Текст книги "Надо жить"

– На дачу знакомые пригласили пожить, пока они в гостях будут. А Антоша к бабушке поедет.

– Одна? А не страшно? Представляешь: ветер воет, старый дом скрипит, ветки бьются в стекло. А если домовой? Или хулиган какой знакомиться полезет? Или пьяный кто? Праздники, шашлык, все такое. Я бы не рискнула. Ты хоть в Телеграм пиши, ладно? Что жива-здорова.

– Слушай, я и не знала, что ты так умеешь запугивать! Я трусиха вообще-то! Но отказываться не хочу.

Через два дня она уже ехала на такси навстречу десяти дням тишины, одиночества, чтения и занятий по курсу. Было холодно и туманно, а на душе плескалось радостное волнение и предвкушение нового опыта. Товарищество она вспомнила по мягкому изгибу обсаженной березами дороги, проезжая который внезапно видишь чудесную панораму: поле, лес, вдали белая с синим куполом церковь, которая видна только на этом повороте дороги. Ну да, они сюда ездили, когда Мише было двадцать пять лет, тоже весной. Свекрови когда-то дали участок в этом товариществе, она им не заинтересовалась, в отличие от младшего сына, который сам купил в строительной фирме маленький домик и жил в нем при любой возможности. Как раз на этот день рождения свекровь и подарила участок Мише. Пятилетний Антон буквально за день на просторе настолько одичал, что ни в какую не хотел уезжать. «Оставляй», – со смехом сказал тогда Миша раздраженной Насте. Она и так его недолюбливала, считая младшим баловнем судьбы с раздутым самомнением, а после истерики Антоши: «Он разрешил! Я остаюсь! Пока, мама!» – зареклась к нему приезжать. Да и расставание с Игорем не способствовало налаживанию родственных связей. Год назад Настя услышала от свекрови, что жена Миши Стася разбилась на самолете и что он очень переживает. Она все собиралась ему позвонить, но протянула время, а потом звонить с соболезнованиями было как-то нелепо.

Огороженный от дороги невысоким деревянным забором участок оказался на последней линии, прямо напротив большого поля. Дом из лакированного бруса с полноценным мансардным этажом, высокий за счет цоколя, сразу понравился Насте. Она с замирающим сердцем взошла на крыльцо с серыми ступеньками, такое уютное, такое настоящее. Дверь отворилась с легким скрипом, и она зашла внутрь. Пахло сушеной травой. Маленькая прихожая, слева дверь куда-то, прямо – открытая дверь в большую комнату. Там на полу был старый зеленый палас, такой же, какой лежал когда-то у ее свекрови, когда та была для нее просто тетя Рая, мама Игоря, приятеля по клубу собаководов. Игорь как-то незаметно стал другом, потом лучшим другом, возлюбленным, мужем, отцом ее ребенка, потом бывшим мужем, а она так и осталась тетей Раей. «Нужно будет ей позвонить вечером», – подумала Настя, поднимаясь по узкой лесенке на второй этаж. Там были две довольно большие комнаты, одна из которых оказалась с чисто квартирной отделкой: обои в цветочек, белый потолок, малиновый советский ковер, стенка, диван с вышитыми крестиком подушками. От мебели было тесно и как-то пыльно в воздухе. Зато вторая комната оказалась как будто копией того гостиничного номера, в котором она переночевала в своей недавней мечте-наваждении. Здесь была светлая вагонка на стенах и потолке, крашеный деревянный пол, розовые занавески на двух окнах, одно из которых смотрело на поле. У Насти что-то повернулось в груди от вида, который открывался из этого окна. Наверное, в разгар летнего зеленого буйства вид был очень жизнерадостный, но сейчас, в конце апреля, от него защемило сердце – но не от тоски, а от волнения, тревоги и легкой грусти. «Эта комната – прямо то, что мне сейчас нужно», – подумала Настя, выкладывая на круглый стол с большой бамбуковой салфеткой содержимое сумки: телефон, зарядку, блокнот, книжку с курсом, большой набор цветных гелевых ручек и раскраску-антистресс с причудливыми рисунками цветов, животных, мандал и каких-то почти космических пейзажей. Раскраску и ручки подарил на Новый год Игорь, и Насте давно хотелось поразукрашивать ее мелко детализованные сюжеты, но она все не решалась. Кроме темной лакированной кровати, массивного комода и старой белой этажерки, мебели в комнате не было. Пол был очень холодный, как почувствовала Настя, которая опрометчиво разулась внизу. Она достала из зеленоватого чемодана на колесиках теплые носки и войлочные тапочки, меховую безрукавку, постельное белье, пижаму и любимую подушку. Потом вернулась к сумке, нашла инструкцию, улыбнулась: она была на трех страницах формата А4. Так, страница первая: «электричество», «вода в доме», «котел», «где лежат фонарик, свечки, аптечка, средства от комаров». Правильный подход: начать с самого нужного. Видно, что хозяйка служила вместе со свекровью. И она отправилась подключать воду, ставить чайник и разбираться с котлом.

