Текст книги "Трёхцветный характер"

Сиамский подарок

***

Мужчина и кошка сидели на лавочке, рядом с подъездом своей пятиэтажки. Он курил, она дышала, отвернув точёную морду в противоположную сторону. Она не терпела сигаретный дым, но, почему-то считала обязательным свое присутствие на каждом перекуре мужчины.

Проходящая мимо не трезвая молодая женщина вдруг издала серию гортанных звуков, сложившихся в фразу: "Какая хорошая к-и-с-а! Я… я хочу такую к-с-у!" Фраза предназначалась двухметровому парню в кепке набекрень и мохеровом шарфе, надетом вопреки довольно тёплой осенней погоде.

Что касается кошки, она была действительно красива, как может быть красива только молодая сиамская кошка. Неподвижно и величественно, словно языческое божество, вырезанное трепетной рукой древнего туземца, она восседала на обшарпанной лавочке.

Она уже поймала, приближающегося пьяной походкой, парня в прицел своего пронзительно голубого взгляда. Она уже точно знала, что он – враг.

– Мужик, мне нужна твоя к-шка, она мне понравилась, – прогнусавил парень.

– Вопрос в том, понравился ли ты ей? – ответил мужчина, после того, как выпустил сигаретный дым в противоположную от кошки сторону.

– Б-я, не умничай, мужик, – посоветовал парень.

– Ну, где моя к-и-с-а! К-соч-ка, – закапризничала его дама сердца и закачалась на высоких каблуках.

– Короче. Я её забираю. По-ял.

– Да бери… если сможешь, – усмехнулся мужчина.

Парень был уверен, что сможет.

В ту ночь меня разбудил дикий, словно из преисподней крик, пересыпанный отборным матом. Как была, в пижаме, я выскочила в коридор. Мама в халате, накинутом поверх ночной рубашки, уже отпирала входную дверь. Ведь там, на улице, под окном нашей квартирки, примостившейся на первом этаже пятиэтажной хрущевки, остался её муж – мой отец и наша кошка.

Мы выскочили в коридор, из квартиры напротив выглядывали разбуженные соседи. На лестничной площадке, расположенной между нашими квартирами, шло сражение, точнее это была экзекуция. Наше сиамское божество наказывало нерадивого последователя своего культа – парня в мохеровом шарфе.

Перед тем, как очутиться в подъезде, проворная кошка легко высвободилась из неуклюжих рук похитителя и совершила стратегическое отступление к дверям своего обиталища, нашей квартиры, которые оказались закрыты. Ей пришлось обороняться самой. Воспользовавшись заторможенной реакцией противника, она легко взлетела ему на грудь и ловко вцепилась в мохеровый шарф, одновременно зафиксировала свою жилистую заднюю лапу на воротнике его пиджака. Передними лапами с выпущенными на полную длину когтями, напоминающими турецкие ятаганы, она пыталась разодрать крупные бордовые щеки обидчика. Некоторые из этих попыток были успешны, его щека и шея уже кровоточили. Невинное, в общем-то, желание дамы его сердца обзавестись красивой кошкой обходилось её рыцарю слишком дорого.

Оказать реальное сопротивление хищнице бедняга просто не мог, потому что был изрядно пьян. Именно это обстоятельство, а точнее запах алкоголя, и стал причиной происходящего, он ввёл нашу сиамскую питомицу в неистовство. Всегда вводил. Это был известный в округе факт, но пара любителей кошек была не местной.

Кошка ненавидела запах алкоголя и собак. Все остальные явления окружавшей её жизни она терпела с большими или меньшими усилиями. Любила она, по-настоящему, только одно – строганину из замороженного минтая.

– Юра, в чём дело! – заорала мама и бросилась к парню, пытаясь схватить кошку за жилистый, мускулистый затылок. Это называется «взять за шкирку», но у нашей кошки такого места не было, у неё был затылок. Кожа на нём была туго натянута, и взять её в руку было непросто. Кошка, в последний момент, успела заметить её движение и мама промахнулась. Схватила её очень неудобно и никак не могла оторвать от орущего парня.

Теперь кошка умудрялась противостоять двум противникам одновременно.

– Ему она понравилась, он её забрать хотел. А я подумал, почему бы и нет?– пожал плечами отец.

– Как будто ты не знал, чем закончится!! Люба, Люба, – это возглас относился ко мне. – Хватай её за передние лапы.

– Надеялся…, – вздохнул отец.

