Текст книги "Маяк и звезды"

^{4}

Старая крепость на холме Скансберьет была ярко освещена солнцем, только глубокие бойницы лежали в тени. Трава на крепостном валу была зеленая и нежная, как мягкий ковер.

Эрик сидел, прислонившись к сторожевым воротам, расположенным на валу. Это было его место, здесь он мог сидеть сколько угодно долго и смотреть на город. Здесь он забывал о времени, здесь никто не кричал и не мешал ему. Он видел судостроительную верфь, где работал, а потом бастовал его отец. Эрику показала ее Бленда – Линдхольменскую верфь на другой стороне реки. На холме за верфью дома жались друг к другу. Эрик видел отсюда гавань, корабли и краны; сидя здесь, он мог перечесть все колокольни и наблюдать за птицами с близкого расстояния – иногда даже сверху.

Рулле топтался в коробке из-под обуви, ставшей для него слишком тесной. Он быстро рос, его перья теперь были взъерошенные, серые и черные, как у взрослой вороны. Но по-настоящему взрослым он станет еще не скоро, это Эрик хорошо понимал. Он до сих пор нуждался в гнезде, которое соорудил ему Эрик, и в мухах, которых мальчик ловил для него.

«Однажды, – думал Эрик, – однажды Рулле прилетит сюда сам. Он радостно каркнет и сядет на мое плечо. Но еще не сейчас, еще слишком рано, это слишком далеко и высоко для него. Я должен кормить его, чтобы он вырос сильным и смог сюда долететь. И не только сюда, но и выше – на самую корону на верхушке крепости».

Эрик зажмурился и представил себе, сколько всего оттуда можно увидеть. Наверное, самые дальние шхеры, а может, даже и Данию. Вот бы оказаться там темной ночью и посмотреть, как горят маяки! Об этом можно было бы рассказать фрекен.

«Фрекен, – скажет он, – сперва, пока не стемнело, я видел всё: от города до самого моря и даже дальше, по ту сторону пролива. Я думаю, это были колокольни, и, наверное, в Дании, потому что флаг я тоже видел: он был красно-белый. Как датский. А потом, когда стемнело, один за другим зажглись маяки, как звезды на небе».

А фрекен удивится, сколько он всего увидел.

И тогда он расскажет, что еще видел, как с острова Винга шел пароход. На борту горели огни, капитан стоял на мостике и смотрел на него в бинокль. Эрик помахал ему, и капитан помахал в ответ, а потом дал свисток, такой громкий, что эхо прокатилось по всему Гётеборгу.

Фрекен попросит его продолжить, а когда он закончит, скажет:

«Эрик, ты знаешь почти всё на свете. Ты можешь, когда вырастешь, стать учителем. Мне кажется, у тебя это получится».

Эрик обведет взглядом класс и согласится с ней. Да, пожалуй, она права.

«Но, – все-таки возразит он, – это невозможно».

Он увидит, как огорчится фрекен, и сам огорчится, но все равно вынужден будет сказать:

«Я еду на Аляску. Это важнее всего».

И когда он расскажет ей о своем папе в Америке, фрекен поймет его и ответит:

«Эрик, решать тебе».

Эрик вздохнул, расправил свою тетрадку и раскрыл ее в том месте, где переписал из книги о птицах все самое важное о воронах:

«Серая ворона всеядна. Взрослые особи любят ягоды, падаль и отбросы. Молодые птицы питаются насекомыми, например мухами».

Рулле пристрастился к мухам всего недели две назад, поначалу он ел только размоченный хлеб и размятую картошку. Быть может, ему пора отведать и другую пищу, такую, которую едят взрослые вороны? Ягод в это время года еще не сыщешь, падаль – звучит ужасно. Но может, попробовать дать ему картофельные очистки, ведь это можно назвать отбросами?

«Пока что картофельные очистки, – записал Эрик. – И малина – летом, если удастся найти».

Потом он сложил тетрадку пополам, засунул ее в задний карман вместе с огрызком карандаша и собрался уходить. Раздался треск, Эрик знал, что это сломался карандаш, но сейчас ему было не до этого. На сегодня он записал всё.

