Текст книги "Склифосовский"

Врачи XIX века были во многом первопроходцами, мостом между медициной средневековой и современной. Ведь, несмотря развитие науки, еще не совершилось тех открытий и новшеств, которые в наши дни стали будничными. Отсутствие знаний о функционировании многих органов и систем человеческого организма, об инфекционной природе некоторых заболеваний, отсутствие антибиотиков и вообще многих привычных нам препаратов – так выглядела медицина всего 150 лет назад. Поэтому противостояние врача и знахаря далеко не всегда заканчивалось в пользу первого. И не только из-за неграмотности пациентов. Накопленный народными врачами эмпирический опыт в лечении многих заболеваний часто приводил к научным открытиям. Например, из наперстянки, которую использовали в качестве препарата для лечения сердечных заболеваний, выделили вещество, входящее в состав препаратов, применяющихся в кардиологии. Многие средства народной медицины эффективно используются и в наши дни в рамках фитотерапии.

Конечно, отсутствие этиологического[45]45
  Этиология – раздел медицины, изучающий причины и условия возникновения болезней.


[Закрыть] принципа в лечении болезней вынуждало прибегать знахарей, как и средневековых врачей к агрессивным методам лечения – чего стоят прижигания ран или прием внутрь различных ядовитых химических веществ. Но, к сожалению, история показывает, что и официальная медицина порой шла ошибочным путем. Некоторые заблуждения искоренялись десятилетиями и ценой жизни многих пациентов. Сложно осуждать врачей, получивших образование в первых университетах. Они пытались привести в соответствие свои теоретические познания с многогранной и неповторимой природой различных болезней, а пользовались при этом не диагностической аппаратурой, а лишь органами чувств.

Поэтому при всем противопоставлении у врача первой половины XIX века было и нечто общее со знахарем. Точно так же в тяжелых случаях он мог призвать на помощь только интуицию и веру. Лишь верования различались. В отличие от знахаря врач верил не только в высшие силы, но и в науку.

Нашему герою выпала судьба жить во время становления медицины в ее современном виде и принять активное участие в этом процессе.

Сегодня методы его работы кажутся само собой разумеющимся, а его наблюдения и открытия выглядят незначительными. Но именно они стали предвестниками больших открытий, от них отталкивались следующие поколения медиков. Возможно, поэтому слава Николая Склифосовского как клинического врача растворилась в достижениях ученых, наследовавших ему.

Глава шестая. Родильная горячка и ледяная анатомия

Мы подошли к первому месту службы нашего героя, месту его становления в качестве профессионала. По прибытии в Одессу Николай Склифосовский устроился работать ординатором в городскую больницу. Служба его проходила в сохранившемся поныне Циркульном корпусе. Ему исполнилось тогда 23 года. Забавное совпадение – в этом же возрасте сегодняшние студенты российских медицинских вузов получают свои дипломы и выбирают дальнейшую специализацию. У Склифосовского это произошло раньше, но в теории. А практика случилась уже после окончания университета. Именно Одесская городская больница стала кузницей его мастерства, именно здесь он сложился как ученый-исследователь, всегда выбирающий в научной деятельности не чистую радость познания, но гуманизм, возможность принести пользу людям и облегчить их страдания.

Кажется странным, что без сомнения талантливые научные работы Склифосовского, которые побуждали современников для дальнейших научных изысканий, оказались забыты сегодня. Но тому есть объективные причины.

Развитие человеческого общества выражает себя не только через исторические события или даже произведения культуры. Нюансы быта того или иного поколения тесно взаимосвязаны со всеми его культурными слоями от веяний моды до научных открытий. Эпоха порой оживает в крылатом выражении – например, «дать денег на булавки» означало в XIX веке не такую уж малую сумму, поскольку некоторые дамские платья вообще не шились до готовности, а создавались прямо на теле женщины с помощью бесчисленного количества этих приспособлений. И, конечно, очень многое об эпохе говорит медицинская статистика.

