Текст книги "Иллюзия близости"

Анна Михалевская
Иллюзия близости

Я дриммейкер, и этим все сказано. Обожаю свою работу, а «Фрэнд» беззаветно любит деньги – на чем и сходимся.

Тяну по глотку кофе, настраиваюсь на процесс, пялюсь в окно. С двадцатого этажа море кажется бесконечным. Как Сеть. Только плавать я не умею, хоть и прожила всю жизнь в Одессе, зато в Сети ориентируюсь с закрытыми глазами. И любого за собой туда утяну. Здесь мои жалкие сорок восемь килограмм и двадцать три года не помеха – никто слабачкой не назовет. Если я, конечно, этого не захочу.

Поглядываю за стеклянную стену – отгороженный на ячейки рабочих мест офис пустует, лишь пара блогеров таращится в экраны. Еще слишком рано. Мы, трое дриммейкеров, сидим в отдельном кабинете – американские боссы делают на нас большие ставки.

Падаю в кресло, с панели на подлокотнике подключаюсь к программе, передо мной зависает 3D экран. Для украинских компаний такая техника – роскошь. А «Фрэнд» на то и зовется другом, чтоб не давать дриммейкерам повода отвлекаться на врагов. То бишь конкурентов.

Врубаю «Металлику» и под мощный вокал Хетфилда в наушниках –... so close no matter how far…[1]1
  Ты так близко, и расстояние ничего не значит.


[Закрыть] – открываю новый профиль. Приложение «Шпион» выдает бегущей строкой инфу о клиенте, на заднем фоне фотка. Умные глаза, упрямо сжатые губы. Ник – Ланцелот. Живой Журнал, Фэйсбук, Вконтакте – данных достаточно.

Ну что, благородный рыцарь, посмотрим, кто кого?

Пробегаю глазами показатели потенциалов. Интеллектуальный и эмоциональный заряд выше среднего, уровень врожденного запаса энергии по данным системы максимальный. Есть чем поживиться! К тому же порог альтруизма очень низок – дорогуша Ланцелот, как заведено у рыцарей, спешит всех защищать. Итого: донорская категория «А». Мой клиент!

Для категорий пониже есть клерки – «Фрэнд» подключается к их работе автоматически, без ведома самого блогера. Те думают, что ведут формально независимый корпоративный блог. Так надежнее.

Тихо подпеваю: Trust I seek and I find in you…[2]2
  Я искал веру, и я нашел ее в тебе. Здесь и далее приведены слова группы «Metallica» из песни «Nothing Else Matters».


[Закрыть] В голову бьет адреналин. Как я люблю охотиться!

Выбираю цифровую личность – в каталоге «Фрэнда» их тысячи. Нашла! Буду скандальной Интеллектуалкой под ником Астарта. Ланцелот и демоница похоти в одной связке – то, что надо! Гвиневра тоже была не святая.

Логинюсь, отмечаюсь в комментариях к постам моего рыцаря – хвалю. Это работает безотказно. Завязывается беседа, и, конечно, у нас совпадают вкусы, хобби, привычки. Я хорошо изучила «шпионскую» инфу: данные домашнего компа, последние запросы поисковиков, отправленные, полученные файлы. Надо дать Ланцелоту «прочувствовать» себя. Охотно делюсь мелочами из жизни Астарты – как спала, что ела на завтрак, где нашла бездомного котенка – это делает меня живой и близкой. Как бы вскользь жалуюсь на одиночество и недооцененность моей тонкой души. Милашка Ланцелот заинтригован – уже в третьем сообщении пишет, что опаздывает на работу, но отвечает моментально.

Я улыбаюсь, делаю музыку громче, удовлетворенно откидываюсь на спинку кресла.

– Р-рита! – Голос врезается фальшивой нотой в любимую песню.

Оборачиваюсь – Вальковский. Стоит, ждет, стервятник. Двухметровая дылда, глаза блеклые, волосы мышиного цвета – в хвост. Официально Костя – администратор безопасности сети «Фрэнда», а на деле – стукач. Если кто-то из дриммейкеров задумает слить инфу об истинных целях компании или исхитрится стащить наловленный в Сети потенциал, это будет на совести Кости. И он бдит, особенно меня, – не верит, что пацанка с синим хаером может не только гонять на горном байке, но и раскрутить любого клиента на энергию. От биг-босса до помешанной на Коэльо домохозяйки. Стервятник из перьев вон лезет, пытается раскусить мой шахер-махер. Но я честная девушка. И вы ж помните – сорок восемь килограмм, – кусать там нечего.

