Текст книги "При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II"
Автор книги: Анна Тютчева
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Александра Фёдоровна не имела ни для кого ни сурового взгляда, ни недоброжелательного жеста, ни сурового осуждения. Если она слышала о несчастии, она охотно отдавала своё золото, если только что-нибудь оставалось у ее секретаря после расплаты по громадным счетам модных магазинов, но она принадлежала к числу тех принцесс, которые способны были бы наивно спросить, почему народ не ест пирогов, если у него нет хлеба.
Александра Фёдоровна постоянно посещала воспитательные заведения для молодых девиц, она любила детей, советовала им быть умными и прилежными, посылала им к празднику пакеты с конфетами, но она ласкала всегда самых красивых из них, улыбалась тем, которые танцевали с особенной грацией, а улыбка императрицы была законом, и целые поколения будущих жён и матерей ее подданных воспитывались в культе тряпок, жеманства и танца «с шалью».
Александра Фёдоровна любила, чтобы вокруг нее все были веселы и счастливы, любила окружать себя всем, что было молодо, оживлённо и блестяще, она хотела, чтобы все женщины были красивы и нарядны, как она сама; чтобы на всех было золото, жемчуга, бриллианты, бархат и кружева. Она останавливала свой взгляд с удивлением и с наивным восхищением на красивом новом туалете и отвращала огорчённые взоры от менее свежего, уже ношенного платья.
А взгляд императрицы был законом, и женщины рядились, и мужчины разорялись, а иной раз крали, чтобы наряжать своих жён, а дети росли мало или плохо воспитанные, потому что родителям не хватало ни времени, ни денег на их воспитание. Так золотой сон доброй и милостивой императрицы превращался в действительность, горькую для бедной России. Культ, которым император Николай, а по его примеру и вся царская семья окружали ее, создал вокруг нее настоящий престиж. Кроткая и скромная по натуре, она все-таки была императрицей, и казалось законным окружать ее преданностью, почестями и вниманием, которые император первый спешил ей оказывать.
В эпоху моего вступления в Зимний дворец там еще в полной силе господствовала особая атмосфера двора, которая в наши дни почти совершенно исчезла отовсюду и, вероятно, никогда не возродится. В воздухе как бы ощущался запах фимиама, нечто торжественное и благоговейное: люди говорили вполголоса, ходили на цыпочках, у всех вид был напряженный, сосредоточенный и стеснённый, но удовлетворённый этим чувством стеснённости; каждый торопился, становился в сторонку, старался быть незаметным и ждал. Воздух, которым мы дышали, был насыщен всеприсутствием владыки.
Этот своего рода культ имел своих фанатов, вполне искренних, но даже вольнодумцы и скептики не были вполне ограждены от силы этого престижа. Можно было прекрасно отдавать себе отчёт в том, что за этой грандиозной театральной постановкой, за всей этой помпезной обрядностью скрывается величайшая пустота, глубокая скука, полнейшее отсутствие серьёзных интересов и умственной жизни, и все-таки нельзя было не испытывать чувство некоторого благоговения. Не имея веры в идола, ему возжигали фимиам.
Дневники
Фрагменты
1853 год
13 января
С утра я переехала в Зимний дворец и могу сказать, как в песенке:
Впрочем, я разделяю эту участь со всеми обитательницами фрейлинского коридора. Утро я провела за устройством своего хозяйства. Добрейшая Лиза Карамзина привезла мне красивый чайный сервиз и самовар, который будет товарищем моих одиноких чаепитий. Не могу скрыть, что в первый раз, когда я пила чай в своём новом помещении, мне стало так грустно и так одиноко, что я горько заплакала.
Вечером я в первый раз была призвана к исполнению своих обязанностей при цесаревне и должна была сопровождать ее в театр. Это происходило совершенно иначе, чем я себе представляла. Я думала, что царская семья всегда торжественно восседает в большой императорской ложе, и была очень удивлена, когда меня ввели в маленькую литерную ложу у самой сцены, в одном ряду с ложами бенуара.
