Текст книги "Белый тигр. Городская история"

Глава пятая
«Микрофон включён»

Третий этаж Дома Радио предстал перед Тигрёшей во всём блеске только что сделанного ремонта. Потолок был усеян яркими лампочками, проливавшими лунный свет на тёмно-синие стены и тёмно-синюю ковровую дорожку. Тигрёша шёл по ней, читая надписи на дубовых дверях. А, вот! «СТУДИЯ № 2». Он остановился в нерешительности, взялся за металлическую ручку… Над дверью вспыхнуло красным табло «Микрофон включён!» Тигрёша отдёрнул лапу, глянул на лампочки… Соседняя дверь с табличкой «АППАРАТНАЯ № 2» распахнулась. На пороге стоял вислоухий пёс – тигрёнок видел его впервые – белый, с большим чёрным пятном во всю голову и круглыми чёрными пятнышками на теле. На носу красовались очки на золотой цепочке.

– Ты, я так понимаю, Тигрёша, – сказал Пёс. – Заходи, меня предупредили, что ты придёшь пробоваться. Да заходи же скорее, – поторопил он тигрёнка, – мы уже начали. Я – Пойнтер, режиссёр. Садись пока на стул к окну. Как дикторы закончат читать, пойдёшь ты.

Вислоухий впустил Тигрёшу в «Аппаратную» и, подойдя к громоздкому столу со множеством всяких рычажков, окошек со стрелками и прыгающих огоньков, нажал какую-то кнопку и проговорил:

– Готовы?

Тут только Тигрёша заметил за столом Вислоухого большое, в полстены, окно с широкой дубовой рамой. Только выходило оно не во двор, как то, возле которого сидел тигрёнок, а в соседнюю комнату, поменьше. «Ага, там СТУДИЯ», – догадался Тигрёша. За стеклом был полумрак. И только две маленькие лампочки на столе освещали в этом полумраке две белые головы: одну круглую, как шар, голову Большого Панды с черными очками глаз и другую – голову Снежной Козы, продолговатую, с короной изящных рожек.

– Готовы? – повторил свой вопрос Пойнтер, обращаясь к этим двоим за стеклом.

Панда кивнул.

– Атогда мотор!

– Вы слушаете новости! – Пандин голос вырвался из обтянутого чёрной материей динамика, висящего сбоку от окна студии. Тигрёша слушал затаив дыхание.

– Сегодня, – продолжал Панда, – в нашем Зоопарке открылся Павильон тропического леса. Посетители пройдут в самую чащу джунглей, встретятся со старыми знакомыми – голубями, розовыми какаду, гиацинтовым ара – и увидят новых тропических птиц, специально привезённых к открытию павильона. Приглашаем всех желающих. Для жителей Зоопарка вход бесплатный.

Панда замолчал. Комнату заполнил высокий, чуть гортанный голос Снежной Козы:

– И о погоде. Сегодня в Зоопагке возможны снегопады, метель и заносы на догожках. За истекшие двое суток уговень снега поднялся более чем на 15 сантиметгов. Темпегатуга воздуха 15–16 кгадусов ниже нуля…

«Диктор, а «р» не выговаривает, – подумал Тигрёша и тут же осадил себя. – Ну, так и что? Она Коза, пусть даже и Снежная. Козы рычать не умеют и, значит, «р» говорить не обязаны…»

– Это все новости на сегодня, – подхватил Панда. – Слушайте нас ежедневно, кроме воскресенья, на коротких волнах в диапазонах 22 и 31 метр. Нашу передачу продолжает музыкальная пауза.

Пойнтер выключил микрофоны. Через минуту в аппаратную впорхнула Снежная Коза в длинном белом шерстяном свитере и белых брючках.

– А Панда смылся! – хихикнула она.

– Не иначе, как за бамбуком, – буркнул Пойнтер.

– Где он его достаёт, ума не пгиложу! – Снежная Коза залилась рассыпчатым смехом. – Тикгёша? – вскрикнула она, немного успокоившись. – Какими судьбами?

– Что читать будем, Тигрёша? – встрял Пойнтер.

– Я принёс рассказ о Белом Королевском тигре, моём пра-пра-прадеде.

