Текст книги "Город живых"

– Беги в укрытие! – На сей раз голос капитана перекрыл звуки пальбы. Стрелять продолжали только снайперы. И опять все пошло наперекосяк. Капитан увидел, как прямо из-под пилона, на котором он стоял, вылетела человеческая фигура и опрометью кинулась к последнему, не активированному кругу жизни. В суматохе все забыли о первом дезертире. Страх так охватил его, что он, ничего не соображая, все это время колотил в закрытые створки ворот впускного тамбура.

Идиот, подумал капитан, на инструктаже десять раз повторяли, что ворота не откроются до конца испытания. Карантин – самое святое правило выживших – не осмелились бы нарушить даже ради десятка жизней.

Часть мертвяков, оттянутых на себя смелой четверкой, отказалась от попыток сломать клетку, спрятавшую от них близкую добычу. И, переключив свое внимание на новую жертву, направилось к впускным воротам. Теперь же, услышав приказ капитана, который на самом деле к нему не относился, и увидев надвигающихся зомби, в голове у придурка кое-что прояснилось. Он понял, где нужно искать спасение. Не замечая ничего, он в прыжке буквально повис на рычаге. Клетка грохнулась на пол, лишая возможности спастись худощавого.

Капитан был взбешен. Если бы трус подождал, у парня был шанс добежать и скрыться за спасительной решеткой. Снайперы бы наверняка сняли излишне прытких зомби. Теперь они не могли ничем помочь, зомби были слишком близко от бойца, и угол прицела не позволял стрелять без опасности задеть курсанта.

Капитан медленно поднял глаза на худощавого. И встретил его взгляд. Он боялся увидеть тоску и безысходность во взгляде курсанта. Боялся потому, что слишком долго снятся потом эти лица. И просыпаясь в поту, он не может заставить себя заснуть опять. Все, что угодно, только не видеть эту боль и отчаяние в глазах обреченных.

От неожиданности он вздрогнул. Вся фигура худощавого выражала полное спокойствие. Не браваду перед лицом смерти, а уверенность в своей победе. А в глазах у него вместо обычного рассеянного выражения была сталь. Правую руку он держал у себя за спиной, закинув ее за голову. Как будто собирался почесать затылок. А в метре за ним ближайший зомби уже вытягивал руки и оскалил зловонную пасть, чтобы вцепиться в незащищенную спину. Парень чуть нагнулся и выбросил из-за спины руку, как бы отдавая салют капитану.

Капитан не мог поверить своим глазам. В продолжение руки худощавого ярко засверкал зеркальным блеском плавный изгиб катаны. Половина головы зомби, разрубленная наискосок от левого угла челюсти до мочки правого уха, с хлюпаньем упала на бетон. На спине у худощавого болтались разрубленные кожаные ножны. Капитан быстро оглянулся и нашел глазами стеллаж с холодным оружием. Одно место в ряде с самурайских мечей пустовало. Когда парень успел взять меч, никто не заметил.

Боец развернулся в сторону нападающих. Шаг вперед. Резкий зигзагообразный взмах катаны, сначала вверх, потом вниз. И еще двое мертвяков, с косо разрубленными головами, оседают на пол. Шаг назад, полуоборот, выпад. Четвертый противник застыл с пронзенной насквозь головой. Лезвие катаны торчало у него из затылка. Недобитый мертвяк медленно подползал к парню. Но капитан уже оценил ситуацию и был спокоен. Всех остальных мертвяков могут снять снайперы.

Худощавый легким движением освободил клинок, ловко развернул катану лезвием вниз и сильным ударом пригвоздил голову ползущего мертвяка к полу.

На полигон выходили сотрудники карантинной службы. Клетки были подняты, курсанты выстроены в колонну на расстоянии пары метров друг от друга. Последним из клетки был выпущен трус. Он кинулся было с объятиями к освободившим его карантинщикам, но, получив сильный удар ногой в живот, скорчился на полу и заскулил. Память у него от страха совсем отбило. И правила безопасности эпидемконтроля из головы вылетели напрочь. Его не жалели, но и не осуждали. Ужас, который вызывали зомби, часто был неподсилен психике неподготовленного человека.

