Текст книги "Комнаты страха"

Вот Морис и узнал, кто спроектировал это ошеломляющее хрустальное чудо! Ольга Лагайм, дизайнер с заоблачных высот, директор известной фирмы «Дизайн Лагайм». И заодно – сестра того парня, который не захотел жениться на Веронике Ло.

– По-моему, ничего особенного. Видно, что выпендриться хотели, со всякими наворотами, а посмотришь – неважнецкая вилла.

В глубине души Морис так не считал, но сказал это из солидарности с обиженной топ-моделью.

– Дело вкуса, – холодновато ответила Софья.

Он не стал спорить, а то еще рассердится и укажет на дверь. Он готов был на что угодно, лишь бы остаться под этой крышей на ночь.

За окном уютно перемигивались декоративные фонари, в небе над Макадой переливались радужные сполохи. Это как ночное море в тропиках, населенное мириадами причудливых светящихся созданий. Хорошо мореплавателям… И тем, кто знает, что при желании в любой момент может отправиться в путешествие, тоже хорошо. Им не понять, что чувствует полип, намертво приросший к своей скале.

Весь следующий день Морис провел в одиночестве на вилле. Проверил свой сетевой почтовый ящик, обнаружил там повторное приглашение на работу в Новогоднюю Службу. Искупался в бассейне под ажурным куполом из голубоватого стекла с золотыми искрами. Здесь, в краю вечного лета, круглый год можно купаться и загорать под открытым небом. Спасибо и на том, что он свободен перемещаться по всему Парку, а не привязан к какому-то определенному клочку пространства.

Софья появилась вечером, привезла с собой Дигну и ее туриста.

– Бабе Ксане сейчас некогда, – выслушав сбивчивое и размазанное повествование Мориса, отрезала Дигна. – Она полетела на Рубикон. Там правозащитная конференция по домбергам, будут рубиконское правительство дрючить.

– По каким домбергам? – не понял Морис. – Это что, оружие какое-то?

– Не оружие, а плавучие деревни из панцирей гигантских морских животных. На Рубиконе много бедных, которые никаких пособий от государства не получают, и они научились делать из этих панцирей корабли – двигатели ставят, а внутри как будто этажи с костяными перегородками. Они там живут целыми общинами, потому что на море можно рыбу ловить и моллюсков собирать, не умрешь от голода. Государство раньше вообще им не помогало, а если был шторм и какой-нибудь домберг тонул, их не спасали, и в Галактике ничего об этом не знали. А потом случилась такая история, на Рубикон прилетел один незиец… Точнее, он был не настоящий незиец, а человек с незийским гражданством, то ли полицейский, то ли спецназовец – в общем, с физической подготовкой. Там как раз начался в северном океане жуткий аномальный шторм, и один домберг, у которого отказали двигатели, стал тонуть. Эти штуки медленно тонут, за несколько часов. Спасать людей, как обычно, никто не хотел, а тот парень с Неза об этом узнал, полетел туда и начал вызывать помощь – у него был мощный гиперпередатчик, который в любых условиях работает. А на Рубиконе в это время шел Королевский фестиваль, журналисты собрались со всей Галактики, и он прямо оттуда, с тонущего домберга, связался с «Гонгом Вселенной» и все рассказал. Короче, политический скандал вышел. Так это еще не все! – Дигна сделала паузу, наслаждаясь вниманием слушателей, ее глаза торжествующе сияли. – Рубиконским властям лучше бы сразу сообразить, что, раз такое дело, нужно быстренько туда спасателей послать, а они все равно не стали шевелиться, и домберг этот отбуксировали к берегу браконьеры, которые добывали в океане какое-то ценное сырье. На Рубиконе все воруют сырье, и свои, и чужие. Ну, и правозащитники потом вздрючили рубиконское правительство! Говорили, что преступники оказались порядочнее государственных чиновников и все такое. Ассамблея прислала специальную международную комиссию для расследования, и после этого домбергам начали оказывать гуманитарную помощь, теперь ситуация под контролем. Баба Ксана говорит, что это хороший пример того, как иногда один человек, если он будет грамотно действовать, может кардинально изменить ситуацию для многих людей. На Земле даже фильм об этом сняли.

