Текст книги "Зверский детектив. Хвостоеды"

Анна Старобинец
Хвостоеды. Зверский детектив. Книга шестая

Издательство «Абрикобукс» благодарит литературное агентство «Банке, Гумен и Смирнова» за содействие в приобретении прав на публикацию

Творческие лаборатории в мастерской Старобинец: starobinets.ru

© Анна Старобинец, 2021

© Август Ро, 2021

© ООО «Издательство «Абрикос», 2023

© ООО «Абрикос Паблишинг», 2023

Иллюстрации: Август Ро

Редактор: М. А. Тонконогова

Корректор: Д. А. Шитт

Леттеринг: А. В. Уткин

Верстка: А. А. Савин

Цветокоррекция: М. Г. Берковский

Главный редактор издательства: Л. К. Никитина ([email protected])

ООО «Издательство «Абрикос»

  vk.com/apricotbooks

  t.me/apricotbooks

* * *

Глава 1,
в которой следят за хвостом

– Я не могу вас понять, жук Жак. Попробуйте выражаться яснее.

– Ж-ж-ж-жуж-ж-жуж-ж-ж!..

Мышь Психолог взглянула на часы: прошло уже сорок минут, а жук по-прежнему сидел на потолке и отчаянно, громко, нечленораздельно жужжал. Она вздохнула и потыкала его палочкой: грубый метод, совсем не её метод, но что поделаешь, если клиента захлестнули эмоции.

Жук Жак перестал жужжать и замер, испуганно уставившись на палочку фасеточными глазами.

– Всё хорошо, Жак. Вы в безопасном месте. Я не причиню вам вреда, – Мышь отложила палочку. – Что вы чувствуете сейчас?

– Уж-жасно… тревож-жно…

– Вы испытываете тревогу! Вы взвинчены, правда, Жак?

– Я так вз-з-з-з-з…

– Вы на взводе, Жак. Но я могу вам помочь. Мы сейчас проработаем вашу психологическую травму. Просто следите за моим хвостом, расслабьтесь и не жужжите. – Мышь Психолог принялась ритмично помахивать хвостом. – Я буду считать до трёх. Раз! Вы смотрите на кончик моего хвоста. Вы спокойны, вы абсолютно спокойны, это очень надёжный, безопасный, дружеский хвост… Два! Вы в порядке. В лесу вас никто не тронет. Дальний Лес – безопасное место. Три! Вы успокаиваетесь, вы расслабляетесь, вы отпускаете все свои страхи…

Жук Жак расслабился, отпустил потолок и упал в деревянный лоток с песком. Обычно Мышь использовала песочную мышепсихотерапию для работы с беженцами из Дальнего Редколесья: жирафа Руфь, геренук Герочка и геренучонок Нук мяли песок копытами, и это напоминало им родную саванну. Но и с жуком песок оказывался как нельзя кстати в ходе сеансов хвостового гипноза: погрузившись в транс, Жак падал на мягкое и не ударялся.

– Дальний Лес – не без-з-зопасное место… – монотонно, на одной ноте произнёс жук; он лежал в песке на спине и вяло шевелил лапками; глаза его были закрыты. – У меня неприкосновенность, но мои сородичи гибнут… Я член Партии Жужелиц-Комаров… У нас было сегодня з-заседание… И прямо на з-з-заседании ваши птицы отловили сотни комаров, червяков и мух…

– Очень жаль, что это случилось на заседании.

– Но дело не в з-з-заседании! – от возмущения жук перевернулся со спины на живот и проснулся. – Дело в том, что у меня и моей семьи неприкосновенность, но моих товарищей ж-ж-жрут!

Жак зарылся в песок, прокопал траншею и вынырнул с противоположной стороны лотка, задыхаясь и сплёвывая песчинки.

– Это очень печально, Жак. К сожалению, наше время истекло. На прощание давайте сделаем дыхательные упражнения. Они помогут вам успокоиться. Дышим брюшком…

В дверь кабинета тихонько постучали копытом.

– Одну минуту, Руфь! Жак выйдет – и вы зайдёте!