Чай здесь был очень вкусный, наверное, из-за воды. Настя неторопливо прихлебывала из широкой чашки с яркими клубниками, глядя на упаковку из двенадцати мини-пирожных шести сортов. Это Игорь неожиданно заскочил к ней вечером перед отъездом и с порога передал пакет:

– Набор немножко странный получился, как, знаешь, «найди лишнее». Но с перцовым баллончиком мне будет спокойнее. Тебе, в смысле.

Пожелал ей хорошего отдыха и убежал. «Чтобы вопросов не задавали, почему задержался», – решила Настя.

Она улыбнулась, вспомнив содержание пакета: аппетитные пирожные, баллончик и книжка «Поэты русского рока». Угадал с презентом, как обычно. Иногда ей казалось, что бывший муж знает ее вкусы лучше, чем она сама, Настя Перфильева. И всегда ведь так было. Он даже знал чуть раньше ее, когда она устала, проголодалась или хочет в туалет: на отдыхе всегда показывал ей это заведение, когда она еще только начинала осознавать его необходимость.

Перекусив любимым эклером и корзиночкой с грибком сверху, Настя пошла в котельную, немного беспокоясь, сможет ли разобраться с агрегатом. Но, следуя четким инструкциям и глядя на рисунок со стрелочками, у нее все получилось. «Интересно, это я поумнела от глюкозы или просто инструкция волшебная? Вот было бы так всегда в жизни: проблема – инструкция – действие – проблемы больше нет. Или скучно тогда стало бы?»

Запустив котел, она решила сразу пройтись по участку. Десять соток, часть которых занята мини-лесом: одна огромная темная елка, береза, две молодые коренастые сосенки и еще какое-то шарообразное дерево, то ли верба, то ли ива – Настя все время путала эти названия. «Наверное, здесь летом хорошо, тенек и хвоей пахнет. А может, и маслята растут?» – решила она, садясь на кованую скамейку. Вдруг за ее спиной кто-то чихнул. Она вздрогнула, потом на автомате сказала: «Будьте здоровы» и медленно повернулась. Она сразу не заметила, что дедок стоит за рабицей, и пожалела, что не взяла баллончик. Разглядев, что это уже другой участок, она сразу успокоилась и подошла пообщаться. Дед был очень колоритный: весь седой, с густыми седыми усами, но безбородый. Зимняя куртка и невысокие белые валенки странно смотрелись на фоне пробивающейся первой травы. Он напомнил Насте Деда Мороза, который еще не прикрепил бороду.

– День добрый! – махнул рукой сосед. – Я вас испугал, наверное? Простите! Меня Иван Семенович зовут. Натуля мне позвонила и предупредила о вас. Сказала, чтобы я помог, если что нужно будет.

– Здравствуйте! Я Настя. Ну да, испугалась немножко. Но все равно мне очень приятно. Не знала, что здесь кто-то еще есть.

– Да здесь полно народу будет! Десять дней празднуем, щедрой рукой президент отсыпал! Но вы не беспокойтесь: народ здесь мирный, работящий, никаких ночных дискотек не устраивает. Копаются себе в огороде потихоньку. Вы, Настенька, вот что: запишите мой номер на всякий случай. Я ведь живу здесь. И в город меня не заманишь. Так дочке и сказал: пока ноги ходят, здесь буду. А там как Бог даст. Мне-то восемьдесят шесть годков уже.

– Здорово! Вы, наверное, многое повидали! – ответила Настя, доставая телефон. – А можно я вас сфотографирую? Сыну вышлю, что я здесь под охраной. А то он беспокоится все-таки.

Иван Семенович картинно выпрямился, улыбаясь. Настя его сфотографировала, потом записала номер и пригласила заходить завтра утром попить вместе чаю с пирожными.

