Текст книги "Водоворот желаний"

Он обнял меня так крепко, что я поджала ноги и повисла в его объятиях.

– Ты обещала замуж за меня пойти, когда я улажу твои дела. Я уладил.

Слова не шли с языка. Испортить вполне мирный, приличный вечер – это так по-мужски!

И потом: я ничего не обещала! Напротив, попросила сначала закончить ремонт дома… Бирюков услышал то, что хотел услышать, и двигался напролом, как танк Т-90.

Я выбралась из его объятий и с невинным видом сказала:

– Аркаша, я до сих пор практически ничего о тебе не знаю.

– Асенька, спрашивай, я отвечу на любой твой вопрос, – неосмотрительно пообещал Бирюков.

Я задумалась на мгновение и брякнула первое, что пришло мне в голову:

– Ты спал с Ухватовой?

Еще не договорив, я уже пожалела о вопросе. «Что за бред лезет мне в голову? Если и спал, какое мне до этого дело?», – ругала я себя.

– Я был на ней женат, – просто ответил Бирюков. – Семь лет назад.

…Несколько дней я дулась на Бирюкова, искусственно разжигала в себе обиду.

С работы возвращалась поздно, отказывалась от разносолов Аркадия Степановича, щипала какую-то зелень и фрукты. На самом деле мне хватило мужества признаться себе, что спец по сыску и владелец фитнес-клубов Иванов запал мне в душу гораздо глубже, чем я предполагала, и я ищу повод отделаться от Бирюкова.

Тут меня ждало неприятное открытие: чтобы отделаться от Бирюкова, нужно вернуть ему деньги за офис и не забыть про кольцо. Вот такая простая формула: вернешь долг – вернешь собственную свободу. Самое простое и очевидное решение иногда бывает самым трудным.

Вернуть кольцо было легко, а вот деньги… Получалось, что никакого другого выхода, кроме отложенного бракосочетания, у меня нет. От этой мысли мне стало совсем тошно.

Из огня я угодила в полымя. Ухватова требовала за офис деньги, а Бирюкову подавай меня целиком!

За очередным ужином я жевала салат без всякого аппетита и смотрела в одну точку. Точка почему-то находилась на оконной занавеске. Занавеска была в африканских этнических узорах, яркая, цветная, она вызывала зависть у Инги. Когда я ее купила, мой бывший муж неделю объяснял мне, что я не имела права тратить семейный бюджет на такие глупости. Выверт судьбы: занавеска прижилась у меня, а муж нет.

Я криво улыбнулась своим мыслям. Аркадий, приняв улыбку на свой счет, вдохновился, поймал мою руку.

– Ася, я виноват перед тобой, я должен был тебе сразу рассказать о наших отношениях с Натальей.

Имя Наталья действовало на меня как скрежет по стеклу, как скрип несмазанной телеги или жужжание осы над ухом. Безотносительно к Бирюкову, конечно. Еще не хватало его ревновать!

– Вот, значит, все-таки отношения. А говорил, никаких отношений, – припомнила я Аркадию.

– Да, то есть, нет, никаких таких отношений нет, все в прошлом. Сейчас у нас совсем другие отношения.

– Она к тебе испытывает глубокие материнские чувства, – подсказала я.

– Я сейчас тебе все объясню, и ты не станешь больше зацикливаться на ней. – Бирюков заметил небрежный взмах моей руки, его голос приобрел неожиданную власть и силу. – Не перебивай. Мы с Наташкой учились в институте, она бросила учебу, выскочила замуж и исчезла куда-то. Встретились мы, когда она разводилась и делила имущество. Она меня нашла, я помог ей с адвокатом. Наталья тогда с его помощью чуть мужа по миру не пустила. Он довольно состоятельный иностранец был у нее, и все его имущество в России осталось ей. Мы с ней еще пару раз встретились, я сделал ей предложение, она согласилась, и нас в тот же день расписали по знакомству. Кстати, заведующая Загсом тоже училась со мной в юридическом. У Натальи тогда был магазин винно-водочный, сейчас она его сдает в аренду. Так вот, завод, на котором мой приятель из администрации был одним из учредителей, поставил ей левую партию коньяка. Она не успела принять товар, как ее накрыла налоговая вместе с отделом по борьбе с экономическими преступлениями, явно по наводке. Наталье опять понадобился адвокат. Я привлек все свои связи. Познакомил Наталью со своим приятелем в администрации, он задействовал все рычаги, дело закрыли. Пока шло следствие, Наталья встречалась с моим приятелем и закрутила с ним роман. Она потом говорила, что только поэтому ее не посадили. А потом я в неподходящий момент вернулся из командировки, застал их… сама понимаешь… Ну и подал на развод. Так что супружеский стаж у меня год и восемь месяцев. Вот так.