– Не нуж-жно упраж-жнений! – Жак выбрался из лотка с песком и принялся наматывать круги по потолку. – Вы долж-жны меня понять! Я чувствую себя предателем! Я…

– Очень жаль, но наша встреча окончена, Жак, – Мышь Психолог поднялась с кресла и указала жуку на дверь. – Жду вас через неделю. Берегите себя! Лучше выползайте по стенке, чтобы жирафа вас случайно не раздавила.

Стук копыт послышался вновь – на этот раз жирафа тарабанила в дверь нетерпеливо и яростно.

– Вы долж-ж-жны меня понять… Неделю ж-ждать невозмож-жно! Я не выдерж-жу!

– До свиданья, Жак, – Мышь Психолог вежливо улыбнулась. – Жирафа Руфь, заходите!

– Я проклята! Проклята! – жирафа Руфь ворвалась в кабинет психолога.

Забыв пригнуться, она боднула короткими рожками дизайнерскую люстру из тончайших чашелистиков физалиса, ударилась лбом, чуть было не размазала по потолку семенившего к выходу жука Жака и наконец грузно плюхнулась на пуфик и погрузила передние копыта в лоток с песком.

– Я проклята, и этот лес проклят! Здесь тоже наступит засуха, как в Дальнем Редколесье! Она уже наступает! Это я виновата! – Жирафа засучила копытами, расшвыривая по кабинету песок, потом вдруг резко выгнула шею и укусила себя за хвост.

– Вы занимаетесь самоедством, – Мышь Психолог стряхнула с себя песчинку. – Вы ни в чём не виноваты, жирафа. С чего вы взяли, что в Дальнем Лесу будет засуха?

– Я знаю… я чувствую… я видела, что случилось с ручьём!

– Вас травмировало то, что случилось с ручьём.

– Мы все погибнем!

– Вам кажется, что все мы обречены.

– Мы погибнем от жажды!

– Вам кажется, что мы не сможем попить.

– Да! Мы не сможем! Кусь! – Жирафа снова укусила себя за хвост и опрокинула лоток с песком.

– Вы боитесь засухи, потому что в Дальнем Редколесье она регулярно случалась. Но в Дальнем Лесу не бывает засух. Наш лес безопасен.

– Ручей… Руче-э-эй! – заныла жирафа. – Я ходила туда к водопою! Я отгоняла мух хвостом… да, хвостом… кусь за хвост!.. – Она выдернула клок шерсти из кисточки на хвосте. – И я пила прозрачную воду… Мочила хвост в прозрачной воде…

– Да, есть проблема с заболоченностью ручья, и воду из него сейчас действительно пить нельзя. Но это временно. Проблема скоро решится. В любом случае в Дальнем Лесу большие запасы пресной дождевой воды, и они постоянно пополняются. Никто не умрёт от жажды.

– Иссушенная земля… Кусь за хвост!.. Иссушенный хвост…

«Какой тяжёлый день», – подумала Мышь Психолог, наблюдая, как жирафа, вывернув шею, выдирает чёрную шерсть из кисточки. Второй клиент подряд с нервным срывом, снова нужен сеанс гипноза. О, это так выматывает – быть зверем помогающей профессии. Сегодня вечером ей следует сделать что-то приятное для себя. Пойти в салон красоты «Стригучий лишайник», покрасить коготки, подровнять усы, сделать медово-лопуховое обёртывание хвоста…

– Следите за кончиком моего хвоста, Руфь. Я буду считать до трёх. Раз! Вы спокойны, вы абсолютно спокойны, перед вами надёжный, безопасный, дружеский хвост…

Жирафа Руфь выплюнула в песок клок собственной шерсти и остановившимся взглядом уставилась на серый, ритмично, как маятник, покачивающийся хвост Мыши.

– …Два! Вы в порядке. Дальний Лес – безопасное место…

Голова жирафы закачалась на длинной пятнистой шее в такт движению мышиного хвоста. Глаза её начали закрываться, но до конца так и не закрылись – остались узкие щёлки, в которых метались зрачки.

