Текст книги "Мир-ловушка"

– Но скажи, мальчик, изысканная культура ее речи все-таки произвела на тебя впечатление? – глядя на него с усталой доброй улыбкой, полюбопытствовал Магистр.

– Произвела… – прошептал Титус.

– Пожалуйста, сделай все, о чем она просит. Я дам тебе в помощники брата-исполнителя Гания, он только что завершил обучение. Он внедрится в университет как раб и будет денно и нощно следить за Тубмоном и Атхием, докладывая тебе обо всем. А ты работай с Романой. Выбор наследника для бизнеса До-Энселе – дело серьезное. Если Эрмоара назначит не того человека, в будущем это пагубно скажется на экономике Панадара. Будь осмотрителен, Титус, не подведи!

Солнце почти село. В этот час улицы Нижнего Города особенно многолюдны: дневное население все еще бодрствует, ночное – воры, куртизанки, разного рода прожигатели жизни – понемногу начинает выползать из своих нор. Шертон разминулся с компанией гуляк. Следом за ней настырно ковыляло черное насекомое величиной с собаку, множество членистых ножек оставляло в пыли хаотичную рябь. «Тень должника».

Обычно этим приемом пользовались маги, которым не заплатили за их услуги: обманутый маг создавал вот такую тварь, не нуждавшуюся ни в пище, ни в отдыхе, и та неотступно сопровождала неплательщика. Ничего плохого она не делала (если маг не хотел конфликта с законом), просто все время была рядом. Когда сидишь дома, когда идешь на работу, в гости или в баню, когда уединяешься с девушкой… И извести ее невозможно: раздавленная или разрубленная на куски, она все равно будет ползать за тобой, напоминая о невыполненных обязательствах. Пока не отдашь долг.

Трактир с дощатой верандой и еле теплящимися стеклянными драконами-светильниками. Пока Шертон ужинал, на Нижний Город нахлынули лиловые сумерки.

Перекусив, он опять окунулся в лихорадочную суету вечерних улиц. Его окликали куртизанки с мерцающим в полумраке макияжем. Стражники в шлемах с гребнями и личности странной наружности бросали на него скользкие изучающие взгляды.

На площадке, озаренной светом полной Сийис и изогнутого изящным серпиком Омаха, двигались в причудливом танце люди с отрешенно-застывшими ликами статуй. Расставленные вдоль границ площадки жаровни с наркотическими снадобьями источали сладкий дурман. Музыкантов скрывали неразличимые в темноте ширмы, и медленная ритмичная музыка лилась словно из ниоткуда.

– Господин не желает потанцевать? Всего пятнадцать барклей за час!

Здесь было много таких площадок, благодаря которым квартал Сонных Танцоров заработал свое название. Тот, кто хоть раз поддался соблазну, приходил сюда снова и снова, в то время как его жизненная сила постепенно таяла, и в конце концов он умирал от истощения.

Длинная улица без фонарей, заросшая акацией и жасмином, вывела Шертона к гостинице старого жулика Бедолиуса. Несколько лет назад он выручил Бедолиуса, расправившись с шайкой вымогателей. Тот обещал ему за помощь триста барклей, но с выплатой тянул, зато каждый раз, когда заходила речь о деньгах, угощал его дорогим идонийским вином. Однажды Шертон проделал в уме простенькие подсчеты: стоимость выпитого им за счет Бедолиуса коллекционного напитка давно уже перекрыла сумму долга, но тот все равно продолжал хитрить, пусть даже себе в убыток. Сейчас заведение Бедолиуса выглядело необитаемым: ставни закрыты, тишина… Хотя нет, возле крыльца кто-то есть. Четверо вооруженных мужчин.

– Кто вы такой? – спросил один из них, окинув Шертона холодным изучающим взглядом.

– Мне нужен Бедолиус.

– Сожалею, но вы его здесь не найдете. Гостиница арендована нашей госпожой.

На головорезов Нижнего Города эти четверо не похожи: никакой показухи, подтянутые, вежливые, характерная пластика движений выдает элитных бойцов. Шертон кивнул и пошел своей дорогой. Позади скрипнула дверь. Он оглянулся: по ступенькам крыльца спускалась женщина. Охранники преклонили колена.

