Текст книги "Как устроить праздник (сборник)"

Анна Ремез
Как устроить праздник (сборник)

© А. А. Ремез, текст, 2017

© Ю. В. Хотян, иллюстрации, 2017

© ЗАО «Издательский Дом Мещерякова», 2017

* * *

Вредина и дракон

Этот мальчик специально стукнул меня ногой. Я уверена.

Он мне почему-то сразу не понравился, как только вошёл в столовую. Я изо всех сил стала думать: «Хоть бы не за наш стол, хоть бы не за наш стол!» Не подействовало.

– Здравствуйте, приятного аппетита! – сказала его мама, очень высокая и в очках. – Егор, поздоровайся.

– Здрасьте, – буркнул этот Егор. У него было пухлое лицо и одного зуба не хватало, верхнего.

Я потрогала кончиком языка пустое место во рту. Прямо как у меня…

– Это – Вера. – Бабушка потрогала меня за плечо.

Удивительное дело, взрослые, когда они с детьми, совершенно забывают, что у них самих тоже есть имена. «Это у нас Вера. А это Света», а про себя – ни гу-гу.

Мальчик сел рядом, посмотрел в салат и отодвинул его.

Мама вернула салат обратно.

Он снова отставил тарелку.

Салат вперёд-назад ездил раза три. В конце концов уехал к его маме. Мама буркнула:

– Пока суп не съешь, из-за стола не выйдешь.

И тут он мне как даст ногой! Я чуть не подавилась. Смотрю на него, жду, что скажет: «Извини, я нечаянно». Молчит, хлеб жуёт. Делает вид, что он тут ни при чём.

Я бабушке на ухо зашептала: «Ба, этот мальчик меня пнул ногой», а она вслух, на весь стол:

– Вера, где больше двух – говорят вслух.

Ну уж нет.

Я отодвинулась, чтоб он меня больше не достал своими ногами. Теперь только если под стол сползёт, то достанет. А это уж все заметят, без обеда оставят, выгонят из столовой и вообще из дома отдыха, поедет отсюда с позором, так ему и надо.

После обеда была игра «Весёлая феерия». Тётя-клоун в ярко-розовом парике (мне бы такой) и смешных красных ботинках с загнутыми носами (мне бы такие) собрала всех в круг и сказала:

– Дорогие ребята! Добро пожаловать в дом отдыха «Волна»! Поднимите руку, кто у нас уже бывал?

Два мальчика, братья, и девочка, наверное, помладше меня, подняли руки. Вредина Егор – нет.

– Ну что ж, значит, некоторым уже знакомы наши правила! Мы выполняем задания и получаем отличные призы! Итак, сейчас вам предстоит показать, как здорово вы умеете надувать мыльные пузыри.

И тётя-клоун вызвала меня! А ещё этого Егора и какую-то высокую девочку. И мы начали дуть изо всех сил. Я так старалась, что на других не смотрела, и не знаю, действительно ли этот Егор пускал пузыри лучше. Шоколадку тётя-клоун вручила ему. Ну и ладно, у нас тоже есть, бабушка мне даст потом.

Ещё надо было корчить рожи. Уж это я умею! Мама не разрешает, говорит, что я такая и останусь. А я знаю, что если не пугать человека, когда у него рожа на лице, то ничего не случится.

Мы все встали в круг, и тётя-клоун нам дала разноцветный парик, ещё лучше, чем у неё.

– Пока играет музыка, вы передаёте паричок друг другу. Когда музыка остановится, тот, у кого оказался парик, надевает его, выходит в центр и показывает смешную рожицу. Поехали!

Парик был действительно отличный: пёстрый, кудрявый. Как мочалка.

«Музыка, стоп!» – мысленно приказала я, когда он очутился у меня на голове. Сработало! Все сразу засмеялись.

– Сегодня на арене клоунесса Вера! – сказала ведущая, и я вышла в центр.

Если б мама видела, она бы, наверное, пожалела, что отправила меня в дом отдыха. Я ведь и язык умею до подбородка высовывать, и глаза к носу скашивать.

И в следующий раз музыка на мне замолкла. Просто невероятно! Все старались быстрее перебросить парик, чтобы не выходить в центр, а я, наоборот, чуть-чуть задерживала. И тогда я совсем другую рожу скорчила, она у меня называется «кривой свин».