Бленды дома не оказалось. Должно быть, догадался Эрик, пошла в магазин. Впрочем, это было и так очевидно – в последнее время она ходила в магазин чуть ли не каждый день, всякий раз за какой-нибудь мелочью. Только ему она могла не врать, Эрик отлично понимал, что ходит она туда не ради покупок. Ничего не знала только мама. Но Эрик дал честное слово, что сохранит тайну.

За это Бленда ему кое-что обещала и свое обещание выполнила: раздобыла для Рулле ящик побольше. Теперь Эрику оставалось найти бумагу, чтобы постелить на дно ящика. Он знал, что дядюшке Лундбергу одна женщина из дома через дорогу приносит почитать старые газеты. «Новости есть новости, – говаривал Лундберг. – Пока ты их не прочтешь, они всё еще свежие».

Эрик постучал. Он очень надеялся, что у Лундберга сегодня хороший день. Такое с ним тоже случалось и длилось иногда даже недели две. В хорошие дни дядюшка Лундберг приглаживал волосы водой и ходил вверх-вниз по лестнице бледный и немного дрожащий. Он не цеплялся за перила и любезно здоровался со всеми, кого встречал на пути.

Но Эрику никто не открыл – ни дядюшка Лундберг, ни его жена, и он пошел к уборной, рассчитывая найти там газеты, еще не порванные на куски. Он заглянул во все кабинки, но везде валялись только обрывки. В последнем он, наконец, нашел целую газету. Она была двухмесячной давности, с фотографией с Западного фронта на первой полосе: в глубоких окопах лежали тела убитых немецких солдат. Эрик прочел заголовок: «В битве при Вердене обе стороны потеряли более миллиона солдат». Эрик снова посмотрел на фотографию и увидел, что у одного из солдат нет ботинок. Его перемазанные в грязи ноги были странно вывернуты. Эрик оторвал первую страницу и оставил ее. Ему не нравилась война, он не хотел, чтобы она пришла в Гётеборг. Никогда в жизни он не напишет о ней в своей тетради, никогда не отметит никакие цифры – ничего, с ней связанного.

Во дворе было пусто, не видно было даже соседских детей. Но в подворотне, ведущей на улицу, Эрик заметил двух человек. Они стояли неподвижно, прижавшись к стене, словно не хотели, чтобы их видели. Эрик подошел ближе. Из-за яркого света, заливавшего двор, он не смог сразу разглядеть, кто стоит в темной подворотне, но постепенно глаза его привыкли.

Как он и думал, это оказались Бленда и Аксель. Они стояли рядом, одной рукой Аксель обнимал Бленду. Эрик видел, что их губы шевелятся, но не слышал их разговора.

Эрику не очень понравилось то, что он увидел. Рядом с Акселем Бленда как будто становилась другим человеком, Эрик не узнавал ее. Он раздумывал, как ему быть: выдать свое присутствие или продолжить шпионить за ними. Но вспомнив, как добра к нему была Бленда – ведь она раздобыла для Рулле новый ящик, Эрик решил оставить их в покое.

***

Прежде чем открыть дверь в квартиру, Бленда пригладила волосы. Было не заперто, значит, Эрик вернулся домой первый. Мог ли он их заметить? Они стояли в подворотне, там их не было видно ни из одного окна – ни из того, что выходило во двор, ни из уличного. Мимо же никто не проходил. Значит, Эрик пришел домой до того, как она приехала с Акселем на велосипеде.

Эрик обещал ничего не говорить маме, хотя Бленда не вполне ему доверяла. Не то что бы он стал нарочно ябедничать, Эрик был не такой. Но он мог случайно проговориться, начать рассказывать историю, в которой одно цеплялось за другое, и так, сам того не заметив, раскрыть ее тайну. Такое бывало и раньше. Поэтому чем меньше он знал, тем лучше.

Правда, что он мог знать, когда она и сама не очень понимала, что происходит между ней и Акселем? Они встречались вот уже несколько недель – не каждый день, потому что иногда в хозяйстве всего хватало и она не могла придумать ни малейшего повода выйти из дома, а иногда у них попросту не было денег. Случалось, она приходила в бакалейную лавку на Эстергатан, но Акселя там не было и он так и не появлялся, хотя она старалась задержаться как можно дольше.

