Текст книги "Опасная фамилия"

– Кто же та девушка? – спросил Ванзаров.

– Намекаете, что это его любовница? – Серж неискренно усмехнулся. – Уверяю вас, что это невозможно. Скажем так: отец всегда был очень строгих правил. Он глубоко религиозный человек.

– Отчего же не женился?

– Этого вопроса я бы предпочел не касаться, – ответил Серж. – Он глубоко личного свойства. Прошу вас понять.

– Кому мог понадобиться портрет вашей матери?

Каренин опять щелкнул пальцами, что выдавало высшую степень его раздражения.

– Я не могу этого понять. Если бы Ани понадобился, я всегда бы сделал ей копию.

– Ани? – переспросил Ванзаров, повторяя ударение на «и».

– Моя младшая сестра. Она – Анна, но просит называть себя на итальянский манер. Она получила воспитание в Швейцарии, в пансионе. Отец счел, что без женской руки не сможет должным образом воспитать девочку, и отвез ее за границу. Она изредка приезжала, но теперь…

– Очень интересно, – поддержал Ванзаров.

– Ани приехала две недели назад, и вскоре она выходит замуж. Не знаю, как быть со свадьбой… Еще мое тридцатилетие… Как это все некстати.

– У вас с ней непростые отношения?

– Напротив. Ани выросла очень спокойным и цельным человеком. Тиха и послушна. Как и хотел отец. Мы сможем наверстывать упущенные годы. Они с мужем будут приезжать к нам в гости…

– Значит, ей пригодился бы портрет… Простите, как звали вашу матушку?

– Анна Аркадьевна… Да, Ани обожает мать до того, что часто видит ее во сне и мысленно с ней беседует. Если бы она попросила, я бы тут же сделал копию портрета.

– Барышни не всегда признаются в своих желаниях, – сказал Ванзаров. – Кстати, когда вы уехали с дачи?

Серж несколько задумался.

– Первый дачный поезд отходил, кажется, в семь ноль-ноль.

– Вы на нем приехали?

– Разумеется. Карета осталась в Петергофе.

– Вчера ваш отец был на даче? – спросил Ванзаров.

– Да, дача принадлежала ему.

– Я спросил несколько иное: господин Каренин вчера был в Петергофе?

– Насколько я помню, – ответил Серж, опять созерцая пол.

– В котором часу он уехал в Петербург?

– Целый день я занимался Сережей – это мой сын, за отцом не следил. У нас достаточно просторно. Он мог уехать когда угодно.

– У господина Каренина был ключ от дома?

– Наверное, – ответил Серж.

Ванзаров благодарно кивнул.

– Остается узнать, как в дом проникла эта милая и неизвестная барышня.

Серж чувствовал, как этот беспощадный человек тянет из него жилы и нет сил сопротивляться. А ведь мучения только начинались. Впереди предстояло еще много чего, о чем сейчас он и думать боялся.

– Возможно, эту загадку поможет нам разгадать господин Лебедев, – сказал Ванзаров, заходя на лестницу. – Слышу, что он уже заскучал. Позвольте маленький совет: никогда не угощайтесь его сигарками, если жизнь дорога вам.

13

Бетси позвонила в колокольчик. Вошла горничная и взяла ее под руку. Бетси старательно хромала, изображая согбенную годами старуху. Молодой человек подождал, пока она не вышла из гостиной, и хитро подмигнул.

– Как вы думаете, милая Бетси настолько слепа, как хочет казаться? – спросил он.

– Я мало ее знаю, граф, – ответила Ани.

– Прошу вас! – воскликнул граф Вронский. – Никаких этих глупых титулов. Мы с вами слишком молоды, чтобы думать о них. Для вас я только Кирилл. А ваше имя просто очаровательно. Позвольте так вас и называть: Ани.

– Хорошо, – согласилась она без жеманства. – Вы служите в кавалерии?

Вронский был очарован таким простодушием.

