Текст книги "Жилищный комплекс"

– Я так и думал, что ты меня не слушала утром, – проворчал дядя. – Твоя рассеянность – единственное, что может помешать тебе стать хорошим сотрудником СУЖК.

– Дядя, ты же знаешь, я стараюсь.

– Его зовут Кирилл Мамин.

– А?

– Саманта!

– Я шучу, я поняла, Кирилл Мамин.

– Умница. Сегодня вечером я зайду к вам, а завтра отправлюсь на пару месяцев в 75-й комплекс, меня ждет сложная работа.

– Что-то важное?

– В нашей с тобой работе, девочка, ничего не важного не бывает.

Я вытащила из уха беспроводной наушник. Моя модель идентификатора была довольно старой. Большинство людей уже перешли на наушники, которые внедряются прямо в ухо и извлекаются только хирургическим путем, но я следовала новомодному тогда молодежному направлению протестантства против всего новомодного. Мы приветствовали любые изобретения, улучшающие жизнь людей, вроде новых лекарств, но были против излишеств. Поэтому если вы встретите в комплексах подростка или молодого человека с идентификатором-часами, то это, скорее всего, представители нашего движения – большинство молодежи уже перешли на идентификаторы-кольца – они более удобны в использовании и менее заметны.

Мою душу опутывала паутина сомнений – я не была уверена в выборе профессии и вообще плохо представляла, чем хотела бы заниматься. Подсознательно я понимала, что отчасти мой выбор сделал за меня Костин – с самого детства он рассказывал мне о своих приключениях и говорил, что я тоже могу увидеть другие комплексы. В строгой секретности он рассказывал мне о странной моде в 20-м комплексе, где девушки вдруг скопом начали носить кокошники, или о заброшенном 66-м комплексе, где по коридорам, навсегда покинутым людьми, гуляет ветер. Больше всего мне нравилось слушать о том, как команда Костина предотвращала террористические акты во всех существующих ЖК. Это работа сильных и храбрых, а я не была уверена, что являюсь таковой.

Завтра начнется моя новая жизнь, а пока у меня есть полдня, чтобы морально подготовиться к ней. Я направилась в единственное место, где могла найти спокойствие и провести время в тишине – в библиотеку.

Сегодня здесь был тихо и светло – в большом светлом зале с огромными имитаторами окон сидели всего три посетителя – все в возрасте. Они листали планшеты и перепечатывали что-то на свои старинные идентификаторы со складывающейся клавиатурой. Я села подальше от них, чтобы клацанье их клавиш не отвлекало меня, и прикоснулась идентификатором к планшетам. Мне тут же открылся доступ ко всем произведениям мировой художественной и научной литературы, а также каталогу газет и журналов, куда я тут же с облегчением провалилась. Я всегда с трепетом воспринимала этот момент, представляя себя как будто в старинной библиотеке прошлого, где на бесчисленных полках стоят пыльные ряды книг. Я фантазировала, какой там запах, какой свет, как звучит шорох перелистываемых страниц и скрип шариковых ручек о блокноты. Сегодня письмо от руки преподается в школе только для развития мелкой моторики, но даже самые младшие школьники халтурят и используют различные компьютерные шрифты для имитации письма от руки.

Я нашла «Шантарам» Грегори Дэвида Робертса – его рекомендовал мне почитать сосед Антон Брусникин – и открыла первую страницу. Мне нравилось читать истории о древних городах и землях, путешественниках и первооткрывателях. Отчасти поэтому в юности я так часто гуляла ночами по комплексу, старалась изучить его и днем, и ночью, пока не поняла, что изучать больше нечего, все давно открыто другими. Более того, все давно построено другими и нанесено на миллион планов. Что я могу принести в этот мир? Его можно открыть для себя, но это не принесет никому пользы. Сегодня мы всего лишь обеспечиваем работу системы, чтобы рождаться, взрослеть и умирать в этой золоченой насквозь компьютеризированной клетке. Я говорила Кириллу о свободе, но не чувствовала, что чем-то отличаюсь от людей прошлого. В книгах я старалась найти что-то, что могло подсказать мне, чего стоит наша жизнь.