А бывали счастливые дни, когда она встречала его у входа в лавку, как, например, сегодня, или же когда он, выполнив поручения хозяина, возвращался, пока она делала покупки. Он всегда успевал поболтать с ней, хотя хозяин сердито поглядывал на него, недовольный, что тот отвлекается на рабочем месте. И почти всегда он предлагал подвезти ее домой на раме. Но сегодня, доехав до подворотни, Аксель впервые отставил велосипед в сторону и задержался. Он долго крутил в руке ее косичку, а перед тем, как уехать, погладил ее по щеке и сказал, что она самая симпатичная девушка во всей Хаге.

«Ты, наверное, всем так говоришь», – ответила Бленда, потому что отлично понимала, что она не первая, кого Аксель подвозит на своем велосипеде. Аксель пытался разубедить ее, но она не знала, верить ему или нет.

Бленда открыла дверь и вошла в кухню. Эрик раскладывал газеты в ящике, который она ему нашла. Вернее, ящик нашел Аксель – она попросила его об этом несколько дней назад, а сегодня утром, когда выходила из дома, обнаружила ящик за дверью. Бленда очень обрадовалась, теперь у нее появился повод сходить на Эстергатан и поблагодарить Акселя. Судя по запаху, в ящике хранились коробки с чистящим порошком.

Услышав, что дверь открылась, Эрик поднял голову.

– Спасибо за ящик, – сказал он.

Бленда только кивнула и улыбнулась в ответ.

– Откуда он у тебя?

– Из магазина.

– Из лавки Ларсона?

Лавка Ларсона располагалась в их квартале и была самой близкой к их дому.

– Ну да, – уклончиво ответила Бленда.

Краем глаза она все же взглянула на Эрика. Видел ли он их с Акселем?

– Он подошел тебе? – спросила она, чтобы перевести разговор на другую тему. – Не слишком маленький?

Брат радостно закивал.

– В самый раз.

– Эрик, – продолжила Бленда, потому что один вопрос они обсудили не до конца. – Надеюсь, ты понимаешь, что Рулле не может остаться у нас навсегда? Он скоро научится летать, а держать в кухне летающую ворону невозможно.

– Но ты же говорила… – начал было Эрик, но Бленда перебила его.

– Я говорила, что постараюсь раздобыть ящик, но это всего на несколько недель, пока Рулле не вырастет настолько, что его можно будет отпустить.

Эрик наморщил лоб. Бленда хорошо знала это выражение лица.

– Я ухаживаю за ним сам, – упрямо сказал он. – Тебе не надо ничего делать. И маме он тоже нравится. Она разрешит мне его оставить.

Бленда хотела было объяснить Эрику, почему лучше поменьше говорить с мамой о вороненке, но не стала. Раз он такой упрямый, пусть разбирается сам. Это его ворона. Она свое дело сделала – нашла ему ящик.

Когда мама вернулась домой, Бленда уже поставила картошку на огонь. Рулле тихо сидел в новом ящике рядом со скамьей, на которой Эрик спал ночью. Эрик предложил вынести мусор, хотя помойное ведро было наполовину пустое.

Мама взглянула на кастрюлю с картошкой и сказала:

– Свари побольше. Положи еще штуки четыре.

Бленда вопросительно посмотрела на нее. Она варила по три картошки им с Эриком и две маме, как всегда. Но мама ничего больше не сказала, и Бленда сняла кастрюлю с плиты, принесла еще четыре картофелины, почистила и бросила в воду.

На столе у раковины лежала колбаса, большой, хороший кусок колбасы. Последний раз они ели колбасу очень давно. Мясные продукты стоили дорого, к тому же в военное время выдавались по карточкам.

– Мы что, будем есть колбасу? – спросила Бленда. – Сегодня?

Ведь сегодня даже не воскресенье, а четверг, обычный будний день.

– К нам придут гости, – ответила мама.

Гости вот это новость! Они редко принимали гостей, разве что на Рождество, когда из Люсечиля иногда приезжали бабушка с дедушкой. Но чаще они с мамой ездили к ним сами, на поезде. К тому же бабушка с дедушкой – не совсем гости, а родственники.

