Текст книги "Офелия"

Глава 9

Яркий, полосатый как арбуз мяч звонко бился о ладони, перелетая через натянутую сетку. – Мама, поднажми! – азартно верещала Агата, бегая туда-сюда и стараясь поймать мячик.

Йонас, Ларри и Питер выигрывали этот тур в волейбол. Точнее, выигрывали Йонас и Ларри, а Питер только пыхтел и старался не путаться под ногами. Он вообще был посредственным игроком в любые активные игры, но всегда с удовольствием участвовал. «Двигаться полезно, – думал мальчишка, перебегая вдоль сетки с места на место и пытаясь отбить мяч. – Это весело. Это все вместе. Это не уроки. Никто не засмеет». Питер и в школе пытался играть в баскетбол, футбол и волейбол, но одноклассники над ним вечно подшучивали, посмеивались и старались в команду не брать. А двигаться хотелось. Питер Палмер, невзирая на лишний вес, обожал движение. То они с Йонасом гоняли на велосипедах, то играли в футбол с деревенскими, то запускали воздушных змеев. По выходным Питер с мамой и Агатой совершали конные прогулки. А пару раз в гостях у Кевина Блюма Питер играл с его собаками: бросать мячик или палку двум бордер-колли можно было часами, и он прекрасно с этим справлялся.

Но футбол и волейбол он любил больше всего. И велопрогулки – когда не слетала цепь.

– Пит, держи!

Ларри на лету поймал посланный Агатой мяч и бросил его Питеру. И впервые за всю сегодняшнюю игру младший брат его отбил. Носом.

Кровь хлынула мгновенно – жидкая, липкая, отдающая железом и солью. Больно почти не было, но обидно – до жути. Питер стоял, опустив голову, и все старался зажать нос ладонями, но с пальцев капало на голубую футболку, на траву, еще не подсохшую после дождя… Мама захлопотала, заахала, вытащила из кармана тряпицу, сунула ее Питеру в руку, что-то начала говорить, только он не слушал. Ларри побледнел, принялся извиняться, а младший брат твердил, как заведенный: «Да ничего страшного, мне не больно, правда-правда». Агата стояла посреди лужайки, прижав ладони к щекам, и быстро-быстро моргала. Йонас подбежал, что-то спросил у нее, она не ответила. А дальше Питер зачем-то сел в траву, потом лег. И все куда-то отдалилось, померкло…

– Мам, может, к врачу? – донесся издалека голос Ларри, и Питер открыл глаза.

Над ним склонилась вся семья – даже папа прибежал. Рядом скакали Фроззи, Сноу и Лотта и радовались, что Питер не умер. Мальчишка приподнялся на локтях, брезгливо сбросил мокрую тряпку, лежащую на переносице.

– Не надо врача, я живой, – попытался он сказать бодро, но получилось еле слышно и ужасно гундосо.

– Пирожок, как мы испугались! – плаксиво протянула мама. – Как ты себя чувствуешь?

– Да отвратительно, – мрачно ответил за него Ларри. – Глянь, носа не осталось, губа разбита. Давай вызовем ветеринара, пусть усыпит?

– Лоуренс! – воскликнули Агата и отец.

– Так жалко же, ему с такой рожей всю жизнь жить.

– Лоуренс!!! – к возмущенному хору присоединилась мама.

Брат отошел, подняв руки. Питер было нахмурился, но тут услышал, как где-то позади него смеется Йонас. Сперва тихонько, сдержанно, стараясь сохранять достоинство и уважение. Но смех было не унять, и спустя несколько секунд Йонас расхохотался во все горло – звонко, заразительно и совершенно не обидно. И вот уже рассмеялся отец, прикрыла рот ладонью мама, от хохота согнулся пополам Ларри, и Питер тоже захихикал, представляя себя без носа и с распухшей губой. Одна Агата надулась, покраснела и произнесла:

– Ну хватит вам! Как дураки, фу.