Даже список болезней человека не остается неизменным на протяжении истории: возникают какие-то новые заболевания, а другие, ранее считавшиеся смертельными, начинают поддаваться излечению. И это касается не только инфекционных заболеваний. Некоторые когда-то распространенные диагнозы становятся редкими настолько, что врачи, спустя столетие, даже не сразу могут понять, о чем идет речь.

Именно к таким случаям относится первая крупная научная работа Николая Склифосовского, собственно, его докторская диссертация: «О кровяной околоматочной опухоли», которую он написал по результатам своей практической деятельности в Одесской городской больнице и успешно защитил в 1863 году в Императорском Харьковском университете. Само название говорит о связи данной работы с гинекологией. Учитывая масштаб личности нашего героя, а также тот факт, что диссертации обычно пишут на актуальные темы, можно предположить, что труд этот весьма известен и уважаем в среде врачей-гинекологов. Однако это вовсе не так. Более того, словосочетание «кровяная околоматочная опухоль» вызовет недоумение у большинства сотрудников современных женских консультаций.

Диссертация Николая Склифосовского. 1863 г.

Возникает закономерный вопрос: почему?

Дело в том, что гинекологии в современном понимании во времена Склифосовского не существовало. Эта отрасль медицинской науки была частью хирургии. Наблюдением же за состоянием женской репродуктивной системы, а главное – профилактикой ее заболеваний никто не занимался. Акушерство, или, как говорили во времена Склифосовского, «бабичье дело», отдавалось на откуп повивальным врачам. Но они занимались женщинами лишь в связи с беременностью и родами.

Такое положение вещей может показаться естественным, ведь уровень здравоохранения в XIX веке сильно отставал от современного. Однако история медицины указывает на существование гинекологии еще задолго до Рождества Христова. Сведения о женских болезнях и способах их лечения имеются в Талмуде, в Корпусе Гиппократа и других древнейших источниках. Вместе с остальными областями медицины гинекология медленно развивалась, но в какой-то момент в этой специализации наступил полный застой и даже откат назад. Началось это с середины VII века, когда арабы ввели запрет на осмотр больной женщины врачом мужчиной. Разумеется, женского медицинского образования арабский мир тоже не допускал.

В христианской средневековой Европе гинекология существовала, но с большой натяжкой. Не как отрасль практической медицины, но, скорее, как тема для трудов и трактатов в области мистической философии и схоластики. Женское тело считали зеркальным отражением мужского, так как половые органы располагаются в нем внутри, а не снаружи. Понятно, что такая концепция далека от научности. А ведь существовало еще множество трактатов о женской природе, основанных лишь на образах Девы Марии и грешной Евы.

Только начиная с эпохи Возрождения гинекология постепенно начала обретать научную базу, очищаясь от привычных суеверий, предрассудков и мистики. На это потребовались усилия врачей не одного поколения. Хоть и не сразу, но рациональное мышление послужило толчком к развитию практики. В 1818 году французский врач Жозеф Рекамье изобрел рукавное цилиндрическое зеркало, которое используется и сегодня, а немного раньше американец Эфраим Макдауэлл провел первую овариотомию[46]46
  Овариотомия (от лат. ovarium – яичник и греч. tomē – разрез, рассечение) – рассечение яичника.


[Закрыть]. Именно в Америке в 1855 году открылась и первая гинекологическая больница. Ее главный хирург славился своим мастерством, которое, к слову сказать, развил, тренируясь на темнокожих рабынях. Разумеется, анестезия, даже примитивная, им не полагалась.

В России становление акушерства связано с именем Павла Захаровича Кондоиди (1710—1760), архиатра – старшего врача Медицинской канцелярии, учрежденной вместо Аптекарского приказа в 1723 году согласно реформам Петра I. Он в 1754 году впервые произвел учет повивальных бабок, подвергнул их экзаменам и открыл в Санкт-Петербурге и Москве «бабичьи школы» для подготовки акушерок. Московская школа в 1801 году была преобразована в Повивальный институт при Императорском Московском воспитательном доме. В Петербурге ученик Николая Пирогова, Александр Китер[47]47
  Александр Александрович Китер (1813—1879) – врач, основоположник русской хирургической гинекологии, заслуженный профессор, тайный советник.