– А кто придет?

– Один господин, – ответила мама. – И мне бы хотелось, чтобы вы оба вели себя прилично.

Потом она пошла в комнату и начала вытирать пыль.

Бленда ничего не понимала. Неизвестный господин придет к ним домой? Сегодня? Зачем? А вдруг он из того самого Ведомства, которого все так боятся? Но тогда мама вряд ли стала бы угощать его колбасой?

И тут Бленду осенило: наверное, этот визит как-то связан с Эриком. Ведь Эрик, как известно, не такой, как другие мальчишки. Он все время погружен в свои мысли и столько всего знает. Его учительница сказала маме, что Эрик далеко пойдет, если ему дать возможность учиться. Сейчас Эрик заканчивал четвертый класс народной школы. После народной можно поступать в реальную школу, если на то есть деньги, а потом и в университет. Но в Хаге мало кто мог позволить себе платить за обучение, большинство еще два года учились в народной школе, а потом бросали, как Бленда.

Быть может, этот господин хочет лично познакомиться с Эриком и убедиться, какой он умница? Вдруг он сможет помочь ему поступить в реальную школу? В таком случае Бленда будет изо всех сил стараться вести себя как следует, чтобы их гость понял, что они – порядочная семья, хоть и без отца.

В эту минуту с улицы вбежал Эрик, устроив сквозняк между открытым окном на лестнице и их окном в кухне. Так и не закрыв за собой дверь, он подлетел к кухонному столу и разложил на нем влажную газету, на которой лежали две старые селедочные головы. Эрик схватил жестянку, где держал мух для Рулле и высыпал несколько штук на газету на некотором расстоянии от рыбьих голов.

– Что ты делаешь? – ужаснулась Бленда. – Убери отсюда этот мусор, мы скоро будем ужинать!

– Это эксперимент, – сказал Эрик. – Он займет не больше минуты. Если Рулле выберет рыбью голову вместо мухи, значит, он уже взрослый. Если муху – значит, он еще птенец.

Не в силах побороть свое любопытство, Бленда смотрела, как Эрик достает Рулле из ящика и ставит его на газету. Вороненок какое-то время стоял неподвижно, потом осторожно подобрался к селедочной голове и клюнул ее. Встряхнулся и гордо задрал голову. Потом повернулся и схватил муху, причем так быстро, будто боялся, что она исчезнет.

Птенец отскочил в сторону, взмахнул крыльями и опрокинул банку с сиренью, которую Бленда поставила на стол.

Бленда вскрикнула, вода пролилась на стол и на пол.

Рулле перепугался, бешено замахал крыльями и громко закаркал. Широко расправив крылья, он неуклюже спрыгнул на стул, а потом на пол, где оставил после себя серо-белое пятно помета.

В кухню, белая как мел, влетела мама.

– Что здесь происходит? Почему вы выпустили птицу?

Бленда замерла. Она же догадывалась, чем все это может кончиться. Почему она не настояла на своем и не запретила Эрику это баловство?

Эрик, похоже, ничего не понимал. Он улыбнулся и сказал:

– Рулле хороший, он просто немного испугался шума. Теперь я знаю, что он еще маленький, он должен жить у меня и питаться мухами.

***

Тура никогда не била своих детей, но увидев улыбку Эрика и услышав эту чепуху, ей захотелось взять и как следует встряхнуть его. Ворона – хорошая! Конечно, прекрасно, что он любит животных, но надо знать и меру. Пол залит водой, до смерти перепуганная птица летает по квартире и гадит. И все это именно сегодня, в такой решающий день, когда на чашу весов брошено их будущее!

Бленда уже принесла тряпку и вытирала воду, подбирала и выкидывала в ведро поломанные цветы. Настоящая умница, уж на нее-то можно положиться. Но Эрик – что же с ним делать?

Тура сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. Если она выйдет из себя, она все только испортит.

– Эрик, – сказала она. – Пожалуйста, займись своей птицей, успокой ее. А потом вынеси ее за дверь, на лестницу.

Эрик хотел было протестовать, но Тура опередила его:

– По крайней мере, на время. Потом мы еще поговорим об этом. Но сейчас к нам придет гость, и ворона не может сидеть на кухне. Понятно?