С такими мыслями я погрузилась в описание индийского города Бомбей, которое затянуло меня на несколько часов.

***

Я думала, что опоздаю к приходу дяди Кости, но мы сидели за накрытым столом уже около часа, а его все не было. Раньше он никогда не опаздывал, поэтому в моей душе нарастала тревога. Он не был моим родственником, но был спасителем и добрым другом, а потому входил в состав моей небольшой семьи. Мама покачивалась с кресле-качалке, папа листал новостную ленту идентификатора, беспокойно покряхтывая.

– Наверняка его задержали на службе, Саманта, – тихо сказала мама.

– Мам…

Тихий звонок электронного дворецкого системы «Умный дом» заставил меня резко вскочить. Я положила руку на мамино плечо, чтобы она не вставала, и побежала к двери.

– Дядя Костя, я уже начала волноваться!

В его глазах я увидела проблеск нечто такого, что я раньше никогда не видела. Это нечто заставило мое сердце на секунду болезненно сжаться, но через миг его взгляд вернул былую мягкость, и я успокоилась.

– Девочка моя, я надеялся, что смогу посидеть с вами перед отъездом, но время перенесли. Мне нужно выдвигаться сейчас.

– Но, может быть, хотя бы чай…

– Совсем нет времени, Саманта. Меня долго не будет, возможно, еще дольше, чем я планировал. Протяни свой идентификатор и прими ключ.

Я беспрекословно подчинилась: знала, что лучше не спорить с Костиным, когда он в таком настроении.

На моем иденте возник значок передачи данных:

– Это ключ от моей квартиры. У тебя уникальный доступ к ней, больше такого нет ни у кого, даже у коменданта моего этажа. Присмотри за моим холостяцким логовом.

Я удивилась: у дяди не было домашних животных, и он не выращивал никаких комнатных растений, но спорить не стала и лишь согласно кивнула.

– До встречи, Саманта. Береги маму и папу. И помни: найти себя поможет только чистое сердце.

И длинная тощая фигура Костина растворилась в полутьме коридора.

Глава 3

После отъезда Костина для меня начались адски трудные будни. Три дня в неделю Кирилл Мамин выжимал из меня все соки в спортзале. Он заставлял бегать многокилометровые марафоны, стрелять из всех видов оружия: стоя, лежа, зажатая со всех сторон огромными бочками, я должна была не только видеть мишень, но и попасть в нее. С каждой тренировкой задания все усложнялись: мишень стояла на месте, двигалась, скакала из стороны в сторону. Затем мы перешли на голографические тренажеры, имитирующие различную местность – запутанный лабиринт склада или просторную пустоту огромного зала, длинный узкий коридор или маленькую комнату-чулан. Здесь мы должны были обезвредить группу террористов, найти бомбу, спасти заложников. После этих тренировок я приходила разбитая и уставшая и тихо плакала в подушку, чтобы родители не слышали, растирая ноющие мышцы. Я не чувствовала, что занимаюсь любимым делом, но подвести Костина, который так много сделал для меня, не могла. Безусловно, я сама хотела на службу в СУЖК, но, если честно, тогда не думала, что работа здесь будет такой тяжелой. Кроме того, для меня было важно добиться высокого доступа.

– Я вижу, как тебе трудно, Саманта, – тихо сказал мне после одной из особенно сложных тренировок Кирилл. – Почему бы тебе просто не уйти? Никто тебя не осудит. Займись более спокойным делом, выйди замуж за хорошего парня. Зачем мучить себя?

– Вся жизнь состоит из препятствий, не смогу преодолеть это – на что я тогда годна?

– Есть люди, предназначенные для мира, а не войны. В СУЖК каждый день война.

– Я знаю, что ты считаешь меня кисейной барышней, и не доверяешь, а держишь тут только из-за Костина…

– Костин больше не при чем. Ты доказала, что можешь справляться с трудностями, поэтому ты здесь, но я все равно считаю, что тебе больше подойдет более спокойное занятие.

– Раз так, продолжаем. Запускай голограмму.