Сидя в полутёмной студии за широким полированным столом, Тигрёша что есть силы вжал коготки в серые подушечки. Только бы не поцарапать столешницу! В зеркальной её поверхности под мохнатыми тигриными лапами отразился крутой белый лоб с чёрными полосками, голубые глаза, широкий нос с розовым треугольничком на конце, длинные белые усы. Он на секунду задержал дыхание, затем сделал глубокий вдох. Грудь с расходящимися к плечам чёрными полосками поднялась и плавно опустилась. «Вот он я, – пронеслось в Тигрёшиной голове, – в студии, перед микрофоном… И эти лапы, и грудь, и колени, и хвост, и уши, – всё это я!.. И я – на радио!» Прямо перед ним на стальных тросах висели два серебристых микрофона. Тигрёша бросил взгляд в аппаратную. Всё видно и ничего не слышно! Как будто звук отключили… Почему там, за стеклом, медлят? Может, про него забыли?

Наконец, Пойнтер сел в кресло, нажал что-то на своём «столе», и Тигрёша услышал его голос:

– Готов?

Готов ли он? Тигрёша кивнул. В студию влетел Большой Панда.

Пойнтер махнул лапой.

– Говорит Радио Зоопарка! – начал Панда уютным круглым голосом. – В эфире программа «Радиопортреты». Уважаемые слушатели, мы продолжаем знакомить вас с обитателями нашего Зоопарка, и сейчас я предоставляю слово Бенгальскому тигру Тигрёше.

…О том, где он находится, что и как делает, Тигрёша вспомнил где-то ближе к концу своего рассказа. Волнение постепенно проходило: сердце уже не колотилось, как раньше, в горле, и собственный голос уже не казался тигру далёким и чужим. Наконец, последняя фраза. Панда произнёс: «Дорогие друзья, вы слушали рассказ Бенгальского тигра Тигрёши». Точка. Остановка. Всё…

– Эй, ты чего? – сказал Панда поднимаясь. – Микрофон-то уже выключили. Хочешь бамбука? Я тут припрятал…

Он вытащил из-под стола тонкий стебелёк со свежими побегами и помахал им перед Тигрёшиным носом. Но Тигрёша ничего не видел. Опомнился он уже в аппаратной, куда его приволок Панда.

– Пгизнайся, – спросила Снежная Коза, – Гассказ Бабушка помогала писать?

– Я сам…

– Неплохо звучишь. Слушать себя будешь? – спросил Пойнтер.

– А можно? – пролепетал Тигрёша.

– Конечно. Всё, что ты только что прочёл, хранится здесь, в компьютере… Ну, так что, будешь себя слушать?

– В дгугой газ, – перебила Вислоухого Снежная Коза. – У нас много заботы! Дома себя послушаешь, в эфиге.

Глава шестая
Дома

Вечером, настроив приёмник на волну Радио Зоопарка, Тигрёша, наконец, услышал себя.

– Ты мне тут, Грёшка, все настройки сбил, все программы перепутал, – сказала Бабушка, садясь за стол.

Тигрёшин голос раздался ближе к концу передачи. «Это не я! – оторопел тигрёнок. – Вернее я, но какой-то странный… Умора! Как будто я долго бежал и, не отдышавшись, сел к микрофону… Впрочем, не важно! Я – в радиоприёмнике, это главное…» Бабушка слушала, поглаживая внука по спине. «Вот-вот-вот, – шептал он ей на ухо, – слышишь?!» Когда старая чёрная коробочка с серебристой антенной сказала «Дорогие друзья, вы слушали рассказ Бенгальского тигра Тигрёши», тигрёнок завопил:

– Это Большой Панда! Слышишь?

Бабушка кивнула.

– Он под столом в студии бамбук прячет! Ну, ну, ты слышишь, Буня?

– Да слышу я, – Бабушка покачала головой, – но если ты и дальше будешь так орать мне в ухо, – оглохну и тогда точно не услышу.

«Говорит Радио Зоопарка!» Круглый голосок Панды сменил другой голос – густой и жирный.

– Лев, – прошептал Тигрёша.

Перезвон колокольчиков возвестил об окончании передачи. Бабушка выключила приёмник:

– Ты у меня молодец, Грёшка. Того и гляди звездой станешь!

– Какой звездой?

– Звездой радиоэфира, – серьёзно сказала Бабушка. Её ореховые глаза сузились и хитро смотрели на любимца. – Ну, а пока будущей звезде не мешает выспаться.