Заметив, что Эрик готов ее послушаться, Тура вздохнула с облегчением. Мальчик подошел к углу за сервантом с фарфоровой посудой, куда забилась птица, погладил ее по спине и заговорил с ней ровным спокойным голосом. Потом посадил ее в ящик и вынес на лестницу. Тура вытерла за вороненком пол, а Бленда нарезала колбасу. Жарить Тура хотела сама.

Она взглянула на стенные часы в комнате и увидела, что уже без четверти шесть. Через пятнадцать минут придет он – смотритель маяка Нурдстен. Или Карл, как он просил его называть.

«Можно я буду называть вас по имени?» – спросил он три недели назад, когда они виделись в последний раз.

Тура не возражала.

«Дорогая Тура, – продолжил он, – после нашей последней встречи я так много думал о вас».

Он наговорил еще много чего другого, но она сказала, что ей надо подумать, и на приглашение выпить кофе после работы ответила отказом. Ей нужно домой к детям, сказала она. Тура хотела, чтобы он знал: в первую очередь она мать и ни за что не расстанется с Блендой и Эриком.

«Увидимся через три недели, – сказала она. – Тогда и поговорим».

Прошло три недели, май перевалил за середину, и вот, после полудня, смотритель, как обычно, стоял у прилавка прачечной. Сверток с рубашками был готов, перевязанный веревкой и аккуратно подписанный: «Карл Нурдстен». Тура нарочно написала его имя полностью: мол, теперь она и тут называет его по имени. Она ответила утвердительно на несколько его вопросов и, когда он снова пригласил ее в кондитерскую, предложила ему вместо этого прийти к ним домой на ужин.

Только бы все прошло гладко! Тура знала, что у смотрителя, то есть у Карла, никогда не было детей, что его жена болела, а десять лет назад она умерла. Карл рассказал это в прошлый раз, когда Тура заговорила о своих детях. А еще он тогда добавил: «Мужчине трудно смириться с мыслью, что никто не продолжит его род».

Тура не знала, как это следует понимать. Может, он со временем захочет усыновить ее детей? Тогда Эрик продолжит род Нурдстенов, правда, Бленда все равно выйдет замуж и будет носить другое имя.

Тура быстро переоделась и повязала фартук, чтобы не забрызгать жиром чистую рубашку. Картошка сварилась, и она попросила Бленду выложить ее на блюдо, чтобы вышел пар. Пока масло плавилось на сковороде, Тура взглянула на накрытый Блендой стол.

– Ты поставила хорошие тарелки, не с отбитыми краями?

Девочка покачала головой.

– Я взяла самые лучшие.

– Молодец.

Но в глубине души ей, конечно, хотелось иметь более изысканный фарфор, более тонкие бокалы и, возможно, льняную скатерть. Они живут бедно, и он увидит это. Ну и что. В бедности, если человек не опустился, нет ничего постыдного. А Карл знал, как она надрывается в прачечной.

Как только она поставила блюдо с колбасой на стол, в дверь постучали. Бленда вопросительно посмотрела на мать. Тура кивнула:

– Открой.

***

Для смотрителя маяка Карла Нурдстена пунктуальность была делом чести. Он не любил опаздывать, но прийти раньше времени он тоже не мог. Поэтому он остановился в подворотне и стал дожидаться шести. То и дело он доставал из внутреннего кармана часы и смотрел на стрелки. Без десяти шесть. Без семи. Без пяти.

В руке он сжимал букет ландышей, который купил у старушки на площади Кунгсторьет – чтобы показать Туре, как она ему нравится и какие у него серьезные намерения.

Обычно смотритель Нурдстен сразу возвращался на свой остров, закончив дела в городе: сдав в прачечную грязное белье и забрав чистое, купив газеты и провизию. Ведь маяк нужно было зажигать каждый вечер перед наступлением темноты. Но сегодня, впервые за много лет, он попросил себе замену, чтобы не спешить домой к заходу солнца. Господин Нурдстен никогда не располагал свободным временем. Сейчас же он шатался по городу без цели, средь бела дня. Он чувствовал себя гостем в своем собственном городе, гулякой. Это было ему неприятно, потому что он привык заниматься только важными делами.