Еще два дня в неделю я ночами патрулировала комплекс в компании других двух стажеров или самого Мамина. Сбылась давняя мечта, не таясь, ходить по коридорам, но и радости это мне не приносило. Каждую смену, я забрасывала универсальное боевое оружие (УБО) на плечо, молясь, чтобы мне не пришлось его использовать, и шла в патруль. К счастью, использовать его в боевых условиях мне пришлось лишь намного позже.

Единственный выходной я тратила на выполнение домашних дел и чтение в библиотеке.

Начало моей службы выпало на время перемен. В СУЖК как раз закончились совещания с директоратами на предмет разрешения спортсменам проводить матчи между комплексами. В первую очередь за это агитировали хоккеисты. В нашем комплексе сложилось три взрослых и пять детских команд, которым определенно стало скучно играть между собой, поэтому именно тридцатый ЖК стал инициатором слушаний. Финальное заседание как раз проходило в конференц-зале нашего директората. Стажеров до работы на нем не допускали, но позволили наблюдать за другими силовиками через камеры. Я с замиранием сердца следила за тем, как в зал один за другим входили директора, безопасники и спортсмены других домов. Они совершенно не отличались друг от друга, одетые строго по дресс-коду, прописанному межкомплексным соглашением. Но это все равно были люди из неведомого мне мира, и я жадно смотрела на них, пытаясь поймать любой жест или полуулыбку, не похожую на наши повадки.

После просмотра видео Кирилл устроил нам проверку на внимательность, которую я благополучно провалила, так как на работу силовиков не обратила и малейшего внимания – пришлось дежурить за другого стажера четыре ночи подряд. Две из них я работала в контактном центре «Телефона поддержки» со старым силовиком, который уже собирался выходить на пенсию. Ночью звонков было мало, так что мы тихо сидели за своими столами и беседовали: Алексей Михайлович рассказывал мне истории со службы и советовал, что лучше говорить людям, попавшим в беду. Однажды разговор зашел и про хоккей. Оказалось, старый силовик раньше был заядлым хоккеистом, причем, в третьем поколении.

– Представляешь, мне завтра выходить получать мою самую первую награду за службу, и – ломаю руку на матче! Кровищи было… Ужасное совпадение, – рассказывал он мне. – Лет тридцать назад это было. Я был так горд, что мне вручают орден… как же он назывался…. «За особые успехи в освоении дисциплин по безопасности», что ли. В общем, моих коллег в тот день наградили, а я провалялся в больнице с дикой болью.

– Почему же вы так и не бросили хоккей?

– Ну, некоторое время после выздоровления я не мог играть – не получалось преодолеть подсознательный страх, но потом все-таки снова встал на коньки. Человеку, девочка моя, очень нужно хобби – дело, которое будет отвлекать его от будничных проблем. Видишь ли, даже если ты любишь свою работу, рано или поздно она приедается, а душа начинает болеть. Она всегда болит, когда ей не хватает эмоций и новых впечатлений. Человек с больной душой не сможет принести пользу ни своей семье, ни миру. Так что, Саманта, не забывай кормить свою душу эмоциями. Говорю тебе это с высоты своего опыта. У тебя есть хобби?

– Строго говоря, нет. Я люблю читать, но это скорее способ убить время.

– Это плохо. Ищи себе хобби. Тем более, у тебя перед глазами такой пример. Не пример – примерище!

– Какой?

– Как, разве ты не знала? Твой начальник, Кирилл.

– Не думала, что у него вообще есть хобби. Он представляется мне каким-то роботом, железным человеком без чувств и эмоций.

– Ну, вот здесь ты не права. Между прочим, именно Кирилл поднял вопрос о разрешении для спортсменов передвигаться между комплексами. Он ведь лучший защитник команды «Восток». Пожалуй, его энергии может позавидовать даже Костя Костин.

– Да, дядя Костя один из самых энергичных людей, что я встречала. Мне далеко до него. Не думала, что Кирилл такой же.

