верити, хотя уже поняла, что напрасно теряет время.

Мэри была слепо предана Кайлмору, и ничто не могло сломить эту преданность.

Лицо Мэри раскраснелось.

– Может быть, все так, мадам. Но я… не могу помочь вам. Не знаю, как объяснить. – Она разволновалась, и шотландский акцент зазвучал сильнее. – Пожалуйста, не просите меня идти против его светлости.

Гнев и разочарование душили Верити. С отвращением, которое она чувствовала скорее к хозяину, чем к самой Мэри, Верити отбросила руку женщины от пуговиц на лифе своего черного платья. Она должна надеяться только на себя. Опять.

– Оставьте меня, – ровным голосом приказала она.

Мэри встревожилась.

– Его светлость велел мне прислуживать вам.

– Так прислужите, оставьте меня одну, – резко ответила Верити.

Мэри кивнула, неохотно подчиняясь.

– Хорошо, но на случай, если понадоблюсь, я останусь за дверью.

«На случай, если я превращусь в облачко дыма и улетучусь через замочную скважину», – с горечью подумала Верити.

Мэри вышла, пристыжено опустив плечи, что, однако, не помешало ей надежно запереть дверь.

Верити раздвинула шторы на окнах и выглянула наружу. Из комнаты падало достаточно света, что позволило ей оценить свои шансы вырваться на свободу.

Невелики, с сожалением решила она.

Под ней было еще два этажа, и ни единого удобного дерева около дома. Если она выпрыгнет из окна, то сломает себе шею. Это тоже было бы выходом из затруднительного положения, подумала она.

Она высунулась из окна в надежде увидеть водосточную трубу, или балкон, или выступающий карниз, но дом был построен в строгом древнегреческом стиле и лишен всяческих бессмысленных украшений. Верити размышляла, есть ли у нее время скрутить из висящего над кроватью полога веревку до нового нашествия Маклишей.

– Даже и не думай об этом. – В круг падавшего из окна света вступил герцог и поднес к губам сигару.

– Я только… – взволновалась Верити.

Меньше всего ей хотелось, чтобы он, догадываясь о ее намерениях, вошел в комнату и нарушил драгоценное уединение.

Он тихо рассмеялся и выпустил облачко дыма. Запах дорогого табака, смешанный со свежестью мокрого сада, достиг ее ноздрей.

– Я прекрасно знаю, чего ты «только». Иди принимай ванну. Я не хочу потерять тебя, игра только началась.

Это было бы совсем не забавно. Он говорил так, как будто ему доставляло удовольствие смотреть, как она бьется в сети, опутавшей ее. Ненависть Верити была так сильна, что, будь у пленницы пистолет, она бы застрелила его.

– Мне приятно, что я так хорошо забавляю вашу светлость, – с сарказмом в голосе сказала она.

– О, мне тоже, – небрежно парировал он. – Развлечения как раз теперь и начались.

Она ответила на это совсем по-детски – грохотом захлопнувшегося окна.

Кайлмор вошел в розовую комнату и увидел, что его любовница снова одета как благочестивая вдова. Черное платье глухо застегнуто до подбородка. Волосы безжалостно закручены в строгий пучок. Ясные глаза грозно потемнели. Она явно давала ему понять, что вооружена против его хитростей.

К несчастью, он даже еще не начал хитрить.

Он ожидал от себя любой реакции – гнева, ненависти, удовлетворения, – только не этой безумной радости. Но вид Сорайи, сидевшей перед горевшим камином, непокорной и готовой сцепиться с ним из-за каждой уступки, приводил его в прекрасное расположение духа, чего не случалось уже несколько месяцев.

Он на самом деле безумен, как и его предки.

Кайлмор сел за стол напротив нее и налил в бокалы кларета. От стоявших на соседнем столике блюд исходили дразнящие и соблазнительные запахи. Но, конечно, ничто не дразнило и не соблазняло его так, как эта прекрасная женщина, смотрящая на него поверх камчатной скатерти с таким выражением, как будто хотела убить.

А вдруг и в самом деле хотела, подумал он, содрогнувшись.

