Текст книги "Надо жить"

Во дворе уже сгущались сумерки. Настя решила начать прочесывать граблями газон. Ее никто об этом не просил, но на пути к магазину она видела несколько дачников, которые именно этим и занимались. Значит, сейчас это нужно сделать, пока новая трава только начинает пробиваться. Садовый инструмент оказался в интуитивно понятном месте – небольшом сарайчике в глубине участка. Лежащую там же на самодельном стеллаже стопку новых тканевых перчаток Настя проигнорировала. Работа была незнакомая, но руки быстро поняли, как действовать, и вскоре Настя поймала нужный ритм и погрузилась в состояние какого-то транса. Она так увлеклась работой, что когда услышала знакомое шуршание, то одновременно осознала несколько вещей: уже темно; устала спина; кажется, на руке будет мозоль; нечем угостить ежика. «Интересно, а колбасу с пиццы ему можно? А если развести сливки, это ему не вредно?» Она вернулась в дом, даже не убрав грабли: не от лени, а испугавшись идти в темный дальний угол. Прислонила их к крыльцу, и все. А колбасу ежик съел, и даже не ругался, что она замороженная. Экспериментировать с сухими сливками она побоялась. На следующий день Настя решила сразу после завтрака пойти выполнять миссию по опрыскиванию сада, пока нет дождя. Можно и соседу предложить свои услуги, кстати, раствор наверняка останется. Заодно и спросит, сколько лет той яблоне. Или груше. «Не ботаник я совсем», – подумала Настя, ставя чайник, чтобы полакомиться перед сном очередным пирожным.

Настя проснулась и почувствовала, что выспалась, хотя было еще только начало восьмого. Ну, раз проснулась, то блокнот в руки и вперед, писать утренние страницы! Сначала Настя рассказала про грибы и про свою радость во вчерашнем недолгом сне. Ей это показалось самым важным впечатлением дня. Потом – про Кормильцева и его стильный, но чуть жутковатый памятник с очками. Настя встряхнула головой, отгоняя неприятные мысли, дотянулась до стакана с водой. «Как же здесь хорошо! – продолжила она запись. – И я молодец, что разрешила себе такую авантюру. Если разобраться, она ведь не в моем характере: ехать одной, в незнакомое место, ночевать в одиночку в чужом частном доме. Интересно, а если это были бы не десять дней, а все лето, мне стало бы скучно?» Она отложила ручку, хлебнула еще воды, задумалась. По своей работе она точно не скучала: все проекты и рабочие задачи как-то мгновенно отодвинулись за горизонт. По съемной квартире? Здесь гораздо лучше. Это открытие ее очень удивило. У них никогда не было ни дачи, ни бабушки в деревне. Игорь пару раз заговаривал про это, но не настаивал. Может быть, она соскучилась по кому-то? Нет, пока она совсем не скучала ни по одному человеку. Сыну там хорошо, она в этом ни секунды не сомневалась. Рубятся с двоюродным братом на компах да болтаются по разным интересным местам. А вечерами их баба Рая жареной картошкой кормит с покупной пиццей и куриными крылышками из КФС. Настя записала: «За эти три дня я чаще вспоминала Игоря, чем сына. Интересно, эти пирожные он специально купил, чтобы я о нем думала?» Она вдруг вспомнила, как бывший муж вручил ей пакет и обмолвился про баллончик, что так ему будет спокойнее. Ему. Значит, он переживает за нее? Неожиданное открытие заставило ее отложить утренние страницы.

Настя спустилась вниз, привычным движением щелкнула чайник, сходила в душ. Заваривая чай, она взглянула в окно: листочки на кустах смородины уже начали распускаться. «Да, пора опрыскивать. Сегодня и перед отъездом, как раз будет почти правильный интервал». Пока заваривается чай, Настя решила выйти во двор. Спустилась с крыльца, увидела грабли, схватилась за них и поморщилась: ага, мозоль. Ну, хоть не до крови. «Завтра продолжу», – решила она, относя грабли в сарайчик. На обратном пути она заметила на соседнем участке дедка и окликнула его:

– Иван Семенович, доброе утро! Вы еще не завтракали? Приходите ко мне, вместе чай попьем с вашими булочками! Они ждут в холодильнике!

– Добре, – откликнулся сосед, и вскоре они уже пили чай.