Трус не играет в хоккей. А слабак никогда не станет бойцом внешней безопасности. Теперь парень обречен до конца жизни работать где-нибудь на ферме или на рыбачьем сейнере и получать свой паек. Но пусть лучше так, чем в момент опасности он подведет отряд. Слишком дорога стала каждая человеческая жизнь.

Капитан стоял в тамбуре. Мимо него проходили уставшие курсанты. В конце колонны шел худощавый парень. Неприметный и какой-то рассеянный. Капитан окликнул его:

– Боец, ты где так саблей научился махать?

– А я не учился, – с улыбкой ответил парень. – В фильмах старых видел. Всю жизнь мечтал в руках подержать. Хорошая штука оказалась.

– Как тебя зовут, самурай? – Уголок рта капитана тронул еле заметный намек на улыбку.

– Данил.

– Молодец, Данил! – Капитан сжал кулак и резким движением прижал его к груди в области сердца. Данил повторил его жест – знак приветствия бойцов внешней безопасности. Рук подавать друг другу среди воинов было не принято.

– До встречи, – сказал капитан. Развернувшись, он вышел из тамбура.

– До встречи, – тихо ответил Данил и зашагал в противоположную сторону. Его ожидал недельный карантин в одиночной камере, впрочем, как и всех остальных курсантов.

Предыстория

Наверно, этому городу повезло намного больше, чем какому-либо другому. Свою роль сыграло сочетание нескольких благоприятных фактов. Географическое положение и расположение инфраструктур было идеальным для организации обороны. Город находился на большом полуострове, далеко выдававшемся в море. Недалеко от города в море впадала неширокая, но достаточно быстрая река. Она шла широким изгибом с востока на запад, окаймляя практически весь город. Водные преграды для мертвяков зачастую были непреодолимы. Медлительность не позволяла им держаться на плаву, а без доступа кислорода они полностью теряли подвижность.

Перешеек суши от реки до моря в самом узком месте составлял не более четырех километров, что давало возможность выстроить линию обороны. Дело упрощалось тем, что половину этого перешейка занимал старый военный аэродром. С базирующейся на нем базой тылового обеспечения и батальоном охраны.

На дальней от моря стороне города располагались несколько крупных промышленных заводов. Каждый из них имел собственный периметр ограждения и охраны. Что впоследствии сыграло тоже немаловажную роль в становлении колонии.

Очень удачным фактором оказалось отсутствие в городе собственного гражданского аэропорта. Вследствие этого первые очаги эпидемии стали возникать в тот момент, когда большая часть планеты уже была охвачена огнем смерти.

Нельзя недооценивать и роль непосредственно человеческого фактора. Действия командира батальона аэродромной охраны полковника Еременко были безукоризненно правильные и своевременные. Как только стали вырисовываться реальные масштабы мировой катастрофы, он принял беспрецедентные меры по сохранению города.

Первым делом он собрал всех руководителей служб города на совещание. Главу полиции, начальника медслужбы города, директоров заводов – всех, кто обладал в городе реальной властью. Он сумел доказать необходимость введения в городе военного положения и беспрецедентных мер безопасности. Умных он убедил, упрямых заставил, несговорчивых уничтожил. Полковник действовал быстро и жестко. В течение дня были взорваны все мосты через речку. Город получил защиту в виде естественной водной преграды. Половина личного состава батальона охраны была послана на охрану оставшегося коридора. Было перекрыто автомобильное движение как для въезжающего, так и выезжающего транспорта. Вся доступная строительная техника была брошена на возведение преградной полосы, закрывая последний сухопутный доступ в город. Оставшиеся солдаты вместе с полицией организовали постоянное патрулирование улиц города. По радио, местному телевидению постоянно транслировалось обращение полковника Еременко к населению. Горожан просили оставаться в домах, не выходить на улицу. Сообщать патрулям о местоположении инфицированных.

