Текст книги "Солнце восемь минут назад"

– Чем помочь? – спросила художница, оглядываясь на дверь. В столовой стояла мертвая тишина, словно там никого не было.

– Весело у них, да? – заговорщицки спросил парень, перехватив ее взгляд. Шапочка придавала ему комичный вид. – Теплая компания. Нет, помогать вроде не надо, разве что на стол подавать.

Нина взяла очередной огурец и невозмутимо рассекла его вдоль одним лаконичным движением лезвия.

– Осторожно! – вырвалось у Александры. – Я такие ножи знаю.

– Да ничего, я же медик, я умею резать!

Нина улыбнулась ей, на этот раз не только глазами. Улыбка тронула тонкие губы, и на щеках неожиданно появились ямочки, очень шедшие девушке. Александра невольно улыбнулась в ответ, пытаясь припомнить их единственную встречу десятилетней давности. Нина запомнилась ей замкнутым, молчаливым подростком с сумрачным, ушедшим в себя взглядом. Нынешняя перемена была разительной. Перед ней была вполне зрелая, уверенная в себе молодая женщина, и, глядя на нее, Александра никак не могла соотнести ее с тем угловатым, неловким ребенком.

– Так ты хирург? – спросила художница. – Девушки редко становятся хирургами. Уже работаешь?

– Все еще учусь. – Нина сбросила в миску нарезанные ломтики огурца и перемешала салат лопаткой. Подумав, добавила немного оливкового масла, которое протянул Жора, стоило ей, не глядя, выставить в его сторону раскрытую ладонь, как делают хирурги на операции, требуя скальпель. У Александры создалось впечатление, что эти двое молодых людей, едва познакомившись, уже отлично понимали друг друга без слов.

– Нарежешь мясо? – спросил Жора Нину, снимая фольгу с большой кастрюли. Взглянув на Александру, парень добавил: – Вчера вечером два часа говядину варил, сейчас подадим холодную, с горчицей. Это все, что я умею готовить.

– Я и этого не умею, – призналась Александра. – Давайте хоть что-то сделаю.

– Достаньте тогда тарелки, посчитайте, сколько нужно. – Жора открыл дверцу посудомоечной машины. – Они там хотя и молчат, но чувствую – голодные, так что лучше поторопиться.

– Ч-черт, – громко сказала Нина, склоняясь над столом.

– Ты порезалась? – обернулась художница.

– Нет, просто у меня нет ножа для мяса. Здесь одного ножа не хватает, как раз этого.

Девушка указала на большую черную коробку, покрытую серебряными иероглифами.

– Три ножа были на месте – для сыра, хлеба и овощей, четвертого изначально не было, когда я нашла коробку. Пустая выемка.

– Я не брал, – моментально откликнулся Жора.

Девушка подтолкнула к нему коробку:

– Но кто-то взял. Может, рабочие?

– Последние рабочие тут были месяц назад, когда все эти коробки еще не привезли, – возразил парень. – С тех пор я один, сам доставщиков принимал. Значит, нож сперли где-то по пути из Японии…

– Упаковка была распечатана, – кивнула Нина, принимаясь нарезать мясо тонкими ломтиками. – Найди мне большое блюдо! И через пару минут можно подавать на стол, почти все готово.

Войдя в столовую со стопкой тарелок, Александра обнаружила, что общество четко разделилось на две равные части. Елена и Сергей сидели на диване рядом с Аристархом, причем мужчины что-то горячо обсуждали, а женщина с улыбкой переводила взгляд с одного на другого. Светлана с сыновьями переместилась к входной двери, подальше от камина. У всех троих был такой вид, словно они собрались уходить. В воздухе висело почти видимое напряжение.

Появление Александры разрядило обстановку. Елена поторопилась встать и подошла к художнице:

– Давайте помогу, а то расселась, как барыня. Просто рабочие вопросы решаем…

Улыбка, словно приклеенная к ее губам, выглядела искусственной и портила миловидное, чуть усталое лицо. «Да и трудно искренне улыбаться, если на тебя излучают такую ненависть, – думала Александра, расставляя тарелки вместе с новой знакомой. – Даже мне нехорошо…» Из кухни появился Жора, поставил на стол два блюда с хлебом и сыром, трусцой вернулся на кухню и принес салатницу. Аристарх со своим собеседником переместились к столу и уселись, не прерывая разговора. Жора, появившись в очередной раз, поставил на край стола ящичек с приборами и положил пачку бумажных салфеток.

