Текст книги "«Небо должно быть нашим!»"

С каждым месяцем сеансы будут все реже и реже. Мы экономим энергию. И так тащимся на самом пределе. Любой перерасход обойдется нам очень дорого. Но мы это знаем, а значит, вполне потянем на того верблюда, который пролез в угольное ушко.

Потом снова отдыхали и вспоминали первый сателлит. Разговор плавно перешел на запуск нашего «Спутника-1», который состоялся только через год после американского триумфа – в день Сорокалетия Великого Октября, 7 ноября 1957 года. Это был ответ, которого ждали. И это был поразительный ответ.

«Спуник-1» ничем не напоминал глупый шарик «Орбитер». Нет, это был настоящий орбитальный самолет – крылатый красавец массой в полторы тонны, напичканный хитроумными приборами с радиоуправлением. На его борту находился «биологический груз»: собака Лайка, две черепахи и десяток мышей. Система жизнеобеспечения проработала пять полных суток, и все это время животные чувствовали себя нормально. Еще через неделю «Спутник-1» вошел в атмосферу и сгорел.

Даже бегло ознакомившись с характеристиками советского сателлита, можно было сделать вывод, что это еще не полноценный космический корабль, а прототип. В объекте такой массы невозможно разместить человека с соответствующей СЖО. Да и система спуска с орбиты в компоновке «Спутника-1» не предусматривалась. С другой стороны, наличие крыльев, вытянутого обтекаемого фюзеляжа с теплозащитой говорило о том, что на орбиту выведен если и не серийный образец, то прототип космического корабля, а значит, очень скоро будут новые запуски, и в космос отправится человек. Советский человек.

Так я ситуацию своим сослуживцам и обрисовал. Мое выступлении произвело фурор в гарнизоне. Оно и понятно. Раньше они меня называли «лунатиком» в шутку. Никто не верил, конечно, что я смогу слетать на Луну или на Марс. У всякого есть хобби, но редко когда хобби превращается в профессию. А тут вдруг получается, что я могу и на самом деле полететь. И не только я.

Астронавтика и все, что с ней связано, сразу вошла в моду. Газеты доставлялись в гарнизон с опозданием, но шли нарасхват. Спецвыпуск «Правды», почти целиком занятый описанием «Спутника-1», затрепали и зачитали до дыр. У гарнизонного «лунатика» появился ревнивый соперник – инженер полка объявил о том, что выступит с популярной лекцией о достижениях наших ученых, которые проложили дорогу в космос. На лекцию пришли почти все офицеры, многие с женами и детьми. Я наблюдал, как загорались глаза подростков, когда инженер говорил, что в скором времени люди полетят к ближайшим планетам. Пацанов больше не интересовали самолеты и летчики, они их видели каждый день. Теперь сердца молодежи были отданы новой любви – космическим кораблям. Наши «МиГи» на этом фоне выглядели бледно. Меня, конечно, подначивали, и я высказался, когда лекция закончилась. Врубил инженеру по полной программе. Сказал, что запуск сателлита и полет к другим планетам – это разные вещи. Для того, чтобы слетать хотя бы к Луне, нужно строить большую орбитальную станцию как промежуточную базу. На этой уйдут десятки лет, а американцы спать в это время не будут. И они могут помешать нам выполнить задуманное. Однако, чтобы не разочаровывать пацанов, которых только что зажгла новая ослепительная идея, я сказал, что если «Спутник-1» полетел, значит, правительство не жалеет средств на астронавтику, тысячи или даже десятки тысяч специалистов трудятся сейчас по всей стране, чтобы решить эту грандиозную задачу: будут у нас и новые сателлиты, и орбитальная станция, и межпланетные корабли. Полетим ли мы в космос, неизвестно, а вот сегодняшних пацанов ждет великое будущее.

Были, конечно, и сомневающиеся. Как-то за чаркой один из сослуживцев (уж не помню кто) сказал, что ерунда все это: спутники, сателлиты, орбитальные станции. Что они дают народу? Жили без спутников и ничего. Надо, мол, оборону укреплять, а запуски сателлитов – сплошное баловство, деньги на ветер. Глупость, конечно. Я этому сомневающемуся просто сказал: мы живем в развитой социалистической стране, пользуемся электричеством, медициной, радио слушаем, ездим на автомобилях и поездах, летаем на самолетах – и только потому, что не считаем развитие глупостью. Такой как ты в каменном веке тоже, небось, думал, зачем мне огонь, без огня жили и еще сто лет проживем. Так вот, вымер он – тот, который от огня отказался. А наши предки выжили и теперь готовы дальше двинуться, к звездам. А такие как ты вымрут!..