Мы помолчали каждый о своем.

– Асенька, ты совсем ничего не ешь, тебе не нравится? Может, поедем куда-нибудь поужинаем? – Бирюков съехал на излюбленную тему, властные нотки в голосе адвоката утонули в патоке.

– Аркаша, ты любишь толстеньких женщин?

– Нет, я люблю тебя.

– Тогда зачем ты меня откармливаешь? Теперь я вынуждена записаться в тренажерный зал.

…Спортивную одежду я выбирала, как невеста подвенечное платье.

После седьмой примерки остановилась на майке бледно-салатного цвета, которая была мне к лицу и подчеркивала цвет моих глаз, и черных лосинах. Примерив экипировку в последний раз, я осчастливила полуживую девочку-консультанта, расплатилась и поехала в клуб.

Иванову я звонить не стала. Мне хотелось показаться ему на глаза месяца через два-три после начала тренировок, когда результаты будут уже заметны. Это рядом с Аркадием Степановичем я выглядела стройной, а рядом с таким мужчиной, как Евгений Максимович, диеты было не достаточно, нужно было работать над собой.

Я не успела войти в тренажерный зал, как меня перехватил молодой человек. Мазнув по бейджу взглядом, я выхватила два слова «инструктор Антон».

– Добрый день, – голосом змея-искусителя пропел он, – первый раз у нас?

Я остановилась, соображая. Похоже, незаметной здесь остаться не получится. К такому пристальному вниманию я не была готова и уже собиралась удрать из клуба, когда меня окликнул знакомый баритон, от которого у меня сладко заныло сердце.

Медленно, как в рапиде, я обернулась и увидела Евгения. На нем была белая майка, из которой выпирали горы мускулатуры. Впечатление было настолько сильным, что я смутилась и не знала, куда девать глаза.

– Женя, на вас можно изучать строение мышечной системы, – обретя голос, выдавила я.

– Спасибо, – без улыбки отозвался Евгений.

– Женя, скажите вашему инструктору, что я такой быть не хочу, – расстроилась я.

– Антон, спасибо, я сам займусь нашей гостьей, – бросил Евгений, и «инструктор Антон» без лишних слов исчез.

– Зачем мной заниматься? – всполошилась я. – Евгений, вы не беспокойтесь, я сама.

– Сама она, – усмехнулся Иванов. – Слушай, не привык я на тренировке «выкать». Давай на «ты», – предложил он.

Я набрала в грудь воздуха.

– Хорошо, давай на «ты».

– Буду твоим персональным инструктором, – осчастливил меня Иванов. – А то Антоха возбудится и дискредитирует мой клуб. Не хочу рисковать.

Намек был таким прозрачным, что я вспыхнула.

– Так что я весь к твоим услугам, – присовокупил Евгений. В глазах его плясали адские огни, окаянные губы изображали улыбку. Мне вдруг почудилось, я всегда знала эти губы, какие они на ощупь и на вкус…

Многообещающее начало, ничего не скажешь.

Иванов наклонился ко мне так близко, что я услышала его запах – терпкого мужского с примесью лимонной цедры – и доверительно сообщил:

– Я разведен и бездетен.

– Я тоже, – неожиданно для себя просветила я его.

– А как же адвокат?

Ого! Похвальная проницательность!

Ничего не значащая визитка сказала моему инструктору обо мне больше, чем следовало. Еще немного, и я бы вслед за пушкинской героиней «восхищенья не снесла и к обедне умерла».

Голос застрял где-то в районе пятого шейного позвонка.