Булки Настя разогрела в маленькой духовке и порадовалась: не зря в последний момент она захватила из квартиры две пачки масла! Еще они доели последние пирожные – треугольнички торта «Прага», и Настя усмехнулась, выкидывая упаковку в мусорный пакет: «А вот теперь посмотрим!»

– А давайте, Иван Семенович, я вашу яблоню тоже опрыскаю? И кусты всякие.

– Спасибо, Настюша, да я и сам опрыскаю, если у вас останется раствор. Мы с Наташей всегда так делали. Кто самогоном соседей угощает, а мы – всякой химией.

– Эта яблоня старая уже, наверное?

– Да уж годков как бы не тридцать. Супруга моя сажала, ей очень хотелось именно этот сорт, Жигулевское. Она ведь оттуда родом, из Жигулевска. Это на Волге. А яблоня красивая. Цветки снежно-белые, крупные. Помню, Иринка моя подойдет весной к ветке, уткнется в цветки и так стоит. Потом ходит, улыбается… – Он вздохнул. – Ладно, пойду я. Спасибо за чай!

Он неловко вылез из-за стола.

Через десять минут Настя вернулась к своим утренним страницам. «Неужели не лечит время? Но ведь так не должно быть. Время должно лечить, на то оно и время». Она вспомнила папу, свой сон. «Все равно болит», – вывела она и пошла открывать Полине, которая принесла заказанное молоко.

Девочка ей понравилась своей естественностью и доброжелательностью. Но она заметила, что в ней было что-то такое, отчего мужчины – нормальные, адекватные члены общества – сходят с ума и делают кучу глупостей. Овал лица, круглого и миловидного, форма скул – Настя не могла ухватить и объяснить это, но ассоциации у нее возникли именно такие. Не Лолита, нет, но…

– А у твоего дяди разве есть племянница? Я жена его брата, а про тебя впервые узнала вчера.

– Я его неродная племянница, со стороны жены. Она погибла. – Девушка говорила уверенно, но Настя заметила легкую заминку и промелькнувшую во взгляде растерянность. «Врет», – поняла Настя.

– Понятно, – ласково сказала она. – Давай посмотрим твои рисунки, ладно?

Рисунки и правда были очень хороши, особенно по сочетанию цветов. Похвалив девочку, Настя обещала позвонить, если будет еще заказывать молоко, и Полина убежала, как ей показалось, с некоторым облегчением.

А Настя пошла читать инструкцию к своей миссии, занимающую половину страницы.

Опрыскивать ей очень понравилось. В маске и перчатках она чувствовала себя спасателем, обрабатывающим первые ковидные госпитали. Настя так увлеклась, что не заметила большую черную собаку, которая непонятно откуда взялась рядом. Может быть, где-то под рабицей пролезла? Собака спокойно стояла и смотрела на нее умными коричневыми глазами. Когда Настя передвигалась к очередному объекту, она шла следом. Закончив обработку, Настя села на лавочку, стянула перчатки и маску, глубоко вздохнула, проводя рукой по волосам, которые запарились под трикотажной шапкой. Собака подошла, села, потом, тоже с глубоким вздохом, положила голову ей на сапог. Настя осторожно погладила ее черную шерсть, легонько потрепала за холку. «Ты откуда, собака?» – спросила она. Та снова вздохнула.

– Настюша! Вы уже закончили? Так быстро! Ну как, остался раствор? Я тогда сейчас подойду к забору.

Настя кивнула ему и встала. Собака пошла за ней следом.

– Не знаете, чья это? – спросила Настя, передавая в руки Ивана Семеновича сильно полегчавший баллон.

– Первый раз вижу. С ошейником. Посмотрите, там нет телефона или номера участка?

– Ничего нет, – после внимательного осмотра сказала Настя. – Она, кажется, еще совсем молодая. Или он? Ну да, он.

– На овчарку похож.

– А бывают черные овчарки? – удивилась Настя.

– Еще как бывают. Мухтар!

Пес чуть повел ухом, но не среагировал.

– Не Мухтар ты, значит. Ну ладно, не Мухтар, пошел я опрыскивать, пока погода стоит. А вообще колотун, я бы сказал. Ну, хоть ясно.

– Я глянула прогноз: так и будет. Прохладно, без дождей, ночами холодно. Вы не мерзнете?