[Закрыть], впервые в России произвел в 1842 году чрезвлагалищное удаление матки, пораженной раком, и написал позднее первый русский учебник гинекологии.

История акушерства в Одессе начинается с небольшой палаты в старой городской больнице. Как и в Европе того времени, беременных вели «повивальные-бабки» или «повитухи». Они и стали прообразом современных акушеров. Несмотря на название, у этой профессии не было ничего общего с народным повиванием – на сахар ребенка никто из родовых путей не выманивал и отварами полыни не поил. А для того чтобы стать повитухой, нужно было пройти специальные курсы и получить документ, разрешающий заниматься такой деятельностью.

В 1878 году благодаря помощи новороссийского и бессарабского генерал-губернатора и командующего войсками Одесского военного округа Павла Евстафьевича Коцебу на углу улиц Старопортофранковской и Градоначальницкой выстроили здание повивальных курсов, куда через несколько лет переехало родильное отделение из городской больницы.

Акушерскую и гинекологическую клиники в Москве объединил только в 1923 году советский акушер-гинеколог Михаил Сергеевич Малиновский.

Итак, в XIX веке медики взялись за изучение женского организма и достаточно преуспели. Но отношение к женщине в обществе оставалось прежним. Особенно это касалось простого народа, в котором уважение и даже некоторый страх перед беременностью вовсе не означали привилегий для беременных.

Многим из нас приходилось слышать фразу: «Раньше в поле рожали и ничего». Ее произносят, романтизируя якобы «здоровое» прошлое. На самом деле в поле женщина рожала, если не успевала дойти до дома (точнее – до бани, где жители русских деревень считали рожать наиболее правильным). Такое случалось довольно часто, поскольку о декретном отпуске никто не слышал, беременные работали наравне со всеми. Да и после рождения ребенка крестьянка почти сразу же приступала к своим обычным обязанностям. От работы могли освободить, если только родильница вообще не могла ходить от потери крови. Правда, скорее всего, в таком случае она бы не выжила, ведь переливание крови и прочие мероприятия, которые стандартно проводятся в аналогичных ситуациях сегодня, в XIX веке не делали[48]48
  Первая попытка переливания крови была сделана в 1665 году Уильямом Гарвеем (1578—1657). Впервые в России жизнь роженице с помощью этой процедуры спас в 1832 году петербургский акушер Андрей Мартынович Вольф.


[Закрыть]. Женская смертность при родах была огромной, причем во всех сословиях, не исключая аристократического.

Вернемся к диссертации Николая Васильевича. Он действительно выбрал крайне актуальную тему. В его время «кровяная околоматочная опухоль», или, говоря проще, патологическое скопление крови в околоматочной клетчатке, случившееся из-за травмирования мелких сосудов, – являлась очень распространенной женской бедой. Этот недуг можно воспринимать, как своеобразный маркер жизненных условий женщины в XIX веке. А они были порой просто нечеловеческими. Помимо недопустимо тяжелых физических нагрузок во время беременности имели место подпольные аборты, совершаемые самыми варварскими способами.

Один из таких способов описан в книге Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого». Советский врач-гинеколог демонстрирует последствия подпольного аборта партийному работнику:

«Внутри матки находилась проросшая луковица. Чудовищная битва между плодом, опутанным плотными бесцветными нитями, и полупрозрачным хищным мешочком, напоминавшим скорее тело морского животного, чем обычную луковку, годную в суп или в винегрет, уже закончилась.

– Прошу обратить внимание. Это беременная матка с проросшим луком. Луковица вводится в шейку матки, прорастает. Корневая система пронизывает плод, после чего извлекается вместе с плодом. В удачном случае, разумеется. Неудачные попадают ко мне на стол или прямо на Ваганьково… Вторых больше…»