– Мама, я не достану, он высокий, – тогда, в конце семидесятых годов, мне было всего семь лет.

– Подпрыгивай, держи её лапы… он в крови весь, твою мать! Юра, да помоги же нам!

– Не буду я её трогать.

– Валечка, давайте я помогу, – предложила пожилая соседка из квартиры напротив.

– Не надо, Марь Борисовна, она вас покарябает.

– А сами вы как…

– А мы умеем. Всё… есть! – я наконец-то схватила её передние лапы и зажала их в своих ладонях, царапины на руках я уже давно перестала замечать.

Мама стащила заднюю часть кошки с мужика, вместе с мохеровым шарфом.

– Чёрт, шарф-то.

Но пострадавший парень забыл про свой шарф, из которого мама лихорадочно выпутывала коготь задней лапы победительницы. Бедняга вырвался и устремился на волю. Оттолкнув отца, вылетел в открытую дверь подъезда. На улице к нему, надув губы двинулась было его спутница:

– А моя к-шеч-ка…

С ловкостью, которую сложно было заподозрить в нетрезвом человеке, он извернулся, отвесил ногой обидный пинок, видимо, уже бывшей даме своего сердца. Скрылся из виду, она поплелась вслед за ним. Какое-то время до нас ещё доносился его отборный мат.

– Ну, вот, а шарф-то, – расстроено повторила мама.

– Бог с ним, повесь его здесь, на перила, может быть, вернётся и заберёт, – предложили Марь Борисовна. – Юрочка, а он, правда, нашу Ладочку взять хотел?

– Угу, хотел, но… не смог.

– Вот, ведь, хулиган, – погрозила пальцем входной двери старушка.

***

Кошку почему-то звали Лада. Более несоответствующего её характеру имени сложно было придумать. Имя Лада имеет общий корень со словом ладить и, вроде бы, на старорусском языке значит «Любимая». Ни ладить с кем бы то ни было, ни тем более любить, кошка не собиралась. Ей просто было нечем, в её конструкции не были предусмотрены эти опции. Честно говоря, я не уверена, что хотя бы раз слышала её мурлыканье.

А вот я её любила, посвоему. К несчастью для неё, я обладала очень живым детским воображением. Кошка была непременной участницей всех моих детских игр. Я воображала себя королевой и наряжала её в принцессу, при помощи маминых клипс и браслетов, которые натягивала ей на шею вместо бус. Я представляла себя матерью и пеленала её в полотенца, а затем запихивала в детскую коляску. Я выступала как юный Куклачёв в своем воображаемом цирке и пыталась научить её ходить по канату и стоять на задних лапах.

В общем, я делала всё возможное, чтобы вслед за пьяницами и собаками, Лада возненавидела детей. Но почему-то этого не произошло. Вытерпеть общество детей удавалось ей с большим трудом, однако она никогда не нападала на них, но научилась технично защищаться от излишнего детского внимания.

В ту пору мы жили в небольшом посёлке при атомной станции. Почти все жители поселка были прикомандированы на её строительство из разных мест. Многие были молоды и имели маленьких детей, почти все знакомы друг с другом. На праздники и дни рожденья у нас собирались большие компании, родители приходили в гости со своими детьми.

Поначалу маленьких детей оставляли в одной из комнат. Там же запирали кошку, предполагая, что детям она вреда не причинит, но может их развлечь. А потом дети начинали истошно плакать. Сначала один, его успокаивали, потом другой и третий. Причиной этого, конечно, была кошка. Она понимала, что прятаться по углам бессмысленно. Поэтому она давала маленьким детям подойти к себе, потом вставала на лапы и наваливалась всем весом своего рослого мускулистого тельца на малыша. Он падал на попу, вставал и тут же опять падал и так до тех пор, пока он не начинал орать. Родители прибегали, успокаивали ребенка и отправлялись праздновать дальше. Кошка повторяла процедуру до тех пор, пока родителям это всё не надоедало и они выпускали кошку из детской комнаты.

Лучше, конечно, было этого не делать. Никакие праздники не обходились без алкоголя. Но если кошка детей с трудом, но терпела, то запах алкоголя она ненавидела. Она стаскивала облитые вином скатерти со стола, вместе со всеми разносолами из продовольственных заказов на них. Она рвала дефицитные колготки на ногах нетрезвых дам. Она ловко забиралась на ковёр, который висел на стене, и атаковала оттуда самых нетрезвых из гостей-мужчин. Приходилось запирать кошку в ванной, её рассерженные вопли могла заглушить только ритмичная музыка диско.