Особые приказы получили патрули. Уничтожать всех зараженных, а также всех имеющих даже малейшие признаки ран, нанесенных зомби. Неизвестно, сколько невинных было убито в первый месяц обороны, возможно немало. Только ни в каком другом месте властям не удалось сохранить восемьдесят процентов населения.

Такими же драконовскими методами решались проблемы беженцев. На единственном оставленном КПП все желающие попасть в город тщательно осматривались медиками. При малейших подозрениях на инфекцию беженцев убивали. Многие переплывали через реку. Все они отлавливались и доставлялись в общий карантинный лагерь, разделенный на множество отдельных зон. Под лагерь использовался один из заводов, стоящих на окраине города. Людей сажали в отдельные клетки по десять человек. Если в течение недели инфекция не проявлялась, задержанных отпускали. Если же в клетке появлялся мертвяк, то оставшиеся проходили карантин повторно. Охрана на заводе также имела приказ стрелять без предупреждения в любого, кто попытается нарушить режим или появятся подозрения в инфицированности.

В городе был объявлен комендантский час. Эта мера позволила на корню подавить попытки грабежей и мародерства. Порядок наводился железной рукой. Из мужской части населения создавались гражданские отряды правопорядка, благо оружия и боеприпасов на военных складах было предостаточно. Вскоре очаги эпидемии в самом городе были ликвидированы.

Для предотвращения голода все запасы продовольствия на госпредприятиях и коммерческих фирмах были реквизированы. Пригодились и военные запасы. Резко был ограничен порог энергопотребления. Электричество подавалось только в ограниченные временные промежутки. Ночью освещались только улицы, давая патрулям возможность эффективно работать. Жилые же дома погружались в непроглядную тьму.

Город выжил в первые месяцы катастрофы, и это было самым главным. Были сохранены человеческие жизни. Был шанс выжить.

Карантин

Три дня карантина для Данила тянулась бесконечно. Развлечений в тесной камере было немного – четыре замусоленные книги. Кроме чтения время можно было коротать только беседами с постояльцами соседних камер. Вместе с курсантами в карантинном блоке отсиживали необходимый срок рейдеры. Привилегированный класс – элита службы внешней безопасности. Ветераны, проверенные не одним десятком дальних вылазок. Обычно ребята охотно трепались о своих похождениях. С юмором рассказывали о боях и приключениях, дорогах. Делились скудными новостями из дальних колоний. Да только вот настроения для милых бесед у рейдеров на сей раз не было. На расстоянии каких-нибудь нескольких метров, за толстыми бетонными перегородками умирал их товарищ.

– Пашка, ты как? – Командир рейдерского отряда лейтенант Константин Бережной пятый раз за час задавал один и тот же вопрос. Хотя в душе давно смирился с потерей товарища.

– Плохо, Кот, – прошелестел в ответ тихий голос.

– Может, простуду схватил, вон как холодно было. Весна ж, она обманчива. Помнишь, как Федор в прошлый раз загрипповал.

– Вряд ли. – В камере Павла зашуршало одеяло и послышался сдавленный кашель.

– Ты прости меня, командир. Не понял я сразу, что достал он меня, мертвяк проклятый. Ты ж сам видел. Я ему башку снес раньше, чем он меня с ног сбил. В куст шиповника повалил, подлюка. Я и думал, что там оцарапался. А он, видно, когтями полоснуть успел.

– Да погоди ты себя хоронить. – В голосе Константина звучало легкое раздражение. Он злился на себя за проклятую случайность. Ведь так чисто сработали. И вот. Дурацкая случайность, которая стоит жизни его друга.

В камере Павла опять послышался кашель.

– Прости, что тебя и ребят мучаю. Смалодушничал я. Если б сразу наверняка знал, что задели. Пулю бы в лоб пустил, да и все. А теперь и из вас душу тяну, и самому тошно. Не хочу, понимаешь, не хочу я в тварь превращаться. Как подумаю об этом, выть хочется.