При всей кажущейся фантастичности метод использовался не так уж редко. Возможно потому, что лук имелся в каждом доме и пугал не так сильно, как металлический крючок. Те, кто боялся крючка, также пили отвары и настои, начиная от более безобидных, таких, как молоко с йодом, заканчивая настоем спорыньи. Да-да, той самой спорыньи, послужившей причиной средневековых массовых психозов. Действительно, одним из действий этого гриба на организм является замершая беременность, но также есть и побочные эффекты – понос, рвота, галлюцинации, а также некроз и отторжение тканей. С высокой вероятностью прием такого средства от беременности заканчивался смертью женщины. Пили и другие травы, в основном ядовитые багульник и пижму. Как правило, сразу прервать беременность не получалось. Тогда от отчаяния увеличивали дозу и концентрацию. Долгожданный выкидыш случался, но вместе с ним очень часто возникали проблемы с почками, сердечно-сосудистой системой, начиналась слепота и множество других неожиданных последствий. Также женщины, стремящиеся избавиться от счастья материнства, поднимали тяжести или прыгали с высоты. Не всегда эти средства приводили к желаемому результату, а вот осложнения были обеспечены. Еще одно «народное средство» от беременности – погружение в нестерпимо горячую воду. Плод чаще всего от такой процедуры действительно погибал, а женщина опять же получала мощный удар по сердечно-сосудистой системе, приводящий в том числе к внутренним кровотечениям. Ну и, конечно, классическим и радикальным способом прерывания беременности оставались металлические крючки и спицы. Ими прокалывали плод, а вместе с ним часто и матку, что тоже приводило если не к летальному исходу, то к тем же самым «кровяным опухолям». Эти опухоли становились бедствием для женского населения, причем иногда они возникали даже вне беременности – на фоне хронических воспалений и не пролеченных инфекций мочеполовой системы в сочетании с тяжелым физическим трудом.

Тема диссертации Николая Склифосовского была в его время крайне актуальной. Об этом свидетельствует и факт, что в том же Харьковском университете спустя десять лет после защиты Склифосовского на ту же тему защитился его коллега М. Пономарев. По его словам, несмотря на исследования, проведенные в последние 20 лет, происхождение «кровяной околоматочной опухоли» не решено окончательно. Такое утверждение вполне закономерно. Слишком много разных на первый взгляд не связанных друг с другом причин вызывали этот распространенный женский недуг. Диссертации Склифосовского и Пономарева подробно их описывают, ссылаясь на видных ученых того времени. Но ведущим фактором в распространении этого заболевания стоит считать все-таки общий уровень гигиены и медицины женского здоровья в XIX веке. Ведь сегодня, когда условия жизни женщин кардинально изменились к лучшему, «кровяная околоматочная опухоль» исчезла из учебников гинекологии. Как и родильная горячка, унесшая когда-то тысячи, если не миллионы женских жизней, в наши дни не является масштабной и значимой угрозой.

Несмотря на серьезный научный труд, посвященный женским болезням, гинекология интересовала Склифосовского только как часть хирургии. Его деятельность в Одесской городской больнице включала в себя много других направлений. Как ученый он считал себя последователем Н. И. Пирогова, которого как раз в Одессе сменил на посту хирурга.

Николай Иванович Пирогов после Крымской военной кампании 1853—1856 годов, принесшей ему громкую славу, подал в отставку и был назначен попечителем Одесского учебного округа. К этой должности, слишком скромной для такой известной личности, его принудил лично Александр II. Монарх не захотел слушать об отсталости своей армии и проявил таким образом свою немилость. Неизвестно, как переживал Пирогов опалу, но именно в результате этого назначения великий хирург смог реализоваться как педагог, причем весьма талантливый. В результате его энергичной деятельности на базе Ришельёвского лицея сформировался Императорский Новороссийский университет, первый на юге сегодняшней Украины. Будучи по природе гуманистом, Николай Иванович реформировал многие стороны образования того времени: заменил военную муштру на гимнастику, выступал против телесных наказаний. Он приложил много усилий для доступности образования детей, независимо от сословий и национальностей (в то время сильно притесняли поляков и евреев).

Николаю Пирогову принадлежит выдающаяся роль в организации воскресных школ по всей стране. Вероятно, деятельный попечитель Одесского учебного округа «подсмотрел» образец подобного у одесских «милосердных» богачей, в частности у тайного советника Александра Скарлатовича Стурдзы, который организовал аграрное училище для детей низших чинов. Там подростков и молодых людей обучали агрономии, животноводству, виноградарству, садоводству, поливному земледелию, табаководству и рыборазведению. Эти знания они потом активно использовали на недавно присоединенных целинных землях Бессарабии, где требовалось много рабочих рук. Училище действовало в свободное от сельскохозяйственных циклов время, то есть в выходные и зимой.