– В доме двадцать четыре градуса держу, и на ногах теплые войлочные тапки. Ну как тапки, почти до колен. Валенки, скорее. – Он засмеялся. – А пес пусть пока вас поохраняет. Вы его сфотографируйте и напишите Наташе, пусть в чат товарищества информацию даст. Может, и найдется хозяин. Пес голодным не выглядит. Я ему вечером котлет вынесу, у меня в морозилке есть.

– Спасибо! Я завтра схожу в магазин, куплю что-нибудь, если не убежит.

Сосед пошел опрыскивать, а Настя внимательно посмотрела на пса. От грустного взгляда его умных глаз ей стало не по себе.

– Я пошла в душ, – сообщила она ему. – Хочешь – устраивайся на крыльце спать. В дом нельзя тебе.

Пес проводил ее до двери и улегся на зеленом синтетическом коврике.

– Вот и молодец, пес. Пусть ты будешь у меня пока называться Пес, хорошо? А там, может, и выясним, кто ты такой.

Как же ей нравился здешний душ! Достаточно большой, удобный, с подсветкой и кнопочками, которые слушались малейшего прикосновения. Она даже пожалела, что в ее съемной квартире ванна, а не душевая кабинка. Хотя сын любит там поваляться с телефоном. И шторка для ванны у нее красивая: на ярко-зеленой траве ярко-желтые одуванчики. Игорь купил в каком-то огромном сетевом магазине. «Наверно, для своей ездил за покупками», – подумала она тогда, получив прозрачный пакет со шторкой и сразу даже не поняв, что эта красота предназначается для ванной, а не для кухни. Подумала без ревности, просто с усталой завистью и легким раздражением и досадой на себя за эту зависть.

Смыв с себя несуществующие капли яда, Настя решила не заморачиваться ни с обедом, ни с ужином. Разогрела в духовке половину купленной пиццы, пожалела, что не взяла тогда пива, потом вспомнила про тонкий лучок, который растет на грядке у Натальи Александровны, вышла на крыльцо. Пес поднялся, иначе она не могла бы широко открыть дверь. Настя вернулась и снова вышла с куском пиццы и с телефоном. «Ты ешь, а я тебя сфоткаю». Пес благосклонно принял угощение и согласился на фотосессию.

«Вот, пришел ко мне сегодня, помогал опрыскивать. Не знаете, чей?» – написала Настя, отправляя фотографию хозяйке дома. Ответ пришел сразу же: «Ни разу не видела. Дам информацию в чат. Как у вас там, не очень похолодало? Хорошо, что успели с опрыскиванием, пока ясная погода».

Пицца оказалась вполне съедобной и даже вкусной. Про лук Настя забыла. Заварила чай и налила полную чашку, положив побольше сахара. Мама всегда ругала ее за пристрастие к сочетанию сладкого и острого. «Как можно бутерброд с сервелатом запивать сладким чаем, смотреть противно!» – возмущалась она. Игорь тоже в первый раз округлил глаза на сладкий чай и блин с копченой рыбой. Это они Масленицу встречали давным-давно, в клубе собаководов. Кстати, только уточнить… Она полезла в телефон. А ведь и правда, бывают черные овчарки! И даже лохматые! «Значит, ты у нас черная овчарка. Ну что же, это почти как белая ворона».

Настя задумчиво мыла чашку, сметала крошки со стола. Тишина обнимала ее, погружая в теплое состояние покоя и какой-то ей самой непонятной надежды, что все будет хорошо. Теперь к себе наверх! Вода там еще осталась, а то ведь опять пить захочется. Все-таки островатая пицца, удивительно, что пес съел. Или из вежливости? Вспомнив про пса, Настя взяла под мойкой небольшое пластиковое ведро, наверное предназначенное для овощей, сполоснула его, налила воды и вынесла на крыльцо. Пес охотно стал лакать, потом осторожно ткнулся мокрым носом в ее руку. «Тебе вечером обещали котлет вынести», – тихо сказала ему Настя.