Снимаю наушники. Молчу.

– Кофе хочешь?

Удивленно хмыкаю. Кажется, Костя всерьез готовит мое досье для начальства.

– Чем обязана столь пристальному вниманию, сэр?

Сохранить серьезное лицо стоит немалых усилий. Но я стараюсь. Костя от моего высокого штиля бесится, белеет от злости. И почему вежливые девушки никому не нравятся?

– Сама создаешь себе пр-роблемы, Р-рита! – тянет Костя сквозь зубы.

Вот и хорошо. Совсем не обязательно было пить с Вальковским кофе, чтобы узнать эту новость.

Уходит, по дороге оглядывается. До чего неприятный, мутный взгляд.

Я возвращаюсь к чату. Но мой рыцарь в офлайне – трудится, наверное, за круглым столом в офисе короля Артура.

Мечтательно глазею на косяк птиц в небе.

Сегодня вечером Астарты не будет в Сети. Ланцелот вспомнит о ней – не может не вспомнить. Не так часто встречаются те, кто готов понять и выслушать. А завтра я напишу эпатажный пост. О вреде, а может, пользе Евросоюза, в который нашу страну не могут принять уже три года, – со времен Гражданской войны 14‑го. Или о правах сексуальных меньшинств. В крайнем случае сварганю что-то феминистическое. Задену всех, кого только можно, замаскирую провокацию десятком цитат. Уайльд, Пелевин, Моруа. Конечно, найдутся желающие поспорить и даже унизить. Я включу «обиженную девочку», и Ланцелот бросится меня защищать – условный рыцарский рефлекс. Он воспылает праведным гневом, прочитает пост по диагонали и не станет вникать, зачем? Он запомнил ту Астарту, которая спасла котенка и обожает «Металлику», такие не могут поступить плохо.

И – тадам! – момент истины: здесь-то «Фрэнд» его и возьмет. Нет, Ланцелот ничего не заметит. Почти ничего. Почувствует усталость. Или разочарование в жизни. Может, переживет легкую депрессию. Поссорится с девушкой. В исключительном варианте – потеряет работу, заболеет. Но я всегда дотошно рассчитываю заем потенциала – нельзя превращать жизнь донора в хаос.

«Фрэнду» это невыгодно – чтобы быть системе полезным, клиент должен успевать восстанавливать энергию. Мы же не воры, в конце концов. «Фрэнд» дает человеку иллюзию близости, а клиент делится излишками своей энергии, которую не хочет использовать в реальной жизни. Все по-честному. Ланцелоту не на что обижаться.

Стервятник зря меня подозревает во всех смертных грехах. Я отлично уяснила с первых дней в офисе – нет худшего врага, чем бывший друг. И я очень дорожу нашей с «Фрэндом» дружбой, поэтому изучила систему досконально.

Программа «Фрэнд» – детище Штатов – была разработана пару лет назад, когда нашли способ улавливать и передавать сигналы торсионных полей. Мощными генераторами и «пользователями» энергии оказались сами люди. Только одни могли генерировать энергию с избытком, а другие нуждались в подпитке. «Фрэнд» взялся исправить это недоразумение.

Система вскрывала поля доноров, переключала внимание людей с личных целей на цели заказчика – блогеров обучали технике общения, которая разбалтывала психологические защиты, а «Фрэнд» подключал каналы оттока к полю донора.

Дриммейкер работал тоньше и сам управлял процессом, окучивая «толстых» клиентов, и те годами потом снабжали «Фрэнд» энергией.

В нужный момент донору подсовывали рекламу, втягивали в конфликт на нашей стороне, побуждали вступить в группу, которая поддерживала определенные интересы. Энергия шла заказчикам – крупным корпорациям, политикам, частным лицам из элиты. Все были довольны: корпорации увеличивали обороты, политические партии приобретали популярность, доноры получали профессионально смоделированную иллюзию близости, а «Фрэнд» оставался при неплохих посреднических.

Программу не афишировали – дриммейкеры давали подписку о неразглашении, а взамен получали зарплаты намного выше среднего. Клерков-блогеров же в тонкости дела не посвящали.

Пару экспериментальных офисов открыли и в Украине – славянские рабы были дешевле и смекалистее доморощенных янки…

Верчусь в кресле, мысли возвращаются к Ланцелоту. Надо же, он тоже ездит в офис на байке…

Стоп! Хватит витать в облаках. Открываю новый профиль.