– Не сопротивляйтесь, жирафа. Следите за моим хвостом. Отпустите свой страх…

Жирафа вдруг улыбнулась – широко, как будто оскалилась. Она следила за мышиным хвостом, вытянув к нему изящную шею. Потом облизнула пересохшие губы и сказала мечтательно:

– Кусь – и хвостика нет.

Глава 2,
в которой все взвинчены

Гриф Стервятник придирчиво изучил сезонное осеннее меню бара «Сучок» и махнул крылом, подзывая койота Йота:

– Я буду голубцы из давленых слизней в прелой листве – пожалуйста, третьей свежести…

– Третьей свежести – это тухлые? – уточнил койот Йот.

Стервятник поморщился:

– Не тухлые, а лежалые.

– У нас еда не залёживается, – сварливо ответил Йот.

– Тогда не надо. Принесите мне перекус «Сила гордых птиц».

– «Гордых птиц» ещё с утра расклевали. Осталась только «Сила певчих пташек».

– Певчих… пташек? – Клюв Грифа Стервятника от возмущения дрогнул. – А вам что, трудно было отложить для меня перекус «Сила гордых птиц»?

– А вы что, особенный, что я должен для вас откладывать «Гордых птиц»? – повысил голос койот. – Вас много тут ходит, особенных! Вас много – а я один! Я совсем один! Ха-ха-ха!

Койот затрясся было в истерике, но быстро взял себя в лапы и принялся протирать стол, за которым сидели Барсуки Полиции. Стол был чистый, но Мышь Психолог советовала ему протирать что-то тряпочкой, как только он чувствует, что нервы его на пределе.

– Так вы будете делать заказ? – спросил койот, успокоившись.

Гриф с достоинством промолчал. Он был гордой птицей. И конечно, он был особенный. Ведь это именно он предложил ввести в меню бара «Сучок» энергетические закуски из насосавшихся зверской крови, а вместе с ней и зверской силы, комариков. Он поделился с койотом уникальными рецептами своей милой родины, Дальнего Редколесья, и Йот воспользовался идеей и теперь процветал, продавая перекусы за бешеные шиши, ему же, Грифу, отплатил чернейшей неблагодарностью, как будто трудно отложить перекус «Сила гордых птиц» для гордой птицы, зашедшей в «Сучок» без сил после тяжёлого дня. Но вслух гордая птица всё это, конечно, не скажет. Молчание – сила.

– Ну, раз молчите, значит, не будете ужинать, – сделал вывод койот. – А вам чего? – он повернулся к Барсуку Старшему и Барсукоту.

– Мне «Пень-Колоду», порцию личинок в маринаде из муравьиной кислоты, сезонный мухито и перекус «Сила белки», – сказал Барсук Старший.

– Белки?! – изумился Барсукот.

– А что такого? У белок много энергии. Что ещё ты предлагаешь мне делать, если я из-за тебя не могу нормально уйти на пенсию и впасть в спячку?

– Значит, из-за меня? – Барсукот нервно замахал хвостом.

– А из-за кого? Это же из-за тебя Барбаре пришлось…

– Может быть, сначала сделаете заказ, а потом уже будете выяснять отношения? – взвизгнул Йот и ещё раз протёр их столик. – Барсукот, тебе какую закуску?

– А я не закусываю, – мрачно сказал Барсукот. – Мне мухито десятилетней выдержки. Не смешивать и не взбалтывать.

– С чем не смешивать? – уточнил койот Йот.

– Ни с чем не смешивать. Особенно с мухами этой осени.

– А чем тебя не устраивают сезонные мухи?! – койот принялся протирать ножки стола. – Хорошие, сочные, сонные, я лично их ловил и настаивал, вот этими вот самыми лапами! – Койот бросил тряпку, закрыл лапами морду и затрясся в рыданиях.