Поднявшись наверх, она удобно расположилась за столом и приготовилась делать задания по первой неделе курса Кэмерон, которые остались недоделанными в городе. Еженедельно предписываемое «творческое свидание» она себе тогда устроила, прогулявшись после работы до большого аквариумного магазина. Когда-то они регулярно туда заходили с сыном, а тогда ей захотелось сделать это только для себя. «А Кэмерон ведь права, это совсем другое, если идешь без никого», – записала она тогда в утренних страницах. Там дальше шло задание «Вспомните трех врагов вашей творческой состоятельности», и она тогда написала целый эмоциональный рассказ с мамой в главной роли. «Меня Бог отвел, и я не стала актеркой, – выговаривала ей мама, которая увидела на столе дочери тетрадь со стихами и прочитала несколько из них. – А ты что удумала? Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик! Да ты хоть биографии поэтов почитай, дурочка! Все или распутники, или пьяницы, или безбожники, или самоубийцы. Или даже всё одновременно. Хочешь такой стать?» Настя, которой тогда было столько же, как сейчас ее сыну, молчала. Это было единственным спасением – молча ждать, когда все закончится.

«И что ты такое пишешь:

 
Как хочу я, чтоб была весна,
Чтобы птицы пели поутру,
Но в снегу за окнами сосна,
И я точно знаю, что умру.
 

Как можно такое писать? Только Всевышний знает, когда он призовет каждого из нас на свой суд. А сопливая девчонка этого не может знать! Знает она! Грех большой такое писать! А дальше еще про любовь у тебя! Тьфу, я даже читать не стала! Священное Писание читать надо да труды отцов церкви, а ты всё стихи читаешь! Отец натащил когда-то полон дом книг! Все эти томления да предчувствия, всё это неблагодарность Богу! Вот доберусь я до чистки шкафов, пора уже, раз дочка тоже в поэты решила заделаться!» Тетрадку мама тогда выбросила в мусоропровод, специально не поленилась дойти. Настя с равнодушным видом пожала плечами и молча ушла в свою комнату. Плакать. От гнева, унижения, от чувства какой-то испачканности. Зачем мама полезла в ее тетрадь? Думала, что это дневник, и хотела его прочитать? «Прятать. Всё прятать», – поняла тогда Настя.

Следующее задание было «Вспомните какую-нибудь жуткую историю из прошлого» на эту тему. Настя его пропустила, потому что уже выполнила в предыдущем задании. Больше жутких историй не было, потому что она научилась прятать. И притворяться. А мать стала, по терминологии Кэмерон, «врагом творческой состоятельности» – первым и единственным. Никто, кроме Игоря, не знал, что она пишет стихи.

«Так, что у нас дальше? Вот хорошее упражнение, „воображаемые жизни“. Пять штук, ого! Я и одну-то не воображу». Она прочитала данный для примера список Кэмерон, но ничего из этого ее не вдохновило. Немножко задержав взгляд на «целитель», Настя решила писать пока просто так, надеясь, что прояснение наступит само.

«В следующий раз я родилась младшей дочкой в большой дружной семье. Мои старшие братья и сестры уже взрослые, и я играю с их детьми. Я им тетя. Меня все очень любят. Родители на меня не нарадуются, они счастливы, что я у них появилась. Все называют меня ласковыми словами и не ругают. Мама мне с любовью расчесывает волосы и заплетает косы, и даже не больно». Настя остановилась: «Что я такое пишу?» И она вспомнила, как в детстве завидовала девочке из садика, у которой была короткая стрижка, и сочувствовала другой девочке, с волосами длиннее, чем у Насти. «Тебе, наверное, очень больно, когда причесывают?» – однажды спросила она эту девочку. Та удивленно посмотрела и ничего не ответила. Потом мама легла в больницу, и ее перед садиком стал заплетать папа. Настя, поеживаясь, все ждала, когда же будет больно, но так и не дождалась. Правда, папа заплел ей косы слабее, чем мама, и после тихого часа за ее прическу взялась воспитательница. Она все сделала так быстро и бережно, что Настя даже не сразу поняла, что ее уже причесали и заплели. «Вот почему это вылезло?» – с удивлением подумала она и продолжила: «У нас огромный участок с большим садом и прудом. Я утром на четыре часа хожу в маленькую школу всего на пять детей, а потом играю на участке. У меня есть два пуделя – белый и черный, и еще есть рыжий пони. Я сама за ними ухаживаю».