Когда сосед отошел, Настя внимательно оглядела другие три стороны, но больше никто в кустах не прятался. Зато она заметила слева что-то синее и быстро подошла туда. Там, под голой яблоней, была целая полянка подснежников. Они уже отцветали, но Настя нашла несколько свежих цветков и собрала небольшой букетик. Их пронзительный, трогательный светло-синий цвет будто светился изнутри.

«Поставлю в стакан у себя». – Она улыбнулась на это «у себя». Да, сейчас эта комната была ее, кто бы там по-настоящему ни жил. На нее вдруг нахлынуло чувство, что ей на несколько секунд показали кадр из будущего. Или из параллельной жизни? А может, из той жизни, которая могла бы быть, но так и не состоялась? На этом кадре был ее участок, ее дом, ее близкие люди. Разглядеть она ничего не успела, но чувство теплого счастья накрыло с головой. Опомнилась она уже на крыльце. «Что это было? От свежего воздуха так накрыло, что ли? А вдруг правда какой-то пробой произошел и я увидела то, что мне видеть не полагается?» Она нашла в кухонной полке граненый стакан, набрала воды. Прежде чем поставить цветы в воду, она поднесла их к губам и прошептала в их прохладную синеву: «Пусть это сбудется, пожалуйста!»

С ужином Настя решила не заморачиваться: развела кипятком сухие сливки и залила пюре роллтон. С тоненькими перышками лука, обнаруженного на грядках, получилось совсем хорошо. В полке нашлась банка с сушеной мятой. Прихватив настоявшийся чай и второй эклер, она поднялась к себе. В комнате потеплело. За окном уже сгущались сумерки, и она зажгла свет. Сразу стало уютно. Настя вытащила книжку со стихами-песнями. На черной обложке было изображение каких-то сорняков: конский щавель, полынь, еще что-то, что Настя не смогла опознать. Но смотрелось стильно. Ей захотелось погадать на тексте стихов. Она наугад открыла книжку и попала пальцем в строчки:

 
Но я устал, окончен бой,
Беру портвейн, иду домой.
 

Да уж. Ну что, будем считать, что бой окончен и она идет домой. И Настя, улыбаясь, взяла эклер. Как же давно она не читала стихов! Она вспомнила свой опыт с прослушиванием альбома Земфиры, свои слезы и послевкусие безнадежности – и от нее, и от себя. А правда, почему она не позволяла себе даже читать стихи, не то чтобы опять попробовать самой? Ответ всплыл на поверхность сразу, и он ей не понравился. Зависть. И похоже, даже не белая. «Хреновато. Ну ладно, разберемся. Еще есть время».

Ей захотелось начать с Кормильцева, тем более что он открывал сборник.

Углубившись в чтение, она не заметила, что на улице почти стемнело. «Хорошо, что туалет внутри, а не одинокий домик где-то в кустах». – И Настя, прихватив чашку, спустилась вниз.

Разобравшись с душем, она сполоснулась и, накинув поверх пижамы чью-то теплую куртку, вышла на крыльцо. Опершись на перила, она смотрела в сквозные сине-фиолетовые сумерки. На фоне неба четко выделялись силуэты деревьев. «Как на японских гравюрах», – подумала Настя. Пахло какими-то цветами, и она никак не могла вспомнить, что это. Сирень еще не зацвела, да и запах другой: немножко тревожный, томящий и в то же время обещающий счастье. «Наверно, какие-то луковичные», – решила она.

Настя стояла и смотрела, как постепенно сливаются с темнотой ветки, как меняются краски на западе, становясь все тусклее и глуше. Внезапный шорох в кустах заставил ее вздрогнуть. Но страха не было: казалось, что ничего плохого здесь с ней случиться не может. Она замерла и прислушалась. Послышалось недовольное пыхтение и фырканье. Ежик! Испугал, зараза! Настя улыбнулась и пошла спать, глотнув еще мяты.