– Сейчас еще стаканы – и все, извините за бардак, – произнес парень. Впрочем, его любопытный взгляд не выражал и тени вины, натянутая обстановка, скорее, забавляла Жору.

– А что мы пьем? – поинтересовался Сергей. Его широкое плоское лицо раскраснелось от тепла, набрякшие веки были испещрены капиллярной сеткой. Александре подумалось, что мужчина бурно встретил Новый год. «Хотя уже третье число. – Она раскладывала приборы и салфетки. – Вот будет номер, если он злоупотребляет… Аристарху прямо везет на помощников!»

– Лимонад, сам делаю. – Жора обернулся уже на пороге кухни. – Лимоны, мята, вода из колодца. Еще есть чай, кофе, что хотите.

Сергей явно хотел чего-то другого, но, взглянув на жену, промолчал. Вид у него был недовольный. В этот миг из кухни показалась Нина, парень осторожно принял у нее из рук большое блюдо.

– Можно садиться, – пригласил он всех, ставя блюдо посредине стола. – Сейчас еще по мелочам… Приятного аппетита!

Александра села с краю стола, и девушка немедленно устроилась справа от нее. Дальше сидели Аристарх и Сергей. Елена, помедлив несколько секунд, села рядом с мужем. Группа у дверей оставалась на месте, пока Жора, мелькавший вокруг стола то с графинами, то со стаканами, то с приправами, заканчивал сервировку. Только тогда Светлана, сохранявшая каменное выражение лица и убийственный взгляд, подошла и уселась напротив Александры. Сыновья последовали за ней. Они то и дело переглядывались, очевидно тяготясь вынужденным молчанием и не решаясь заговорить. Если бы не реплики, которыми обменивались Аристарх и Сергей, в столовой висела бы мертвая тишина. Жора исчез на кухне, закрыв за собой дверь. Обедать он явно не собирался.

Александре тоже кусок в горло не шел. Пошевелив вилкой салат, она обратилась к девушке, которая невозмутимо жевала говядину, ни на что не обращая внимания.

– Так мы с тобой не договорили, какую специализацию ты выбрала?

– До этого не дошло. – Нина взяла запотевший стакан, в котором плавал ломтик лимона. – Я ведь бросила мединститут, перешла в МГУ, на биофак. На общую антропологию. И поэтому все еще учусь…

Она взяла добавку. Аппетит у девушки был отличный.

– Ах, вот оно что, – протянула Александра. – Просто я помню, говорили о мединституте… Я не знала.

– Да я сама не знала, что медицина – это не мое. – Нина накладывала салат. – Потом поняла и вовремя все поменяла. Хотя многих разочаровала.

– Почему? – удивилась Александра. – Антрополог – такая интересная профессия!

– Физический антрополог, – уточнила девушка. – Или судебный антрополог.

– Судмедэксперт? – Александра положила вилку. – Ого-го…

– Судмедэксперт работает с мягкими тканями и внутренними органами, чтобы выяснить причину смерти, а судебный антрополог исследует кости человека, если нет другого материала или исследования мягких тканей не дали результатов, – охотно пояснила Нина. – Кстати, судмедэкспертов часто путают с патологоанатомами, но…

– Мы здесь едим, вообще-то! – раздался голос Светланы.

Высоко задрав острый подбородок, та остановила на дочери жесткий взгляд. И в этих глазах Александра прочла то, о чем догадалась десять лет назад, познакомившись с пятнадцатилетней Ниной. Любовь Светланы, абсолютная и деспотичная, целиком ушла в мужа и сыновей, как вода реки уходит в глубокую расщелину в русле. Дочери не досталось ни капли. Девочка, которая выглядела в своей семье лишней, лишней и была. Александра остро ощутила тогда ее неприкаянность и неуверенность в себе.