– Как жить без носа? – простонал Питер, всхлипывая от смеха.

– Во ты красавчик! – ржал поодаль Ларри. – Пит, можешь наложить на меня штраф! Обязуюсь выплатить!

Йонас подошел, уселся на траву рядом с Питером, хлопнул его по колену:

– Пит Словил Метеорит! – провозгласил он весело. – У тебя вид, как будто ты подрался. И вышел победителем, ах-ха! Башка гудит?

– Немного, – прислушавшись к ощущениям, ответил Питер. – Но все отлично. Думаю, могу продолжать игру.

– Ну уж нет! – строго отрезал отец. – Давайте-ка вы оба пойдете в дом и поиграете во что-то нетравматичное. Питер, тебе бы умыться и сменить рубашку.

Йонас помог Питеру подняться. В доме затрезвонил телефон, Агата мигом унеслась и немного погодя прокричала из распахнутого окна:

– Папа, это тебя!

Мистер Палмер вежливо улыбнулся мальчишкам и поспешил в дом. Ларри последовал за ним, бросив по пути:

– С меня поездка в кафетерий в этот выходной! Во искупление грехов.

– Ах-ха! – довольно откликнулись Йонас и Питер.

Где-то у пруда залаяли бишоны. Йонас, который направился было за злополучным мячом, обернулся на лай и вдруг побледнел.

– Миссис Палмер! Не надо!!! – закричал он и бросился через лужайку за кусты рододендронов.

Перепуганный Питер побежал за ним.

Собаки радостно скакали вокруг хозяйки. Оливия Палмер с недоумением смотрела на Йонаса, выжимая носовой платок, которым Питер унимал кровь из носа. Йонас стоял перед ней – не на шутку испуганный, тяжело дышащий. Бледный до того, что даже веснушки померкли.

– Йон, милый, что с тобой такое? – заволновалась миссис Палмер. – Что случилось?

– Платок, – выдавил мальчишка. – Русалка…

Миссис Палмер обернулась на водоем, пожала плечами.

– Я посмотрела, где она, прежде чем прополоскать. Она и сейчас там, видишь? Вон, около решетки у дальнего края.

Офелия действительно была далеко. Покачивалась вверх-вниз, поглядывая туда, где вольно бежал ручей, снабжающий пруд водой. Последние несколько дней она проводила там почти все время, лишь изредка приплывая схватить брошенную ей рыбу и по ночам прячась в гротах. Питер думал, что она тоскует по дому. Пару раз он обходил прудик и из зарослей жасмина рассматривал русалку. Она презабавно расправляла уши-плавнички и распушала платье. Питер весь блокнот изрисовал ее портретами.

– Йон, да все в порядке, – попытался мальчишка успокоить друга. – Сам же видишь. Пошли поглядим комиксы? Папа вчера привез мне свежие выпуски «Марсианского охотника».

– А я вам какао сварю, – оживилась мама. – Будете?

– Я домой, – бесцветным тоном сказал Йонас. – Совсем забыл, что тетка велела до ужина выбить подушки и матрасы. Извините, миссис Палмер. Я пойду, Пит. Пока.

Он подобрал с земли оброненную бейсболку, привычным жестом отряхнул ее, хлопнув об колено, и быстрым шагом удалился в сторону ворот. Питер и мама переглянулись.

– Я тоже не понял, мам, – вздохнул мальчик. – По-моему, он просто за тебя испугался. Мне от папы влетело, когда я чуть руку в пруд не сунул перед Офелией.

Он присел на корточки, погладил подбежавшую собаку и спросил:

– Мам, ты тоже думаешь, что Офелия опасна?

Миссис Палмер подхватила на руки Лотту, поправила на ней бархатный бант.

– Я не знаю, что сказать тебе, милый. – В голосе матери Питер расслышал грусть и растерянность. – Она не производит впечатление агрессивной. Если зубы не видеть. Но я не понимаю, что она такое. Потому опасаюсь. Да, пожалуй, она пугает меня.