– Так себе фильм, – заметил Генри. – Персонажи не имеют ничего общего с настоящими участниками тех событий. На самом деле все там было намного круче и драматичней. И домберг в этом кино не похож на домберг.

– А по-моему, видеоряд нормальный, – возразила Дигна. – Сталактиты и колонны, по которым ползают крабы, очень даже эффектные, мне понравилось!

– В домбергах нет никаких колонн, сталактитов и готических арочных проемов, – турист улыбнулся. – Они похожи на лабиринты темных каморок с низкими потолками и неровным полом.

– Чего же там могло быть драматичного, если без сталактитов? – агрессивно хмыкнула девушка.

Морис понял, что о нем забыли и в ближайшее время вряд ли вспомнят.

– А мне что теперь делать, кто-нибудь скажет или нет?!

– Самое лучшее – улетайте с Парка, – все тем же негромким мягким голосом посоветовал Генри, в то время как эхо после отчаянного вопля Мориса продолжало звенеть, постепенно угасая. – Всегда можно найти какой-нибудь вариант.

– Да не могу я отсюда улететь! Не могу, понимаете?! Вы все этого нипочем не поймете! Я стенобионт!

– Стено… кто? – Дигна широко раскрыла глаза, окаймленные жесткими загнутыми ресницами.

– Стенобионт, – повторил Морис упавшим голосом. После короткого всплеска ярости он чувствовал себя, как проколотый воздушный шарик. – В словаре посмотри. Слышали когда-нибудь о «синдроме полипа»? У меня как раз оно самое, я могу жить только на Парке. Мои родители – техники с Земли, работали на стройке по контракту, и я тут родился, а потом они собрались домой, и когда корабль вышел из атмосферы, я чуть не умер. Меня вернули обратно, провели тесты, и оказалось, что я способен жить только в здешних условиях и не перенесу никакой перемены. Короче, только на этой планете. Родители сдали меня в интернат и улетели на Землю. Так что сбежать с Парка я не могу, и эти, которые ко мне привязались, наверняка об этом знают.

Теперь все трое смотрели на него с сочувствием.

– Постараюсь быть на людях, чтобы вокруг побольше свидетелей, – сглотнув, добавил Морис. – Что мне еще остается…

– Вот и иди в Новогоднюю Службу, – подсказала Дигна. – Как раз то, что тебе нужно.

Глава 2

Хоромы из белого люминогласа, с гирляндами разноцветных флажков на фасадах, ослепительно сверкали среди алмазных сугробов, ледяных горок и пушистых темно-зеленых елочек. Заповедное обиталище новогодней сказки.

Внутри царил сумбур совсем не сказочный. Роботы волокли по коридору громоздкие сани, украшенные серебряными снежинками и бубенчиками, встречный народ шарахался, прижимался к стенам, ругался вслед.

Кто-то звал техников, потому что гладильную машину опять закоротило.

В одном из холлов компания Снегурочек с искусственным румянцем и одинаковыми белокурыми косами пила кофе, устроившись прямо на исшорканном ворсистом полу возле кофейного автомата. Расставленные вдоль стен штампованные стулья выглядели непригодными для использования по прямому назначению, такие трещины ветвились на их сиденьях и спинках.

Бравурная музыка, заполнявшая коридоры, холлы и лестничные клетки, порой прерывалась, и тогда строгий женский голос зачитывал приказы и объявления.

Бланка ошеломленно смотрела по сторонам, стараясь поскорее освоиться. Она здесь не просто так, она должна успешно выполнить свой план, чем скорее, тем лучше.

На работу ее взяли без возражений. «Иллюзориум» – межзвездная корпорация, и Земля входит в число планет, участвовавших в колонизации Парка, так что земное гражданство не помеха. Предложили пройтись туда-сюда по комнате, спеть песенку и сказали, что она годится.