– Это издержки бизнеса, – выудила из себя я.

С этого момента желание вернуть Бирюкову его миллионы стало навязчивым.

– Для начала я тебе все покажу и расскажу. Какие тренажеры, для какой группы мышц используются. А ты уже сама решишь, в какой зоне подкачать мышцы.

Евгения ощупал меня таким взглядом, что я почувствовала себя голой.

– Я бы советовал тебе сконцентрироваться на растяжках, потому что проблем у тебя никаких нет, – заключил он.

Я приободрилась, непроизвольно втянула живот и расправила плечи.

Иванов повел меня к стене, вдоль которой выстроились железные монстры. С каждым шагом решимость моя таяла. Ощетиненные пружинами, лебедками, стойками, перекладинами, дисками, крючками и зажимами тренажеры были похожи на пыточные инструменты.

Взгляд мой заметался, ища спасения.

В зале стали собираться завсегдатаи. Девушки пожирали моего инструктора глазами и застывали в соблазнительных позах. Мне казалось, ни один мужчина не может этого не замечать. Почти все девицы были высокими и длинноногими. Качались они, видимо, давно, в нужных зонах у них уже все было увеличено, а в ненужных – уменьшено.

Отступать было поздно.

И когда мой гуру предложил лежа отжать вес, я с отчаянной решимостью легла под штангу.

– Это упражнение укрепляет грудные мышцы, – сообщил Евгений Максимович. При этом он так откровенно пялился на мою грудь, что, как ни силилась я, жима сделать не смогла.

Сгорая от стыда, я сползла с тренажера. Елки палки! Занятия призваны были поднять мою самооценку, а не растоптать ее!

К концу этого пробного занятия я устала до дрожи в коленях, и когда Евгений предложил мне где-нибудь посидеть и перекусить, я кисло улыбнулась и отказалась, ссылаясь на необходимость гулять с собакой.

…Ночью, прислушиваясь к сопению Бирюкова, я лежала без сна, перебирала в памяти все слова и взгляды, которыми меня осчастливил Евгений, нанизывала их, как бусины, одно на другое, и невинные прикосновения и ухаживания приобретали в моем воображении совсем другой подтекст.

Я представила, как Евгений пригласит меня на свидание, что на мне будет надето, как я буду накрашена, причесана… О чем мы будет разговаривать, как он прикоснется ко мне… Словом, воображение разгулялось, мне стало не до сна.

Аркадий всхрапнул, заворочался, а я выскользнула из постели, решив выпить чашку горячего молока с медом. Испытанный рецепт от бессонницы.

Я выскользнула из спальни, чуть не прищемив Сойера, закрыла за собой дверь. Пес всегда таскался за мной по дому из любопытства.

В прихожей я притормозила, достала из сумки визитку Иванова, понюхала – она источала приглушенный запах лимонной свежести и обещание приключений…

Сойер наблюдал за мной с интересом, склоняя ушастую голову то влево, то вправо.

С сожалением я сунула визитку обратно в сумку и уже собралась на кухню, но тут взгляд мой упал на портфель Бирюкова. Мною вдруг овладело необъяснимое желание заглянуть внутрь. Я попыталась понять, почему меня тянет рыться в чужих вещах, для чего мне это нужно, но никаких разумных объяснений дать этому факту не смогла. Просто страстно захотелось узнать, какие дела еще ведет адвокат, кроме моего.

Ответить на этот вопрос, не заглянув в портфель, я не могла. От сюда следовало…

Не дав себе времени на сомнения, я открыла портфель. В первую минуту я была разочарована: парочка чистых бланков договоров в файлах, личная печать, набор ручек, футляр с очками, два ключа на связке, брелок от «Audi» и какой-то сверток. Сверток оказался увесистым. Повертев его в руках, я развернула пакет и чуть не выронила. В пакете оказался пистолет. Не какой-то там травматический, а настоящий, боевой, с металлической рукоятью!

Освещения не хватало, но я все же рассмотрела на рукоятке вензель: две заглавные буквы «АБ» со сплетенными хвостами. Не было сомнений: это был именной пистолет Аркадия Бирюкова. Что он там говорил? Военный юрист?