– Подожди, Пашка, – тяжело произнес командир, – внимательно подумай, это точно?

– Да, точней не бывает. Совсем скрутило.

– Пятнадцать минут еще продержишься.

– Должен.

– Держись. – Капитан принял решение. – Начальника карантина ко мне.

Дремавший надзиратель вскочил со стула и немедленно схватил телефонную трубку.

– Иван Семеныч, вас Бережной к себе просит. – Трубка неразборчиво хрюкнула, на другом конце провода отключились.

– Сейчас будет, – взволнованно сказал надзиратель.

Через пару минут прозвучал зуммер звонка. Надзиратель торопливо открыл дверь. Вошел грузный пожилой мужчина. Ивана Семеновича, начальника карантинной службы города, многие недолюбливали. Впрочем, как и любого другого карантинщика. Только если к простым работникам службы это чувство зачастую связывалось с брезгливостью, то к Палачу это были отголоски застарелой ненависти.

В первые дни эпидемии на тот момент первый заместитель полиции повел себя жестко, если не сказать жестоко. Во многих семьях города и беженцев потеря родственников была напрямую связана с деятельностью Палача. Это прозвище Иван Семенович получил после первого месяца работы карантинной службы. Позднее, когда окружающий мир рухнул, многие жители города смирились с методами работы Ивана Семеновича. Осознание пришло, когда полностью замолчало радио и телевизионный эфир. Люди поняли, что выжили, возможно, только они. И смирились, но не забыли и не простили.

Палач тяжелой поступью подошел к дверям камеры Константина.

– Чего тебе, лейтенант? – Голос Палача был груб и неприветлив.

– Семеныч, мне надо выйти.

– Что? – Палач уже собирался выдать длинную гневную тираду, Константин перебил его:

– Мне нужен пистолет и открытая дверь моей камеры на пять минут.

Гнев Ивана Семеновича испарился мгновенно.

– Пашка? – тихо спросил он.

– Пашка, – так же тихо ответил Константин.

Иван Семеныч кивком указал надзирателю на дверь камеры и вытащил из наплечной кобуры пистолет.

Щелкнул замок, и тяжелая стальная дверь со скрипом отворилась.

– Держи, – сказал Семеныч и, передав пистолет лейтенанту, развернулся и, ни на кого не глядя, пошел к выходу из блока.

– Пистолет дежурному отдашь, – уже около двери буркнул он.

Кот подошел к камере товарища.

– Прощай. – Конец слова заглушил выстрел. Низко наклонив голову, лейтенант медленно вернулся в свою камеру. Снова щелкнул замок.

Данил не отрываясь смотрел в окно. В коридоре слышался топот ног утилизационной команды, хлопали и скрипели двери. А он все смотрел и смотрел, как теплый весенний ветер робко треплет желтую прошлогоднюю траву.

Периметр

Для Данила это был первый полевой выход. Боевое крещение он прошел на полигоне. И мало того, прошел на «отлично».

На стажировку, как и все удачно прошедшие испытания курсанты, он попал в отряд охраны периметра.

Сорок минут протрясшись в кузове старого армейского грузовика, Данил с новой сменой патруля добрался до заставы. Периметр тянулся на протяженности ста километров. Вдоль него выстроились пять стационарных лагерей – застав. Непосредственно задача охраны состояла в пешем патрулировании периметра колонии. На самих же заставах несли службу мобильные отряды быстрого реагирования. Ситуация с топливом в городе складывалась не лучшим образом, и поэтому транспорт использовался только в случаях крайней необходимости. Привилегии имели полиция, медики, пожарные и, конечно, службы системы внешней безопасности.

На заставу приехали в половине восьмого утра. Сонный начальник заставы разделил прибывших на пятерки и объявил каждой группе время патрулирования. Данилу досталась первая очередь. В восемь он уже мерил широкими шагами приграничную полосу.

