Текст книги "Палая листва"

Палая листва
Антон Барев

© Антон Барев, 2024

ISBN 978-5-0064-5878-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
1.
 

Руська болтал ногами, сидя на стуле. Ноги не доставали до пола, и шлепанцы, свисавшие с пальцев ног, концами пяток едва задевали кафель. Он рассматривал снующих вокруг людей и временами косился на лежащий на столе мамин телефон. Вчера, после того как он разблокировал его и долго смотрел мультики, мама наругала Руську и сменила пароль.

Мама была где-то позади него, и он, вдобавок ко всем прочим своим важным делам, порою поворачивал голову, чтобы посмотреть, как мама наполняет их тарелки с различных блюд, стоящих на белых скатертях.

Руська очень хотел, чтобы мама положила побольше пирожных. Особенно тех, воздушного теста, со сладким, белоснежным кремом внутри. Он тяжко вздыхал, глядя на то, как мама подходит к очередному блюду с овощами или мясом.

За соседние с Руськой столики то подсаживались люди, несшие подносы с едой, то уходили, оставляя тарелки с объедками, которые тут же убирали диковинные, смуглые официанты в белых рубашках. За Руськиным столом пока никто не сидел, поскольку Руська охранял мамину сумку с полотенцами, плавками и нарукавниками для плавания, смотря исподлобья на подходящих и пытающихся сесть за четырехместный столик людей с подносами. Те, остановленные этим грозным взглядом, улыбались и переходили за соседние, переполненные столики.

Наконец, к Руськиному столику подошла пара старичков, судя по их виду, твердо вознамерившихся подсесть. Руська опять набычился и принял максимально грозный вид, но старичок в соломенной шляпе подмигнул ему сквозь очки и поставил свой поднос на столик. Затем он что-то сказал подошедшей с ним старушке. Та посмотрела на Руську, пихнули старичка в плечо и рассмеялась, показывая слишком белые и ровные зубы, странно смотревшиеся на морщинистом лице.

Старички принялись неторопливо расставлять перед собой принесенные тарелки, взяли приборы из корзинки, стоявшей на столе, и приступили к трапезе. Руська в очередной раз обернулся, ища маминой поддержки в своем сложном положении. Мама как-раз подходила. Она поставила поднос с едой на стол, сняла свою сумку со стула, села и поставила её на пол под столом.

– Скучал?

– Не-а, – соврал Руська.

Буду ли я писать, если не пройду на конкурс? Да, наверное. Но вот что? И будет ли это тем же самым?

– Хеллоу, – сказал старичок, деливший с ними столик, и добавил что-то непонятное.

Мама смущенно улыбнулась и сказала:

– Сори, ай донт андерстенд. Я не понимаю. Раша.

Старичок тоже улыбнулся, махнул рукой, показал сперва указательным пальцем на Руську, а затем сжал руку в кулак и вытянул большой палец вверх.

Мама вернула улыбку, потрепала Руську по голове и сказала:

– Тэнк ю.

Она пододвинула к Руське его тарелку:

– Ешь давай.

Руська принялся жевать рис с овощами и сосиски. Периодически он поглядывал то на то самое, вожделенное пирожное, лежащее на блюдечке соседей по столику, то на принесенную мамой тарелку со сладостями: на ней такого пирожного не было.

Старичок заметил его грустные взгляды, показал пальцем на пирожное, перевел палец на Руську, вопрошающе посмотрел на маму, и, увидев её кивок, передал блюдечко с пирожным Руське. Тот сверкнул глазами, схватил пирожное и посмотрел на маму.

Она улыбнулась:

– Ешь, ешь.

– Что надо сказать? – Продолжила мама, через пару секунд после того, как Руська принялся уплетать пирожное.

– Спасибо, – проворчал он с набитым ртом.

– Спасибо по-английски будет: «Тэнк ю». Скажи теперь: «Тэнк ю».

– Тэнк ю, – прожевав, сказал Руська и посмотрел на старичка.

Тот был чем-то похож на умершего в прошлом году дедушку. Чем-то неуловимым, может, бородкой, может, седыми волосами, прикрывавшими уши, или такими же сухими, жилистыми руками.