– Повезло тебе, – хмыкнула рослая девушка в розовой бандане, заполнявшая свой контракт у соседнего терминала. – Новенькая? Тебя записали в группу Шоколадной Анджелы. А я отбрыкалась, сразу попросилась к другому супервайзеру. Я здесь уже третий раз.

– К ней одни новички попадают, – поддержала разговор блондинка с нарисованной на щеке ромашкой. – Кто ее уже знает, тот будет отбиваться руками, ногами и всеми остальными частями тела. Сочувствую! Сержант задаст вам жару.

– А сержант – это кто? – спросила Бланка.

– Это второе прозвище Шоколадной Анджелы.

«Какой бы она ни была, я обязана ей понравиться. Во что бы то ни стало, чтобы она помогла мне попасть на елку в Мегареал…»

Лифт доставил трех девушек в большой обшарпанный холл. Стены тут были усеяны переливающимися блестками, но держалась вся эта роскошь кое-как, местами блестки осыпались, обнажив шершавую кремовую поверхность в мелких оспинках. Дверь на балкон до конца не закрывалась, через щель намело снега, и в помещении было холодно.

Блондинку и обладательницу розовой банданы сразу перехватила улыбчивая полная женщина с ямочками на щеках, в колышущемся серебристом платье.

– Я Марта, ваш супервайзер. Вовремя, деточки, успели, сейчас пойдем пить чай с пирожными, а потом снимем с вас мерки…

– Извините, а мне куда? – голос Бланки прозвучал в этом выстуженном сверкающем зале приглушенно и настороженно.

– Ты ведь не моя… Кто у тебя супервайзер?

– Анджела Ругис.

– Тогда тебе дальше по этому коридору, последняя дверь.

Марта с сочувствием, как показалось Бланке, покачала головой и повела своих девочек пить чай с пирожными.

Стены от пола до потолка покрывали снимки, сделанные на прежних праздниках – не коридор, а фотогалерея. У Бланки в глазах рябило от множества лиц, хороводов, елок, застолий, санок с оленями. Дойдя до последней двери, она остановилась. Глубоко вздохнула, постаралась расслабиться. Честно говоря, ее немного напугали.

Старинная машина, в которой сидели Генри и Дигна, мчалась по заасфальтированной дороге. Справа, сквозь прорехи в полосе кустарника, виднелись рельсы, слева из-за вереницы пыльных тополей выглядывали дома – этажей пять-шесть, не выше. А впереди вздымался грандиозный мост, опирающийся на мощные пилоны прямоугольного сечения по обе стороны от проезжей части. Эту махину еще не достроили. Сбоку, в золотистом послеполуденном мареве, прорисовывался допотопный подъемный кран, вокруг суетились люди в касках.

Генри знал, что случится дальше, и все равно ощутил волнение, когда летевший впереди кургузый автомобильчик занесло и он, вильнув, наткнулся на одну из массивных опор. Не насмерть влепился – скользящий удар, и вот его уже выбросило на открытое пространство, так что безымянный водитель, живший в двадцать первом веке, скорее всего, отделался испугом.

Куда страшнее было то, что произошло вслед за этим: серая громада моста содрогнулась и начала медленно валиться, оседать… Машина с Генри и Дигной рванулась вперед и все-таки успела выскочить из тени на залитую солнцем дорогу до того, как позади раздался тяжкий грохот.

Завыли сирены. Анахронизм, отметил Генри, сирены там наверняка выли, но ведь не через минуту после катастрофы!

Их машина уже никуда не ехала, а стояла у обочины, возле металлического мостика для пешеходов, соединяющего старинные неухоженные улицы по обе стороны от железнодорожных путей и автомагистрали.

Потрескавшееся, оплывающее под собственной тяжестью полотно обвалившегося моста походило на горный склон, над ним висела пылевая завеса.

В нескольких шагах от машины остановился парень с возбужденным красным лицом, в одной руке он держал початую бутылку пива, другой прижимал к уху мобильный телефон древней модели и орал на всю улицу:

– Але, девушка, это пенжинговая служба?.. Во, тогда передайте на тот абонент, где дают деньги за лучшую новость! Скажите им, пускай приезжают скорее, тут у нас хорошая новость – на Восточной новый мост обрушился! Есть жертвы!.. Че?.. Че значит – назовите абонент?.. Я же сказал, где деньги дают!..