Этот разговор изменил мое отношение к жизни – я поняла, чего мне так не хватало. Если бы у меня было дело, которому с жаром можно отдаваться по вечерам, может быть, времени на оплакивание своей паршивой жизни у меня не оставалось бы. С тех пор я старалась писать каждый вечер. Записывала свои размышления, осмысливала события, произошедшие за день, рефлексировала.

***

Как раз на время моей стажировки в комплексе нарастало общественное движение «Свободное перемещение». Ее лидер Лаврентий Кириллов – популярный блогер – в своей группе ВСети пропагандировал свободу перемещения для жителей по лестницам и между комплексами, утверждая, что терроризм не является причиной этих ограничений для людей. Он подчеркивал, что власть намеренно спекулирует темой терроризма, который, якобы, давно побежден, чтобы контролировать «стадо». Харизматичный оппозиционный лидер был столь убедителен в своих словах, что к нему присоединялось все больше последователей. Не удивительно, что в СУЖК его не любили и считали досадной помехой. Однажды мы со старшими стажерами Мариной и Павлом дежурили на одном из митингов «СП». Лаврентий планировал провести его на крыше вечером, но СУЖК согласовало всего лишь один из больших холлов на двадцать восьмом этаже, где людей в это время было не так много. Лаврентий был в ярости, так что нам пришлось дежурить на митинге в постоянном напряжении, ибо за действия СУЖК от злых оппозиционеров перепало именно нам:

– Посмотрите, вот стоят бойцы СУЖК. Они пришли сюда якобы для нашей безопасности, но нет! На самом деле они тут, чтобы контролировать нас! Чтобы не дать нам во всеуслышание сообщить о реальных проблемах! Они хотят заткнуть нас!

Лично я ничего не хотела, но толпе было уже все равно. Послышались свистки, кто-то кинул в нашу сторону гнилым помидором – почему на всех митингах находится такой человек? Я сжала рукоять УБО, но Марина одернула меня:

– Не доставай оружие, это их еще больше заведет.

Вскоре Лаврентию надоело поносить нас на чем свет стоит, и он переключился на обсуждение проблемы лестниц, а мы немного расслабились.

– Слушай нас, Саманта, – разглагольствовал Павел по дороге в СУЖК, когда митингующие разошлись. – Ты еще молодой стажер, тебе до нашего уровня минимум пять лет служить, но ты не беспокойся, мы тебе поможем.

Меня раздражало Пашино стремление подчеркнуть свое превосходство над другими и его любовь к чтению нотаций, но послушно молчала, пропуская его слова мимо ушей и думая о своем.

***

Однажды Кирилл вызвал меня к себе во время моего законного выходного. Я сползла с кровати, чувствуя, как боль тысячами мелких иголок впивается в мои бедра и руки.

Постанывая, я обмазалась гелем, разгоняющим молочную кислоту, и отправилась на работу, попутно ругая Кирилла, на чем свет стоит. Я снова отмахнулась от клоуна, развлекающего детей в том же холле, втиснулась в лифт, пробежала мимо закрытой двери странной женщины, кивнула брюнетке в белом костюме, поднялась на третий этаж директората и влетела в кабинет Кирилла.

– Вызывали? – запыхавшись, спросила я.

– Садись, Саманта, – его голос звучал холодно, как всегда, когда он злился.

Я присела на краешек стула и замерла. Смотрела на него как кролик на удава. Он молча протянул мне рабочий планшет. На нем был открыт текстовый документ, на первой странице которой красовалась моя фотография из ВСети.

– Что это? – спросила я.

– Смотри.

Я наугад пролистнула документ ближе к середине и обнаружила огромное сообщение: «Ты ведь знала, что он мне нравится… Какая ты подруга вообще, если так поступаешь со мной? Вчера Вера видела тебя с Антоном на катке! Я сначала не поверила, а потом увидела фото во ВСети. Почему ты так со мной, не понимаю… мне выть хочется от твоего предательства…»

Дальше я читать не стала.

– Что это? – повторила я свой вопрос.