Но сейчас он мог только шагать вперед, делая вид, что куда-то спешит. Так он и скоротал несколько часов. И все равно пришел слишком рано и вынужден был ждать в подворотне. Смотрителю было не по себе. Вокруг пахло помоями и мочой, его взгляд, привыкший блуждать далеко у линии горизонта, утыкался в стены домов на тесном дворе.

Если кто-то из жильцов дома пройдет мимо, он наверняка удивится. Кто этот мужчина и почему он стоит у них в подворотне, да еще с букетом ландышей в руке?

На некоторые вопросы господин Нурдстен предпочел бы не отвечать.

Он стряхнул несколько седых волосков с кителя и взглянул на свои ботинки. Они запылились после долгой ходьбы, и у него, к сожалению, не было возможности их почистить.

Дверь на другом конце двора распахнулась, и на улицу выбежали три грязных ребенка. Тут же на верхнем этаже открылось окно, из него высунулась женщина и что-то крикнула детям.

Смотритель понял, что не может больше стоять в полутемной подворотне. Люди подумают, что он за кем-то следит, что у него недобрые помыслы. Размеренной, полной достоинства походкой он зашагал по неровным булыжникам, которыми был вымощен двор. Дети прервали игру и уставились на него. Наверняка их мать и еще бог знает сколько теток стоят сейчас у своих окон и глазеют на него. Смотритель Нурдстен вынул из кармана брюк синий клетчатый платок и вытер лоб.

Стены в подъезде облезли, ступеньки стерлись, у перил не хватало одной стойки. Наверху какой-то ребенок утешал младшего брата или сестру. Пахло сыростью, чистящим средством, жареной селедкой и вареной капустой. «Так пахнет бедность», – подумал смотритель. Ему было неприятно думать, что Тура, всегда такая опрятная и красивая, живет в этом жутком окружении.

Наконец стрелки часов вытянулись в ровную линию, и настроение смотрителя исправилось. Ну и что с того, что дом, в котором живет Тура, старый и обветшалый? Скоро он увезет ее отсюда. Нурдстен, который всегда медленно, ступенька за ступенькой, поднимался по узкой витой лестнице маяка, сейчас шагал через одну. Здесь было просторно, и он чувствовал себя молодым и сильным.

Ребенок, чей голос он слышал снизу, сидел на самом верху, у окна лестницы, ведущей на чердак. Это был мальчик, босой, в потертых штанах, но без дырок. Мальчик поднял голову, и смотритель увидел, что у него светло-серые глаза. Еще он заметил, что мальчик рассержен, но в то же время чем-то огорчен.

«Не мое это дело», – подумал Нурдстен. Потом вспомнил, что малыш с кем-то разговаривал. Он посмотрел на колени мальчика, и оказалось, что это не брат и не сестра, а взъерошенный вороненок.

Впрочем, это его тоже не касалось, и смотритель подошел к двери, прочел фамилии жильцов на трех табличках и постучал.

***

Бленда открыла дверь и слегка отпрянула, увидев стоящего на пороге мужчину. Но ее удивила не фуражка с золотой кокардой и не форменный китель с блестящими пуговицами, а странный взгляд, пристально изучавший ее.

За спиной посетителя на ступеньках она заметила своего брата. «Ну и что он там сидит? – подумала Бленда. – Что решит этот важный человек, увидев его на лестнице с вороной на руках?»

– Добрый вечер, – сказала она как можно любезнее.

– Добрый вечер. Ты, должно быть, Бленда?

Какая ему разница, как ее зовут, если он здесь ради Эрика?

Тут подошла мама и сказала:

– Проходите, проходите, пожалуйста, милости просим!

Незнакомец вошел и, поклонившись, протянул что-то маме. Это оказался букет ландышей. Бленда ничего не понимала. Зачем человеку, который хотел убедиться, что Эрик действительно достоин учиться дальше и ему надо помочь, дарить маме цветы? Что-то здесь не так.