– А молоко?

– Сейчас разогрею, иди, прими душ.

Бабушка прошла на кухню, достала молоко, включила газ, задумалась и едва успела выключить конфорку. Ещё немного, и белая пена затушила бы огонь. Бабушка прислушалась: из ванной комнаты доносились странные звуки. Она подошла, приоткрыла дверь.

В ванной висел пар, по белому кафелю стекали капельки воды, зеркало над раковиной запотело. Тигрёша стоял в душе за полупрозрачной шторкой и горланил что было мочи:

 
Самолёт, самолёт, ты лети поскорей!
Унеси меня в Индию, за пять морей,
Унеси меня к солнцу, в сияние дня, —
Там меня дожидается мама моя!
 

За шумом воды Тигрёша не расслышал Буниного появления. Он намылил голову, зажмурился, встал под струю тёплой воды и, приплясывая, продолжал:

 
Рад я, и радости скрыть не уме-ю.
Плачу, дрожу и от счастья неме-ю:
Сладкие слёзы сдержать, не пыта-ясь,
К маме лечу я, – и вмиг просыпа-юсь.
 

– Ну и рифма у тебя! «Умея – немею», – громко сказала Бабушка. – Где ты такое вычитал?

Тигрёша высунул голову из-за шторки:

– Сам сочинил, – гордо изрёк он. – И вообще: не «умея – немею», а «умею» и «немею».

– Ещё того лучше! Закройся, а то ты тут воды напустил, дом зальёшь! Я тебе, поэт, чистое полотенце принесла, на раковине лежит.

…Выпив тёплого молока, Тигрёша залез в постель, взбил подушку, натянул до самых глаз одеяло. Бабушка что-то писала под жёлтым абажуром настольной лампы.

– Я ещё поработаю, мне нужно доклад подготовить, ты спи… Шторы прикрыть? А то фонарь во дворе… Не мешает? Ну, как знаешь…

Написав полстраницы, Бабушка отложила ручку, набросила на плечи шерстяной пиджак и вышла в вольер… Опять повалил снег. Снежная зима в этом году… У калитки она замерла. За забором мелькнули фигуры – тёмные и бесшумные. Охрана… Бабушка всегда поражалась тому, как внезапно появлялись и также внезапно исчезали эти фигуры. Она задвинула щеколду, подняла голову. Напротив вольера высился неизвестно откуда взявшийся рекламный щит на железном столбе. Зелёный фон, пальмы, два розовощеких попугая на ветке, сидят, прижавшись друг к другу, и надпись внизу: «Вы бывали в раю? ПАВИЛЬОН ТРОПИЧЕСКОГО ЛЕСА ЖДЁТ ВАС!» Бабушка плюнула с досады. Безвкусица! Когда только установили? Днём ничего не было. Да ещё с подсветкой!.. Впрочем, точно, сегодня же открыли этот новый Павильон, вспомнила она. В Грёшкином радио об этом говорили. Много что-то в последнее время открывают: и радио, и этот… «тропический рай»…

Бабушка вернулась в дом. Павильон этот ей не понравился сразу. И дело было не в том, что она три года вынуждена была мириться с грязью, пылью, грузовиками со строительным хламом, не в том дело… Бабушка покачала головой… Скоро четыре года, как их привезли в Зоопарк. Летит время… Так вот, дело не в стройке, стройка – ещё полбеды. Главная неприятность заключалась для неё в самом здании. Высоченное, этажей в двадцать, квадратное в основании, оно нависало над вольерами. Бабушка не любила высотных зданий, чувствовала на себе их давление, но это сооружение – мало того, что высокое – это сооружение имело, помимо прочих, и ещё одно неприятное свойство.

Бетонный каркас здания был покрыт зеленоватым стеклом, прорезанным сетью тонких металлических конструкций. Днём в стенах, как в зеркале, отражалось небо, и тогда башня растворялась в нём, полностью исчезая из виду. Ночью её тоже не было видно – о её существовании напоминали только красные сигнальные маяки на невидимой в темноте крыше. Но на закате… На закате всё здание вспыхивало огнём заходящего солнца, – да так, что глядя на этот вздыбленный алый столб, Бабушка не раз ловила себя на мысли, что внутри пожар: ещё немного – и стекло лопнет, потечёт вниз, и тогда вся конструкция рухнет на их домик, сметая попутно соседские вольеры… Нет, умом тигрица, конечно, понимала, что башня не достанет до их жилища, слишком далеко. Но всё же само присутствие коварной высотки питало и без того постоянно жившую в Бабушке тревогу.