Здесь кроме цесаревича и цесаревны находились еще трое молодых великих князей: Константин, Николай и Михаил. Меня представили им, и я была лишний раз приятно изумлена, когда великий князь Константин обратился ко мне очень вежливо на хорошем французском языке. В обществе он слывёт свирепым славянином, говорящим только по-русски и намеренно пренебрегающим всеми формами европейской цивилизации.
Цесаревна выказывала мне необычайную доброту, преисполнившую мое сердце благодарностью. Она выразила желание, чтобы я не ездила в свет, иначе как сопровождая ее, в остальное же время держалась бы только своих близких знакомых.
15 января
Четырнадцатого цесаревна сама представила меня императрице и герцогине Мекленбургской[30]30
Александра, сестра императрицы Александры Фёдоровны.
[Закрыть], сестре императрицы. Я была поражена контрастом между лицом императрицы – лицом совсем старой женщины и ее фигурой, сохранившей всё изящество и всю стройность молодости. Она говорила со мной о моих сёстрах с большим участием.
18 января
Сегодня моё первое воскресенье во дворце; чувствуя себя не совсем здоровой, я не могла быть у обедни, ни сопровождать цесаревну в Аничков дворец, где давали представление обезьяны. В течение этой недели моя служба заключалась в том, что я сопровождала цесаревну в театр, куда она ездит почти ежедневно.
Во время балета я была представлена великой княгине Александре Иосифовне, молодой жене великого князя Константина. Она очень красива и напоминает портреты Марии Стюарт. Портит ее голос, гортанный и хриплый, кроме того, она плохо говорит по-французски, и манеры ее недостаточно изысканны для того положения, которое она занимает.
21 января
Вот уже десять дней как я состою при дворе и нахожусь при исполнении своих новых обязанностей. Когда прошёл первый момент возбуждения, я почувствовала себя очень грустной и одинокой. Я живу как во сне, среди нового для меня мира и незнакомых мне людей, живу только внешней и поверхностной стороной своего существа, и где мое настоящее «я» – я не знаю.
Цесаревна мне очень нравится, она держит себя с большим достоинством, очень замкнута, очень величественна; проникнута сознанием своего положения и в то же время очень добра и приветлива; минутами у нее бывают такие интонации, и она говорит такие вещи, которые сразу вам проникают в сердце. Она совершенно на своём месте, что очень редко встречается на этом свете. Она умеет внушить уважение не в ущерб привязанности и привязанность не в ущерб уважению. Остальные, особенно молодые великие князья, очень приветливы и добры, даже слишком просты и недостаточно выдерживают свою роль полубогов.
Великий князь Константин самый величественный из них, но он, как и прочие, очень прост в обращении; тем не менее, несмотря на его невысокий рост, в его взгляде, в его осанке чувствуется владыка. Впрочем, я обо всем этом сужу только поверхностно, сквозь призму своей робости и своего смущения, так как я совершенно еще ошеломлена всем этим великосветским блеском. Императора[31]31
Николай I.
[Закрыть] я еще не видела; у меня такое возвышенное о нем представление, что я смертельно его боюсь.
25 января
Сегодня я в первый раз была в маленькой дворцовой церкви, где собирается весь двор. Я видела там императора.
Цесаревна представила меня ему; он сказал мне несколько слов по-французски. По виду он очень добрый и совсем не такой страшный, как я себе представляла. Вероятно, потому, что я женщина, я всегда находила мужчин гораздо менее внушительными и страшными, чем женщин, – они более доброжелательны. Императрица, которая считается такой, цесаревна, великие княгини вызывают во мне в тысячу раз более робости, чем император и великие князья. По отношению к женщинам я чувствую разницу положения, по отношению к мужчинам только разницу пола, и с императором я чувствую себя почти так же свободно, как с любым мужчиной из общества.