– Почему вы решили, что это кавалерийский мундир?

– Мне так кажется.

– Это великолепно! Сразу видно, что вы давно не жили в России… Хотя это прекрасная мысль… – Вронский даже хлопнул в ладоши.

– Я приглашаю вас завтра в Петергоф на конную прогулку. У меня есть прелестная лошадка, достаточно смирная даже для не слишком опытной наездницы.

– Благодарю вас. Но в пансионе мы брали уроки верховой езды.

– Вы совершенно очаровательны! – сказал Вронский, не веря, что в конце девятнадцатого века еще остались красивые, но честные барышни. – Так как насчет завтра?

Любая столичная особа тут же воспользовалась таким случаем: проявить слабость и позволить обучить ее езде. А эту так воспитали в Швейцарии, что лучше и придумать нельзя. Никакого кокетства.

– Я сам выберу для вас амазонку.

– Завтра мне будет удобно, – сказала Ани. – Мне как раз надо навестить кое-кого в Петергофе.

– Что? У меня уже появился соперник? – Вронский встал в позу шутливой угрозы. – Назовите его имя, и я вызову его на дуэль!

– Это всего лишь дальний родственник… Давно не виделись.

– В таком случае я решительно требую, чтобы родственник подождал еще немного. Мы будем кататься ровно столько, пока вам не надоест. А потом…

– А потом посмотрим, – сказала Ани, вставая. – Не знаю, что за лошади в России.

– Обещаю: останетесь довольны! – Вронский поцеловал ей руку, излишне долго задержав у губ. – Так, до завтра, милая Ани. Не знаю, как доживу до утра…

14

В кругах Министерства внутренних дел вообще и столичной полиции в частности Лебедев достиг таких высот авторитета, что приближаться к сияющим вершинам рисковали немногие. Неудержимый характер, огромный рост и крепкое телосложение позволяли Лебедеву безнаказанно и дураком обозвать, и по шее огреть, невзирая на чины. Ходила история, как он отколошматил одного пристава, посмевшего уничтожить улику. Не менее яркое впечатление производила история городового, поленившегося дойти по свежим следам и взять преступника с поличным. Городовой был запросто выброшен в реку Мойку, из которой его доставали всем участком. Начальство старалось Лебедева избегать, понимая, что польза от него неизмерима, а вред скорее психологического свойства. Бешеный характер, требовавший деятельности, как паровоз угля, заставлял его трудиться порой по двадцать часов в сутки, шефствовать над картотекой антропометрического бюро, куда заносились все преступники столицы, и лично выезжать на место преступления. Правда, для этого преступление должно было быть достойно высокого посещения.

Пристав Цихоцкий счел за лучшее увести чиновников от греха подальше, то есть в коридор перед кабинетом, где они, сбившись в кучку, обсуждали, что же такого необыкновенного можно найти на двух трупах. Всем страсть как хотелось хоть одним глазком взглянуть на работу знаменитости, но рисковать своей шеей желающих не нашлось. Из спальни не доносилось ни звука, можно было подумать, что криминалист трудится в полной тишине. Но тут раздался львиный рык, и громоподобный глас потребовал подать ему Ванзарова. К счастью пристава, бежать за ним не пришлось. Ванзаров уже закрывал за собой дверь кабинета, делая предостерегающий жест и незаметно подмигивая приставу. Цихоцкий понял его прекрасно и следом не пошел.

Аполлон Григорьевич возвышался посреди кабинета, его походный чемоданчик, с которым он не расставался, стоял в ногах верным псом. Криминалист сложил руки на груди и грозно взирал на вошедшего.

– Ванзаров! – провозгласил он с патетическим нажимом. – Отчего, если вы приглашаете меня поглядеть на хорошенькую женщину, так она обязательно мертва? Нельзя ли сменить привычку, да!

– Чем же вы недовольны, мой милый ворон? – отвечали ему. – Живых у вас и так предостаточно.