Так или иначе, известно, что мысль об организации воскресных школ посетила Пирогова именно в Одессе. Позднее ту же идею выдвинули киевские студенты, а Николай Иванович горячо ее поддержал. В Киеве открылись первые воскресные школы, и с Киева началось их широкое распространение по всей России. Пирогов писал киевскому генерал-губернатору Иллариону Илларионовичу Васильчикову: «В настоящее время открыто в Киеве в разных частях города 7 воскресных школ… <…> В воскресных школах обучают только Закону Божию и грамоте. Для чтения избираются книги, доступные простому народу, как, например, журналы: “Народное чтение”, “Божий мир” и “Детский мир”. Преподаватели при чтении таких статей стараются объяснить учащимся прочитанное…»

За время деятельности Николая Пирогова в роли попечителя произошло много демократических преобразований: свободные для выбора факультативные курсы, автономия высших учебных заведений, студенческие свободы, невмешательство полиции в дела вузов. Конечно, многие радикальные изменения сходили великому хирургу с рук только благодаря его огромной популярности. Но в конце концов прямолинейный характер вкупе со слишком радикальным реформированием системы образования привели его к переводу на аналогичную должность в Киевский учебный округ. Такой факт можно приравнять к понижению по службе, ведь в Одессе жили тогда намного богаче, и особенно это касалось врачей.

Одесские лечебные заведения строились по лучшим европейским стандартам, а работать в них считалось престижным. В той же самой городской больнице молодой Склифосовский познакомился с выдающимися врачами и учеными, такими как старший врач больницы хирург Бернгард Бернгардович Клеберг (1840—1879), патологоанатом Григорий Николаевич Минх (1836—1896), инфекционист и невропатолог Осип Осипович Мочутковский (1845—1903).

В процветающий портовый город ехали лучшие медики не только из соседних городов, но и из Европы. Одесские лечебные заведения наполнили специалисты из Германии, Франции, Греции, Британии, Испании. В каждой больнице формировались собственные медицинские советы для решения насущных проблем. Диплом доктора медицины в дореволюционной Одессе считался надежным способом приобрести «кусок хлеба с маслом» на всю жизнь. Даже в государственных больницах врач получал жалованье не менее 125 рублей в месяц при средней зарплате по Одессе около 45—50 рублей. Для сравнения можно отметить, что за 100 рублей в то время можно было кататься по всей Европе в течение месяца.

Монаршие санкции не остановили Николая Пирогова. Переехав, он с новыми силами принялся открывать воскресные школы как в Киеве, так и на Полтавщине. Его нововведения оказались настолько, как сейчас говорят, «в тренде», что всколыхнули общественность. Народные учителя шли вечерами преподавать даже без оплаты. Пироговские школы вскоре стали пристанищем педагогов-народовольцев, которые приходили туда не только для распространения грамотности, но и для политической пропаганды. Еще один немаловажный факт: в этих школах изучали не только русский язык, но и языки национальных меньшинств, что в глазах властей приравнивалось к вольнодумству. И опять слава Пирогова позволяла ему испытывать царское терпение довольно долго.

Однако любому терпению рано или поздно приходит конец. Самодержавие приступило к «закручиванию гаек» в национальном вопросе сразу же после Польского восстания 1830 года. Подобная политика развивалась не одно десятилетие, ее пиком стал Валуевский циркуляр от 18 июля 1863 года, запретивший издание книг на украинском языке. А вскоре пострадал и Николай Пирогов, ставший чуть ли не личным врагом Александра II. В 1862 году власти закрыли все его школы как рассадник вольнодумства. Однако, всего через два года их работа возобновилась, правда, с большими ограничениями.