Заснула она почти сразу, согревшись после своей вылазки. Но потом она резко проснулась, просто за одну секунду перешла от сна к бодрствованию. Глянула на телефон: скоро два часа. В комнате было светло настолько, что виден был каждый лепесток у подснежников в стакане. «Вот надо было закрыть штору, так нет же: цвет, видите ли, слишком розовый. Зато она плотная и длинная. Как теперь засну?» Она встала и подошла к окну. Огромная луна какого-то теплого розоватого оттенка, казалось, сейчас проломит раму. «А я точно не сплю? Ну не может луна быть такой большой. Да и цвет какой-то странный, как в древней легенде». Настя сфотографировала луну, чуть разочарованно глянула на снимок и положила телефон, а сама села за круглый стол и уставилась в окно. Небо и луна. Луна и небо. «Я смотрю ей в глаза». Она все смотрела и смотрела, чувствуя, что начинает кружиться голова. Ее охватило смутно знакомое чувство: она, Настя, отдельный человек, со своим телом и внутренним миром, но одновременно она, ее тело и внутренний мир – часть всего этого огромного и прекрасного внешнего мира, причем часть вне времени. Времени, кажется, просто больше не было. Она вспомнила. Такое же чувство охватывало ее в детстве, когда она, задрав голову, смотрела на небо или на кружащиеся под фонарем снежинки. Она становилась невесомой, и казалось, еще чуть-чуть – и сможет летать. Потом, читая «Войну и мир», Настя с удивлением прочитала про свои ощущения. Да, Наташа Ростова чувствовала то же самое. Ну ладно, ребенок, подросток. Ей скоро сорок. Здесь и теперь ей скоро сорок. Это вообще законно? Чувствовать себя пазлом на огромной картине из миллиардов пазлов, разных, но одинаково необходимых, и лететь куда-то вместе. Причем все пазлы не просто аккуратно собраны – нет, они еще и прочно приклеены на ткань. Настя прямо увидела ее: прочное молочно-белое сукно с четко видной структурой нитей, именно сотканное, а не связанное. И пришли слова «ткань бытия». Она сидела на расшатанном стуле, глядя на луну без всяких мыслей в голове. Через какое-то время она уже не была уверена, что у нее есть голова и вообще тело. Да и само время как категория уже под вопросом. Луна потихоньку сдвигалась влево, и Насте казалось, что это она вместе с домом отлетела вправо. Постепенно ее глаза начали уставать, изменчивый рисунок на луне расплывался, подрагивал слоистым розоватым светом. Она очнулась, задернула занавески и легла спать.

Проснулась Настя от того, что кто-то стучал в калитку и звал ее: «Анастасия, вы дома?» Она выглянула в окно и увидела под калиткой знакомые белые валенки. А сколько времени? Как без пятнадцати одиннадцать? Настя позвонила на номер дедка и попросила заходить. Какие уж тут утренние страницы! Их можно написать и днем. Так, переодеться, вниз, чайник. Через пару минут она выскочила на улицу, на ходу причесываясь руками. Иван Семенович сидел на ступеньках крыльца, держа в руках пакет с булками.

– Добрый день, Настенька! Я в магазин сходил, у них булки вкусные.

– Здравствуйте, Иван Семенович, проходите! Сейчас свежего чайку заварим. У меня пирожные есть. А я и не знала, что здесь магазин!

– Ну как магазин? Маленький. Вы уж извините, что не позвонил. Телефон-то ваш я не записал!

– А вот сейчас и сохраните по принятым. Давайте я вам помогу.

– Не беспокойтесь, зрение у меня хорошее! Мне катаракту удаляли и заодно кое-чего там поправили. Так что я очки теперь надеваю только для красоты. У меня ведь двое детей и трое внуков! И одна правнучка уже! И все обо мне заботятся! Зубы тоже омолодили. Так что я как новый теперь.

– Ну, значит, вот это чудесное миндальное пирожное вам по зубам! Если нет аллергии на орехи, конечно!

– В нашем поколении аллергии нечасто встречаются. Это уже среди тех, кто в шестидесятых родился, там да. У нас на работе сотрудница одна так мучилась! И на пыльцу, и на котов. Есть много чего ей нельзя было. Даже комар укусит – сразу нужно таблетку пить, опухала вся.

– А вы работали вместе с Натальей Александровной?

– Да, с Натулей и Раечкой тоже, вашей свекровью. Она вас любит. Все рассказывала мне, какая вы хорошая и талантливая девочка.

«Была когда-то, а теперь я уже давно не девочка и не талантливая. Хорошая, в принципе да, хорошая вроде». И она спросила:

– Иван Семенович, вот вам восемьдесят шесть лет, вы столько всего повидали, я уверена! Никогда не хотели воспоминания написать? Представляете, как было бы интересно?