– По вашей милости, в самом деле, как ворон в падали копаюсь!

– Комплимент я сделал вашему новому и, в целом, роскошному костюму замечательно черного цвета, совсем не имея в виду издержки вашей профессии.

Лебедев обрадовался, как барышня, покрутился на месте, показывая, как хорошо проточена спинка, как нежно облегает жилетка и как точно сделаны рукава, чтоб пропускать вперед полоску сорочки.

– Неплохо, да! – сказал он. – Завелся у нас в столице английский портной, так я сразу к нему. Надоели все эти немцы…

– Может, и меня чем порадуете, – напомнил ему Ванзаров об его обязанностях.

Аполлон Григорьевич вальяжно устроился на канапе, за которым скрывалась рама, и пригласил Ванзарова сесть рядом. Тот предпочел постоять.

– Дело, надо сказать, скучное, – начал Лебедев. – Если бы не вы, ноги бы моей здесь не было. Самое примитивное убийство. Барышня получила две пули непосредственно в сердечную мышцу шагов с двух-трех, судя по следам пороха. Одной было достаточно, но вторая была, так сказать, для гарантии. Смерть наступила примерно двенадцать часов назад, то есть около десяти часов вчерашнего вечера. Ну и с пожилым господином практически никаких проблем. Все очень похоже.

– Нашли хоть какое-то подтверждение романтической версии?

– То есть он в нее выстрелил, а потом покончил с собой? – спросил Лебедев. – А сами как думаете?

– Ни малейшего шанса, – ответил Ванзаров.

– Это почему же?

– Во-первых, человек, который хочет совершить убийство из страсти, а барышню только ради этого и можно лишить жизни, не станет аккуратно вешать пиджак на кресло и закатывать рукава сорочки. На рубашке я не разглядел частичек пороха. Да и револьвера рядом с ним не было. Но это хоть как-то объяснимо. Например, оружие могли забрать. Для меня главное, что тело его перетащили отсюда в спальню. Разве не так?

– С чего взяли? – Лебедев был строг, если не сказать суров.

– Под ножкой диванчика, на котором вы сидите, лежат револьверные гильзы, скорее всего, их выронили, когда разряжали оружие. Само положение тела говорит о том, что его тащили. На ворсе ковра следы затоптались, но при желании разглядеть можно.

– Нет, не затоптались, а их затоптало стадо баранов! – вскричал криминалист и, тут же погаснув, тихо добавил: – Стоило меня дергать. Сами все знаете и справились бы.

– Нет, не справился, – сказал Ванзаров. – Мне нужен ваш исключительный глаз. Можно ли считать версию номер два доказанной?

– Это ту, где обоих перестреляли, а старика к девице подложили? Никаких сомнений. При всем желании он не смог бы засадить в себя две пули. Кстати, убийца имеет характерный подчерк. Вот это… – Лебедев продемонстрировал пару стреляных гильз, – …я нашел рядом с телом барышни. Ваша версия о небрежности отпадает. Наш пострел стреляет не только метко, аккуратно и тщательно, делая второй выстрел для гарантии, но и любит выбрасывать из барабана пустые гильзы. Такая чисто охотничья манера: выпалить из двустволки и сразу выбросить гильзы.

– Вот как? Интересно, – сказал Ванзаров. – На что ставите, где оружие? Приз: обед у Палкина.

– Я – на кровать, – крикнул Лебедев и выбежал в спальню, не дожидаясь контровой ставки. Вернулся он довольно скоро, отряхивая брюки и пиджак от пыли. – Нет. Странно, – сказал он.

– Тогда я попробую. – Ванзаров подошел к пузатой вазе, стоявшей на опасно тонкой консоли, засучил рукав и залез в нее по локоть. Раздался тихий металлический звон фарфора. Из вазы появился новенький наган с перламутровыми вставками на рукоятке. Он обнюхал ствол и отщелкнул барабан. Эжектор выбросил ему на ладонь четыре пустые гильзы и два снаряженных патрона.