Теперешняя Нина в ответ на замечание матери только пожала плечами и продолжала есть.

– Это потрясающая профессия, – повторила художница, принимаясь, наконец, за салат. – Здорово, что ты вовремя поняла, в чем твое призвание, уж извини за избитую фразу.

– Еще как здорово, – иронично откликнулась девушка. – Только представьте себе врача, которому не интересны живые пациенты. Передайте мне хлеб, пожалуйста.

Глава 4

Александра едва дождалась конца обеда и вскочила со стула, в два глотка осушив стакан лимонада.

– Побегу к себе работать. – Художница даже не пыталась скрыть облегчение, с которым покидала собравшуюся за столом компанию. – Я ведь еще не устроилась. Не знаю, как там все разместить…

Она ни на кого не смотрела, но ощущала на себе перекрещивающиеся взгляды – любопытные, вопросительные, внимательные. Особенно ощутим был взгляд Светланы. Александра отлично понимала, что та заинтересована в ее присутствии, как и Аристарх. Каждый из супругов рассчитывал найти в ней союзника.

Нина тоже поднялась из-за стола:

– Хотите я пойду с вами? Вдруг чем помогу? Мне все равно делать нечего.

– И незачем было приезжать совершенно, – сухо заметила ее мать. – У тебя же сессия.

– Я могу заниматься где угодно, – не глядя на нее, Нина накинула куртку-парку, висевшую на подлокотнике дивана. – Хотя от здешнего воздуха страшно спать хочется. Саша, так вам подмастерье требуется?

– Помощники всегда кстати. – Художница поняла, что девушка тоже тяготится обществом родни. – Идем, сегодня будем сбивать подрамники и натягивать холст. Да!

Она обернулась в сторону кухни.

– Вот тебе первое поручение. Позови Жору, нужно, чтобы он впустил меня на минуту в кабинет Максима.

Нина отправилась за сторожем, а Светлана раздраженно осведомилась:

– А что, кому угодно можно зайти в кабинет к нашему властелину? Да еще в его отсутствие? Я вот там ни разу не была. Меня не соизволили пригласить.

– Там просто остались материалы для моей работы, – отвечая, Александра была вынуждена взглянуть на давнюю приятельницу. Лицо Светланы подергивали мелкие судороги, как далекие всполохи приближавшейся грозы. – Максим разрешил.

– Вы прямо подружились, как я смотрю, – язвительно бросила маленькая женщина. Она тоже встала и вызывающе положила руки на худые, мальчишеские бедра, обтянутые джинсами. У нее был такой вид, словно она приготовилась к драке. – Удивительно. А я-то боялась, что ты откажешься работать на такого типа.

– Света! – раздался предостерегающий тихий возглас Аристарха. Светлана содрогнулась всем телом, словно по ней прошел электрический разряд.

– А в чем дело? – она переключилась на мужа. – Этот Максим Юрьевич начал тебе нравиться? С каких пор?

– Света, мы в его доме, работаем на него, и просто… – Аристарх замолчал, но жена замотала головой, будто услышала оскорбление в свой адрес:

– Нет, это уж слишком! Ты учишь меня правилам приличия, ты?! После того как позвал…

– Все, нам надо работать. – Аристарх встал из-за стола, почти отшвырнув стул в сторону. Сергей, поднявшийся вслед за ним, придержал стул за спинку, не дав ему упасть. – Идемте.

Не прибавив больше ничего, одеваясь на ходу и не попадая с первого раза в рукава куртки, Сазонов вышел на крыльцо. За ним поспешили супруги Кольцовы. Елена вела себя невозмутимо, словно ничего не произошло, ее супруг явно чувствовал себя не в своей тарелке. Когда за ними закрылась дверь, Светлана спрятала лицо в ладонях.

– Вот, – глухо выдохнула она. – Вот, Саша, теперь ты все видишь.

К облегчению Александры, из кухни появились Нина и Жора. Сторож позванивал связкой ключей, которую нес на согнутом указательном пальце:

– Идемте, раз вы закончили. Обед был так себе, знаю, но я ведь не повар.