– Мам, она просто девочка, которая живет в воде. Посмотри: ей одиноко. И она нас боится гораздо больше, чем мы ее.

Она глубоко вдохнула, чтобы ответить сыну, но передумала и сказала:

– Идем в дом, Пирожок. Тебе необходимо переодеться. А я так и не узнала у Агаты, скольких она пригласила подружек.

– Подружки Агаты? А какой повод?

– Всем интересно поглазеть на русалку.

Она подозвала собак, обняла сына за плечи, и они пошли по дорожке к дому. На углу Питер обернулся и посмотрел на пруд: Офелия отплыла от решетки и скрылась под водой среди листьев кувшинки. Как будто поняла, что компании ей не будет.

Вечером мистер Палмер нарезал выпотрошенную рыбу на ломтики, сложил ее в миску и спустился к пруду. Любопытствующие Агата и Питер увязались за ним. Воздух пах влагой, конюшней, разогретой за день солнцем жестяной крышей сарая, и все эти запахи тонули в тяжелом, вязком аромате роз и лилий. В кустарнике у забора отрывисто тренькал крапивник. Солнце еще час назад скрылось в пышных темных тучах, предвещая дождливый день. Мама в доме включила подсветку водоема, и темная поверхность воды отразила светлые блики фонарей.

– Пап, а зачем тебе этот прут? – спросила Агата, поигрывая двухметровым гибким прутом с голубым огоньком на конце.

– Эта вещь поможет объяснить Офелии, чего я от нее хочу, – закатывая рукава рубашки, ответил отец. – Пожалуйста, не касайся огонька. Обожжет.

Питер хотел спросить, чего же именно хотят от Офелии, но не стал. Леонард Палмер не любил дерзких вопросов от младших детей. Из всех троих только Ларри позволялось быть с ним на равных. Нарываться на недовольство отца не хотелось, и Питер просто сел на скамейку у пруда. Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, он сосредоточился на ощущениях в распухшем раненом носу.

Леонард Палмер забрал у дочери прут, поставил миску с рыбой в полуметре от кромки воды, зачем-то разулся на каменных плитах дорожки, окаймляющей пруд, и присел на корточки у самого края.

– Офелия, – позвал он, постукивая миской об камни, – иди сюда.

Питер вытянул шею, пытаясь рассмотреть хоть что-то со своего места. Фонари пятнали воду ярким светом, и углядеть среди них белую русалочку было очень тяжело. Прошла минута, но Офелия не появлялась.

– Может, она спит? – предположила Агата. – Они же спят по ночам?

– Может, – согласился отец. – Но эта юная леди не ужинала. И вообще не ела сегодня. Потому ждем.

Он снова постучал миской, бросил в воду кусочек рыбы. Агата потопталась рядом, разочарованно вздохнула и полезла нюхать розы.

Питер представил себе, как в глубине спит девочка-цветок. Уютно, как в колыбели. Медленно колышутся оборки и ленты пышного платья, слабым током воды перебирает пряди белоснежных волос. Руки покоятся на груди, опущены густые ресницы…

«Офелия, проснись, – мысленно обратился к ней Питер. – Тебе папа рыбы принес. Приходи».

Она появилась внезапно и бесшумно – как всегда. Показалась над водой аккуратная головка со смешными ушами, тут же скрылась – и вот уже русалочка вынырнула в нескольких метрах от мистера Палмера.

– А вот и ты, – дружелюбно произнес он и показал ей кусочек рыбы: – Хочешь? Иди-ка сюда.

Русалка поглядела на рыбу, потом на Питера.

«Ты чего? – удивился про себя мальчишка. – Просто рыбка. Иди, возьми».

– Офелия, иди сюда, – в отцовском голосе прорезались нетерпеливые нотки. – Давай-давай. Хватит бояться. Кто трус, тот не ест.

