Текст книги "Фреска судьбы"

Белаш даже не посмотрел в его сторону, лишь брезгливо поморщился и бросил через плечо:

– Пшел прочь, вахлак! Я продырявлю этого наглеца прямо здесь. Здесь нагадил, здесь и ответит. Вы как, господин Петруччио? Не брезгуете деревянным настилом? Или вам удобней на свежую травку?

Артист небрежно пожал плечами и зевнул.

– Прекрасно! – сказал Белаш. – В таком случае – на позицию!

Хозяин прижал ладони к груди и жалобно проблеял:

– Господа, умоляю вас, цельтесь поточнее! Ванька, – повернулся он к половому, – убери бутыли с полок! И крепче держи, свинья! Уронишь – башку откручу!

– Ну что, господин идальго, – сказал Белаш, – готовы?

Вместо ответа артист снова зевнул. Публика притихла. Из-за ближайшего столика вскочил казак и крикнул:

– Стреляться будете по моей команде! По шестому шагу от барьера! Приготовьтесь!

Белаш и артист повернулись друг к другу спинами.

– Пошли! Один… Два… – считал шаги казак.

Дуэлянты двинулись к противоположным стенам шинка. Но выстрелить им было не суждено. На третьем шаге дверь шинка распахнулась и через порог, озирая задымленную залу гневным взглядом, переступил невысокий человек в кителе.

– Прекратить! – властно крикнул он. – Немедленно!

– Батько! – выдохнуло несколько глоток.

Вошедший был щуплым человеком с длинной гривой черных волос и бледным, нервным лицом. На переносице его поблескивали кругляшки очков в серебряной оправе.

Он остановился перед черноусым и, бегло осмотрев его, спросил:

– Кто таков?

Артист, в свою очередь, смерил атамана спокойным взглядом и ничего не ответил.

– Это идальго, циркач, – с готовностью объяснил Белаш. – Ножи в деревяшку кидает.

Атаман бросил на Белаша недобрый взгляд, затем прищурил на метателя ножей сухие, блестящие глаза и уточнил:

– Артист?

– Так точно, батько, артист, – снова пояснил Белаш.

Уголки губ вошедшего слегка дернулись.

– Почему молчит? Немой?

– Да нет, батько, наоборот, – шибко разговорчивый. Сеял смуту. Контрреволюционер!

– Господин военный, – быстро заговорил, выдвинувшись вперед, юноша в фуражке, – этот человек…

– Молчать! – жестко приказал атаман. Снова повернулся к красномордому Белашу и спросил: – Мальчишка с ним?

– Так точно, батько, с ним.

– Обоих в сарай, – быстро распорядился атаман. – Если действительно сеяли смуту – на рассвете расстреляем.

– Верно, батько, – одобрительно вякнул Белаш. – К стенке их, и делу конец!

Атаман вперил в Белаша острые и цепкие, как рыболовные крючки, глаза, и тот осекся.

– С тобой мы позже разберемся, – сухо проговорил он.

– Батько, я…

Атаман его больше не слушал, он взял с ближайшего стола бутыль с горилкой и вышел из шинка.

* * *

Артист лежал на охапке сена, закинув ногу на ногу, и с задумчивым видом разглядывал носок сапога. Сапог этот явно и недвусмысленно «просил каши». Юноша стоял подле него с убитым видом.

– Ну вот, – бормотал юноша. – Видите, как все получилось. – Он вздохнул и взъерошил ладонью светлые волосы. – Это все из-за меня. Ну ничего, ничего. Вы только не расстраивайтесь. Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Артист посмотрел на него снизу вверх и ничего не сказал.

– Спасибо, что не остались в стороне, – продолжил спотыкающимся от смущения голосом юноша. – Я бы, конечно, и сам справился, но раз уж вы вступились…

Артист по-прежнему молчал. Юноша покраснел еще больше.

– Одним словом – спасибо, – сказал он и протянул черноусому руку.

– Спасибо – не шоколадка, во рту от него не сладко, – сказал артист и надвинул на глаза шляпу.

Юноша еще несколько секунд подержал руку, затем, спохватившись, убрал ее за спину.

