Текст книги "Санки"

4

– Звонок! – Крикнули несколько человек в один голос, залезли на парту и стали жестикулировать, будто у нас в классе есть глухонемые.

Затем Ден зашагал по столам, перепрыгнул через учительский проход и оказался прямо передо мной, стоя одним ботинком на учебнике по биологии, который и без того рваный.

– Бежим! – крикнул он и рванул, обложка отлетела и с шелестом пронеслась по классу, оказавшись под учительским столом.

«Теперь придется клеить», – подумал я, корячась под столом. Большая неожиданная тень подкралась сзади и накрыла меня с головой, словно одеяло.

– Не забудь приклеить, – прокомментировала она, прочитав мои мысли.

Я собрался и пошел вниз, когда все уже убежали вперед. «Интересно, Ден вообще помнит про санки? – думал я, волоча за собой рюкзак и еле-еле переставляя ноги: – Все ему сходит с рук». Злость на Дена копилась и нарастала как снежный ком. Мне хотелось подойти и врезать ему со всей силы, чтобы он упал, чтобы ему было больно, и сказать: «Это за то, что ты испортил мне жизнь своим глупым, бездумным поступком!» Я еще раз проговорил эту фразу про себя, пошлепав губами, стиснул зубы, сжал кулаки и прибавил ходу. В столовой, перед самым буфетным окошком я нагнал их, схватил Дена за плечо и развернул к себе. Все застыли, Ден смотрел на меня, выпучив оба глаза как вареный рак, еще несколько секунд мертвой тишины, слышно было только, как сопят наши носы.

– Ты чего? – закричал Ден так громко, что все находившиеся в помещении перестали жевать и обернулись в нашу сторону.

Меня трясло, сначала внутренне, потом и внешне, так что это было видно всем. Кто-то сзади уже закричал:

– Драка! Драка!

Я разжал окаменевшую ладонь и выпустил из нее сжатый кусок свитера Дена, он расправил плечо и еще раз спросил:

– Ты чего?

Я растерялся, гнев отступил, и сквозь трясущиеся губы удалось произнести несколько слов:

– Санки помнишь?

Ден изменился в лице, наши позиции поменялись, теперь он держал меня за кофту на плече и говорил прямо в ухо, прикасаясь своими неприятными влажными губами:

– Еще раз ты вспомнишь о них, я вырву тебе язык и закопаю его там же, где эти санки, понял? – он говорил так тихо, что слышал его только я, а сзади уже собралась толпа, кричащая «Драка! Драка!».

Пашка и Санек стояли не шевелясь, словно манекены в магазине одежды.

– Понял меня? – еще раз переспросил он.

Я уверенно кивнул. Ден толкнул меня в сторону стола с грязной посудой, я врезался в него, и часть тарелок, сложенных стопкой, обвалилась. Можно было обойтись и без этого. Я снова не поел, потому что сначала собирал посуду, а потом писал объяснительную завучу, почему спровоцировал драку в школьной столовой. Вечером мне предстояло еще раз пройти унизительную процедуру объяснений перед папой и мамой, так как красная запись об этом горела на страницах моего дневника и была такой внушительной, что даже пропечатывалась на следующую неделю, этот случай наслоился бы на свежий вчерашний побег из школы и привел к недопустимым последствиям. Придя домой, я вырвал страницы с записями и, тщательно разорвав в клочья, смыл их в унитаз, ничего более толкового мне не придумалось, казалось, дело было сделано, но не тут-то было – вода подозрительно кружила по кругу унитаза и совсем не собиралась уходить вниз. Видимо, я поторопился и бросил слишком много бумаги одновременно. Следовало подождать, пока бумага размокнет, но времени на это совсем не было. Я спешно полез на антресоль за вантузом, с трудом представляя, как им пользоваться, видел всего пару раз, как папа, наклоняясь перед унитазом, делал возвратно-поступательные движения. Наверно, это не сложно, а иначе были бы специальные курсы по чистке унитазов от застрявших в них листков дневника. Очень высоко, мне нужно еще несколько сантиметров, я уцепился за пакет и потянул его, из пакета посыпался разный хлам: запчасти от старого аквариума, фильтр, трубки, блоки для воздуха. Последним, ударившись об мою голову, вылетел и вантуз. Я спустился и не раздумывая стал повторять вспомнившиеся движения – ничего не получалось, возможно, нужно больше сил. Я выдохнул, протер неприятно влажный лоб и снова погрузился в унитаз. Брызги летели во все стороны, но бумага упрямо не поддавалась давлению. Стрелка на часах ползла вниз, словно растаявшее масло на тарелке. Вот-вот откроется дверь, и тогда мне точно не жить. Напрягаясь, я чувствовал, как зудят свежие синяки на ногах и ломит спина от сегодняшнего удара об стол.