Вот парик опять пошёл по кругу. Музыка оборвалась. Я увидела, что парик в руках у вредины Егора. А он покраснел, вцепился в него и застыл. Все хлопали, кричали: «Давай, давай!»

Он вдруг выскочил из круга, сунул парик тёте-клоуну и выбежал за дверь.

А приз достался мне. И не шоколадка, а краски такие специальные, чтобы на лице рисовать. Потом ещё были конкурсы, например, с завязанными глазами мы щупали предмет и угадывали, что это такое. И мячи бросали в корзинку, и рисовали зверей на скорость… Но корчить рожи мне понравилось больше всего.

Высокая девочка, с которой мы пузыри пускали, подошла ко мне и сказала:

– Меня зовут Софья. Ты с какого корпуса?

– С третьего. А ты?

– А я со второго. Тебя как зовут?

– Вера. А тебе сколько лет?

– Мне девять.

– А мне восемь.

– Знаешь, я почти всегда конкурсы выигрываю. Всякие соревнования тоже, и по танцам, и по пению, я даже занимаюсь в студии, мне дали диплом в прошлом году и билет в аквапарк на весь год…

– Я тоже, – вставила я, хотя ни в какую студию не ходила, и конкурсы вообще-то очень редко выигрывала.

Софья сказала:

– Здесь обязательно ещё будут всякие конкурсы. Я сейчас пойду к папе, он мне ботинки-ролики привёз, такие классные. Надену и поеду на улицу кататься.

– Я тоже выйду скоро, – сказала я.

Хотя солнце уже припекало, бабушка всё равно велела мне гулять в шапке. Когда мы вышли на улицу, она сразу на скамейку села, и в журнал уткнулась. А я пошла разведывать, что где. Все качели уже были заняты малышнёй. Лазать по лесенкам не хотелось.

Наша «Волна» стояла на берегу озера, которое было таким большим, что не помещалось за оградой. Я побродила туда-сюда по набережной, а потом упёрлась в железную решётку. За ней не было ни фонарей, ни клумб, ни скамеечек, просто заросший жухлой травой берег. А спуск к воде перегородила большущая бетонная балка, похожая на…

– Ба, я за воротами буду! – крикнула я.

Бабушка высунулась из-за журнала.

– Что?

– Там! – Я махнула рукой и побежала к озеру.

Это был самый настоящий дракон! Только, понятное дело, заколдованный. Сто миллионов лет назад его превратили в камень. Три кривых бетонных головы торчали из балки, высунув заржавленные языки.

– Бедный, – я погладила правую голову, – бедный ты мой дракончик.

Я нарвала травы и положила туда, где сто миллионов лет назад был драконий рот.

– Поешь, поешь, а то ты такой бедный.

И тут мне кто-то как крикнет в ухо:

– Я его первый нашёл, это мой!

Я аж подскочила. Откуда взялся этот вредина Егор?

– С чего это он твой? – сказала я очень противным голосом.

– С того, – Егор выстрелил в меня из дурацкого лазера, – я тут давно уже играю.

– Ха! Я раньше тебя приехала!

Он опять в меня пальнул.

– Ты что, не видишь, что у меня магический щит? Ты вообще не можешь меня ранить! Вот ты балда! – Я отвернулась.

– На твой щит у меня есть заклинание силы. На, получи!

Заклинание, ой-ой-ой, оказалось действительно сильным. Оно прорвало мой щит в трёх местах. Но откуда ж вредине Егору было знать, что у меня есть… у меня есть… запасной щит?

– Твой удар отражается прямо по тебе! Кракс! У меня-то два щита!

Я залезла на среднюю голову.

– Мой славненький дракончик, взлетай!

Егор тут же схватился за правую.

– Не так быстро! Дракон – мой!

– Дракончик, ну-ка пыхни на него! Всё, он пыхнул на тебя. Мы улетаем, а ты горишь синим пламенем.

– На мне противопламенный суперкостюм.

– Слушай-ка, отойди по-хорошему, а то мой дракон…

Егор вскочил на правую голову.

– Посмотри-ка, эта голова вообще не хочет с тобой лететь. Она говорит, что давала мне клятву верности до гроба!

– Головы, ну-ка чихните, пусть этот, как его там, свалится!

Две головы чихнули, но третья оказалась предательницей.

– Сдавайся! – Егор наставил на меня лазер.

– Я тебя сейчас чарами заморозки как заморожу!

