Текст книги "Бабайка, который жил под кроватью"

Сказки

К Варе в гости пришла ее подружка Светка. Они вернулись из садика после выпускного – с грамотами и шоколадными медалями в золотистой фольге.

Начинались летние каникулы. А потом нужно было идти в школу. Их ждала взрослая жизнь – без игр и тихого часа.

Девочки играли в «Дочки-матери», а Бабайка сидел под кроватью.

Варя не решилась показать его Светке. Во-первых, приятно было иметь свой собственный секрет, свою тайну. А во-вторых, она была не уверена, что Светка Бабайку увидит. Все-таки это был ее, Варин, Бабайка, а не Светкин. Да и вообще ее подружка не очень-то верила в разные сверхъестественные вещи: в инопланетян там в разных, в снежного человека, в волшебных фей.

– Все это сказки, выдумки, – так она говорила.

Поэтому Варя попросила Бабайку не шуметь, а сама достала из коробки с игрушками всех своих пупсов и попросила Светку рассказать все, что та знает о малышах.

Они заворачивали кукол в пеленки, меняли им памперсы, кормили из бутылочек кашкой, качали и баюкали. Еще возили их в колясках «на прогулку» на балкон, бегали в «магазин» за продуктами, убирались.

– Вот это все мама и делает. А еще со мной играет, папу кормит, стирает, гладит и помогает бабушке с дедушкой.

Вот так да! Работать мамой было куда сложнее, чем считать цифры. И как только мама решилась завести сыночка!

Варя и Светка положили кукол обратно в коробку, сели на кровать и стали есть свое шоколадные медали.

– Знаешь, чем игрушечный пупс отличается от настоящего? – спросила Светка.

– Чем?

– Его нельзя вот так просто положить в коробку. И плачет он тогда, когда ему хочется плакать, а не когда ты кнопочку нажимаешь.

Варю эти известия не очень-то обрадовали.

– Зато живая сестренка пахнет вкусно – конфетками и молоком, – добавила Светка. – Ну, когда не обкакалась, конечно. А еще смеется, когда ей погремушку показываешь или мишку плюшевого. Всегда по-разному смеется! И гулит еще так смешно: агу-агу.

Светка вскоре засобиралась домой: нужно было помогать маме.

Варя же весь вечер была сама не своя. А когда мама пришла пожелать ей спокойной ночи и сказала, что не будет сегодня читать сказку, потому что чувствует себя неважно, расстроилась совсем.

– Бабайка, ты не спишь?

– Нет, жду, когда ты разведешь сырость. Ты же собираешься?

Варя шмыгнула носом.

– Ну вот, я же говорил.

Он выбрался из-под кровати и сел рядом с Варей.

– Вот он родится, и мама совсем про меня забудет. И не будет мне сказки читать. Потому что я уже большая…

Варя спряталась под одеяло. Оно вздрагивало и всхлипывало.

– Так ты и так большая. Вон уже почти во всю кровать вымахала! А сказки – что? Сказки можно и самой сочинять!

– Сказки сочиняют писатели. Сказочники. А я просто девочка. Обычная, не волшебная, – послышалось из-под одеяла.

– Обычные девочки с Бабайками не разговаривают, уж поверь.

Варя выглянула из-под одеяла и посмотрела недоверчиво.

– Правда?

Бабайка кивнул.

– И что же мне делать?

– Самое главное ты уже делаешь – видишь необычное в обыкновенном, как и все настоящие писатели. И волшебство уже совершала, между прочим. Помнишь про Деда Мороза и соседку бабу Машу?

– И кота! Я вчера им сюрприз сделала.

– Вот. А истории сочинять – это проще простого. Нужно лишь задать один вопрос.

– Что? Где? Когда?

– Это телепередача такая, про знатоков, – рассмеялся Бабайка. – Нет. Самый главный вопрос писателя: «Что если…?» или «Что было бы, если бы…?»

– Что было бы, если бы я умела летать?

– Точно!

– Или что было бы, если бы я повстречала инопланетянина в супермаркете?

– Вот видишь!