Он пошел на второй этаж, Александра двинулась за ним. Нина не отставала. Девушка, казалось, сразу вжилась в роль подмастерья и следовала за художницей по пятам, забавляясь этой игрой. Но, скорее всего (предположила Александра), Нине не хотелось оставаться с матерью в столовой. Они не ладили, это было слишком заметно.

Поднявшись на площадку, Жора отпер кабинет:

– Максим меня предупредил, что все будет оставлено на столе.

– Так и есть. – Александра еще с порога увидела бумажный рулон. Подойдя к столу, она убедилась в том, что картина исчезла. И хотя для работы над венками, особенно в начальной стадии, оригинал был не нужен, она не отказалась бы взглянуть на пейзаж еще раз. Но полотно, очевидно, было заперто в сейфе. Александра вновь обвела взглядом скудную обстановку кабинета, не носившую абсолютно никакого отпечатка личности хозяина. Конечно, дом был еще не обжит, и все же ей не хватало мелочей, которые человек неизбежно накапливает вокруг себя, задерживаясь на каком-то месте хотя бы ненадолго. Забытая авторучка, скомканный чек, пустой стакан… Здесь не было ничего, а ей все больше хотелось что-то о нем знать.

Нина подошла к окну:

– Какой вид… А вон те домики пустуют?

Жора, к которому она обращалась, кивнул:

– Весной достроят. Там внутри только черновые полы, электричество не подведено, вода тоже… Коробки.

– Значит, будет всего семь гостевых домов?

– Выходит, так, – сторож пожал плечами. – По мне, так и семь – много. Здесь самое ценное – что? Тишина, уединение. А набьется народу, и всему конец.

Девушка продолжала смотреть в окно, словно открывшаяся панорама ее заворожила. Затем медленно обвела взглядом незатейливую обстановку и заметила:

– Это ведь кабинет хозяина, верно? Могу предположить, что он жуткий мизантроп.

– Почему ты так думаешь? – Александра, уже направлявшаяся к двери, приостановилась.

– Здесь всего одно кресло, для него. Посетитель должен будет стоять. И это кресло расположено спинкой к окну. То есть красивый вид его не интересует.

– Что ты судишь по мебели! – с горячей обидой возразил парень. – Максим вовсе не такой. Вечером познакомишься и сама увидишь, что он прекрасный человек. Очень добрый!

– Может быть, меня с братьями еще до вечера отсюда выпрут, – усмехнулась Нина. – Отец не рад, что они приехали, а мама – что я заявилась.

– А почему она не рада?

Александра уже успела отметить инфантильную непосредственность, с которой Жора удовлетворял свое любопытство, будь то расспросы или банальное подслушивание. Нина взглянула удивленно, но все же ответила:

– Мама боится, что я завалю сессию. Для нее и так стало ударом, что я передумала быть медиком. Медик ведь благородная профессия, миссия, можно сказать. А судебный антрополог для нее – это сортировщик костей. Да и материальная сторона для нее имеет значение, подарки там от исцеленных. Мои клиенты давно уже мертвы, так что, кроме зарплаты, никакой выгоды я от них не получу.

Девушка тряхнула головой, словно прогоняя неприятные мысли, черные блестящие волосы рассыпались по плечам.

– Это счастье, что мама посвятила себя карьере братьев, а меня оставила в покое. Да и Лене надо сказать спасибо. Да, этой Лене, – она перехватила вопросительный взгляд Александры. – Пять лет назад, когда я бросила мединститут, мама была слишком занята Леной, чтобы тратить нервы еще и на меня. Я ее поставила перед фактом, а она только сказала, что все хотят ее в гроб вогнать. Повезло, этим и кончилось.

Нина так откровенно и холодно говорила на личные темы, что Александра предположила: либо девушка делится семейными секретами не впервые, либо семья ей безразлична. Сама она ощущала неловкость, словно случайно заглянула в чужую спальню.

– Что же, идем. – Художница двинулась к двери, осторожно прижимая к груди рулон. – Физического труда не боишься?

