Текст книги "Двадцать лет до экватора. Сборник рассказов"

Зеленый заяц

Вы когда-нибудь задумывались над тем, что может быть важнее зеленого зайца? Я раньше тоже не задумывался. Но «раньше» кончилось, и теперь я вспоминаю все наши встречи с ним.

Первый раз я шел по улице и пересчитывал муравьев, попадавшихся на пути. Особенно больших приходилось либо перепрыгивать, либо обходить. Пару раз я случайно наступал им на лапы, и они недовольно ворчали. Потом я увидел зеленого зайца. Он шел параллельным курсом, ловко избегая встреч с муравьями. Одно его ушко было небрежно пришито, и из-под него торчал клок замусоленной ваты. Он крикнул мне тогда: «Привет!». Я понял это только по его бумажной улыбке. Слова я понимал еще плохо, мне было год с небольшим от роду. Отвлекшись на зайца, я не сразу заметил большого черного муравья. Тормозить было уже поздно, да у меня это и плохо получалось. Под ногами что-то хрустнуло и маленькие зубчатые колесики брызнули от меня в разные стороны. я хотел наклониться и собрать сломанного муравья, но мне сказали, что он почему-то умер и его уже нельзя починить. Меня это огорчило, но нисколько не убедило. Я поднял глаза, чтобы поговорить об этом с зайцем. Но его уже не было. Решил, что спрошу потом.

Заяц сидел на плече, его зеленая плюшевая шкурка забавно блестела под солнечными лучами. Он повернул ко мне мордочку, я и помахал ему рукой, будто мы были сто лет или больше знакомы. Мне ужасно загораживал обзор букет пахучих растений, которых люди по свойственной им прихоти назвали также, как и огоньки на светофоре – цветами. Мне так и не удалось выучить их названия. Скорее я мог бы описать их запах, но в разные годы он будил во мне разные мысли: неизвестность дальних странствий, пряность весны, аромат ложбинки между грудями женщины, коньяк бонапартистской Франции, лунная дорожка на поверхности ночного моря. Сейчас, когда мне уже нечем уловить все эти запахи, я могу только вспоминать. Я знал, что мне надо спросить зайца о чем-то важном, давно задуманном. Казалось, улыбнись он как в первый раз, и сразу все вспомню. Он подмигнул мне и спросил: «Как поживаешь, дружок?». Я начал рассказывать что-то несущественное, быстро и сбивчиво. Боялся, что он исчезнет, к тому же мохнатая пыльца с букета постоянно лезла в нос и рот. Заяц слушал меня и, казалось, кивал, соглашаясь. А может, это плечо, на котором он сидел, качалось в такт движения толпы. Я так увлекся рассказом, что не заметил, как толстая туча съела солнце, и шкурка зайца стала темной с зеленоватыми отблесками. Будто в плюше на его спине прятались его сородичи, солнечные зайчики, которые не успели вернуться домой, до того, как их дом сожрала туча. Выглядела она очень довольной, я даже слышал урчание ее живота, который ясно давал понять, что это уже не первое солнце за этот день. «Не люблю дождь», – сказал заяц. Только я хотел сказать, что его и нет, как на мой нос упала тяжелая и холодная первая капля. Туча не выдержала и лопнула. От неожиданности я затряс головой и угодил прямиком в гущу ненавистного букета. Протирая глаза от пыльцы, я увидел, как зеленый заяц соскользнул с плеча и исчез в толпе. Я бросился за ним, затряс плечо, на котором он сидел, с требованием сказать, куда ушел заяц. Меня оттолкнули: «В первый класс идет, а все про зайцев думает!». Толпа кончилась, вскоре кончился и дождь. Я стоял посередине, в одной руке сжимая обвисший и скуксившийся букет, а в другой ощущая несколько пушинок от шкурки зеленого зайца, которые я стряхнул с плеча. Осторожно, с трепетом раскрыл ладошку, пушинки залоснились от влаги. Вдруг я заметил двух промокших и потускневших солнечных зайчиков. Они запутались в мокром зеленом пуху, их крылышки слиплись. Я тихонько дунул на них. Они встрепенулись и, хитро захихикав, вспорхнули с ладони. Унесли с собой на новое солнце все пушинки, которые были у меня. Я знал, что мы еще встретимся с зеленым зайцем, но ревел тогда всю ночь.