Рассказал эту историю Алексею. Он, разумеется, со мной солидарен. Ему тоже приходилось сомневающихся переубеждать. До первого полета на Луну много их было. А потом все стало ясно, и разговорчики эти прекратились.

– Что и говорить, – сказал Алексей, – американский сателлит изменил историю.

– Это в каком смысле? – удивился я.

– В прямом. Ты же помнишь, Сергей Павлович рассказывал. Если бы не «Орбитер», он бы до конца пятидесятых межконтинентальные ракеты клепал. А этот их запуск так весь мир всколыхнул, что нашим кремлевским руководителям стало ясно: космос поважнее на этом этапе будет. Какой толк делать ракеты, если весь мир за Америку. Ведь американцы в космос летают, а мы нет. Против целого мира не устоишь. Брожения даже у нас начались. Веру в будущее люди утрачивать стали. А это опаснее всего. Так что Политбюро правильно поступило, когда бросило все авиационные и ракетные бюро на разработку спутника и доводку ракеты. А потом темп только нарастал. Остановиться в таком деле трудно, – Алексей смеется с довольной миной. – Спасибо «Орбитеру»! Благодаря ему, мы сейчас и летим с тобою на Марс…

ФРАГМЕНТ ТРЕТИЙ

52 сутки полета

…Марс еще не виден. На корабле нет иллюминаторов. Поэтому Марс можно будет наблюдать через перископы системы навигации и кабину ракетоплана. Но до первой коррекции девять дней, а потому корабль ориентирован так, что в перископы видны только звезды. А в ракетоплан до ареоцентрической орбиты нам ходу нет, он законсервирован. Так что мы не знаем, как выглядит Марс после трети пройденного пути. Астрономы утверждают, что ничего особенного. С такого расстояния Марс должен выглядеть красной горошиной без четко очерченных элементов поверхности. Как в средний телескоп в момент Великого противостояния. Открытий мы никаких сделать не сможем. Разве что разглядим знаменитые каналы…

Алексей читает через плечо. Да, я вижу, что ты читаешь…

Обсудили тему каналов. В американском и советском сборниках есть несколько рассказов, в которых фигурирует Марс с каналами. Фантасты, вслед за учеными начала века, считают, что каналы – сооружение, созданное высокоразвитой цивилизацией. Однако современные астрономы скептически смотрят на эту гипотезу. На Марсе очень холодно, редко где температура поднимается выше нуля. Там очень разряженная и сухая атмосфера. Если бы по каналам текла вода, то она испарилась или просто замерзла бы. Вряд ли на Марсе имеются открытые водоемы. Наверное, каналы – это все-таки огромные трещины в коре Марса, глубочайшие каньоны, каких нет больше ни на одной из планет Солнечной системы.

– Марсиан мы не встретим, – согласился Алексей. – Но Марс намного древнее Земли. Жизнь и разум могли появиться на нем раньше, а потом погибнуть, не пережив глобальный катаклизм. А может быть, марсиане предвидели гибель своей планеты и переселились на Землю. И все мы – потомки марсиан. Я читал такую повесть в детстве.

– Она есть в сборнике?

– Нет, я даже не помню автора и названия. Но помню, что там советский корабль летит на Марс. И астронавты находят руины древней цивилизации. Марсиане готовились к переселению, но погибли от внезапной эпидемии.

– Избыточная гипотеза, – сказал я. – Слишком много допущений.

– Почему же избыточная? – Алексей стоит на своем. – Законы развития одинаковы для всей Вселенной. Марс очень похож на Землю. Значит, теоретически мог стать очагом возникновения жизни. Таким же как Земля. Между прочим, Циолковский не отрицал существования цивилизации на Марсе.

Тут мне представилась возможность блеснуть новоприобретенными знаниями.

– Да, не отрицал. Но никогда и не строил свои выводы на основе этой гипотезы. Он верил, что космос обитаем. Он верил и доказывал, что в космосе живут высокоразвитые существа, которые научились путешествовать между звезд. Он верил, что эти фантастические существа самодостаточны и могут обходиться без привязки к планетам. Он верил, что со временем мы сами станем такими существами. Но если бы Циолковский признал существование жизни на Марсе, ему пришлось бы указать, что одним из неизбежных этапов в освоении космического пространства является контакт с марсианами. А этого у него нигде нет. Он вообще утверждал, что высаживаться на другие планеты необязательно. Человечество должно жить среди звезд – в пространстве чистой энергии. Только такие существа способны перейти на новый уровень бытия, избавиться от болезней и смерти.