* * *

Предстояла большая работа, и Александра ничуть не пожалела о том, что обрела помощницу. Собираясь в дорогу, художница захватила из своей мастерской все необходимое для изготовления пяти подрамников нужного размера: материал, степлер, ножовки. Саму картину ей измерить не удалось, но она на это и не очень рассчитывала, ведь полотно пришлось бы извлечь из рамы, на что заказчик мог не согласиться. Любые манипуляции с картиной могли ее повредить, а Богуславский, неведомо по каким личным причинам, явно относился к этому пейзажу с трепетом. Так что Александра положилась на его заявление, что олеографии выполнены в масштабе один к одному. Сравнив для начала все предоставленные ей отпечатки, убедившись в их полной идентичности, Александра достала рулетку и карандаш:

– Я буду отмерять и чертить, а ты отпиливай точно по линии. Сумеешь?

– Наверное. – Нина вооружилась ножовкой и оценивающе осмотрела лезвие. – В анатомичке меня хвалили.

Александра, уже приготовившись нанести первую разметку на планку, подняла глаза:

– Страшно это?

– Что? – На щеках девушки вновь появились ямочки. – Препарировать трупы? Вообще не страшно. Вот живого человека оперировать… Я бы боялась, наверное. А тут нужна только аккуратность, понимание того, что делаешь… Ну и опыт.

Художница быстро нанесла разметку на четыре длинные планки и придвинула их Нине:

– Распили по всем линиям. Только первый распил покажи мне.

Девушка усмехнулась и, склонившись над обеденным столом (они работали внизу, перед пылающим камином), крепко прижала ладонью левой руки планку, а правой сделала несколько быстрых, почти небрежных движений. Протянула Александре отпиленный фрагмент.

– Будто на станке отрезано, – признала та. – Продолжай, я займусь холстом.

Пока Нина с упоением нарезала деревянные планки, Александра достала из дорожной сумки сверток с холстом. Наконец, она могла как следует оценить свое приобретение. Сняв обертку и встряхнув слежавшийся материал, она едва не чихнула, когда в воздухе повис горьковатый запах мышиного помета, подвала. Оценив холст на просвет, Александра предположила, что проклеек потребуется больше, чем обычно: ткань имела редкое переплетение. «Хотя зачем стараться? – спросила она себя. – Краски-то как таковой не будет!» Но Александре хотелось сделать все как полагается, как учили ее в институте, не столько для клиента, сколько для себя самой. Она уже не помнила, когда ей в последний раз приходилось проклеивать холст самостоятельно. Работа реставратора этого не требовала, разве что в тех случаях, когда особенно ветхую картину приходилось наклеивать на новый холст, чтобы избежать полного разрушения.

Александра не без горечи улыбнулась: «И вот я снова готовлю холст, но не для того, чтобы писать, даже не для того, чтобы копировать… Для венки. Правильно говорят, ни от чего зарекаться нельзя!»

– Вы почему смеетесь? – не отрываясь от работы, спросила Нина. Шелковистые черные волосы, подстриженные на висках чуть короче, падали на щеки, разрумянившиеся от усилий и от огня в камине.

– Все-то ты замечаешь, – откликнулась Александра. – А ведь вроде не смотришь в мою сторону. Я клеймо на холсте пытаюсь прочитать.

– Я судебный антрополог, я должна все замечать! – рассмеялась Нина.

– М. А. Винеръ… – пробормотала Александра, разглаживая холст ладонью. – Два цветочка… Или это колесики? Между ними какое-то пятно. Ниже надпись: Лодзь.

– Старый холст? – осведомилась Нина, делая очередной жутковато точный жест. Напильник она держала изящно и властно, как скрипачка – смычок.

– Конца девятнадцатого или начала двадцатого века.

– Надо же, – с уважением произнесла девушка. – Вы будете рисовать картины на таком старом холсте?

– На таком холсте я ни за что не стала бы писать картины, – улыбнулась художница. – Нет, мы будем наклеивать на него старые олеографии.

– Зачем? – с любопытством спросила Нина.

– Чтобы потом оттиснуть рельеф, прописать немного маслом по бумаге и покрыть лаком, – пояснила Александра. – За пару шагов не отличишь от настоящей картины.