В этот самый момент Сойер вскочил и, виляя хвостом, умчался. Я вовремя успела вернуть оружие и защелкнуть замки на портфеле.

Аркадий зевал, направляясь в туалет. Когда он исчез за дверью, я припустила на кухню. Видимо, успев соскучиться, Бирюков пришел следом за мной, еще раз зевнул и спросил:

– Асенька, почему не спишь?

– Не спится, Аркаша, мысли всякие лезут в голову.

– А ты барашков пробовала считать?

– Конечно, дорогой, только один оказался упрямее других и не захотел прыгать через забор, – пожаловалась я, – ты иди, ложись. Я сейчас молока попью и тоже лягу.

– Мне без тебя плохо, приходи скорей, – попросил Аркаша и повернулся ко мне спиной пятьдесят второго размера.

Какое уж тут молоко с медом, когда в доме огнестрельное оружие! Тут люминал нужен, чтоб заснуть.

Я вернулась в постель, лежала без сна, таращилась в темное окно, в которое пробивался косой луч уличного фонаря, и не могла выбросить из головы буквы «АБ» на вороненой стальной рукояти.

За что мог получить наградное оружие юрист? Уж точно не за вышивание крестиком.

Возможно, оружие досталось адвокату в честном бою. Трофей, иными словами. Кардинальный вопрос: зачем адвокату пистолет? Пистолет – это готовность к сопротивлению, к защите собственности… «Интересно, считает меня Бирюков своей собственностью?», – последнее, о чем подумала я, прежде чем сон сморил меня.

…Утром я прокляла Иванова, Бирюкова, себя и свой перфекционизм: болело все, включая мышцы шеи.

Подождав, пока Бирюков выведет Сойера, я со стонами и охами вытащила себя из постели.

Вспомнив, что Женя предупреждал о последствиях тренировки, и даже положил мне в рюкзачок быстрорастворимый аспирин, я доковыляла до кухни и выпила шипучку.

Когда Бирюков отбыл на службу, я забралась в горячую ванну. Боль немного утихла, и я смогла отправиться на работу.

Жизнь понемногу возвращалась в мое агентство. Вышли из отпуска креативные продюсеры, один гениальней другого.

Увидев меня, гении как-то подозрительно примолкли и рассосались по рабочим местам.

– Ребята перепутали макеты визиток магазина для новобрачных и ритуального агентства, – наябедничала Валюшка, подавая папку с документами.

– Когда только успели, – проворчала я.

– Прямо с утра. Агентство получило цветочки, а магазин – приглашение в вечность, – выложила подробности Валюшка. – Ну, могильщик не очень расстроился, а свадебный магазин поднял вой. Хотя, чем одно так уж отличается от другого, я не очень понимаю.

Помощница моя лукавила. Как никто другой я знала: она мечтает выйти замуж. Я даже знала, за кого.

В лучших традициях нашего агентства я сама улаживала все конфликты с клиентами. Мне пришлось звонить пострадавшим и просить о снисхождении. Когда извинения были приняты, в моем воображении опять возник светлый образ Евгения Иванова.

Легок на помине, Евгений позвонил сам.

– Как чувствуешь себя? – сразу спросил он. Очевидно, я была далеко не первая, на ком он оттачивал свое мастерство – инструкторское и мужское.

– Финиш! – призналась я, имея в виду скорее душевное состояние, чем физическое.

– Это моя вина, не смог вовремя остановиться. Нужен массаж, приезжай, я организую.

Надо ли объяснять, что я бросила все и поехала в клуб.

Евгений встречал меня у входа. При одном взгляде на него, я отчетливо поняла, что лечу в пропасть. Ни Сойер, ни гуляющая в организме молочная кислота, ни мое детище – агентство, ни долг перед Бирюковым, ни все святые угодники не могли остановить мою погибель.

Массажистом, точнее массажисткой оказалась мощная тетка с задатками садистки. Однако после массажа мне, и правда, стало лучше, и я согласилась посидеть в китайском ресторанчике, что находился в пяти минутах ходьбы от клуба.

И мы с Ивановым двинулись по улице, освещенной закатным июльским солнцем.