«Просто рыба, – мысленно подбадривал ее Питер. – Кушать. Не бойся, возьми».

Мистер Палмер перехватил поудобнее прут правой рукой, левой подбросил кусочек на ладони. Офелия снова нырнула, проплыла под поверхностью воды, высунулась у самого края водоема. Почти под ладонью отца Питера.

– Молодец, – похвалил мистер Палмер. – Держи.

Осторожно держа рыбу двумя пальцами, он протянул ее русалке. Офелия дернула ушками, опустила их, почти прижав к голове. «Боится, – подумал Питер, привставая с места, чтобы лучше видеть. – Не бойся. Папа принес еду».

Русалка медленно-медленно протянула руку, взяла кусочек тонкими пальцами и сунула в рот. Сглотнула и замерла, глядя в сторону Питера.

– Чего я-то? – прошептал он. – У папы еда, не у меня.

– Офелия, – звал отец, – бери еще.

Второй кусочек она взяла смелее, за ним третий, четвертый. Забирая очередной, русалка коснулась руки Леонарда Палмера, испуганно метнулась прочь.

– Все хорошо, – поспешно сказал он. – Хорошая девочка, смелая. Иди, иди сюда.

Вскоре миска опустела. В ладони мистера Палмера остался один кусок – самый большой. Офелия смотрела то на пищу, то на человека, который предлагал ее.

– Иди сюда, – спокойно и твердо позвал мистер Палмер. – Ты меня потрогала, теперь это сделаю я. А ты получишь свою рыбу. Пит, ты здесь?

Мальчик подошел, встал рядом. Офелия приподняла уши, склонила вбок голову и приоткрыла рот. Выглядело это так, словно она радовалась, что Питер близко.

– Возьми прут, – негромко сказал ему отец. – Если она сделает хоть одно резкое движение – просто ткни ее огоньком.

Питер поднял странную штуковину с земли, сжал в кулаке и снова мысленно обратился к русалке: «Офелия, эта штука делает больно. Пожалуйста, будь умницей. Или мне придется тебя обидеть, а я не хочу».

Леонард Палмер показал Офелии раскрытую ладонь. Русалка шарахнулась в сторону, прижав к груди кулачки, но быстро успокоилась, вернулась на прежнее место и уставилась на остатки рыбы. Мистер Палмер положил рыбу на край бортика, медленно занес ладонь над головой девочки-цветка. Уши Офелии снова задрожали, прижались к мокрым волосам. Она мелко заморгала, губы вытянулись в напряженную тонкую линию.

– Не бойся, не бойся, – тихо уговаривал ее мистер Палмер. – Питер, ты следишь?

– Да, пап.

Большая сильная ладонь коснулась светлых волос. Офелия встрепенулась, зажмурилась – совсем как человек – и резко ушла под воду.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес Леонард Палмер, поднимаясь с колен. – На подзыв она приходит, пищу из рук берет. К прикосновениям мы ее быстро приучим, полагаю. И за месяц подготовим к первой выставке.

– К какой выставке? – упавшим тоном спросил Питер, все еще держа в руках прут с голубым огоньком.

– Увидишь, – улыбнулся отец. – Эта русалка принесет нам много денег. Куда больше, чем я на нее потратил! Сперва эта маленькая красавица покорит Англию, потом Европу. А через годок-другой ее можно будет привезти и на всемирную выставку прирученных оттудышей!

Утром Питер увидел, как рыбу, оставленную на бортике у пруда, доедает соседский кот. Как будто он, а не Офелия, ее заслужил. Будто это голодный дикий кот позволил себя погладить, а не плененная девочка-цветок. И было в этом что-то настолько отвратительное, что Питер едва удержался, чтобы не швырнуть в кота комком земли.

