Текст книги "Дрессировщик русалок"

ГЛАВА 3

Или все же могла? Я ведь хотела «выстрелить» убойным материалом, привлечь к имени Марины Луговской внимание, чтобы о ней, о Марине, заговорили, чтобы ее имя было на слуху. И вот тогда я, вся такая загадочная…

Мобильник завозился на столе, стараясь попасть в ритм Лешкиной песни. Ну вот, даже домечтать не дал, свинский свин! Опять лебедь мечты сбит прелым валенком реальности.

О чем я не замедлила сообщить дорогому супругу.

– Значит, я – валенок? – уточнил Лешка.

– Причем прелый. И поскольку для вас, сударь, не сезон сейчас, все-таки июнь начинается, извольте отбыть в чулан. Там между обслюнявленным молью тулупом и ватными штанами прадеда Евстафия местечко приготовлено. Пованивает, конечно, слегонца, так ведь и валенки воздух не озонируют. Особенно когда они прелые.

– И вот так всегда! – засопел Майоров. – Другая жена, истомившись в разлуке, нежно заворковала бы, услышав голос своего ненаглядного. И, страстно погулькивая, призывала его домой, на шелковые простыни. А не в чулан к ватным штанам.

– Для страстного погулькивания и томного воркования существует отдельный подвид самок, моделюс вульгарис. Очень старательные девочки, между прочим, с ними как раз не стоит на шелковых простынях время проводить.

– Почему это? – расслабился Лешка.

– Током шарахнет по самому дорогому, а оно тебе надо? В общем, решишь поближе познакомиться с рекламным лицом какого-нибудь продукта – тащи его на льняные простыни.

– Я так и делаю, – радостно сообщил негодяй. – Сплю с одним лицом, и не только лицом, между прочим, именно на льняных простынях.

В груди что-то кольнуло, с шипением приподняла голову ревность, а Лешка тем временем продолжил:

– Ага, слышу нарастающее посвистывание. Не кипятись, зайцерыб, с кем еще я могу спать, кроме тебя?

– Напомни, рекламным лицом чего я являлюсь? – вкрадчиво уточнила я.

– Пообещай, что к моему приезду пива холодненького купишь и чего-нибудь к пивку, тогда напомню. Я сейчас выезжаю из Шереметьево, успеешь?

– Успею.

– А обещаешь?

– Обещаю.

– Тогда напомню. Собственно, то, что ты об этом забыла, в очередной раз подтверждает, что выбор рекламодателей был верным.

– Не томи.

– Пельмени «Бабушка Аня» – наше все!

И быстренько отключился. Говорю же, негодяйская скотина.

Ладно, обещала купить пива – сделаю. Но отомщу всенепременнейше. Главное, чтобы нужные продукты были в ближайшем супермаркете.

– Катерина!

– Аюшки? – В комнату заглянула наша любимая домоправительница. Наша баба Катя, практически член семьи. – Случилось что?

– Лешка едет, звонил только что из Шереметьево.

– Лешенька? – радостно всплеснула руками Катерина. – Вот радость-то! Это сколько же его дома не было? Месяц?

– Чуть больше. Он вообще на два месяца уезжал, видимо, окно какое-то в съемках образовалось, вот и решил домой заглянуть. Он пива свежего просил купить, я съезжу, а ты, баб Кать, пока с торжественной трапезой что-нибудь придумай.

– Что-нибудь! – фыркнула домоправительница. – Ты же знаешь, у меня что-нибудь не бывает.

– Извини, не подумала, исправлюсь, – я чмокнула свекольно-красную щеку. – Я помчалась, хочу еще за Никуськой заехать, пораньше ее забрать, папа с нами так редко бывает, что каждая минута на счету. Так что если Лешка приедет раньше меня, встречай дорогого гостя. Можешь его в стиралку загрузить, от грязи отмыть.

– От какой еще грязи, господь с тобой! – возмутилась баба Катя. – Сколько можно старое вспоминать! Ты же знаешь, Лешенька после того случая ни с кем, ему истории с Иркой на всю жизнь хватило!