Хор сирен заглушил его негодующий голос, а потом все исчезло. Генри и Дигна выбрались из симулятора.

– Думаю, им удалось воссоздать колорит эпохи, – поделился впечатлениями Генри. – Мост получился неплохо, и этот дикарь с телефоном – тоже прелестная находка.

Они вышли на улицу. Павильон с симулятором, информационными кабинами и маленьким автоматизированным кафе был снаружи оформлен, как древний павильончик игровых автоматов. Рядом, на постаменте, красовался белый автомобиль, перевязанный нарядными лентами, да еще с огромным пышным бантом, словно торт на день рождения.

– Бездна вкуса, – бросив взгляд на разукрашенную машину, невинным тоном произнес Генри.

– Ну, знаешь, люди же старались, чтобы все было, как тогда! – заступилась Дигна.

– Я имею в виду наших предков из двадцать первого века. Здесь все воспроизведено, как было, по сохранившимся видеозаписям. Только вот это – ошибка, – он показал на руины, перегородившие Восточную улицу. – Катастрофа произошла в начале осени, и завал наверняка разобрали, не дожидаясь зимы.

– Ага, будут его для тебя разбирать, если это постоянная экспозиция! – Дигна сморщила заостренный смуглый носик. – Куда пойдем? Вон там, – она махнула рукой в сторону пешеходного мостика с обледенелыми ступенями, который круто поднимался к мглистому зимнему небу, – улица Советская, ничего интересного. А вон там – улица Лунных Чар, там офигенные автомобильные пробки и можно прокатиться в старинном трамвае! В переполненном или в пустом, как захочешь. Идем?

– Идем, – согласился Генри.

В какую сторону ни пойди, он все равно пока еще не придумал, как добраться до цели.

Улица, которая вела к обещанному трамваю, была живописно раскопана и перепахана. Пришлось обходить, утопая по щиколотку в грязной снежной каше, преглубокую яму, зияющую поперек дороги. Дальше тянулась вдоль тротуара внушающая уважение труба диаметром в половину человеческого роста. В том месте, где она изгибалась коленом и уходила под землю, из нее весело била струйка воды.

– Видишь, все сделали, как в двадцатом – двадцать первом веке, – одобрительно прокомментировала Дигна. – Смотри, вон едет трамвай, почти пришли! А улица Лунных Чар – прелестное название. Это я у тебя словечко подцепила, заметил?

– Только не Лунных Чар, а Луначарского. Был такой общественный деятель, сначала он участвовал в государственном перевороте, а потом стал крупным чиновником, и в честь него назвали улицу.

– Все-то ты знаешь, – отозвалась Дигна с легким упреком. – «Улица Лунных Чар» звучит намного красивее, разве нет? Кому он нужен, твой чиновник…

– Не спорю, – рассеянно пробормотал Генри.

Человек, ради которого он прилетел на Парк, находится где-то здесь, в этом городе. Возможно, в этом самом здании, мимо которого они с Дигной сейчас идут, и надо только завернуть за угол, открыть первую же дверь… Но увлекаться не стоит. Один неверный шаг все погубит.

Шоколадная Анджела оказалась невысокой шатенкой не старше сорока лет. Как и следовало ожидать, с шоколадным загаром. Черты лица аскетически тонкие и правильные – это не очень-то гармонировало с коренастой фигурой, крепкой короткой шеей и короткопалыми кистями длинных рук. Словно ее утонченно-жесткое лицо было всего лишь маской, под которой пряталась физиономия попроще. Напрашивался вывод, что Анджеле когда-то сделали пластическую операцию и хирург попался не слишком искусный – хороший специалист, но не художник, он не сумел соблюсти баланс между пожеланиями пациентки и тем, что дала природа. Но это были всего лишь Бланкины догадки.