– Собственно, об этом я и хотел с вами побеседовать, – вновь заговорил он. – Видите ли, я пробираюсь в Москву, и мне нужен спутник. Или, вернее сказать, помощник. Время сейчас смутное, дорога полна опасностей. Вы только не подумайте, что я трушу! Нет! Просто… Я не имею права рисковать своей жизнью без особой надобности. Ну то есть я хотел сказать, что… Одним словом…

Юноша совсем запутался и с надеждой посмотрел на артиста, надеясь, что тот придет ему на помощь и задаст какой-нибудь наводящий вопрос. Тот, однако, совсем не спешил прийти ему на помощь.

– В общем, я предлагаю вам сопровождать меня до Москвы, – выдохнул юноша. – Не за бесплатно, разумеется. Пока я вам заплатить не могу… – Артист приподнял шляпу и посмотрел на юношу. – Но потом деньги появятся, – поспешно добавил тот. – Правда!

Черноусый немного помолчал, затем сказал без всякого выражения:

– Простите, что напоминаю, но, кажется, завтра утром нас собираются расстрелять.

– Да-да, я помню, – кивнул юноша. – Но я почему-то думаю, что ничего страшного не случится.

Артист с любопытством взглянул на юношу из-под шляпы. Тот сконфузился.

– Просто я верю, что… Одним словом… верю, и все. Итак, что вы решили, господин артист? Вы мне поможете?

Тот подумал и сказал:

– Нет.

– Но почему?

– Завтра утром нас расстреляют, а трупы бросят в лесу. Фантазировать на тему счастливого освобождения я не хочу. Но за предложение спасибо.

Юноша немного постоял молча, затем вдруг сказал:

– Господин артист, а хотите пари?

– Какого рода? – осведомился тот.

– Если нам каким-то образом удастся избежать казни, вы будете сопровождать меня до Москвы. А если нет…

– То вы проводите меня до райских врат и замолвите за меня словечко перед апостолом Петром?

– Идет, – кивнул юноша. – Ну что, по рукам? Вам нечего терять, если нас все равно расстреляют.

– Резонно, – сказал артист. Он протянул руку, и они скрепили пари рукопожатием.

Артист прищурился и спросил:

– Позвольте все же поинтересоваться – зачем вам надо в Москву?

– Есть дело, – уклончиво ответил юноша.

– Тайна? Уж не клад ли вы собираетесь там найти?

Юноша покачал головой:

– Нет. Как раз наоборот. Мне, видите ли, нужно кое-что туда доставить. Одну вещь.

– Вещь? – Артист окинул взглядом невысокую фигуру юноши. – Но ведь при вас ничего нет, я видел, как вас обыскивали.

– Обыскивали, но… В общем, все это не имеет значения. То, что я собираюсь доставить, они отнять не в силах. Потому что…

Договорить юноша не успел. За дверью сарая послышалась какая-то возня. Заскрежетал замок, дверь со скрипом распахнулась, и в сарай, сопровождаемое тычком приклада винтовки в спину, ввалилось что-то огромное, шумное и темное. Дверь захлопнулась, замок снова тяжело брякнул о доски, и стены сарая сотряслись от громогласного баса:

– Чтоб вам повылазило, черти!

Огромный человек шумно плюнул в дощатую дверь, затем повернулся, прищурился в полумрак и недовольно произнес:

– Какого черта? Кто здесь?

– Мы, – ответил ему из полумрака неуверенный юношеский голос.

– Какие такие «мы»?

– Пленные, – тихо ответил тот же голос.

– Пленные? – Верзила шагнул на голос и остановился. – Вот те на! – удивленно воскликнул он. – Безусый юнош! А вы-то чего натворили?

Гимназист смущенно улыбнулся.

– Назвал бандита подлецом, – признался он. – А господин артист вызвал бандита на дуэль. Только выстрелить не успел, главарь помешал.

– «Артист», говорите? Который тут артист? – Верзила осмотрелся и остановил взгляд на метателе ножей, который со спокойным видом продолжал разглядывать свой дырявый сапог.

В свою очередь, юноша внимательно изучал вновь прибывшего. Новичок был размером с хорошего быка и чрезвычайно упитан. Как говорится – кровь с молоком. Лицо у него было широкое, однако черты приятные и не без некоторого благородства. Мужественный вид слегка портили полноватые, чувственные губы, но тяжелый подбородок, с ямочкой посередине, с лихвой возмещал этот недостаток. Одет верзила был в старомодный темно-зеленый бархатный камзол.

– Значит, артист, – басовито проговорил новичок и усмехнулся. – Ну-ну. Нынче кого только не встретишь. Два дня назад я угостил тумаками одного венецианского дожа. А за день до этого имел удовольствие дать по физиономии английскому мистеру, который воровал у меня кур.