Во время этого короткого путешествия я будто смотрела на себя со стороны. Вот я иду, в узкой юбке и шифоновой блузке, на шпильках. Рядом Евгений – сильный, поджарый, высокий, в джинсах и майке.

Против воли я принялась сравнивать Иванова с Бирюковым.

Бесспорно, у Аркадия было много достоинств, и главное – я с ним вполне мирно уживалась. Но одно дело – уживаться, и совсем другое – восхищаться. Ивановым я восхищалась. Я стремительно влюблялась во все, что делал Евгений, в его мимику, жесты, речь. В его манеру одеваться – слегка небрежную. Бирюков был требователен к одежде, а Женька – нет.

Именно здесь, на этой узкой улочке между клубом и заведением мне пришла в голову дурацкая мысль: мне бы такого мужчину…

За эти несколько минут не было сказано ни слова, мы шли и молча улыбались друг другу, летнему вечеру, прохожим…

Даже стало жаль, когда короткое путешествие завершилось, и мы оказались у цели.

Продолжая обмениваться улыбками, мы расположились на террасе ресторанчика. Полистав меню, я заказала белую рыбу, приготовленную на пару, Евгений – тефтели в коричневом соусе.

– Вот тебе мой подарок в качестве компенсации. – Иванов протянул мне клубную карту – это была карта vip-клиента.

– Нет, только не это, – простонала я.

– Пройдет, не бойся, – рассмеялся Женька. Как и все остальное, смех его очаровал меня.

Пока мы ждали заказ, я отлучилась попудрить носик – массаж гнал из меня лишнюю жидкость. Лучше бы он изгонял лишние мысли!

Сделав свои дела, вышла в коридор и наткнулась на гардеробщика – сухонького, щуплого старика-китайца. Я вежливо улыбнулась и уже прошла мимо, но услышала странную фразу, заставившую меня замереть:

– Пелестань славнивать, пелестань пугать себя, не стлой иллюзий, не додумывай за длугих, плеклати диалоги в собственной голове…

Я медленно обернулась и потрясенно уставилась на китайского оракула.

Лицо его было изборождено морщинами, рот запал, но взгляд раскосых глаз будто видел меня насквозь. Я с трудом обрела голос:

– Это вы мне?

Голова гардеробщика закачалась, я услышала его мягкий и тихий, похожий на шелест тростника голос:

– Больше всего рюди устают от самих себя.

Старик улыбнулся мне детской беззубой улыбкой и спрятался за дверью гардеробной.

Сраженная, я подалась назад в зал, где меня заждался Иванов.

– Что-то случилось? – встретил он меня вопросом. – На тебе лица нет.

– Нн-ет, – отозвалась я, пребывая все еще под впечатлением от странного старика и еще более странных слов. – Все в порядке.

За едой мне удалось стряхнуть наваждение и завести разговор – хотелось узнать о Евгении как можно больше.

– Жень, а ты раньше чем занимался?

– Я в ментовке служил.

– Да? Почему ушел?

– Ты же знаешь, какие там оклады.

– Догадываюсь. Но всем известно: мало кто там живет на оклад.

– Знаешь, всегда считал: оборотень в погонах в сто раз хуже бандита. С бандитом понятно все. Он никем не прикидывается, какой есть, такой есть. А продажный мент в любой момент может предать своих же.

Закуска была съедена, чай выпит, жизненные приоритеты расставлены.

Иванов подозвал официантку, я вытащила кошелек, но Евгений так глянул на меня, что я без звука сунула кошелек обратно в сумку.

Солнце уже село, когда мы тем же путем вернулись к клубу.

Иванов довел меня до машины, я открыла дверцу, забросила на пассажирское сиденье сумку, приготовилась сесть за руль и даже занесла ногу.

И тут Иванов тихо и серьезно произнес:

– С момента нашего знакомства ты не выходишь из моей головы. Даже покурить, – добавил он. Наверное, серьезный тон смутил его самого.

Обо мне и говорить нечего – я чуть не рухнула.

– Пройдет, – проблеяла я.

– Думаешь?

– Уверена.

– Скорее бы.