Данил в группе имел статус стажера. В его обязанности входила страховка – прикрытие ведущего группы. Но это в боевой ситуации. Сейчас же вся пятерка в нарушение всех правил и уставов шла в распахнутых форменных куртках и без защитных шлемов. Весенний ветер трепал волосы молодых парней. Запах степи пьянил. Солнце приятно припекало. Далеко впереди над степью парил орел, высматривая в высокой траве добычу. Стрекотали сверчки и кузнечики. Весна плавно вступала в свои права.

Служба на границе периметра со временем становилась все более спокойной и безопасной. Не было свойственных первым месяцам осады нашествий мертвяков. Большие стада зомби все реже и реже подходили к границам города. Правда, теперь увеличилась опасность вторжения кочевников. Но в целом граница считалась курортом по сравнению со службой рейдеров.

В пятерку патруля кроме Данила входили три старослужащих пограничной службы и, как ни странно, рейдер. Константин Бережной, в приказном порядке отправленный на временную реабилитацию, мрачно плелся, замыкая колонну. Инцидент в карантине не прошел незамеченным. И лейтенанта от греха подальше направили в краткосрочную ссылку. Не ради наказания, как могло бы показаться непосвященному, а для успокоения нервов командира рейдерского отряда.

Группа шла уже третий час. Весеннее настроение все-таки взяло свое, и даже лейтенант, сначала вяло огрызавшийся на реплики товарищей, вступил в общую беседу. Разговор, начавшийся как обычно с обсуждения женского пола, а конкретно с персоны новой поварихи заставы, плавно перетек на политические темы.

– А я говорю, – в очередной раз возвращаясь к любимой теме, басил старший наряда, – разогнать этот университет к чертям собачьим надо.

– Мало того что не работают ни черта, так еще и молодежи головы дурят. Наукой они, видите ли, занимаются. Знаниям, накопленным поколениями, пропасть не дают, мертвяков изучают, сволочи. Да еще о демократии вспоминают, бездельники.

– Темный ты человек, Геннадий. – Голос лейтенанта был спокойный и тягучий.

– У тебя, наверное, у самого образование в лучшем случае школьное.

– Нормальному человеку для жизни больше и не надо, – встрял в разговор другой пограничник, – среднее отучился и живи середняком.

– Вот-вот, – сразу перехватил инициативу лейтенант, – вы, я как понимаю, все получили нормальное образование, то есть среднее.

Пограничники дружно закивали.

– И больше вам ничего не надо. Так вот и бродить вы вдоль периметра до конца жизни будете. Жизнь середняка коротать.

– А нам больше и не надо, нам нашего пайка вот так хватает, – огрызнулся Генка. – Может, ваш рейдерский хлеб маслом гуще намазан, да только век его недолог.

– Мы-то все понимаем и уважаем вас за рискованность и бесстрашие, только не наше это, мы лучше, как сам сказал, здесь до старости потопаем. – Длинные фразы пограничнику давались нелегко.

– Вот ты сам себя и переспорил, – улыбнулся лейтенант. – Были бы все такие, как ты, город уже бы давно с голоду помер. Кто бы вас кормил, зомби, что ль, еду таскали?

– Ты, лейтенант, не горячись, мы ж сказали, что к вашему брату мы со всем уважением, мы ж против этих дармоедов, институтские которые.

– Так вот, – не слушая его, продолжал лейтенант. – Институт, кроме того как молодежь учит да мертвяков изучает, всю информацию о прошлой жизни содержит.

– И на кой она нам?

– А на то, что сидят ученые люди, карты рассматривают, людей выспрашивают и вычисляют, где за периметром поблизости еще склады с продуктами-то остались да базы с горючим где расположены. А потом и рассказывают нам, куда ехать счастье пытать. Если б не аналитики, много мы наездили?

Геннадий задумался. Но ненадолго. Нехватка сообразительности компенсировалась в нем оптимизмом и настойчивостью.