– Меня зовут Анджела, – представилась супервайзер суховатым тоном очень занятого человека, сурово поглядев на новенькую. – Анд-же-ла, пишется и произносится с буквой дэ.

Как будто это «д» призвано было подчеркнуть весомость и твердость обладательницы имени.

Вечером Анджела устроила линейку. Те, кто за день в чем-то провинился – опоздал на репетицию, не убрал за собой мусор, – в наказание по пять раз отжимались от пола перед строем, а парню, который начал было протестовать и помянул профсоюзный контроль, велели отжаться десять раз. Шоколадная Анджела свирепо и властно уставилась ему в глаза, и открыто взбунтоваться он не посмел.

– Если кому-то не нравится – объясняю: это дисциплинарное взыскание вместо штрафа и заодно часть вашей физической подготовки, – сказала она после экзекуции. – Вы не бездельники, которые пьют под елкой шампанское и потом прямо там же засыпают, вы будущие Деды Морозы и Снегурочки и должны быть выносливыми, чтобы нести людям праздник! Запомните, Новогодняя Служба не для слабаков! Не можешь – научим, не хочешь – заставим, вот какой девиз у нашей группы, потому что мы лучшая группа в Новогодней Службе, лучшая, имейте это в виду! Кто будет валять дурака – по ушам получит, мы никому не позволим позорить нашу лучшую группу!

Одного юношу Анджела выгнала.

– Ты откуда взялся?

– Я Вадим Хаммер, сегодня первый день… Разве что-то не так?

Нахмурившись, она оборвала его раздраженным жестом, подошла к терминалу, украшенному облезлыми посеребренными фигурками оленей с ветвистыми рогами.

– Отдел кадров?.. Это Ругис. Вы засунули мне лишнего Деда Мороза!.. Да, лишнего! Потому что у меня зарезервировано место для Мориса Фарбе, который еще не прибыл. Он должен появиться завтра-послезавтра. Переведите куда-нибудь своего Хаммера… Нет, не все равно, потому что должен быть порядок! Списки утверждены, это согласовано с Наген… Хорошо.

Снова повернувшись к строю, Анджела объявила:

– Хаммер, сожалею, но ты попал к нам по ошибке. Иди в группу Марты Шабур, там есть свободное место, а мы уже укомплектованы.

Вадим Хаммер выглядел до неприличия счастливым и, направляясь к двери, улыбался от облегчения.

Морис Фарбе, чье место он по случайности занял, появился на следующий день. Парень чуть постарше Бланки, с круглым непримечательным лицом и оттопыренными ушами. Он казался немного затравленным, но боялся не людей, а то ли темных углов, то ли приоткрывающихся от сквозняка дверей – в общем, чего-то несуществующего. Словно сверх меры насмотрелся ужастиков или наслушался детских страшилок и в результате схлопотал невроз.

Чтобы осуществить задуманное, надо наладить хорошие отношения с супервайзером. Бланка старалась все делать на «отлично» и соблюдала правила внутреннего распорядка, но этого было мало, Анджела не обращала на нее внимания. Только на второй день остановилась рядом и спросила, показав на свисающий с пояса брелок:

– А это у тебя кто?

– Мона Янг. Я хочу накопить денег и сделать пластическую операцию, чтобы лицо было, как у нее, – слегка покраснев, соврала Бланка.

– Раньше была повальная мода на такие операции. Лет двадцать назад. Это вчерашний день.

– Она мне нравится.

– Сейчас полно дам зрелого возраста, похожих на Мону Янг. Будешь, как они.

– Она все равно мне нравится.

Шоколадная Анджела пожала плечами и отошла, потеряв интерес к Бланке и ее талисману.

Скоро Бланка поняла, почему здешнее руководство ее терпит и даже ценит, несмотря на странноватые методы поддержания дисциплины и вызывающе непрезентабельный внешний вид. Анджела сильно отличалась от других супервайзеров, терроризировала своих подчиненных командными окриками, штрафными отжиманиями и прочими армейскими замашками, ее воротничок и манжеты вряд ли были знакомы со стиральным порошком, а жакет строгого покроя лоснился от застарелой грязи – но зато она обладала феноменальной работоспособностью.