– Зачем? – повторила Нина, откладывая ножовку и внимательно глядя на Александру.

– Затем, что заказчик так пожелал, – ответила та, пряча за внешним спокойствием собственное недоумение. – Ему захотелось иметь пять одинаковых венок.

– Это что такое? – не отставала Нина. Получив краткое объяснение, девушка задумалась, а затем спросила: – Он не в себе?

– По-моему, он более чем разумен. – Александра начала разворачивать холст на другом краю стола. – Просто ему захотелось повесить пять одинаковых венок в пяти одинаковых шале. Какая-то логика тут есть. А о вкусах не спорят, тем более мне не приходится. Я ведь деньги за это получаю.

– Логика тут есть, но это логика серийного убийцы. – Нина по-прежнему не прикасалась к ножовке. – Если от раза к разу маниакально копируется какая-то деталь, значит, он что-то пытается нам сказать. Или о чем-то спросить.

От камина шла ровная волна тепла, но Александра невольно передернула плечами. Ей вспомнились водянистые прозрачные глаза Богуславского, его пристальный взгляд без выражения, просто фиксирующий собеседника, взгляд осьминога.

– Ты ошибаешься, – сказала художница, но не услышала в своем голосе уверенности. – Это просто недостаток воображения. Нравится эта картина, и он хочет видеть ее везде.

– А покажите, – попросила девушка.

Александра осторожно развернула рулон с олеографиями. Нина с минуту разглядывала изображение, потом вынесла вердикт:

– Ничего особенного. Заказчик точно маньяк.

– Он выбрал одного из крупнейших представителей дюссельдорфской школы, – Александра постаралась, чтобы в ее ответе не прозвучали менторские нотки. – Для загородного отеля именно то, что нужно. И это очень хорошая картина.

– Но то, что он хочет пять копий, нехорошо, – упорствовала Нина. – Хотелось бы мне на него посмотреть!

– У тебя будет такая возможность. – Александра огляделась по сторонам. – А теперь мне нужна теплая вода.

Входя в шале, она включила электронагреватель в ванной комнате. Кухня в домике была не предусмотрена, но в углу комнаты имелся столик с чайником, одноразовыми картонными стаканами и всеми необходимыми принадлежностями для чая и кофе. Александра взяла чайник и отправилась в ванную комнату. Вернувшись, она поставила чайник кипятиться и, вновь порывшись в дорожной сумке, покачала головой:

– Всего не упомнишь…

– Что вы забыли? – подняла голову Нина, вновь взявшаяся за работу.

– Кастрюльку, осетровый клей разводить. Видишь? – Она подняла стоявшую на чайном столике стеклянную банку с разбухшими полупрозрачными пластинами. – Когда я из Москвы приехала, сразу залила его холодной водой. Теперь он набух, пора заливать горячей, но лить уже некуда. Нужна посудина побольше.

– На кухне кастрюль полно! – воскликнула девушка. – Сбегать?

Александра кивнула:

– Придется, хотя в такой мороз бессовестно тебя гонять.

– Да ладно, – отмахнулась та, натягивая куртку. – Я мигом. Тем более мне больше нечего делать, я все уже отпилила!

Когда за Ниной закрылась дверь, Александра вновь взялась за работу. Вооружившись степлером, она сбивала подрамники. Когда вновь распахнулась дверь и вместе с клубами морозного пара появилась запыхавшаяся девушка, Александра соединяла последние планки.

– Принесла две! – сообщила Нина, демонстрируя новенькие блестящие кастрюли. – На три литра и на пять. Не знала, какая нужна.

– В хозяйстве обе пригодятся. – Александра знаком показала поставить кастрюли под чайный столик. – А сейчас будем резать холст и закреплять его на подрамниках. Он слежался, и боюсь, что частично подгнил. Могут быть неожиданности при натяжке. Порвется, перекосится…

– Как интересно! – неожиданно отреагировала Нина.