– Опля! – только и сказал Лебедев.

– Парные вазы имеют привычку ставить зеркально друг другу. Трудно предположить, что в таком аккуратном кабинете одна из них окажется сдвинутой к окну.

Восторга Лебедев не выразил и сдаваться не собирался, отдавая призовой обед.

– Чистый обман, как и вся ваша логика! – заявил он. – Сунул нос раньше меня и делает вид, что сообразил. А вот я нашел кое-что стоящее… Личность пожилого господина, как я понимаю, установлена?

Ванзаров подтвердил и даже указал, что это бывший член Государственного совета в отставке, удостоенный множества наград.

– А про барышню тоже все знаете? – спросил Лебедев.

– Без вас не стал заглядывать в ее сумочку.

Открыв походный чемоданчик, криминалист достал бархатный мешочек, вышитый блестками, и кинул сыщику. Ванзаров поймал на лету, как заправский игрок в ручной мяч. Тесемки поддались ему с нежной покорностью. Содержимое мешочка было высыпано на ковер ровной кучкой. Дамские мелочи отодвинулись в сторону. Ванзарова заинтересовала зеленая книжечка.

– Некая Мария Остожская, балерина Императорского Мариинского театра, – сообщил Лебедев. – Балерины императорского балета – те же чиновники. А если к ней добавить мертвого члена Госсовета, интерес «охранки» обеспечен. Все-таки покушение на государственных личностей.

Из кучки бумажек, резинок, зеркальца и прочих нужных вещей появился неожиданный предмет.

– Вот как? Интересно, – сказал Ванзаров, разглядывая этот предмет. – Аполлон Григорьевич, хотите проиграть еще один обед?

– Полагаете, от наружной двери?

Ванзаров протянул ему найденный ключ.

– Что вам говорит опыт криминалиста?

– Тут и опыт не нужен: совсем новый, выточили недавно, еще блестит, царапин нет. При этом модель давнишняя.

– Я бы добавил: у бедной балерины не может быть такого дома, какой отпирается подобным ключом. Велик и тяжеловат. Разве что у мадам Кшесинской… Убитая, кажется, не звезда?

– Какая-то мелочь из третьей линии кордебалета, – ответил Лебедев, считавшийся знатоком театра, особенно в части симпатичных балерин. – Имя ее на афишах не припомню. Ну, что, друг мой, все очевидно. Считаем, дело раскрыто. Утерли нос охранке. Можно арестовывать?

– Не стоит спешить, – ответил Ванзаров, пряча ключ. – Есть неясные моменты.

– Что за моменты?

– Один у вас за спиной… Да, вот за диваном. Была украдена картина с портретом матери господина Каренина. Что не очень вписывается в преступление. Вы бы занялись, а я пока с хозяином дома побеседую…

За новую задачу Лебедев взялся с жаром. Жадно схватив раму, он стал изучать ее при помощи увеличительного стекла. Наслаждаться его творческим порывом можно было бесконечно, но Ванзаров вышел в коридор и попросил вызвать Каренина.

Серж ощущал в душе вселенскую пустоту. Он прошел мимо знакомого пристава, даже не взглянув на него, и наткнулся в кабинете на кучу мусора и криминалиста, терзавшего пустую раму. Все это было ужасным нарушением привычек и порядка. Но сегодня, после пережитого, он смотрел на беспорядок довольно равнодушно. Куда больше настораживало выражение лица Ванзарова. Серж уловил в нем скрытую опасность. И что-то такое недоброе, чего не было еще несколько минут назад, когда они сидели на ступеньках.

– Нашли какие-нибудь следы? – спросил он не слишком уверенно.

– Отчасти, – согласился Ванзаров. – Господин Каренин, какое оружие хранится у вас дома?

– На даче есть ружье для охоты, а здесь – револьвер.

