Текст книги "Своенравная наследница"

Глава III. Уинифред задает вопросы

На следующее утро после своего визита в замок я вышла рано, чтобы насладиться красотами долины, но вначале позавтракала и поболтала немного с хозяином гостиницы, который, похоже, привык к моей чисто американской любознательности.

– Да, миссис Мэхен – прекрасная женщина, – согласился он, когда я поделилась своим впечатлением о ней, – она благочестивая женщина и умная. Но она со странностями, да, со странностями. Верно, потому что так долго живет одна на отшибе.

– Как так получилось, что она присматривает за мисс Уинифред и живет в старом замке? – спросила я.

– Да кто его знает, мэм. Нам про это неизвестно. Других-то хозяев у замка нет. Владелец, мистер Родерик, давным-давно отсюда уехал и больше не появлялся. Что ему делать в нашей глуши? Помню, вся округа им восхищалась, такой он был образованный и красивый. Но он, говорят, женился и больше не являлся в наши края. Может, стыдился развалин или боялся деревенских сплетен?

Я слушала со всем возможным вниманием.

– Ну вот. А Уинифред у нас здесь появилась в канун Дня Всех Святых. По правде сказать, никто не знает толком, что тогда случилось. В ту ночь миссис Мэхен спешно вызвали в замок из деревни. Она ведь нянчила еще самого мистера Родерика. Помню, в ту ночь повсюду в замке горели огни, а в полночь у ворот появился человек в черном и привез с собой ребенка. Некоторые говорят, что это был сам молодой хозяин на белой лошади, а другие судачат про какого-то таинственного подозрительного незнакомца. Еще бы, он явился в канун Дня Всех Святых! Это темная история, сударыня, и неудивительно, что девочка отличается от других детей.

– Сколько лет ей было?

Хозяин задумался.

– Должно быть, что-то около пяти, хотя никто не знает точно.

– Отец ее навещает?

– У нас в деревне он никогда не появляется. Не знаю, мэм, врать не буду. Тут есть какая-то тайна, а старуха Мэхен об этом помалкивает. От нее только и услышишь: «Ах, мисс Уинифред то, мисс Уинифред сё…» Но кажется, она боится девчонки, потому что та не человек. Так старики говорят, – он тряхнул головой, – хотя я думаю, что она все-таки дочь мистера Родерика. А вот почему он ее бросил и не приезжает – этого вам ни один человек не скажет.

– Какая странная история, – заметила я, – прямо роман. И ваша чудесная долина, и развалины старого замка очень хорошо подходят для романа. А вы не знаете, с кем Уинифред собиралась ехать в Тулатуку? Она упоминала какого-то таинственного незнакомца, но отказалась назвать его по имени.

– Наверное, ей старуха Мэхен запрещает называть его имя, – сказал хозяин. – Сама-то девочка не боится ни человека, ни зверя, ни злого духа, и если она о ком-то не говорит, то по наущению старухи.

– Но кто же он?

– Мэм, я вам уже наговорил много такого, что говорить не следует, – заявил хозяин, – уж вы не заставляйте меня вслух произносить имена тех, о ком не говорят.

Этим мне пришлось удовлетвориться. Я отправилась в долину реки Даргл и уселась там на траву, зеленую и мягкую, как бархат. Вокруг высились горы. Зеленые склоны все еще сверкали от росы, водопад обрушивался на камни и превращался в темный поток далеко внизу, сплетенные кроны деревьев нависали над этим ревущим потоком. Я не сразу заметила, что среди ветвей кто-то сидит. Но вдруг тишину нарушил звонкий голосок, напевающий мелодию, дикую и угрюмую, как сама эта страна, но на душе от нее делалось светло. Я посмотрела наверх, уже зная, что увижу изящную фигурку и нежное детское личико Уинифред. И снова, как и в первый раз, я побоялась заговорить с ней, чтобы не напугать, но она обратилась ко мне первая, прервав песенку.

– Доброе утро, – сказала она, – прекрасная погода.

– И правда прекрасная, – ответила я, глядя на нее с изумлением.

Это бесстрашное маленькое создание разговаривало со мной, примостившись на высокой ветке так же спокойно, как будто она сидела в кресле у камина.

– Милое дитя, – невольно сказала я, – у меня из-за тебя голова кружится.

– Голова кружится? – повторила девочка.