Метатель ножей никак не отреагировал на замечания здоровяка. Тот еще некоторое время разглядывал артиста, затем повернулся к двери и озадаченно поскреб лапой в затылке.

– Жрать охота, мочи нет, – сообщил он. – Быка бы сейчас съел. Господа, вы не знаете, во сколько здесь подают ужин?

Юноша вздохнул и сказал:

– Боюсь, что тут его вообще не подают.

– Как так «не подают»? Черт знает что такое! Эй, вы! – Здоровяк громыхнул огромным кулаком по двери, да так, что задрожал весь сарай. – Тащите ужин или я разнесу вашу халупу к чертовой матери!

– Ось разишовся, бисов сын, – послышался из-за двери сонный голос часового. – Нэ балуй, чуешь?

– Сала принеси, чучело!

– Нема сала.

– Ну тогда картошки!

– Нема картопли.

– «Картопли»… Вот чучело! Ну так знай: не лягу спать, пока не поужинаю!

– А мени сдается, шо вы таки ляжете спать голодным, – не без иронии ответил часовой.

Здоровяк смачно сплюнул на пол.

– Тьфу, кретины! И ты кретин, и атаман твой – самый кретинский кретин! – сообщил он часовому. Затем отвернулся от двери и задумчиво проговорил: – Да, видать, это надолго. Если, конечно, не расстреляют поутру. – Потом снова огляделся, остановил взгляд на юноше и сказал: – Господа, раз уж мы оказались в заточении вместе, давайте, что ли, познакомимся? Позвольте представиться – Павел Афанасьевич Пирогов. Как говорится, прошу любить и жаловать.

– Алеша Берсенев, бывший гимназист, – представился молодой человек. – А это, – он кивнул в сторону своего «сокамерника», – господин Петруччио Браккато. Он артист. Мастер ножа и пистолета.

– А-га, – неопределенно произнес здоровяк, подозрительно глядя на черноусого.

– Господин Пирогов, – вновь заговорил Алеша, – позвольте узнать: за что вас сюда?

Здоровяк приосанился.

– Представьте, господа, – забасил он, – эти идиоты ввалились ко мне в дом и сказали, что реквизируют его. Видит бог, я человек спокойный, но терпеть такое… – Здоровяк насупил брови и красноречиво покачал головой.

– И что же вы сделали? – поинтересовался Алеша.

– Что! Вышвырнул их к чертовой матери на улицу! Двое ничего, оклемались. А вот третий… Перестарался я малость, погорячился. Тех двоих с крыльца спустил, а третьего – в окно попросил. Упрямый был, сволочь. Вот шею себе и свернул.

Артист приподнял шляпу и с интересом посмотрел на Пирогова. Затем снова надвинул шляпу на глаза. А Алеша спросил притихшим голосом:

– Но ведь они, наверное, были вооружены?

– А как же! – подтвердил Пирогов. – Только я у них винтовки отобрал. Горячий я, с детства это у меня. Матушка, царствие ей небесное, всегда мне говорила: «Через горячность ты свою, Павлуша, пострадаешь». Как в воду глядела, – грустно заключил он. – Однако, господа, как урчит в желудке. Этак и с голоду недолго помереть.

Алеша печально улыбнулся.

– Не волнуйтесь, господин Пирогов, нас все равно расстреляют.

– Ну, это еще когда будет, – возразил тот. – Да и потом, господин гимназист, не знаю, как вы, а я предпочитаю отправиться на аудиенцию к Господу Богу с сытым желудком. Еще неизвестно, чем кормят в раю, и кормят ли там вообще. Эй, как вас там! Господин Петруччио! Вы хоть говорить-то умеете?

– Много говорить – себе могилу рыть, – флегматично ответил идальго, не поднимая с глаз надвинутой шляпы.

– Резонно, – согласился Пирогов. Повернулся к Алеше и деловито осведомился: – Он всегда такой?

– Насколько я могу судить – да.

– Ну что ж, господа… – Пирогов вздохнул. – Значит, до утра нам тут вместе куковать.

Он отошел наконец от двери и, щелкнув суставами, улегся в углу на большую охапку сена. Минут пять верзила ворочался, вздыхая и причитая, потом затих. Еще через несколько минут из угла послышался его громкий, жизнеутверждающий храп.