Несмотря на притеснения, Пирогов до конца дней оставался верен своим идеалам. Как написано в его педагогических трудах: «…наука нужна не для одного лишь приобретения информации, в ней есть – иногда глубоко, и поэтому для поверхностного наблюдения незаметно, – другой важный элемент – воспитательный. Кто не сумеет им воспользоваться, тот не знает всех свойств науки и выпускает из своих рук тот рычаг, которым можно легко преодолеть большие трудности»[49]49
  См.: Пирогов Н. И. Избранные педагогические сочинения/ Сост. и вводная ст. проф. В. З. Смирнова. М.: Педагогика, 1985.


[Закрыть].

Очевидно, Николай Иванович в годы работы в Одессе и Киеве был хорошо осведомлен о хирургической и научной деятельности молодого Склифосовского, хотя бы потому что тот сменил его на должности хирурга в Одесской городской больнице, которую Пирогов занимал помимо своей административной деятельности. Да и сам Николай Васильевич считал Пирогова своим учителем явно не просто так. Не только в широком смысле, в котором пироговскими учениками являлись буквально все врачи следующего поколения.

Работа хирургом в Одесской горбольнице поставила перед нашим героем новые интересные задачи, но также выявила и профессиональные проблемы. Главная из которых – отсутствие практического опыта. Ведь даже в наши дни, студенты, обучаясь в университете, не приобретают специфического опыта работы с тканями организма человека и мануальных навыков, а в XIX веке дела с практикой обстояли хуже. В Московском университете с 1819 года существовал свой анатомический театр, и лекции по анатомии на курсе Склифосовского сопровождались демонстрациями, однако, изучения отдельных органов тела человека недостаточно для работы хирурга.

Сколько ни посмотри операций, а делать самому сложно, непривычно, особенно когда рядом нет старшего наставника. В хирургической практике много ремесленного. Любой хирург в наше время, как и в далеком прошлом, сначала смотрит, как оперируют другие, затем учится ассистировать и только потом начинает оперировать сам.

В Одесской городской больнице Николай Склифосовский получил практику огромную и разнообразную. Но он не стал бы великим врачом без постоянного самообразования и стремления к самосовершенствованию. Не довольствуясь фундаментальным университетским курсом и насыщенными больничными буднями, он решает углублять свои знания по топографической анатомии[50]50
  Топографическая анатомия – научно-прикладная дисциплина, раздел анатомии человека, изучающий послойное строение анатомических областей, взаиморасположение органов, их проекцию на кожу, отношение к скелету, кровоснабжение, иннервацию и лимфоотток в условиях нормы и патологии, с учетом возрастных, половых и конституциональных особенностей организма. Является теоретической основой для оперативной хирургии.


[Закрыть] в прозекторском отделении, естественно, уже после рабочего дня. Он насколько глубоко уходил в изучение мельчайших анатомических подробностей, что однажды его нашли лежащим без сознания рядом с трупом.

Помогали ему постигать устройство человека фундаментальные и единственные в своем роде труды Николая Пирогова, в которых автор стремился отыскать единственно верные пути и методы хирургического лечения пациентов.

Эти труды считались тогда новым словом в науке в целом и принципиально новым стройным учением по проблемам прикладной анатомии – в частности. Пирогов на многие годы опередил свое время. Самое интересное: ценность его книг не утрачена и по сей день, поэтому упомянем их названия:

«Anatomia chirurgica truncorum arterialium at qui fasciarum fibrosum» («Хирургическая анатомия артериальных стволов и фиброзных фасций»; 1837), издана на латинском и немецком языках;

«Полный курс прикладной анатомии человеческого тела, с рисунками (анатомия описательно-физиологическая и хирургическая)» (1843—1848);

«Anatomia topographica sectionibus, per corpus humanum congelatum triplice directione ductis illustrata» («Топографическая анатомия, иллюстрированная сечениями через замороженное тело человека по ходу трех направлений»; 1852—1859), издана на латинском языке.

В последней, самой монументальной работе в полной мере нашел отражение гений Николая Пирогова – здесь впервые в мире представлен уникальнейший материал, содержащий информацию об органах и их взаимном расположении во всех областях тела человека, причем сами органы представлены в их естественном положении в трех координатах пространства: в поперечной, сагиттальной и фронтальной.

