Текст книги "Тысяча тихих городов. Milles villes tranquilles. Книга первая"

Куда приводят мечты

Я помню тот сиротский вечер. Красавца Шушу забирали себе Алины друзья. Он сидел в сумке-переноске, тыкался в неё носом и из дырочек торчали его длинные белые усы. А в спортивную сумку мы поместили его лоток, мисочки, корм, игрушки и когтеточку, все его приданое. Люси всплакнула и ушла в свою комнату, когда его унесли.

– Я им доверяю, как себе, – сказала Аля нарочно громко под её дверью. – Это лучший вариант для Шуши.

– Я не сомневаюсь, – Люси шмыгнула носом, высморкалась и вышла к нам. – Это просто так. Я соскучилась по дому. Но и по вам я буду сильно скучать.

– Я тоже. – Аля заметно погрустнела. – Но что делать, девочки, надо через это пройти. Вся наша жизнь – опыт потерь.

Мы все помолчали.

– У тебя кто-то умирал? – тихо спросила Люси у Али.

– Нет.

– И у меня.

Они одновременно взглянули на меня.

– У меня умер.

Мой папа умер, когда мне было двенадцать. Я была в школе, шел урок труда или «домоводства» как его ещё называли – мальчики занимались отдельно в столярной мастерской, а девочки учились шить и готовить. Я даже помню, что это была пятница перед праздником Восьмое марта. Мы учились печь блины. «На Восьмое марта испеките маме блины, она обрадуется, будет ей подарок» – сказала нам учительница по труду. Радовать мне было некого, кроме бабушек и папы, и я решила, что испеку блины им. Вот все удивятся – какая я молодец, даже печь научилась сама, ведь к плите бабушка меня никогда и близко не подпускала, сурово пресекая все мои попытки неизменной фразой «обожжешься и испортишь».

И вот посередине урока открылась дверь и вошла наша директор. «Мне бы Анечку Рыско…» – чуть ли не нараспев протянула она и я, удивленная, вышла на середину класса: было совершенно непонятно, зачем я ей понадобилась.

– Анечка, звонила твоя бабушка. Просила, чтоб ты пришла домой. Прямо сейчас. Ты ей срочно понадобилась. Так что одевайся, моя хорошая, и иди. Ты же рядом живешь, да?

Все было подозрительным и странным – и сама директор, и её пристальный многозначительный взгляд и ласковые слова. Я шла домой и недоумевала, что такого могло случиться, чтоб бабушка позвонила в школу. Это был ясный, мокрый весенний день, солнце подъедало остатки снега, расчеркивало его узкими ручейками и проталинами, и в этом просыпающемся ото сна мире невозможно было и предположить, что может случиться что-то страшное.

Я позвонила в дверной звонок, и бабушка появилась на пороге с красным, опухшим от слез лицом и сразу заголосила «Ой, та горе-то какое, да ты знаешь, кто умер-то? Да ты знаешь что случилось-то?!»

На этом месте я всегда спотыкаюсь в своих воспоминаниях, и внутри неизменно возникает странное чувство – смесь досады и обиды на всех и на саму себя, за то, что я позволила такому войти в мою жизнь – как будто от меня что-то зависело. Надо было что-то тогда, много лет назад, сделать. Не возвращаться домой. Не слушать директора. Вообще в тот день не ходить в школу. Убежать куда глаза глядят, сразу после первых бабушкиных причитаний, пока она не проговорила главного, непоправимого, которое намертво впечаталось в капающие, вспыхивающие на солнце сосульки, бабушкин бордовый в горошек халат и так и неиспечённые блины.

… – Зря мы об этом заговорили. Извини, – спохватились Люси и Аля, когда я опрокинулась в воспоминания и замолчала.

В тишине комнаты была слышна только Душка, стучавшая клювом по полу, подъедая крошки.

– Нет, ничего, все хорошо, девочки… когда-нибудь я даже расскажу об этом, только не сейчас. Я поняла, что мне очень грустно именно от того, что снова придется пережить этот опыт потерь. Я не только вас теряю, я теряю всю эту новую жизнь, которая мне так нравится. И по-прежнему уже никогда больше не будет.

– Вот именно. Зато будет что-то новое, – заметила Аля. – Нам всем страшно. Всем и всегда, независимо от опыта, уверенности, возраста и так далее. А тебе вообще пора учиться обходится без костылей, Анечка. Ты уже взрослая, правда ведь? Но в принципе, один костыль я могу тебе оставить. Но ты ведь не поедешь со мной в Индию, это не твоё.