– Да ну тебя, Катерина! – отмахнулась я. – Я вовсе не это имела в виду. Непонятно, с какого перепугу ты вообще Ирину Гайдамак вспомнила.

– Сама не знаю, – тяжело вздохнула домоправительница. – Ладно, Аннушка, тебе пора.

По пути в детский центр Ники как раз располагался супермаркет с неплохим ассортиментом. Надеюсь, все для изящной мсти дорогому супругу найдется.

А кто ищет, тот всегда найдет, между прочим. Главное – внимательно на этикетки смотреть.

Я загрузила пиво и закуску в предусмотрительно захваченную сумку-холодильник (собственно, она, сумка, в неправдоподобную для начала июня жару постоянно находилась в багажнике моей «Тойоты») и порулила за дочкой.

По расписанию у особо одаренных детей сейчас был бассейн. Можно было бы, конечно, подождать, пока детишки наплаваются, но я знаю, как расстроится Ника, узнав, что проплюхалась время, которое могла общаться с папсом. Плавать она, конечно, очень любит, но отца – гораздо больше.

Припарковавшись у ворот центра, я набрала номер мобильного телефона Никуськиной учительницы Юлии Сергеевны:

– Добрый день, это мама Ники.

– Здравствуйте, я вас узнала. Что-то случилось?

– Нет, я хочу забрать дочку пораньше. Понимаю, что она сейчас на плавании, но у нас папа неожиданно приехал, и Ника…

– Можете не продолжать, – вздохнула учительница. – Я знаю, как девочка скучает. Я сейчас за ней схожу.

– Мне зайти?

– Да не надо, я сама ее выведу. Вы где, на парковке?

– Да.

– Через десять минут будем.

В десять не уложились, но за двенадцать справились. Массивная входная дверь распахнулась, и к решетчатой ограде вприпрыжку побежала тоненькая длинноногая девчушка, одетая в шортики и легкую маечку. Вьющиеся волосы ольхового оттенка собраны в два хвостика, огромные серо-карие глазищи опушены угольно-черными ресницами, такие же черные тонкие бровки, черты лица – папины, не спутаешь. К почти восьми годам Ника Майорова вытянулась, ушла детская пухлость, но больше всего не знакомых с моей дочерью людей смущало выражение ее личика. Совсем не детское, иронично-умное, иногда ехидное. Ну да, мое, так я же мама, если кто забыл!

Ой, бросьте вы! Излишняя скромность украшает женщину только в том случае, когда других украшений нет.

Следом на крыльцо вышла Юлия Сергеевна, помахала мне рукой и что-то сказала в маленький передатчик, какие были у всех сотрудников этого центра. Безопасность в наше время – не пустой звук.

Охранник у ворот кивнул, и створка медленно поползла в сторону, пропуская Нику.

– Привет, мамсик! – Дочка влетела в машину через заднюю дверь и закопошилась, устраиваясь на детском сидении. – Здорово, что ты меня решила сегодня пораньше забрать, у нас как раз учительница по рисованию заболела, и после бассейна совсем нечего делать было бы.

– А почему ты не спрашиваешь, зачем я тебя забрала? – улыбнулась я, включая зажигание.

– Я думала просто так, соскучилась.

– И это тоже. Но главный сюрприз – папа. Он приехал.

– Правда?! – показалось, или радость ребенка была немного нарочитой, словно она уже знала о приезде отца. – Папсик! Ур-р-ра! А надолго?

– Не знаю пока, он позвонил из Шереметьево, и я сразу отправилась за тобой. Баба Катя там поляну на сто человек готовит, ты же ее знаешь.

– Знаю, – хихикнул ребенок. – Хорошо, если Витя с папой заедет, а то придется вам с кухни гусеничками расползаться.

– Почему это только нам? Можно подумать, что Ника Алексеевна есть не будет.