Мама встала из-за стола. Улыбнулась паре за их столиком и повлекла Руську к выходу.

– Так, сынок, держи карточку, иди в номер, а я пока покурю тут. Можешь посмотреть телевизор, я позже подойду и тогда папе позвоним. Хорошо?

Руська кивнул. Он принял из рук мамы карточку и поднялся на третий этаж в их с мамой номер.

Войдя, он зажег свет и бросился осматривать лебедей, сложенных из полотенец. Он уже не удивлялся им как, когда их увидел в первый раз, но все-равно очень хотел научиться их сворачивать. Он просил маму научить его, но та только ласково смеялась, гладила его по голове и говорила, что не умеет.

Осмотрев лебедей, Руська шлепнулся пузом на кровать, нащупал пульт и включил телевизор. Нетерпеливо прощелкал каналы с неинтересными дядьками и тетьками, говорящими друг с другом, дурацкими фильмами на непонятном языке и, наконец, нашел мультик. Там тоже говорили на непонятном языке, но Руську это теперь вполне устраивало, и он углубился в просмотр.

2.

Руське уже надоело смотреть мультики. Он вытащил привезенных с собой робота-трансформера и динозавра. По Руськиной задумке это были два брата, которые воевали против злых инопланетян-лебедей. Битва была в самом разгаре, когда в дверь постучали.

– Это я, – глухо донесся мамин голос.

Руська бросился отпирать дверь и ткнулся носом в волосы присевшей на корточки за порогом мамы. Мамины волосы пахли невероятными травами и фруктами, но главное, ей самой. Поверх этого запаха Руська услышал еще запах пива или вина. Так сложно было разобраться во всех этих обволакивающих его запахах. Он обнял маму.

– Ну впусти же меня, – рассмеялась та.

Руська посторонился, пропуская, и закрыл дверь.

– А я тебе мороженое принесла, – мама вытащила из-за спины эскимо и передала его Руське.

– Ух, душно тут что-то, – выдохнула она, в то время как Руська разворачивал обертку мороженого.

Мама нажала на пульт работающего кондиционера и открыла окно. Тут же до слуха стали долетать голоса отдыхающих в баре у бассейна.

– Ну что, заяц, делать будем? – Мама села на кровать и вопросительно посмотрела на Руську.

– Ну, эта, – ответил Руська. – Мы же папе хотели позвонить.

Мама легонько хлопнула себя ладошкой по лбу:

– Ах, ну, конечно. Звоню.

Она достала телефон и принялась набирать номер.

– Алло? – сказала она. – Привет, Серёжа. Я сейчас видео включу.

Стал слышен голос папы:

– Как вы, котята?

– Да всё хорошо, – мама легла на живот, опершись на локти, и Руське стал виден экран, на котором был папа.

– Привет, папа! – закричал Руська.

– Приве-ет, – улыбнулся папа. – Ты как там?

– Я сегодня сам проплыл три метра, и мама даже мне не помогала! – выпалил Руська.

– Самостоятельный становится, – улыбнулась мама.

– Ну, ты молодец, Руська! – похвалил его папа. – А это что у тебя в руках?

– Это мороженое, мама принесла, – похвастался Руська.

– А с ней ты поделился?

Руська виновато посмотрел на маму и протянул ей наполовину съеденное мороженое.

– Кушай, кушай, – мама погладила его по спине.

– А ты как, Оль?

– Да ничего, справляюсь. Ленка уехала – скука теперь.

– А Руська вместо Борьки с кем играет?

– Ни с кем. На мне висит.

– Ну, ничего. В школе встретятся.

– Угу, только я тут с ним одна с ума сойду. Без тебя дурацкий отпуск вышел.

– Ну, зайчик, в который раз мне просить у тебя извинения? Я сейчас по работе зашиваюсь. Я же для вас это всё делаю.

– Да ладно. Это я так, – мама сморщила нос. – Просто грустно тут без тебя. И Ленка вдобавок уехала с Борькой.

– Она ему сказала?

– Про отца то? Нет.

– Ясно. Это, конечно, ей удар.

– А я чувствую себя предательницей. Какая же я подруга, если я ее бросила и тут осталась?