* * *

Женщина была высокая, тонкая, с точеным, бледным лицом и замысловатой прической.

– Нестор, – тихо позвала она.

Махно, сидевший за столом над потертой картой, не откликнулся.

Женщина встала с кресла, подошла к нему сзади и обвила его короткую шею своими тонкими белыми руками.

– Нестор, – повторила она.

– Что? – сухо сказал Махно, не отрываясь от работы.

– Ты в самом деле хочешь их убить?

– Кого?

– Этого мальчика. И… артиста.

– Они сеяли смуту и ответят за это по законам революционного времени, – не отрываясь от карты, сказал Махно.

– Ты ведь знаешь, что это не так. Они вступились за женщину. Это благородно.

– Это глупо. А за глупость нужно платить.

– Ох, Нестор, Нестор… – Женщина провела тонкими пальцами по длинным волосам мужчины. – Что с тобой сделало это скотское время.

Она секунду помедлила, затем наклонилась, поцеловала его мягкие волосы и тихо сказала:

– Нестор, я прошу тебя, отпусти их.

– Нет, – коротко ответил он.

– Этот мальчик – он ведь совсем еще ребенок.

– Он смутьян.

– Он храбрый и благородный юноша. Он не побоялся осадить твоего зарвавшегося ординарца.

– Белаш – боец революции, – сухо ответил Махно. – А этот щенок – недобиток буржуйский, семя Каиново. И заступник его такой же. Попадись мы им – они бы с нами не церемонились.

На чистом белом лбу женщины обозначились мелкие морщинки.

– Нестор, пожалей хотя бы мальчика.

– Нет.

– Это твое последнее слово?

– Последнее.

Женщина убрала руки с шеи Махно. Снова помедлила, затем сделала еще одну попытку. На этот раз она говорила холодно:

– Нестор, отпусти мальчика, если хочешь, чтобы сегодня ночью мы были вместе.

Махно поднял голову от карты, удивленно посмотрел на женщину.

– На тебе одной свет клином не сошелся, – сказал он.

Женщина отвечала с недоброй усмешкой:

– Это мы еще посмотрим.

– Смотри сколько хочешь, это твое право, – сказал Махно и, дернув щекой, снова склонился над картой на столе.

Ночь пришла холодная и ветреная. Иногда сквозь тучи слабо мерцала луна, словно единственная уцелевшая золотая пуговица на заношенном, грязном сюртуке.

Тонкая, гибкая тень скользнула по белой стене хаты и снова нырнула в темень.

– Хто це? – спросил часовой, насторожившись. – Хто це иде? А ну – ответь!

– Это я, Серко. Я, Галина Андреевна.

Женщина подошла к сидящему на бочке у стены сарая пожилому казаку.

– Караулишь, Серко?

– Так, пани, – ответил он и передернул плечами. – Стэрэжу.

– Озяб поди?

– Трохи змерз.

– А я тебе чаю горячего принесла.

Женщина поставила на землю медный чайничек. Казак улыбнулся в седые усы:

– Дуже дякую, пани. Правда, мне б чего погорячей…

– А я и самогонку принесла. Вот, Серко, возьми. – Она протянула казаку пузатую бутылку.

– Ось дякую, пани. Ись прийди Страшный суд, Богу за вас молыти буду.

– Ладно, я пойду. А ты, Серко, карауль.

– Добре, пани!

Женщина повернулась и вновь двинулась по направлению к хате. Казак проводил ее благодарным взглядом, потом вздохнул, вынул зубами пробку из бутылки и, собравшись с духом, отхлебнул пару глотков.

– Добре… – повторил он и ткнулся носом в рукав.

Вскоре в ночи раздался его негромкий, сиплый храп.

И снова по белой стене хаты скользнула тень. Тонкие пальцы вынули из черного мундира часового ключ. Тихо брякнул тяжелый замок, дверь сарая приоткрылась.

– Эй! – тихо окликнула женщина. – Эй, вы!

– Что такое? – раздался из черноты сарая заспанный голос.

– Ради бога, тише. Выходите. Дверь открыта.

Послышался легкий шум. В дверном проеме показалась большая, взлохмаченная голова Пирогова. Он удивленно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на спящего казака и спросил:

– Что с ним?

– Он спит, – ответила женщина. – Я дала ему снотворного. Выходите.

Пленники вышли на улицу. Неуверенно огляделись.