Нет, сперва спортзал. Тренажеры, растяжка, бег. В здоровом теле здоровый ух. А лучше – два уха. Так музыку слышнее.

Натягиваю наушники – … And nothing else matters…[3]3
  А остальное не важно.


[Закрыть] – эта песня мне никогда не надоест.

* * *

Сижу в «Хабе», прихлебываю зеленый чай – спиртное не мой стиль. Но сейчас неудержимо хочется крепленого красного – чтобы сразу ударило в голову и вышибло все мысли. Жаль, в «Хабе» не наливают – не для этого Митин тайм-кафе придумывал.

Еще раз прокручиваю кадры. Я – в бесформенном пуфе-кресле, перед глазами – открытый чат, байк – небрежно брошен под вешалкой на входе, администратор – раздражающе предупредителен, улыбка летит впереди него. Все как всегда. Донимает другой вопрос: как, японский городовой, я сюда попала?

Выхожу из офиса – картинка раз. Сажусь на байк – картинка два. Выруливаю к морю – картинка три… Пялюсь в чат… И вот тут я в номерах запуталась. Поцелуй – чик – свадьба – чик – и – бэби? Нет, все должно быть наоборот. Это я создаю иллюзии, а не кто-то мне их навязывает!

Тянусь за кружкой, отхлебываю, морщусь – чай совсем остыл. Оглядываюсь – посетители сидят, уткнувшись в экраны, будто участники одного дрим-шоу. Представляю, как все люди Земли по щелчку дриммейкера уходят в Сеть. И потом – прилетайте, марсиане, берите нас голыми щупальцами!

Хочется крикнуть во весь голос: «Эй, есть кто живой?» С надеждой поворачиваюсь к стойке администратора. Но вместо накладной улыбки вижу мрачное Костино лицо, быстро отвожу глаза.

Поздно. Костя тоже пытается улыбнуться – это выглядит жутковато, – но он, вероятно, думает иначе.

– Чего надо? – У меня нет настроения играть с ним в игры.

– Смогу ли я когда-нибудь заслужить ваше расположение, мэм?

Костя плюхается на пуф напротив, острые колени нелепо торчат над столом. Трудновато в таком положении вести деловые беседы, но Костю это не смущает.

– Можешь, если оставишь меня в покое.

– Р-рита, а зачем тебе покой? – Вальковский щурится, и глубоко посаженные глаза превращаются в прорези амбразур. – Живешь одна, ни с кем не встр-речаешься, др-рузей нет. Не надоело еще?

Сволочь. Заглядываю в чашку – черт, слишком мало чая и он слишком холодный. А так бы кипяточку, да в егойный фэйс.

– Стреляемся завтра на рассвете. Оружие выбираю я. Секунданты для слабаков, обойдемся без них. Вопросы есть, сэр?

– Мэм, нет, мэм! – совершенно серьезно салютует Костя.

Пауза. Телефон еле слышно мурлыкает плей-лист.

– Жить одной ненаказуемо. Маму с папой не убивала, сами смылись от меня в Нью-Джерси. Наверняка уже выяснил.

Дергаю колечко сережки в ухе – нервничаю. Я слишком люблю родителей, чтобы обсуждать их с Вальковским.

Оба программисты, пять лет назад получили место в «Интеле» и не смогли отказаться от этого предложения. Меня с детства не баловали вниманием, зато я знала о родителях все. Научилась чувствовать настроение по еле заметным сменам тембра голоса, угадывала конец фразы, когда мама говорила первое слово, жила хитами 80‑х и 90‑х, пересмотрела все старые фильмы в обнимку с папой. Когда они уехали, я осиротела. Волокита с документами затянулась – чиновники в посольстве считали, что родительская рабочая виза еще не дает мне право жить с ними в прекрасной стране Америке. Конечно, скайп-беседы никто не отменял, но все чаще они напоминали общение с клиентами. Только я открывалась по-настоящему, а родители…

– Р-рита, слышишь?

Костя притрагивается к моей руке, я вздрагиваю, отдергиваю ее, падает чашка, остатки чая разливаются на столе некрасивой лужей.