– Ника Алексеевна на диете, – манерно пропищала девочка. – Весы зашкаливают, прям ужас какой-то! Сто пятьдесят три грамма прибавила!

– Обезьяна маленькая! – рассмеялась я, выруливая на проспект.

ГЛАВА 4

Наверное, по дороге из Шереметьево опять образовались пробки, что давно уже перестало быть редкостью. Я вообще предлагаю слегка подкорректировать герб Москвы, добавив туда здоровенную пробку. Неважно какую – пластмассовую грибочком или натуральный цилиндрик, главное, чтобы всем понятно было: пробка. Современный символ Москвы.

Но сегодня, судя по времени прибытия господина Майорова, автомобильный поток прерватился в стоячее озерцо. Два с половиной часа! Мы с Никуськой успели вернуться, переодеться, в смысле – принарядиться, я даже косметику решила потревожить, совсем чуть-чуть, Лешка обилия штукатурки на лице терпеть не мог. Это еще одна из причин, по которой я совсем не ревновала мужа. Главной, конечно, было безоговорочное доверие. Ну а то, что претендентки на роль пассии суперзвезды все до единой были глазурированны толстым слоем косметики, делало доверие пуленепробиваемым. Или сексонепробиваемым?

В общем, стол в кухне уже натужно покряхтывал от тяжести тарелок и блюд, заполненных нашей вдохновенной кулинаркой, мы с Никуськой, критически осмотрев друг друга, остались довольны и, выставленные с кухни бабой Катей, с энтузиазмом включились в игру «Нацепи бант».

В которую играли только тогда, когда были уверены, что наша любимая домоправительница тотально занята и внезапно не нагрянет.

Потому что основным компонентом игры был огромный капроновый бант с можеством бусинок на пружинистых висюльках. Я не знаю, почему сейчас, когда придумано так много очаровательных украшений для детских головок, несчастных девочек продолжают уродовать гигантскими белоснежными монстрами из капрона. Огромные сооружения, размеры которых часто превосходят головенки, на которые их цепляют, смотрятся до жути нелепо. Особенно когда их прицепляют с помощью заколки-невидимки к трем жалким волосикам.

Меня в детстве тоже не миновала сия участь, причем первое знакомство с «красотищей» произошло в совсем юном возрасте, когда мне исполнился год. Возможно, тогда мне это даже нравилось, во всяком случае, на фотографии я выгляжу вполне довольной. И то, что бант привязан ниточкой к совершенно лысой голове, маленькую Анечку совсем не напрягает.

Интересно, а если бы что-то подобное проделали с Гошей Куценко или Федором Бондарчуком, их бы напрягло такое украшение?

Но наша баба Катя была преданнейшей поклонницей бантиков, она покушалась на прическу Ники с момента их первой встречи, тем более что моя дочура к году в отличие от мамы обладала ореолом кудряшек.

В которые можно было впендюрить неимоверное количество бантиков, чем баба Катя с невиданным энтузиазмом и занималась. Она цепляла – я потихоньку снимала и «теряла на детской площадке». Потом «терять» начала Ника. Обижать Катерину мы не хотели, но и ходить в дурацких раритетах моя дочка не собиралась.

Домоправительница ворчала на растеряшу, но не сдавалась.

А недавно принесла в красиво упакованной коробочке гигантского монстра, похожего на капронового осьминога. Особенно впечатляли спиральки с бусинками на концах. Когда Катерина нацепила эту красотищу на Нику, я едва не скончалась от борьбы с рвущимся на волю хохотом.

Смех щекотал горло, теребил губы, заставлял слезиться глаза, но я, как вы знаете, обладаю несокрушимой выдержкой и неженской стойкостью. Поэтому даже смогла восхищенно ахнуть и всплеснуть руками. Правда, потом пришлось быстренько захлопнуть рот, перекрывая путь рванувшемуся с победным гиканьем хохоту.