Как в замедленной съемке Евгений наклонился и прижался щекой к моей щеке. Он не обнял меня, не поцеловал, не приставал и даже не сказал ничего – просто его немного колючая щека касалась моей, он дышал мне в ухо – и все. Но с меня и этого хватило!

Улица, парковка, светящиеся витрины – все в ту же секунду померкло, и я провалилась в воздушную яму. Или в космическую дыру. Возможно, это была кратковременная потеря сознания – не знаю, потому что никогда за свою сознательную жизнь ничего подобного не испытывала. Разве только в далеком детстве на качелях, когда дух захватывало от страха и восторга.

Я отпрянула от Иванова, трусливо нырнула в машину и прижала руки к груди – сердце билось под ребрами так, будто я на спине у Панночки совершила полет над городом…

Женька секунду смотрел на меня с высоты своего роста, лицо у него было опрокинутое.

– А ты говоришь, пройдет, – с кривой ухмылкой проронил он.

Я еще пыталась отмахнуться от предчувствия, но на уровне солнечного сплетения во мне зарождалась паника: кажется, Иванов похитил мое сердце.

* * *

… Энергия, которую я привыкла тратить на работу, стала распыляться и утекать, как песок сквозь пальцы.

Голова была забита Ивановым, и если бы над человечеством нависла новая угроза заражения или (тьфу, тьфу, тьфу) разразилась третья мировая, я бы не заметила. Прямо барышня тургеневская, а не business women.

Одно движение, одно прикосновение, – и налицо биполярное расстройство.

Во мне обнаружились две сущности: строгий судья и романтическая дурочка, кисейная барышня, склонная к истерике.

Обсыпанная сахарной пудрой, ванилью и маком дурочка романтизировала, идеализировала Иванова и подстрекала меня на глупости! Это она подсадила мне идиотскую мысль развязаться с Бирюковым.

Строгий судья предостерегал: Иванова ты почти не знаешь, а Бирюкова немного уже изучила и даже чуть-чуть привыкла к нему. И ты обязана ему!

Аркадий Степанович перестраивает для вас с Сойером дом, – говорили мне остатки благоразумия, – вы уже вместе купили обои, ламинат и кафель для кухни. Он гуляет с твоей собакой, готовит потрясающие обеды, ужины и завтраки, не поскупился на колечко с бриллиантом «королевской огранки»…

Все это было правдой от первого до последнего слова. Но чем убедительней звучали аргументы судьи, тем громче истерила кисейная барышня. «Ты возненавидишь его дом, все его лазаньи и каннеллони, паэльи и тортильи. И его самого в придачу возненавидишь. Это будет не жизнь, это будет ежедневная, ежесекундная пытка. И ради чего?»»

Между двумя этими сущностями пролегла линия огня. С переменным успехом противники то сходились в ближнем бою, то откатывались назад, по очереди прорывали оборону и захватывали вражескую территорию. Пленных не брали…

Радовало одно: пока я пыталась разобраться в себе, мои подчиненные работали не за страх, а за совесть. И точка невозврата для агентства была пройдена.

– Наш московский заказчик рассчитался с нами и выразил устную благодарность, – принесла новость Зинаида.

И предложила какую-то сложную схему: перечислить эти деньги на отдельный счет и назвать их неучтенной прибылью, чтоб не платить налог.

– Использовать эти средства мы не сможем, зато увеличим капитализацию агентства, – пыталась вдолбить в мою бедную голову бухгалтер.

Чтоб отвязаться от Зины, я обещала подумать о капитализации, но забыла о своем обещании сразу, как только осталась одна.

Какая к черту капитализация! Мне бы с ума не сойти!

С этим змеиным клубком в голове я поехала домой и вывела Сойера на вечернюю прогулку.

Жара, наконец, немного отпустила, и, держась в тени домов, мы прогулялись до супермаркета, а когда возвращались, столкнулись с Люськой, она направлялась в свой магазинчик, похожий на тележку разносчика.

Я приняла эту встречу за знак судьбы и кинулась к соседке, как к родной, так, что Люська даже оторопела. Да я и сама себя не узнавала…

– Люся, – не стала я ходить вокруг да около, – познакомь меня с тем человеком, который давал тебе денег на раскрутку магазина.