– Тут ничего личного, Йот, – печально сказал Барсукот. – Просто такой уж я зверь. Из-за меня все страдают. Ты, Йот, страдаешь, потому что я пью только десятилетний мухито, – он проводил глазами койота, с завываниями удалившегося на кухню. – Ты, Старший, страдаешь, потому что из-за меня не можешь уйти на пенсию, ведь по закону в Полиции Дальнего Леса должны работать не менее трёх зверей, хотя зачем тут три зверя? Тут ведь нечем, абсолютно нечем заняться, кроме как каждый день выписывать штрафы жирафе за навозные кучи, оставленные в неположенном месте! И всё же – закон есть закон, ты не можешь уйти, потому что нас опять трое – ты, я и Гриф. А всё почему? Потому что Младший Барсук Полиции Барбара закидала полицейский участок трухлявыми шишками, уволилась и уехала из Дальнего Леса в Подлесок. А из-за кого? Конечно, из-за меня! Потому что я на ней не женился! И что же дальше? Я убедил тебя взять к нам в полицию вольную кошку саванны, чтобы ты мог спокойно уйти на пенсию, я передал ей сообщение по ква-каунту, умоляя прилететь в Дальний Лес с последним рейсом «Аистиного клина», ведь зимой рейсов нет! А она даже не ответила! Наверное, я чем-то её обидел!.. А ты, Стервятник? Признайся, ты же тоже страдаешь, и наверняка по моей вине?

– Ну, раз уж ты сам спросил… Меня несколько задевает твоё отношение к национальному блюду моей милой родины, вы тут его называете «перекус». Ты недавно сказал, что перекус – это… гадость, – клюв Стервятника задрожал, – хотя ты даже ни разу не пробовал. Это меня оскорбило. Как выходца из Дальнего Редколесья.

– Да, я во всём виноват! – заорал Барсукот. – Даже в том, что комары – это гадость! Но я тоже страдаю! Я безответно люблю Каралину, кошку саванны! А она про меня забыла!

– Вот десятилетний мухито, – койот поставил до краёв наполненную берестяную кружку на стол. – А вот тряпочка, Барсукот.

– Зачем мне тряпочка?!

– Я подумал, ты захочешь протереть стол. Это расслабляет…

– Вот вы где! Расслабляетесь! Прохлаждаетесь! – Мышь Психолог ворвалась в бар «Сучок» и просеменила к столу Барсуков Полиции.

Барсук Старший удивлённо уставился на неё. Он никогда ещё не видел психолога в таком состоянии: шерсть взъерошена, глазки красные, хвост подёргивается, да к тому же ещё забинтован – криво и косо.

– Вы немного взвинчены, Мышь, – осторожно заметил Барсук.

– Я? Немного? Не-е-ет! Я очень взвинчена. Совсем взвинчена! Я выкладываюсь. Каждый день я полностью отдаю себя мышепсихотерапии зверей. Что же я получаю взамен?

– Шиши? – предположил Гриф Стервятник.

– А взамен я получаю зверскую неблагодарность! Дальний Лес – больше не безопасное место для зверей помогающих профессий! – она швырнула на стол исписанный мелким почерком кусок бересты.

Барсукот лениво подцепил бересту когтем:

– «Я, такая-то Мышь Психолог, заявляю, что сегодня жирафа такая-то…» – Он отбросил бересту и поморщился. – Опять жалоба. И опять на жирафу. Можно даже не читать. Она снова оставила лепёшку в неположенном месте, так?

– Нет, не так! Она укусила меня за хвост! Укусила помогающего зверя за хвост! Я требую, чтобы вы немедленно открыли дело о зверском хулиганстве!

– Вас укусила жирафа Руфь? – изумился Барсук.

– А что, в Дальнем Лесу есть какие-то другие жирафы?! – заверещала психолог.

– Она как-то объяснила свой поступок?

– Она сказала…

– Ваш перекус! – койот Йот грохнул на стол тарелку с красноватыми комариными брюшками.

– Она сказала: «Кусь – и хвостика нет».

– Кусь? Как в детской считалке? – изумился Барсукот.

 
Десять милых барсучат
По́ лесу гуляли.
Десять милых барсучат
Хвостиком виляли.
 
 
А за барсучатами
Крался Хвостоед.
Кусь – и у десятого
Хвостика уж нет…
 

– Там совсем другие слова, – сварливо ответила Мышь.

 
Десять сереньких мышат
По́ лесу гуляли.
Десять сереньких мышат
Хвостиком махали.
 