Для создания этого атласа трупы замораживали до каменистой плотности в различных позах, а затем распиливали на тонкие пласты и зарисовывали. Изучались отклонения при различных заболеваниях. Всего в «ледяной анатомии» более тысячи рисунков! С помощью этого метода получено нормальное расположение сердца и органов брюшной полости, совершено множество открытий и сделано много выводов. Пирогов отмечал абсолютно всё, все слои, которые рассекает хирург, последовательно приближаясь к области операции. Неудивительно, что ученый трудился над атласом около десяти лет.

Пироговский метод «ледяной анатомии» оказался провидческим: в наше время «золотым стандартом» диагностики многих заболеваний считаются компьютерная и магнитно-резонансная томографии, в результате которых получаются изображения, почти полностью повторяющие зарисовки из его атласа. А сам метод не так давно применили снова в рамках американского научного проекта «Видимый человек» (Visible Human Project). Этим «видимым человеком» стал Джозеф Джерниган, 39-летний преступник, завещавший свое тело науке. Его приговорили к смертной казни за убийство еще в 1981 году, а в 1993-м приговор был приведен в исполнение посредством смертельной инъекции.

Джерниган, вероятно, не предполагал, что обретет бессмертие в качестве модели для уникального научного эксперимента. После смертельной инъекции его тело привезли в лабораторию, где заморозили в желатине, а затем поместили в специальное устройство, позволяющее делать срезы шириной 1 миллиметр. Многочисленные фотографии срезов заняли 14 гигабайт памяти. Два года спустя проект дополнился «видимой женщиной». На этот раз тело осталось полуанонимным, известно только имя женщины – Мериленд.

После обработки полученной информации американские ученые исправили несколько ошибок в учебниках анатомии. Но неточностей оказалось совсем немного. В целом же работа, проделанная гениальным Николаем Пироговым задолго до изобретения компьютера, УЗИ и прочих вспомогательных средств, в корректировке не нуждалась.

Можно посчитать, что Николаю Склифосовскому, с одной стороны, очень повезло. Как раз в том возрасте, когда обычно закладывается будущий масштаб и профессиональный уровень специалиста, он имел и богатую практику, и самые лучшие теоретические материалы по своей специальности. С другой стороны, точно такие же возможности мог получить практически любой выпускник медицинского факультета. Причем многие коллеги нашего героя являлись гораздо более обеспеченными людьми, чем он, имели более высокий уровень жизни, а значит, и больше ресурсов для развития. Но мало кто из них смог бы после тяжелого дня в больнице заниматься самообразованием во вторую смену. Конечно, ему немало помогало природное здоровье, за которым он к тому же тщательно следил всю жизнь. «Дедушка был очень сильный и здоровый человек, – пишет своим детям его дочь Ольга. – С весны и до глубокой осени купался в реке, а Нева славится холодной водой. Весь сентябрь и октябрь он ежедневно, возвращаясь домой, заходил в единственную оставляемую для него купальню и оттуда бежал пешком (он ходил очень быстро) домой к обеду. Он был очень умерен во всем, требователен к себе и к нам – детям, в отношении своих обязанностей, но в одном он меры не знал – в работе. Зиму и лето он вставал в 7 час. и, если был в деревне, то до утреннего чая отправлялся на свою утреннюю прогулку в несколько верст. Если же в городе, то эта прогулка переносилась на вечер и совершалась по всем бульварам от Рождественки и до конца Пречистенского (Гоголевского) и обратно. Если же вечером бывало заседание, то он шел туда и возвращался домой обязательно пешком».

В этом тексте более всего обращают на себя внимание железная воля и удивительная выносливость Николая Васильевича. Именно эти черты личности позволили ему спасти сотни жизней, когда он сутками оперировал во фронтовых госпиталях, когда вопреки привычному порядку вводил асептику и антисептику в клиниках, когда продирался сквозь бюрократические препоны, организуя съезды врачей и строительство новых больниц. Приобрел ли Склифосовский эту закалку за годы выживания в сиротском приюте или имел такой характер от природы? Об этом уже не узнать, до нас дошел только результат его деятельности. И результат этот бесспорно впечатляет.