Настя записывала последнюю фразу и улыбалась, вспоминая своего Малыша: большого пуделя красивого серого цвета. Собаку она просила, сколько себя помнит. И вот когда ей исполнилось тринадцать лет, папа уговорил маму на пуделя. Его коллега продавал щенков и папе совсем задешево уступил самого мелкого. Благодаря хорошему уходу и консультациям бывшего хозяина Малыш вырос в большого красивого пса, который просто обожал ее. Даже мама смирилась с его присутствием в доме, хотя не уставала выговаривать дочке и мужу за шерсть и спихнула на Настю не только уборку, но и большинство домашних дел вообще. Сама она предпочитала пропадать в церкви, где не только посещала почти все службы, но и преподавала в воскресной школе. Зато Настя научилась делать все быстро и имитировать качественную уборку. Ей посоветовали записаться в клуб собаководов, где она и познакомилась с Игорем и с его Рексом – умнейшей восточноевропейской овчаркой. Настя читала свои стихи Малышу, а потом – Рексу, ну, и Игорю заодно. «Точно, это как раз для задания про тех, кто вас поддерживал: Малыш, Рекс и Игорь, – улыбнулась она. – И еще Оля. И всех уже нет рядом. Собаки и Оля на том свете, а Игорь… опять он лезет в мою голову!»

«Кстати, про собак: кажется, дедок принес котлеты». Настя выглянула в окно. Иван Семенович доставал из пакета по кусочку и командовал: «Сидеть!», «Лежать!», «Голос!». Пес уверенно, но вяло выполнял команду и осторожно брал из рук человека угощение, слабо помахивая хвостом. Настя видела, как сосед стал показывать команды руками. Она тоже так умела. И пес тоже.

– Знания проверяете? – крикнула она сверху.

– Добрый вечер, Настенька! А я уж не стал вас звонком беспокоить. Ну что, пес умный и дрессированный. Только вот чей он? Наташа ничего не выяснила?

– Она написала в чат, но думаю, что пока ничего не выяснила, иначе бы сообщила.

– Ну ладно, Настюша, отдыхайте. Вы сегодня под охраной спите.

Она проводила взглядом соседа, который прошел на свой участок через отогнутый угол рабицы и помахал ей рукой. «Какой же он старый, хотя и бодрый. Неустойчивое равновесие», – почему-то подумала она.

Настя вернулась к своей следующей жизни, о подросшей младшей дочке. Ей хотелось иметь крепкую семью, несколько детей. И вообще быть хозяйкой. «Задумает она о поле и приобретает его», как-то так. И еще – жить рядом со своим кланом. А каким будет ее муж? Она почему-то не могла его представить. Вернее, могла, но это был Игорь. «Да что же такое? Ведь я уже и пирожные доела, и упаковку в мусорку выкинула». Она задумчиво прошла в другую комнату и выглянула в окно, выходившее не на поле, а на соседнюю улицу. Через коричневый соседский забор были видны крыши двух домов: одна железная треугольная, другая трапециевидная, покрытая темномалиновой мягкой черепицей, с мансардным окном. Часть первой крыши загораживала высокая елка, верхушка которой чернела на фоне закатного неба. Солнце уже село, и над дальним лесом на небе получился слоеный пирог: серо-розовая полоска, потом неровная белозолотистая, светящаяся, а выше шли полосы серо-фиолетовых облаков с розовыми каемками. Настя вернулась, взяла телефон и нафоткала небо из разных окон. Над полем оно было светлее. Пустое поле, пустое небо. Только лес не пустой: Настя в первый раз здесь услышала робкую, пробную песню соловья. «Как-то рано. Или так и начинают?» Она представила себя этим соловьем, который, поеживаясь от холода, встряхивается, запрокидывает головку и выводит первую трель, потом прислушивается, поет еще… «Завтра. Завтра я подумаю, почему я опять думаю. Все, хватит на сегодня. Буду слушать музыку и разукрашивать месяц».