– Забор слева, – сказала женщина. – За ним поле, а дальше лес. В лес они за вами не пойдут.

Артист шагнул к спящему казаку, быстро склонился и вынул у него из-за пояса револьвер.

– Могу я узнать, как зовут нашу спасительницу? – спросил Пирогов.

Немного поколебавшись, женщина тихо ответила:

– Галина Андреевна.

– Галина, – блаженным голосом повторил Пирогов. – Сударыня, если когда-нибудь судьба снова сведет нас с вами, клянусь честью, я…

Артист тронул его за плечо:

– Кончайте трепаться. Надо идти.

– Жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах, – прочувствованно сказал женщине Пирогов. – Позвольте хотя бы поцеловать вашу ручку. На прощание.

Пирогов по-медвежьи неуклюже склонился над женщиной, сгреб ее ладонь в свою пятерню и прижал к губам. Спящий казак заворочался во сне, и женщина пугливо отдернула руку.

– Идите, – сказала она. – До рассвета вас не хватятся. И умоляю вас, не попадайтесь больше Нестору. Второй раз он вас не упустит, уж будьте уверены. Да, и вот еще – возьмите.

Женщина ткнула в руки Пирогову узелок.

– Здесь немного еды. Картошка, сало, хлеб – все, что смогла собрать.

– О, мадам, если б вы знали, как я…

– Пора! – нетерпеливо прервал его излияния артист.

Казак снова тревожно застонал во сне.

– Идите с богом! – Женщина коротко перекрестила беглецов, повернулась и быстро зашагала к хате. Пирогов проводил ее печальным взглядом. Потом вздохнул и заспешил за товарищами. Несколько секунд спустя три тени перелезли через плетень и растворились во тьме.

* * *

Полуденное солнце светило и грело еще вполне по-летнему. В пожухлой траве стрекотали кузнечики.

Алеша Берсенев открыл глаза, зевнул и приподнялся на локте. Несколько секунд он растерянно смотрел по сторонам, явно не понимая, где он и как сюда попал. Затем взгляд его прояснился, и он улыбнулся. Небо над оврагом было голубым и свежим, словно его только что вымыли. Алеша сел, протер глаза кулаками, посмотрел на артиста, грудь которого равномерно вздымалась, а лицо было прикрыто шляпой. Затем перевел взгляд на широкую спину Пирогова. Тот сидел на примятой траве и, задрав голову, смотрел на голубое небо.

– Пирогов! – окликнул его Алеша. – Вы что же это, совсем не спали?

Широкая спина слегка шевельнулась. Потом раздался вздох и печальный голос произнес:

– Какая женщина…

– Вы это о нашей спасительнице? – уточнил Алеша.

– О ней. Встретил бы такую в былое время – повел бы к венцу не раздумывая.

– А если бы она с вами не пошла?

Пирогов слегка повернул голову, покосился на Алешу и недоуменно спросил:

– Как это?

Алеша махнул рукой. Затем протянул руку к платку и развязал узелок.

– Держите. – Он бросил вареную картофелину Пирогову.

– Благодарю.

Как только запахло копченым салом, артист вдруг слегка пошевелился и втянул ноздрями воздух. Потом поднял руку и приподнял шляпу.

– А вот и наш молчаливый итальянец проснулся, – с усмешкой приветствовал его пробуждение Пирогов. – Присоединяйтесь к нам, господин Браккато. Говядину по-флорентийски вам предложить не могу, но украинское сало ничем не хуже. Особенно если учитывать обстановку.

Артист сел, потянулся, затем взял из узелка картофелину и принялся неторопливо ее очищать.

Некоторое время они ели молча.

– Вы куда собираетесь идти, господин Берсенев? – поинтересовался Пирогов, жуя горбушку черного хлеба.

– В Москву.

– В Москву-у? Должен вам сказать, Алеша, что это весьма опасная затея.

– Да, я знаю. Но идальго вызвался меня сопровождать. – Алеша вытер рот рукавом. – А вы? Куда пойдете вы?

– Понятия не имею, – пожал медвежьими плечами Пирогов. – Домой мне возвращаться нельзя – это точно.

– Что же вы намерены делать?

– А черт его знает. Может, с вами пойду. Если повезет и махновцы не перехватят, запишусь в армию генерала Деникина.

– Зачем?

– Я потомственный дворянин, – гордо произнес Пирогов. – А долг каждого дворянина – помочь генералу избавить Россию от красной плесени.