А вот это уже непрофессионально… Шертон отступил в тень ближайшего дома, за куст, и замер.

– Вы свободны, парни. Можете пойти поразвлечься, я найду вас, если понадобитесь.

Когда женщина проходила мимо, он смог рассмотреть ее сквозь бледную лунную завесу: пожилая, худощавая, аккуратно зачесанные седые волосы собраны на затылке в тощий пучок. Ничего примечательного. Однако никто из четверки следом за ней не пошел! Совсем интересно… Шертон сопровождал ее, как тень, скользящая среди черных массивов неухоженного кустарника.

Она сворачивала в такие закоулки, куда в это время суток сунется без охраны только самоубийца – либо же тот, кто не нуждается в охране. Нежилые районы, примыкающие к кварталу Сонных Танцоров: облитые лунным сиянием ветхие останки многоквартирных домов, населенные зильдами, ящерицами и летучими мышами. Наблюдая одновременно и за обстановкой, и за женщиной, Шертон упустил тот момент, когда с ней начали происходить изменения. Она вдруг на фут выросла, закрытое складчатое платье превратилось в серебряную сетку, облегающую нагое тело. Талия еще больше сузилась, а бедра и плечи стали шире. Волосы упали до середины ягодиц – тяжелая черная волна, припорошенная алмазной пылью, искрящейся в лунном свете.

Чародейка, маскирующая свою внешность с помощью колдовства. Либо же одна из богинь, способная менять облик тел и предметов. В любом случае следить за ней – занятие глупое и рискованное, но Шертон был заинтригован. У него на шее висел подаренный манглазийским шаманом амулет с крохотным, величиной с ноготь, осколком кристалла Сойон – этого достаточно, чтобы ни маги, ни боги не смогли ощутить его присутствия. Конечно, если чародейка увидит его, он будет обнаружен, однако тут Шертон полагался на свое умение преследовать, оставаясь незамеченным.

Женщина пинком отшвырнула с дороги нечто, лежавшее поперек вспоротой сорняками булыжной мостовой. Нечто зашевелилось, раздался хриплый рев. Из оконного проема кирпичного строения выдвинулась продолговатая бородавчатая морда:

– Ты пнула мой хвост!

С женщиной опять начали происходить превращения: ее тело, сохранив прежние очертания и плавные изгибы, мгновенно покрылось серебристой чешуей, ощетинилось длинными острыми шипами, на концах пальцев появились когти-лезвия.

– Твой… хвост валялся у меня под ногами, Келнарун. Скажи спасибо, что я на него не наступила!

Келнарун. Сей бог обладал воистину мерзким нравом: он часто прятался в заброшенных постройках, а хвост выставлял наружу, дожидаясь, когда кто-нибудь наступит на него или запнется. Подкараулив рассеянного прохожего, он набрасывался на несчастного с обвинениями в богохульстве и требовал, во искупление греха, дорогих даров и жертвоприношений.

– Ты пнула мой хвост, Нэрренират!

Богиня – ее лицо все еще оставалось человеческим – насмешливо улыбнулась:

– Я думала, это какой-то дерьмовый хлам, выброшенный за ненадобностью.

– Ты не думала, что это хлам! Ты знала, что это мой хвост!

Келнарун зашипел от ярости и полез из оконного проема на улицу, но вдруг остановился, словно что-то его не пускало. Ящероподобное серое тело конвульсивно задергалось.

– Отпусти! Сейчас же отпусти мой хвост! Он мой, никто не смеет его трогать!

Хвост, похожий на суковатую палку, словно прилип к мостовой. Нэрренират довольно расхохоталась:

– Твой, говоришь? Почему же ты не способен его контролировать?

– Немедленно отпусти!

– А бантик на хвост хочешь?

На хвосте появился аляповато-пышный атласный бант, вроде тех, что хозяева иногда повязывают породистым собакам и зильдам.

– Ты чего! – в панике взвизгнул Келнарун. – Смертные увидят!

Бант исчез. Опять появился. Опять исчез. Через секунду появилось сразу два банта. Божества боролись за контроль над хвостом.