– Не моё, – согласилась я.

– А что «твоё»? Куда бы ты поехала, если б была возможность?

– В Европу, конечно, – вздохнула я, разглядывая дверцу холодильника, облепленную магнитами из европейских стран (магниты неизменно входили в состав Саввиных посылок).

– Ну так и поезжай в Европу, – просто отозвалась Аля.

– Это каким образом?

– Давай поищем тебе какой-нибудь волонтерский лагерь. Проект. Что угодно, где не надо платить.

– А так бывает? Что не надо платить?

– Бывает все. Надо только не сидеть на месте, а действовать. И не бояться мечтать, – и Аля пошла к компьютеру. Люси, молча за нами наблюдавшая, подняла указательный палец и утвердительно кивнула. Моя участь почти была решена, и мне было не страшно – потому что за дело взялись Аля и Люси.

… – Ферма по разведению лаванды в долине реки Лот, полтора часа езды от Тулузы. Там растет 2500 лавандовых кустов, – докладывала Аля, деловито щелкая мышкой. – Хочешь туда? Хотя, думаю, максимум через месяц тебя будет тошнить лавандой.

– Слушай! В Исландии можно участвовать в фото-марафоне в Рейкьявике, поехать на север к Полярному кругу; собирать чернику, шишки и полезные травы; строить зоопарк вместе с исландскими фермерами, помогать в организации международного кинофестиваля или рок-фестиваля, – подключилась Люси. – А в Эстонии ждут волонтеров собирать облепиху.

– А вот тут как честно написано и с юмором! – смеялась Аля. – «Работа на рыбных заводах Аляски – это нелегкая работа, но хорошо оплачиваемая, больше нигде так волонтерам не платят. Пахать придется с утра до вечера. Развлечений на Аляске мало – вокруг только рыба. Все завязано на ней: и работа, и после работы. На завтрак, обед, ужин – рыба. Обычная почта на судах все же работает, вспомните рукописные письма. Условия жизни спартанские: воду приходится экономить, душ будет доступен 2—3 раза в неделю, а стиральная машина – 1 раз…» Ах, а вот какая прелесть, Анька! Ночной мониторинг черепах в Мексике! – перебивала себя Аля. – Сама бы поехала, если б не Индия. «Основная работа заключается в патрулировании пляжа ночью в целях обеспечения миграции черепах в океан, отслеживания откладки яиц черепахами – нужно будет переносить их в безопасное место, а также помогать маленьким черепашатам добраться до океана».

Я представила себя в Мексике, на побережье ночью, с фонариком и как я веду черепашат к воде. «За мной, черепахи! Организованно, не отстаём, не толкаемся, море уже близко…» И мне это показалось даже не экзотикой, а галлюцинацией больного воображения.

… – Но тут экстра сбор 300 евро и билеты за свой счет, – озабоченно продолжала читать Аля. – Давай искать, где денег не просят.

– Во Франции нужны ребята для спасения реки – сажать кустарники и деревья, чтобы вернуть речку в старое русло, – предложила Люси. – Но требование: разговорный французский. Дедлайн через 2 недели, потом первый тур отбора и интервью по Скайпу. А вот какой проект интересный – наблюдать за полярными совами на болотах Гренландии.

Я вглядывалась в фото – улыбающаяся девушка с фотоаппаратом и в резиновых сапогах с высокими голенищами стояла на кочке, по-видимому среди гренландских болот. И рядом больше никого, ни намека на цивилизацию. Очень вдохновляюще, особенно после мегаполиса. Я вздохнула.

– Через несколько дней Аня там завоет среди болот, как собака Баскервиллей. Ещё и на людей начнет кидаться, – резюмировала Аля. – Так, давай дальше смотреть.