– Да, помотало меня, поломало, было дело. Одна война чего стоит, будь она неладна. И потом тоже. Вот сейчас народ все что-то стонет, всем недоволен, все ему не так. А я думаю: слепцы вы, не понимаете, что самое главное – сейчас мирное время, цените это! А воспоминания интересные получились бы, это точно. Да вот я больше по другой части. Руками что-нибудь сделать – это да. Не Толстой, в общем. Каждый должен своим делом заниматься, что умеет и к чему душа лежит, правда? Пирожное какое вкусное, давно таких не ел!

– А возьмите вот еще картошку!

– Какие картошки моя покойная супруга делала! Потом покупал в магазине – как замазка. Но это тоже хорошее, – добавил он, попробовав пирожное.

– Вы вдовец? Всегда жалко, когда женщина уходит раньше. Мне кажется, что мужу одному тяжелее оставаться, чем жене. Она ведь может заботиться о внуках.

– Да, не стало моей Ирочки вот уже пятнадцать годков как. Не думал никогда, что ее переживу. Я ведь старше на пять лет, да и мужчины обычно раньше умирают. Онкология, как и у матери ее. Операцию делали, облучения. Но все равно только три года прожила после этого. Рецидив, и за два месяца сгорела, как свечечка. Но меня не оставляют. Дочка старшая очень заботится, да и невестка хорошая попалась, приезжает, еду мне везет. Я уж ругаюсь, что, мол, откормите меня, в гроб не помещусь, придется в шкафу хоронить.

Они засмеялись. Ей все больше нравился этот дедок.

– Мне-то много не надо, – продолжил сосед. – Вот молоко козье беру регулярно, три раза в неделю по пол-литре, и яиц всяких-разных тоже. Здесь у председателя ферма целая, вот я и пользуюсь. Ну, у младшего сына вашей свекрови, у Миши. – Настя кивнула. – Мне, как почетному клиенту, даже на дом стали приносить, как к нему племянница переехала.

– Племянница? – с недоумением спросила Настя. Откуда, интересно, взялась племянница? У него только племянник, Антон. – А сколько ей?

– Совсем еще девчонка, кажется, и шестнадцати нет. Полинка. Такая добрая. И рисует хорошо.

Настя ничего не понимала. Это нужно было выяснить. Может быть, у ее деверя с горя крыша поехала и он завел себе юную любовницу? А что, «племянница» – это же классика!

– Никогда козьего молока не пила. Оно не с привкусом?

– Нет, у них оно просто идеальное, я вам скажу. С привкусом я бы не пил. А вы возьмите на пробу. Я беру по вторникам, четвергам и воскресеньям. Сегодня среда? Вот завтра прибежит Полинка. Запишите ее телефон, она и вам захватит пол-литру.

– И правда, попробую, спасибо! – Настя записала телефон, твердо решив посмотреть на эту племянницу.

– Ладно, соседка, спасибо за чай, за вкусные пирожные. Булки спрячьте в холодильник, потом чайку попьете, они вкусные, правда.

– А вы приходите завтра, вот и попьем чайку вместе.

– Лады, – согласился Иван Семенович, вставая.

Настя с улыбкой закрыла за ним калитку. Как же она так проспала! Свежий воздух, наверное. Да и луна спать не давала ночью. Она вернулась в дом, взяла телефон. Ага, сын ответил на ее фотку: «Полнолуние, суперлуние…» Так, тетя Рая. Да ей пять человек написали про суперлуние! Теперь понятно, почему луна была такая странная. «Хорошо хоть, что я проснулась, а не пошла бродить по дому в приступе лунатизма. Вроде с подросткового возраста не было, а вдруг бы этот суперблин так подействовал? Закрою сегодня шторы, ну его на фиг. А теперь пора браться за утренние страницы. Нет, сначала позвоню этой Полине».

Она набрала номер и услышала приветливый девичий голос. Полина сначала хотела передать ей через соседа, но Настя попросила ее занести молоко самой. «Мне Иван Семенович сказал, что ты хорошо рисуешь. Захватишь показать свои рисунки? Ну, хотя бы на телефоне. Мне интересно».