А баба Катя, присев на стул, вытерла слезу умиления и прошмыгала:

– Красотулечка ты наша! Я, как увидела этот бант, сразу поняла – Никочкин он! Видите, какие спиральки с бусиками, прямо как кудряшечки нашей девочки! До чего же ты на папу похожа, деточка моя родная!

Ника мрачно покосилась на меня и, скорчив совершенно Лешкину гримаску, попыталась сдуть упавшее на лоб капроновое щупальце.

Майоров с бантом!

В общем, смех победил. Я едва успела выбежать из комнаты Ники и добраться до нашей спальни. А еще дверь на ключ смогла запереть.

Ника собиралась «потерять» монстра в этот же день, но не тут-то было! И не там-то было! Баба Катя, наученная горьким опытом, решила лично следить за сохранностью офигительного украшения, сама цепляла его на девочку и сама снимала, тщательно запаковывая в коробку. Я за своим бриллиантовым колье, подаренным Лешкой на пятую годовщину свадьбы, так не слежу!

Вот и сегодня Катерина «осчастливила» Нику бантом, потискала, повосхищалась и убежала на кухню, где призывно свистел чайник.

Дочка тут же сдернула с макушки пропеллер и, ловко забравшись на пуфик, пришпандорила красоту к моим волосам. Бант завис где-то на уровне уха.

– Манифик! – манерно восхитилась мартышка и восторженно закатила глаза. – Маман, вы в этом образе сразите папана наповал.

– Уже сражала, – улыбнулась я, незаметно приближаясь к дочке.

Уточнять, что при этом на мне, кроме банта, был надет только фартук, что, собственно, и сразило вернувшегося с очередных гастролей Лешку наповал, я не стала. Вместо этого коварно напала на ребенка с бантом наперевес. Визг, топот, смех – увлеклись мы, в общем, и не услышали, как щелкнул замок входной двери.

Я как раз догнала в очередной раз Никуську и пыталась нацепить ей осьминога. Дочка визжала и выкручивалась, мы обе задыхались от хохота, ну и, само собой, наши парадные одежды выглядели не очень парадно.

Дочка мельком глянула в сторону прихожей и радостно завопила:

– Папа! Папсик! Ну почему ты так долго!

Я обернулась – в дверях стоял Лешка. И выражение его лица… Откуда столько боли?!

Но в следующее мгновение в глазах моего мужа разноцветными искорками заиграла радость, он наклонился и, подхватив запрыгнувшую к нему на руки Нику, закружил с ней по комнате:

– Я спешил! – чмок в одну щечку. – Я летел! – чмок в другую. – А потом застрял! Машины встали! Я думал, умру без моих девочек, так соскучился!

Очередной чмок прилетел в мою щечку, а потом папа с дочкой ускакали на кухню приветствовать Катерину.

Мило. Больше месяца не виделись – и всего лишь братский поцелуй в щечку?

Нет, а ты хотела, чтобы Лешка с дочкой на руках принялся доказывать, как он по тебе соскучился! Еще не вечер, подожди.

– Мамулька, ты чего тут стоишь? Прилипла, что ли? – В гостиную заглянула Ника. – Там баба Катя зовет к столу, папу руки мыть отправила. Идем скорее!

– Руки – это важно, это правильно, – проворчала я. – Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое! И зубной порошок, и густой гребешок!

– Мамсик, ты чего это Корней Иваныча цитируешь? – хихикнула дочка. – Я думала, приезд папика тебя на Шекспира настроит или на Ахматову хотя бы, а ты Чуковского вспомнила! Очень романтично!

– Это все ты виновата, – грозно нахмурилась я. – Втянула взрослую женщину в детские игрища, вот взрослая женщина и сдетинилась.

Не буду же я говорить ребенку правду. Ведь мы же с собой договорились – еще не вечер. У нас с Лешкой вся ночь впереди.

Лешка уже устроился за столом на своем любимом месте.