– А я еще, еще придумала! Я братику расскажу эту историю! «Что если под кроватью живет Бабайка?», – Варя рассмеялась и крепко обняла своего пушистого друга. – Вот встану утром и все эти сказки напишу! И картинки нарисую. Пусть мама братику читает. Или я сама почитаю. Я же большая уже.

Варя уснула. А утром ее ждала плохая новость: маме стало совсем нехорошо, и ее увезли в больницу, чтобы врачи могли присматривать и за ней, и за малышом в ее животике.

Папа очень волновался и переживал. А потом сообщил Варе, что она поедет на все лето в деревню к бабушке – его маме.

Часть вторая

Бабушка

Бабушку Варя почти не помнила. И неудивительно: виделись они всего пару раз. Сначала – при выписке из роддома, когда Варя была писклявым розовым конвертом у мамы на руках. А потом еще раз, когда ей было три года, а бабе Шуре – 70. Это называлось ЮБИЛЕЙ. Все пили, ели, пели песни под баян и поздравляли бабушку с тем, что она уже такая старенькая.

У бабы Шуры было трое сыновей. Всех она вырастила одна (дед Егор рано умер). И все они разъехались кто куда.

Старший – дядя Миша – стал большим ученым и отправился в Антарктиду – изучать пингвинов. Иногда он отправлял оттуда открытки и фотографии. Он был большой, бородатый, а глаза у него были хитрые и все время смеялись. Еще бы: пингвины ведь забавные!

Второй – Владимир – после армии остался на военной службе и жил с тех пор «на чемоданах» – так говорил папа. Варя знала, что можно жить в доме, в квартире, даже в шалаше. Но как жить «на чемоданах», не могла себе представить. А папа не объяснял, только еще больше туману нагонял, говоря что-то про «перекати-поле», «человека без корней» и «бедную Наташку» (это жена дяди Вовы, она вместе с ним «на чемоданах» жила и ее, конечно, было жаль).

А третьим сыном был Варин папа, Иван. Он трудился в банке. Варя сначала никак понять не могла, как он туда помещается, в банку-то, пусть даже и пятилитровую. Но потом папа взял ее как-то с собой на работу, и оказалось, что банк – это здание такое. В котором люди деньги хранят. Или в долг берут. Денег, правда, Варя там не увидела никаких. Только недовольных тетенек в очередях и сотрудников в белых рубашечках. Варя чуть было папу не потеряла: такие они там все одинаковые были, «сотрудники» эти.

Папа жил совсем недалеко от бабушки: восемь часов на автобусе, а на машине и того быстрей. Но автомобиль было жалко «гробить» на проселочных дорогах. А восемь часов было жалко тратить.

– К матери надо бы съездить, – так он часто говорил. И никуда не ехал.

Всему виной было это слово – «бы», Варя знала. Если папа говорил что-то и прибавлял «бы» – это никогда не случалось. «Надо БЫ на море в отпуск», «Купить БЫ Варе лыжи, катались БЫ всей семьей» и так далее.

Но вот мама с малышом в животике оказалась в больнице. И папа вдруг решительно заявил, говоря с ней по телефону:

– Варю НУЖНО отправить в деревню к бабушке. Поживет лето, пока мы тут…

Вещи были моментально собраны, билет на автобус куплен, косички неумело заплетены, бутерброды в дорогу приготовлены.

Папина решительность передалась Варе.

– Бабайка, залазь в мой рюкзак. Мы едем в деревню к бабушке.

– Мне, может, не ехать бы?

– Никаких МОЖЕТ! И никаких БЫ!

Спорить было трудно. Бабайка повиновался и забрался в рюкзак, прихватив пару игрушек из-под кровати.

Деревня

Варя вышла из душного автобуса. Остановка «Петрово».

– Хороших каникул, Варвара! – водитель, которому папа утром поручил «юную пассажирку», помахал рукой на прощание и нажал на газ. Старенький ПАЗик дернулся с места и, поднимая густую дорожную пыль, отправился дальше.

Бабушка стояла у обочины. Похожая на папу, только очень старенькая. В цветастом платьице, нарядной косынке и… калошах! Варя с сомнением покосилась на них.