Обедня навела на меня грусть. Это так великолепно, так пышно, так торжественно. На колени становиться нельзя, это было бы нарушением этикета, и здесь перед богом стоишь в полном параде. Я чувствовала себя как ребёнок, которому приказали сделать реверанс перед матерью вместо того, чтобы обнять ее. Но чтобы вознаградить себя, я завтра пойду к обедне скромненько помолиться в уголке.
Цесаревна уже три дня не вызывала меня и не разговаривала со мной сегодня утром. Неужели я уже успела навлечь на себя немилость? Это было бы забавно; во всяком случае я не успела еще стать честолюбивой, и меня еще мало беспокоит милость или немилость моей государыни. Честолюбие – это струна, которая не имеет до сих пор отклика в моей душе. Насколько я ревниво отношусь к привязанностям, настолько равнодушна к почестям…
14 февраля
Меня интересует, во что выльются мои отношения к цесаревне. По-моему, у нее очень много обаяния; во всем ее существе есть то высшее изящество, которое гораздо лучше красоты. Но в ней есть то, что еще глубже проникает мне в сердце, это ее голос, ее манера говорить. Когда я ее не вижу или когда я убеждаю себя, что это цесаревна, – она мне чужда, далека и я робею перед ней.
Но когда я ее вижу, слышу, как она говорит, – я чувствую к ней непреодолимое влечение; я испытываю такое чувство, как будто я ее знала раньше, и она вызывает во мне какие-то далёкие воспоминания детства. Я думаю, что ее голос и ее немецкий акцент похожи на голос и акцент моей матери. Всё это очень смутно, тем не менее производит на меня сильное впечатление.
Но, в сущности, совершенно неуместно испытывать непреодолимое влечение к одной из великих княгинь, которых принято любить по расчёту и по соображениям рассудка. Поэтому я всячески буду сдерживаться, чтобы любить ее только ровно столько, сколько подобает. Но все-таки она очень мила.
15 марта
Вчера у императрицы был музыкальный вечер. Пели m-me Виардо и ее кузина m-me Леонард.
Цесаревна не появлялась в концертном зале. По окончании концерта Александра Долгорукая и я подошли к двери в соседнюю комнату, чтобы посмотреть, не там ли наша великая княгиня. Великий князь Михаил сказал нам, что она почувствовала себя утомленной и только что ушла; я спросила, не чувствует ли она себя нездоровой, он отвечал: «Нисколько»…
12 июля [Петергоф]
Я поистине удивляюсь, что были люди, которые когда-либо писали воспоминания о дворе. Вероятно, я одарена очень слабой долей наблюдательности, но вот шесть месяцев как я при дворе, и ничего выдающегося я не заметила. Наряды, наряды и еще наряды. Это предмет, правда, очень богатый и разнообразный, но книга, посвящённая подобной теме, вышла бы, по правде сказать, очень скучной. Мне хотелось бы самой себе отдать отчёт в своих впечатлениях, я тщетно роюсь в своём мозгу, но ни одного впечатления не нахожу.
Вот, например, вчерашний день был чрезвычайно суетлив: справлялись именины великой княгини Ольги Николаевны.
С утра нас предупредили, что во дворце обедни не будет, но что нас приглашают присутствовать на молебне в церкви в Александрии: туалет. Кстати сказать, я была скверно одета.
После молебна, на котором присутствовала вся августейшая семья, отправились завтракать в коттедж. Были чудные цветы и очень хорошие фрукты. Кушали вкусно, но почти ничего не говорили, по крайней мере ничего интересного. Александра Долгорукая и я пошли к цесаревне; мы не пропускаем случая повидать ее; можно сказать, что мы придерживаемся самой утончённой вежливости. Я так люблю видеть ее.
Правда, не будь она великой княгиней, я бы любила ее по-настоящему, теперь же я стараюсь поддерживать в себе почтительное безразличие. Вот в чем фальшь нашего положения.