Тревога следовала за Бабушкой по пятам. О чём бы она ни думала – о себе ли, о внуке, как тут же, точно по заказу, являлась тревога. По ночам приходилось совсем туго. То ли дело днём! Днём тигрицу выручала работа: за книгами, газетами и компьютером тревога куда-то пряталась. «Что за чертовщина! – дивилась Бабушка. – Как будто ничего и не было! Хоть не спи теперь ночью…»

Она подошла к кровати. Тигрёша спал, подперев плечом подушку и прикрыв лапой нос. Круглые белые уши подрагивали. Летает, должно быть во сне. И Бабушка подоткнула одеяло, чтоб тигрёнок не раскрылся.

Глава седьмая
Решение Овцебыка

Тигрёша примчался на Радио к пяти часам вечера следующего дня. В редакции было шумно. «Не вовремя я пришёл, – досадовал тигрёнок, отворяя дверь, – музыка, сабантуй… Удастся ли залучить Овцебыка хоть ненадолго?.. Ладно, была – не была, попробую!»

Главный редактор стоял во главе праздничного стола, и Тигрёша направился прямо к нему, прокладывая себе путь в толпе сотрудников радио, их друзей, родственников, знакомых, то и дело наступая на чьи-то лапы, копыта и хвосты. Поравнявшись с Филином, он услыхал:

– Я вам вот что скажу: читайте книги! – говорил Филин Рогатому Ворону и Очковой Кобре. – Башни строили во все времена. Вспомните, чем это заканчивалось!

– Здравствуйте, – вставил Тигрёша.

– Здорово! – повернулся к нему Филин. – Увидишь Бабушку, передай, что я прочёл её статью в «Ведомостях». Любопытно!..

Тигрёша двинулся дальше, косясь на праздничный стол.

– Минуту внимания! – громко произнёс Овцебык, взял со стола маленький колокольчик и зазвонил.

Все замолчали.

– Вот уже много лет, – торжественно начал Овцебык, – мы знаем прекрасного и отзывчивого товарища… Я имею в виду виновницу торжества, нашу очаровательную Страусиху!

«Ура!» – прокричали в толпе.

– Я не кончил, – Овцебык снова зазвонил в колокольчик. – Примите, дорогая, скромный подарок от нашей редакции, и пусть этот веер… Так вот! Пусть этот веер… гм… поможет вам справиться со зноем и духотой, но не охладит ваш творческий пыл!

Страусиха поправила на заалевшей шее ниточку жемчуга.

– Прошу к столу! – проговорила она.

Гости набросились на деликатесы, но не прошло и четверти часа, как все снова разбрелись по комнате. Страусиха хлопотала над столом – докладывала в тарелки принесенную из дома закуску.

– Продолжайте без меня, начальство вызывает, – многозначительно сказал Овцебык.

Тигрёша попробовал было протиснуться к нему, но тот уже стоял на пороге. «Как только эта комнатка вмещает в себя столько народу!» – недоумевал тигрёнок, пробираясь между Моржом, Зеброй и Винторогим Козлом.

У самого выхода Тигрёшино ухо уловило знакомую картавость:

– Вы его гассказ слышали? Нет?! Оч-чень жаль!.. Самогеклама! А понимает о себе! Гоногу уйма! И потом его связи… Неужели самому не совестно?

Тигрёша осторожно скосил глаза: спиной к нему стояла Снежная Коза.

– Да мы его быстро обломаем! – пробасил Лев.

На этот раз галстук на нём был розовый с сиреневыми ромбами. Снежная Коза шепнула Льву что-то на ухо. Тот расхохотался. Тигрёшу больно кольнуло: говорили, конечно, о нём, это ясно… Но разве можно так, за глаза?

Снежная Коза резко обернулась:

– Здгавствуй, Тикгёша! Гада тебя видеть!

– Добрый вечер, – тихо сказал тигрёнок и вышел в коридор.

* * *

У лестницы он нагнал Овцебыка.

– Ты не на празднике?

– Я работать пришёл… Я вчера читал в студии… Так вот, я подумал, что мог бы…

Тигрёша опустил голову.