– Это все, что знает ВСети о тебе: твои интересы, места, где ты любишь бывать, где ты живешь, твои родные и друзья…

Я растерянно листала документ, в котором с легкостью поместились бы четыре тома «Войны и мира» вместе с убранными позже «ерами» и «ерями». На второй странице было что-то вроде краткого содержания: «Интересуется китами, огнестрельным оружием, котиками, искусством. Возможно, младенцами и уходом за ним».

– Зачем ВСети это собирает? – пораженно спросила я.

Кирилл подошел к имитатору окна с видом на Вашингтон.

– Все началось много лет назад еще в начале XXI века. Тогда интернетом владели несколько транснациональных корпораций: Google, Яндекс, Yahoo, Bing и так далее. Существовали также социальные сети, типа нашего ВСети: Facebook, Twitter, Вконтакте, Instagram… Эти компании собирали данные со всей тщательностью, чтобы обеспечить адресную рекламу: каждому из пользователей показывался тот контент, который ему был бы интересен. Тебе бы, наверное, рекламировали книжные новинки, новые экземпляры УБО и супер-впитывающие памперсы. Со временем государства поняли, что соцсети и транснациональные Интернет-корпорации обладают огромной информацией о каждом пользователе. Информацией, которая пригодится для тотального контроля и предотвращения терроризма. Но компании были заинтересованы в защите данных своих пользователей и не собирались делиться ими с государством, чтобы не терять доверие. И тут на них начали давить. Началась настоящая холодная война за информацию. Один за другим компании разорялись, а их акции переходили к государству. Последним островком оставалась компания Facebook, но после трагической гибели директора сдалась и она. С тех пор все соцсети и интернет-поисковики принадлежали государству. СУЖК складирует тонны информации и чахнет на ней, как Кощей над златом.

Кирилл ходил по комнате взад-вперед:

– Поэтому я сказал тебе удалить аккаунт ВСети. Его информацией может воспользоваться нечестный на руку чиновник, чтобы шантажировать тебя. Повторяю еще раз: удали аккаунт, а иначе вылетишь отсюда, не успев сказать слово «СУЖК».

Я вылетела из кабинета Кирилла и тут же загрузила идентификатор.

– Вы уверены, что хотите удалить аккаунт Всети? Вся информация будет утеряна, – бесстрастно сообщила Анна.

– Да, – решительно оборвала все связи с прошлой жизнью я.

***

В бешеном ритме жизни я не заметила, как пролетели три месяца, и пришло время малышу появиться на свет.

Это случилось ночью перед очередной тренировкой. Я спала так крепко, что не услышала, как за родителями приехал медицинский транспортер, чтобы увезти маму в больницу. Папа позвонил мне на идентификатор уже из палаты. Сон как рукой сняло, и я, наспех одевшись и напрочь забыв вызвать такси, вылетела в коридор. Я знала комплекс, как свои пять пальцев – пробежать прямо, повернуть налево, снова прямо, черт, лифты же по ночам не работают. Я остановилась, в растерянности оглядываясь по сторонам. В детстве я передвигалась по этажам с помощью пожарных лестниц, но сейчас они закрыты. Нужно попробовать открыть их своим идентификатором – может, мой личный код откроет лестничный пролет?

– Аня, открой мой электронный пропуск, – тихо сказала я, приблизив идентификатор к губам. На экране тут же появился штрих-код, который я затаив дыхание приблизила к лучам сканера. Сканер тут же отозвался красным сигналом – не получилось.

– Так-так, кто у нас ломится на лестницу, – знакомый голос за спиной заставил меня вздрогнуть. – Саманта, опять за старое?

– Что значит… неважно, Кирилл, моя мама в больнице, проведи меня на тридцать второй этаж, – он протянул ко мне руку, и я невольно отшатнулась. – Кирилл, пожалуйста, она так много значит для меня, я…

Но Кирилл, не обращая на меня никакого внимания, коснулся своим кольцом-идентификатором сканера лестницы, и дверь открылась.

– Спасибо, – выдохнула я.

– Подожди, боец, я с тобой. Макс, вызови дежурного, скажи, что я ушел на проверку по несогласованному заранее маршруту, код 5.35. Пусть вышлет тебе напарника из резерва. И – ни слова о произошедшем.