 
Следом за мышатами
Крался Хвостоед.
Кусь – и у десятого
Хвостика уж нет.
 

Глава 3,
в которой мама ой

Просыпаться по утрам Барсуку было трудно. И чем ближе к зиме, тем труднее. Как будто не было смысла. Для чего? Просиживать хвост в полицейском участке, перекладывать с полки на полку бересту с отчётами ни о чём? Дальний Лес был мирным, спокойным местом. Для кого? Барсук Старший был одинок. Его дочь, барсучиха Барбара, вернулась в Подлесок. Барсукот потерял интерес и к нему, и к их совместной работе. Он был здесь, был рядом, он покорно вёл унылые дела о жирафьих лепёшках, вечерами пил десятилетний мухито, но душа его стремилась из их уютного леса в Дальнее Редколесье, к острым скалам, к гонимым ветром пескам, к вольной кошке саванны.

Барсук Старший съел перекус «Сила белки», чтобы хоть немного взбодриться, выпил кружку травяного чая и вышел из норы в туманное, зябкое утро, предвещавшее скорую зиму. Жёлто-рыжая листва, ещё недавно напоминавшая наброшенную на кроны яркую шкуру зверя саванны, посерела и опала, будто шкура со зверя слезла.

Барсукот поджидал его рядом с Поляной Беженцев, перед входом в нору. Геренук – или, проще говоря, жирафовая газель Герочка с детёнышем Нуком совершали утреннюю пробежку, наматывая круги по пожухшему, заиндевевшему лугу.

– Что ж, сегодня у нас дело о хулиганстве! – с притворным энтузиазмом сообщил Барсук Старший, но Барсукот только закатил глаза и раздражённо дёрнул хвостом.

Барсук Старший постучал в соломенную щелястую дверь, ведшую в надземную часть норы. Сами беженцы называли свою нору не иначе как стойлом. Да, они там и правда стояли, они даже спали стоя, приводя в изумление обитателей Дальнего Леса. Стойло уходило на двенадцать этажей вниз, под землю: ремонтная бригада Выхухоля разрушила перекрытия, и на самом нижнем этаже размещались копыта беженцев, а в надземной части – их головы.

Барсук постучал ещё:

– Жирафа Руфь! Вы там?

Через щели в соломе виднелась пятнистая морда, но жирафа молчала.

– Жирафа Руфь! На вас поступила жалоба.

– Она вам не ответит, – послышался голос газели Герочки. – Руфь больше не разговаривает.

– Мама не, – пролопотал Нук. – Не мама.

– Ну, с нами ей придётся поговорить, – раздражённо сказал Барсукот. – Мы Барсуки Полиции. – Он подёргал соломенную дверь. – Откройте!

– Она не откроет. – Герочка тряхнула связкой ключей. – А я, если хотите, могу открыть. Но это вам не поможет.

Герочка повернула ключ в хлипком замке и распахнула настежь соломенную дверь.

– Тысяча сычей!.. – прошипел Барсукот. – Что с ней?!

Голова жирафы застыла в напряжённой позе, как будто она готовилась боднуть любого вошедшего. Пасть её была приоткрыта, нижняя челюсть скошена набок, и между нечищеными жёлтыми зубами торчали ошмётки серой и чёрной шерсти. Длинная шея жирафы, сколько хватало взгляда, была обмотана прелой полузасохшей травой; трава свисала и с рожек. И широко распахнутыми, немигающими глазами жирафа Руфь смотрела не на Барсуков Полиции, а как бы сквозь них.

– Она сначала кусала себя за хвост. Мы думали, это на нервной почве. Ну, знаете, самоедство. Но сегодня ночью… она попыталась напасть на нас. На меня и Нука. На собственного детёныша! Он, конечно, ей не родной, но она же всегда говорила, что геренук Нук ей как сын. И тут такое. Ты очень испугался, да, бедный малыш?

– Ой. Мама. Ой-ой, – отозвался Нук.

– Она хотела откусить нам хвосты! – накручивала себя Герочка.

– Кусь-кусь! – взвизгнул Нук.

– Да, так она говорила. «Кусь за хвост! Кусь – и нету хвоста!» – говорила жирафа, да, мой маленький?