– Не убрать ли мне подальше от тебя этот нож? – небрежно спросил он, откидываясь на спинку стула и поднося к губам бокал.

Верити удивленно взглянула на стол, и Кайлмор понял, что она не рассматривала свой столовый прибор как потенциальное оружие. Уже не в первый раз у герцога возникало подозрение, что у нее нежное сердце. По крайней мере нежнее, чем она хотела показать.

Нежное? Ха!. Эта куртизанка использовала и предала его, ни минуты не поколебавшись. Она бы не дрогнула и в змеином гнезде. Он не должен позволять ее красоте обманывать его, нельзя забывать, что она всего лишь алчная шлюха.

Хотя, видит Бог, она была прекрасна даже в этом нищенском платье и без красивой прически. Эта простота лишь подчеркивала безупречный овал лица, замечательную глубину и красоту ясных глаз, мягкую припухлость губ.

Ее губы…

Он отвел глаза, пока неукротимое желание поцеловать эти губы полностью не овладело им. Он снова напомнил себе, что похитил ее не для того, чтобы снова попасть в когти страсти. Он похитил ее, чтобы доказать, что никому не позволено делать из герцога Кайлмора дурака, не заплатив высокую цену за свое предательство.

Он поднялся на ноги отчасти потому, что не хотел прикасаться к ней.

– Тебе что-нибудь положить? Мэри отличная кухарка.

Эти проклятые сочные губы скривились в удивленной саркастической усмешке.

– Приговоренный узник ест досыта?

Он начал наполнять ее тарелку.

– Можешь встретить свою судьбу на пустой желудок, если хочешь.

– Нет, – уверенно ответила она. – Я предпочитаю подкрепить свои силы.

Кайлмор тихо рассмеялся. Он тоже хотел, чтобы она подкрепила силы, но совсем для другой цели.

В подтверждение своих слов Верити съела все, что он предложил. Но Кайлмор заметил, что пила она мало. Очевидно, решила сохранить ясность ума, не затуманивать его алкоголем. Герцог мог бы ей сказать, что она напрасно тратит время, задумывая побег. Он ее поймал и больше не отпустит.

– Это платье тебе не понравилось? – Кайлмор показал на ярко-красное платье, разложенное на кровати.

Он прислал его наверх с Мэри, в надежде, что любовница наденет это платье после ванны.

Оно словно создано специально для Сорайи – элегантное, яркое, несколько экзотичное. Кайлмор выбрал его у модистки, постоянно пополнявшей гардероб любовницы. И, выбирая, представлял, как не спеша будет снимать это платье, медленно обнажая восхитительное тело Сорайи.

– Нет, я предпочитаю носить собственную одежду. – Она даже не взглянула на экстравагантное платье.

Странно, ему пришлось признать, что такое платье не подходит женщине, сидевшей перед ним и с трудом сохранявшей самообладание. Это было платье куртизанки, хотя, надо признаться, ужасно дорогой куртизанки. Полная безыскусственность Верити почти убеждала Кайлмор, что она действительно была благочестивой вдовой.

Но он, конечно, знал, что это не так. Воспоминания о долгих грешных забавах в Кенсингтоне противоречили образу порядочной женщины, которую она пыталась сейчас создать.

И снова беспокойная мысль промелькнула у него в голове: эта женщина не была той, которую он знал раньше. И впервые в мыслях он назвал ее Верити.

– Тебе надоедят эти черные тряпки еще раньше, чем мы окончим обед, – сказал он. – И какой толк в этом мелочном вызове? Он ничего не изменит.

Она покачала головой и не ответила, но герцогу показалось, что он ее понял. Каждый компромисс был еще одним шагом по дороге, ведущей к полному поражению. А она не знала, что уже безнадежно стоит на этой дороге.

Или, может быть, знала.

Он встал и заметил, как она быстро подавила порыв отшатнуться от него. Какой-то дьявол заставил его остановиться за спиной Верити и положить руки ей на плечи. Она не вскрикнула, но Кайлмор почувствовал, как ей хочется вырваться из его рук.

– Вы обещали, что не дотронетесь до меня, – сердито сказала она.