Егор уже раскрыл рот, чтобы ответить, но тут, откуда ни возьмись, появилась Софья. На ней были ботинки-ролики. Очень классные. Она подъехала к нам, затормозила и повернулась так, чтобы мы сразу увидели разноцветные огоньки по краю подошвы.

– Эй, вы что там делаете?

– Дракона делим, – буркнул Егор.

– Не делим. Он просто мой, – сказала я.

Софья покрутила пальцем у виска.

– Это ж кусок бетона с арматурой, вы чего?

Мы с Егором посмотрели на неё и сказали хором:

– Это – дракон.

После того, как Софья махнула рукой и гордо укатила на своих сверкающих ботинках, я подумала:

«Ну, вредина он, конечно. И корчить рожи не умеет. Но зато соображает».

– А там муравейник. Видела? – спросил Егор.

– Нет, где?

– Пошли!

Бумеранг

В прошлом году мы с Вадиком много гуляли. Он даже водил меня кататься на машинках. То есть, конечно, мы ходили не вдвоём, а вместе с его дедушкой, но предложил это Вадик. Он сидел за рулём, а я нажимала на гудок, один раз мы врезались в столбик на дороге, и так хохотали, что у меня живот заболел. Ещё мы лазали по трубам, которые тянутся вдоль всего двора, как серебристые змеи. Когда мне было трудно перелезать с одной змеи на другую, Вадик подавал мне руку. Он качал меня на качелях и угощал жвачками.

Вот прошёл год, и мы с мамой снова в этом городе на море. Во дворе ничего не изменилось, и я уже два дня хожу, тайком оглядываясь по сторонам.

– Смотри, это не тот мальчик, с которым ты гуляла прошлым летом? – услышала я мамин голос.

Трое мальчишек швыряли друг другу пластиковый бумеранг. Один, в белой кепке, кричал:

– Мне кидай! Вовка! Мне!

Я кивнула маме. Мы стояли посреди двора, навьюченные пляжными вещами, и солнце пекло наши головы. А Вовка почему-то бросал бумеранг не Вадику, а другому мальчику.

– Хочешь подойти? – спросила мама.

Я не ответила. Мама прекрасно знает, что я ни к кому не могу подойти первой. И всё равно спрашивает, на всякий случай. Она надеется, что в один прекрасный момент я стану храброй, как те дети, которые очень легко могут сказать любому: «Привет, тебя как зовут? Давай дружить». Наверное, я научусь это делать когда-нибудь.

Но не сегодня.

– Давай сядем, может, он сам тебя заметит, – предложила мама.

Мы сели на скамейку и стали наблюдать за мальчишками. Бумеранг свистел в жарком воздухе, Вадик вопил: «Мне кидай!», а мы с мамой вертели головами туда-сюда. Но Вадик нас не замечал. Он ни разу даже не посмотрел в нашу сторону.

В прошлом году он каждый вечер звонил в домофон и спрашивал: «А Катя выйдет?» Мама говорила: «Опять пришёл твой кавалер, иди гуляй».

Я очень даже могу разговаривать с людьми, но если только они первые начинают. Я надеюсь, что мне всегда будут встречаться такие люди. Хотя бы до тех пор, пока я не вырасту.

Вдруг бумеранг, пущенный Вовкой, исчез в листве дерева.

– Застрял! – закричал Вадик.

Мальчишки стали швырять камни, чтобы сбить бумеранг на землю. Один камень шлёпнулся прямо у моих ног. Я бы очень легко могла забраться на это дерево, я хорошо лазаю. Если бы Вадик сказал: «О, Катя! Привет! Не достанешь бумеранг?» И тогда я смогла бы играть вместе с ними, а потом, может быть, Вадик снова позвал бы меня кататься на машинках.

Я смотрела, как он подпрыгивает, пытаясь достать до ветки. Теперь он был так близко к нам, что я могла разглядеть царапину у него на коленке.

– Не кусай губы, – сказала мама. – Лучше подойди, скажи: «Привет, ты меня помнишь?»

– А он скажет: «Не помню», – ответила я.

– Мальчики, вы чего камнями кидаетесь? – крикнула женщина с соседней скамейки.

– А ты скажешь: «Мы с тобой играли в прошлом году», – продолжала мама.

– У нас бумеранг застрял! – оправдывался Вадик.

– Или скажи: «Мы с тобой лазали по трубам, помнишь?»

– Ну… Нет, мама, давай ты.