Мы живём в неестественной близости с лицами, стоящими неизмеримо выше нас, мы их видим постоянно, видим исключительно их и совершенно невольно отождествляем себя с ними, тогда как они могут интересоваться нами только, поскольку мы соприкасаемся с ними, и остаются и должны оставаться по отношению к нам равнодушными и более или менее чуждыми. Это и делает придворную жизнь такой пустой для тех, кто не погружен исключительно в суетность; ищешь интереса сердечного или умственного и не находишь ничего, что бы удовлетворяло.
16 июля
Со вчерашнего вечера мы опять в Красном. Я так люблю это место. Здесь мне кажется, что я дома в деревне, живу совсем запросто. Сад здесь огромный, с маленькими аллеями, извивающимися среди лужаек, засаженных плодовыми деревьями и кустами. Это напоминает мне сады, в которых я играла в детстве, сад в Овстуге, и уносит меня в далёкое прошлое, даёт мне покой и сосредоточенность.
Покой и сосредоточенность – вот что мне нужно в моей жизни, пустой и беспокойной. Мне кажется, что неделя полного уединения, с возможностью совершенно уйти в себя, принесла бы мне огромную пользу…
2 августа
Вчера имел место обряд водоосвящения. Обставлено чрезвычайно торжественно. По этому случаю, как по всем вообще выдающимся и парадным случаям, мы выставляем напоказ наши плечи, более или менее жёлтые и более или менее худые. Нет ничего безобразней и печальней женщины в бальном платье при дневном свете: это истина, вышедшая со дна колодца. И нас смеют обвинять в кокетстве, когда мы так откровенно обнаруживаем на виду у всех свои несовершенства.
Ну, не права ли я, когда говорю, что все мои придворные впечатления сводятся к слову – туалет? И действительно, как только я попадаю в это море движущихся лиц, цветов, драгоценных камней, газа, кисеи и кружев, я сама превращаюсь в тряпку, становлюсь куклой, наряженной в платье и причёску. Мною овладевает чувство совершеннейшей пустоты. По возвращении мне кажется, что я проснулась после случайного сна.
Вчерашняя церемония отличалась большой торжественностью. Духовенство, за которым следовала вся императорская семья и весь двор, спустилось в сад, наполненный военными.
В момент освящения воды раздались пушечные залпы; святой водой окропили знамёна. Вслед за водоосвящением состоялся парад, затем завтрак. Мы наряжаемся для господа бога, устраиваем парады для господа бога, кушаем для господа бога, а в остальном обращаемся с ним, как с хозяевами дома, которые дают бал. К ним приезжают, но о них не думают и даже считается признаком хорошего тона не замечать их и не здороваться с ними.
Я обедала за маршальским столом и вечер провела у великой княгини с Александрой Долгорукой. Я делала большие усилия, чтобы разговаривать, ибо иногда во время этих вечеров нами овладевает дух безмолвия, и тогда положение становится тяжким. Но эти разговоры по заказу тоже тяжелы и глупы.
Как странно мы все устроены! Великая княгиня – женщина очаровательная, добрая, симпатичная, простая, рассудительная, полная ума и здравого смысла, я люблю ее от всей души, и, если бы мне пришлось с ней встретиться на равной ноге, я бы разговаривала с ней совершенно естественно и просто и, вероятно, понравилась бы ей. А теперь совсем не то: мне всегда приходится делать усилие, чтобы говорить при ней, и в том, что я говорю, нет никакой непосредственности. Я совершенно не могу раскрыться ей. От этого у меня такое чувство, что ей со мной смертельно скучно, и от этого я еще больше падаю духом. Мы рано вернулись домой.
Я села у окна.
Ночь была тёмная, небо сверкало звёздами, ветер шумел в листьях соседних деревьев. Передо мной был тот же двор, тот же деревянный забор, те же дома, тот же прозаический вид, что и днём, но теперь он совершенно преобразился и ночь придавала ему поэтическую и таинственную прелесть. Ночь то же, что смерть: она всё идеализирует. «Ничто так не красит, как смерть». Как материальный мир раскрывается перед светом, так мир духовный раскрывается перед ночью. Сколько мыслей, сколько чувств, сколько вдохновений, а прежде всего сколько воспоминаний ждут только безмолвия и уединения ночи, чтобы проснуться! О! как понятно становится в эти минуты, что душа во всей своей интенсивности будет жить только тогда, когда для нее исчезнет весь чувственный мир.