«30 апреля, почти 9 утра. Завтра 1 мая. Сосед говорит, что сегодня подвалит куча народа. И его родные тоже приедут на шашлыки. Так что завтра весь день будет пахнуть шашлыками. Он меня угостит, обещал. А пес куда-то делся, нет утром на крылечке. Даже жалко немного. Может быть, нашел своего хозяина? А что, действительно: возможно, кто-то новый появился в товариществе, про чат еще не знает. Привез своего пса да и уехал по делам. А пес сделал подкоп и побежал искать хозяина. Тот вернулся, а пес про это узнал, потому что бегал проверять. И они, наверное, обрадовались друг другу. Интересно, это я сейчас себя уговариваю, чтобы не жалко было собаку? Или просто хочу сказку с хорошим концом? Мама мне когда-то высказывала: „Тебе собак жальче, чем людей! А их даже в храм не пускают!“ Можно подумать, что кого-то из животных, кроме кошек, пускают. А кошки мышек ловят, поэтому. А, вспомнила: это папа рассказывал, что у него на работе дочка коллеги приволокла ей огромного старого пса, потому что у его молодого человека аллергия, а они хотят съехаться. Пес в стрессе, ничего не ест и плачет, как человек. И шерсть с него сыпется клоками. А я сказала, что надо было им подождать, пока собака умрет, или, в крайнем случае, усыпить, чтобы не мучилась. Ну, мама и высказала. Но она не права. Я не смогла бы усыпить своего Малыша в такой ситуации. Он с нами жил до старости и еще дольше бы жил, если бы не попал тогда под машину. А если бы и правда у Игоря была бы аллергия, что я сделала бы? Родителям оставила бы Малыша, а сама стала бы жить с Игорем. Это точно. Навещала бы, переживала, но по сути я его предала бы. Так что не права мама, я такая же, как и все. Просто тогда я этого не знала и думала, что не такая. Помню, даже целую поэму написала с Малышом и Рексом, как будто они со мной разговаривают. Что же там было? Они рассказывают, что услышали на прогулке, и мы вместе бежим кого-то спасать. Вот не помню уже. Вообще ни слова. Она была в той тетрадке, которую мама выкинула в мусоропровод. Игорю понравилось. Игорь. Да у меня здесь через слово – Игорь, Игорь. И сколько раз на дню я про него вспоминаю? Просто вирусный мем у меня в мозгу, а не бывший муж, который, между прочим, не просто так стал бывшим. А потому, что изменник».

Настя остановилась, потому что у нее в голове кто-то запел красивым женским голосом: «Ты помнишь, изменник коварный, как я доверялась тебе!» Настя невесело улыбнулась, нашла на телефоне песню по этой строчке и внимательно ее послушала. А что, хороший выход, как надо поступать в таких случаях! Она вспомнила розовую луну в свою первую ночь здесь. «Окрасился месяц багрянцем». Да уж. Такие женщины, из песни, усыпляют собаку, если у любимого аллергия. И радикально решают проблему в случае измены этого любимого. И концы в воду! А Настя-то думала, что она радикально поступила!

Поставив песню еще раз, она спустилась вниз, заварила чай. Так, теперь в душ, потом завтракать бутербродами с плавленым сыром. Она покосилась на мусорный пакет с упаковкой от пирожных. «Надо дойти купить чего-нибудь сладкого. И мусор выбросить для чистоты эксперимента».

Позавтракав, Настя вышла во двор. Было прохладно. С соседней линии в двух местах поднимались к небу столбы дыма, приятно пахло горящей листвой. Мимо калитки проехала машина с включенной музыкой. Так, сегодня в планах продолжить с газоном. Мозоль почти не болит, но теперь только в перчатках. «Вот так нормальные люди и становятся дачниками», – думала она, с удовлетворением оглядывая через полчаса результат своих трудов: казалось, сразу оживившийся газон и кучу травы возле кострища. Это была довольно большая площадка, засыпанная песком и огороженная с трех сторон кирпичами. Она подумала о сыне. Интересно, чем бы он здесь занимался? Сидел бы в телефоне? Ну, это святое. Но и нашел бы себе дела. Вон как радостно бабе Рае с ремонтом помогал. На даче можно всегда найти, чем заняться. Она представила, как Антон по-деловому пилит, шлифует, работает шуруповертом, чтобы сделать качели. Вон в том углу, например, возле сосен. А потом качает на них всех соседских девчонок. Или с Матвеем – куда же без него! – жарят сосиски на костре и болтают без умолку, а рядом бережно прислонена гитара. А потом их всех Игорь везет на машине купаться. Настя так четко увидела эту картинку, что даже разглядела бутылку воды на заднем стекле. Стоп, опять Игорь. Да она дома гораздо меньше о нем думала! Вот что значит мозг не занят работой и заботами. А здесь забот никаких, заняты только руки. Вот и лезет в голову всякое.