– Ну здравствуй, горожанка. Поди и не помнишь бабу Шуру-то! – бабушка строго посмотрела и вдруг рассмеялась. – Ах ты чудо мое бледнолицее, дай обниму. Ой, кости-то гремят, уж не Кощея ли мне по ошибке отправили?

– Нет, внучку! – Варя захохотала тоже и крепко обняла бабу Шуру – мягкую, теплую и родную. От бабушки пахло парным молоком и пирожками.

– Ну, пойдем.

А в деревне-то как пахло! Травой – свежей и скошенной, полевыми цветами, соснами и березами… И еще чем-то, Варя никак не могла понять – чем.

– Под ноги гляди, взорвешься!

Но было поздно. Варя в своих новеньких розовых сандаликах угодила прямо в середину большой и ароматной коровьей «лепешки». Теперь стало ясно, почему бабушка ходит в калошах: как иначе, когда «мины» повсюду!

– Завтра в сельмаг съезжу, сапожки тебе резиновые куплю. А то и босая бегай – этак полезнее будет.

Варя определенно попала в какой-то удивительный мир – где коровы разгуливают по улицам и «минируют» дороги, а детям дозволено ходить без обуви.

– Баба Шура… А можно громко закричать?

– Да покричи, коль душа просит.

– И не заругает никто?

– Да кому тут ругать-то. Коровам разве что? На сенокосе полдеревни. А старикам и дела нет.

Чудеса. Варя набрала воздуха и громко заорала:

– ААААА!

Замычали в ответ коровы, заблеяли овцы, залаяли собаки и где-то вдали закукарекал самый настоящий петух.

Варю ждали отличные каникулы, это было ясно, как день.

Петровы и Котиковы

Деревня Петрово была совсем небольшой – Варя насчитала по обе стороны от дороги дворов пятьдесят, пока они с бабой Шурой шагали к ее дому №1 по улице Центральной.

Никаких других улиц и проулков в деревне не было.

– Баба Шура, а почему Центральная?

– Бог его знает, милая. С одной стороны – речка, с другой лес, а в центре – улица. Потому, поди, и Центральная.

Варя покрутила головой из стороны в сторону. Баба Шура говорила правду: по левую сторону позади домов бежала, искрясь на солнце, небольшая речка, по правую – к огородам вплотную подступали березы и сосны.

– А Петрово почему?

– Сказывают, лет триста назад пришел сюда мужик Петр. Да и понравилось ему тут. А что? Место хорошее, богатое. В лесу – дичь, в реке – рыба. Земля хорошая, плодородная. Так и остался. Избу срубил, жену из другой деревни привел.

– И стали они жить-поживать?

– И добра наживать. Народили семерых детей – Петровых сыновей. Да и те тут остались. Так и вышло – деревня Петровых. Петрово. А потом уж другие люди стали сюда приходить да селиться – Ивановы, Сидоровы, Михайловы…

– Петров, значит, сын Петра. А мы вот – Котиковы. Наш прапрапрапрапрадед – он что, котиком был?!

– Да уж человеком, поди, был, – баба Шура рассмеялась. – Может, толстенький был, как кот, да сливки любил, так Котиком и прозвали.

– Я тоже люблю сливки.

– Вот видишь, наследие какое богатое от предка тебе досталось. Береги!

Так, с шутками и прибаутками, баба Шура и Варя дошли, наконец, до дома.

Перед ним росли три березы. Варя вспомнила – папа, дядя Миша и дядя Вова посадили их, когда были школьниками. Теперь все стали взрослыми – и бабушкины сыновья, и деревья. Высокие, стройные березки шелестели листьями на ветру. Рядом стояла небольшая скамейка.

Забор у дома был старый, деревянный, местами потемневший от дождей и снегов, местами – выгоревший, выцветший на солнце. Чуть покосившийся, но крепкий. Таким же был и сам дом – стареньким, да удаленьким. И три небольших окошка приветливо улыбались Варе – нарядные, с резными, выкрашенными в ярко-голубой цвет наличниками.

На двух подоконниках стояли горшки с цветами, а на третьем сидел кот, лениво щурясь на солнце.