Энергии у нее было хоть отбавляй, и она здесь много чего организовывала, держала под контролем, доводила до ума, в то время как ее коллеги прохлаждались и распивали чаи с пирожными. Анджела принадлежала к категории тех неприятных, но незаменимых работников, которые тащат на себе весь воз. Уволить ее – и все пойдет прахом.

Завотделом подготовки Дедов Морозов и Снегурочек Арабелла Наген к ней благоволила, а супервайзер Ругис, в свою очередь, относилась к начальнице с обожанием, которое казалось искренним. Она с блеском в глазах рассказывала подчиненным, что Арабелла – очень интересный человек, необыкновенный человек! Разговаривая с самой Наген, высокой сухопарой женщиной с лицом хронически утомленной стервы, она смотрела на нее с таким горячим восхищением, что температура вблизи сразу повышалась на несколько градусов.

Это не лицемерие, решила Бланка. Во всяком случае, не обычное лицемерие. Анджела действительно убедила себя в том, что начальница отдела – исключительная личность, и теперь демонстрирует восторг и преклонение без риска сфальшивить. Лесть высшей пробы. Наген, общаясь с ней, каждый раз получала сверхдозу положительных эмоций.

Бланке Наген не понравилась, поскольку то и дело говорила кому-нибудь банальные дамские гадости под видом сочувственных советов. Отчаянно хотелось вмешаться и заступиться… Но нельзя, вдруг после этого пострадавшему еще хуже станет, да и выгнать ее могут.

На четвертый день своего пребывания в Новогоднем городке она все-таки нашла путь к сердцу Шоколадной Анджелы.

Репетировали сюжет для детского утренника: пираты не пускают на планету Новый год, а Дед Мороз и Снегурочка со своими добровольными помощниками, белочками и зайчиками, вызывают злодеев на состязание и одерживают победу. Один из номеров – танец с парой ножей, которые под конец надо бросить в мишень.

Анджела продемонстрировала, как это делается. Двигалась она с легкостью профессиональной танцовщицы и ножи метнула, как хорошо обученный солдат на показательных выступлениях.

– Ну, кто из вас сумеет за мной повторить? – поинтересовалась она с затаенным презрением, закончив танец. – На представлениях ножи будут умные, с мини-антигравами, сами полетят в цель, вам останется только изобразить бросок. Но мне просто интересно, все тут криворукие или кто-нибудь сможет бросить, как положено, выключенный нож? А то техника иногда барахлит, все мы знаем законы Мерфи…

Бланка выступила вперед.

– Можно я попробую?

– Ну, попробуй, – Анджела, слегка удивившись, протянула ей театральное оружие.

Бланка старательно, считая про себя, выполнила танцевальные па и, остановившись, метнула ножи.

Все дружно зааплодировали. Пусть она не попала в центр мишени, как Шоколадная Анджела, но все-таки ее лезвия торчали внутри круга!

Больше этот номер ни у кого не получился.

После ужина Бланка стояла в коридоре у окна и смотрела на заснеженные елочки. Их озарял золотистый свет, потом наползала темнота, потом по сугробам опять разливалось золотистое сияние – мобильные фонари курсировали по своим траекториям, и картина каждую минуту менялась. Со стороны ледяных горок доносились крики, женский визг, взрывы смеха.

Она колебалась: присоединиться к тем, кто там развлекается, или пойти к себе и лечь спать?

Большинство прилетало сюда к началу занятий, а вечером отправлялось по домам, но при желании можно было заночевать здесь, крохотные спальные номера с откидными койками работникам Новогодней Службы предоставлялись бесплатно. Бланка выбрала второй вариант, это дешевле, чем жить в отеле.

– Ты откуда?

Она вздрогнула. Шоколадная Анджела подошла неслышно, а иллюминация за окном в этот момент была такая, что в стекле ничего не отразилось.

– С Земли.

– А где научилась обращаться с холодным оружием?