Настя решила сходить в магазин. Прихватив пакет с мусором, она неторопливо шагала по линии, заглядывая во дворы, не огороженные высокими заборами. «Я прямо как настоящая дачница. Ой, а вон что-то такое красивое цветет! Неужели уже тюльпаны? Ну да, только низенькие. Наверное, сорт ранний. А это что за розовый кустик? Такой нежный и свежий на блеклом фоне!» Зашвырнув мусор в контейнер, она зашла в магазин. С ней поздоровались, уже как с местной, и предложили купить пряников. Настя выбрала имбирные, потому что пить мятный чай с мятными пряниками – это уже перебор. А шоколадные она не любила. Так, что еще? Хлеб, сыр, несколько суповых концентратов, не требующих варки, рис в пакетиках, огурцы, банку горбуши, сосиски. Дешевые слишком, наверное, несъедобные, но вдруг пес вернется? А, еще пиво – завтра все-таки праздник.

«День весны и труда, – размышляла она, когда шла обратно. – Так это же профессиональный праздник дачников получается! Приезжают, радуются весне и трудятся, чтобы все успеть сделать». У дедка уже было оживленно: молодой мужчина с аккуратной бородкой таскал из машины в дом сумки, с яблони раздавался звонкий голосок: «Деда, смотри, где я!» Две женщины рядом о чем-то болтали, смеясь и время от времени крича: «Осторожней там!» – ребенку, чья оранжевая курточка была хорошо видна сквозь еще безлиственную крону. «Да, Ивану Семеновичу веселье теперь», – подумала Настя.

Ей пришла в голову идея. «Так, пойду допишу утренние страницы». Она быстро разобрала покупки и поднялась к себе.

«Продолжаем. Тут мысля пришла, почему он все время лезет в голову. Понятно, что голова сейчас пустая, но все-таки это уже слишком. Ладно, пирожные я съела, упаковку выкинула. Но если посмотреть вокруг. Я сейчас надела теплые носки, зеленые с желтой волной, свои любимые, – их подарил Игорь. На полу стоят мои любимые суперудобные тапочки, на стуле висит меховая безрукавка, с которой я не расстаюсь. Пишу в любимом блокноте с китом, разукрашиваю офигенскую раскраску офигенским набором ручек, сплю в своей любимой бирюзовой пижаме с прикольным ежиком на кармашке, причем сплю на любимой подушке; что еще? Да, радостно читаю книжку со стихами. Внизу стоит баллончик, обеспечивает мою безопасность. Ну, и пирожные вкусные были, чего уж там. Все это купил он. И это большинство вещей, которые я взяла с собой. Сама, добровольно. А если вспомнить квартиру? Все, что мне нравится, процентов на девяносто подарено им. Он знает мой вкус, хочет меня порадовать, и у него это всегда получается. Я думала – это он так извиняется, что все испортил. А вдруг это такой глубокий замысел? Вдруг он не просто изменник, а еще и коварный, как в той песне?» Настя остановилась, встала, подошла к окну. Вдоль поля гулял народ, радовался свободе, простору, свежему ветру, длинным выходным. «Какие-то дикие все, понаехали», – подумала она, чувствуя себя уже местным старожилом. Она вернулась к столу, перечитала все, что написала, и продолжила: «Нет, не сходится. Он это делает не для того, чтобы оплести меня паутиной, как паук. Да и не только из чувства вины, наверное. Просто ему нравится меня радовать. Такой уж он есть».

Да, это была правда. Настя закрыла блокнот и уставилась на расшалившегося молодого кита. «Тебе хорошо…» – привычно позавидовала она ему. А ей-то что делать? Выбросить все штучки и больше не брать? «Ага, и сына отселить, чтобы не напоминал?» – ехидно подумала она и полезла в телефон. Вот сын с мужем на ВДНХ два года назад, купили пончики в киоске. Те же теплые карие глаза, густые брови, какая-то базовая доброжелательность в улыбке. А что от нее? Ну, красивая форма рук. Негусто. Нос вроде бы еще не мужа, а больше деда. Хотя ее отец и муж были похожи, только отец был светлой масти, а муж темной. Черты лица, фигура, интересы. «Ага, и еще общее в том, что оба очень любили меня. И оба бросили. Один на тот свет собрался, непонятно на фига, а второй вообще отчебучил, зараза такая». Она снова взяла ручку и вывела: «ИГОРЬ, ТЫ ЗАРАЗА!» Потом добавила: «Я же с тобой всю жизнь собиралась прожить, скотина ты эдакая. Ну, на фига ты решил повторить подвиг своего отца? Жили бы сейчас вместе, в той квартире, что тебе на работе дали. Мне она так нравилась. Там такой свет из окна кухни! И сюда бы вдвоем приехали. Комнат в доме четыре штуки, блин! И кухня, и прихожка еще. Гуляли бы вон вдоль поля, как эти. А завтра ты бы шашлыки пожарил, у тебя вкусные получаются. Пива бы вместе выпили». Она вдруг разревелась – тонко, по-бабьи. «Зачем ты, скотина, все испортил? Ну, зачем?» – причитала она.