– Ой, котик!

– Васька, с утра тебя ждет. Я ему так и сказала: ты не убегай уж сегодня гулять, дождись гостью, а то ведь невежливо.

Кот Васька, пес Пушок и десяток кур с петухом Петром Иванычем составляли дружное бабушкино семейство. Теперь к нему присоединилась и внучка-горожанка. И Бабайка – о котором баба Шура, конечно, не догадывалась.

– Но-но, не лай! Не бойся, Варя, заходи.

Пушок – черный и лохматый – бегал по двору на цепи, виляя пушистым хвостом и хитро поглядывая на Варин рюкзак.

Дом для птиц

– Я до соседки сбегаю за молоком. Как раз уж, поди, подоила Майку. А ты заходи, да в дальнюю комнатку иди, с белыми подушками, увидишь. Только сандали-то свои ароматные сними, отмоем их. Эх, горожанка ты моя.

Дом бабы Шуры очень похож был на свою хозяйку. Старенький, но теплый, уютный и приветливый. Просторные городские квартиры – с огромными окнами и высокими потолками – редко бывают такими.

Варя зашла, погладила по голове прибежавшего и тут же юркнувшего на улицу кота Ваську, осмотрелась.

Светлая кухня с большой чисто выбеленной печью, цветами на подоконниках и голубыми занавесками на окнах, небольшой зал с телевизором, книжным шкафом и старым диваном да две спаленки.

Одна – та, что ближе к кухне, была, по всей видимости, бабушкиной: в дальнем углу стояла на полочке икона Богородицы, горела лампадка.

На стене над кроватью висела старая фотография – молодая баба Шура – стройная, как тростиночка, и дед Егор – высокий и статный. Жених и невеста. Ниже, в ряд, висели еще три старых снимка – три мальчика, смешных, белобрысых и ушастых. Варя с трудом узнала в одном из них папу.

На комоде у кровати стоял телефон – очень смешной и старый, с диском и дырочками. Варя такой раньше видела только на картинках. Она поставила пальчик на цифру 9 и крутанула диск, он забавно зарокотал.

– Ты меня достань, что ли, мне же тоже интересно.

Варя совсем забыла про Бабайку!

– Прости, миленький! Тут просто все такое необычное! Почему папа никогда меня не привозил к бабушке в деревню?

– Он, наверно, просто сам забыл, как тут здорово, – Бабайка выбрался из рюкзака и с любопытством посмотрел по сторонам. Он был городской Бабайка, и в деревенском доме тоже оказался впервые.

– Ну ладно, пойдем искать кровать с белыми подушками.

Поиски были недолгими. Кровать с пирамидкой подушек, застеленная пестрым лоскутным одеялом, обнаружилась в дальней спальне. Большая, железная, с панцирной сеткой.

Бабайка сразу юркнул под нее и начал обустраивать свое новое жилище. А Варя села на кровать и запружинила.

– Ух ты! Да с такой кроватью можно в космос улететь! Толкни меня снизу!

Варе казалось, что она подлетает к самому потолку. По крайней мере, пирамида подушек давно была уже там. Большие и маленькие, белоснежные, как облака, подушки летали вместе с Варей.

– Я птица! Я птица!

– Пойдем обедать, птица.

Бабушка стояла в дверях комнаты и горько посмеивалась, наблюдая за полетом внучки.

– Отец твой да дядьки тоже все в птиц играли тут на кроватях. Доигрались. Упорхнули, птенчики.

Варя перестала прыгать, собрала подушки и подошла к бабушке.

– А я вот припорхнула.

– И то верно. Развела, старушка, сырость. Идем, Кощей, откармливать тебя буду – картошкой и котлетками. Очень уж костями гремишь, слушать страшно.

Бабушкины владения

После обеда баба Шура и Варя отправились на улицу.

– Покажу тебе свои шесть соток. Ты ведь, поди, ни огорода, ни курятника не видывала.

Что правда то правда. Варя, например, знала, что «Сидит краса в темнице, а коса на улице» – это морковь. Но как именно эта «краса» и ее «коса» выглядят в огородных условиях, представляла очень смутно.