– Ну где вы ходите, дамы? – возмутился он. – Меня Катерина обижает, по рукам бьет, есть не дает, пока все за столом не соберутся. Несчастный Леша Майоров устал, проголодался, столько трудностей преодолел, чтобы с семьей повидаться, а они!

– Мы тебя ждали, и ты подожди, – улыбнулась Катерина, ласково глядя на нас. – За столом должна вся семья собираться, ты же знаешь. Тем более что в последнее время это большая редкость.

– Ага, ждали, – обиженно проворчал Лешка, осматривая заваленный едой стол. – А я, между прочим, кое-кого просил пива холодненького купить, и что? Где пиво? Проигнорировала скромную просьбу, да? А ведь обещала!

– Пиво? – Баба Катя заполошно подхватилась и метнулась к холодильнику. – Есть, есть, Аннушка привезла и светлого, и темного, и закуски к пиву. Я просто думала, что это потом, после основной, так сказать, трапезы, побаловаться.

Я скромно промолчала, что мгновенно насторожило Лешку:

– Ну-ка, Катерина, покажи, что там купила моя дорогая супруга.

– Сейчас, только упаковку сниму.

– Это потом, ты мне в упаковке дай, я хочу знать, чем меня побаловать решили.

Он повертел в руках бутылки, вчитался в этикетки и, отложив в сторону закуску, уныло подпер голову руками:

– Злая ты женщина все-таки, мстительная.

– Пей, милый, закусывай, – ласково улыбнулась я. – Я старалась.

– Вижу, – пробурчал Майоров, едва сдерживая улыбку. – Пей, козел толстозадый, да расчлененкой закусывай.

Никуська вчиталась в этикетки и захихикала.

– Вы про что сейчас говорите, никак в толк не возьму! – рассердилась Катерина.

– Да вот, твоя разлюбезная Аннушка купила уставшему мужу пива «Велькопоповицкий козел», а на закусь – воблу «Филе де бабушка» и «Язык в ушах».

– Где язык? – озадачилась домоправительница.

– В ушах.

– А как он туда попал, не достанет ведь?

Ника сползла под стол, а Лешка пожал плечами:

– Ну, не знаю, это у производителей надо спросить, правда, далеко ехать придется, в Беларусь. Именно там придуман сей замечательный «Продукт в желе «Язык в ушах». А в Молдавии под видом воблы продают филе бабушек.

– Страх-то какой! – всплеснула руками Катерина. – И что, в наших магазинах все это есть?

– Ага. А некоторые вредные особы это мужьям покупают.

В общем, месть удалась.

А вот вечер и ночь – нет.

ГЛАВА 5

Хотя нет, вру. Вечер получился замечательный. Сначала был аттракцион невиданной щедрости, наш папа с загадочным видом фокусника вытаскивал из чемодана все новые и новые подарки, не забыл никого, даже нашего пса.

– А это – Маю, – торжественно объявил Лешка, вытаскивая здоровенную костяху из прессованных жил. – Кстати, где он? Прячется, что ли?

– Доченька, – ласково пропела я, – сбегай, пожалуйста, в гардеробную, там на полочке аптечка наша. Возьми там клизму побольше и принеси маме.

– Зачем это? – насторожился Лешка. – Мой желудочно-кишечный тракт в полном порядке.

– Хорошая клизма – средство универсальное, в зависимости от наполнения она не только тракт прочищает, но и мозги. Я ведь одному старому склеротику и в письме писала, и по телефону говорила, что Май отправился на дачу к Левандовским, там сейчас только Инга с Ириной Ильиничной, Сергей Львович, Артур и Алина в Москве. Вот наш псович и сторожит дам.

– Точно! Было! Теперь вспомнил, – смущенно улыбнулся Лешка. – Совсем замотался, если честно, съемки в кино, оказывается, довольно утомительное занятие. Хорошо, что наш режиссер на сочинский «Кинотавр» в качестве члена жюри отправился, поэтому образовался перерыв в съемках. Так что я с вами почти на неделю!