– Ты сидишь высоко, а ущелье такое глубокое, – объяснила я.

Из-за рева водопада мне пришлось напрягать голос.

– Старый добрый Даргл! – воскликнула она, с любовью глядя на грохочущий поток. – Я сижу здесь, как уже говорила вам, почти каждый день. Но, конечно, спущусь, раз у вас кружится голова.

Она выполнила свое обещание так быстро и ловко, что у меня перехватило дыхание. Вот она стояла наверху, на ветке, а через мгновение оказалась рядом со мной, уселась на траву, и лицо ее сияло в утреннем свете, полное жизни, здоровья и радости бытия.

– Ну и какая страна нравится вам больше: Ирландия или Америка? – спросила она, немного погодя.

– Ирландия очень красива, – ответила я.

Лицо ее вспыхнуло румянцем, а глаза осветились. Она кивнула два или три раза, но не сказала ни слова. Как будто я похвалила что-то очень важное для нее.

– Я однажды слышала, – сказала она, – что улицы в Америке вымощены золотом. Но, наверное, это не так, – последние слова она произнесла с грустью, как будто не желая расставаться с приятной иллюзией. – Думаю, деревьев с золотыми листьями и птиц с серебряными крыльями там тоже нет.

– Нет, – ответила я, – в Америке нет ни улиц, мощенных золотом, ни золотых деревьев, ни птиц с серебряными крыльями. Но там много прекрасного. Величественные горы, обширные леса, широкие реки, великолепные города.

– Я бы хотела послушать об этом, – задумчиво сказала она, – вы расскажете мне?

– Я расскажу тебе все, что ты захочешь услышать, – заверила я, – мы ведь решили быть друзьями, а друзья должны радовать друг друга.

– Да, это верно, – согласилась она, – и поэтому я покажу вам мой замок, хотя очень не люблю, когда по нему ходят чужие люди.

История, которую я слышала сегодня утром – трогательная, загадочная, – еще усилила мой интерес к девочке.

– Ты всегда жила здесь? – спросила я.

– Нет, – коротко ответила она. – Я помню, что раньше жила в другом месте, но это было очень давно. И это уже не важно.

Очевидно, она не хотела продолжать разговор на эту тему.

– Мне придется покинуть вас, – вдруг сказала она. – Слышите колокольчик? Боюсь, что наша корова убежала.

– Ты пасешь корову? – невольно спросила я, не в состоянии представить эту девочку за таким прозаическим занятием.

– Обычно Мойра пасет, – беззаботно ответила она, – ну, наша прислуга за все. Но иногда и я. Я люблю нашу старенькую Кушу, у нее шелковые бока и длинные уши, а рогов нет. Но корова бы не тронула меня, даже будь у нее рога, потому что она меня знает. Она наклоняет голову, чтобы я ее погладила, и мычит при моем появлении. Это очень умная корова. Вот бы она научилась разговаривать.

– Представляю себе эту беседу, – рассмеялась я.

– Я знаю, что бы она сказала, – уверенно ответила девочка и тоже рассмеялась.

– Правда? Расскажи мне! – я поддержала ее шутку.

– Она бы сказала о сладком зеленом клевере, о полях и холмах, где она живет уже много лет. Она родилась раньше, чем я появилась здесь, и она смотрит на мир своими большими коричневыми глазами, как будто думает обо всем. Она бы рассказала точно, водятся ли здесь феи и эльфы, потому что иногда она пасется в лунном свете, в сумерки или рано поутру, когда они должны выходить наружу.

– Не стоит верить всему, что говорят люди. Это такие же сказки, как разговоры о золотых улицах и серебряных птицах, – заметила я и тут же пожалела об этом, потому что личико девочки омрачилось.

Она медленно поднялась и отвернулась, но потом сказала совсем тихо:

– Знала бы она, что он ищет и что уже нашел…

– Кто? – быстро спросила я.

– Кое-кто, – уклончиво ответила она, – колокольчик снова звенит. Мне нужно бежать за Кушей. До свидания! И приходите в замок как-нибудь. Я вам все покажу и расскажу о нем правду.

Последнюю фразу она произнесла несколько свысока, как будто напоминая мне, что она говорит не о выдумках или сказках. Несколько минут я размышляла о девочке и ее истории, а потом принялась читать модный журнал, который прибыл ко мне из-за океана с утренней почтой.