На лестничной клетке нашего комплекса я была впервые за много лет. Здесь ничего не изменилось – даже косметический ремонт не делали, лишь лампы горели более тускло.

– Почему ты не вызвала такси? – спросил Кирилл, когда мы начали подниматься.

Я встала, как вкопанная, во все глаза глядя на него.

– Точно же! Такси… Я спросонья даже не сообразила…

Кирилл ничего не ответил, лишь сдавленно хихикнул. Кровь бросилась мне в лицо. Пылая, я молча поднималась по лестнице, шагая через две ступеньки и мысленно ругая себя за несообразительность.

– Помню, около девяти лет назад, когда я был стажером, таким же, как ты, на этих лестницах начали находить убитых женщин и детей, – нарушил молчание Кирилл. – У каждого убийства одинаковый почерк: жертв находили неподвижно сидящими на ступеньке, как будто они просто присели отдохнуть. Виновных так и не нашли. Все обстоятельства дела засекретили, а лестницы закрыли. Теперь их используют квалифицированные силовики и только в крайних случаях.

– Я знаю эту историю. И она не совсем к месту, если ты, конечно, не хочешь отговорить меня идти здесь.

– Я просто хотел обратить твое внимание на то, что нарушаю правила, чтобы помочь тебе.

– Окей, я буду у тебя в долгу.

***

К маме нас, конечно, не пустили, и мы молча сидели рядом на жутко неудобной скамейке в холле больницы. Кирилл постоянно ерзал, что меня раздражало так же жутко, как была жутка эта скамейка:

– Кирилл, ты не мог бы сидеть спокойно? Как будто твоя мама рожает, а не моя.

– Извини. Наверное, срабатывает память крови – мужчинам на генетическом уровне тяжело находиться в родильном отделении. Так почему ты переживаешь? При наших технологиях смертность во время родов находится почти на нуле.

– Мама уже однажды потеряла ребенка. У нее случился выкидыш… из-за меня.

– Из-за тебя?

– Мы можем об этом не говорить? Я бы хотела отвлечься. Может быть, ты расскажешь мне о чем-нибудь? Только не о работе, она мне осточертела уже. Расскажи о хоккее.

– Кхм, ну, в хоккей меня привела мама – она считала, что он сможет сделать из меня настоящего мужчину. Но хоккейная форма, как ты понимаешь, не является жизненно важным материалом, поэтому ее не выдают бесплатно, как еду, лекарства или электричество. За все излишества нужно платить. Семья у нас была бедная, мы жили тогда на одиннадцатом этаже. Жуткое было времечко. Чтобы оплатить мою форму и занятие, родители вкалывали дни и ночи подряд без выходных. Каждый на трех работах. Я тоже старался подрабатывать – был на подхвате в теплицах по вечерам после школы. И все равно в итоге нам хватило на самую дешевую форму даже без стандартных аппаратов измерения общего состояния организма.

– Такие еще существуют?

– Она была древнее меня раза в три, клянусь тебе. В общем, среди мажоров с верхних этажей, всех этих сыновей силовиков с особым уровнем доступа, сотрудников директората, начальников теплиц, я был отщепенцем, изгоем. Надо мной издевались и насмехались, особенно старался Андрей Ростов – да, тот самый. Но я занимался любимым делом, и скоро мои успехи заметил Костин. Он вызвал меня в тот день, когда я уже готов был бросить все из-за насмешек «друзей». Костин сказал, что ему нравится мое упорство, и он готов оплатить мне нормальную современную форму. Это был лучший день моей жизни.

– Костин оплатил тебе форму? – я удивленно смотрела на него. Мне и в голову не могли прийти, что Мамина связывает с Костиным что-то кроме рабочих отношений.

– Не ты одна должна Костину всем, что имеешь, – Кирилл грустно улыбнулся и потер запястья. – Через пару лет я на хоккее сломал оба запястья сразу – неудачно влетел в борт. Ну как, меня туда впечатали свои же.

– Ростов?

– Ну да. Логичнее было бы его назвать Курагиным, а?