– А душегубы проклятые откуда появляются? Из институтских бездельников и берутся.

– От страха ими становятся, – подал голос Данил.

Все удивленно оглянулись и уставились на новичка.

– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво спросил Генка.

– Встречался…

– Он знает, – утвердительно кивнул Константин.

– Да это же тот самый пацан, – удивленно выдохнул один из пограничников.

Секта

Страх – плохой советчик. Он может завести человека очень далеко от морали и закона. Так далеко, что обратного пути уже не будет.

В первый месяц эпидемии страх был нормой. Он стал неотъемлемой частью жизни. Запах страха исходил от людей, тянулся за ними тяжелым шлейфом.

И нашлись те, кого страх поработил. Они стали называть себя апостолами смерти. Суть религии секты была проста: поклоняйся смерти и получи вечную жизнь в облике зомби. Мир, бьющийся в агонии, захлестнула новая напасть. Полилась на новые алтари кровь невинных. Сектанты скармливали мясо своих жертв мертвякам, часть ели сами, приобщаясь к культу смерти. Жестокость обрядов поражала сильней, чем творящийся вокруг хаос.

Только один факт давал надежду. Зомби не щадили своих поклонников точно так же, как и всех остальных. Поразив умирающий мир обилием крови и мерзости, большинство сект перестало существовать, пожранные своими кумирами. Но погибшие сектанты успели занести тлетворные споры своей ереси в город.

Не было безумных кровавых оргий, не проводились черные мессы на улицах. Власти не допустили бы открытых беспорядков. Но в городе начали регулярно пропадать люди. Поползли слухи о действующей секте.

Начало эпидемии пришлось на раннее лето. Данил маялся в душном городе, сдавал сессию в институте. Родители же, получив долгожданный отпуск, умчались по горящей путевке в Европу. Больше Данил их не видел. Связь с ними прервалась с выключением сотовых.

Данилу было на тот момент восемнадцать. Достаточный возраст, чтобы взять в руки оружие. И он его взял. В городе начались первые перебои с питанием, дружинники же имели хоть и небольшой, но гарантированный паек. Деньги перестали цениться уже на втором месяце осады. В штабе городской безопасности Данил получил на руки пистолет с двумя обоймами, пачку талонов на паек и расписание дежурств на ближайшую неделю.

Основные очаги эпидемии в городе были уже подавлены. Но оставалась необходимость в обеспечении общественного порядка. Исчезновение людей беспокоило горожан все больше и больше.

Данил вместе с еще шестью дружинниками бродил по темным аллеям городского парка. Все было спокойно, после полуночи они не встретили ни единой души, хотя парк не считался спокойным местом. Дежурство подходило к концу. В два часа ночи их должна была сменить другая группа дружинников. Парни устало расселись на длинной парковой лавке и с удовольствием курили. Сигареты уже стали роскошью, и пачка, предложенная старшим – усатым армейским сержантом, разлетелась в мгновение ока. Снабжение военных вызывало легкую зависть.

– Данил, ты ж вроде не курил, – осведомился один из дружинников.

– Да не переживай ты за парня, все равно привыкнуть не успеет – кончится весь табак скоро, – хмыкнул в ответ другой.

В дальнем конце аллеи послышался топот нескольких пар ног. Это шла смена.

– Что-то вы сегодня задержались, – мельком глянув на часы, с легким раздражением приветствовал подошедшую группу старшой.

– Да автобус сломался, – протягивая руку для приветствия, отозвался командир новой группы и тут же отдернул руку обратно. – Привычка, блин, – буркнул он.

Рукопожатие уже выходило из обихода. Необходимость, продиктованная новыми обстоятельствами.

– Вам еще повезло, что тут до штаба рукой подать, на северном районе, дай бог, до утра смена дотопает.

Группы обменялись приветственными кивками и разошлись в разные стороны.

– Данил, может, в штабе переночуешь? – спросил старшой.