29 сентября
Со времени возвращения двора в Царское все здесь очень заняты вертящимися и пишущими столами. С ними производится множество опытов даже на вечерах у императрицы.
Адъютант Кушелев очень увлечён этим занятием, он видит в нем новое откровение святого духа. Факт тот, что столы вертятся и что они пишут; утверждают даже, что они отвечают на мысленно поставленные им вопросы. Не подлежит, однако, сомнению, что получаемые ответы неопределённы и банальны: как будто духи, прибегающие к этому странному способу общения с людьми, боятся скомпрометировать себя, сказав что-нибудь такое, что вышло бы за пределы самого банального общего места.
Столы, предназначенные к тому, чтобы служить средством общения с духом, имеют доски величиной не больше дна тарелки, сердцевидной формы и стоят на трех ножках, из которых одна снабжена карандашом. Эта игрушка неизбежно поддаётся малейшему нажиму со стороны руки, якобы магнетизирующей стол, и легко проводит знаки на бумаге, которая принимает сообщения духов. Отсюда один шаг до невинного обмана, который невольно создаётся в уме увлечённого магнетизёра, и эту черту очень трудно не переступить тому, кто убеждён, что находится под влиянием духов.
Человека странным образом тянет ко всему сверхъестественному, и он необычайно легко обманывает себя самым честным образом, – вот чем объясняется широкое влияние калиостров всех времён, и это же создаёт огромный успех пишущих столов.
Конечно, существуют явления необъяснимые и чудесные, но вокруг этих очень редких явлений группируются тысячи опытов, основанных не столько на обмане, сколько на самообмане.
Тем не менее я твёрдо верю в сверхъестественное, но именно поэтому я не могу допустить, чтобы сверхчувственный мир стал в зависимость от нашего воображения и нашей воли, чтобы люди делали из него салонную забаву, какую-то игру в прятки. Когда этот сверхчувственный мир вступает в общение с душой человека, инициатива этого общения исходит от силы, стоящей вне души и выше ее, сама же душа остаётся пассивной при этом общении, ключа к пониманию которого у неё нет. Это твёрдое мое убеждение. Поэтому весь вздор вертящихся столов занимает меня как игра, но я не могу к нему относиться серьёзно, как Кушелев и некоторые другие лица, приглашаемые на вечера к императрице…
4 октября
Судя по последним известиям из Константинополя, война неминуемо должна разразиться.
Четырнадцатого (26) сентября (день Воздвижения креста, празднуемый нашей церковью) состоялось заседание Дивана, по настоянию которого султан обязался отклонить Венскую ноту и объявить, что если княжества не будут очищены русскими войсками в течение семи дней, то будет объявлена война.
Знамя Магомета было водружено в мечети, что сразу разожгло фанатизм всего магометанского населения.
Итак, предстоит война, несмотря на все человеческие усилия предотвратить ее, несмотря на официозное вмешательство западных держав в наши дела, несмотря, наконец, на умеренность императора Николая, – война в осуществление того предсказания, которое предвещает на пятьдесят четвёртый год освобождение Константинополя и восстановление храма Св. Софии.
Возгорится страшная борьба, гигантские и противоречивые силы вступят между собой в столкновение: Восток и Запад, мир Славянский и мир Латинский, православная церковь в борьбе не только с Исламом, но и с прочими христианскими исповеданиями, которые, становясь на сторону религии Магомета, тем самым изменяют собственному жизненному принципу. Ум, поражённый ужасом, с тоской спрашивает себя, каков будет исход этой борьбы между двумя мирами.