– Давай пройдёмся, – предложил Овцебык. – Видишь, мы так и не закончили ремонт. Времени на всё не хватает. – Он коснулся носком ботинка выбоины в стене: на плинтус посыпался песок. – Вчера до полуночи мебель таскали.

Тигрёша тут только заметил, что коридор был пуст.

– Покрасим стены, а там… – Овцебык сделал ещё несколько шагов, – вставим новые светильники.

«К чёрту светильники! Только возьмите меня!» – прокричал про себя Тигрёша. Овцебык остановился.

– Видишь ли, Тигрёша, пока что у нас все места заняты. Ты вчера прочёл свой рассказ, хороший рассказ, и прочёл ты его неплохо… Сам-то слышал себя в эфире?

Тигрёнок кивнул, с трудом переваривая сказанное.

– Знаешь, – оживился Овцебык, – мы попали в точку с этой рубрикой… Я про «Радиопортреты». Позавчера Гепард выступал, – все корчились от смеха. Похоже, программа будет иметь успех. А что? Радиоэнциклопедия нашей жизни…

Тигрёша уставился на дыру в линолеуме. Истрёпанные рыжие волокна разошлись, под ними виднелся серый цемент пола.

– Скажите, – проговорил он, не подымая головы, – может быть, вы разрешите мне ещё что-нибудь почитать?

– Пойми, у нас сейчас нет свободных мест.

– А если я выучу текст наизусть?

– Послушай, – Овцебык тронул Тигрёшу за плечо. – Я не запрещаю тебе: приходи учиться! Приходи хоть каждый день. Поможешь в редакции, в аппаратной, в монтажной, где потребуется. А там видно будет…

– Но я хочу работать в студии, – сказал Тигрёша, буравя глазами рыжую бахрому в дырке линолеума.

– Большего сейчас предложить не могу, – отрезал Овцебык.

Глава восьмая
«Я хочу разобраться…»

Тигрёша взглянул на часы – четверть седьмого, поёжился. Холодно… Он стоял у входа в Дом Радио. Когда спустился? Как вышел? Не запомнил… В голове мелькали картинки прошедшего вечера, звучали, налезая друг на друга, фразы, музыка, слова, смех. Тигрёша зажмурился, заткнул уши. Звуки исчезли. Он отнял лапы, приоткрыл глаза: тихо… Осторожно, стараясь не расплескать тишины, как если бы он нёс её перед собой в стеклянном аквариуме, Тигрёша сделал несколько шагов вперёд.

Перед Домом Радио раскинулся пруд Розовых Фламинго, или Большой пруд, как его ещё называли. Летом он казался много меньше, а сейчас огромное поле… И всё под снегом: круглые островки, поросшие мелким кустарником, бревенчатые мостики, скворечники на ножках. Тигрёша пошёл вдоль гранитного бордюра, ограждавшего пруд. Как тихо! Птичьи вольеры, торцом выходившие на набережную, которая огибала владения Фламинго, пустовали. Всех пернатых перевезли на зиму в высотную башню со стеклянными стенами, тот самый павильон, о котором вчера читал Панда. «Стоп! – приказал себе Тигрёша. – Не думать о Панде! Я не хочу думать про Панду!..» Он остановился. Снег лежал на сетчатой крыше длинной двухэтажной клетки вольера, покрывал толстым слоем пол нижнего яруса, ветви растущих внутри деревьев и подвешенные на стальных тросах качели. Тоскливое зрелище… Может, кому и нравится такая тишина и покой, и запустение, но только не ему, не Тигрёше… Он никогда не понимал, как это-любоваться природой. Буня, вот, понимает, а он нет. Она однажды показала ему три сросшихся ствола липы в Псовой аллее: «смотри, мол, как красиво!» Он честно посмотрел. «Неужели не видишь?» – «Не-а!» – «Эх, ты, – засмеялась она, – городской житель! Разве встретишь где такой изгиб?» Но тигрёнок видел только грубую бурую кору с глубокими трещинами. И потом, сколько ни всматривался, сколько ни приближал носа к шершавым стволам, ничего, кроме трещин, не находил… Тигрёша ещё раз заглянул в птичий вольер. Снег лежал ровным гладким полотном. Никто сюда не заходил… И вокруг никого! В животе образовалась пустота. «Кончай трусить», сказал он себе и быстро зашагал вперёд.