Глава 10

Неделя выдалась жаркой и скучной. Учебный год стремительно катился к концу, готовить уроки хотелось все меньше и меньше, но мистер Палмер поставил младшему сыну условие: если триместровая оценка по математике будет на балл выше, Питер едет на ежегодный автосалон с одним из друзей. Приходилось вечерами прорешивать столбцы ненавистных примеров вместо того, чтобы читать или гонять на велосипеде.

В редкие минуты свободного времени Питер слонялся по саду. Папа уехал оформлять какие-то документы для корпорации, Ларри просиживал целые дни над юридическими книгами, и поговорить Питеру было не с кем. Он все ждал, что придет Йонас, но того что-то не было видно. «Наверное, учится, – вздыхал Питер, вяло пиная футбольный мяч по дорожкам сада. – Тетка у него – чистый изверг, а оценки по большинству предметов так себе». Обычно Питер делал за Йона домашние задания по литературе и английскому, но оценки в классе его друг получал унылые. Он бы и в школе ему подсказывал и помогал, но Йонас учился в школе для мальчиков на другом конце Дувра.

Мяч закатился в дебри живой изгороди, Питер опустился на колени и полез его доставать. И столкнулся с Фроззи, азартно добывающим кого-то из раскопанной норы.

– Иди отсюда, грязное чудовище, – проворчал Питер, одной рукой выталкивая мяч, а другой подпихивая пса под белоснежный зад.

Бишон обиженно тявкнул и попытался вернуться к своему занятию. Питеру пришлось брать его на руки и относить маме.

Миссис Палмер на лужайке накрывала стол для подруг Агаты. Сама Агата торчала у ворот, то и дело поправляя локоны перед карманным зеркальцем.

– Мам, – окликнул Оливию Палмер младший сын. – У нас теперь два бишона и один грязевой монстр. Перед гостями будет неудобно.

– Фроззи! Какой ужас! Давай его сюда, я попрошу Лорну его помыть.

Перепачканную собаку мама понесла в дом, а Питер ухватил со стола горсть клубники и побрел к пруду. Попадаться на глаза подружкам Агаты ему совсем не хотелось. Они либо смотрели сквозь него, либо в их взглядах скользило легкое презрение. И то и другое Питеру было одинаково противно.

Размышляя над тем, что никто из супергероев не страдал от лишнего веса, Питер уселся на скамейку у пруда и одну за другой съел прихваченные с собой клубничины. Над зеркальной гладью пруда стрекозы гоняли мелких насекомых, ветки молодой ивы у дальнего берега почти касались воды. Офелии не было видно: в жару русалка предпочитала находиться в глубине. Всплывала она вечерами, когда к пруду спускался мистер Палмер с миской порезанной ломтиками рыбы. За неделю Офелия перестала его бояться, смело брала пищу из руки и вот уже два дня как терпела человеческие прикосновения. Прут с голубым огоньком на конце ни разу не понадобился, что очень радовало Питера. Меньше всего он хотел бы, чтобы девочка-цветок испытывала боль.

Он спрашивал отца, какая Офелия на ощупь. Мистер Палмер пожимал плечами, отвечал неопределенно: «Холодная и гладкая. И волосы мокрые». А Питеру так хотелось прикоснуться к ней самому…

Услышав его вздох, из сада прибежали Лотта и Сноу, притащили маленький мячик, звонким лаем принялись требовать внимания.

– Мам, забери их! – взмолился Питер, но ответа не последовало: миссис Палмер находилась где-то в доме.

Мальчишка с десяток раз кинул игрушку в сторону лужайки, и ему надоело. Но неугомонные собаки раз за разом требовали продолжать игру.

– Идите донимайте Агату, – упрашивал их Питер, но бишоны неумолимо притаскивали мячик ему.

В очередной раз зашвырнув мяч подальше, Питер обернулся к пруду и заметил знакомые ушки-плавнички в десятке метров от берега. Офелия с интересом наблюдала за тем, как собаки весело носятся по каменной дорожке, отбирая друг у друга игрушку.