– Н-да, Келнарун… – задумчиво протянула богиня. – Когда я создаю себе хвостатое тело, я, по крайней мере, контролирую его полностью… Так что прими мои соболезнования!

Келнарун зарычал и отчаянно дернулся, развалина заходила ходуном. Посыпались кирпичи.

– Ты слишком много мнишь о себе, Нэрренират! А смертные перестали тебе поклоняться! Тебе больше не приносят жертвы, об этом все знают!

Нэрренират тоже зарычала, изваянное из лунного мрамора женское лицо превратилось в гротескно-жуткую оскаленную морду. Келнарун наконец-то сумел освободить свой хвост из незримого захвата и вывалился из окна на мостовую. Богиня полоснула его по горлу когтями. Он ударил ее лапой, однако напоролся на шипы и взревел от боли.

Не выходя из тени, Шертон отступил в переулок меж двух развалин. Позади раздался скрип гравия. Обернувшись, он увидел женщину с корзиной, полной пустых глиняных бутылок, и подростка лет четырнадцати. Женщина испуганно щурилась, вглядываясь в мечущиеся посреди улицы нечеловеческие силуэты.

– Уходите отсюда, – посоветовал Шертон.

Хлестнув Нэрренират хвостом по щиколоткам, Келнарун сбил ее с ног, но та перекатилась, вскочила и нанесла ему новый удар по горлу. Брызнула черная кровь.

– Это мое тело! – зарычал Келнарун. – Не смей его портить, не ты его создавала!

– Уходите, живо! – повторил Шертон, обернувшись к женщине и мальчишке. – Это боги.

– Тогда помолиться надо бы, – возразила женщина, аккуратно ставя корзину на мостовую. – Может, чем и оделят… – С кряхтением опустившись на колени, она забормотала: – Всеблагие милостивцы, преклоните свой слух ко мне, грешной и недостойной! Избавьте меня от всякой хвори, и пошлите мне прибытка в деньгах, и покарайте всех, кто на меня, беззлобную, черную злобу держит…

Келнарун ревел и бешено молотил хвостом, а Нэрренират скользила вокруг него размазанным серебристым пятном, пригибалась и отскакивала, уходя от ударов, да еще издевалась:

– Эй, ты, разучился перемещаться в трехмерном пространстве? Заставь, наконец, свое толстозадое тело двигаться, достань меня!

Во все стороны летели ошметья сорняков и осколки кирпича. Постройка, где Келнарун до этого прятался, превратилась в руины.

Женщина истово молилась, подросток переминался с ноги на ногу и хлопал глазами.

– Чего столбом стоишь, как дурак, помолись им! – дернув его за штаны, сердито прошипела женщина. – Давай повторяй за мной: «Добрые боженьки, ниспошлите нам, грешным, свою милость! Даруйте нам всякой удачи, и чтобы зильды по нашему винограднику не шастали, а то спасу от них никакого, давеча бочку с водой опрокинули… И чтоб Омарсия наша вышла замуж не за пьяницу, а за чиновника из Верхнего Города! И чтобы деньги всегда водились!»

Боги двигались все быстрее – мельтешащий посреди улицы вихрь – и вдруг исчезли. Мгновение назад были здесь, а теперь их нет, только покачиваются по краям вытоптанного, забрызганного черной кровью участка уцелевшие стебли сорной травы.

Женщина поднялась с колен, отряхнула юбку. Покосившись на Шертона, степенно вздохнула:

– Вот и помолились нашим милостивцам… Пойдем, Захий, бери корзину-то.

Они побрели своей дорогой, а Шертон повернул туда, где шумели и переливались магическими огнями оживленные улицы. Сценка его не удивила. Драка между повздорившими богами – не такая уж редкость для Нижнего Города. Можно сказать, обычное дело. Повезло еще, что в этот раз великие затеяли разборку в необитаемом квартале!

Глава 6

Тот светловолосый рихоец в бежево-серой рясе афария все-таки подошел к ней в перерыве между лекциями. Его звали Равлий Титус. После занятий они бродили вдвоем по заброшенным этажам старых университетских корпусов и смотрели на открывающуюся сверху панораму на фоне заката.