Я понял, что в работе с вантузом главное – не скорость, а глубина погружения и величина давления, с каждым разом я улавливал маленький прогресс, у меня уже начало получаться и стало походить на рыбалку: еще пару минут – и рыба будет на крючке, мне даже стал нравиться этот процесс. Я сделал очередное возвратнопоступательное движение, надавил плавно что было силы и готов был выдернуть вантуз, как вдруг распахнулась дверь. Я обернулся и машинально дернул. Бумага вместе с тайным содержимым нашего унитаза вырвалась на поверхность и, словно профессиональный серфингист, на гребне волны, перехлестнув через край унитаза, выкатилась на пол. У мамы на лице застыл ужас, а папа ничего не видел за застывшим туловищем мамы, он просунул голову между ее рукой и стеной будто жираф и вопросительно посмотрел на меня.

– Я тут решил прибраться, – пришло мне в голову, но белые обрывки дневника предательски выдали правду.

Вечером, сидя за столом, папа перелистывал страницы дневника и подозрительно всматривался в сгибы, пытаясь найти место, из которого пропали листы.

– Почему дневник не пронумерован? – обратился он к маме, оторвав проникновенный взгляд от стола, и получил в ответ немое пожатие плечами.

Мама пряталась за кухонной утварью, погруженная в свои дневные дела, не желая вникать в проблему. Она часто приходила домой словно робот с заданной программой, и любое отклонение от нее вводили ее ступор. А я знал – дневник нельзя нумеровать, нужно оставлять человеку право на личную жизнь, на такую, о которой никто не узнает, – озвучить эту позицию я, конечно, не решился. Весь вечер в нашем доме царила немая тишина, которую разрывал лишь шелест бумажных страниц. Это было вроде наказания, созданный траур призывал меня к совести и размышлению над своими действиями.

Наконец-то этот день закончился, мама вышла из ванной и, заглянув ко мне, отправилась спать. В комнате запахло кремом для рук и огуречной маской, это ее вечерний запах, он стал таким родным, что, если бы мне заменили маму, я попросил бы новую пользоваться этой же косметикой и вовсе не заметил разницу. Я лег и начал думать о санках, периодически остро и метко стреляя взглядом в то место, где они обычно появляются. А чтобы бы сделал Ден на моем месте, если бы эти санки явились к нему? Я повернулся на спину и уставился в потолок широко открытыми глазами. Ден бы не плакал, не убегал, не вырывал бы страницы и не бегал ночью по улице. Он просто подошел бы к этим санкам, прищурив один глаз и подняв бровь, сжал кулак и треснул бы своей жилистой рукой так… так… так… сильно! Что санки разлетелись бы на мелкие щепки. А потом он спокойно, без паники взял бы совок, собрал все обломки и выкинул их в мусор. Я представил это так красочно, что у меня перехватило дыхание. Обычно я не одобряю жесткие насильственные методы Дена, но именно в этой ситуации готов действовать любыми доступными мне способами.

Я открыл глаза – 4:15. По стене в лунном свете бежали темные пятна, отражая падающие хлопья снега за окном. Санки стояли на своем месте, я узнавал их по характерному запаху и холоду, исходящему от металлических лезвий, хоть они и стояли достаточно далеко от меня, холод я ощущал даже через одеяло. Я сжал кулак и разозлился, но этого было недостаточно для того, чтобы разнести санки в пыль. Я вспомнил Дена, как он ударил меня по лицу, вспомнил, как он выкрутил мне руку в прошлом году и я заплакал от боли, вспомнил, как он смеялся, поставив мне подножку, я тогда катился кубарем несколько метров и разодрал ногу так, что не мог ходить несколько дней. Воспоминания нахлынули на меня разом, и наконец-то: все, что происходит со мной сейчас, – это тоже из-за него. Я сжал челюсти так, что в висках начало стучать, собрал весь свой гнев и вскочил с кровати – удар! Я пробил деревянную поверхность, и кулак вошел в пустое пространство. Раздался грохот, мне на голову повалились книги и прочий хлам, годами лежащий на шкафу, словно шапка. Дверь распахнулась, загорелся свет, и родители одновременно вбежали в комнату. Мама что-то визжала на своем паникующем языке, а папа бросился ко мне и вытащил мой окровавленный кулак из пробитой фанерной стенки шкафа. Кожа почти вся была содрана, но кроме жжения я ничего не чувствовал. Это из-за эмоций, я наконец-то победил эти санки, больше они меня никогда не потревожат. Их обломки остались под горой упавшего хлама, который можно заодно и выбросить!