– Я… – Костя тушуется, опускает глаза, – в общем, хотел предупр-редить по-др‑ружески. Сегодня у «Фр-рэнда» был сбой. Первый р-раз за все годы р-работы. Зафиксир-рован канал утечки – его цепляли извне. Но ты и так по уши в дер-рьме – сбой случился, когда в Сети было только четверо сотр-рудников, включая тебя. Обычные блогер-ры и др-риммейкер – делай выводы. Скр-рыть утечку я не могу, но задер-ржу отчет на день. И… если что, ты знаешь мой номер!

Стервятник неуклюже поднимается из кресла, я оторопело провожаю глазами рослую фигуру, судорожно глотаю.

 
Never cared for what they do
Never cared for what they know![4]4
  Мне все равно, что делают другие, Мне неинтересно, что они знают.


[Закрыть]
 

Яростно глушу динамик телефона.

Конечно, Костя не станет задерживать отчет – он просто играет в «хорошего полицейского», вызывает на откровенность. «Ты знаешь мой номер!» – передразниваю Стервятника. И это все, что я могу сказать в ответ.

В поле зрения попадает открытое окошко чата в личном скайпе. Зачем-то тру глаза – может, чтобы не выпрыгнули из орбит. Администратору и так лужу от чая вытирать.

Ватными пальцами скролю всю беседу. Не хочу в это верить, но факт остается фактом – я проболтала с неким Ланцелотом час сорок три минуты. Это, конечно, не «шпионские» данные, но он нехило теперь информирован о девушке Рите, включая предпочтения в еде, одежде, отдыхе, и… хм… сексе. Скомканно прощаюсь – будто после последнего признания мне есть что добавить, – выключаю скайп.

Все здорово смахивает на абсурдное кино Джармуша – никогда его не любила, но обстоятельствам нет до этого дела. Итак… Система взломана, я на два часа теряю память и одновременно треплюсь с клиентом через личный чат, нарушая все правила компании, а Стервятник в курсе моего падения и ждет чистосердечного признания. Не дождется!

Забиваю в поисковик «блогеры», «потеря памяти» – уверена, не я первая, не я последняя. Третья ссылка выдает новостную ленту двухмесячной давности: три сотрудника компании «Фэмили», лидера среди разработчиков корпоративных блогов на украинском рынке, поступили в психоневрологический диспансер с обширным расстройством психики… по словам родственников, все началось с провалов памяти… компания отрицает свою причастность… выплачена внушительная сумма компенсации. Фотографии пострадавших блогеров мне не нравятся – дауны по сравнению с ними выглядят очень бодро и адекватно.

Волосы на затылке встают дыбом. Нет, это не Джармуш, это уже Линч!

Наскоро расплачиваюсь с администратором, прыгаю на вел, еду к морю. Кажется, я там сегодня была, но моря много не бывает. Спуски без тормозов, подъемы на предельной скорости – надо переключиться, устать и на свежую голову потом хорошо подумать.

Ветер в лицо, в ушах свист, слева бежит лентой синяя полоска моря с багрянцем закатного солнца, справа – невозможно яркая зелень склонов.

Задыхаюсь от одуряющего аромата акации. Весна, японский городовой!

Я еще поборюсь за свое место под «Фрэндом»! Да и расслабляться некогда – завтра дуэль.

* * *

Гоню на полной, впереди у обочины замечаю парня и разобранный вел. Колесо снято, наверняка камеру проколол, а запасной нет и заклеить нечем. Парень с надеждой поглядывает на дорогу. Высокий, поджарый, красная бандана, двухдневная небритость – хех, настоящий мачо!

– Помощь нужна?

Резко торможу вел, колесо останавливается в миллиметре от кроссовок парня. Люблю эффект неожиданности. Привычка.

Мачо не дергается, спокойно кивает, пристально смотрит на меня, упрямо сжатые губы расплываются в улыбке.

Ланцелот?!

Чувствую, что краснею «стремительным домкратом». Лихорадочно роюсь в рюкзаке, пальцы натыкаются на что угодно, кроме запасной камеры. Начинаю злиться – со стороны я, наверное, представляю жалкое зрелище.

– А тебе идет! – Ланцелот продолжает нагло улыбаться и тычет пальцем поверх моей головы.

– Спасибо, – лепечу я, зачем-то приглаживая волосы.

Хотя пригладить это воронье гнездо невозможно. Волосы у меня с характером – торчат куда хотят. И в наказание были выкрашены в синий. Чтобы показать хозяйскую власть над бунтующими элементами.