Глава IV. Странная фигура

Мне очень не хотелось думать, что хозяин гостиницы был прав, говоря, будто Уинифред водит компанию со «странными людьми». Но однажды вечером, наслаждаясь ароматом распустившихся цветов боярышника у перевала, я вдруг заметила девочку совсем рядом. Она не видела меня, скрытую за пышной белизной высоких кустов. Фигурка девочки ярко выделялась на фоне изумрудно-зеленой травы и цветов и еще больше походила на горного духа, который неожиданно явился из-под земли.

Я хотела окликнуть ее, но вдруг заметила, что она не одна. Перед ней стояла в высшей степени необычная фигура, один из самых странных людей, каких мне выпало увидеть в этой жизни. Он был высоким и казался бы статным, если бы не сутулился. Копна седых растрепанных волос увенчивалась остроконечной шляпой, каких я никогда не видела. На нем были плисовые[9]9
  Пли́совый – изготовленный из плиса, хлопчатобумажной ворсистой ткани.


[Закрыть] штаны, какие мог бы надеть любой крестьянин в округе, если бы они не били в глаза ядовитым зеленым цветом, затмевая даже траву Изумрудного острова. Эти штаны в сочетании с ярко-алым жилетом делали его похожим на гигантское тропическое растение, пышное и великолепное, несмотря на дикое сочетание цветов. Сверху всего этого он напялил нечто среднее между курткой и плащом с широкими свисающими рукавами. Выражение его лица было не менее эксцентричным, чем костюм. Взгляд острых глаз казался злым и подозрительным, подбородок был чисто выбрит, впалые щеки изрыты оспой, а длинный крючковатый нос как будто смотрел в землю.

Он беседовал с девочкой, опустив глаза вниз. Я подобралась ближе, но не слышала, о чем они говорят, из-за шума реки. Один раз он энергично ткнул пальцем в небо, потом наклонился к самой земле, о чем-то увлеченно рассказывая. Выражения гнева, коварства, злобы и радости быстро менялись на его лице и тут же отражались на подвижном личике Уинифред, стоявшей рядом. Казалось, она внимала его речам с большим интересом.

Сделав паузу, он сдернул шляпу и изящно поклонился девочке, которая стояла перед ним. Возобновив свой рассказ, он несколько раз указал в направлении замка, и я предположила, что он говорит об истории народа, который когда-то жил здесь, о вождях и героях, которые прославили эту страну. Потом старик умолк и глубоко вздохнул. У него над головой мягко покачивались темные листья, а торчащие ветки чуть не задевали его шляпу.

Уинифред наконец заговорила. Я подкралась ближе: хотя и знала, что подслушивать нехорошо, но была положительно не в силах уйти, – и услышала ее ясный детский голосок:

– С того дня как мы ходили на водопады, я хочу поговорить с тобой о Тулатуке.

– Но я вам все рассказал, мисс Уинифред, – ответил старик, – все, что знал. Тулатука – дикая тварь, водный дух, который является людям в виде оседланной угольно-черной лошади, и пламя пышет у него из глаз и ноздрей. В ирландских легендах его называют еще Келпи. Если какой-нибудь несчастный столкнется с ним, чары заставят его сесть верхом на Тулатуку. Тварь, почуяв седока, бросится с ним в реку и унесет в преисподнюю. Место, куда я вас водил, пользуется дурной славой, поэтому туда никто не ходит. Оно названо в честь этого существа и как нельзя лучше подходит для моих исследований. Я совершил там открытие, Уинифред, настоящее открытие!

Его голос упал до шепота, и Уинифред задала ему еще несколько нетерпеливых вопросов.

– Ты об этом не сказал мне, когда мы были там, – заявила она.

– Нас могли подслушать, – объяснил он.

– Я думала, – Уинифред неожиданно сменила тему, – о той истории про портного, помнишь, ты мне рассказывал? Мне интересно, как об этом узнали люди, если Тулатука бросился со скалы с портным на спине? Разве портной не должен был сгинуть вместе с ним?

– Это само собой, – рассеянно ответил незнакомец, – здесь какая-то тайна, девочка моя. Может быть, дело в том, что портной нес с собой сутану, священные одежды, и поэтому чудовище его сбросило, прежде чем упасть со скалы?