***

В прихожей, на полке для шляп, в позе горгульи с фронтона готического замка, сидела голубоглазая сиамская кошка. Она терпеливо ждала. Не того, что женщина пройдёт из кухни в комнату как раз под полкой, на которой сидела кошка. Она ждала, когда женщина забудет о том, что кошка ждёт её и пройдёт под полкой, не остерегаясь того, что должно случиться потом.

А случиться должно было то, что всегда случалось в подобных ситуациях. Женщина расслабится, кошка беззвучно атакует сверху. Женщина начнёт кричать и махать руками, в конце концов, покусанная, она скинет кошку вниз… и вот тогда для кошки настанет тот самый момент. Момент, когда можно будет идти на кухню и съесть свою строганину из замороженного минтая, которая всё это время лежала в её миске и именно из-за несвоевременной выдачи которой, да к тому же сопровождаемой шлепком мокрым полотенцем, женщину и требовалось наказать. Так уже бывало много раз до этого, всё повторилось опять.

– Господи, Лада, пирог… ну как же…, – в этот раз ущерб был более значительным, чем обычно.

Мы потеряли вишнёвый пирог, заварной чайник и две кружки, а обычно, кроме маминой нервной системы, ничего не страдало. Пирог был коронным маминым блюдом и всегда получался очень вкусным. Дымящийся, волшебно пахнущий пирог был размазан по полу. Там же валялись черепки от чашек и отколотый носик чайника, рядом с самим чайником. Картину разгрома дополнял слой дымящейся заварки, который всё это покрывал.

– Ну что за гадина, убила бы, – мама уже не кричала, а почти плакала, она расстроилась, ей было жалко пирога, над которым она трудилась последние пару часов. Но это была лишь слабая тень того чувства горечи, которое испытала я, поняв, что пирога сегодня не будет: "Ну, Лада!"

Кошка элегантно спрыгнула на противоположную от полки стену коридорчика, изящно оттолкнулась от неё и спланировала на небольшой кусочек чистого пола, оставшийся от поверженного пирога. Брезгливо стряхнув с передней лапы прилипшую чаинку, осторожно вышагивая по плинтусу, она гордо проследовала на кухню, ужинать своей подтаявшей строганиной.

– Гадина, какая, – мама проводила триумфаторшу взглядом. – Ну что, давай убираться, и пойдем мусор сразу выкинем. Заодно проветрюсь, а то прямо прибить её хочется. Ну у всех кошки, как кошки, а эта… гадина, одно слово.

Обычно, я защищала свою кошку, мой волшебный сиамский подарок, но в этот раз сказать мне было нечего, мне было очень жалко пирог и обидно за маму. Вообще-то, все эти приключения с кошкой свалились на мамину голову совершенно безо всякого участия с её стороны.

Котёнок был подарен мне папиным коллегой на мой день рождения. Тогда этот нежданный подарок, абсолютно нечаянный, осчастливил меня, и укрепил мою детскую веру в чудеса.

Не так давно этот коллега с супругой вернулись из длительной командировки. На протяжении трех лет они развивали энергетику в одной из стран Юго-Восточной Азии. Оттуда они и привезли сиамских кота и кошку, ставших родителями моёй Лады. Возможно, именно потому, что эти два существа были друг у друга, они как-то взаимно гасили свои дикие проявления. А может быть причина была иной, но никакого беспокойства хозяевам они не доставляли.

Наоборот, хозяин был очень доволен своим котом. Кот считал своей обязанностью снабжать хозяина воблой к пиву. Так было у них заведено, когда хозяин вечером после работы располагался на балкончике, чтобы выкурить свою вечернюю сигарету и распить вечернюю бутылку пива, крупный кот, словно призрак, растворялся меж чужих балконов.

Среди соседей было немало рыбаков – любителей. Их улов сушился на этих балконах. Через несколько минут кот возвращался, неся в зубах закуску, рыбка была аккуратно отделена кошачьими зубами непосредственно у места её крепления к верёвке.

***

О том, что мама захлопнула ключи в квартире, она вспомнила только тогда, когда мы, избавившись от мусора, вернулись в подъезд. У отца, конечно, ключи имелись, но он был «на пуске». В строй вводили новый блок атомной электростанции.

Аврал за авралом, проявляя чудеса трудового энтузиазма, люди не выходили с территории станции сутками. Раньше завтрашнего дня, а может быть и вечера, ждать отца не приходилось.