Настя поднялась к себе, заправила кровать и уютно устроилась на ней с блокнотом. А если позаимствовать из «советской» комнаты вышитую подушку, будет еще уютнее. Она быстро прошла за подушкой и уже было собралась вернуться в свою «гостиницу», но почему-то остановилась возле стенки и стала рассматривать содержимое открытой секции. Прямо на нее с фотографии смотрела счастливая пара молодоженов: невысокая девушка с добрыми глазами и волевым подбородком, темные кудрявые волосы которой выбивались по бокам откинутой назад фаты, и парень, который излучал мягкую, спокойную силу. Настя не видела хозяина дома, но в девушке узнала Наталью Александровну. Она всмотрелась в жениха. «О таких говорят: как за каменной стеной. Но такие и спиваются, если жены стервозные попадаются. И измену они ни за что не прощают. И сами не изменяют даже после смерти любимой женщины». Ее мысли перенеслись на десять лет назад, когда она только начала подозревать, что у Игоря кто-то есть на работе. Но даже мысль о служебном романе казалась ей такой пошлой и так не вязалась с ее деликатным мужем, что она руками и ногами запихивала ее обратно в подсознание еще полгода. У Насти где-то привычно заныло – то ли в сердце, то ли в животе. «Душа болит, блин, сколько времени еще должно пройти, чтобы отпустило?» Настя решила отвлечься и, отодвинув фотографию, обнаружила за ней три альбома. Наугад вытащила один и села на диван, который оказался вполне удобным, несмотря на свой возраст. Преодолев легкую неловкость, она перевернула твердую бархатную обложку. Альбом был совсем старый: фотографии на первых страницах были тридцатых-сороковых годов. Она поняла это еще до того, как увидела под некоторыми фото даты, записанные карандашом. Настя умела по лицам угадывать эпоху и редко ошибалась. Ближе к середине альбома годы сменились на пятидесятые-шестидесятые, а дальше на семидесятые-восьмидесятые. На одной фотографии она узнала дедка по пышным усам и задорному, молодому взгляду. Он ласково обнимал за плечи симпатичную темноволосую женщину, которая, улыбаясь, смотрела в объектив. «Вот кто был счастлив в браке», – с грустной завистью подумала Настя, внимательно разглядывая следующую фотографию. На ней эта же пара была сфотографирована возле молодого цветущего деревца, а за ними через рабицу виднелся дом, который показался Насте знакомым. Да ведь в этом доме она сейчас смотрит альбом! Значит, фотографировали на участке Ивана Семеновича. Ну да, а деревце, похоже, та огромная яблоня или груша, которая хорошо видна от скамейки, где она сидела! Настя тихо положила раскрытый альбом на диван, взяла подушку и вернулась в свою комнату.

«Половина первого, зашибись, какие утренние страницы, – начала она. – Я сегодня совершенно бессовестно проспала. Думаю, президент одобрил бы мое времяпровождение. Он же сказал отдыхать, вот я и выполняю его „майский указ“. Или как там было у Ленина, „Апрельские тезисы“? В общем, все просто замечательно! Я так рада, что здесь оказалась! Во-первых, тихо. Ну, собаки лают, синицы чирикают, утром какая-то птица по крыше скакала, да еще петух у кого-то горланил. Звуки природы, в общем. Только ручейка не хватает. Хотя ну его, мне от журчания всегда в туалет хочется. А сегодня было суперлуние, что я успешно отметила! Знала бы, что все так серьезно – суперлуние, не хухры-мухры, не играла бы с этим спутником Земли в гляделки. Просто я никогда не видела такой большой и такой розовой луны. Ну, как будто я не на земле, а лечу в ракете ей навстречу, поэтому она так и выглядит. Увлеклась я, в общем. Что-то такое почувствовала, ради чего люди наркотики принимают. А я – сама, вот какая я молодец. Это ирония, если что. А то на восьмой, что ли, неделе курса есть задание эту галиматью перечитать, вот. Неловко будет, если я приму это за похвальбу. А вообще я и правда молодец: не лунатила. А то мне мама рассказывала, как я в возрасте Антоши ее испугала: заперлась ночью в их спальню, замотанная в одеяло, и грохнулась с ним. Бедняжка моя мама, сколько же хлопот я ей доставляла, не то что дети ее знакомых! Ой, не хочу сейчас это все обсасывать. Потом обсосу. Вот, смайлик вставила. Кривобокий получился, зато ручная работа, чё. Кстати, хочу сегодня поразукрашивать. Вот только не знаю, что выбрать, мне все картинки нравятся. Вот где луна встретится, ту картинку и начну. А вчера я с дедком познакомилась, соседом. Колоритный такой, с усами. Я про него еще буду писать. А сейчас лучше вот о чем: я его на фотографии встретила, с женой его, которая потом умерла! И на фотографии увидела этот дом и еще деревце, которое сейчас старое уже, наверное. Завтра его поразглядываю. Но это точно оно. И вот что было дальше. Сначала я была бы не я, если бы не начала завидовать их браку! Да, умудрилась позавидовать даже женщине, которая пятнадцать лет как на том свете! Просто у нее были такие умиротворенные и довольные глаза, как у кошки, которая слизала все сливки с ведра молока. А потом у меня возникло такое чувство… сейчас попробую объяснить. Ну, что времени на самом деле нет. Казалось бы, должно быть наоборот, типа: „Ах, как быстро проходит жизнь! “ А вот так получилось. Наверное, это влияние моего ночного космического полета. Ну ладно, заканчиваю, это нужно еще обдумать. И страница подходит к концу. Завтра надеюсь вернуться сюда все-таки утром, а не когда у нормальных людей уже обед».