– Привет, – дружелюбно окликнул ее Питер. – Я рад тебя видеть. Сегодня опять жарко, и я думал, что ты будешь отсиживаться в гротах.

Он ждал, что она отпрянет и спрячется, но русалочка подплыла ближе. Лотта отобрала у Сноу мячик и принесла игрушку Питеру. Бросила у ног, требовательно затявкала. Офелия нырнула и тут же снова показалась над водой. Расправила ушки, приоткрыла рот и склонила голову набок. «Похоже, ей интересны собаки, – решил Питер. – А может, она хочет поиграть?»

Мальчишка забрал у Лотты мяч, повертел его в руках.

– Офелия, хочешь мячик? – спросил он, присаживаясь на край дорожки у воды.

Лотта вопила и прыгала, пытаясь достать игрушку. Питеру пришлось поймать собаку и зажать ее под мышкой.

– Тихо! Лотта, фу! – скомандовал он и бросил мячик в пруд.

Русалка мгновенно скрылась под водой. Питер решил, что она испугалась, но тут под мячом, покачивающимся на поверхности, появилось светлое пятно. Офелия покружилась под ним, вынырнула рядом и уставилась на игрушку.

– Это мячик, – пояснил Питер, удерживая азартно вырывающуюся собаку. – Мячик. Мяч. Он красный. Красный мяч.

Офелия описала круг, рассматривая игрушку. Подплыла совсем близко, ткнула пальцем, отпрянула боязливо. Питер рассмеялся: знакомство русалочки с мячиком выглядело презабавно. Она отвлеклась, уставилась на мальчишку. Похоже, звук смеха интересовал ее не меньше мяча.

Отчаявшись отыскать мячик в кустах вокруг лужайки, к пруду прибежал Сноу. Увидел русалку, заворчал, забрался под скамейку.

– Хоть ты на нее не вопишь, – усмехнулся Питер и поднял перед собой лающую Лотту. – Видишь, Офелия? Лотта требует свой мячик обратно.

Русалка растянула губы в подобии улыбки, сверкнули острые зубки.

– Здорово! – воскликнул Питер. – Да ты улыбаешься! Офелия, мяч. Мяч. Давай его сюда. Мяч.

Удивительно, но она его поняла. Нырнула, покружилась немного и выплыла, ухватив мячик зубами.

– Не так, – покачал головой Питер. – Надо руками. И бросать. Вот, смотри.

Он опустил Лотту на дорожку и сделал жест, будто что-то берет в руки и бросает. Офелия отпустила мяч и замерла, не сводя с Питера больших черных глаз. Уши-плавнички то приподнимались, расправляясь, то прижимались к мокрым волосам. Мяч покачивался на воде рядом с ней, и Лотта лаяла, не умолкая. Наконец Офелия совсем по-человечески кивнула, обхватила игрушку тонкими пальчиками и взвилась из воды в окружении сверкающих брызг.

– Ух ты!!! – пораженно выдохнул Питер, наблюдая это восхитительное зрелище.

Красный резиновый мячик стукнулся об край скамейки и покатился в траву. Собаки радостно завопили и бросились его ловить. Офелия вынырнула поодаль и, как показалось Питеру, вся сияла от радости. Мальчишка отобрал у собак игрушку и снова бросил в пруд. Секунды спустя мяч вернулся обратно.

– Молодец, Офелия! – крикнул Питер. – Лови мяч!

Она снова прыгнула, перехватила летящий мячик, утащила его в глубину. Бишоны топтались у самой кромки воды, обиженно скулили. Питер замер, пытаясь угадать, где вынырнет русалка. Или выскочит мячик.