– Слушай, – я наконец беру себя в руки, – произошла ошибка. Нам двоим лучше забыть, что мы виделись и… – вспоминаю недавний чат, – вообще о чем-то говорили…

Вручаю ему камеру, прыгаю в седло, ставлю ногу на педаль.

Ланцелот исподлобья смотрит, будто что-то просчитывает. Черт, какие умные глаза, думается мне с сожалением. Серо-голубые, как у папы.

– Услуга за услугу, Рита. У тебя ведь большие проблемы сейчас. А я могу помочь.

На безумной скорости перебираю в голове содержание чата. О работе и двух часах, выпавших из памяти, я и словом не обмолвилась… Или все-таки…

– Рита-Маргарита, ты слишком много думаешь. Соглашайся! Лучшего плана на вечер у тебя все равно нет…

Ланцелот говорит что-то еще, но я его не слушаю. Только пальцы впиваются в руль вела, будто я могу сейчас что-то контролировать. Маргаритой меня называют только родители. Для чужих людей и официальных документов я Рита. Так проще. Доверчивой девочки Маргариты не стало, когда мама с папой уехали в Нью-Джерси. Теперь вместо нее Рита, которая неплохо умеет выживать в одиночку…

Ланцелот наскоро прикручивает колесо, даже не пытаясь поменять камеру. Говорит, гораздо проще беседовать с девушкой, если не приходится ее догонять. Комплимент, значит, отпускает. Выискался же рыцарь на мою голову.

Идем, катим велы рядом. Ланцелот, который оказался Андреем, задает бесконечные вопросы. Я настораживаюсь – сама так общаюсь с клиентами.

Надо бы собраться и действовать по привычной схеме – провокация, эпатаж, игра на слабостях, – но вживую это чертовски сложно. Без прикрытия аватарки я как голая. И эта проклятая весна сбивает все рабочее настроение.

Вдруг понимаю, что постоянное напряжение достало. Накатывает смертельная усталость. Ради чего живу? Чтобы потрошить поля наивных открытых людей? Бред, если задуматься.

– А почему ты назвалась Астартой?

Не я назвалась, а составители базы просчитали профиль-взломщик к типажу ланцелотов. Когда стерва прикидывается незаслуженно обиженной, это с ланцелотами работает лучше, чем когда девушка с характером делает вид, что ей плевать на резкие слова. Обиженным нужна защита – и усилия ланцелотов востребованы. А тот, кому плевать, сам разберется, все равно слюны много.

Но Андрею это знать необязательно.

– Имя красивое. – Я улыбаюсь, с любопытством изучаю его реакцию.

Андрей остается серьезным.

– Но у демоницы Астарты, кажется, не самая лучшая репутация?

– Это потом она превратилась в демоницу, когда люди опошлили ее храмы. А до этого была богиней Астартой. Дарила жизнь и любовь.

Я неплохо знаю мифологию. Дриммейкер без эрудиции – как вел со сдутой камерой, далеко не уедет.

– И кто же ты на самом деле? – насмешливо спрашивает Андрей.

– Я – Рита Скляр.

Говорю и думаю, что ответа у меня-то нет. Тысячу лет ни с кем открыто не беседовала. Все общение – через базу ненастоящих профилей. И кто я такая, теперь самой не понять.

– Нет, – замогильным тоном возражает Андрей-Ланцелот, – ты не Рита…

В животе растет пустота, как перед крутым спуском на веле. Что он еще обо мне узнал?

– Ты… Мар-га-рит-ка!

Дурак!

Психую, сажусь на вел и со всей дури гоню прочь. Но бежать ведь некуда. До завтрашнего утра – пока начальство «Фрэнда» не узнало о каналах утечки – надо разобраться, что происходит. Да и Андрей мне кое-что обещал.

Сбавляю ход. Но зря – мой верный Ланцелот уже верхом, крутит педали со всей мочи, догоняет. Так быстро поменял камеру? Впрочем, с него станется.

– Рита, подожди!

Равняется со мной, одной рукой держит свой руль, другую кладет на мое затянутое в перчатку запястье. Трюкач!

– Я видел ребят из «Фэмили» – работал там психологом. И знаю, чем все может закончиться!

«Фэмили»! Вспоминаю фотки блогеров в Сети. Виляю влево, Андрей успевает отпустить руку, едва не валится с вела.

– Я хочу помочь! Работать на «Фрэнд» опасно! Не думаешь о себе, подумай о родителях!

Резко торможу вел, соскакиваю.

– Остановись, сейчас же!

Рыцарь послушно пришпоривает своего коня. Сходит.