– А легенды говорят правду? – спросила девочка.

– Кто знает? – мечтательно сказал старик. – В каждой из них есть крупицы истины.

– А вот леди говорит, что легенды лгут, – заметила Уинифред.

– Леди? Что за леди? – подозрительно спросил ее собеседник, и в голосе его послышались злобные ноты.

– Леди из Америки.

– Ах, из Америки! – воскликнул старик надтреснутым голосом, низко пригнулся и огляделся с ужасом и тревогой, которые показались мне преувеличенными. – Никогда не произносите этого слова, мисс Уинифред. Не нужно, мой прекрасный белый горный цветок.

Старик вел себя так же, как старуха Мэхен во время моего визита в замок. При упоминании Америки она тоже встревожилась. Кажется, опекуны девочки скрывали от нее какую-то тайну. Уинифред внимательно посмотрела на своего собеседника и спросила, пристально глядя на него:

– Почему ты боишься людей из Америки?

Стоя перед стариком, она задала этот вопрос с бесстыдной детской откровенностью.

– Нет-нет-нет, – торопливо ответил он и продолжил тем же встревоженным тоном: – По крайней мере, дитя, это не тот страх, о котором вы думаете.

– Тогда почему ты трясешься и оглядываешься?

– Потому что, Уинифред, душечка моя, не за вами ли она приехала?

– За мной? – удивленно повторила Уинифред, а потом рассмеялась жемчужным смехом и подбросила в воздух пригоршню сорванных цветков боярышника. – С чего ты взял, милый Найал?

– Я становлюсь сентиментальным и плаксивым, – ответил он. – Старость похожа на зиму: озноб, мороз и вечная тьма. Что, если вас увезут? Вся моя работа пойдет прахом.

– Никто меня не увезет, если я не захочу! – крикнула Уинифред и гордо запрокинула головку.

– Вы своевольная, как горный ручей, – с восхищением сказал Найал, – но есть люди, которые могут увезти вас против воли, и никто им и словечка не скажет.

– Не смей так говорить! – обиженно заявила Уинифред, тонкими изящными пальчиками раздирая на клочки маргаритку, найденную в траве. Потом она нетерпеливо отбросила стебелек. – Ну вот! Из-за твоей глупой болтовни я убила одну из маленьких маргариток! А я всегда думала, что они как детишки, играющие в траве: прячутся друг от друга, болтают с ветром и любят солнышко!

Странный человек задумчиво смотрел на нее.

– Те же самые причуды, – пробормотал он, – тот же склад ума. Думается мне, что деревенские правы: слишком уж она умная. На ее плечах сидит старая голова, слишком старая для ребенка.

Теперь уже Уинифред уставилась на Найала.

– Почему ты бормочешь сам с собой? – поинтересовалась она. – Это невежливо.

Но старик, как будто захваченный новой идеей, наклонился над девочкой, взял ее за плечо и умоляюще заговорил:

– Ты же не рассказала ей обо всем? Нет, ты не могла рассказать! Иначе останутся одни руины, пустые голые руины.

Уинифред взглянула на него с обидой, синие глаза на миг почернели. От ее негодования мне стало неуютно.

– Значит, вот как ты обо мне думаешь, Найал, – крикнула она и отстранилась от его руки. – И это после всех наших разговоров, после всех прогулок по горам? Ты считаешь, что я могу предать все, что мне дорого, и выложить все первому встречному? – Недетский гнев прозвучал в юном голосе. Девочка говорила со смущенным стариком, словно и вправду была бесплотным духом гор, а не ребенком. – Какой же ты друг, если такое говоришь! И это ты, который открыл мне тайну звезд, рассказал, почему они светят, и показал лунную дорожку на воде!

– Мисс Уинифред! – вскричал старик. – Простите меня! – и он преклонил перед ней колено. – Я думал об обычных девочках, которые любят посудачить, и забыл, что вы – юная леди, в жилах которой течет древняя кровь, и что вы отличаетесь острым умом.

– Я не хочу, чтобы ты вставал на колени, – серьезно сказала она. – Ты старый, а я молодая, поэтому не надо. И мне не стоило так с тобой говорить. Но ты не должен во мне сомневаться. Я никому, слышишь, не выдам твой секрет.