Растерянные, мы вышли из подъезда. Окно кухни, выходившее во двор, было закрыто, отрытой осталась только форточка, но она была слишком маленькой.

– Ну и что теперь делать? – спросила мама у росшего во дворе молодого ясеня, – Там же суп на плите,… дверь, что ли, теперь ломать? Вот заведётся такая тварь и всё наперекосяк пойдёт.

– Люб, а я окно у тебя в комнате закрыла? – теперь её вопрос был обращен ко мне. Я не знала. Сама я его точно не закрывала, просто, не могла. Раму перекосило, и моих детских сил не хватало, чтобы справиться со створкой. Окно моей комнаты выходила на противоположную сторону дома, на улицу. Мы пошли смотреть.

– Ну, вот и ладушки, – обрадовалась мама. Створка окна была приоткрыта.

– Теперь надо залезть, давай, иди сюда. Я тебя подсажу, а ты там хватайся за что-нибудь и подтягивайся. Господи, какая ты тяжёлая. Люба… надо заканчивать тебя раскармливать.

Из обступившей нас темноты, вдруг материализовался молодой и энергичный милиционер. Он шел с дежурства, которое выдалось спокойным и оставило ему достаточно сил для помощи гражданам, попавшим в беду, вроде нас с мамой.

– Что вы тут делаете, гражданка? – строго спросил милиционер.

– А что мы тут можем делать? Банк грабим, – огрызнулась мама и вернула меня на землю.

– Это не банк, это жилой дом, – уточнил милиционер.

– Да что вы! А мы-то думаем, где деньги.

– Гражданка, отвечайте не вопрос прямо. Вы, выпивши, что ли? – заподозрил правоохранитель.

– Товарищ милиционер, что тут не понятно? Мы с дочерью вышли мусор выбросить, дверь захлопнулась, муж «на пуске», ключи внутри.

– А мусор? – задумчиво спросил милиционер, осматривая окно и стену под ним

– Вы издеваетесь, что ли. На помойке! – ответила мама.

– Я помогу вам, гражданка, – гордо сказал он. И вдруг, опершись ногой, обутой в начищенный сапог о выступ цоколя дома, он очень ловко вскарабкался на наш подоконник и уже почти исчез в недрах тёмной квартиры, когда мама с отчаяньем в голосе прокричала: – Там, кошка… злая!

Лицо милиционера высунулось из окна: – А хомячков злых, у вас там нету? – ухмыльнулся он.

– Бежим, быстрей! – прошептала мама и, схватив меня за руку, потащила за собой. Тропинка в палисаднике, огибавшая дом, по которой мы пробирались, была усеяна камнями и лужами. Быстро передвигаться по ней в темноте было очень сложно. Наш подъезд находился в самом центре дома. Конечно, мы не успели, крики милиционера мы услышали за несколько метров от входа в подъезд.

– Ну, вот, опять! – с досадой сказала мама. Мы вбежали в подъезд.

То, что милиционер был трезвым, значительно увеличивало его шансы в противостоянии с нашей сиамской бестией. Во-первых, кошка не впала в ярость и не пыталась уничтожить своего противника. На этот раз, в ней включился режим охраны своего жилища. Она просто вытесняла непрошеного милиционера со своей территории. Во-вторых, его координация и мелкая моторика не были нарушены. Это позволяло ему довольно эффективно сопротивляться хищнице.

Ворвавшись в подъезд, мы увидели прижатого к электрощитку милиционера. По его левой ноге прижимая мускулистое тело к начищенному сапогу, а коричневые уши к своей оскаленной голове ползла наверх, продвигаясь к его жизненно важным органам, наша кошка. Правой своей ногой несчастный, пытался счистить её вниз. Его руки уже были покарябаны и кровоточили. Избавиться от кошки он не мог, но ему, довольно успешно, удавалось противостоять её продвижению наверх.

За происходящим, из дверей своей квартиры, молча наблюдала Марь Борисовна. Из-за её ноги выглядывала рыжая круглая голова её собственного кота, взгляд кота выражал восхищение.

– Марь Борисовна! Ну, извините вы нас! Борюсика не выпускайте, пожалуйста, а то я не знаю, что будет… – закричала в отчаянии мама, а я рванулась к Ладе.

– Какой, на хрен, борюсик, – вопил милиционер, – Уберите немедленно эту тварь с меня!

Я, довольно легко, оторвала кошку от его ноги и крепко сжала в своих объятьях. Кошка не прекращала издавать низкий утробный вой и пристально смотрела электрически голубыми глазами на милицейский сапог.