Начала болеть голова. «Ну вот, скальп заболел». Настя пошла вниз, умылась, потом решила залезть в душ. Долго стояла под теплыми струйками, закрыв глаза. «А и пофиг. Ну, Игорь, ну и ладно. Пусть живет в моей голове, раз ему так хочется. Разрешаю. А реветь больше не надо, ни к чему это. Только голова заболит. И вообще, пойду пиццу разогрею».

Следующий день начался как-то суетливо. Утром ее разбудил звонок мамы с поздравлением. «Половина девятого, понятно, почему спать хочется. Заснула-то не раньше трех». Вечером она захотела найти тот кусок из «Войны и мира», про Наташу на окне. Взяла из соседней комнаты Толстого, ну, и провалилась в чтение.

– Чего голос такой хриплый, я тебя разбудила, что ли? – спросила мама.

– Нет, я уже не спала.

– Завтра Пасха, не хочешь к нам в храм приехать?

– Нет, спасибо. – Настя заметила, что голос у нее стал одновременно и неуверенный, и агрессивный.

– Понятно. Ну, всех благ, – после эффектной паузы ответила мама и прекратила разговор. Дочкино «Пока, мам» прозвучало одновременно с гудками отбоя.

«Мама, мама, ну откуда ты берешь такие интонации? – подумала Настя. – Вот прекрасная была бы из тебя актриса. Хотя богомолка тоже хорошая получилась».

Чай с пряниками немного улучшил настроение. Она взяла телефон. Так, сын, тетя Рая. Ага, Игорь. Он же никогда с этим праздником не поздравлял. «Ты как там? Завтра сильный ветер обещают. На ночь сделай котел посильнее, хорошо?» Настя улыбнулась и ответила: «Я в порядке. Хорошо, сделаю». Потом написала вдогонку: «Спасибо за пирожные, очень вкусные» – и сразу же получила в ответ: «На здоровье! Рад, что понравились».

Настя, улыбаясь, мыла чашку, протирала стол. «Интересно, а если бы он жил один, приехал бы сюда, если бы я позвала? Ладно, если бы да кабы. Пойти на улицу, отметить День труда? Или ну его на фиг?» И она вернулась в свою комнату, где села за утренние страницы.

«Первомай сегодня. Народ понаехал. А я что-то все ною, каждый день. Скоро кит с обложки ругаться будет. Кстати, его зовут Чарли. Не знаю почему. Но это точно. Проверенная информация». Она еще некоторое время писала всякую чушь, понимая это и радуясь, что нет никаких правил заполнения утренних страниц: пиши что хочешь, хоть стихи. «Почему я не могу вспомнить ту поэму про собак? Ни строчки не всплывает, жалко. А если вспомню, то, думаю, окажется какой-то фигней. Хотя Игорю понравилась. А ведь он мне тогда казался таким взрослым. На самом деле мы совсем мелкими были оба. Странный возраст, когда вроде бы и не ребенок, а вроде бы еще совсем ребенок. Я – так вообще в чудеса верила. Кстати, а не разобраться ли мне с Богом? То есть со своим представлением о нем?» Настя взяла книжку «Путь художника», полистала. «Нет, это задание где-то в середине будет, а я же решила идти подряд. Лучше погадаю на цитатах, благо их здесь куча, все левые страницы сбоку в них». Она зажмурилась, вслух спросила: «Что мне делать?» – и, открыв книжку, наугад ткнула посередине левого поля. Ее сердце замерло, как всегда, когда она гадала по книге. Она прочитала: «Возьми свою жизнь в свои руки – и что будет? Нечто ужасное: винить будет некого».