Владения у бабушки были небольшие. Несколько грядок – с луком, свеклой, морковью, чесноком. Парники с огурцами и помидорами. А дальше, до самого забора, – ряды картошки.

– Как красиво!

В ближнем углу огорода разместился небольшой дощатый курятник. Десяток кур – белых, рыжих, черных – лениво прогуливались по небольшому, обтянутому сеткой вольерчику, раскапывая землю в поисках червей. Степенно вышагивал Петр Иванович: гребень набекрень, хвост – переливающийся, как у павлина.

– Курицы странные, да, баба? Крылья есть, а не летают.

– А чего им летать, милая? Им и на земле хорошо. Зернышками их тут кормят, водичкой поят, травкой летом угощают. Знай себе – радуйся да яйца неси на радость хозяйке!

Петр Иванович захлопал крыльями и закукарекал – он явно был согласен с бабой Шурой.

– А петух злой?

– Все добрые. Ты его не дразни, уважай, относись по-доброму – так и он к тебе будет. А еще можешь покукарекать – тогда он тебя и вовсе за свою примет.

– А ты умеешь кукарекать?

– С волками жить – по-волчьи выть, – рассмеялась баба Шура. Она сложила ладошки «домиком», поднесла их ко рту и кукарекнула что есть сил.

– Вот здорово!

Петр Иванович закукарекал в ответ. Донеслись протяжные «ку-ка-ре-ку» и из других огородов.

– За лето и ты научишься.

Неподалеку от курятника был колодец. У бабушки имелся и механический насос, но она любила по старинке, ведром.

– Так вкуснее. Да и веселее.

В больших бочках рядом грелась вода. У забора, под небольшим навесом стояли ведра и поливальники. А еще – маленькая оранжевая лейка. Для Вари.

По правую сторону раскинулся бабушкин сад: черемуха, малина, крыжовник, черная смородина. В клумбах – крашеных автомобильных шинах – росли георгины, ноготки и астры.

В самом конце виднелась рябина – большая, раскидистая. А под ней стол и скамейки.

– Чай под рябиной больно хорошо пить, – пояснила баба Шура.

Рядом с садом стоял домик с небольшим окошком – баня. А слева от бани – еще один, маленький и без окон.

– А это что?

– Туалет.

– Туалет?! – Варя удивилась, но потом вспомнила: в доме у бабы никакого унитаза она не видела. Только розовый ночной горшок в своей комнате и голубой – в бабушкиной.

– Пойдем покажу. А то провалишься еще.

Туалет представлял собой удивительное строение: потолок, стенки и пол, а в полу – круглая дырка. В которую, в общем-то, и правда можно было провалиться.

На вбитом в стену гвоздике висел рулон туалетной бумаги. В углу стояло ведро.

– Вот так на корточки садишься и все свои дела делаешь, – объяснила баба Шура.

Варя попробовала: получилось!

– А зимой как? – Варя вышла из туалета и закрыла дверь на деревянную вертушку-ромбик.

– Да так же и зимой, – бабушка рассмеялась. – Деревенские люди – они ведь почему такие?

– Какие?

– Хваткие, решительные, целеустремленные.

– Да, про папу именно так его начальник говорит!

– Вот! А потому что туалет на улице. Когда мороз в январе сорок градусов, некогда раздумывать, расхолаживаться. Знаю я эти ваши городские туалеты. Сядете на унитаз да пока не прочитаете свежий журнал – не встанете. Так жизнь-то и проходит. За чтением.

Баня

День клонился к вечеру. Варя и баба Шура сидели на кухне за большим круглым столом, пили чай с земляничным вареньем и разговаривали. Варя рассказывала о садике, о папе, о маме, о будущем братике. Его хотели назвать Егоркой.

Пыхтел самовар. Громко тикали ходики, каждые четверть часа сотрясая дом мощным «Бом-м-м». Небо за окном становилось розовым, облака – лиловыми. Солнце наливалось краской и спешило к кромке леса – чтобы провалиться в пушистые сосновые ветки и уснуть.

– Ну, скоро и нам ложиться. Но сначала в баню пойдем.