– Это еще давно. Когда я была маленькая. Меня научили мама с папой, они были экстремалами. Ну, и потом я ходила в спортзал.

– А сейчас твои родители чем занимаются?

– Ничем. Папы уже нет, мама в больнице.

– Прости.

– Несчастный случай, – добавила Бланка, чтобы избежать дальнейших расспросов.

– Понятно, – Анджела вздохнула, сочувственно помолчала. – Хочешь какао с конфетами? Или чаю… Что тебе нравится?

После этого она начала относиться к Бланке по-особенному, то и дело ставя ее в пример другим. Осталось выбрать подходящий момент, чтобы завести с ней разговор о Мегареале.

В детстве Морис, как и все паркианские школьники, смотрел познавательный мультсериал «Приключения Макаронины и Шоколадки»: парочка забавных персонажей в ненавязчивой игровой форме знакомила маленьких зрителей с циклами пищевого производства и основами здорового питания. Морису тогда и в голову прийти не могло, что, повзрослев, он снова с ними столкнется – уже наяву.

Реальная жизнь была не столь веселой и доброй, как кино для детишек. Макаронина оказалась на проверку мелкой стервой (мелкой в смысле масштабов, а не телесных габаритов – это была очень высокая и костлявая, хотя, надо признать, хорошо сложенная дама), а Шоколадка – свирепым солдафоном женского пола. Об армейских порядках Морис имел представление по фильмам и по анекдотам о тергаронцах, так вот Анджела была точь-в-точь какой-нибудь сержант с садистскими наклонностями, для которого главная радость – муштровать новобранцев, ее и называли за глаза Сержантом.

Группа шепотом роптала, однако терпела произвол, поскольку в методах Шоколадной Анджелы были и привлекательные моменты: пресловутые отжимания – замена денежных штрафов, зарплата целее будет. Но все равно сносить ее тиранию было нелегко.

А с Арабеллой Наген, которую Морис про себя обозвал Макарониной – за рост, худобу и мучнисто-бледный цвет кожи, – отношения у него испортились стихийно. Пожалуй, этого можно было избежать, но он сообразил, что к чему, слишком поздно.

Для Наген мужчины делились на две категории: те, кто с ней флиртует, – и враги, которых надо планомерно уничтожать. Если не физически, то хотя бы посредством уничижительных интонаций, вопросов с подковыркой, иронических улыбочек, презрительного мелодичного смеха.

Наген носила высокие сапоги из белой кожи, на позолоченных шпильках и с декоративными шпорами, и деловой костюм с таким громадным декольте, что грудь едва не вываливалась наружу. Морису лучше бы сразу понять, что все это значит, и проявить галантность – от него всего-то и требовалось чуть-чуть игры. Но его никогда не привлекал офисный эротизм, а Наген нисколько не была похожа на Веронику Ло.

Вдобавок Морис, вконец замученный своими страхами, с головой погрузился в опасливые и настороженные наблюдения за окружающей предметной средой. Он как будто заново открывал эту среду, ставшую в одночасье чужой, недоброй, жутковато-таинственной, и ему было совсем не до Арабеллы Наген с ее декольте и коллекцией неприятных, но довольно-таки стандартных психологических приемчиков – вот и попал в разряд плохих мужчин, врагов.

Не то чтобы заведующая специально приходила его шпынять, но Морису доставалось за компанию с другими неугодными, когда она заглядывала к ним на занятия. Впрочем, ему это было без разницы, его сейчас беспокоили совсем другие вещи.

Например, трещины, которые ветвились по стенке возле дверей грузового лифта. Штукатурка там была старая и выглядела так, словно в эту стену когда-то врезался с разгону шкаф или большой контейнер. На грязновато-кремовой поверхности остались выбоины, белесые сколы, а также рисунок, напоминающий арку. Внутри складывающейся из нескольких отрезков ломаной дуги вытянулись косые линии – как будто под аркой то ли идет нарисованный штрихами дождь, то ли развевается нитяной занавес.