Алеша смерил здоровяка насмешливым взглядом.

– А вы когда-нибудь служили?

– В армии-то? – Пирогов покачал головой. – Нет. Мечтал в детстве попасть в кадетский корпус, да мамаша, царствие ей небесное, не пустила. А вы зачем в Москву?

– Так. Нужно по одному делу.

Пирогов внимательно посмотрел на Алешу и собрался было уточнить насчет этого загадочного «дела», но наверху оврага послышался какой-то шум, и несколько комочков сухой земли упали на узелок.

Артист выхватил из кармана револьвер и выставил его перед собой. Над краем оврага показалась человеческая голова.

– Оставаться на месте! – крикнул артист и прицелился в голову.

– Не стреляйте, товарищи! – жалобно проговорила голова, блеснув круглыми очками.

– Товарищи? – пробасил Пирогов, свирепо прищуривая глаза. – Где это вы тут нашли товарищей?

– Виноват… господа. – Лицо незнакомца просияло. – Господа! – воскликнул он, весь показываясь из-за края оврага. – Ей-богу, я рад вас видеть!

Артист по-прежнему держал его на прицеле.

– Господа, – быстро заговорил незнакомец, – вы должны меня понять, в наше время приходится быть осторожным. Тем более в этих местах. Верите ли, за последних четыре дня я побывал в трех населенных пунктах – и в каждом своя власть. В наше время, чтобы выжить, нужно быть хитрым, как лис.

Пирогов усмехнулся.

– А вы, стало быть, хитры, как лис? – осведомился он у незнакомца.

– Стараюсь, – ответил тот. Он посмотрел на развязанный узелок с харчами, сглотнул слюну и сказал: – Прошу прощения, что помешал. Вы, я вижу, обедаете.

– Спускайтесь к нам! – дружелюбно пригласил Алеша. – Господин Браккато, пожалуйста, спрячьте оружие.

– Я бы с этим не торопился, – тихо и сурово сказал Пирогов. – Вдруг этот тип – большевистский шпион. Мы отвернемся, а он нам – нож в спину.

Незнакомец растерянно посмотрел на Пирогова.

– Помилуйте, господа, у меня и ножа-то никакого нет, – проговорил он.

Алеша махнул рукой.

– Да ну вас, Пирогов, ей-богу. Что вы пугаете человека? Разве не видите, это же типичный русский интеллигент.

Незнакомец, явно польщенный таким определением, слегка приосанился и поправил пальцем очки. Артист помедлил несколько секунд, внимательно разглядывая незваного гостя, затем убрал револьвер в карман.

– Ну вот, – с облегчением сказал Алеша. – Теперь вы можете спуститься.

Незнакомец осторожно, хватаясь руками за пучки пожухлой травы, спустился в овраг. Серое пальто его было сильно испачкано, протертые на коленях штаны выглядели жалко и неприлично. На вид человеку было лет сорок или около того. Узкий подбородок покрывала колючая рыжеватая бородка. Глаза смотрели сквозь стекла очков дружелюбно и с какой-то редко встречаемой мягкостью.

– Кто вы? – спросил его Алеша. – И как сюда попали?

Незнакомец улыбнулся.

– Отстал от поезда. Хотел срезать дорогу через лес, но заблудился. Думал, совсем пропаду, но, по счастию, услышал ваши голоса. Господа, я так рад, что встретил вас! Вы позволите мне с вами посидеть? Сказать по чести, я очень устал за последние дни.

– Куда же вы направлялись? – поинтересовался Алеша.

Незнакомец неопределенно махнул рукой и сказал:

– Куда глаза глядят. В силу сложившихся обстоятельств я совершенно свободен от оков оседлой жизни. – Он поправил пальцем очки и спросил: – А вы куда держите путь?

Алеша посмотрел на своих провожатых и не совсем уверенно произнес:

– Вообще-то, мы направляемся в Москву.

– В Москву? О, это очень большое путешествие! Большое и… – Взгляд незнакомца наткнулся на развязанный узелок. Он судорожно сглотнул слюну.

– Хотите картошки? – предложил Алеша.

– Благодарю вас, но я совсем не голоден, – поспешно сказал незнакомец. – Сегодня утром я сытно позавтракал.

– Глупости. Ничего вы не позавтракали. – Алеша взял из узелка картофелину и протянул гостю. – Вот, держите.

– Но я вовсе не…

– Держите и не спорьте.