Титус предложил вместе прогуляться по Нижнему Городу, но Роми не согласилась. Тогда он пообещал, что покажет ей самые красивые места Верхнего Города. Надо только дождаться выходного.

В отличие от Арсения Шертона, странного типа с пугающе-упорным взглядом и шрамами на лице, который несколько раз, не церемонясь, останавливал ее в коридорах и невпопад о чем-нибудь заговаривал, Титус не вызывал у нее настороженного отношения, не внушал ей никаких опасений. Правда, Роми порядком озадачивала его почти вызывающая, непрактичная щедрость. Он ежедневно угощал ее самыми изысканными и дорогими лакомствами. Роми любила сладкое и потому не отказывалась. А на третий день знакомства попытался подарить алмазное колье, но колье она не взяла. Титус тогда смутился, покраснел как рак и пробормотал, что остаток должен иметь право называться остатком, а драгоценность, раз ей не надо, он отдаст первой же встречной нищенке в Нижнем Городе. Ну и пусть, это уж его дело… Вот если бы он догадался подарить ей какое-нибудь оружие, простое в использовании и эффективное, вроде медолийских самострелов!

Позавчера у Роми была очередная стычка с Клазинием и Фоймусом. Эта парочка подстерегла ее возле умывальной комнаты. Фоймус схватил ее сзади за локти, а Клазиний, противно улыбаясь, сказал, что сейчас разрисует ей лицо кумхой в наказание за дерзость (кумха – это магическое зелье серо-зеленого цвета, вязкое, отдающее гнилью и несмываемое).

Роми ударила Клазиния носком ботинка в пах и тут же резким движением, чуть не вывихнув себе шею, откинула голову назад, разбив нос низкорослому Фоймусу. Приемы из тех, что когда-то показывал ей кузен. Получилось! Она вырвалась и убежала, но противники в долгу не остались. Если она не убьет их, ее попросту раздавят.

После лекций, когда толпа схлынула и они с Титусом задержались, как обычно, в галерее, соединяющей учебный корпус с жилым, Роми наконец-то осмелилась заговорить об этом.

– Мне нужен твой совет в одном деле… – начала она нерешительно. – Ты ведь афарий, разбираешься в таких вещах… В общем, мне надо где-то достать оружие.

Никто не мог их подслушать. Все ушли, только молодой раб с ведерком и тряпкой старательно протирал изразцовые подоконники. Но он находился далеко, в другом конце галереи.

– Зачем? – Светлые, сросшиеся на переносице брови Титуса удивленно приподнялись.

– У меня вышла ссора с компанией подонков. Если я убью главных, остальные, возможно, отстанут.

Она выложила это на едином дыхании, дрожащим от волнения голосом. Титус отшатнулся:

– Роми, ты здорова? Ты случайно не зачарована? Как ты можешь о таком думать?!

– Я здорова и не зачарована. Я не говорю, что убивать хорошо, но деваться мне некуда. Показать тебе кое-что?

Оглянувшись – посторонних нет, раб склонился над подоконником, – Роми быстро расстегнула пояс и подняла рубашку. Большой припухший кровоподтек на правом боку. Это сегодня утром. Клазиний привязался к ней в коридоре около трапезной, и она попыталась, как в прошлый раз, ударить его в пах, но он увернулся да еще стукнул ее кулаком по ребрам. Длинный рубец на спине – это вчера вечером, около умывальной. Кто-то, подкравшись сзади, хлестнул ее плетью и умчался вверх по лестнице раньше, чем она опомнилась от болевого шока.

– Что это? – шепотом спросил Титус.

– Меня бьют, потому что я не хочу перед ними унижаться. – Озираясь, она заправила рубашку в шаровары и вновь затянула пояс. – Если б я умела драться, я бы их отлавливала поодиночке… Им бы тогда расхотелось ко мне приставать. Но я ничего не умею. Могу похоже изобразить боевую стойку и несколько приемов… Для меня единственный выход – убить их. Ты можешь что-нибудь посоветовать?