Была весна. Сидеть на прелой скамейке было неудобно, но и просить ее встать с моих колен не хотелось. Сейчас, когда у меня нет возможности почувствовать сырость дерева, почувствовать ладонью мягкость мха на ножках скамейки, теплоту и тяжесть женщины на моих руках, я немного жалею об утрате возможности чувствовать. Теперь вечность отобрала у меня все чувства. Мы сидели так уже довольно давно. Ласковое весеннее солнце гладило меня по небритым щекам, я же гладил по щекам ее. Она притихла на моем плече, шепча что-то нежное мне на ухо и покусывая его. Я видел окружающий мир сквозь белесую дымку глухих звуков. Неподалеку играли дети, их матери обсуждали свои проблемы, студенты всех мастей пили пиво. Я плавал в густом море звуков, они были мягкими и убаюкивающими.

Вдруг, в этом море что-то плеснулось, как будто в воду бросили маленький камешек – бульк. Мой слух уловил вопрос: «Ты помнишь меня, дружок?». На противоположной скамейке, среди детских игрушек, сидел зеленый плюшевый заяц. Он ничуть не изменился. Вата все так же торчала из уха, бумажный рот улыбался, солнечные братья его играли на его шубке. Он сидел и болтал задними лапами, одетыми в белые ботиночки. «Привет», – прошептали мои губы. Заяц наклонил голову на бок и спросил: «Чего ты еще не сделал?». Отвечать вслух не было необходимости, я просто закрыл глаза и начал вспоминать. Я отдавал ему события своей жизни, так как сдают игральные карты, в виде картинок, звуков, запахов, ощущений. В самом конце я понял, что не сделал чего-то самого главного в жизни, но чего – я не знал. «Ты счастлив?» – спросил мой плюшевый собеседник. Я кивнул. Один из детей, игравших в парке, подбежал к скамейке и схватил зеленого зайца за лапу. Он успел подмигнуть мне на прощанье, прежде чем ребенок потащил в песочницу мертвую тряпичную куклу.

Это была наша последняя встреча перед уходом. Я отпустил машину и шел пешком. Шел по старому парку. Мы были знакомы не один десяток лет. Я умел разговаривать почти со всеми здешними обитателями. Мы мысленно здоровались и желали друг другу долгих лет. Колючий осенний ветерок бежал передо мной и вилял хвостом, как преданный пес, расчищая дорожку от мертвой пожухшей листвы. Он терся о мои ноги, прося ласки. Я нагнулся и потрепал его за загривок. Все было хорошо. В самом сердце парка, куда даже дворники предпочитали не заходить, мой путь пересекла молодая мать с ребенком. От неожиданности я выронил сигарету – ребенок нес моего зеленого зайца. Я догнал их и пошел рядом. Мама мальчика заметно нервничала: видимо, фигура в плаще и широкополой шляпе не внушала ей доверия. Что ж, к концу жизни я понял, что подозрительность – это такое же человеческое качество, как необходимость дышать. Мне всегда было жаль людей за то, что на все они смотрят со своей точки зрения, через призму самого себя. Возможно, они научатся когда-нибудь просто воспринимать, при условии, что первого человека, открывшего такую форму восприятия мира, не упекут в клинику. Сейчас меня это мало заботило. Я не сводил взгляда с зайца. Я послал ветер вперед, чтобы он разогнал случайных прохожих, по моей команде деревья и кусты скрыли нас. Мальчик тащил игрушку вверх ногами, и иногда уши зайца погружались в дорогу. Я ждал. Вот он открыл один глаз, затем другой. Плюшевая кукла ловко забралась на плечо ребенка и уселась там словно в седле.

– Рад тебя видеть, дружок!

– И я рад. Как вообще?

– Вполне. Я вижу ты много достиг. Скоро придет твое время. Ты готов?

– Думаю, да. Ты пойдешь со мной?

– А ты бы хотел?

– Да, очень.