– Я решил, что это было ошибкой, – мягко ответил он, ощупывая пальцами ее тонкие худенькие плечи, определяя ее слабость и ее силу.

– Я не позволю вам этого! – закричала она.

Изогнувшись, она неловко попыталась схватить каминные щипцы. Это был ее первый некрасивый поступок, которому он стал свидетелем.

– Я убью вас прежде, чем вы снова получите меня. – Тяжело дыша, она подняла кочергу.

Ее очаровательное лицо побледнело от напряжения.

Не покидая места за ее пустым стулом, он непринужденно рассмеялся.

– Не будь дурой, Верити. Что ты собираешься делать? Вышибить мне мозги?

– Если придется, – кивнула она.

Ее великолепная грудь вздымалась под черным бомбазином платья, а из строгой прически выбилось несколько прядей.

Ее поступок не удивил его. Ведь он все время после похищения изводил ее, подбивая на драку.

– Знаешь, ты и глазом не успеешь, моргнуть, как я вырву у тебя эту кочергу.

– Можете попробовать, – неуверенно предложила она.

– Положи ее. Ты ничего не добьешься, кроме моего неудовольствия..

Он шагнул к ней и властным жестом протянул руку. Его голос становился все более суровым.

– А принимая во внимание, что ты полностью находишься в моей власти, это было бы неразумно. До настоящего момента я был чрезвычайно сдержан в своих поступках. Все могло бы быть намного хуже.

– Вы не испугаете меня.

– Я попробую, – проворчал он, обходя ее.

Верити все еще держала поднятую кочергу, и он не сомневался, что она пустит ее в ход. Наверное, ему бы следовало волноваться, стоя перед этой разъяренной Валькирией с железной дубиной в руках, но вместо этого Кайлмор чувствовал себя ожившим после долгих трех месяцев.

– Мне никогда не следовало доверять вам, – сказала она, поворачиваясь, чтобы не выпускать его из поля зрения.

– Не притворяйся, что когда-нибудь доверяла, – сказал он тихо и с неожиданно искренним сожалением.

Видимо, его ответ озадачил Верити, потому что она нахмурилась и на минуту забыла, что не должна спускать с него глаз. Он осторожно обошел ее и без труда увернулся от кочерги, которую она чуть позднее собралась обрушить на его голову. Схватив Верити за руки, герцог притянул ее спиной к себе.

– Отпустите меня, грязный грубиян!

Он словно не заметил оскорбления. Он хотел бы еще не замечать, каким теплым было ее тело. Прижимая Верити к себе, он не мог не почувствовать, как она дрожит. Под видимым сопротивлением таился невидимый страх. И Кайлмор сразу это понял.

– Брось кочергу, Верити.

Она пыталась вырваться из его рук.

– Нет, негодяй!

– Фу, какие слова. – Он схватил и почти до боли сжал ее запястье. – Отдай кочергу мне, или я сделаю тебе больно.

Что-то в его голосе, должно быть, подействовало на Верити, потому что со вздохом отчаяния она бросила свое оружие. Кочерга со стуком упала на ковер у их ног.

Герцог повернул Верити лицом к себе.

– Это какой-то абсурд, – спокойно сказал он. – Можно подумать, что ты напуганная девственница. Ты же знаешь, я последний человек на свете, который поверит в этот спектакль. Целый год я делал с тобой все, что хотел. Какие еще тайны может скрывать от меня твое тело?

В ее глазах была безысходность, а губы сурово сжались.

– Я больше не ваша любовница, – устало сказала она.

Он с раздражением отшвырнул ее.

– Если бы нам не предстояло дальнейшее путешествие, я бы доказал тебе, что это неправда.

Она нахмурилась, явно растерявшись.

– Дальнейшее путешествие? – спросила она после напряженной паузы.

– Да. Я ведь говорил тебе в карете, что мы поедем на север, нигде не задерживаясь. – Он сказал это, уже выходя из комнаты. – Я вернусь через полчаса. Воспользуйся этой передышкой и пойми, что самое безопасное для тебя – не сопротивляться.