– Что случилось? – спросил папа, пока мама промывала мою ободранную руку перекисью водорода.

– Мне приснился страшный сон, я убегал от монстра, – пробормотал я, залипнув на шипящих пузырьках крови («Врешшшшшь, врешшшшшь», – шептали они как будто наяву).

– Вот! Я же говорила! – укоризненно прокомментировала мама наконец-то вменяемым голосом. – Все эти игры и журналы до добра не доведут.

– Ладно, завтра разберемся, а сейчас надо спать, – закончив бинтовать мою кисть, папа снял очки и протер красные глаза большим и указательным пальцами к центру.

Утро. Суббота.

Дверь глухо хлопнула, а телевизор продолжал бубнить какие-то утренние новости. Папа ушел по своим «выходным» делам, а мама все еще копошилась в кухне, но вскоре звуки стихли и дверь хлопнула еще раз – правда, по-другому: громче и быстрее, это мамин профиль – ушла по магазинам. У меня был час до их возвращения, чтобы убраться и собрать обломки санок. Я вскочил и не завтракая принялся за дело, жаждая скорее избавиться от улик навсегда. Разобрал книги, тубы с папиными чертежами, собрал в коробку старые игрушки, вычистил разбитое стекло. Жертвой оказался фарфоровый набор посуды, подаренный кем-то на юбилей, он уже лет десять жил то в одном шкафу, то в другом, словно платяной призрак. Набор совсем не жалко, освободилось место под коньки. Уборка закончена, но никаких признаков сломанных санок я не обнаружил. Им снова удалось меня обмануть, и я не понимал, как они это сделали. Собрав мусор, я надел шапку, влез в папины валенки и вышел на улицу. Белизна резала глаза, снежные сугробы блестели, как алмазные горы. Люди, закутанные в теплую одежду, одиноко бродили в просматривающейся насквозь парковой зоне. Я выбросил мусор и, похрустывая резиновыми калошами, отправился домой.

Весь оставшийся день я проспал, мама несколько раз заходила в мою комнату и трогала мне лоб холодной ладонью, я чувствовал ее где-то очень далеко и не мог даже пошевелиться в ответ.

5

Я выбрал неправильную тактику! Агрессия не дала никакого результата, что натолкнуло меня на мысль действовать иначе – я отвезу их обратно к школе, когда они вернутся на свое место, им не нужно будет больше являться ко мне по ночам и мучить меня, взывая к совести за содеянное. Я снова разработал план побега из дома ночью, все просчитал, подготовился и лег в кровать частично одетым. Уснуть не удалось, потому что я вспотел, а дурные мысли не давали мне расслабиться. Всю ночь я ворочался с боку на бок, ожидая их появления, но ничего не произошло, моя комната осталась пустой до самого утра, с рассветом я стянул мокрую, пропитанную потом одежду и уснул. Весь следующий день я чувствовал облегчение в надежде, что санки больше не явятся ко мне. Может, они сами нашли дорогу домой, а может, просто испугались, увидев, каким я могу быть, если меня разозлить. Так или иначе мысли об этом подбадривали и мне удалось вернуться в реальность, сосредоточиться на учебе, получить четверку по биологии, двойку по истории и, как бонус, удар в бедро от Дена. Удар предназначался не мне, просто я оказался в ненужном месте в ненужное время и принял его на себя.

За обедом характерный запах еды, витающий в стенах актового зала, навеял мне воспоминания о ночных кошмарах, он был идентичен тому, что появлялся в моей комнате вместе с санками. Я занервничал и начал крутить головой, осматривая помещение позади себя.

– Ты чего? – тут же заметил Пашка, сидящий напротив с набитым ртом. Он откусывал такие большие куски, что его челюсть не могла полностью сомкнуться. – Спер, что ли, булку? – решил он.

– Нет! – возразил я так уверенно и звонко, что мой голос отскочил от больших стеклянных витражных окон, словно мяч, и ударился о наш стол.

– Ладно, ладно, я же пошутил! – проговорил он, пережевывая еду, что утрамбовалась у него во рту.