Судя по тому, с какой жадностью незнакомец уплетал картофелину, сытный завтрак, о котором он говорил, был выдуман. Съев картофелину, незнакомец тщательно облизал пальцы, затем улыбнулся и вдруг сказал, обращаясь почему-то к Пирогову:

– Господа, а позвольте мне путешествовать с вами.

– Вот еще, – фыркнул Пирогов. – Много вас на дармовые-то харчи.

– Как вам не стыдно, Пирогов! – гневно осадил его Алеша. – Человек просит, а вы! Конечно, присоединяйтесь. Как вас зовут?

– Миронов, – представился незнакомец. – Евгений Александрович. Бывший учитель. Честное слово, господа, я вас не обременю. Просто буду держаться рядом, и все.

Пирогов смерил его щуплую фигуру недоверчивым взглядом и, неожиданно смягчившись, сказал:

– Ладно, черт с вами. Может, когда и сгодитесь. Я читал, что с помощью линз огонь можно разжечь. Правда, сам никогда не пробовал, не довелось.

Миронов улыбнулся.

– Если задумаете разводить костер – мои очки к вашим услугам, – добродушно ответил он.

* * *

Нестор Махно взвесил шашку на ладони, проверяя ее балансировку.

– Хороший подарок! – Он слегка отвел руку в сторону и резко рубанул шашкой воздух. – Ай, хороша! Я ваш должник, комиссар!

– Пустяки, – ответил ему человек в серой шинели и кожаной фуражке, сидевший по другую сторону стола. Он был худощав, бледен и тонкогуб. Небольшие, глубоко посаженные глаза смотрели из-под почти голых надбровных дуг настороженно. Руки бледнолицего покоились в карманах шинели, воротник был поднят, как будто человек опасался сквозняков. – Я слышал, вы задержали мальчишку. – Голос его звучал глухо и сипло, отдаваясь в ушах у Махно неприятным поскребом. – Гимназиста.

– Мальчишку? Гимназиста? – Махно посмотрел на гостя и прищурился. – А почему вы им интересуетесь?

Человек в шинели, не вынимая рук из карманов, резко подался вперед.

– Мне нужен этот мальчишка!

– Нужен? – Махно усмехнулся. – Остыньте, товарищ Глазнек. Я его отпустил. Еще утром.

– Как? – Кадык на шее комиссара дернулся. – Как отпустили?

– Вот так, просто. Я не воюю с детьми.

– С детьми? – Серый человек недобро осклабился. – Щенок обвел вас вокруг пальца, как…

– Я сказал – остыньте, – резко оборвал его Махно. – Кажется, это не я у вас в гостях, а вы у меня.

Комиссар снова откинулся на спинку стула. Руки его по-прежнему покоились в карманах шинели. Он посмотрел на Махно исподлобья и спросил:

– Вы его хотя бы обыскали?

– А чего это вы им так интересуетесь?

– Обыскали или нет? – повысил голос комиссар.

Щека Махно нервно дернулась.

– Сбавьте обороты, Глазнек. Я не терплю, когда на меня повышают голос. Последний, кто это сделал, лишился языка. Я вырвал его собственными руками.

Комиссар крепко сжал зубы, на скулах у него заиграли желваки. Несколько секунд он молча смотрел на Махно, затем плечи его слегка обмякли, и он сказал:

– Простите, я не хотел грубить. Так было при нем что-нибудь или нет?

– Что, например? – уточнил Махно, в скучающих глазах которого зажглось любопытство.

– Что-нибудь… необычное.

– Туманно выражаетесь, Глазнек. Нет, при нем не было ничего необычного. Ни оружия, ни денег, ни бумаг. Ничего, что могло бы вас заинтересовать.

– Когда вы его отпустили?

– На рассвете. – Махно наткнулся на холодный взгляд комиссара и недобро прищурился. – Не понимаю, зачем он вам понадобился? Это простой мальчишка. Он не может угрожать делу революции.

– Он владеет важной информацией, – сказал комиссар. – У меня к вам личная просьба. Если он попадется вашим людям – дайте нам знать. Наша благодарность не будет иметь границ.

Комиссар вынул правую руку из кармана шинели и положил на стол бархатный мешочек, стянутый бечевкой.

– Это вам. Подарок.

Махно поднял брови.

– Как? Еще один?

– В знак дружбы, – пояснил комиссар.