Раньше Морис не обратил бы внимания на покорябанный участок стены в запущенном холле, но теперь – другое дело. У него внутри что-то екнуло, когда он мимоходом это увидел. Оттуда, из проема под низкой аркой, тянуло сыростью, там блестел залитый водой плитчатый пол, и в нем отражался размазанный светлый прямоугольник окна, расположенного вне поля зрения.

Это завораживало и затягивало. Морис на ватных ногах сделал несколько шагов к арке. Придется нагнуться, чтобы пролезть под ней, но это его не остановит… Он уже мог расслышать звук капель, падающих в разлитую по серому кафелю воду, хотя вначале картинка была беззвучной.

Он в то же время прекрасно понимал, что за этой стеной находится всего-навсего шахта грузового лифта – и больше ничего. И ему совсем не хотелось в эту затопленную комнату, в которой наверняка есть еще одна дверь, а за ней еще и еще… Не хотелось – но все равно тянуло, вот что было самое страшное.

Наваждение спугнули девчонки, высыпавшие из пассажирского лифта. Опомнившись, Морис обнаружил, что стоит в нескольких шагах от растрескавшейся стены. Еще немного – и он бы туда вошел!

И что с ним должно было случиться дальше? Он бы исчез? Или его ожидало превращение в выцарапанный на грязной штукатурке рисунок, очертаниями напоминающий силуэт парня с нечесаной шевелюрой и оттопыренными ушами? Или ни то, ни другое, а он бы снова очутился в той же самой кошмарной анфиладе? И еще неизвестно, выпустила бы она его на этот раз или нет…

Девчонки, громко переговариваясь и хихикая, свернули в коридор. Спохватившись, Морис отступил подальше от обманчиво ненастоящей арки, и тут к нему подошла Шоколадная Анджела.

– Ты почему торчишь перед лифтами, как разиня перед новыми воротами?

«В самую точку попала!» – удивился ее проницательности Морис.

– Думал, ехать в столовую сейчас или потом. Сейчас там, наверное, очередь, но после половины седьмого тоже будет очередь, и я поздно отсюда улечу.

Он все еще жил на вилле у Софьи. Та разрешила ему остаться, хотя «два-три дня» уже истекли. Морис старался не стеснять ее, прилетал только на ночь и в придачу наладил сломавшегося садового робота.

– Умные ребята ночуют здесь. Меньше расходов и больше времени для отдыха.

Шоколадная Анджела подошла ближе. По краям манжет ее застиранной белой блузки темнели каемки грязи, от желтоватых пятен под мышками исходил несвежий запах. Брюки из дорогой ткани, черной в узкую серебряную полоску, сидели на ней мешковато и пузырились на коленях. Анджела выглядела так, словно провела минувшую ночь на каком-нибудь городском пустыре, примостившись между мусорными контейнерами, а утром встала, отряхнулась и как ни в чем не бывало пошла на работу в офис. Как ее сюда пускают, в таком-то виде?.. Но, похоже, Анджела давно уже отвоевала право выглядеть так, как ей нравится, и заставила всю Новогоднюю Службу с этим считаться.

В первый момент она производила впечатление опустившейся бродяжки – но только в первый. Взгляд был острый, оценивающий и не оставлял никаких сомнений: заслужить более-менее высокую оценку у нее сумеет не каждый.

Вот и сейчас ее голубые глаза уставились на Мориса пытливо и вдумчиво, и она, смягчив голос, начала расспрашивать, что с ним творится. Между прочим, она отвечает за свою группу, и за него в том числе. Все заметили, что Морис ведет себя немного странно. У него неприятности? Не сможет ли она, как руководитель, чем-нибудь помочь?

Анджела и так, и эдак пыталась вызвать его на откровенность, а он, сам не зная почему, словно воды в рот набрал. Не хотел он обсуждать с ней свои проблемы, сама эта идея вызывала у него протест. Еще бы, ему очень нужна помощь! Но с Шоколадкой он связываться не станет. Возможно, причина была в том, что она дружит с Макарониной и, значит, есть риск, что Наген тоже обо всем узнает, а после использует эту информацию для своих подначек.