Мама несколько раз поблагодарила гостя за ландыши, хотя Бленда видела, что они поникли, словно давно уже нуждались в воде. Безо всякого напоминания она принесла стеклянную банку, в которой раньше стояла сирень, наполнила ее водой и протянула маме, чтобы та могла поскорей опустить их в воду.

Бленда тайком поглядывала на гостя, который сел на стул и сцепил перед собой на столе руки. То, что она видела, не укладывалось у нее в голове. Мужчина был одет, как служащий какого-то ведомства, в рубашку с жестким воротничком и китель с блестящими пуговицами, однако лицо у него было обветренное, как будто он целый день работал на улице, а руки – мозолистые. У людей из высшего общества кожа была белая, а руки – мягкие.

Мама подошла к двери и позвала Эрика. Бленда видела, как он неохотно отставил ящик с вороненком и вернулся домой. Понимает ли он, зачем пришел к ним этот уважаемый господин, и что он в таком случае об этом думает? Он должен постараться, думала Бленда, должен показать, какой он умный и необычный мальчик. Но у Эрика гость не вызвал ни малейшего любопытства. Он, конечно же, думал только о своей вороне.

***

Тура тоже видела, что букет завял, но она не придала этому большого значения. Смотритель хотел оказать ей внимание, и это главное, а, как мужчина, он вполне мог не знать, что ландыши очень нежные цветы. Ей было приятно, что Карл Нурдстен ухаживает за ней, словно она юная девушка или дама высшего света. Вот только бы дети не подвели.

Стол был уже накрыт. Тура пригласила гостя садиться и проследила, чтобы он выбрал лучшее место, напротив окна. Конечно, не для того, чтобы смотреть на крошечный невзрачный двор, где между булыжников пробивалась трава. Единственное, чем здесь можно было любоваться это цветущей пышным цветом сиренью.

Они расселись, и Тура предложила всем колбасу и картошку. Карл похвалил угощение, а Тура ответила, что, будь у нее больше времени после работы, она бы с удовольствием приготовила блюдо поизысканней: тушеную говядину, или голубцы, или солонину с овощным пюре. Ей очень хотелось показать, что она хорошая хозяйка.

– Бленда тоже хорошо готовит, – добавила она. – Ведь я часто задерживаюсь до позднего вечера.

Тура надеялась, что Бленда поддержит разговор и скажет что-то осмысленное, чтобы произвести на Карла хорошее впечатление, но девочка молчала, глядя в тарелку. Тура перевела взгляд на Эрика. Он размял свою картошку и запихивал пюре в рот. Потом наколол колбасу на вилку и откусил кусок. Нож так и лежал нетронутый рядом с тарелкой. Сколько раз она объясняла ему, как вести себя за столом – и всё без толку!

Она знала, что Карл заметит, какие у Эрика ужасные манеры. Карл замечал всё. Они были едва знакомы, но это она про него уже поняла.

***

Смотритель Нурдстен разрезал свою колбасу на аккуратные маленькие кусочки и брал по одному, не спеша. Он понимал, что в этом доме колбасу едят не каждый день. Манеры у Туриного мальчика были действительно жуткие. Ничего, с манерами он со временем разберется. Еще и ручная ворона – это ж надо придумать! Зато девочка казалась милой и симпатичной. Она была похожа на Туру – светлые густые волосы, вздернутый нос и широкий рот. Но глаза другие. У Туры и у мальчика глаза были серые, у девочки – ярко-голубые.

Когда мальчишка громко зачавкал и вытер рот рукой, Тура не выдержала:

– Эрик, пожалуйста, возьми нож и покажи, что ты умеешь вести себя за столом.

Смотритель вынул из кармана кителя клетчатый носовой платок и попытался поймать взгляд Туры. Он изо всех сил старался быть снисходительным и великодушным:

– Ничего, это придет со временем, – сказал он. – Мальчик просто голоден, и ему очень нравится колбаса.

Он вытер губы и убрал платок в карман, довольный, что подал хороший пример.

Бленде показалось, что слова гостя свидетельствуют о его доброжелательном отношении к Эрику. Она чувствовала, что настал подходящий момент что-то сказать о брате.

– Эрик читает каждый день новые книжки и записывает все, о чем прочитал, – восторженно поведала она. – У него есть специальная тетрадка, где отмечено все самое важное. Он такой молодец, он может стать кем угодно, когда вырастет.