Махно криво усмехнулся, взял мешочек, ослабил веревку и с любопытством в него заглянул.

– Дорого вы цените этого щенка, – задумчиво проговорил он. – Неужели он и впрямь того стоит?

– Для кого как, – ответил комиссар.

– Хорошо. – Махно снова затянул мешочек и спрятал его в карман. – Считайте, что мальчишка у вас в руках.

Комиссар поднялся из-за стола.

– Уже уходите? – с усмешкой поинтересовался Махно, разглядывая долговязую и сухую, как мертвое дерево, фигуру комиссара.

– Да, мне пора.

– Можете остаться на обед, – предложил Махно.

– Нет времени. Еще раз простите за вторжение.

– Ничего. – Махно насмешливо дернул щекой. – Одним делом занимаемся. Что-то еще? – спросил он, заметив, что комиссар медлит и словно бы о чем-то раздумывает.

– Да, – ответил тот. – Просьба. Не могли бы вы выдать нам мандат, чтобы мы могли беспрепятственно продвигаться через ваши кордоны?

– Мандат? Это запросто.

Махно достал из стола лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу, быстро набросал несколько строк и подмахнул их подписью. Протянул бумагу гостю:

– Держите.

Комиссар Глазнек скользнул по строчкам взглядом.

– Годится? – поинтересовался Махно, насмешливо следя за ним.

– Вполне. Спасибо.

Глазнек спрятал мандат в карман шинели, кивнул Махно, повернулся и направился к двери.

– Эй, комиссар! – окликнул его Махно.

Тот остановился и обернулся.

– Что?

– Забыл сказать. Мальчишка ушел не один, с ним еще двое. Один очень опасен.

– Кто такой?

– Представляется итальянцем.

– Итальянцем? – Тонкая губа комиссара слегка приподнялась, как у пса. – Очень интересно. Его вы тоже «отпустили»?

Махно, не выносивший насмешек, слегка побледнел. Комиссар это заметил и примирительно произнес:

– Ладно. Надеюсь на вашу помощь. Всего хорошего.

Он бесшумно, как тень, выскользнул за дверь, плотно притворив ее за собой.

Из соседней комнаты, кутаясь в белый ажурный платок, вышла Галина. Махно сидел вполоборота, положив локоть на стол и опустив голову. Лицо его было бледным, в глазах застыла злоба.

Заслышав шаги Галины, он поднял голову, пристально на нее посмотрел, затем снова уткнул взгляд в пол и тихо процедил:

– Сволочи.

Галина подошла к Махно и положила ему руку на голову.

– Шваль, плесень, – устало сказал Махно. – И еще называют себя революционерами. Ты его видела?

– Да. А кто он?

Махно скривил губы и презрительно произнес:

– Комиссар. С особым мандатом. Поймал бы гниду в поле, лично бы удавил.

– Но ведь они твои союзники, – тихо сказала Галина.

– Союзники, – ухмыльнулся Махно. – Пока бьем буржуев – союзники. А потом… Вот погоди, сперва разделаемся с белыми, потом и до большевиков дело дойдет. Народ не с ними, Галя, он со мной. Я, а не они реальная сила.

Галина вынула из кармана кофты склянку с таблетками и протянула Махно.

– Выпей лекарство, Нестор.

– Убери! – Махно выхватил из руки женщины склянку и швырнул ее об стену. – Мальчишка ему понадобился, а! Только с детьми и могут воевать, ироды!

Галина насторожилась.

– Ты про какого мальчишку говоришь? – тихо спросила она. – Про того, которого Серко упустил?

– Про него.

– Зачем он им?

– А я почем знаю? – Махно болезненно наморщился. – Ч-черт, проклятая мигрень… – Он взял ладонь женщины и положил ее себе на лоб. Потом проговорил нежно, поглаживая кончиками пальцев тонкую руку женщины. – Будь со мной, Галя. Успокой мою мятежную душу. Дай мне покоя. Не могу больше. Устал.

Галина обняла голову Махно и прижала ее к груди.

– Все будет хорошо, – тихо проговорила она, целуя атамана в мягкие волосы.

– Народ со мной, а не с ними, – глухо пророкотал Махно. – Мужики со мной. Я для них и хлеб, и воля.

– С тобой, Нестор. Конечно, с тобой.

Махно вскинул голову и посмотрел на женщину пылающими глазами. – Только когда ты рядом… – пробормотал он со слезами на глазах. – Только когда ты рядом…