Титус молчал и морщился. Роми не могла понять, какие чувства он испытывает. Он казался огорошенным, возмущенным, испуганным и смотрел на нее почти враждебно.

– Почему ты никому не расскажешь об этом?

– Никто не возьмет мою сторону. Я попробовала поговорить с нашим куратором. Он прочитал мне мораль насчет того, что студенческие традиции священны, он, мол, когда-то сам через это прошел, а значит, и все должны. Титус, я одного не понимаю… Раз эти традиции такие мерзкие, почему от них не отказаться? Почему те, кто подвергался унижениям, потом сами начинают унижать других – вместо того чтобы прервать эту последовательность? Это же так просто! Неужели никому, кроме меня, это не приходило в голову?

– Раз традиции появились, значит, они зачем-то людям нужны, – покосившись на маячащего в отдалении раба, сказал Титус. – Роми, это страшно, когда девушка хочет стать убийцей! Пожалуйста, никогда больше не думай об этом.

– Тогда что ты мне посоветуешь?

– Помирись с этими ребятами. Не может быть, чтоб они были такими плохими, ты, по-моему, преувеличиваешь. Постарайся простить их, это самое главное! Умение прощать – великое умение.

– Но что мне делать, чтобы прекратились издевательства?

– Я уверен, ты преувеличиваешь! Знаешь, ужасно все это… Я думал, ты другая… Надеюсь, с возрастом ты все-таки научишься понимать людей и прощать!

Роми в ответ пожала плечами: Титус ее разочаровал.

Титус никак не мог оправиться от удара: Роми его разочаровала. Душа девушки оказалась столь же уродливой, как ее обожженная рука с отвратительными багрово-серыми рубцами! Внезапное прозрение ошеломило его. Сейчас он пытался взять под контроль свои чувства, а младший брат-исполнитель Ганий, одетый в серую униформу раба, нет-нет да и бросал на него значительные взгляды. Видимо, у Гания есть информация.

– Забудь об убийстве! – потребовал Титус. – Ты – девушка, тебе даже думать об этом нельзя! Наверняка все не так безнадежно… И если ты проявишь уважение к традициям университета, все как-нибудь само уладится.

– Лучше убить, чем согласиться на роль жертвы.

Произнеся эту чудовищную фразу, Роми забросила на плечо холщовую сумку, в каких студенты носят бумагу, дощечки и карандаши, повернулась и пошла прочь. Титус смотрел, как она уходит – тонкая, грациозная, беловолосая, – и ощущал где-то в области сердца неясную боль.

Потенциальная убийца не должна стать главой клана До-Энселе. Он, афарий, сделает все от него зависящее, чтоб Эрмоара лишила ее наследства. Эрмоара узнает об этом разговоре. Непременно узнает. Он не станет молчать. И все же больно… Когда она подняла рубашку, показывая следы побоев, под нежной белой кожей прорисовались хрупкие ребра, а грудь у нее маленькая и округлая, с розовыми сосками – он успел разглядеть. Несправедливо, что в столь изящном теле обитает злая душа… В глазах у Титуса предательски щипало, в горле застрял комок.

Брат-исполнитель Ганий приближался, методично протирая один подоконник за другим. Наконец он остановился рядом с Титусом и, не прекращая своего рабского занятия, прошептал:

– За шкатулкой полезут сегодня, когда стемнеет. Ректор и Шертон приглашены ко двору, их там задержат допоздна. Интриги заказчика. Тубмон и Атхий спрятались на третьем этаже ректорского корпуса.

– Идем, – проглотив колючий комок, сказал Титус. – Я тоже переоденусь.

Он повернулся и пошел обратно по галерее, на ходу просчитывая план действий. Отставший на несколько шагов Ганий следовал за ним, продолжая смахивать пыль с подоконников, но теперь уже в ускоренном темпе.

Снедавшая душу Титуса боль разочарования разомкнула челюсти и до поры до времени убралась с глаз долой. Он – афарий. Он должен выполнить задание. Ради процветания Ордена.