– Да нет, спасибо, пойду домой. Может, патруль догоню, а так у меня удостоверение дружинника есть, не пропаду.

– Ну тогда до завтра.

Группа разошлась в разные стороны. Почти все жили неподалеку. А старшему дорога лежала на доклад в штаб. Данил легкой походкой пошел в темноту летней ночи.

Жил он ближе к окраине города, в старом рабочем районе, окруженном двумя крупными заводами и примыкающей к ним промзоной. Дружинников, ушедших патрулировать его район, Данил так и не догнал. Страшно не было. Мертвяков в городе не появлялось уже неделю. Жарко было только на границе. Но до нее было достаточно далеко.

Освещенные центральные улицы давно кончились. В родном районе Данила фонари были скорее исключением, чем правилом. Свет давали только далекие лампы на заборах заводов. Да ярко светила в небе полная луна. Впереди оставалось не более двух километров. Данил расслабился, представив, с каким удовольствием он плюхнется дома на кровать. И в этот момент впереди он услышал какой-то шум. Быстрым движением он отступил в тень раскидистого дерева и затаил дыхание.

Впереди он разглядел две темные фигуры, несущие объемный мешок. Мешок извивался и попискивал. Первой мыслью, пришедшей в голову Данилу, была – контрабандисты. Из близлежащих деревень в город по ночам тягали разную живность, неизвестно, на что уж они ее выменивали, но факт тайной торговли имел место быть. Руководство города смотрело на это сквозь пальцы. Все основные запасы продовольствия контролировались военными. А опускаться до реквизирования продуктов у населения не было смысла, да и в столь нелегкой обстановке не хотелось усугублять положение народными волнениями.

Данил перевел дух и уже хотел продолжить свой путь. Но заметил еще одну темную фигуру, прошедшую в том же направлении. А потом неожиданный шорох буквально в паре метров за спиной заставил его буквально окаменеть. Мимо, не замечая его, прошел человек. Крадущаяся походка не вызвала бы подозрений, комендантский час никто еще не отменял, но вот куклусклановский колпак, венчавший голову человека, наводил на определенные мысли. Секта!

Данил выждал, пока фигура не скроется в темном проеме между гаражей, куда ранее проследовали остальные, и осторожно начал преследование. Он не был отчаянным смельчаком, но юношеская безрассудность тянула его вперед.

За гаражами зиял рваными краями пролом в бетонном заборе. В проломе, освещенное светом луны, виднелось здание старой котельной. Данил прекрасно знал это место, еще недавно вместе со школьными товарищами он сам часто лазил по заброшенному зданию. Знал укромные места, где в мирные времена молодежь собиралась выпить пива.

Нырнув в проем, он тихо пошел вдоль забора, обходя здание котельной с тыла. Там с другой стороны была лестница, по которой можно было попасть сразу на второй уровень котельной. Не издав ни единого звука, Данил быстро вскарабкался по ржавым металлическим ступеням и оказался внутри котельной. Предосторожности оказались излишними. Внутри котельной никого не было. Недоуменно оглядев пустое помещение, Данил стал внимательно вслушиваться. Вскоре ему показался сдавленный вскрик, идущий откуда-то снизу. Осторожно спустившись на первый уровень, парень снова застыл. И опять, теперь более отчетливо послышался какой-то шум.

Теперь Данил смог точно определить направление источника звука. Что-то происходило в подвале. Он быстро добрался до лестницы вниз и осторожно спустился по ступенькам. Пройдя один лестничный марш, он осторожно выглянул из-за пролета. Увиденное подтвердило его худшие опасения.

Дверной проем перекрывала старая решетчатая дверь. В свете керосиновых ламп отчетливо виднелись два десятка фигур в черных плащах с остроконечными капюшонами. Все они недвижно сидели на полу, головы были направлены в одну сторону. Там в углу подвала стояла клетка, разгороженная пополам подвижной перегородкой. В клетке находились зомби. Немигающими глазами они пялились на толпу своих почитателей.