– Договорились, когда понадобится, я приду. Теперь – прощай!

Заяц развернулся спиной по ходу движения и, взмахнув лапами, нырнул вниз. С тихим всплеском погрузился он в темноту дороги и очень скоро затерялся в глубине среди водорослей. Мама с ребенком шли дальше. Мальчик все так же тащил вниз головой свою игрушку.

Теперь я здесь. Ко мне пришел зеленый заяц, и сейчас мы вместе уйдем. Он берет меня за руку. Странно, у меня нет тела, но я чувствую теплую пушистость его ладоней.

И у тебя есть свой зеленый заяц, хотя, скорее всего, ты не помнишь о нем. Но ты вспомнишь, потому что это, быть может, единственное, что связывает тебя с самим собой. Придет и твое время.

Медленно, медленно мы поднимаемся вверх, все выше и выше над заснеженным городом. К звездам.

Метель

Нас огромное количество. Движимые неизвестной силой, мы шарахаемся из стороны в сторону, толкаемся и неизбежно падаем. Если мы падаем медленно – нами любуются, нас ловят и разглядывают, пока мы не испаряемся. Если же нас много, и мы стремительно несемся к земле – нас ненавидят и проклинают. Каждая из нас есть отдельность в своем проявлении в этом существовании. Ничто не рождается выше, чем мы. Я родилась несколько дней назад. Мое величие в том, что я несу в себе частицу великого океана, частицу огня из глубинного вздоха Земли и частицу льда с северных шапок планеты. Я живу только в полете. Птица в собственной стае, я подчиняюсь ее условиям; частица бесконечной плоскости, я медленно парю над поверхностью; кусок далекой звезды, я расплавляюсь, пролетая сквозь атмосферу огромные расстояния.

Хорошо бы упасть на крышу или в лесу, в поле, на пустыре. Возможно тогда дожить до весны и возродиться в конечном итоге в своем нынешнем воплощении. Вот подходящая крыша. Главное выбрать нужную траекторию. Я почти у цели. Буду наслаждаться сообществом своих родственников до самой весны, и первая попаду снова на небо. О нет, только не это. Теплый предательский воздух из открытого окна лизнул мое нежное брюшко, я сразу набухла влагой. Траектория полета непоправимо изменилась, и я пролетела мимо карниза крыши. Подо мной было месиво дороги.

Ноги постоянно разъезжались на льду спрятанном под снегом. Какой идиот сказал, что человек царь природы? Где это видано, чтобы царь в собственном царстве не мог спокойно пройти по дороге. Почему с дорогой надо постоянно воевать, чтобы сделать хотя бы шаг? Видимость практически нулевая, иногда маячат остовы деревьев. Они ждут прихода весны. Я уже давно ничего не жду. С тех пор, как сорок лет назад меня родили, даже не спросив моего согласия, все так и происходит. Самое безвольное существо в этом мире – человек. Все течение жизни доказывает, что от человека не зависит ничего. Что я сделал по собственной воле в этой жизни? Ничего. Всегда приходится делать что-то по чужой подсказке, закону, разрешению. Мы вынуждены поддерживать жизнедеятельность нашего несовершенного организма, обманывая, расталкивая, давя окружающих, ради тех немногих и редких радостей, которые он нам предоставляет. При этом забывая, что это всего лишь оболочка, внутри которой есть нечто настоящее и ценное.

Ну вот, почти и дошел. Осталось перейти дорогу, и вон уже из снежной пелены выплыло желтое здание.

Холодный воздух вперемежку со снегом прорывается сквозь мою радиаторную решетку. Сердце мое горячее и сильное, маленький табун лошадей спрятан в недрах его. Мне всего два годика. Умелые и заботливые руки собрали меня на далеком заводе. Я величайшее изобретение человеческой лени – автомобиль, большой, полно приводной, дизельный автомобиль. Сердце стучит глухо и ровно, по сосудам шлангов бежит кровь солярки. У меня есть хозяин. Он очень заботливый, кормит меня, моет, лечит, прячет в теплый гараж. Только он слишком слаб для такой сильной машины, как я. Мне приходится вспарывать заснеженную дорогу. Фары постоянно в снегу, маленькие щетки трут их до скрипа. На очередном повороте меня немного заносит, и я больно ударяюсь задним колесом о бортик тротуара. Жаль, что у меня такой неопытный водитель. Вот и прямая дорога. Справа спящий парк, слева ряд серых и желтых зданий. С легким щелчком хозяин передвигает ручку коробки передач, встроенную в мой спинной мозг. Он хочет еще скорости, что ж, пожалуйста.