– Ого, не знала, что ты еще и начитанный, – присвистнула я.

– Смотрел сериал производства «КиноЖКа», – ухмыльнулся Кирилл.

– И что было потом, ну, после твоих запястий?

– Восстанавливался почти год. Знаешь, как тяжело, когда ты сам даже в туалет не можешь сходить? Ужас, зачем я тебе это рассказываю? В общем, много чего пришлось нашей семье пережить в тот год, но к хоккею я все равно вернулся. И знаешь что? Я так впечатал Андрюху, этого маминого сынка, в борт на первой же тренировке, что он в хлам разбил лицо. Его холеная нежная мордашка на несколько лет была подпорчена горбинкой на носу и шрамом через пол лица.

– С нашими возможностями медицины?

– Ну, доктор, который его лечил, был другом моей семьи. К тому же, Ростовы не только мне портили жизнь. Да и наш пластический хирург в то время был не так хорош. В общем, с тех пор никто ко мне больше не лез, а я понял, что люди, подобные им, понимают только язык силы, и никакие дипломатические навыки не помогут, когда на твоем пути стоит человек с пониженными моральными принципами и поддержкой стаи подхалимов.

– Жестко ты с ним.

– Поэтому я и сказал, что тебе не подходит работа силовиком, ты очень добрая.

– Это плохо?

– Нет, это даже мило, но не для СУЖК. Здесь мы должны выполнять приказы руководства беспрекословно. Поверь, они далеко не всегда бывают гуманными. Если ты откажешься выполнять что-то, успешной карьеры тебе не видать.

Бывают люди, вызывающие противоречивые эмоции: вот Кирилл, например. Ты считаешь его сухим трудоголиком, чуть ли не презираешь, а потом внезапно узнаешь его с другой стороны: упорным и мужественным человеком. А потом вновь разочаровываешься, узнав о его жестокости, которая идет вразрез с пацифистским миром, в котором ты живешь, где любая жестокость вызывает отчуждение и преследуется. И это смешанное чувство восхищения, разочарования и даже страха интригует тебя и заставляет по-новому взглянуть на мир. С таким человеком хочется общаться, чтобы до конца разгадать загадку, которую он таит в своей душе даже вопреки страху, который ты испытываешь к нему.

Неожиданно я вспомнила лекцию, которую читала нам учитель истории Галина Алексеевна о злодеях XXI века. Она рассказывала, что тогда среди молодежи образовался культ плохих парней: люди стали восхищаться злодеями. Если раньше в литературе и фильмах злодеи представлялись просто как антагонисты, то в XXI веке они получили историю. Внезапно оказалось, что плохие парни не сразу стали плохими – их такими сделали невероятно жестокие условия, в которых они оказались. Зритель начал жалеть злодеев, и оттого потянулся к ним своим сердцем. Внезапно оказалось, что злодеи намного харизматичнее добрых героев. Люди захотели посмотреть не на то, как герои побеждают злодеев, а как злодеи снова становятся на путь добра.

Был ли Кирилл злодеем? Нет, он обычный человек, такой же, как все мы, со своими демонами и ангелами на плечах и прошлым с темными пятнами.

Занятая своими мыслями, я не сразу заметила фигуру, которая, пошатываясь, появилась на той стороне холла. Человек подошел уже совсем близко ко мне, когда я, наконец, поняла, что это отец:

– Папа! – я сорвалась с места так резко, что Кирилл еле удержался на зашатавшейся скамейке. – Все хорошо? Как мама?

– Все хорошо, у нас родился мальчик, здоровенький. Роды были тяжелыми, но все хорошо. Он и мама сейчас восстанавливаются в индивидуальных медицинских модулях. Ты стала старшей сестренкой, малышка.

– О боже, как это прекрасно!

– Так, Саманта, теперь мне нужно выпить, – папа потер красные от усталости глаза. – Аня, будь добра, вызови мне такси до бара, – обратился он к своему идентификатору.