Сомнения нет, мы, Россия, на стороне правды и идеала: Россия сражается не за материальные выгоды и человеческие интересы, а за вечные идеи. Потому невозможно, чтобы она была побеждена, она должна в конце концов восторжествовать. Как справится она тогда с тем великим наследием, которое ей выпадет на долю, окажется ли она на высоте своей великой исторической судьбы или отступит перед разрешением задачи, равной которой еще не было в истории?
При одной мысли об этом кружится голова. Неужели, как постоянно и в прозе, и в стихах повторяет мой отец, неужели правда, что Россия призвана воплотить великую идею всемирной христианской монархии, о которой мечтали Карл Великий, Карл Пятый, Наполеон, но которая всегда рассеивалась как дым перед волей отдельных личностей? Неужели России, такой могущественной в своём христианском смирении, суждено осуществить эту великую задачу?
N. B. Мне было 24 года, когда я писала эти строки, и я была дочерью поэта, вдохновлённого историческими судьбами России.
5 октября
Родилась маленькая великая княжна. Княгиня Салтыкова зашла ко мне около трёх часов очень взволнованная и объявила, что у цесаревны родилась дочь. Эта маленькая девочка – большая радость в императорской семье, ее очень ждали и желали, так как после великой княжны Лины[32]32
Великая княжна Александра.
[Закрыть], которая не дожила до семи лет, у цесаревны были только сыновья. Этой новой пришелице предназначили имя Веры, но старая княгиня Горчакова написала императрице, что она видела сон, будто у цесаревны родится дочь, если она обещает назвать ее Марией. Итак, назовут ее Марией…
6 октября
Вечер у императрицы. Опять вертящиеся столы. Сестра моя написала про свой стол довольно забавное трехстишие:
Это всё, что можно о них сказать при некотором остроумии, но по поводу этих столов люди обнаруживают глупейшее легковерие и еще более глупую склонность к мелкому обману, которые приводят к самым печальным размышлениям о природе человеческой.
22 октября
Большой парад гвардии в Петербурге.
Войскам будет прочитан манифест по поводу объявления войны. Итак, война, несмотря на все усилия предотвратить ее! Император Николай имеет вид очень озабоченный, а наследник чрезвычайно грустен. По-видимому, мы не уверены в себе, опасаемся неудач, не чувствуем себя достаточно подготовленными. Но неудачи пробудят национальный энтузиазм, который еще дремлет, а когда вся Россия поднимется, она в конце концов восторжествует, как всегда.
Молодёжь с восторгом идёт на бой. Великие князья Михаил и Николай в совершенном восторге. Молодой князь Орлов, которого я очень много видела эти дни на вечерах у императрицы, в полном одушевлении. С оживлённым и одухотворённым лицом, с блестящими и выразительными глазами он выглядит настоящим «heros en herbe» [будущим героем]. У меня с ним завязался одно время маленький флирт, придававший известную прелесть этим придворным вечерам, всегда таким скучным.
25 октября
Сегодня состоялось крещение великой княжны Марии Александровны. Всё было обставлено с величайшей помпой и торжественностью. На императрице был трен, осыпанный бриллиантами и драгоценными каменьями. Августейшего младенца, покрытого императорской мантией из сукна, отороченного горностаем, держала на руках княгиня Салтыкова. Восприемниками были император Николай и великая княгиня Мария Николаевна.
Служба была чу́дная. Великолепный хор пел sotto voce [шёпотом] для того, чтобы сильные голоса не испугали ребёнка. Пение тихое и заглушённое, как отдалённая мелодия, наполняло душу умилением грустным и торжественным.
В этих наполовину светских, наполовину религиозных придворных торжествах есть какая-то странная смесь божественного и мирского. Совершаются самые священные церковные таинства, и нужно сказать, что члены царской семьи всегда присутствуют на них с видом глубочайшего благоговения, многие из них молятся с искренним благочестием, и все строго соблюдают приличие, внушаемое святостью места.