Маленькая снежинка не успела еще улечься поудобнее среди своих сородичей на кромке тротуара, как на нее обрушилась нога человека, обутая в грубый ботинок. Подошва с тихим хрустом раздавила ее хитиновый панцирь и сотни других снежинок. Под снегом прятался лед, который придал ноге абсолютно неправильную траекторию. Пешехода буквально выплюнуло на проезжую часть. Дорога все – таки взяла свое. Вынырнувший из стены снега автомобиль боднул падающего человека в спину и подбросил его высоко над мостовой. Скрип заклиненных колес, шуршание брызг снега и звонкий поцелуй бетонного столба. В наступившей тишине было слышно, как ветер сбивает кусочки разбитого лобового стекла и колышет вырвавшуюся на свободу из душного салона машины занавеску.

Мир одного часа

Гласила надпись на камне, который я поместил в центре ничто. Хотя, нет, не в центре, а несколько правее. Чувствуешь некоторую дрожь, приступая к созданию мира. Прежде всего, будет звук, звук капель падающей воды. Он перерастает в шум дождя, а потом в грохот огромного водопада. Вижу море, оно разливается у моих ног, бьется о камень, единственный камень в этом мире. Дождь кончается, я убираю его, но звук остается. Все явственнее звук прибоя, рокочет, шумит, разговаривает. Теперь свет, осветим поверхность моря. Блики на воде больно ударяют по глазам. Провожу линию горизонта, она абсолютно прямая. Мой мир бесконечен. Над ним ярко блестит луна, солнца не будет. Солнце убивает. Только луна беспристрастно освещает. Камень растекается по поверхности воды и образует сушу. Его существо бесконечно, оно не убывает. Ветер поднимается за моей спиной, поднимается все выше и выше. Чем выше он поднимается, тем больше неба вокруг. Он падает и разбивается на миллиарды осколков, которые попадают в воду и море выносит на сушу чистейший песок. Что-то плеснулось в море, для живой сущности еще слишком рано. Я подбрасываю ее вверх, она в вышине лопается на яркие кусочки. Так появились звезды. Осторожно ступаю в теплую воду прибоя на мокрый песок. Пора создать почву. Мягкая синяя травка, покрытая легким пушком, расстилается по суше. Зеленая вода моря и синяя трава создают уют и спокойствие во всех моих сущностях. Надо присесть и прочувствовать мир. Ветерок рождается от земли. Он приятно гладит лицо. Если изловчиться и схватить его, то можно сделать птицу, самую прекрасную птицу, первое живое существо в этом мире. Я закрываю глаза и претворяюсь спящим. Резко откидываюсь на спину и хватаю рукой воздух. Стоп, воздуха еще нет… теперь есть. Начинаю дышать. Ветер лег на траву и замер. Думает я не найду его. Не спеша, прицеливаюсь и бросаюсь вперед, хватаю его за бок, и мы вместе скатываемся в море. Добавляя морской воды, начинаю лепить птицу. Так, птица готова. Большая, сильная черная птица. Отпускаю ее и она, медленно вращая крыльями, набирает высоту. Она должна улететь навсегда. Придется создать время. Готово. Волны прибоя будут отмерять секунды, не спеша. Птица удаляется, разбрасывая семена ветра. Теперь