Опасения Александры не оправдались. После почти двух часов напряженной работы все пять подрамников были обтянуты лодзинским холстом. Он выдержал это испытание, хотя в натянутом виде сделался еще непригляднее. Александра не могла не признать, что толковая и ловкая Нина стала неоценимой помощницей.

– В четыре-то руки мы быстро справимся! – радовалась художница. – Честно говоря, натягивать холст в одиночку очень неудобно. Теперь налей в кастрюлю теплой воды, будем смачивать холсты.

– Зачем? – моментально осведомилась Нина.

– Благодаря влажности волокна ткани немного расширятся, и клей будет меньше протекать на обратную сторону. Да, и поставь чайник, будет нужна горячая вода, градусов шестьдесят, для клея!

Александра впервые кем-то командовала, и сама удивлялась, как быстро вошла во вкус. Возможно, происходило это потому, что Нина слушалась ее с готовностью и удовольствием. Девушка относилась к типу пытливых натур, которым познание доставляет наслаждение, а собственная роль при этом не важна. Когда она принесла из ванной воду, Александра вручила ей вторую губку, и они вместе принялись промакивать разложенные на полу холсты. Комната с яростно пылающим камином все больше походила на мастерскую. Солнце уходило за лес, начинало смеркаться, Александра включила верхний свет.

– Давай чайник, – сказала она и, пощупав его бок ладонью, чтобы убедиться, что вода остыла до нужной температуры, вылила разбухший желатин из банки в кастрюлю. Залила смесь горячей водой, непрерывно помешивая деревянной лопаткой. Добавила ложку меда из крошечной баночки, украшенной картинкой с альпийским лугом.

– Обойдемся без антисептика, в нашем случае это не нужно, – сказала она Нине, сосредоточенно наблюдавшей за процессом.

– А что теперь? – спросила та.

– Теперь ставим кастрюлю в прохладное место, чтобы клей превратился в желе. Потом будем наносить первый слой.

– Я туда поставлю, – Нина указала на гардероб. – Там очень даже прохладно.

Пока она пристраивала кастрюлю в гардеробе, Александра оглядела плоды их совместных трудов. Пять холстов одинакового размера, натянутых на подрамники, лежали в ряд на полу шале и, казалось, ожидали от нее дальнейших действий. «Это будет не так долго, как я думала, и совсем не сложно, – художница не сводила взгляда с холстов. – И отлично оплачено. Если владелец видит свой отель именно так, это его личное дело».

Нина вернулась и, подойдя к камину, осторожно положила сбоку на груду углей несколько поленьев.

– Здесь жарко, – пояснила она, – а в той комнате чувствуется мороз. Мне кажется, ночью подойдет к минус тридцати. Что делаем дальше?

– Пьем кофе, отдыхаем, – улыбнулась Александра.

Девушка достала телефон из кармана флисовой кофты и взглянула на экран:

– А скоро уже и ужин! Жора собирался разогреть в микроволновке пиццу, несколько штук. Конечно, не высший пилотаж, но что-то же надо на стол подать. Я довольна, отец тоже неприхотлив. А мама сейчас в таком настроении, что ей никто не угодит.

Нина выдержала паузу, словно ожидая расспросов, но Александра дипломатично промолчала, прибираясь на столе.

– Вам понравилась Лена? – внезапно спросила девушка.

– Да я, собственно… – растерялась Александра, застыв с пустой банкой в руке. – Мы и не общались еще.

– Значит, не понравилась? – с нажимом продолжила девушка и в этот миг, при всей внешней несхожести, стала очень похожа на свою мать. Александра увидела на ее лице то же выражение, что у Светланы, жесткое и непримиримое. – А она очень славная.

– Верю тебе на слово, – ответила художница, продолжая прибираться на столе. – Вы дружили?

– И сейчас дружим. – Нина присела на подлокотник кресла, стоящего перед камином. – Все эти годы созванивались, иногда пересекались где-нибудь, выпивали чашку кофе. Тогда, пять лет назад, она помогла мне проститься с детством. Пока человек не оценивает своих родителей критично, он все еще ребенок. А благодаря ей я увидела их такими, какие они есть.

– Вот как… – Александра не нашлась с другим ответом.