– А вот это будет глупо выглядеть. Всё-таки тебе уже восемь лет, пора как-то самой решать эти вопросы.

Мама говорила то же самое, когда мне было пять, шесть, семь лет… Но мне по-прежнему страшно, и я вцепляюсь в скамейку изо всех сил. Когда-нибудь я смогу, правда. Когда-нибудь…

Бумеранг никак не сбивался.

Я вдруг вспомнила, что Вадик в прошлом году хотел на прощание взять мой адрес, чтобы написать мне письмо. Но мы тогда заигрались в привидений, не до того было. А на следующее утро, очень рано, когда весь город ещё спал, мы уехали.

Мама потеряла терпение и встала со скамейки. Она у меня высокая, может легко достать то, что другим не под силу. Она поднялась на цыпочки, дотянулась до ветки, и дёрнула её изо всех сил. Бумеранг покорно слетел на землю, и Вадик радостно схватил его. Он посмотрел на маму, потом на меня и сказал:

– Спасибо.

Я глядела ему прямо в глаза. Вот сейчас он скажет: «Привет!»

– Пошли! – крикнул Вовка. – На ту сторону, там нет деревьев. Там лучше пускать.

– Ты случайно никого не узнаёшь? – вздохнув, спросила мама.

Теперь я не могла смотреть на него. Я знаю, что за год у меня отросли волосы, но даже панама на мне была та же самая, в розовый цветочек. Эту панаму он в прошлом году забросил на забор, а я потом доставала и очень гордилась тем, как я отлично лазаю.

Наступила тишина. Только кузнечики стрекотали. Только машина проехала за домом. Только скрипели качели.

– Нет, – сказал Вадик удивлённо и пожал плечами. Глаза у него стали прямо огромные.

– Короткая же у тебя память, – тихо произнесла мама.

Но он не слышал, потому что уже бежал вслед за мальчишками.

Платье, как у Золушки

Платье, как у Золушки! Белое! Такое красивое, такое пышное. Поверх гладкой шёлковой юбки – прозрачная сетка; её так приятно потеребить, хотя она немного колет пальцы. Маша повернулась на левый бок, чтобы в свете ночного фонаря за окном видеть платье, висевшее на ручке шкафа, хотя вообще-то всегда засыпает на правом.

Завтра, завтра она наденет его в школу! Им разрешили прийти в день новогоднего праздника не в форме, а нарядными. Мама вот только сомневается, что так действительно можно, а Надежде Васильевне не позвонила, забыла. Но Маша своими ушами слышала: в среду можно без формы. Маша представила, как войдёт в класс, скинет со спины рюкзак, чтобы он не портил красоту, и все ахнут. Потому что платье такое… как папа говорит – сногсшибательное.

В прошлый раз Маша встречала Новый год ещё дошкольницей, и на ёлке в детском саду у неё было совсем другое платье. Но теперь она первоклассница.

Маша только месяц назад перешла в класс «В», совсем недолго проучившись в «А». За сентябрь и октябрь она успела и полюбить, и возненавидеть школу. И всё из-за удивительного превращения Милы Александровны.

Когда Маша ходила на подготовительные курсы, эта самая Мила Александровна, тихая старушка, вела «Весёлую грамматику». Нельзя сказать, чтобы это было действительно весело, но Мила Александровна объясняла всё очень хорошо. Про неё говорили нечто странное: «гуру начальной школы». А гуру, по словам мамы, – это кто-то настолько умный, что все перед ним преклоняются. И поэтому Маша была рада, что попала в класс к такой замечательной учительнице.

Но уже на вторую неделю сентября Мила Александровна совершенно преобразилась. Оказалось, что «тихая старушка» может гаркнуть так, что календарь знаменательных дат на стене вздрогнет от ужаса, что она любит писать в дневник замечания, а когда сердится, у неё дрожит всё лицо. А ещё Мила Александровна на свой вкус выбирала, кому с кем быть в паре. Маше совсем не подходила Катя. Она щипалась, когда брала Машу за руку, толкалась и никогда не уступала дорогу. Через дверь они проходили так: сначала Катя, за ней, как собачка на верёвочке, – Маша.

Если кто осмеливался хоть слово сказать по пути в столовую, Мила Александровна останавливалась, а за ней тормозили подобранные пары. Она говорила:

– Это вам не детский сад! Ну-ка, рты закрыли!