– Ур-р-р-ра! – завопила Ника, шустро вскарабкавшись на папины плечи. – Поехали на дачу, там бассейн!

– А как же занятия в центре?

– Между прочим, в центре через неделю каникулы начнутся, и ничего страшного, если вы меня пораньше заберете. И вообще, – Ника поудобнее устроилась на отцовской шее, – что ты собираешься делать в душной и пыльной Москве? От поклонниц в квартире прятаться?

– Уговорила, – рассмеялся Лешка. – Только у меня встречное предложение – а давайте к Левандовским махнем? Чего нам одним неделю торчать, соберемся всей компанией, шашлычки там, то-се, Алина с Артуром, думаю, отложат свои дела ради сабантуя. Мы ведь последний раз когда собирались, на Новый год, кажется?

– Не кажется, точно, – оживленно подпрыгнула дочка, заставив папу охнуть. – Мамсик, здоровская идея! Баба Ира давно уже нас в гости зовет, а мы все никак не соберемся.

– Зайцерыб, ты как? – выжидательно посмотрел на меня Лешка. – Не против навестить старых друзей? Тоже небось только по телефону с ними общаешься, да? Я-то ладно, меня в Москве почти не было за эти полгода, но ты ведь все равно ничем не занята.

– Зато Алина занята, – проворчала я. – Если ты не забыл, она теперь концертный директор и администратор Артура.

– Да, Арчи пошел в гору, – улыбнулся Майоров. – Кто бы мог подумать, что виолончелист может столько гастролировать!

– Ростропович мог подумать, – настроение почему-то окончательно испортилось, что тут же было замечено ребенком.

– Мам, ты чего? – Ника спрыгнула с Лешкиных плеч и подбежала ко мне. – Ты не хочешь к Левандовским, да? Хочешь побыть только втроем?

Нет, все-таки кое-какие способности ребенка-индиго у дочки остались. Другого объяснения такой ментальной чуткости семилетнего ребенка у меня не было.

Ника обняла меня тонкими ручонками и прошептала на ухо:

– Ты не расстраивайся, все будет хорошо. Папа просто устал.

– Эй, вы чего там шепчетесь? – грозно зарычал папа, поднимаясь с места. – Заговор против главы семейства? Бунт на корабле?

– Совещание, – деловито сообщила Ника. – Мы тут посоветовались, и я решила, что мы едем на нашу дачу, к Левандовским потом, в твой следующий приезд.

– Как скажете, фельдмаршал! – вытянулся в струнку Майоров.

А потом коварно напал на фельдмаршала и затеял с ней веселую возню.

Только вдвоем.

Ну и ладно. Ну и пусть. Вот когда некая особа станет крутейшим журналистом, она покажет одному зазвездившемуся звездуну, кто есть ху. Он у меня будет на аудиенцию за полгода записываться!

Я развернулась и, гордо выпрямившись, направилась к выходу. Но дойти до двери не успела, на меня напала амазонка на горячем скакуне. Причем в гриве скакуна болтался капроновый раритет бабы Кати.

Хорошо, что у нас квартира большая, есть где удали развернуться, а потом свернуться.

Около девяти вечера из нашей банды был изъят и унесен в ванную главный член – Ника. И мы наконец остались вдвоем.

И все двадцать минут, пока Катерина купала Нику, господин Майоров увлеченно рассказывал мне о съемках фильма.

А потом первым убежал в ванную – «смыть дорожную пыль».

И то, что я увидела, приняв душ и вернувшись в спальню, меня уже не удивило. Разметавшись на нашей двуспальной кровати, Алексей безмятежно спал.

Грустно, господа. Грустно, когда любовь-страсть превращается в любовь-дружбу. Да, знаю, так бывает почти всегда, но ключевое слово – почти! Я была абсолютно уверена, что с нами этого не произойдет.

Значит, привык, дорогой? Все спокойно, все тихо, никаких потрясений, дома привычным предметом мебели ждет привычная жена? Курица, обожающая «Дом-2»?

ОК.