Мяч ударил его по ноге. Питер повернулся вправо и увидел Офелию под мостками – там, откуда отец прикармливал ее рыбой. Русалочка выглядывала из-за опор мостков и выглядела чрезвычайно довольной. Питер подбросил мячик в руке, и игра возобновилась. Мальчишка бросал мяч, Офелия перехватывала его на лету, пряталась под водой, выныривала внезапно и кидала игрушку Питеру. Собаки носились по дорожке взад-вперед и галдели без умолку.

Так их и застали миссис Палмер, Агата и пятеро старшеклассниц, приехавших в гости. Зрелище играющей с мальчиком русалки было настолько неожиданным и красивым, что дамы замерли, не решаясь нарушить идиллию и словом. Офелия была прекрасна в сияющем ореоле брызг под ярким солнцем, в своих развевающихся ленточках, оборках и воланах. Такого волшебного зрелища ни в одном кино не показывали. Питер смеялся, перебегая с места на место, бросая мяч – довольный, растрепанный, счастливый.

– Лови, Офелия! Умница! Какая ты молодец! – кричал он, хлопал в ладоши. – Бросай мячик!

В разгар игры Лотта не выдержала. Прыгнула в пруд и поплыла к мячу, отчаянно колотя по воде лапами. Офелия тут же нырнула. Заскользила под самой поверхностью легкая белая тень.

– Лотта, назад! – закричал перепуганный Питер.

Агата пронзительно завизжала, заметалась. Миссис Палмер и девочки помчались к пруду, все наперебой звали собаку. Та скулила, кружа на месте, как белый комочек ваты.

– Лотта, миленькая, сюда! – Питер встал на колени, протянул руки над самой водой. – Ко мне, Лотта! Плыви сюда!

Офелия вынырнула возле собаки, та перепугалась окончательно, принялась подвывать. Кто-то из девчонок воскликнул:

– Да она ее утопит!

Питер заплакал. До Лотты было слишком далеко, русалка кружила рядом, и мальчишка помнил, что точно так же она делала, когда отец бросал ей крупную рыбу. Мальчишку трясло, он звал и звал собаку, беспомощно глядя на то, как она все больше погружается в воду, намокая.

– Офелия, нельзя! Не трогай! – кричала миссис Палмер.

Русалка нырнула. Питеру показалось, что у него кончился воздух. Или кто-то ударил его в живот, перебив дыхание. Сейчас… вот сейчас вода под Лоттой посветлеет, станет белой, как сама собачка – и все, Лотта исчезнет. Мальчишка закрыл лицо руками. «НЕТ! Офелия, НЕТ!» – взмолился он молча, не в силах ни вздохнуть, ни вскрикнуть. Подоспевшая мама обхватила его руками, прижала к себе. Питер вжался лицом в ее платье, пропахшее ягодным джемом и выпечкой. Больше всего на свете ему сейчас хотелось спрятаться, перестать слышать, оказаться далеко-далеко отсюда.

– Офелия… – обронила миссис Палмер в наступившей тишине. – Господи…

Что-то заставило Питера открыть глаза и оглянуться.

Офелия двигалась к берегу, словно шла в воде, погружаясь до плеч. В руках у нее была Лотта – живая, очень довольная, занятая важным делом: собака вылизывала русалочке щеку. Офелия с удивлением рассматривала ее, бережно поддерживая одной ладонью под живот, а другой касаясь то пушистой макушки, то мокрой шерсти на спине. И улыбалась.

Агата примчалась, когда русалка почти подплыла к берегу. Хлестанула ее прутом – тем самым, что отец брал с собой «для безопасности».

– Отпусти ее, гадина! – в слезах вопила Агата, лупя прутом, почти не глядя. – Не трогай мою собаку, мерзавка!!!

Питеру показалось, что Офелия вскрикнула. Тонкие руки, держащие Лотту, метнулись, закрывая лицо. Собака глубоко окунулась в воду, взвыла, замолотила лапами – и вот уже миссис Палмер подхватила ее, вытащила на берег. И Питер словно очнулся. Налетел на сестру, вцепился в руку, держащую прут.