– И это помогло мне принять решение бросить мединститут и учиться тому, что меня действительно интересует, – продолжала Нина, глядя на художницу с вызовом, словно ожидая упреков. – Ни на кого не оглядываясь.

– Ты совершенно права, – ответила Александра, отворачиваясь, чтобы не видеть этого сверлящего взгляда, очень ей знакомого. – Сходи, пожалуйста, посмотри на клей! Он должен превратиться в желе. Если это так, неси сюда, сделаем первую проклейку хотя бы на паре холстов.

Нина набрала в легкие воздуха, словно собираясь сказать еще что-то, но осеклась, молча встала и вышла в гардеробную. Через минуту появилась с кастрюлей в руках.

– Уже похоже на студень, – сообщила она, глядя на художницу исподлобья.

– Это то, что нам надо. – Александра взяла у нее кастрюлю, поставила на пол, затем достала из сумки пакет с жесткими широкими кистями. – Приступаем! Я проклею первый холст, а ты смотри, сколько надо брать клея на кисть. Холст нельзя перегружать, тем более такой старый, он провиснет, может даже порваться. Видишь?

Она присела на корточки, зачерпнула кистью немного студенистой массы и провела по грубой поверхности холста, испещренной крупными узелками.

– Клей не должен проступать на обратную сторону, так что с количеством аккуратнее, – объясняла художница. – Фактура холста должна быть видна.

– А проклеивать холсты необходимо? – спросила девушка, также присаживаясь на корточки. Ее голос смягчился, теперь Нина ничуть не походила на мать.

– Во-первых, мы изолируем холст от контакта с краской. – Александра снова окунула кисть в кастрюлю. – Иначе масло начнет разрушать целлюлозу. Такое полотно очень быстро погибнет. Его можно будет пальцем проткнуть.

Нина энергично закивала.

– А во-вторых, – Александра продолжила наносить клей, – если ткань имеет редкое переплетение, мы закрываем все отверстия между нитями. Качество проклейки определяется на свет. Не должно быть светящихся сквозных просветов.

– Можно я тоже? – попросила Нина, и голос у нее при этом был совершенно детский, как у ребенка, просящего взаймы чужую игрушку.

– Возьми кисть и приступай! – скомандовала художница.

Некоторое время работали молча. Потом Нина, увлекшись, начала что-то тихонько мурлыкать и вдруг, рассмеявшись, села на пол, вытянув ноги.

– Знаете, зачем я вообще сюда приехала с братьями? – спросила она, массируя затекшие плечи. – Разнимать, если начнется драка. Меня отец попросил. Только это тайна!

– Все плохо до такой вот степени? – Александра не отрывала взгляда от холста, с которым почти покончила. – Меня он тоже по телефону просил скорее приехать.

– Вы себе не представляете, насколько мама ненавидит Лену, – сразу посерьезнев, ответила девушка. – Пять лет назад она была папиной напарницей, и они очень удачно работали вместе. Не знаю, было ли нечто большее… Но мама уверена, что было. Один раз она вошла в мастерскую, а они очень близко друг к другу стояли у стола, что-то делали вместе… Там стулья летали! Мама мастихин схватила, а им же зарезать можно! Отец ей руку выкручивал. Лена убежала. И заполыхало… Мама ему до сих пор простить не может, и тут он приглашает Лену!

– С мужем, – напомнила Александра.

– Да, она за эти пять лет многое успела, – кивнула Нина. – Вышла замуж, открыла дизайнерское бюро, закрыла… Но мастихин помнит, как такое забыть. Я очень удивилась, что она согласилась сейчас приехать.

– Так неужели Светл… – Александра поправилась. – Твоя мама набросилась на нее только потому, что она близко стояла к твоему отцу?

Нина сощурилась:

– Дистанция – очень важная вещь, человек определяет ее значение подсознательно, на первобытном уровне, и мощно реагирует. Все давно измерено. Социальная дистанция – это от полутора метров, посторонние люди. Личная – друзья-приятели, это от полуметра. Интимная – ближе чем полметра. Партнеры по сексу, скорее всего. Так вот, они стояли очень близко.