Двое сектантов подтащили к большой клетке давешний мешок. Открыв дверь в тамбур, они бросили свою ношу внутрь клетки. Мешок зашевелился, горловина его открылась, и показалась девичья голова. Девушка на первый взгляд была ровесницей Данила. Испуганно озираясь, она вылезла из мешка и тут же бросилась к закрывающейся двери тамбура. Но было уже поздно. Навесной замок с лязгом защелкнулся на прутьях, закрывая проход обратно. Фигура в остроконечном капюшоне потянула ржавую цепь. Решетка, перегораживающая внутренности клетки, со скрипом медленно поехала вверх.

Время для раздумий не оставалось. Данил в пару прыжков преодолел лестничный пролет и буквально влетел в подвал. На ходу он выхватил пистолет и быстрым движением передернул затвор.

– Всем стоять, отпустите девушку. – Голос его звенел от волнения.

– Поздно уже, брат мой, раздели принесение жертвы вместе с нами. – Человек, открывающий решетку, стянул с головы капюшон и слащаво улыбнулся. Толстое одутловатое лицо вызывало омерзение.

– Откройте клетку! – Никто из людей не пошевелился.

Зато зомби не тратили время зря. Первые уже начали протискиваться под приподнявшейся решеткой.

– Выпустите меня! – отчаянно закричала девушка.

Данил беспомощно смотрел на нее. В этот момент толстяк резко взметнул руку в направлении Данила. Тут же прогремел выстрел.

Данил почувствовал сильный толчок в левое плечо, настолько сильный, что его буквально выкинуло в дверной проем. Пролетая, он задел ногой решетку, и она захлопнулась от рывка. Боль была страшная. Но мысль, что бездействие для него подобно смерти, заставила Данила подняться на ноги.

В этот момент истошно закричала девушка. Зомби вцепился зубами ей в шею. Головы сектантов синхронно повернулись на крик. И толпа единым порывом выдала восторженный возглас.

– Возрадуйся. – Голоса были приглушены капюшонами и звучали с восторженным придыханием. Отвлекся и стрелявший в Данила толстяк. Это дало парню шанс. Долгую секунду потратил он, впитывая в себя малейшие подробности происходящей перед ним картины пиршества смерти. Мозг успел оценить все нюансы и выдать единственно правильное решение.

Данил, превозмогая боль, поднялся и быстро подошел к входу в подвал. Быстро нагнувшись, он поднял с пола кусок арматуры и ловким движением воткнул его в замочные проушины двери. Следующим движением он навел ствол пистолета на толстяка и тщательно прицелился.

Сектант, краем глаза уловивший движение около двери, резко повернулся к Данилу. На лице его играл хищный оскал. Рука его снова потянулась вверх. Но было уже поздно. Данил успел выстрелить первым. В грудь толстяка ударила пуля, бросив его на прутья решетки. Тело его не успело упасть на пол, когда несколько синюшных рук с длинными грязными ногтями вцепилось в еще теплую плоть, царапая и прижимая к прутьям клетки то, что еще недавно было человеком.

Данил тщательно прицелился. Следующий выстрел разнес в клочья замок клетки. Решетка приоткрылась на пару сантиметров. Это была не меткость, Данилу просто невероятно повезло. В подвале началась вакханалия. Кто-то бросился закрывать решетку, другие судорожно кинулись к обмякшему толстяку. Они толкались и, мешая друг другу, пытались вырвать из мертвых пальцев пистолет. Несколько сектантов, не сдвинувшись с места, воздели кверху руки и затянули невнятную молитву, восхваляя мертвяков.

Данил, шатаясь, вернулся на лестничную площадку и лег на холодный бетонный пол. Кровь струилась по левой руке. Правая рука сжимала пистолет. Один сектант подбежал к выходу из подвала и, просунув руку между прутьями, попытался вытянуть арматурину, блокирующую дверь. С расстояния пяти метров Данил не мог промахнуться. Пуля снесла сектанту правую часть лица, и он грузно осел вниз.