Ванзаров попросил показать. Серж подошел к столу, отодвинул широкий ящик под столешницей.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он.

– Не можете найти? – спросил Ванзаров, как бы ненароком демонстрируя находку из вазы. – Случайно не этот?

Серж только молча кивнул.

– Благодарю вас. Трудно не узнать. Вещь приметная, перламутровые вставки, даже вензель имеется: «СК». Подарок?

– От сослуживцев на прошлый день рожденья, – ответил Каренин. – Где вы его нашли?

Ванзаров хотел уклониться от ответа, но передумал.

– Убийство – большое испытание для нервов, – сказал он. – Многие не рассчитывают своих сил. Это только кажется, что убить просто. Нажал на курок – и все. Неопытные люди на этом попадаются. Сразу после преступления у них наступает состояние, близкое к панике и эйфории одновременно. Они плохо понимают, что и зачем делают. Совершают поступки, какие в нормальном состоянии никогда бы не совершили. То есть глупости. Это касается всех. Умные люди чаще всего делают самые элементарные ошибки.

Отодвинув кресло, Серж сел, положив руки точно на подлокотники.

– Вы меня подозреваете, – печально сказал он. – Тогда остается перейти на понятный вам язык. Мне не было смысла убивать своего отца потому, что я значительно богаче его. Дома, и этот, и загородный, давно переписаны на меня. У меня нет никакого мотива и причины убивать Алексея Александровича. Тем более что этот случай может нанести серьезный урон моему делу..

– Чем же вы зарабатываете на безбедную жизнь?

– Имею касательство к строительству железных дорог.

– Похвально, – сказал Ванзаров. – Как же быть с госпожой Остожской?

– Повторяю вам: я не знаю ее, – ответил Серж.

Лебедев, хоть и занимался рамой, слушал внимательно и не мог упустить такую промашку подозреваемого. Он хмыкнул презрительно и громко.

Серж перевел взгляд на криминалиста и кашлянул, привлекая его внимание.

– Господин Лебедев, безусловно, радуется, что я попал в детскую ловушку. Но я понимаю, что с господином Ванзаровым не следует играть в игру «ах, про кого это вы упомянули?». Я понял, что он спрашивает о мертвой барышне. Внизу мы только о ней и говорили. Повторяю: я не знаю, кто она. И мне нет никакой выгоды, резона или желания убивать ее. Хуже объяснения с женой, как она оказалась в нашем доме и в нашей спальне, ничего быть не может.

Как нарочно, в коридоре послышался высокий голос хозяйки, которая отчитывала чиновников полиции, требуя ответа: по какому праву они явились в ее дом. Пристав Цихоцкий не решился пускаться в объяснения, а предоставил это право другим. Он лишь открыл перед дамой дверь. Надежда Васильевна вошла и, игнорируя присутствие Ванзарова и Лебедева, который терзал раму, сразу обратилась к мужу.

– Сергей Алексеевич, почему в доме полиция? – сказала она тоном, не требующим ответа. – И почему дверь в спальню закрыта. Что за странные шутки. Мне надо пройти.

Она вошла так быстро, что Ванзаров не успел ее удержать. А дальше последовало то, что должно было случиться. Раздался истошный женский визг. Надежда Васильевна выскочила, подобрав юбку и подпрыгивая на цыпочках, как будто увидела мышь. Серж попытался ее успокоить, она завизжала пуще, так, что пристав в коридоре зажал уши. С ней случилась истерика. Плохо понимая, что она говорит, Надежда Васильевна бросала обвинения в лицо мужу, что он привел в дом проститутку, что осквернил их ложе, что теперь ему не отмыться, и тому подобное. Двое мужчин пытались как-то урезонить ее, а третий даже полез в походный чемоданчик за каплями успокоительного. Лекарства не понадобились. Надежда Васильевна осеклась, тяжело отдышалась и посмотрела на мужа мутным, но вполне осмысленным взглядом.