Малый зал для аудиенций напоминал раковину вымершего гигантского моллюска, какую Шертон несколько лет назад видел в Омросе на берегу океана. Ни одного угла, ни одной геометрически правильной плоскости – все скругленное, извилистое, плавно закрученное. Даже не верится, что находишься в здании, построенном людьми. Хотя «построенном» – не то слово. Сердцевина императорского дворца была создана с помощью магии. Внешние стены и прилегающие к ним покои возводили рабы и наемные плотники, но все остальное возникло без их участия.

Полумрак. Грозди магических ламп прилепились к потолку, совсем как колонии флуоресцирующих организмов внутри той раковины. Из стен выпирали ложи-наросты. В одной из них стояли Шертон, Венцлав и трое профессоров университета. В других расположились придворные, сановники, знать, члены Высшей Торговой Палаты.

Возвышение с троном скрывала мерцающая молочно-белая завеса. На полу блестела, как могло показаться, вода: магическая субстанция, единственное предназначение которой – беречь императорскую особу от любых посягательств, человеческих и божеских. Этот неровный бугристый пол не предназначался для того, чтобы по нему ходили. Приглашенные прибывали в зал по коридорам, напрямую соединенным с ложами, подвергаясь по дороге тщательнейшему магическому досмотру. Разумеется, с оружием сюда не пускали. Шертон, оставивший все свое снаряжение дома, чувствовал себя так, словно отправился в гости нагишом.

Он не хотел идти во дворец, но Венцлав уговорил: это же высокая честь; то, что пригласили их обоих – хороший признак; при дворе помнят, кто такой Арсений Шертон, радоваться надо… Вместо того чтобы радоваться, Шертон скучал. Все хранили молчание, как предписывал этикет. Венцлав и его коллеги хрипло, с присвистом дышали и выглядели бледными. Сам Шертон тоже ощущал некое давление… не физическое, но от этого не менее неприятное. Он мог противостоять этому давлению, и у него не наблюдалось таких реакций, как у соседей по ложе.

Внезапно давление усилилось – все охранные системы приведены в боевую готовность, – а лампы засияли в полную силу. Завеса исчезла. На отлитом из золота троне сидел император Панадара. Человек средних лет, с болезненно-утонченными чертами лица, закутанный в белоснежную мантию. В его короне полуторафутовой высоты сверкали крупные алмазы и рубины.

По обе стороны от трона полумесяцем выстроились люди в темных плащах, голову каждого охватывал обруч, тоже усыпанный драгоценностями. Маги-телохранители, маги-душехранители и маги-восприемники. Их долг – неотступно сопровождать императора. Когда же срок жизни его величества подойдет к концу, маги-восприемники, с помощью специальных приспособлений и обрядов, извлекут из умирающего тела царственное бестелесное существо, поместят в особый сосуд и отнесут в императорскую усыпальницу. Протекут годы, десятилетия, века – и однажды, в порядке строго соблюдаемой очереди, сей сосуд заберут из усыпальницы, чтобы торжественно доставить в покои женщины императорского рода, готовой разрешиться от бремени. Эта система гарантировала, что кто попало не сможет завладеть телом новорожденного императорского чада.

Из поколения в поколение в Панадаре царствовали одни и те же существа. Царствовали, но не правили. Реальной политической силой были придворные маги, влиятельные аристократы, чиновничьи группировки, Высшая Торговая Палата. Императорская фамилия была священным символом, не более того.

Вместе с остальными приглашенными Шертон преклонил колена. Выпрямился, когда прозвучал магически усиленный призыв императора:

– Встаньте, мои верные подданные!

Рядом тяжело сопели профессора. Шертон ощутил жалость к монарху: его жизнь подчинена жесткому, не им установленному распорядку (который нельзя назвать платой за власть, ибо власти нет), и даже смерть нынешнего тела не освободит его… Вот же не повезло этому бедняге некогда в туманном прошлом!

– Панадар движется ко все большему процветанию и благоденствию. Это наша общая заслуга, дорогие мои подданные! Мы свято храним древние традиции и вместе с тем совершенствуем накопленное. – Безжизненно-бодрый голос императора гремел, отражаясь от волнистых сводов зала. – В области магии, науки, экономики и культуры мы намного опередили все известные нам Одичалые Миры…

Шертон подавил зевок. Ему по-прежнему было скучно.