Она скривилась как от зубной боли:

– Хоть сейчас. Только имей в виду, если что, я ни при чем.

– Объясни, что такое «если что»? – насторожилась я.

– Ну, у него проценты – мама не горюй, а срок – не больше месяца. Сможешь вернуть? В общем, думай, – предупредила Люська.

И мы простились, договорившись созвониться.

Встреча с Люськой немного успокоила меня: не обязательно отгрызать себе лапу, чтобы выбраться из капкана Бирюкова. И форсировать события тоже не обязательно…

… За ужином Бирюков сообщил благую весть: ему удалось уладить все до суда, Ухватова пошла на мировую.

– Завтра утром, – присовокупил мой адвокат, – несем документы в регистрационную палату.

– Тебе она говорит одно, а мне другое, – усомнилась я.

Аркадий Степанович приложился отеческим поцелуем к моей щеке:

– Она передумала.

Утром Бирюков уехал немного раньше, а я с особой тщательностью стала готовиться к встрече с Ухватовой – хотелось ее затмить.

В гардеробной я придирчиво перебрала наряды, выбрала маленькое светлое платье и такого же цвета льняной пиджак, нашла подходящее под цвет глаз колье из змеевика и вытащила аккуратные лодочки из мягкой светлой кожи. Проведя у зеркала значительно больше времени, чем обычно, я окинула себя критическим взглядом со всех сторон. На мой взгляд, придраться было не к чему.

Сладкую парочку я увидела сразу. Бирюков прохаживался перед зданием под руку с Ухватовой и вертел головой по сторонам. Увидев мою машину, он освободил свой локоть от цепких пальчиков Натальи.

Ухватова выглядела отвратительно: круги под глазами, физиономия отечная, мучнистого цвета, – будто кутила всю ночь.

Мы обменялись приветствиями и улыбками.

– Здравствуйте, Наталья Павловна, прекрасно выглядите, мне бы так, – соврала я.

– Что вы Ася, у меня давление стоит, совсем не сплю. Вот Аркадию рассказываю, какая жизнь тяжелая стала.

– Это точно, – подтвердила я.

Потеряв ко мне интерес, Наталья снова стала перешептываться с Аркадием. Как ни пыталась я увидеть в этих перешептываниях нечто интимное, какой-то порочный смысл, тайну или хотя бы намек на тайну, но инкриминировать Бирюкову было нечего. Они с Натальей выглядели близкими родственниками или старинными друзьями.

И как только документы были сданы в окно регистрации, я наскоро простилась с экс-супругами и уехала.

… Заезд в детский санаторий был назначен на субботу, о чем я благополучно забыла.

Будильник прозвонил, я его заткнула и перевернулась на другой бок. Просыпаться и снова впадать в сладкую дрему – самое приятное занятие выходного дня. Однако сквозь дрему я почувствовала смутную тревогу, наверное, это были Ингины флюиды. Они толкнули меня под ребра, и я села, будто во мне сработала пружина.

– Асенька, что случилось? – раздался из-под одеяла сонный голос Аркадия Степановича.

– Мама! Я проспала! – взвыла я. – Мне же Машку с Ингой в санаторий везти!

– Дружба – это святое, – проникся Бирюков. – Я сделаю тебе завтрак.

Слова у Аркадия не расходились с делом, и пока я принимала душ и приводила себя в порядок, он приготовил омлет и кофе. Все равно из дома я вымелась с большим опозданием.

И пока добиралась до дома Кретовых, подруга оборвала телефон:

– Ну ты где? Ты едешь уже или нет?

Судя по экспрессии, с которым был задан вопрос, Инга потеряла терпение, но я уже выворачивала во двор их дома. Это был мрачный трехэтажный сталинский дом недалеко от нашего института культуры, на студенческом фольклоре – «кулька». Инга училась на факультете культурологии, а я – рекламы и связей с общественностью.

– Поверни голову, я уже приехала, – невозмутимо ответила я в трубку.

Инга покрутила головой, обнаружила мой «Фольксваген» и посмотрела на небо, как бы призывая Создателя в свидетели.