За Гепардовым домиком брала начало Тигрёшина улочка. Тигрёша собрался было свернуть в неё, но вдруг опустился на корточки, потрогал снег и сунул в сугроб лапу по локоть. С того места, где он сидел, Дом Радио и белокаменная башенка над главным входом в Зоопарк на противоположной стороне пруда казались одного с тигром роста, а стены и вовсе терялись за узкой полоской деревьев… «Какие они низкие, – поразился Тигрёша, – ничего не стоит их перешагнуть…» Он никогда не был за стенами Зоопарка. О том, что там, знал по Буниным рассказам и книгам. Было бы, конечно, занятно взглянуть на всё самому. Может, когда-нибудь, с Буней или ещё как-нибудь. Сам он туда не рвался. Зачем, когда всё, что у него есть дорогого, при нём – Буня и их домик, и трехэтажное кирпичное здание с шершавым гранитом цоколя – Дом Радио? «Впрочем, – оборвал он себя, – радио больше нет, всё кончено, ему отказали…»

Тигрёша вытащил замёрзшую лапу, сел на скамью поблизости, задрал голову: ни звёздочки. Только тоненький серп растущей Луны. Тигрёша прищурился: если её дорисовать да закрасить белым, получится круглая физиономия Большого Панды!.. На его плечо легла рыжая лапа. Он обернулся: Буня.

– Ты забыл дома шапку и шарф. Надень, замёрзнешь, – Бабушка села рядом. – Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Всё.

– А откуда знаешь?

Бабушка усмехнулась. И тут его прорвало. Сбиваясь, перескакивая с одной мысли на другую, тигрёнок всё рассказал. И про то, как он пришёл узнать свою судьбу, а попал на юбилей Страусихи, и про Филина, и про злословие Снежной Козы и, главное, про отказ Овцебыка взять его, Тигрёшу, на работу. Бабушка слушала не перебивая, только раз спросила:

– О какой статье говорил Филин? У меня вышло несколько…

– Ну, причём здесь статья, Буня! – вскричал Тигрёша. – Речь ведь не о статье!

– А о чём?

– О том, что меня не приняли! Понимаешь, не при-ня-ли!

– Послушай, – Бабушка поправила пиджак. – Давай разберёмся. Куда не приняли?

– На работу. Овцебык сказал: мест нет.

– Так. Ну, а если их и вправду нет?

– Зачем тогда было обещать?! – Тигрёша с трудом сдерживал слёзы.

– Сколько мне помнится, никто не обещал взять тебя на работу, и тем более немедленно, – невозмутимо произнесла Бабушка. – Овцебык что сказал? В тот, первый твой приход? Придёшь, мол, почитаешь на пробу у микрофона. Так?.. Так. Ты почитал? Почитал. Тебя послушали? Послушали. И заметь, не только в аппаратной, но и, – Бабушка улыбнулась, – далеко за её пределами. Чем же ты недоволен?

Тигрёша закусил нижнюю губу. Бабушка обняла его за плечи. Он вырвался:

– Ты… ты… ты с самого начала не хотела, чтобы я шёл на радио! Ну вот, радуйся теперь! Просто Овцебык не хочет меня брать! «Приходи, поможешь… Я не запрещаю… Там видно будет…» Всё это отговорки. А ты, ты тоже против меня!

– Ошибаешься, Грёшка, я – за тебя. Просто я хочу разобраться…

– А я хочу… быть там!

– Ну и будь! Только не рвись сразу в студию. Ты посиди в редакции, помоги в аппаратной. Овцебык прав: осмотрись. Я бы по своему характеру…

«Вот оно, пожалуйста! Начнётся сейчас: учись, мол, Грёшка, все учились, я бы на твоём месте всюду залезла, ничего бы не пропустила…» – Тигрёша закатил глаза.

– И нечего таращится на Луну! – Бабушка стряхнула с пиджака снег. – Я, заметь, никогда особенно не рвалась на радио. Это ты примчался, как угорелый, кричал: «радио открылось», – не я! Я тебя туда за уши не тянула… По мне, так и дощечки разукрашивать можно.

– Издеваешься?

– Боже упаси! Кстати, днём табличку принесли от Тюленя, она у него совсем облезла. Просил буквы подправить. Посмотришь?