За эти три часа мы нашли самые разнообразные проекты во всех уголках земного шара: защита китов в Рейкъявике, реставрация пивоварни в Чехии, мониторинг побережья залива Солерно в Италии – (звучало красиво, но это оказалось всего-навсего уборкой мусора), исследование средневекового серебряного рудника во французской глуши (звучало романтично, но на деле надо было очищать от камней средневековую часть шахты). И тот самый акулий проект на острове Фиджи, который нас всех почему-то развеселил. В описании было написано, что это проект предоставляет «возможность ближе познакомиться с одними из наиболее уязвимых и непонятых животных в мире». Я никогда бы не подумала, что акула может быть уязвимой. Обещали прохождение курса по дайвингу, выдачу сертификата и незабываемые погружения… Я решила, что все-таки это немного экстремально для меня и что мне больше хочется общаться с людьми, а не акулами. На исходе третьего часа мы нашли три подходящих проекта в Бельгии. Проект в Англии и Новой Зеландии. Дело оставалось за малым – только написать длинное мотивационное письмо и доказать, что я подхожу в качестве волонтера. Письмо за меня сочиняли Аля и Люси. Когда я его дочитала, моё лицо пылало как после бани. В письме была откровенная невыразимо прекрасная ложь, если только этот эпитет можно отнести к слову «ложь». Девушка Анна, которая очень хотела получить новый опыт и поделиться своим опытом в Бельгии в качестве волонтера обладала лидерскими качествами, активной жизненной позицией, умением быстро находить общий язык с любыми людьми, детьми и прочее, прочее. На целую страницу были расписаны мои достижения и навыки, мероприятия, организованные и проведенные мной в библиотеке с детьми, молодежью и пожилым поколением. Я – коммуникативная и легко схожусь с разными людьми? С моими аутистическими наклонностями и социофобией? Я – лидер?

– Девочки… спасибо вам огромное… если бы это не было так далеко от действительности… – с досадой начала я, но Аля не дала мне договорить.

– Так ты хочешь поехать? Да или нет?

– Да. Но там все неправда, в этом мотивационном письме…

– Какая неправда? Ты что, не работала в библиотеке? Ты не устраивала эти… поэтические вечера? А сила воли? Ты решилась всё оставить и приехала в Москву. У тебя английский с нуля вырос до нормального разговорного уровня! И ты что, не работала с детьми?

– Это понятно, благодаря вам я сильно изменилась, да… но если меня там, в Европе воспримут согласно этому описанию и отправят на какую-нибудь работу лидерскую… что я буду делать?

– Аня! Ну что ты за наивный человек! Кто тебя – иностранку, незнакомого человека, всего-навсего волонтера нагрузит чем-то сверхсложным и одну бросит? Размечталась! Короче, вот тебе резюме, мотивационное письмо, все пересылаю тебе, а ты уже решай сама, что с этим будешь делать.

Я решила. Той же ночью я отправила документы на разные проекты – в вальдорфскую школу, организацию «Аниматоры улиц», и в организацию «Мели-Мело», которая работала с инвалидами. Все эти проекты были предложены в Бельгии. В Англию требовались волонтеры для работы в организации Красного Креста, а в Новой Зеландии я надеялась попасть в центр для особенных детей в качестве помощника педагога.

Последующие дни я с нетерпением проверяла свою почту и уже выбирала в своем воображении – куда же, в конечном итоге я поеду? Согласно резюме и мотивационному письму незнакомая мне девушка Анна прекрасно подходила под все предложенные вакансии. И вот, наконец, мне начали приходить ответы. Сам по себе этот факт был крайне приятным… но с каждым письмом разочарование мое росло, потому что все ответы были отрицательными. Красный Крест предпочитал не работать с русскими волонтерами, по причине «сложностей с визовым процессом», в Новой Зеландии волонтера уже нашли. В бельгийской школе все-таки хотели волонтера со знанием французского. Последнее письмо было от «Аниматоров улиц». Я открыла его, и, вздохнув, прочитала дежурное «к сожалению, эта вакансия уже занята»… Но после этой безнадежной фразы я прочитала следующее: «Однако, нам понравилось ваше резюме, вы показались нам опытным и надежным с человеком, так что мы хотели бы предложить вам вакансию волонтера в похожей организации. Это центр досуга и дополнительного обучения для молодежи „Le meilleur“. Расположен центр в том же самом городе Асьен-су-Фели…» Я читала описание организации, требования к волонтеру, а сердце прыгало где-то уже в горле и требовалось немало усилий, чтобы его проглотить.

…И вот теперь я в Бельгии. Мокрые бревна и дождь. Что меня тут ждёт? Наилучшее? (именно так переводилось название центра, куда я приехала работать). Почему-то теперь я в этом сильно сомневалась.

– Салююю! Хай!

От неожиданности я крупно вздрогнула.

Передо мной стола высокая девушка в запотевших очках и в капюшоне.

– Я – Мари-Астрид (на французский манер это звучало «Маги-Астгид»). А ты – Ивонна?

– Я – Анна.

– Да? Хм. Ну хорошо, поехали. Приятно познакомиться.

И мы вышли в дождь к её машине.