– Ноги моей не будет в этом доме, – сказала она. – Я немедленно уезжаю в Петергоф. Извольте вызвать извозчика.

Она вышла, не слушая робких оправданий Сержа. Так и не догнав жену, он вернулся, снова сел в кресло и схватился за подлокотники.

– Видите, что стряслось… – говорил он, словно Ванзаров был причиной его несчастий. – Надеюсь, теперь понимаете? Боюсь вообразить, чем все это кончится для моей семьи. Только об одном прошу вас: постарайтесь избежать огласки, насколько это возможно.

Ванзаров ничего не мог и не стал обещать. Он вызвал пристава, разрешил ему заняться протоколом и потребовал вызвать фотографа. Снимки непременно нужны. Закрутилась обычная суета заведения дела. Лебедев, оставив раму, подошел к столу и стал что-то выискивать среди письменных принадлежностей, остановился на ноже для бумаг и отошел с ним к чемоданчику. Ванзаров, не вмешиваясь в дела участка, занялся изучением книжных корешков. О Каренине, кажется, забыли окончательно. Он покорно смотрел на чужих людей, хозяйничающих у него столь бесцеремонно. Ничего другого ему не оставалось.

15

До следующей встречи у Мити было времени достаточно, чтобы заехать в гостиницу «Англия», где проживала его сестра. Ольга встретила его заспанной, словно утро для нее начиналось после полудня. Но все же предложила брату чаю, Митя отказался и стал расспрашивать, что слышно о новой роли. По осени в императорском Мариинском театре, где она служила, ожидалась премьера нового балета композитора Глазунова. Ольга мечтала получить там главную партию. После этого можно рассчитывать на статус примы. А это совсем не то, что выходить в эпизодах и танцах. Беда была в том, что на эту партию было слишком много охотников. Но ее покровитель обещал все устроить.

Митя был не слепой, он знал, что за такой номер надо платить деньги, которых у сестры не было. Да и покровительство в балете не дешево обходится. Он только не хотел допускать до себя мысль, что его любимая сестра попросту содержанка. Если бы кто-то сказал ему такое, Митя полез бы в драку. Сам же знать не хотел, кто этот покровитель Ольги. Ни имени, ни фамилии, ни того факта, что он вообще существует. Его устраивал молчаливый договор с сестрой: об этом ни ползвука.

Выговорив тревоги и ожидания, Ольга спросила об отце. Константин Дмитриевич Левин, как только узнал, что дочь его поступила в балет, отказался знать ее, чуть не проклял. Как видно, Левин пребывал в неведении, на какие средства балерина позволяет себе номер в дорогой гостинице.

Митя честно признался, что отец пока не сдвинулся ни на шаг в своем упрямстве. Но он с ним попробует поговорить еще раз. Как, впрочем, и с нужными людьми, что помогут в назначении на роль. Ольга удивилась, что брат может быть полезен в таком тонком вопросе. Он клялся все устроить. Обняв сестру и обещав передать от нее привет матери, Митя вышел из номера. Спустившись в холл гостиницы, он задержался, чтобы взять свежую газету. Уже направляясь к дверям, он вдруг остановился, заметив девушку в строгом скромном платье. Она только чуть взглянула на него и прошла мимо. Но этого было достаточно: Митя остолбенел.

У девушки были черные волосы, спокойное, чуть бледное лицо и капельку полноватая фигура без других недостатков. Но не это так поразило его. Мите показалось, что это лицо он где-то видел, только не может вспомнить, где. Что-то такое в нем было, отчего его сердце вдруг забилось и не могло остановиться. Ему показалось, что он давно знает эту незнакомку и мечтал с ней встретиться. Митя тут же нафантазировал самое бурное продолжение мимолетной встречи. Но в одном он теперь был уверен: он найдет ее и познакомится во что бы то ни стало. Это так просто: он же знает, где она живет.