Я сделал вывод, нужно быть более бдительным по отношению к своим эмоциям, чтобы они случайно, как сегодня, не выдали меня. Я еще раз прокрутил все произошедшее в голове и задумался об этом запахе. Почему от санок воняет едой? Я мысленно вернулся в тот роковой день и прошелся по логической цепочке: санки стояли у задней двери, которая ведет в столовую, значит, они связаны непосредственно с едой, поэтому от них так и воняет. Гениальный вывод. Внезапно в мое сознание ворвались воспоминания, отпечатавшиеся незадолго до дня X: в те дни выпало много снега и мы до вечера играли на школьном дворе, санки тоже стояли около задней двери. Далее: в тот день, сразу после каникул, когда я опоздал на первый урок и со всех ног несся наискосок по полю, – они тоже стояли. Воспоминания, словно пазл, собрались воедино, и передо мной предстала истина: это санки нашей кухарки, она возит на них остатки еды домой. Я даже вспомнил, как видел ее по дороге, она шла мне навстречу, согнувшись пополам, а за ней на длиннющей веревке ползли нагруженные помоями сани. Меня прошиб пот, и я снова обмочился. Это произошло рядом с домом, и шанс, что кто-то увидит, был минимальный. После того как я переоделся в сухое и проанализировал все, что вспомнил сегодня, решил действовать по совести, если вдруг санки еще раз явятся ко мне.

Всю ночь я ждал их, ворочаясь с боку на бок: принюхивался, вглядывался, прислушивался, но санок не было. Не появились они и в следующую ночь, и через одну. Уставший от мучительных ожиданий и угрызений совести, я вспомнил, как ударил в шкаф ночью, собрав в кулак всю злость и обиду. «Наверное, все же способ Дена действует», – думал я по дороге в школу. За несколько спокойных ночей мне удалось отоспаться, я перестал быть бледным и усталым, тело стало легче килограммов на десять и я начал забывать эту ужасную историю.

В столовке сегодня непривычно много людей: слева толпятся льготники, получающие обед бесплатно, а рядом, словно волки к овцам, подкрадываются ребята из старших классов, желая полакомиться казенной котлетой и пирожками с повидлом. Я повидло не люблю, оно ужасно пахнет и всегда капает на брюки и в рукава. Встав в очередь, я огляделся и увидел, что наши все уже сидят, махнул им рукой – мол, и меня подождите. Очередь продвинулась, я заглянул в открытое деревянное окно кухни и положил локти на подоконник, чтобы подтянуться и прочесть меню на сегодня. Оно обычно висит так, что ничего не разобрать издалека.

– Убери локти и говори, что тебе? – тут же сказала помощница кухарки, разливающая суп по тарелкам.

– Ватрушку с творогом, – протянул я деньги, уставившись в глубину кухни.

Большая кастрюля кипела и булькала, охваченная синими языками пламени. Помощница исчезла с глаз, меня то и дело толкали в спину сзади стоящие со словами «давай быстрее», потом кто-то ударился о мою ногу и упал, в очереди образовалась драка среди первоклашек, не поделивших учебник. Кто-то заплакал. Я обернулся, чтобы посмотреть, а в окне появился огромный извергающий горячее дыхание силуэт. Я, испугавшись, вздрогнул. Это была та самая кухарка, ее огромная грудь выступала на полметра вперед, обтянутая белым заляпанным передником, она чуть было не касалась моих кистей. Я отнял руки и посмотрел ей в глаза, она тоже смотрела на меня. Ее зрачки, очень маленькие, заплывшие некрасивой морщинистой кожей, и красные, кровавые веки резали меня на куски. Я замер. Она, будто змея, пустила своим взглядом яд мне под кожу, парализующий все тело. Сзади опять толкнули, я не успел сгруппироваться и ударился подбородком о косяк. Это привело меня в чувство, и я увидел большую вздутую руку кухарки, протягивающую мне ватрушку с творогом. Сделав над собой усилие, я потянулся и взял ее. Кухарка продолжала безмолвно смотреть мне прямо в душу, будто читая все мои мысли, а тихий, низкий голос ее змеиной сути прошептал прямо у меня в голове: «Я знаю, что это сделал ты… ты… ты…» Вокруг меня воцарилась тишина, казалось, ее шепот околдовал всех находившихся в столовой. Ватной рукой я взял теплую, мягкую ватрушку и развернулся в зал. Передо мной стояла троица апостолов в юбках и туфлях на каблуках. Обычно их цоканье слышно издалека и можно успеть затормозить, если бежишь, и поднять портфель, если кидаешься им, или, например, прекратить драку. Но сегодня они явились абсолютно бесшумно, словно влетели по воздуху. Я испугался еще больше, потому что решил, что они тоже слышали этот голос в своих головах и сейчас начнут разбирательство, тогда кара неминуемо постигнет меня и всех остальных по моей вине. Я почувствовал, как потеплело в штанах и бросил все силы на то, чтобы сдержаться, при этом я открыл рот и стал жадно глотать пропитанный запахом еды воздух. Большой палец моей руки прошел ватрушку насквозь. Мне удалось сдержаться, я отошел в сторону и блаженно поблагодарил Бога за удачу в таком деликатном деле. Тут же ко мне, как вороны, подлетели Пашка, Санек и Ден. Они на лету разломили мою ватрушку и проглотили, оставив на полу несколько белых крошек. Прозвенел звонок, и все хлынули в класс, кроме тех, кого апостолы отчитывали за драку. Я бросил взгляд в окно кухни и понял, что кухарка продолжает осуждающе за мной наблюдать, я опустил взгляд на пол – еще и эти крошки. Нагнулся и собрал все, что осталось от ватрушки, я даже готов был снять кофту и вымыть ею пол, если бы это помогло избавиться от тяжелой, совестной ноши.