Наилучший

Мы загрузили мои чемоданы в багажник и поехали. Я не удержалась и спросила, что это за брёвна.

– Лесопильная фабрика, – бодро отрапортовала Мари-Астрид, английский у неё был с очень милым акцентом, который Аля называла «французским» – когда h не произносят, а l всегда смягчают.

– А до Брюгге далеко?

– Это другой конец Бельгии. Фландрия.

– Неужели? – я огорчилась.

– Ты туда доедешь часа за 3. Не забывай, какие тут размеры.

Мы помолчали. Она поглядывала на меня и улыбалась. На передних зубах красивыми каплями поблескивали стразы.

– Магритт… – подумав, начала я, чтобы Мари-Астрид не решила, что я ничего не знаю о Бельгии. – Мечтаю попасть в его музей в Брюсселе!

– Кто это? Никогда не слышала.

– Ну… художник такой, – растерялась я.

– Я далека от искусства, – весело отозвалась Мари-Астрид, лихо выруливая на трассу. – Это Эссерен. Мы тут всех волонтеров встречаем, так удобнее, чтоб не заморачивались с пересадками. До Асьена десять минут на машине.

Мимо проносились вымершие улицы, торговый центр, пустая парковка.

– Что-то народа не видно, – озадаченно протянула я.

– Погода, – коротко объяснила девушка. – Ну и плюс выходной, все сидят дома. Утром вообще такой ливень был!

Машина остановилась около двери. Я вышла и осмотрелась – старинная мощеная улочка, отель напротив.…

Мари-Астрид показала мне, как открывать входную

дверь и выдала ключи.

– Сейчас никого нет, у нас пасхальные каникулы. Все уехали. Ута, наверное, вернется первой.

Мы втащили мой чемодан в дом. Я увидела старую длинную лестницу, уходящую наверх.

– Два этажа? – восхитилась я.

– Три. Ты живешь на последнем. Вот твои ключи. Жа-а-а-ан! – неожиданно закричала она и замахала руками. Подпрыгивающей походкой к нам приближался парень – облако курчавых волос и пирсинг в губах и носу.

– Это за мной, – сообщила Мари-Астрид. – У нас тут вечеринка неподалеку, хочешь к нам?

– Мне надо вещи разобрать и осмотреться, – неуверенно протянула я.

– Ты права. Жан, поможешь втащить чемодан Анны в её комнату? Он неподъемный.

Пол в коридоре и лестница были покрыты ковролином. Я по привычке, хотела снять сапоги в коридоре, но вспомнила нашу Люси, которая рассказывала, как тяжело ей было привыкать разуваться в России, когда входишь в квартиру. «В Англии такого и подавно нет. И в Европе». Поэтому снимать обувь я не стала. Жан уселся на софу в проходной комнате, напротив пианино, достал портсигар и стал скручивать папиросу. Мари-Астрид стремительно проходила по комнатам, показывая мне дом.

– Кухня. Вот тут висит листок, не потеряй его, с паролем от вай-фая. На холодильнике контакты хозяйки апартаментов, Амели. Для тебя – шкаф Иоланты.

– Кого?

– Она работала до тебя в Ле Мейер. Итальянка. Тут даже что-то осталось… можешь использовать или выкини, если не нужно, – Мари-Астрид с грохотом выдвинула ящики (они все были совмещенные), и мне на ногу выпало яблоко.

– А это Йорик! – продолжала Мари-Астрид, и скептически поджала губы. – Ну и запах!

Я перевела взгляд на раковину и увидела вместо Йорика гору грязной посуды.

На столе стояла пепельница с окурками, пустые пивные бутылки и тут же романтично приютились ноты и чехол от скрипки.

– Йорик, – повторила Мари-Астрид уже устало.

– Йорик… как будто из Шекспира, – улыбнулась я.

– Нет, он из Авиньона.

Мари-Астрид зевнула и закричала:

– Жан, ты идешь?

Жан ввалился в кухню какой-то чрезмерно счастливый и расслабленный. Он шумно затянулся и протянул папиросу Мари-Астрид.

– Ты куришь? – спросила она меня. – Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Ты вообще не куришь или только каннабис?

– Каннабис? – переспросила я.

Они переглянулись и расхохотались. Мари-Астрид обняла меня одной рукой и поднесла к губам указательный палец. – Ш-ш-ш-ш, ты только не болтай никому. Сколько тебе лет?

– 28.

– Большая девочка. Ты что, никогда не пробовала каннабис?