– Зайчик, начнем с того, что ты ничем ей не поможешь, ты не можешь быть с ней всё время. У нее родители, в конце концов, есть. На похороны ты все-равно успеешь. Пока тело доставят, пока она его опознает…

– Я слышала, что ящики эти вскрывать нельзя. Тогда денег не получить.

– Ну, не знаю. В любом случае, пока только похоронка пришла. Я к Ленке зайду завтра, как она приедет. Поддержу её. Ты пойми, что тебе тоже отдых нужен. Ты не можешь все время на износ работать. Тебе же скорую на работу вызывали. Не мне.

– Тоже верно. Просто… А ладно, не важно. Борьке, конечно, самый главный удар будет. Как думаешь, когда он будет спрашивать, за что его папа погиб, что она ему скажет?

– Не знаю. За то, что они, наконец, на море смогли съездить…

– Серёж!

– Давай на другую тему поговорим. Что делали сегодня? Ты бледная какая-то.

– Да не, это тебе кажется. Просто тут свет такой. На море были с Руськой. Я чего-то перегрелась, видимо. Голова болит. И в груди. Поужинали. Я потом в бар зашла. Всё.

– Малыш, осторожнее надо. В теньке надо быть с твоим сердцем. Выходите вечером, когда солнце слабое.

– Да всё хорошо, Серёж. Я сейчас таблетку выпью и спать ляжем.

– Хорошо, зайчик, тогда целую. Руська, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – Руська оторвался от игрушек и повернулся к экрану маминого телефона. Папа помахал ему рукой и повесил трубку.

– Ладно, котька, – обратилась к Руське мама. – Давай зубки чисти и спать будем. Сказку тебе читать?

Руська закивал.

– Тогда давай, дуй в ванную быстрее.

Руська повиновался и воротился назад спустя некоторое время с чистыми зубами и высморканным носом.

– Хочешь завтра на экскурсию? – Спросила мама. – На лодочке поедем.

– Конечно, – расширил глаза Руська.

Он уткнулся носом в теплый мамин бок.

– Ну, хорошо. Тогда договорились. Читаю, а ты глазки закрывай. Помнишь, на чем остановились? Ты вчера, по-моему, уснул не дослушав.

– Про Морру, – зевнул Руська и закрыл глаза.

– Ага, хорошо… Он настежь распахнул дверь веранды, и тут все увидели Морру. Все-все. Она неподвижно сидела на садовой дорожке перед крыльцом и смотрела на них круглыми, без всякого выражения глазами.

Она была не особенно велика и не особенно грозна с виду. Она была лишь чудовищно омерзительна и, казалось, могла прождать так целую вечность.

В этом-то и заключался весь ужас.

Никто и не подумал напасть на нее. Она посидела еще с минуту на месте, потом скользнула прочь во тьму сада. Земля, где она сидела, замерзла…

3.

Руська проснулся от прикосновения чего-то холодного к руке. Он перекатился, не открывая глаз, чтобы, как обычно, обнять маму.

Он снова почувствовал холод и открыл глаза. Холод исходил от мамы. Она лежала на спине, полуоткрыв глаза и приоткрыв рот. Руська испуганно отпрянул.

– Мама? – Неуверенно сказал он и тронул ее за плечо.

Все тот же обжигающий холод. Как… Как тогда. Когда хоронили дедушку.

Дедушка лежит в гробу, весь темный, вытянувшийся, неподвижный. Все по очереди подходят и целуют его в лоб. Мама шепчет Руське:

– Просто подойди к дедушке и погладь его руку.

Они подходят к дедушке и Руська дотрагивается до его руки. Это не рука дедушки, теплая, жилистая, сильная. Это что-то холодное. То, что Руська никак не может назвать дедушкой. Тогда Руська быстро отдергивает руку и прижимается к теплой маме…

Руська быстро отдернул руку.

Он сидел, собираясь с силами. Затем резко, со всей силы ударил маму ладошкою по щеке и боязливо съежился.

Мама только раз, единственный раз, ударила его так же, по лицу. Это было прошлым летом, когда Руська огрел палкой вредную соседскую кошку. Мама потом долго просила прощения, но Руська, конечно, простил ее сразу.