– Хочешь помочь – помогай! К чему долгие вступления?

Меня бьет мелкая дрожь. Я не знаю, кому верить. И кто врет. Костя – из желания подставить? Андрей – из желания помочь? Или моя дырявая память? Не будь я честной дурой, давно могла бы открыть левый канал – зря, что ли, в семье программистов выросла. А может, уже это сделала – в те два часа беспамятства.

Заталкиваю растерянную девчонку поглубже – под панцирь пацанки, вспоминаю отчаянный профиль Джокера – настраиваюсь на волну. Побольше безумия в глазах и бесшабашной силы. Это сбивает с толку и заставляет уважать.

– Рита, я все расскажу. Только давай где-нибудь присядем.

Видимо, сработало.

Только сейчас замечаю, что совсем стемнело.

Молча спускаемся на пляж. Кафе встречает нас огоньками свечей на столиках. Плетеные кресла, пледы, на небольшой сцене, установленной прямо на песке, самозабвенно выводит пассажи гитарист.

Музыка сразу уносит, невольно повторяю про себя до звона заслушанные строчки.

Я опускаюсь в кресло, Ланцелот – рядом. Как бы невзначай касается меня плечом…

Говорит торопясь, перебивая себя. Я слушаю и раздваиваюсь – будто я здесь и не здесь. Одна часть – расчетливый дриммейкер – настороженно следит за каждым движением небритого парня в бандане. Другая моя часть видит глазами Ланцелота девушку с синими волосами и бледным лицом. От нее почти ничего не осталось, и скоро она исчезнет совсем…

Андрей убеждает меня взять отпуск и завтра же уехать. Он талдычит что-то об уникальности моей личности. И как это важно для «Фрэнда», и что Риту Скляр используют и выбросят, как это сделали с блогерами в «Фэмили». Хочется расхохотаться ему в лицо – слишком грубо, дорогой Ланцелот, вы играете на моем тщеславии, – но мешает проклятое раздвоение. Той части, которая смотрит на синеволосую девушку, совсем не смешно.

С каждым словом я чувствую, как закручивается во мне невидимая пружина. Напряжение растет, и на самом его пике, когда сдерживаться больше нет сил и я готова бежать куда глаза глядят с этого пляжа, – две Риты схлопываются в одну, и пружина резко распускается.

Я откидываюсь на спинку кресла, прислушиваюсь к себе. Необычное ощущение – давно забытое или новое? – я не хочу больше прятаться за аватарками. Дрожь волнами катится по телу. Рука Ланцелота ложится на плечо и прогоняет дрожь. Он обнимает меня – крепко, надежно. В этот миг я понимаю, что полностью доверяю ему.

Наблюдаю за музыкантами – они то и дело сменяют друг друга: сегодня вечер свободного микрофона.

Подчиняюсь внезапному импульсу – высвобождаюсь из объятий, иду к сцене. Переговариваюсь с гитаристом – он дымит сигаретой и насмешливо смотрит на меня сквозь пелену дыма. Улыбается, кивает.

Я поднимаюсь – три деревянные ступеньки, – сажусь на высокий табурет, с восторгом беру в руки гитару. Легко провожу по струнам, чуть подкручиваю колки – чистый звук, теперь можно.

Первые аккорды. Первые строчки.

Так удивительно слышать свой голос не дома в четырех стенах, а у моря, которое с двадцатого этажа кажется бесконечным. И ловить на себе взгляды слушателей, и понимать – они со мной сейчас не потому, что я их «вскрыла». Им просто нравится то, что я делаю.

 
…So close no matter how far
Couldn’t be much more from the heart
Forever trusting who we are
And nothing else matters…[5]5
  Ты так близко, и расстояние ничего не значит. Я до предела искренен с тобой. // Я верю в нас и всегда буду верить. // А остальное неважно.


[Закрыть]
 

Я смотрю на своего Ланцелота, вижу, как блестят его глаза, и мне тоже хочется плакать.

* * *

Открываю квартиру, долго стою на пороге. Если я войду и закрою дверь – я оставлю позади что-то очень важное, и я не хочу, чтобы оно заканчивалось.

Утром за мной заедет Андрей. Мы укатим к нему в Киев, он проведет терапию, поможет мне восстановить память, и потом, если захочу, я снова вернусь на работу во «Фрэнд». Но Рита Скляр, конечно, стоит лучшего, чем прозябать в провинциальном городке…

Выходит, на все про все у меня ночь.