– Значит, вы прощаете меня? – уточнил старик. – И чтобы показать, как я вам доверяю, душа моя, я сделаю вам еще один подарок. Вы никогда ничего подобного не видели!

С этими словами он вытащил из кармана какой-то предмет, бережно обернутый носовым платком. Когда же он развернул платок, я ясно увидела блеск золота. К моему удивлению, это оказался золотой браслет, судя по всему, великолепной работы. Старик сорвал широкий зеленый лист и подложил под украшение, чтобы золото еще ярче засияло на его фоне. Уинифред захлопала в ладоши и почти затанцевала от радости. Глаза ее светились.

– Это мне? Правда? Найал, милый! – воскликнула она.

Она уже в третий раз назвала его по имени.

– Это вам, дитя моего сердца, моя прекрасная юная леди, – сказал старик, очень довольный.

– Это самое-самое красивое, что ты мне дарил!

– Это редчайший предмет искусства, из самого чистого золота, и резьба безупречна, – гордо сказал Найал.

– И откуда ты его взял, скажи на милость? – поинтересовалась девочка.

Ответа я не услышала, потому что старик низко наклонился и заговорил шепотом. Я боялась, что, обнаружив себя, окажусь в крайне затруднительном положении, поэтому предпочла поскорее удалиться. Я старалась ступать бесшумно, но споткнулась и с придушенным вскриком упала на мягкий мох.

Уинифред заметила, что произошло, и немедленно бросилась мне на помощь. Я смущенно заверила ее, что не пострадала, и, вставая, оглянулась в поисках ее странного друга. Он исчез, как будто склон холма раскрылся и поглотил его. Девочка не сказала о нем ни слова, и я была уверена, что задавать вопросов не стоит.

Удостоверившись, что я цела, она покинула меня еще более бесцеремонно, чем обычно, не попрощавшись. Возможно, она боялась, что я заговорю о человеке, которого она называла Найалом. Глядя, как она удаляется от меня, я терялась в догадках. В этот раз она не бежала, но ее шаг был так легок, что она почти не приминала траву.

Добравшись до гостиницы, я рассказала хозяину, что видела Уинифред в компании странно одетого человека и что тот встревожился при словах о даме из Америки. Поскольку я подслушала их беседу случайно, я умолчала о браслете и некоторых словах старика, которые поставили меня в тупик.

– Некоторые говорят, что у него дурной глаз, – сказал хозяин, имея в виду Найала. – Хоть я на эту болтовню внимания не обращаю, в этом что-то есть. Может, это из-за него вы и упали.

Я улыбнулась, заверила хозяина, что упала по самой естественной причине, споткнувшись о торчащий корень. Хозяина мои слова не убедили, он был совершенно убежден, что Найал – человек опасный. Спорить было бесполезно, и я удалилась в свою комнату, чтобы поразмышлять о событиях этого утра.

Глава V. Второй визит в замок

Довольно скоро после этого случая, залюбовавшись красотой лунной ночи, я ушла от гостиницы дальше, чем обычно. Мягкое сияние луны освещало чудесный пейзаж. Я стояла и смотрела на крошечный ручей, который струился и сверкал в лунном свете. И тут я увидела на горной тропинке человека, которого видела в компании Уинифред. Он вышел из темной массы листвы и казался еще более худым и сутулым, чем раньше. Наверное, дело было в неверном мерцающем свете.

Что-то заставило меня спрятаться. Я отступила в тень и смотрела на подходящего Найала с любопытством и даже страхом. Голову он задрал к небу и походил на древнего мага, который читает по звездам тайны грядущего. Он делал какие-то вычисления, потому что то и дело останавливался и подсчитывал что-то на пальцах.

Наконец он подошел к ручью и опустился на колени. Он смотрел в чистую воду так внимательно, как будто хотел пересчитать камешки на дне, и при этом что-то бормотал себе под нос, но очень неразборчиво, так что я не поняла ни слова. С одного краю ручей был совсем мелким, и он осторожно запустил туда обе руки, зачерпнул песка и камней и отбросил их в сторону.

Затем он вскинул руки, то ли торжествуя, то ли благодаря, и вновь бросился под сень густой зелени. Через минуту он вернулся с каким-то сосудом в руках. Я видела, как он осторожно поставил его на берегу, огляделся вокруг и склонился над водой. Было уже совсем темно, но светила луна. Кроме журчания водного потока, не было слышно других звуков. Я поёжилась при мысли, что этот пугающе странный человек может меня заметить, особенно неприятно было, когда мне показалось, что его дикий взгляд остановился на моем укрытии.