* * *

Кстати, об обеде. Пара бутербродов с виолой и чаем будут кстати. А потом пирожным догнаться. Жалко, что эклера было только два. Вот как они такой вкусный крем делают? Не масляный, но и не белковый. «Ладно, попробую вторую картошку и профитроль», – решила Настя. Там все пирожные вкусные, потому что Игорь ни разу не купил что-то невкусное. А-а-а, нет, один раз было, когда он на море заказал какой-то экзотический коктейль. Гадость оказалась страшная, а может, к нему надо было привыкнуть? Вкус как у паслена с добавлением клопа черепашки, которые залили дешевым вином, да и забыли на солнечном подоконнике. Настя улыбнулась, вспомнив, как она его тогда разыграла: первой попробовала и сказала, что очень вкусно. Муж доверчиво сделал хороший глоток, да так и замер с выпученными глазами.

Так, хватит воспоминаний: она сюда не для этого приехала. Сейчас перекусит и пойдет гулять вдоль поля. Или это можно совместить? Точно: магазин же. Все дачники развлекают себя походами в магазин за всякой ерундой. Вот только где он? Звонить соседу она побоялась, вдруг он отдыхает после обеда. Настю осенило: у нее же есть инструкции! Действительно, на второй странице нашлись четкие указания: «Магазин работает с десяти до шести, ассортимент так себе, но основное есть. Тухляк не продают. Карточки не принимают. От нашего участка налево до конца, перейти на четвертую линию (то есть через линию от нашей, пятой), в центре. Шесть минут ходьбы спокойным шагом». Настя улыбнулась. «Вот так Наталья Александровна! Хотя уже на свадебной фотографии все с ней понятно. Конкретная девушка, чего уж там».

Вооружившись баллончиком и на всякий случай средством от комаров, которых еще не было, Настя впервые вышла за калитку. Магазин она нашла быстро. Небольшое плотно заставленное помещение действительно содержало все необходимое. Она купила замороженную пиццу, чипсы и «Лакомку», едва удержавшись от покупки пива. Ей просто неохота было идти в лес с кучей продуктов. Не торопясь она дошла до поля и невольно вдохнула полной грудью: чувство простора, свежести, весеннего обновления накрыло с головой. Огромное бело-серое облако живописно повисло над полосой леса, которая вклинивалась на поле, как морская коса. Она шла и ела мороженое, несмотря на холодную погоду. Мысли закончились, и ощущение совершенно пустой головы было непривычным. «Что-то я здесь прям дзен ловлю», – промелькнула в голове одинокая мысль. Промелькнула и улетела, и опять в голове стала приятная пустота, совершенно ей не свойственная. Всегда там суетились минимум пара-тройка мыслей. Она шла по тропинке вдоль поля и минут через десять добралась до леса, откуда веяло легким запахом сосен, настолько знакомым по детским воспоминаниям, что она даже остановилась. И тут, на границе между полем и лесом, она случайно заметила какой-то коричневый бугорок непонятной фактуры и ковырнула его ногой. Да ведь это гриб! «Похоже, я впервые в жизни нашла сморчок. Или строчок?» Через двадцать минут пристального смотрения под ноги в пакете оказались десятка два грибков со шляпками, напоминающими ей мозги. В лес Настя так и не зашла, увлекшись поиском грибов. «Пойду-ка я домой», – решила она, довольная уловом. Она шла и улыбалась, и на душе было тихо.