Резко захлопываю дверь, на ходу сбрасываю рюкзак, куртку Ланцелота, которая меня грела весь вечер, джинсы. Шлепаю в ванную.

Мысли о том, что мне нужен доктор, перемежаются с неестественной радостью. Вспоминаю внимательные глаза Ланцелота, ощущение его руки на моем плече, ласковое «Маргаритка»… И эта забота, от которой захватывает дыхание, – кто-то хочет защитить меня, уберечь, укрыть пледом колени. Забытое теплое чувство – я не одна, – и губы расплываются в улыбке.

Щелк! Во мне срабатывает предохранитель. Спешу стереть улыбку с лица. Я не имею права расслабляться.

Вылезаю из ванны, оставляя на полу пенные хлопья. Так, теперь халат – на плечи, турку – на огонь, а голову – в дело.

Включаю комп, колонки. Не люблю тишину.

Мчусь на кухню, хватаю турку с огня. Успела!

В сотый раз прокручиваю в голове сегодняшний день. Почти пустой офис. Умные глаза Ланцелота. Приятная беседа. Костин выход… Предупреждение об опасности. Намеки на мое одиночество. И эта ненормальная тяга к Андрею. Личная вовлеченность никогда не доводила дриммейкера до добра. Но сейчас я не хочу быть дриммейкером. И это пугает больше всего.

Выбираю из двух зол – наконец решаюсь.

Слушаю бесконечные гудки. Можно подумать, полпервого ночи! «Хорошему полицейскому» спать по должности не положено. Гудки обрываются.

– Что случилось?

Ого, сколько резвости в голосе. И еще – беспокойства. Выходит, ждал?

– Я передумала стреляться. Лучше скрестим лазерные клинки. Только не говори, что ты свой потерял, отвалилась ручка или лезвие затупилось. А то знаю я…

– Р‑р‑рита! – Костя почти рычит в трубку. Его любимая «р» выходит особенно раскатистой.

– Если-завтра-к-девяти-не-позвоню-найди-меня! – выпаливаю скороговоркой и закусываю губу.

Молчание. Только не бросай трубку, пожалуйста!

 
Trust I seek and I find in you
Every day for us something new…[6]6
  Я искал веру и нашел ее в тебе, И теперь каждый день открывает для нас незнакомые грани.


[Закрыть]
 

– Во-пер-рвых, выр-руби своего Хетфилда, не собираюсь его пер-рекр-рикивать. – Слышно, как Костя переводит дыхание. – И… я все понял.

– Сэр, теперь я обязана на вас жениться!

Костя хмыкает, не прощаясь отключается…

После того, что я сейчас сделаю, Вальковский и так будет меня искать. Взломать закрытый канал «Фрэнда» к базе данных – неслыханная дерзость. Но если меня снова выключит или что-то с Ланцелотом пойдет не так, он может не успеть.

Целую вечность вожусь с кодом и в конце концов получаю доступ. Один за другим открываю профили Ланцелота на всех площадках. И только сейчас замечаю, что дата регистрации одна и та же. Вскрываю пароли к личной информации – сообщений нет. Невозможно! Если… если только профили не создавались специально. Сотрудниками «Фрэнда» – например Костей. Со Стервятника станется…

Перед глазами вспышка.

Трясу головой, отдергиваю руку от мышки. На экране раскрыт профиль Астарты. Новых сообщений нет, неизвестных мне и просмотренных – тоже. Лезу в последние записи. Пусто. Удаленные – висит сообщение со странным кодом. И у меня на глазах оно исчезает.

Взгляд падает в правый угол экрана – три часа ночи. Что ж, я уверенно приближаюсь к психоневрологическому диспансеру.

Хочется устроить истерику, собрать вещи, хлопнуть дверью… Но вовремя вспоминаю, что живу одна – скандалить и уходить мне не от кого. Криво улыбаюсь. Ненавижу женские сопли и крики. А выходит, сама такая. Обычная стерва, которой просто негде разгуляться.