– Э-э-э-э, нет… – растерянно пробормотала я, так до конца и не понимая о чем идет речь.

– Ты из Москвы? – деловито подключился Жан, продолжая блаженно улыбаться. – В Москве что, нет каннабиса? Боже мой, как там только люди живут?

И они снова расхохотались.

– Ну что, счастливо оставаться, Анна из Москвы. Увидимся!

Мари-Астрид отпустила мое плечо и плавно перекинула вес на плечо Жана. Он обнял её одной рукой, и они исчезли за дверью, помахав мне напоследок.

Первым делом после их ухода я включила ноутбук, чтобы отписаться Але и Люси, но главное – бабушкиной соседке, обладательнице компьютера и скайпа. Мы договорились, что она передаст все мои новости бабушке. После я нашла значение слова «каннабис». Это оказалась конопля.

***

Мне было страшно ложиться спать в первую ночь в пустом доме. И не просто в доме – а в незнакомом доме, в незнакомой стране, в незнакомой комнате. Моя комнатка находилась под самой крышей – оттого половина потолка была ровно скошена. В комнате стояла кровать, тумбочка, столик, стул, кресло и комод. Около него к стене была прибита металлическая балка, на которой висели вешалки для одежды. Окошко выходила на крышу, и я подумала, что в ясную погоду будет приятно смотреть на облака. Из особенно трогательного, был воздушный шар, привязанный к дверной ручке, на котором было написано лаком для ногтей «Добро пожаловать, Анна. Ута» С Утой мы познакомились по Скайпу ещё до моего приезда, (контакты мне выслала приглашающая организация, когда я, видимо, достала их своими вопросами про жизнь и работу в новой стране). Ута оказалась очень отзывчивой и прочитала мне по Скайпу лекцию под названием «что взять с собой для жизни в Бельгии».

Ещё с вечера я вымыла кучу посуды, оставшуюся от загадочного Йорика (если верить Мари-Астрид), оттерла Бог весть чем заляпанный стол, подмела пол. В волшебном шкафу Иоланты нашлось два яблока, баклажан, спагетти и жестяная коробка с фигурными печеньями. Как можно было не съесть такие восхитительные печенья, было для меня, сладкоежки, загадкой. Дом был старый, со скрипучей лестницей и старой громоздкой мебелью и мне предстояло прожить в нем год с совершенно разными, незнакомыми мне людьми разных возрастов, из разных стран, говорящих на неродном для меня языке. Интересное приключение я для себя выбрала.

Я все думала об этом, подходила к окну, смотрела на темное небо, на шпили церкви вдалеке, в очередной раз проверяла, заперла ли я дверь в комнате. Под потолком покачивался воздушный шар. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня и казалось, что стоит только зажмуриться, скатиться со старой лестницы на улицу и там окажется, что я в родном бабушкином дворе – мокрый асфальт, кусты жасмина, облезлые лавки и лампочка, защищенная металлической решеткой (чтобы не воровали) над входом в подъезд.

***

Какое радостное это было первое мое бельгийское утро! Вымытое ясное небо, нагретый пол в солнечных бликах. Кухня была запущенная, с запыленными шкафами и старой плитой, паутиной по углам и заляпанным, местами прожженным столом, но если бы можно было её как следует отмыть, всё бы преобразилась. И только потому, что одна стена кухни была застеклена от пола до потолка, а вид открывался на маленький сад с вишневыми деревьями, живую изгородь и лес вдалеке. Солнце заливало пол и стены золотистым, живым, а в окна рвался сад – побеги неизвестных кустарников и растений прижимались к стеклам и тянулись вверх, а когда ветер сдувал лепестки с вишневых деревьев, казалось, что в саду сыплет снег или вспархивают тысячи мотыльков. Деревья колыхали умопомрачительно розово-белой пеной, и столько в этом было нежности и какого-то трепета… до этого момента я почему-то не знала, что они могут цвести так красиво.

Я привезла с собой гречку, русские конфеты и шоколадки в качестве подарков. Гречку я с удовольствием съела с баклажаном Иоланты и после решила, что конфет у меня слишком много, хватит на всех, поэтому я могу поделиться ими с собой. Я сидела у окна, любовалась на цветущие деревья и ела конфету за конфетой. И уже была счастлива, что я одна в этом доме, и, пожалуй, готова была так прожить ближайшие пару месяцев: спускаться вниз на завтрак в пижаме и смотреть на сад, залитый солнцем.