Еще около тридцати минут мы втроем сидели в белоснежном больничном холле, пока ждали такси. А потом также втроем отправились в бар. Кирилл поначалу не хотел идти с нами, но мы настояли. Счастье – это очень интимное чувство, которое люди привыкли скрывать друг от друга, но если кому-то постороннему случилось стать его свидетелем, нужно постараться, чтобы он прочувствовал его сполна.

***

Наутро меня разбудил громкий звонок на идент. От неожиданности я вскочила, сорвав одеяло, и почувствовала, как чугунная голова резко перевесила мое тело вбок. Рукой я схватилась за стенку кровати, кое-как стабилизировав свое тело, которым до сих пор управляли неиспарившиеся пары алкоголя. Я сфокусировала взгляд на экране, и секунд пять пыталась понять, кто мне звонит: видеозвонок от Кристины. Как всегда, не вовремя.

– Саманта, привет, дорогая, – бодро пропела Кристина, когда я перевела ее звонок в систему «Умный дом».

Я промычала что-то невразумительное в ответ и зашаркала в гостиную.

– Ужасно выглядишь, подруга. Бурная ночь? – лицо Кристины появилось на кухонном экране.

Я снова что-то промычала, наливая себе воду.

– Ну, судя по полуголому мужчине у тебя на диване, ночь действительно была бурная.

Я медленно повернулась к дивану и увидела голую мускулистую спину мужчины. Это точно не папа.

– Крис, я тебе перезвоню.

– Ну не-ет, – разочарованно протянула она. – Я хочу это видеть!

Не обращая внимания на ее протесты, я отключила видеозвонок, и приблизилась к дивану. На прикроватном столике валялась пустая бутылка папиного десятилетнего виски (настоящее сокровище, как он говорил) стояли три заляпанных стакана и тарелка с остатками жаренной на гриле рыбы.

На диване вытянулся во весь рост Кирилл в одних джинсах, его правая рука свешивалась с подлокотника дивана, волосы были растрепаны. На соседнем кресле лежала его форма, на полу валялось УБО. Я не могла не отметить красоту телосложения молодого человека и простояла несколько минут, рассматривая узлы мышц, так что не сразу заметила, что он зашевелился. Кирилл открыл глаза, повернулся и резко подпрыгнул на диване, схватив с пола УБО и закричав:

– Твою мать!

Я испуганно отшатнулась, глядя на него во все глаза.

– Черт, Саманта, нельзя же так пугать человека! Я тебя чуть не пристрелил!

– Ты чего тут делаешь? – выдохнула я.

– Ты всегда так встречаешь гостей? – ответил он вопросом на вопрос.

Тут я поняла, что все это время стояла над Кириллом с огромным ножом, который машинально прихватила с кухни, когда отправилась проверять диван.

– Извини, – я положила нож на стол и опустилась в свободное кресло. – А ты, ради бога, оденься.

Я бросила Кириллу его футболку, и тот тут же натянул ее, почему-то ехидно улыбаясь.

– Выглядишь…

– Ужасно? – перебила я его.

– Я бы сказал, уставшей, – улыбнулся командир. Он встал и, потягиваясь, направился к кухне за водой.

– Неудобный диван, – отметил он, хрустя шеей. – Нужно было принять твое предложение и лечь с тобой. Но я не тот, кто пользуется беззащитным положением дамы.

– Я предлагала тебе… О боже! – я уткнула лицо в ладони, ощущая, как кровь прилила к щекам.

– Да, алкоголь еще не такое делал с людьми, – засмеялся Кирилл, вернувшись на диван с запотевшим стаканом холодной воды.

Выпив воду, Кирилл облегченно вздохнул, откинувшись на диван. Повисло неловкое молчание. Не зная, куда смотреть, я схватила со столика бутылку виски и начала читать этикетку.

Дверь в родительскую спальню хлопнула, и в гостиную вышел папа. «Слава богу», – подумала я.

– Привет, молодежь! – громовой голос папы колоколом отдался у меня в голове, и я поморщилась. Кирилл тоже выглядел не особенно свежим, а вот папа был так бодр и весел, будто это не он выпил вчера с нами почти литр коньяка в баре и бутылку виски дома.