– Вы не пострадали? – спросил Барсук Старший.

– Нет, мы увернулись. И я её заперла. Поставила ей воду и положила травы. Я думала, она покушает, попьёт, успокоится…

– Ам-ам, – сказал Нук.

– Но она не ела и не пила. Она стала вертеться вокруг своей оси. Ловила свой хвост и заматывалась в траву. А потом вдруг остановилась – и вот так вот застыла, – Герочка мотнула головой в сторону Руфи, стараясь при этом на неё не глядеть. – Мы попытались её расшевелить, но ничего не получилось.

– Мама ой, – высказался Нук. – Мама не. Не мама.

– Мы вызвали Грача Врача, – добавила Герочка. – Он обещал явиться, как только закончит утренний облёт в клинике.

Глава 4,
в которой есть маленькая точка

– Больше всего похоже на нервный срыв… – Грач Врач приподнял переднее копыто жирафы и отпустил; оно безвольно упало, глухо стукнув по деревянному полу. – С последующей спячкой на нервной почве.

Грач суетливо поднялся обратно на нулевой этаж и посветил в распахнутые глаза жирафы светляком.

– …Зрачковый рефлекс не работает.

– Жирафы разве впадают в спячку? – удивился Барсукот.

– Не впадают, – уверенно ответила Герочка.

– Могла повлиять резкая смена климата, – с сомнением предположил Грач Врач. – Попробую дать ей отвар смородины с выжимкой из десяти перекусов «Сила белки» и соком восемнадцати лимонов. Это очень сильное бодрящее средство.

Грач Врач смешал ингредиенты в берестяной кружке и принялся осторожно вливать в перекошенную пасть жирафы. Буроватая жидкость потекла по пятнистому подбородку и шее Руфи.

– Глотательный рефлекс не работает, – с тревогой констатировал Грач Врач. – Как давно начались симптомы?

– Вчера, – ответила Герочка.

– Я должен осмотреть её целиком. – Грач Врач натянул медицинские лапчатки и направился по винтовой лестнице вниз, попутно внимательно изучая тушу жирафы. Барсуки Полиции последовали за ним. – Особенно меня интересует хвост. Ведь именно хвост тревожил пациентку больше всего.

– Хвост располагается на минус шестом этаже, – сказала Герочка.

– Любопытно… – Грач Врач потеребил чёрную, частично обглоданную кисточку на хвосте жирафы, раздвинул спутанную шерсть. – Прелюбопытно… Вы видите это пятнышко? – он посветил на жирафий хвост мощным светляком. На самом кончике хвоста Руфи виднелась маленькая красная точка.

– Ну, след от зуба, – сказал Барсукот. – Она же себя кусала. Зверская логика!

– Не исключено… – задумчиво ответил Барсук Старший.

– Не исключено… – эхом отозвался врач. – Я заберу эту жирафу в клинику «Семейный Грач». Её нужно полностью изолировать от зверского общества.

– Зачем? – удивился Барсукот.

– Это может быть заразно.

– Заразный нервный срыв? – Барсукот насмешливо пофыркал.

К его фырканью никто не присоединился.

– Барсукот, будь добр, позови сюда ремонтную бригаду Выхухоля. И ещё лося Сохатого, – распорядился Барсук Старший. – Пусть помогут в транспортировке жирафы.

Глава 5,
в которой иссяк ручей

– Раз, два, эт самое, три! Ну-ка! Взяли! – скомандовал Выхухоль.

Они взяли жирафу и потянули из стойла.

– Лось Сохатый! Давай, наклонись, рогами подцепляй её под, эти самые, мышки! Крот, подкопай ещё там снизу, задние копыта застряли!

– Только смотрите, Крот, не прикасайтесь к её хвосту! – воскликнул Грач Врач. – Это может быть заразно.

– Смотреть? – пыхтя, отозвался Крот с минус двенадцатого этажа. – Вы, доктор, издеваетесь, што ль? Я ж слепой!

– Работаем, звери, работаем! – голосил Выхухоль, стоя в сторонке. – Ты, кото… эт самое… барс! Ты что, особенный? Тяни её за переднее левое, эт самое, за копыто!