В общем, Мила Александровна оказалась очень строгой. Для некоторых это было хорошо. Их – некоторых – это совсем не пугало. А вот Маша даже дышать забывала, когда Мила Александровна ударяла по столу линейкой. Больше всего на свете Маша боялась опоздать, потому что за это в дневник писалось страшное какое-то замечание. В общем, школа действительно оказалась на садик совсем не похожей. Уж Мила Александровна точно ничем не напоминала воспитательниц, которые, хоть иногда и сердились, но почему-то не наводили на Машу такой ужас.

Маша почти половину октября проболела и старалась совсем не думать о том, что когда-нибудь снова нужно будет идти в школу. Там Мила Александровна отобрала у одной девочки игрушечную птичку и выбросила в мусорное ведро. Там Мила Александровна сверкает глазами, если кто вдруг не сделал домашнее задание. Там Мила Александровна требует, чтобы у всех были одинаковые папки для рисования, а Маше мама специально купила самую красивую, с котятами.

– Нет! Нет! Я не пойду! – заголосила Маша накануне рокового понедельника.

После того как маме с трудом удалось добиться от Маши объяснения, был срочно собран семейный совет. Он состоял из папы, мамы и бабушки. Бабушка участвовала в совете по «Скайпу», потому что никак не могла приехать с работы, где без неё бы «всё погорело». Машу отправили в другую комнату играть, но она подошла к закрытой двери и услышала бабушкин голос, который сказал:

– Я вас предупреждала!

О чём могла предупреждать бабушка, которая в глаза не видела учительницу Маши, было непонятно. Но по итогам совета было принято решение перевести Машу в другой класс. За два месяца ей не удалось ни с кем подружиться, поэтому жалеть было не о чем.

В новом классе жизнь пошла совсем другая. Надежда Васильевна никогда не кричала, линейкой по столу не била и замечаний не писала, но почему-то ученики – даже самые шумные мальчишки, которые есть в любом классе, – её слушались.

Маша обнаружила, что в школу ходить не страшно. Её никто не обижал, все были с ней приветливы, вот только в классе с начала года успели образоваться какие-то парочки, троечки и компании. Маше казалось, что она так и останется одна. Мама дала ей задание – понаблюдать за одноклассницами и решить, кто из них ей симпатичен.

Маша в первый же день подумала, что ей нравится Ксюша с кудряшками на голове. Ксюша на переменках сидит за партой и читает журналы, иногда ей с собой дают удивительные печенья зелёного цвета, и она ими всех угощает. А ещё у Ксюши на рюкзаке нарисованы рыбки из Машиного любимого мультфильма. Правда, Ксюша общается и с Аней, и с Алисой, и с Настей… Значит, подруга ей уже, наверное, не нужна.

И вообще, как подружиться-то? Это ведь непросто. Конечно, на детской площадке можно подойти к девочке, свисающей с турника, и сказать: «Привет, я Маша. Давай поиграем». Здесь игру уже не предложить – это школа, не детсад. «Давай дружить» – так только звери вязаные и плюшевые в мультиках говорят.

Непонятно, как это получается у всех – дружить. Почему Рома разговаривает с Юрой, хотя едва замечает Егора? Чем Лену заинтересовала Настя? Как Максим научился общаться с Лизой?

Но мама, оказывается, уже составила для Маши план. Мама постоянно составляет планы на работе, в этом она сильна. Она достала красивую тетрадку, открыла её и написала на чистой странице: «План».

– Пункт первый – подарить наклейку, – озвучила мама. И даже картинку рядом нарисовала: с дарящей рукой.

– Что – я вдруг подойду и подарю наклейку, ни с того ни с сего? – удивилась Маша.

– Вот увидишь, ничего странного тут нет, – сказала мама.

На следующий день Маша на всех трёх переменах доставала наклейку из пенала и даже один раз направилась было к парте Ксюши, но её опередили мальчишки. Они стали разглядывать Ксюшин журнал и обсуждать с ней строение стрекозиного глаза.

Впрочем, маме Маша сказала, что всё у неё идёт по плану. И тогда мама придумала следующий пункт: на перемене поиграть с Ксюшей в «дорисуй».

– Что – я вдруг подойду и предложу играть, ни с того ни с сего? – спросила Маша.

– Это уже продолжение общения. После наклейки, – пояснила мама.

– А-а-а, – сказала Маша и замолчала.