– Дура! Не смей! Она спасла ее! Что ты делаешь? – орал мальчишка, заливаясь слезами. – Это больно! Это очень больно!

Растаскивали их миссис Палмер и гостьи Агаты. Мама увела Питера в дом – за руку, как маленького; умыла, напоила водой, в которую накапала перед этим успокоительного. Агату утешили девчонки, рассказали, как все случилось на самом деле. И уже через двадцать минут над лужайкой, где мама накрыла стол, зазвучал веселый девичий смех.

Питер даже к ужину не спустился. Лежал ничком на кровати, уткнувшись лицом в вытянутые руки, и думал об Офелии. В память врезались полные боли и обиды черные глаза русалочки. И рассеченная прутом оборка пышного платья, которая – Питер помнил – была частью самой Офелии.

Когда совсем стемнело, в комнату Питера зашел мистер Палмер. Присел на край кровати, погладил сына по голове.

– Мама мне все рассказала, Пит, – тихо и медленно, словно тщательно подбирая каждое слово, сказал он. – Пожалуйста, не обижайся на сестру. Она очень испугалась за собаку. И все не так поняла. Она тоже переживает, сын.

Питер хотел сказать, что никто Офелию не любит, что все воспринимают ее как опасное дикое животное, и это глупо, это неправильно, но не смог. Лишь съежился и глубже уткнулся в подушку. Отец посидел рядом еще пару минут и ушел. Окно в комнате Питера было открыто, и мальчик услышал вскоре, как отец на крыльце сказал маме, что русалка не ест и вообще не выныривает, как бы он ее ни звал. И похоже, что тренировки с ней придется начинать с самого начала.

Как только в доме все стихло, Питер спустился в сад. Бездумно подобрал валяющийся на дорожке собачий мячик и пошел к пруду. Ночь была темной, луна пряталась в облаках, и мальчик не сразу разглядел сидящую на мостках над водой фигуру.

– Ты что тут забыла? – сурово спросил он.

Агата вздрогнула и обернулась.

– Заснуть не могу, – призналась она. – Начинаю дремать – и мне кажется, что кто-то плачет.

Питер сел рядом с ней, свесил с краю ноги. Вода под ним отражала темное, закутанное в облака небо. Воздух сладко пах розами и жасмином. Где-то вдалеке в деревне лаяли собаки. Питер оперся ладонями о деревянную поверхность мостков и закрыл глаза. Представил себе глубину пруда: темную толщу прогретой за день воды со слабым-слабым течением, стебли кувшинок с широкими тарелками листьев по поверхности – будто раскрытые зонты. И тишину. Гнетущую тишину, не нарушаемую ничем.

«Как же тебе одиноко там, в глубине…»

– Я думала, она выплывет, – вдруг сказала Агата. – Хоть вдалеке, но покажется. И я извинюсь перед ней. Хоть она и рыба.

– Это не она рыба, это ты дура! – взъелся Питер. – Пойди, хлестни себя этим прутом хоть пару раз! На себе испытай, как это больно! Она играла со мной. Она принесла Лотту обратно. Лотта утонула бы, понимаешь? А ты… А ты…

Он зашвырнул мяч далеко в воду и обратил к растерянной Агате искаженное злой гримасой лицо.

– Как же я тебя ненавижу! – выдохнул он. – Ты всегда все только портишь! Ничего ты не раскаиваешься! Просто папа тебе выговорил, и ты притворяешься, что тебе жаль! Я слышал, как ты со своими дурацкими девками тут смеялась. Понравилось им? Показала пленную зверюшку в клетке и себя в роли смелого укротителя?

– Питер, ты что…

Он неуклюже забрался на мостки, встал.

– Да иди ты в жопу, курица, – по-взрослому грубо бросил он и сделал шаг в направлении дома.

И едва не наступил на лежащий у края деревянного настила маленький мокрый мяч.