море, пора заселить его. Пучок травы я бросаю в воду, с каждой секундой, с каждым вздохом моря, новые красные водоросли заполняют бездонное море. Горсть песка станет дном, с его впадинами, уступами и обрывами. Я ухожу вглубь суши, пока никто не будет плавать в моем море. Надо на чем-нибудь остановить взгляд. Беру одну тоненькую травинку и вытягиваю ее в высоту, все выше и выше. Передо мной высокое дерево. Ствол его теплый, черно-белое сменяет друг друга на его коже, он постоянно меняет форму, шевелятся синие листья на его руках. «Здравствуй!» – кланяемся мы друг другу. Первое слово, прозвучавшее в этом мире. Теперь дерево само создаст лес, я наделил его способностью ходить и чувствовать. Я иду дальше, здесь нет расстояний, да они были бы лишними в бесконечном мире. Почему не сделать несколько гор? Часть моего камня всегда со мной. Бросаю горсть, вырастает гора, бросаю еще – еще гора. Надо полить их. Первые облака появляются над морем и спешат на мой зов. Повинуясь мысли, они щедро убивают себя над горами, и те, напитавшись живительным соком моря, начинают расти. Все отчетливее слышится грохот. Горы растут, истекая лавинами и камнепадами. Вот уже видны зеленые шапки снега на их вершинах. Я раздуваю огонь на одной из вершин. Вулкан весело вздрагивает и рождает пламя земли, которое накрывает синюю траву с одной стороны горы. Появляется пустыня, мертвое пространство. Что же, продолжим. Сзади грохочет вулкан, шумит лес, плещутся волны – я иду дальше. Мне кажется, пора появиться дороге. Я назову ее «Дорога к Камню». Чувствую под ногами дорогу, покрытую пылью, по которой никто никогда не ходил. Иду по ней. Дороге было бы не плохо пройти по мосту, значит придется сделать реку. Ступаю на широкий деревянный мост. Вода весело ласкает резные опоры его. «Отсюда ты понесешь все живое в море» – говорю я реке. С неба падает одна из звезд и разлетается по реке мелкой рыбешкой и другой живностью. Хорошо отдыхать на мосту собственного мира. Мое время в этом мире испаряется. Надо спешить. Теперь можешь появиться и ты, лучший скакун. Черный конь с тонкими прозрачными крыльями. Тебе не страшны никакие пропасти и горы, реки и моря. Кстати вырежем-ка на краю мертвой пустыни пропасть. Пусть будет. «Позволь оседлать тебя» – конь покорно наклоняет голову, и я оказываюсь у него на спине между крыльями. Мы едем шагом по дороге. Мысли немного успокаиваются. Что я еще хочу создать? Всякую живую мелочь наземную и подземную. Рассеиваю пыль из своего кармана, и уже в траве шныряют мыши, ежи, хорьки, зайцы. Вся живность самых разных цветов и видов. Мир наполняется гомон жизни, не хватает только птичьих голосов. Что ж, остаток пыли пустим в небо, пусть будут птицы. Хорошо. Теперь мой дом. Он стоит на берегу реки, он всегда такой, каким я хочу его видеть, он живет вместе с миром. Вот и все. Теперь назад к камню, надо успеть уйти. Конь проносит меня по дороге, быстрее ветра. Я отпускаю его у Камня. Я понимаю, что должен еще вернуться сюда. Пора уходить. Час прошел.