Справившись в Гугле, Настя решила грибы сварить, дважды сливая воду, и обжарить с добавлением сливочного масла, а потом все это бухнуть в вермишель роллтон. Получилось вкусно, и Настя так наелась, что пиццу решила оставить на потом. «Надеюсь, не помру от грибочков и не проглючит», – подумала она, тяжело поднимаясь наверх и чувствуя себя сытым удавом, который зачем-то лезет на дерево. От свежего лесного воздуха клонило в сон, но она же собиралась поразукрашивать. Нет, все-таки нужно полежать немножко. Настя залезла под покрывало и закрыла глаза.

Конечно же, она заснула. Ей даже успел присниться легкий сон из того времени, к которому относился сосновый запах. Они с папой идут по лесу, на ней розовые резиновые сапоги, на боку которых белое яблоко, листочек и черенок которого она в детстве видела как птичку, садящуюся на мячик. Потом однажды увидела яблоко и расстроилась, что там не птичка. Потренировавшись, она могла воспринимать рисунок и так и так, в зависимости от своего желания, только птичка на мячике стала называться птичкой на яблоке. Девочка из сна топала вслед за папой по узкой тропинке, думала про эту птичку и уже хотела рассказать ему про нее, когда они вышли на опушку, а там из ярко-изумрудной травы торчат огромные оранжевые подосиновики! Девочка завизжала от радости, а Настя проснулась. Так, двадцать минут, ничего страшного. «Я как Штирлиц, – ну да, минут двадцать продрыхла». Ей было весело: радость той девочки немного перепала и ей. «И в животе грибы, и во сне грибы. Вот бы сюда приехать в сентябре и поискать что-то подобное! Интересно, хозяева не собираются на море в бархатный сезон? А я бы им грядки перекопала».

Очень хотелось пить. Настя спустилась, набрала в пустую бутылку воды из крана. «В Москве так бы не сделала, а здесь запросто. В инструкции так и написано: можно пить сырой!» Прихватив граненый стакан, такой же, как тот, в котором стоят ее подснежники, она вернулась к себе. Так, где этот антистресс? Рисунок выбрался почти сразу: совершенно чудесная сова, которая сидит на ветке, а кажется, будто сидит на висящем рядом большом месяце! Вокруг совы и на месяце цветы, планеты, звездочки, знак пацифик, инь-ян. Интересно, какие у совы глаза, зеленые или цвета заварки? А пусть будут голубые! «Мой антистресс, что хочу, то и делаю». – И Настя начала разукрашивать полоску вокруг огромных черных зрачков, наслаждаясь свежестью цвета, похожего на цветы в стакане. Сова с доброжелательным вниманием наблюдала за ее работой. Так они вдвоем и рисовали, пока не закончились все детальки и не осталось самое трудное: заполнить свободные места на месяце желтым цветом. «Это завтра. Пока, сова!» Настя легла на живот, оперлась локтями в покрывало и вернулась к стихам Кормильцева, которые решила внимательно изучить. Написанные в книжке, они воспринимались совершенно не так, как в песнях «Наутилуса». Ей захотелось посмотреть фотографии. На телефоне ее внимание привлек надгробный памятник: под прямым углом друг к другу стоят белая и черная мраморные плиты, напоминая раскрытую книгу. Их соединяют очки из железа. На белом фоне столбик слов с маленькой буквы и без знаков препинания: «эта музыка будет вечной если я заменю батарейки»; эти слова отражаются в хорошо отполированной черной плите. Памятник стоит на небольших плитках, напоминающих булыжную мостовую. «Да, очень умный и глубокий замысел, но, блин, дать повод его поставить всего на сорок восьмом году жизни! Совсем ведь мало! Хотя многие и до этих лет не доживали. Поэты быстро заслуживают свои чудесные памятники. Вон Лермонтов тот же всё на рожон лез». Ей захотелось послушать песню про батарейки. Две секунды, и вот она, песня! Как же хорошо жить в цифровую эпоху, главное – не забывать заряжать батарейки, то есть телефон. Она дважды прослушала песню, поражаясь разнообразию образов, которые все работают на одну идею автора. «Ну вот, теперь я завидую Кормильцеву. Так, хватит уже покойникам завидовать. Нужно сделать что-нибудь полезное все-таки».