– Я не котобарс! – прошипел Барсукот. – Я – Младший Барсук Полиции Дальнего Леса! Я расследую дело о хулиганстве! В мою задачу не входит таскать жирафов!

– Берись за левое копыто, Младший Барсук Полиции, – пропыхтел Барсук Старший; сам он тянул за правое. – Это приказ.

Барсукот с отвращением взялся за немытое копыто жирафы. В копытной щели застрял моток гнилых сорняков.

К полудню они дотащили Руфь до клиники «Семейный Грач», и Барсукот, ни с кем не попрощавшись, исчез. Он появлялся и исчезал незаметно, это был его стиль. Как будто переходил из одного измерения в другое, на пружинистых мягких лапах, тихо и ловко.

Вот если бы так же, тихо и ловко, переместиться из Дальнего Леса в Дальнее Редколесье, подставить усы горячему ветру саванны, обжечь подушечки лап о раскалённый песок, потереться носом о нос вольной кошки… Но нет. Всё, что ему теперь остаётся, – тащить тяжёлую, обмотанную травой, впавшую в спячку жирафу по холодной, усыпанной пожухшей листвой земле, а после выйти в одиночестве к заболоченному ручью.

Ещё недавно этот ручей, стремительный и кристально прозрачный, поил весь Дальний Лес чистейшей родниковой водой, а теперь вдруг сделался стоячей канавой, тёмной и мутной. Как чувства Барсукота. Как его душа.

Становится мутной и болотистой барсукотовья душа, когда любимая дикая кошка не отвечает на сообщения. Обещает ответить – и пропадает.

Барсукот печально поворошил лапами опавшие кленовые листья, обнял ствол, зажмурился и затянул песню. Он сочинил её ещё утром, пока тащил за копыто жирафу, но только сейчас она вырвалась из его сердца на просторы Дальнего Леса.

 
Ой, вы квакайте, лягухи,
Ой, во дальнем во лесу,
Ой, остался без подруги
То ли кот, то ли барсук.
 
 
Ой ты, лес, да лес ты дальний,
Ой, да средней полосы,
Утоли мои страданья,
Взвей поникшие усы.
 
 
Ой, мне дуют в морду ветры,
Ой, взапрыгну я на клён,
Клён зелёный, дай ответ мне,
Где та кошка, что влюблён.
 
 
«Что мечталось, то не сбы́лось», –
Ой, да мне прошепчет клён.
Про меня ты позабыла,
Кошка та, что я влюблён.
 
 
Ты сказала: «Брысь из рая»,
И иссяк любви ручей.
Ой, мне сердце раздирают
Будто тысячи сычей!
 
 
Ой, да зябко мне и жёстко,
Ой, да пойман я в капкан.
Без тебя – как без подшёрстка,
Каралина-каракал.
 
 
Ой, вы квакайте, лягухи,
Ой, во дальнем во лесу,
Ой, остался без подруги
То ли кот, то ли барсук.
 

Барсукот умолк. Открыл глаза, обшарил взглядом илистый берег ручья и заметил лягуху, старательно сливавшуюся с камнями. Он потормошил её лапой, сообщил пароль от ква-каунта – «Дикая кошка будет моей» – и спросил:

– Есть сообщения для Барсукота из Дальнего Редколесья?

– Подквакиваюсь к ква-каунту… Устанавливаю подквак… Никак… квак! Никваких сообщений для Барсуквака из Дальнего Редкоквака…

Барсукот отвернулся. Не хватало ещё, чтобы лягуха ква-каунта видела, как поникли его вибриссы.

– Понимаешь, лягуха, – сказал он, глядя на мутную воду. – Она про меня забыла! Для неё я пустое место. Ты понимаешь?

– Так как квак? Квакое сообщение будем квакать вольной квакушке саванны?

– Никакое не будем квакать. Ты просто поговори со мной, ладно?

– Я не Мышь Кваколог! – Лягушка перепрыгнула на другой берег ручья. – Я квакуха ква-каунта! Пусть Мышь с тобой квакает!