– Но дорогая моя, – перебила ее Тура. – Какое это имеет отношение к его манерам за столом?

Бленда вопросительно посмотрела на маму. Странно, разве она не понимает, как важно, чтобы Эрик произвел на этого человека хорошее впечатление? Ведь он же пришел сюда из-за Эрика? Бленда заметила, что Тура смотрит то на Эрика, то на посетителя и время от времени оглядывает кухню. Она понимала, что мама тоже волнуется, что для нее самое важное – чтобы они все втроем понравились гостю.

Но гость спокойно сидел на стуле и неотрывно смотрел на Эрика.

– Сколько мальчику? – спросил он.

– Всего десять, – ответила Бленда, прежде чем Тура успела что-либо сказать.

– В десять лет человеку еще многому предстоит научиться, – продолжил гость. – Следует понимать, к чему ты пригоден. Далеко не каждому дано стать тем, кем он хочет, и важно помнить об этом, а иначе в жизни придется нелегко.

Бленда сглотнула. Что он хочет этим сказать? Что у Эрика нет шансов? Что если человек вырос в таких условиях, как они, то он должен с благодарностью браться за любую работу, которую ему предложат? Но если так, то что этот надутый господин с блестящими пуговицами делает у них за столом?

Тура заметила, что ее дочь возмущена. Не хватало еще, чтобы она начала спорить – бог знает, чем это может кончиться. Хорошо зная упрямый характер Бленды, Тура постаралась поскорее сменить тему:

– Нелегко одновременно работать и растить двоих детей. Мне бы так хотелось уделять им больше времени.

Эрик взял нож и порезал колбасу. Потом положил нож на место, даже не облизав его. Он посмотрел на маму, и Тура довольно кивнула ему. Гордый похвалой матери, Эрик подумал, что и с вороненком все разрешится. Быть может, ему уже сегодня позволят снова принести ящик в дом. Размышляя, как бы об этом заговорить, он решил, что незнакомец, несмотря на блестящие пуговицы, человек добрый и наверняка поддержит его.

– А хотите, я после ужина покажу вам свою ворону? – спросил Эрик. – Его зовут Рулле, это серая ворона. Этот вид принадлежит к отряду воробьинообразных.

Тура нахмурилась, и Эрик понял, что Рулле упоминать не следовало. Он взглянул на гостя, но не прочел на его лице ни осуждения, ни одобрения.

– Может, дядя Карл не любит птиц, – сказала мама. – Может, он предпочтет после ужина заняться чем-то другим.

Карл Нурдстен действительно не любил птиц. Ни вечно орущих чаек, которые носились над маяком, ни грязных городских ворон и сорок. Но он решил не расстраивать Туру.

– Конечно, мы посмотрим на твою ворону, – сказал он. – Но после принятия пищи желудок должен немного отдохнуть. Никогда нельзя вскакивать из-за стола только потому, что тебя ждет что-то интересное. Ты согласен со мной, Эрик?

Нурдстен не ждал от мальчика ответа, он потянулся вперед и похлопал Туру по руке.

– Тура, вы делаете для ваших детей все, что можете. Смотрите, как у вас хорошо дома.

Он убрал руку и осмотрелся.

– Окна блестят, полы натерты, все пахнет чистотой и свежестью. И колбаса удалась на славу. Чего еще можно желать?

Карл Нурдстен был настроен благостно. Раздавая похвалы направо и налево, он упивался своей добротой и готов был закрыть глаза на чужие недостатки. «Да, так живут бедняки, но я помогу им отсюда выбраться».

«Дядя Карл»? Бленду удивило, почему мама так странно обращается к незнакомцу. Словно он был ее друг, а вовсе не чиновник. Неужели она заблуждалась?

Но увидев, как гость кладет свою руку на мамину, она, наконец, поняла, что происходит. Поняла, почему он пришел с цветами, почему рассыпался в любезностях. Все сходилось. Визит этот не имел никакого отношения к Эрику и его будущему. Нет, человек, которого следовало называть «дядя Карл», пришел ради мамы: только ради нее он сидел у них на кухне и дружелюбно беседовал с ними.