Нельзя того же сказать о придворных: из них каждый, по-видимому, чувствует себя скорее в театре, нежели в церкви, и многие прекрасные люди, которые наедине усердно молятся богу, в дворцовой церкви считают себя совершенно свободными от всяких обязательств по отношению к нему. Для всех их церковь является как бы местом светских собраний; считается совершенно ненужным ни молиться, ни даже держать себя прилично. Болтают, шепчутся, смеются. Иногда, когда разговор становится слишком громким, император Николай поворачивает голову и обводит взором Юпитера-громовержца эту стрекочущую толпу. Мгновенно наступает тишина, но ненадолго, и очень скоро разговоры возобновляются.
Церемония продолжалась очень долго, так как обедне предшествовал еще молебен, сопровождаемый залпами из пушек. Когда я пошла поздравить цесаревну, она показала мне великолепные украшения из драгоценных камней, которые ей подарили государь, государыня и наследник цесаревич: диадему из рубиновых звёзд с расходящимися бриллиантовыми лучами и такую же парюру на корсаж.
Цесаревна подарила мне красивую брошку из жемчугов с бриллиантами.
28 октября
В дворцовой церкви служили молебен по случаю начала войны. При выходе из церкви государь обратился с речью к офицерам, присутствовавшим на церковной службе. Он сказал им, что гвардия пока не вступит в дело, но что, если обстоятельства этого потребуют, он сам поведёт ее и уверен, что она покажет себя достойной этой чести.
Наследник подошёл к государю и произнёс сакраментальное: «Рады стараться», которое офицеры повторили хором. Государь обнял его.
В этой маленькой сцене не чувствовалось ни малейшего одушевления или увлечения. Восточный вопрос – вопрос совершенно отвлечённый для ума петербургского, и особенно для ума гвардейского. Этот бедный ум, крылья которого постоянно обрезались, перед ним никогда не открывалось других горизонтов, кроме Марсова поля и Красносельского лагеря, не вырисовывалось других идеалов, кроме парадов и фойе оперы или французского театра. Как может ум, воспитанный на такой тощей пище, возвыситься до понимания крупных социальных и политических замыслов или воодушевиться идеей освобождения славянских народов и торжества православия? Нужно основательно растрясти наше общество, перевернуть его вверх дном, прежде чем идеи такого порядка смогут проникнуть в тупые мозги петербургских гвардейцев.
Двор завтра переезжает в Гатчино. У императрицы вчера был вечер, бесцветный и скучный, как всегда. Сегодня вечером возобновляются наши вечера в маленьком составе у цесаревны с чтением «Дон-Кихота», который нас так забавляет. Я в прекрасном настроении духа.
14 ноября
Отец провёл у меня вчерашний день.
Он с головой увлечён столами, не только вертящимися, но и пророчествующими. Его медиум находится в общении с душой Константина Черкасского, которая поселилась в столе после того, как, проведя жизнь далеко не правоверно и благочестиво, ушла из этой жизни не совсем законным образом (утверждают, что он отравился). Теперь эта душа, став православной и патриотичной, проповедует крестовый поход и предвещает торжество славянской идеи.
Странно то, что дух этого стола как две капли воды похож на дух моего отца; та же политическая точка зрения, та же игра воображения, тот же слог. Этот стол очень остроумный, очень вдохновенный, но его правдивость и искренность возбуждают во мне некоторые сомнения.
Мы часами говорили об этом столе, отец страшно рассердился на меня за мой скептицизм, и хотя я отстояла независимость своего мнения, однако душа моя была очень смущена, и я поспешила отправиться к великой княгине, чтобы восстановить нравственное равновесие своих чувств и мыслей. Какая разница между натурой моего отца, его умом, таким пламенным, таким блестящим, таким острым, парящим так смело в сферах мысли и особенно воображения, но беспокойным, нетвёрдым в области религиозных убеждений и нравственных принципов, и натурой великой княгини, с умом совершенно другого рода, глубоко коренящимся в «единственном на потребу»! Какой душевный мир я испытываю, когда после этих столкновений с отцом я нахожусь опять с ней, какое успокоение нахожу при соприкосновении с этой душой, чистой и прямой, с этим умом, рассудительным и трезвым! Для неё религия не есть игра воображения, это сосредоточенная и серьёзная работа всего ее внутреннего существа.