Утром, конечно, Лешка постарался реабилитироваться, и получилось у него, прямо скажем, неплохо.

И на даче получалось неплохо, но… Снова то самое «но». Он слишком старался, заставив меня вспомнить совершенно кретинское словосочетание «супружеские обязанности».

А может, это у меня рецидив курицы, и я слишком мнительная?

Может, и так, но от намеченного рядом с дрыхнувшим мужем плана я отступать не собиралась.

И после приезда на дачу первым делом, пока Лешка плескался с Никой в бассейне, набрала номер Таньского:

– Привет, олигархище!

– Язык не сломала? – участливо поинтересовалсь подруга.

– Никогда! Это же одно из моих орудий труда.

– Ты поосторожнее словами бросайся, – хихикнула Татьяна. – Язык, между прочим, одно из основных орудий труда представительниц древнейшей профессии.

– Гадость ты пакостная!

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты! Ну, как твои успехи на ниве журналистики? Открыла уже Лешке страшную тайну?

– Пока нет. Нечем особо хвастаться было. Но теперь мне заказали большой материал на весьма актуальную в начале лета тему.

– И какую же?

– Наши на отдыхе.

– О-о-о, да! – рассмеялась подруга. – Братья-славяне даже в элитных отелях Салимов чудят, мне Хали рассказывал.

– Очень хорошо, что рассказывал, потом и мне расскажет, – Мустафа Салим, отец Хали, владел сетью отелей премиум-класса, и сын помогал ему рулить процессом. – Но я хочу попросить его вот о чем.

– Так и просила бы напрямую, ты же его номер знаешь!

– Таньский, не вредничай!

– Ладно, ладно, говори.

– В общем, я решила смотаться в Турцию, там наших больше всего. И мне нужен свой человек в отеле, лучше всего – отельный гид, который знает все и всех и сможет показать и рассказать все, что надо. А еще – неболтливый, поскольку я не хочу, чтобы мы с Никой вызывали нездоровое любопытство.

– С Никой?

– Ну да. Не сидеть же ей одной в Москве, пока мамаша будет у моря прохлаждаться!

– Так все равно ваучеры будут оформлять на имя Анны Лощининой и Ники Майоровой, уже в турфирме ваше инкогнито будет раскрыто.

– Не переживай, настоящий папарацци все продумает, все просчитает. У меня паспорт есть на другое имя, туда и Ника вписана.

– И где же ты его достала?

– Есть деньги – нет проблем.

– Ох, Анюта, и почему мне кажется, что ты снова лезешь в какую-то авантюру, да еще и дочку с собой берешь! Мало вам было приключений?

– Да какие приключения могут быть в Турции? Это же практически федеративный округ России, для нас даже визы отменили!

– Ну, не знаю…

– Так, – начала заводиться я. – Ты сразу скажи – поможешь или нет? Я ведь все равно поеду.

– А я Лешке расскажу про твою затею!

– Пока, – я нажала кнопку отбоя и едва не выбросила ни в чем не повинный аппаратик в окно второго этажа.

Видимо, испугавшись незавидной участи, он затрясся и трусливо завопил.

Не буду отвечать, я обиделась. Подруга называется!

Телефон не умолкал, истеря все сильнее.

– Ну чего еще! – рявкнула я в трубку. – Не звони мне больше, буржуйка!

– Не психуй, – примирительно проговорила Татьяна. – Я же за вас с Никуськой переживаю, как-то неспокойно сразу на душе стало.

– Дай душе валерьянки.

– Кончай бухтеть. В общем, я все узнаю и завтра тебе перезвоню. Довольна?

– Пока не очень. Угроза стукачества вовсе не миновала.

– Да не буду я ничего Лешке рассказывать, успокойся.

– И Хали предупреди, чтобы не болтал. Я знаю – они с Майоровым общаются.

– Он что, хоть полслова сказал Лешке о твоем возвращении в журналистику? А ведь полгода в курсе.

– Все равно предупреди.