Вечером я лег спать немного раньше обычного и, не успев подумать о сегодняшнем дне, уснул. Мне снились сны, все разные и бессмысленные, скорее, несвязные фрагменты каких-то событий, происходивших со мной днем. Такие сны не дают выспаться, заставляя просыпаться и анализировать, с научной точки зрения это называется «выспался посреди ночи». Наконец, я перестал бороться с собой и решил взять книгу, прочесть что-нибудь из пропущенного в этой четверти. Протянул руку вверх, нащупал маленький карманный фонарик и тут почувствовал знакомый запах еды. «Наверно, это от меня так пахнет», – подумал я вдруг, но нет – это воняли санки, неожиданно заявившиеся в гости после небольшого перерыва. Я посмотрел, убедился в том, что это они, и рухнул лицом в подушку. «Я больше не могу-у-у-у-у», – промычал я в нее и заплакал. Дал волю чувствам. Иногда это можно делать, но только наедине с самим собой. Я вытер слезы и собрался с силами взглянуть прямо в лицо ответственности за содеянное, что преследовала меня в кошмарных ночных появлениях. Я тихо и быстро оделся, взял санки и вышел из комнаты. Родители спали за закрытой дверью, я крался по коридору словно вор, хватая на ощупь верхнюю одежду. Слышно было, как стучит сердце и цокают зубы, даже в стиснутом состоянии.

Дверной замок щелкнул, я замер, вслушиваясь в ночную звенящую тишину. Реакции не последовало, тогда я так же осторожно открыл дверь и прошмыгнул в подъезд, быстро оделся и пошел вниз. Половина лампочек перегорела, лестничные проемы окутывал таинственный полумрак, нашептывающий мне какие-то непонятные слова из моих снов. Вдруг внизу хлопнула входная дверь, я испугался и что было сил вдохнул носом, замер не дыша. Шаги поднимались вверх по лестнице, я продолжал стоять, обнимая санки обеими руками, и продумывал пути отхода: назад домой – не вариант, убегать вверх тоже – всего пять этажей, человек может подниматься на пятый, тогда я и вовсе окажусь в ловушке. Лестничные проемы сокращались, а идей не было: может быть, в окно? Там козырек, но до окна просто так не дотянуться, тем более с санками. Поздно – мужчина завернул и подошел к двери на втором этаже. Он задрал голову и возмущенно посмотрел на меня. Я поздоровался и прошел мимо него, делая вид, что сейчас не три часа ночи, и мне не 12 лет, и в руках у меня не украденные санки. От него разило спиртным, взгляд был плавающим, как у нашего школьного завхоза. Обычно таким людям не важно, что происходит вокруг, а если и нет, то они все равно не успевают среагировать на происходящее. Я выбежал и понесся прочь, санки на длинной тряпичной веревке, извиваясь и подлетая на кочках, неслись за мной. Они догоняли меня на пологих склонах дороги и отставали в горку. Ночь была теплая, я проваливался в мягкий мокрый снег, желающий проглотить мои сапоги. Очень быстро я оказался у школы, пересек поле наискосок и подошел к заднему входу. Утром кухарка придет в школу и обнаружит свои санки, заберет, и они больше не будут приходить ко мне – план был гениальным, почему только раньше до этого не додумался?! Такой тишины у школы я еще никогда не наблюдал, даже захотелось насладиться этим моментом, но я не стал мешкать, чтобы не нажить себе новых проблем. Поставил санки точно так, как они стояли в тот день, сложил аккуратно веревку и пошел досматривать свои чудные сны-фрагменты.