15 ноября
Наследник цесаревич говорил сегодня на вечере у цесаревны, что утром получена из Вены телеграмма с известием, что турки соглашаются вступить в переговоры. Он имел вид озабоченный и добавил: «Вести переговоры, но на каких началах? Всё равно всё придётся начинать сызнова». – «Надо бы предложить туркам переехать», – заметила я. «Вот это хорошо, – сказал, смеясь, великий князь – этим я был бы очень доволен». Во время чая наследнику цесаревичу подали телеграмму от государя. Он прочёл ее, и лицо его прояснилось. «Английские и французские флоты вошли в Черное море, – сказал он, – тем лучше, это делает войну неизбежной»[34]34
Фактически союзные флоты вошли в Черное море только 23 декабря 1853 года (4 января 1854 года).
[Закрыть].
Эти слова в его устах знаменательны. Великий князь слишком привык к сдержанности, чтобы позволить себе высказать подобное мнение, если бы его не разделял государь. Весь вечер разговор шёл о политике.
Я спросила великого князя, почему мы не обращаемся с призывом к христианскому населению, находящемуся под игом магометан и ожидающему только одного слова России, чтобы восстать против своих угнетателей. Он мне ответил, что этого еще нельзя сделать, что, до тех пор, пока наши войска не перешли через Дунай, невозможно организовать движение и что оно ни к чему не приведёт. Этот ответ успокоителен, так как в публике существует уверенность, что император Николай не хочет пользоваться помощью христианского населения Турции против султана, чтобы не поколебать принципа подчинения законной власти, которого он сам является первым защитником…
От великой княгини я поехала к графине Блудовой; она передала мне записку Александра Попова и записку Погодина всё по тому же вопросу о войне, в смысле совершенной необходимости действовать открыто и смело, не рассчитывая на помощь Запада и не добиваясь ее. Мне поручено передать эти записки цесаревне.
16 ноября
Я видела Рашель в драме «Полиевкт», немедленно после которой она декламировала языческую оду «Гораций и Лидия», чтобы показать всё разнообразие своего таланта. Из театра я поехала к Софье Мещерской и застала у неё писателя И. С. Тургенева. Его разговор, блестящий и остроумный, недостаточно содержателен. Это набросок, отлично схватывающий контуры вещей, но не передающий ни красок, ни форм.
1854 год
1 января
Наступил Новый год.
Я встретила его со стеснённым сердцем, ибо, как всегда, в нем кроется неведомое. Вечер под Новый год я провела у императрицы, где говорили о войне и щипали корпию для армии.
В одиннадцать часов подали шампанское, поздравили друг друга, и императрица отпустила нас: так принято в царской семье, чтобы к двенадцати часам каждый удалялся к себе. М-elle де Грансе, Александра Долгорукая и я подождали цесаревну, когда она проходила, чтобы пожелать ей счастливого Нового года…
2 января
Мы спустились к чаю к цесаревне. Великая княгиня Ольга (Николаевна)[35]35
Супруга наследного принца Вюртембергского. Гостила в описываемое время в Петербурге.
[Закрыть] дала ей знать, что она проводит вечер одна, и просила ее зайти к ней вместе с нами. У меня не было перчаток, цесаревна дала мне пару своих. У великой княгини Ольги были только ее фрейлины Эвелина Массенбах[36]36
Ф. И. Тютчев характеризует m-elle Массенбах в письме к жене от 12 июня 1858 года как «приятную особу», «французский лепет (которой) живо напомнил мне маленькие германские дворы».
[Закрыть] и Анолита Виельгорская[37]37
Фрейлина Анна Михайловна Виельгорская, которую в семье называли Анолитой.
[Закрыть].
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?