Тигрёша не ответил. Таблички, краски, да и сами имена, которые ещё совсем недавно казались ему забавными – всё это представлялось теперь скучным и однообразным. Что дальше? Так он и будет из года в год дощечки разрисовывать? И потом, что же это, таблички – вместо радио?! А как же его мечта? Выходит, Буня ошиблась: ни на что он не годится, никакой он не звезда, а просто неудачник, никто…

– Понимаешь, – сказал Тигрёша упавшим голосом, – я Ворону тогда, в первый день, наврал, что меня взяли.

Бабушка хмыкнула:

– Воображаю: сидит Ворон за ужином со своими воронятами – а их у него шестеро – и думает: «почему это Тигрёша соврал, что его на работу взяли?»

– Не смейся!

– Мне не до смеха… Наоборот, плакать впору. Послушать тебя, так тебя все обижают…

– А что, нет?! – заорал Тигрёша. – Зачем Снежная Коза про меня гадости рассказывала? Да ещё где? У меня за спиной, а Лев… Лев смеялся!

– Гадости – а особенно за спиной – это плохо, согласна, – Бабушка вздохнула. – Я тебе вот, что скажу: не слушай ты всякой ерунды, займись делом!

Тигрёша отвернулся. «Займись делом…» А он чем занимался? Он и шёл – на работу устраиваться… Впереди, на набережной мелькнули куртки охранников и тут же скрылись в остроконечной тени Орлиной скалы. Бабушка недоумевала. Что им там надо? Орлов увезли в стеклянную высотку едва ли не первыми, так что скала пустовала с начала осени. И снова внутри зашевелилась тревога: опять эта башня! Что если их с Тигрёшей отправят туда же? Бабушка похолодела. «Нет, глупости, – поспешила она успокоить себя, – весь Зоопарк туда не переселят, слишком затратно! Да и кому это нужно?..» Тревога стыдливо сжалась под натиском Бабушкиных доводов. «Да-да, – добивала её тигрица, – нечего паниковать раньше времени, что за фантазии! Надо сперва всё разузнать…»

Бабушка была неисправимой оптимисткой. Весь её многолетний опыт улаживания распрей мог привести в уныние кого хочешь – так тяжело было заставить животных и людей выслушать друг друга. Но Бабушку это не смущало. В тяжёлый момент ей всегда приходила на помощь вера в счастливый исход дела. Как бы оно потом ни закончилось, Бабушка знала: оптимизм держит её на плаву. Правда, с одной оговоркой. Всё это имело силу, когда дело касалось её самой или её работы. Но когда речь заходила о Тигрёше…

Вот и в этот вечер как будто что-то кольнуло её встретить тигрёнка. И что же? Не обмануло чутьё! Вон он перед ней – сгорбленный, маленький, жалкий… И тут же в продолжение разговора Бабушка сказала:

– Мой тебе совет: не думай ты про Козу! Мало ли кто какую глупость ляпнет! Меня тут недавно спросили: «Куда это вы, разлюбезная, хвост прячете, когда ездите на конференции?»

Тигрёша вытаращил глаза:

– А зачем его прятать?

– Вот и я не понимаю, зачем. Он мой, и он мне нравится! У одного хвост, у другого – уши, у третьего – ласты, у людей… да мало ли что есть у людей!.. Все мы разные, и мысли у нас разные, и прошлое. У каждого свой хвост… Что же теперь, всё это прятать?

Над прудом пролетел к Дому Радио Рогатый ворон. Бабушка проводила его взглядом. «Счастливчик! – пришло ей на ум, – Лети куда хочешь! Дурак, что не улетает…» И, не дав тревоге снова поднять без того посрамлённую голову, она спросила:

– Какой прок от твоего радио, Грёшка?

У Тигрёши задрожали губы.

– Оно не моё!

– Да не сердись ты. Мне, правда, интересно. Ты сам-то знаешь?

Тигрёнок обиженно засопел. Бессмысленно объяснять ей, что мечты его рухнули, что мама никогда не услышит его по радио, что жизнь кончилась, и не видать ему больше синего звёздного коридора на третьем этаже…

– Кстати, – Бабушка сменила тон, – ты Страусиху поздравил?

– С чем? – всхлипнул Тигрёша.

– Так с юбилеем…

– Ой! – Тигрёнок хлопнул себя по лбу. – Забыл!