А кто-то совсем недавно еще говорил о моей уникальности…

Стоп! Возвращаюсь к базе, пальцы дрожат – времени в обрез, система сигнализации наверняка засекла утечку и отрапортовала Косте. Перебираю личные файлы сотрудников. К чужим доступа нет, но свой-то я могу посмотреть. Открываю, от спешки темнеет в глазах, я не узнаю фото. Нет, все в порядке – просто там у меня родные каштановые волосы, а не синее воронье гнездо. Скролю дальше – ищу сама не знаю что. Показатели: здоровье, интеллект… эмоциональный заряд, порог альтруизма, донорская категория «В». Нас всех проверяют, как и клиентов, таково правило… Вот оно! Рядом с буквой «В» в скобках указан еще один параметр: адаптивность. Первый раз о таком слышу. Выходит, на мне пробуют – уже? собираются? – новые разработки. После которых теряешь память, а потом рассудок…

Вдруг становится холодно. Мне кажется, я умираю.

Мой «Фрэнд» меня предал.

* * *

Шесть утра. Сна ни в одном глазу. Мне было над чем подумать.

Я полностью собрана – джинсы, майка, воронье гнездо тщательно причесано, вернее растрепано. К дуэли готова.

Интересно только, с кем первым придется драться?

Сегодня без музыки. Траурный марш по синеволосой девушке звучит внутри. И так неплохо слышно.

Звонок. На пороге Андрей. Бывший Ланцелот.

Выбор сделан.

– Ты… – Натыкается на мой взгляд, осекается, целует в щеку.

– Пока я, а там посмотрим.

– Маргарита, идем, надо спешить! – Андрей берет за руку, на запястье смыкаются тиски.

Имя отзывается болью. Он слишком хорошо изучил меня. Сжимаю зубы.

– Сперва поговорим!

Не упирается, опускается на табурет в кухне, я сажусь напротив. Теплится неправильная опасная надежда, что я ошибаюсь. Но нет худшего врага, чем бывший друг, и я об этом помню.

А еще я помню, что Рита Скляр – лучший дриммейкер «Фрэнда». И не просто потому, что создаю иллюзию близости, – я сама верю в эту иллюзию. Чтобы стать ближе к человеку, надо стать им, жить его интересами, разделять его мысли, переживать его неудачи, петь его песни. Я восемнадцать лет тренировалась это делать с родителями. Они могут радоваться – из меня вышел отличный хамелеон.

Неотрывно смотрю в глаза Андрею и дальше – на то, что он прячет за их безмятежным выражением. Профиль Ланцелота, если и был сфабрикован, то к личности Андрея привязан крепко. По той же причине, по которой «Фрэнд» не может использовать ботов для общения с клиентами – беседу должен вести живой человек, иначе иллюзии не получится. Вот и Ланцелот просто обязан быть настоящим. Иначе я не клюну.

В том-то и трюк – открыться ровно настолько, чтобы выбить у другого почву из-под ног и не потерять себя. Сейчас мне не нужна его энергия, мне нужна правда.

– Самому неприятно это делать, да?

Андрей моргает, на губах – легкая улыбка. Притворяется, что удивлен.

– Неправда, Маргаритка. Я заметил тебя в Сети давно и научился отгадывать твои профили, это было нетрудно – выдавала музыка, в ней ты была настоящей. Я слишком привязался к тебе, и мне больно будет, если что-то случится.

Моя очередь притворяться. Лицо – маска, в глазах – лед, и я надеюсь, что дрожащую нижнюю губу никто не заметит. Ланцелоту очень хочется верить. И почему-то снова плакать. Но по сценарию его надо рассердить. Тогда я что-то смогу узнать.

– Сколько тебе заплатили, чтобы ты привел меня к боссу? Почем сейчас предательство? Заканчивай маскарад, Ланцелот, ты не спасешь ни одной души, включая собственную! Слишком презираешь людей для этого. Но, похоже, сам поверил, что несешь в мир добро. Кому врешь? Ты жалкий неудачник, у которого ничего нет, кроме иллюзий! Своих и чужих!

Последний восклицательный знак, и я чуть не задыхаюсь от волнения. В середине тирады понимаю – эти слова не для Андрея, я говорю их себе.

Андрей поднимается, болезненно кривится, смотрит на меня пустым взглядом.

– Много себе позволяешь!

Делает неуловимый жест.

Щелк! Предохранитель слетает, и я сползаю с табурета.

Снова раздваиваюсь, но теперь это почти приятно. Смотрю на себя со стороны – только тонкая нить меня связывает с синеволосой девочкой, ее почти нет. Я будто обживаюсь на новом месте – а‑дап-ти-ру-юсь – повторяю по слогам, именно так это и называется. Чтобы почувствовать себя уютно, надо лишь оборвать нить. Но чем-то синеволосая мне дорога, и я медлю.