Пришла Юна и спросила:

– А, что ты тут свои письма пишешь? Вот то-то я думаю, что ты затих, – и пошла укладывать Бео.

Раз уж я все-таки снова начал писать курсивом, то расскажу Вам, что этот рассказ я написал на конкурс в одном сообществе популярной в России соцсети. До этого Я выслал им «Банду на лимузинах», а теперь пишу этот рассказ.

Не то, чтобы я рассчитываю выиграть, но наконец-то я получил живую реакцию других людей на свою писанину.

И еще я понял, что мой роман с самого начала и до конца, это всего лишь мой дневник. Очень странный дневник, но что есть, то есть.

Голова мамы немного качнулась в сторону удара и вернулась в прежнее положение. Рот и глаза остались полуоткрытыми.

Руська, осторожно, стараясь не коснуться мамы, перегнулся через нее и взял телефон с прикроватной тумбочки.

Трясущимися руками он набрал шифр разблокировки. В голове Руськи билась одна единственная мысль: «Папа поможет».

На экране высветилось: «Неверный пароль».

Руська вспомнил и тогда стал тыкать в кнопки просто наугад.

Неверный пароль. Неверный пароль. Неверный пароль.

Руська разжал руку, телефон выпал и мягко шлепнулся на кровать.

Руська схватил маму за руку и лед пополз с маминой руки на его запястье.

– Ма, – выдохнул он.

Руська вспомнил запах палой, золотой листвы. То, как он стоит на линейке с большим цветком, привезенным с дачи, в руке, а над ним, на голубом небе светит солнце, и плывут легкие, длинные, белые облака. И пахнет палою листвою. Желтыми и красными кленовыми листьями, что устилают двор школы. Рядом с Руськой девочка в белой рубашке и черной юбке. Волосы девочки заплетены в косички и завязаны бантиками. У нее точно такие же цветы, как и у Руськи. Девочка поворачивается и задевает цветами его лицо. Руське щекотно, но от этой щекотки проходит чувство тревоги. Он смотрит на маму, что стоит в группе других родителей за оградой школы и приветливо машет ему рукою. Руська улыбается в ответ и обращается к соседке:

– Слышь, не щекоти меня.

– Извини, – отвечает девочка.

Наконец, выходит тетя. Говорит что-то.

«Это, что-ли моя учительница?» – думает Руська.

К ним по очереди начинают подходить старшеклассники, брать за руку и уводить в здание школы. Настает черед и Руськи. К нему подходит очень большой и толстый мальчик. У него уже небольшая бородка. Он смотрит на Руську красными глазами и протягивает ему руку. Руське страшно и он прижимает руку к бедрам.

Старшеклассник опускается на корточки, заглядывает Руське в глаза и снова протягивает руку, а Руська смотрит на маму, которая показывает ему большой палец, вытянутый вверх над сжатым кулаком.

Руська расслабляется и протягивает руку старшекласснику, а тот уводит его, и приводит к учительнице, и она разговаривает со всеми ними, с этими несмышленышами, и говорит, что они – первоклашки, делают свои первые шаги в этой жизни, и что она, Любовь Владимировна, будет рада помочь им с этим.

А потом, на перемене Русик видит в коридоре Борьку. Он в «А» классе. И следующий урок проходит почти незаметно – они проходят буквы. А после него Руська приходит к маме. Она ждет его вместе с прочими за забором школы. Она становится на колени прямо на красно-желтый ковер листьев и обнимает его, и Руська чувствует тепло ее кожи, и её запах, и запах палой, осенней листвы.

Руська открыл глаза.

Ма, – еле слышно сказал он, силясь вдохнуть. Это никак не выходило, и он судорожно пытался сделать хоть глоток воздуха, вместе со слогом «Ма».

– Ма, – повторил он, – Ма.

Наконец, ему удалось вдохнуть, и он завыл, выдыхая набранный воздух. Совсем не по-детски, не по-человечески.

– Мааа, – тянул он букву «А».

Громче. Громче. Громче. Это длилось вечность.

В дверь постучали.

Для тех, кто не понял к чему я это всё написал, поясняю: Мама – это Россия. Руська – это я. Иностранцы кормят меня пирожными.