Я почти не дышала, боясь, что он вот-вот обнаружит мое присутствие, но вскоре успокоилась: он меня не заметил. Он перестал озираться и погрузил руки в ручей, мерцающий в лунном свете. Затем он посмотрел в небо и произнес «gealach», что по-гэльски означает «луна». После этого он доверху наполнил сосуд глиной с речного дна, поднял его и быстро удалился по крутой тропинке.

Я испытала огромное облегчение, когда он исчез за поворотом, и некоторое время оставалась в своем укрытии, опасаясь, что он заметит меня откуда-то сверху. Крайне заинтригованная, я отправилась домой, твердо пообещав себе выяснить, кто этот человек, чем он занимается и где живет. Маленькая Уинифред вызвала во мне непривычное, необъяснимое участие, я чувствовала, что ради нее должна узнать побольше об этом Найале.

На хозяина гостиницы я не могла полагаться, он и в прошлый раз при первом упоминании о незнакомце угрюмо закрылся в себе и отказался говорить. Поэтому я решила вновь отправиться в замок к миссис Мэхен. Ее преданность девочке, доброта и чистосердечие привели меня к этой мысли. Я собиралась спросить у нее, можно ли доверять этому Найалу, насколько полезно для девочки его общество. Я была знакома с этим ребенком всего несколько дней, но уже беспокоилась о том, что она слишком оторвана от жизни. Нелепо одетый эксцентричный господин, кажется, внушал ей неверные представления. Девочка обладала быстрым умом и способностями, но могла ли она получить хорошее образование и воспитание, подобающее ей по рождению?

Положение Уинифред казалось мне печальным и небезопасным: единственным ее опекуном была слепая старуха, которая, несмотря на всю свою преданность, не имела ни возможности, ни, наверное, желания как-либо воспитывать девочку. При этом сама натура девочки казалась мне многообещающей. Она была полна врожденного благородства, чистоты и поэзии, и я со вздохом сказала самой себе: «Ни одна другая земля под солнцем не породила бы такую дочь. Она сверкает здесь, как жемчужина в темных водах».

Поэтому свой второй визит в замок я нанесла на следующий же день после того, как увидела ночью таинственного Найала.

Стояло ясное утро, в воздухе пахло цветами и тем незабываемым ароматом, который свойственен Ирландии в мае. Подойдя к замку, я остановилась послушать дикого дрозда, и его радость как будто передалась мне в сладкой песне. Уинифред кормила кур, серых, рябеньких и белых, бросая им зерно и крошки овсяного хлеба. При виде их возни она радостно смеялась и называла птиц по именам:

– Нет, Эйлин Мор! Не будь такой жадной, ты хватаешь все подряд! А тебе, Серая Мэри, ничего не досталось? Вот тебе кусочек. Нет-нет, Майк, тебе больше не положено, дай поесть курочкам!

Большая рябая курица, с которой Уинифред заговорила первой, важно выхаживала взад и вперед, то и дело отбирая еду у своих более слабых собратьев. Цыплята бегали у нее под ногами и дрались за еду, которую разбрасывала Уинифред.

Заметив меня, девочка радушно кивнула.

– Видите, – сказала она, – как они дерутся за пищу? Они словно дети! – И спросила с милым любопытством: – Наверное, в Америке много крупных птиц?

– Конечно, – ответила я, – любые птицы, какие захочешь. Наверное, тебе нужно как-нибудь съездить в Америку и посмотреть собственными глазами.

Краска залила ее лицо, и она твердым, властным тоном заявила:

– Я поеду туда, если сама захочу.

Она сомкнула губы и повернулась к курам, отсекая у меня всякое желание продолжать расспросы. Еще ни один ребенок никогда не производил на меня столь сильного впечатления. Не то чтобы она вела себя не по возрасту, но было в ней что-то особенное, что заставляло Найала и слепую миссис Мэхен оказывать ей уважение.

– Могу ли я увидеть бабушку? – поинтересовалась я, и Уинифред ответила совсем другим тоном:

– Конечно! Она будет очень рада. Она всегда сидит у очага.