Мы обнялись с Машкой, подмигнули друг другу. Машка была удачной копией маленькой Инги, о чем я не замедлила ей сообщить. Подтрунивая друг над другом, мы загрузили в багажник чемодан и сумку и отчалили.

Дорога обошлась без эксцессов, процедура регистрации в санатории тоже прошла на удивление гладко, и мы отправились на море, но искупаться не решились – море штормило, ветер дул северный, да и стаи медуз отпугивали.

Не знаю, как у других, а в моей душе море всегда рождает ничем необъяснимое ожидание чего-то хорошего. Этот раз не стал исключением. Глядя на серые пенистые волны, я внезапно ощутила прилив надежды на лучшее. Будущее представилось прекрасным, как вересковые поля Шотландии. Только тень Аркадия Степановича омрачала картину.

Он словно перенял эстафету у Инги, без конца названивал. У меня возникло стойкое чувство, что Бирюков взялся контролировать меня.

Насладившись морским воздухом, мы стали собираться. Инга надавала Машке кучу рекомендаций и еще больше запретов и строгих предупреждений. В финале они поспорили, и Машка надулась, и спокойный и благополучный день дал крен. Прощались дочь с матерью довольно прохладно. Инга впала в дурное настроение, под конец пути это настроение передалось мне. И когда Бирюков, уточняя время прибытия, позвонил опять, я рявкнула на него:

– Не отвлекай меня, а то в аварию попаду!

… Аркадий слово сдержал. Проблемы мои понемногу разрешались. Мне незачем стало искать деньги, сходиться в ближнем бою с Ухватовой. Если бы Аркадий мог предположить, к каким последствиям это приведет, он не дал бы мне ни цента.

Исправно, два раза в неделю я стала посещать фитнес-клуб «Самсон». Похвальное рвение, если учесть, что спортом я никогда не увлекалась, а уроки физкультуры регулярно прогуливала. Единственное, в чем я была замечена на втором курсе института – это участие в соревнованиях по шахматам среди студенческих команд.

В фитнес-клуб меня притягивал вовсе не спортивный интерес. Светлый образ Евгения Иванова – вот, что меня влекло. Одна лихорадка сменилась другой.

Меня затягивало в водоворот – обычное дело, когда из одного переполненного водоема вода перетекает в другой, или перед расширением русла реки. Или при столкновении двух течений, таких, как Сцилла и Харибда. Кажется, это и был мой случай.

Воронка – движение круговое. Возможно, по этой причине головокружение и аритмия стали привычным моим состоянием.

Пока я неслась по внешнему кругу, но по всем физическим и духовным законам я неизбежно должна была попасть в центр вращения. Я только не понимала, куда меня вынесет из воронки – к вечному блаженству или к вечной погибели.

Помощь пришла, откуда я не ждала.

Краевая администрация бросила мне спасательный круг – объявила конкурс социальной рекламы. Нет, в исторической перспективе это ничего не отменяло, столкновение двух течений было предопределено, но я получила отсрочку.

Победитель конкурса получал право разработать и провести рекламную компанию для одного из наших местных монополистов – акционерного общества «Регионэнерго».

Победа на конкурсе открывала доступ к бюджетным проектам. Это был прямой путь к моей мечте о рекламном холдинге.

Ради этого я нашла в себе силы если не соскочить, то хотя бы задержаться на внешнем контуре водоворота.

До конца месяца нужно было успеть подать заявку на участие в конкурсе и направить в жюри уже имеющиеся образцы нашей гениальности. Забросив дом, Сойера и тренировки я приходила в агентство первой, а уходила, когда уборщица включала пылесос.

Вместе со мной в агентстве пропадали мои гении-креативщики. Вокруг них вертелись актеры, режиссеры, какие-то сочинители, исполнители и просто сочувствующие. Офис перестал вмещать весь этот народ.

Как известно, творчество – процесс заразительный. Я слегка завидовала ребятам, наблюдая, как за рюмкой чая из какой-нибудь глупости рождались рисунок, коллаж, текст, слоган или мелодия вокала.

Ревнуя меня к работе, Аркадий стал практиковать вечерние визиты в агентство. Только увидев его, я вспоминала, что пора домой.