– В баню?!

– Ну конечно, как без бани! Суббота ведь. Давно уж топится. Да ты, поди, и не знаешь, что в бане делают?

– Моются?

– Моются! – бабушка рассмеялась. – Это в душах ваших городских моются. Встанут, польют на себя водичкой – и думают, что чистенькие.

– А ванна?

– А что ванна? Вон твои вещи грязные в тазике лежат, с мылом хозяйственным замоченные, – таз стоял возле печи. – Так и вы в своих ванных отмокаете. Тьфу. В бане, милая, не моются. В бане заново рождаются. Очищаются – и телом, и душой. Эх, зимой бы тебя ко мне, я бы тебя сперва веничком березовым, да и в сугроб!

***

В бане было жарко. Очень жарко. Казалось, пьешь горячий чай, а он попадает не только в рот, но и на лицо, на руки, на ноги, в уши и в подмышки, обжигает и согревает.

Бабушка достала из кадки распаренный березовый веник и побрызгала им на каменную кладку печи. Воздух наполнился сладким ароматом клейких березовых листочков.

– Ну, полезай наверх. Пропотей сперва, подыши. Посмотрим, как городская грязь из тебя выходить будет.

Варя забралась на деревянный полок. Рядом села баба Шура.

Долго они так сидели и ничего не делали. Молчали, дышали и потели. Варя подумала, что за это время папа трижды уже принял бы душ. И считал бы себя трижды вымытым, трижды чистым.

Пот сначала выступил мелкими капельками, а потом начал струиться. И по Варе, и по бабе Шуре, по каждой ее морщинке.

– Ну вот, размякли с тобой немного. Тело веничка просит.

Варино тело не очень просило веничка, но она решила не огорчать бабушку и покорно вытянулась на полке кверху попой.

Баба Шура легонько прошлась веничком от затылка до пяточек, поддала пару и начала хлестать внучку.

– Вот так, вот! Эх! Вот! Спинку! Ножку! Повернись!

– Ай! Ой! – Варе было не больно, а весело. Но она кричала и визжала – чтобы поддержать этот необычный банный диалог с бабушкой.

– А теперь ты бабу Шуру попарь. Уж сто лет никто меня не хлестал веником. Хорошо, Бог внучку подарил. В кадку его окуни, да на печь побрызгай. Ох, хорошо!

Веник был тяжелый. Но Варя поднимала его обеими руками и опускала на раскрасневшуюся бабушкину спину.

– Хорошо! Не жалей! Хлестай сильнее! Чтоб радикулит испугался!

И Варя изо всех сил старалась испугать и прогнать бабушкин «радикулит».

– Хороша банщица! Теперь пойдем в предбанник, подышим немножко, да и отмоем тебя хорошенько.

Бабушка терла Варю намыленной мочалкой так, будто решила вывести всю грязь, которая на внучке скопилась за годы жизни в городе. Поливала Варины косы отваром крапивы, приговаривая:

 
«Расти, косонька, до пят,
Все волосики подряд.
Расти, коска, не путайся,
Варю с бабой слушайся».
 

И не было никаких сомнений, что после такого магического ритуала у Вари отрастет двухметровая коса, которая будет беспрекословно подчиняться ее собственным и бабушкиным парикмахерским приказам.

 
«Все испуги-переполохи,
С жилочек-полужилочек,
С локоточков, с ноготочков,
С буйного сердца,
С ретивого сердца.
Аминь!»
 

Бабушка опрокинула на Варю таз прохладной воды.

– С легким паром! Беги, надевай халат, полотенце на голову – и в дом. На улице не стой. Захвораешь еще у меня, отец отругает.

Варя была вообще-то послушной девочкой, но не в этот раз.

Потому что нельзя было не стоять на улице.

Воздух был такой чистый и свежий, будто и его отпарили в бане. Земля отдавала накопленное за день тепло. А на небе было столько звезд, сколько Варя в жизни своей не видела. Даже на картинках. И тихо было. И снаружи, и внутри.

Жаль, Бабайки не ходят в баню. И не знают, что это такое – «легкий пар».