К счастью, Уинифред продолжила свое занятие, по-видимому не собираясь сопровождать меня. Это было весьма кстати, чтобы перемолвиться с миссис Мэхен с глазу на глаз. Я прошла по каменному коридору и, войдя в квадратную комнату, нашла слепую женщину неподвижно сидящей у очага, как и в прошлый раз. На этот раз огня в очаге не было – его место заняла охапка клевера, принесенная Уинифред. Старуха узнала меня тут же, как я заговорила.

– Добро пожаловать, мэм, – она улыбнулась, и мы обменялись несколькими общими фразами о погоде и тому подобном.

День был тихий, и мы слышали, как Уинифред командует курами. Потом она заговорила с кем-то, и миссис Мэхен пояснила, что это Мойра, их маленькая служанка.

– Получается, мисс Уинифред, вечером нужно пойти с Барни за торфом. У Барни есть тележка, – доносился до нас детский голос Мойры.

– Да, я тоже пойду, – решила Уинифред. – Только сначала отнесу букет цветов в церковь. Ночь сегодня будет лунная, мы сможем пойти и попозже.

– Сможем, конечно, мисс, – согласилась Мойра и добавила: – Барни поймал кучу рыбы сегодня, продал ее в Пауэрскорт и принес большую форель для вас, мисс Уинифред. Господа дали ему два шиллинга, но он их отложит, чтобы уехать в Америку.

– И он туда же. Будто помешались все на этой Америке! – ясным голоском сказала Уинифред. – Даже я туда собираюсь со временем.

– Вы возьмете меня с собой? – вскричала Мойра. – Что мне тут делать без вас?

– Посмотрим, когда придет время, – объявила Уинифред. – Я возьму тебя с собой при определенных условиях. Но лучше об этом не болтай, потому что если об этом заговорят, мы можем вообще никуда не поехать.

– Провалиться мне на этом месте! – поклялась Мойра. – Буду молчать, как священник после исповеди. И каково там будет?

– Говорят, что это прекрасная земля с горами и реками, – начала Уинифред.

– Ну, гор и рек у нас и так полно… – заметила Мойра.

– В Америке они другие, – отрезала Уинифред, – а еще там есть великие леса… Там водятся олени и индейцы.

– Я боюсь индейцев, – быстро сообщила Мойра. – Отец Оуэн дал мне книжку, где про них страшное написано.

– Ну, нам не нужно будет подходить к ним близко, – объяснила Уинифред, – а посмотреть на них издали интересно.

– Если уж на то пошло, я бы обошлась без них, мисс, – благоразумно сказала Мойра.

– Там олени, и бизоны, и другие дикие звери, и огромные города с магазинами, полными игрушек и платьев.

– Вот города с магазинами я бы посмотрела, – решила Мойра, – давайте лучше подальше держаться от гор и ручьев, мисс Уинифред, душечка. И от лесов тоже, потому что оттуда могут выскочить дикие индейцы.

Она говорила одновременно умоляюще и подобострастно.

– Да, города мне бы тоже хотелось посмотреть, – согласилась Уинифред, – но я не знаю, Мойра, какие они бывают, не могу себе их представить. Знаю только, что там много людей, они все время спешат, и магазины…

– А я однажды видала магазин, – похвасталась Мойра, – там были всякие штуки в окне. Иголки – толстые, тонкие, штопальные – всякие лежали на вышитых подушечках, и еще там были нитки каких хочешь цветов, мисс.

– В больших городах есть магазины, в которых продаются любые вещи, – сказала Уинифред, – но я не могу их вообразить. Иногда я смутно припоминаю дорогу, а по сторонам ее два ряда высоких домов с большими блестящими окнами. Наверное, это улица в городе. Помню, меня ведут за руку, потом сажают на лошадь, и джентльмен, весь одетый в черное, увозит меня.

Я беседовала со старухой, но при этом вслушивалась в каждое слово, которое доносилось с улицы. Миссис Мэхен тоже слышала эти безыскусные детские откровения. Она спросила меня:

– Мэм, вы тоже слышите, о чем они говорят?

Или:

– Бедное невинное дитя, да благословит ее Господь!

Как ни любопытно мне было послушать обрывочные воспоминания Уинифред, но я не забыла о главной цели своего визита. Я только искала повода, чтобы затронуть интересующую меня тему, и наконец он нашелся.