– Мама же вам говорила,а вы…

– Да вы… да пошли вы… все. Намордник на свою тварь одевайте, … граждане. – Милиционер подобрал валявшуюся неподалеку фуражку и вылетел серым вихрем в дверь подъезда.

– Ключи захлопнули, дома, – объяснила мама ситуацию соседке.

– Ааа… бывает.

***

– Послушай, Юр, я так больше не могу, – с отчаянием говорила мама моему отцу, – я чувствую себя служанкой, какой-то, у этой кошки. Рыбу ей давай по часам, да ещё размороженную не полностью, иначе не ест, кипятком не размораживай, иначе не ест. А если останется голодная, то злая делается, как чёрт… просто надоело от неё отбиваться. А если, выпивши, кто зайдёт, вообще тушите свет. На милиционера, вот, напала.

– Она нас защищала, – я попыталась вступиться за кошку. – Она нас охраняет.

– А иногда, просыпаюсь ночью, сидит на тумбочке и смотрит на меня, такой взгляд… нехороший и глаза в темноте светятся, как у чёрта.

– Они не светятся, – поправил её отец, – они отражают свет, значит, где-то есть источник света, просто ты его не видишь.

– Да какая разница. Давай отдадим её кому-нибудь. Она же породистая, люди, вон, их за деньги покупают, – с мольбой в голосе сказала мама.

Мне было жаль отдавать мою кошку, но маму мне было жаль ещё больше. К тому же вся округа знала характер нашей кошки, и брать её себе никто не собирался. Дураков не было. Поэтому, я думала, что мамины мечты, мечтами так и останутся.

Но однажды, в один прекрасный день, отец вдруг сообщил нам:

– Валь, знаешь, по-моему, Ковальчук согласен её взять, к себе в деревню. Он не в посёлке живет, а рядом тут в деревне.

– А зачем ему она там, в деревне? – удивилась мама.

– Он кошек, вроде, любит. Красивая… говорит.

– Красивая, это точно, но эта причина ненадолго. Обратно вернёт через неделю.

– А ещё я ему пообещал, что она крыс будет ловить, – тихо сообщил отец.

– А вдруг не будет, она и крыс-то не видела? – засомневалась мама.

– По-моему будет, – сказала я, – Собак же ловит.

Я вспомнила лохматого чёрного пса, предводителя местной стаи бродячих собак. До того дня, как ему пришло в голову согнать с лавочки Ладу, которая поджидала там, когда выйдет на перекур отец, пёс смотрел на мир двумя своими собачьими глазами. – И милиционеров, тоже.

– Точно, – сказал отец,– а ещё она кролика задушила у дедушки. Помнишь, дочка, как ты киску свою с зайчиком знакомила? – осведомился у меня отец с сарказмом в голосе.

– Нет, папа, она не успела, я её забрала. Это не она. Деда сказал, что кролик от испуга умер.

– А я то думал…

– Сейчас, это не важно. По-моему, у крыс шансов не будет, – подытожила мама.

На летние каникулы я уехала на всё лето к бабушке в подмосковный городок, а когда я приехала обратно, кошки у нас в доме уже не было. Её отвезли в деревню. Ковальчуку срочно потребовалось очистить огромный сарай от крыс. В этом сарае уже проживало несколько кошек Ковальчука, которые крыс, однако, не ловили. Держали нейтралитет.

Через пару месяцев папа принес домой сумки с деревенскими продуктами, он принялся выкладывать на стол банки с мёдом и варением, какие-то соленья, тушку курицы и куски сала, завёрнутые в бумагу.

– Что это, – спросила мама, – откуда богатство такое, к нам свалилось?

– Ковальчука встретил, он всё это специально для нас привёз из своей деревни, – ответил отец.

– Он хочет её вернуть, – медленно, с испугом, проговорила мама. Отец рассмеялся.

– Нет, представь, совсем наоборот. Это благодарность от него. Ты знаешь, он очень доволен.

– Да? Чем? – удивилась мама.

– Тем, что теперь у него есть породистая сиамская кошка, а крыс и ленивых кошек, у него больше нет. Совсем нет. Говорит, что Лада их всех передушила. Но мне всё же хочется думать, что кошек она просто прогнала, хотя… Ещё ему нравится, что местные алкаши бояться к нему во двор заходить, а собаки переходят на другую сторону улицы, когда идут мимо его дома. В общем, он доволен подарком.