Но и весь следующий день наклейка пролежала в пенале. На переменах Маша смотрела на Ксюшу, мысленно умоляя её как-нибудь догадаться обо всём самой. Подойти и сказать: «Давай поиграем в „дорисуй“».

«Спросить, что она делает в выходные», – написала в тетрадке мама.

– Ну что – так вдруг подойти и спросить?

– Маша! Как – вдруг? Вы уже играли! Ты подарила ей наклейку! Фундамент заложен.

– Фундамент?

– Да, как при строительстве дома. На фундамент ставят стены. Дом растёт.

– А-а-а…

Потом некоторое время маме было не до плана, потому что у неё на работе «горел» свой собственный план, у бабушки тоже всё горело каждый день, и даже папа написал у себя на страничке в «Фейсбуке»: «Сгорел на работе». Фундамент Машиной дружбы никак не закладывался сам собой. Материала не хватало. Случайные фразы, которыми Маша успела обменяться с Ксюшей – про уроки, ручки и прочую ерунду – не могли превратиться в крепкие стены.

Но завтра, завтра… Завтра наступит почти новогодний день, Маша придёт в своём сногсшибательном платье. И подарить Ксюше наклейку, а заодно и маленькую пони с сиреневыми крылышками, будет очень даже просто. Лучше повода и не придумать.

Утром Маша проснулась сама, разбудила маму и позавтракала без обычного «копания», чтобы поскорее надеть своё чудное платье.

– Маша, ты уверена, что можно? – снова спросила мама.

– Мама, ну что ты? Я же слышала, как говорили.

– Ладно. Одевайся.

Папа тоже проснулся и, увидев Машу в платье, со сверкающим обручем-короной в волосах, сказал:

– Ты моя красавица!

Внутри у Маши – пузырьки, как в стакане лимонада. Летят наверх и лопаются с лёгким покалыванием.

И вот Маша и мама заходят в школу. Маша снимает пальто. Под ним ещё кофточка на пуговицах, для тепла. Маша оглядывается по сторонам и…

Но почему все вокруг одеты в форму, как будто сегодня обычный день? Мама тоже оглядывается по сторонам, видит рубашки, жилетки, сарафаны. Смотрит на Машу, хмурится и качает головой.

– Может быть, это только в нашем классе разрешили? – шепчет Маша.

Она вдруг понимает, что не может, ну просто никак не может снять кофточку с платья, которое в одно мгновение превратилось из желанного в неудобное и неуместное. Она садится на стул и кутается в пальто. Пузырьки уже не лопаются внутри, в горле щиплет, лимонад вот-вот польётся из глаз…

– Ну, Маша, что теперь делать! Иди так, мы же не взяли форму, – говорит мама. Она тоже растерялась.

– Мама! Я не могу! Все будут смотреть! – Маша уже почти плачет.

– Вон ещё девочка в платье. А вот ещё – без формы, – радуется мама, показывая куда-то в другой конец гардероба.

Маша вздыхает. Ей становится немного легче. Но…

– Мам, они не из нашего класса.

Тут в гардероб приходят Настя с мамой, которая держит Настино платье для ёлки в прозрачном чехле. Наряд будет спокойно ждать своего часа во время уроков. Значит, надо было принести платье с собой и переодеться после уроков? Ну почему, почему она всё не так поняла? Маша в ужасе. Вокруг все одеты, как обычно, и только она сидит, словно принцесса среди крестьян, и ясно, что сейчас все будут смотреть на неё и даже, наверное, смеяться.

– Мама, пойдём домой, – говорит Маша.

– Какое – домой?! Ты же знаешь, дома уже никого нет. Я сейчас убегаю на работу. Ничего страшного не произошло. Идём.

Мама нервничает, что Маша сейчас заупрямится и не пойдёт в класс. Маша отказалась снимать кофту, но послушно повесила на крючок пальто. Сверкающую корону она сняла с головы и положила в рюкзак.

– Зато ты – самая красивая, – говорит мама.

Маша ничего не слышит. Она медленно идёт к двери и думает только о том, как сейчас войдёт в класс, где все одеты в синюю форму, и…

– Привет! Ты тоже нарядная? Ура! – раздался голос.

Маша обернулась. Это Ксюша в розовом платье с воланами и пышными рукавами, кудряшки её почти стоят торчком, и в них сверкают блёстки. Даже ноготки у Ксюши праздничные: покрыты сверкающим лаком.

Ксюша берёт Машу за руку.

– Идём. Мы будем самые красивые! – говорит она.