Мир одного часа. Приход второй

Вновь я пришел к тебе, мой мир. Как только я вышел из камня, началась буря. Ураган превратил море в легион ледяных брызг. Стою на берегу и смотрю, как гибнет море. Оно не хочет умирать, но хозяин здесь – я. Сначала буйное и оскаленное бросается на мои ноги, словно цепной пес. Оно понимает, что меня не запугать, хозяину никогда не бояться свою собаку. Или ему не быть хозяином. Никогда. Я не дам ему умереть совсем, я сохраню водоросли и рыб, пришедших из Единственной Реки. Пора заняться делом. За моей спиной море успокаивается, ураган уползает вдаль, он помог мне. Мой конь уже здесь. Гладкая теплая спина и мохнатая длинная грива. Здравствуй! Мы летим к Дому. Туда ушел ураган. Грозовая туча распарывает свое брюхо о шпиль замка. Так сейчас выглядит мой Дом. Замок из черного мрамора с прозрачной крышей. Ничто не растет рядом с ним, он есть продолжение костей земли. Ни одна капля дождя не задерживается на его стенах. Конь шагом входит в стену замка. Я дома. Грозовые тучи – крыша моя, кровь земли – огонь в моем камине. Из камина иногда вылетают маленькие озорные облака. Это хитрый дождь пытается проникнуть внутрь. Придется собрать их в одну сеть и убить. Они вздыхают, превращаясь в кубы льда. Зеленого льда. Сверху льет дождь, спереди бурлит лава в камине, сзади возвышается ледник, а под ногами – мрамор. Центр мироздания. Не хочу. Потушить битым льдом камин, разогнать тучи над Домом, постелить мягкий живой ковер на пол. Так лучше. Теплее. Пойдем, мой друг, в мир. Перед дверью маленькой хижины простирается мое творенье. Река и мост, море и Камень, горы и пустыня, лес и дорога. За Домом пусто. Там еще скрывается ничто. Луга сочной синей травы, луга для моего Коня. Они будут радовать глаз из окна. Пора создать стороны света. Центром будет Камень. Все просто. Четыре стороны камня суть четыре стороны света. Первая сторона – с надписью; вторая и третья – бока камня; четвертая – без надписи. Вторая и третья будут всегда там, где я захочу. Пока весь видимый мир возлежит на первых трех сторонах света. На четвертой только море. Что ж, кинем туда островок. Плюх! Просто остров. Дальше будет видно. Теперь пора создать стороны тьмы. Центром будет мой дом. Первая сторона, Сторона Заката – там, где дверь; вторая сторона, Сторона Новолуния – по левую руку от двери; третья сторона, Сторона Полнолуния – по правую руку от двери; четвертая сторона, Сторона Рассвета – там, где синеют луга. Мне уже немного лучше. Займемся чем-нибудь привлекательным. Звезды. Хаос недопустим среди стражей мира. Осторожно, краем мизинца я рисую созвездия. Я не буду называть их, пусть их назовет тот, кто однажды будет смотреть на них, лежа на лугу, или сидя на дереве. Он или она, а может, они вместе. Да, именно вместе. Ничто не может быть разъединено в мире, ни в каком мире. Я не буду создавать сначала их двоих. Нет. Я создам сразу народ, потом еще народ, и еще. И пусть эти двое найдут друг друга сами, сами пройдут все до конца, и в конце встретятся и будут вместе. Нельзя быть одному, только вместе есть шанс быть. Я не хочу руководить ими, я просто создам их и буду наблюдать. Главное поверить в них и дать им надежду. Теперь летим в луга! Синева травы колышется под нами, что твоя грива. Вот там хорошее место для озера. Немножко в Сторону Новолуния или в первую сторону света. Твоя слеза, мой друг, будет озером. Озеро Одной Слезы. Давай поднимемся выше и всмотримся в мир. Возможно, когда-нибудь я положу на него лист бумаги и будет карта. Не сейчас. Пока я растворен в этом мире. Я слезаю с Коня, и мы спускаемся на землю. В небе вырезаны ступени. Нога делает шаг, и под ней появляется ступенька, словно колыхание утреннего тумана. Другую ногу я убираю со ступеньки, и она тает под вздохом спящего младенца. Идем в таком ритме до самой земли. Мы стоим на берегу озера Одной Слезы. У него нет ни одного ключа. Только если прислушаться, можно услышать «Кап, кап, кап…». Звук падающих капель дробится, его эхо гуляет от травинки к травинке на лугу. Прямо над центром озера, в воздухе образуются капли. Это сестры той первой слезинки, что образовала озеро. Пора возвращаться к Дому, а потом и к Камню. Я оставляю Коня у двери хижины и иду к Камню пешком. Я чувствую жизнь в моем мире, слышу ее. Теперь он точно есть. Приятную опустошенность чувствую я, входя в волны прибоя. Он все также отсчитывает секунды. Оборачиваюсь в последний раз и вижу мой Дом. Да, я знаю, что сделаю обязательно – я приведу сюда Хозяйку. Она даст жизнь Дому. Мир в ожидании. Все замерло. Мне осталось сделать только шаг. Не спешу, укладываю мозаику его образа в памяти. И я снова приду к тебе, я вернусь. Теперь пора. Камень ждет. Прощай.