– А ты сам как считаешь? – спросил вдруг Алексей. – У тебя мнение по этому вопросу есть? Или ты во всем согласен с Циолковским?

Как мне ему ответить? Циолковского я уважаю как мыслителя, как человека, первым указавшего людям путь к звездам. КЭЦ очень сильно повлиял на меня. И не только на меня. На Королева, например. Но в его философских трудах есть какая-то такая интонация… упадническая, что ли? Хоть я и не люблю этого слова, но, наверное, оно самое точное. Его инопланетяне жестоки, они уничтожают целые миры и цивилизации, если те не соответствуют их «стандартам качества». Мне не хотелось бы, чтобы земляне превратились в таких ублюдков. Вечная молодость и способность путешествовать между звезд того не стоят. Я думаю, в этой части Циолковский ошибся. Ему простительно, ведь он человек из другой эпохи, Революция случилась, когда он уже был стар и немощен. Он даже коммунистом никогда не был…

Если уж говорить о том, какими мне хотелось бы видеть инопланетян, то тут я полностью разделяю взгляды Ивана Антоновича Ефремова. Его книга «Туманность Андромеды» добралась до нашей гарнизонной библиотеки как раз в 57-ом, после запуска «Спутника-1». Мы читали ее по очереди. Книга нам сразу понравилась. Она была значительней научно-фантастических повестей и романов, которые попадались в детстве. Мне нравились красочные картины будущего, нарисованные в романе, нравились описания межзвездных путешествий… Я сразу понял и оценил главную идею писателя. Если венцом развития жизни является человек разумный, а самым совершенным социальным строем является коммунизм, тогда вырисовывается вполне логичная картина. Любые источники жизни в Галактике порождают человекоподобных существ. Эти существа в процессе развития приходят к коммунизму. А затем уже пытаются установить связи друг с другом, чтобы обмениваться культурными достижениями. Жестокость, равнодушие к чужой боли – это признак варварства. Почему Циолковский этого не понимал? В будущем между народами и цивилизациями не будет войн. И мы, коммунисты, сделаем все для этого…

53 сутки полета

…Алексей читает мой дневник и утверждает, что я слишком разбрасываюсь и пишу все скучнее и скучнее. Он говорит, что мне пора рассказать о том пути, который мы проделали, прежде чем оказаться на первом марсианском корабле.

Удивительно! Ведь мы действительно летим на Марс. А ведь пятнадцать лет назад это казалось форменной фантастикой. И дело, конечно, не в сателлите, дело в ракетах.

Запуск сателлита обозначил цель, но ракеты предоставили возможность. Читая газеты и роман Ефремова, я уже тогда видел, что на смену самолету придет ракета. И ракеты очень интересовали меня. Любопытство удалось удовлетворить быстро. В издательстве «Советская энциклопедия» вышел огромный том, посвященный «Спутнику-1», – его привез из Ленинграда инженер полка. Была там и глава о многоступенчатой ракете «Победа», которая вывела наш сателлит на орбиту. Из нее я узнал, что ракету разработали сразу несколько главных конструкторов: Сергей Королев, Михаил Тихонравов и Валентин Глушко. В опубликованных интервью они утверждали, что ракета вполне способна выводить на орбиту до пяти тонн груза, что позволит в ближайшее время запустить настоящий космический корабль с пилотом-астронавтом на борту. Пока обещали запускать беспилотные сателлиты. И действительно выполнили обещание. За первым запуском в космос отправился «Спутник-2» и «Спутник-3» массой в две с половиной тонны. Это уже были большие научно-исследовательские лаборатории. Каждая из них дала научному миру массу данных о том, как устроено околоземное пространство. Например, были открыты радиационные пояса вокруг Земли. Но самое интересное, «Победа» оказалась далеко не единственной ракетой, которая становилась на вооружение в Советском Союзе.

В январе 58-го пришло сообщение о запуске новейшей межконтинентальной ракеты «Буря». В отличие от космической «Победы», «Буря» летала в стратосфере и была снабжена крыльями, как самолет, чтобы маневрировать. Ее конструктор Семен Лавочкин утверждал, что такая ракета в качестве носителя выгоднее, поскольку позволяет отказаться от жесткой географической привязки стартовых комплексов. Она сама по себе стартовый комплекс, и с нее может взлететь небольшой аппарат, выводимый на произвольную траекторию или орбиту.

Из статей в «Правде» следовало, что другой конструктор Владимир Мясищев готовится поразить воображение народа запуском пилотируемой крылатой ракеты «Буран». Если «Бурю» можно было использовать один раз, то «Буран» – многоразовая система. Опытный пилот в кабине вернет крылатую ракету на базу и совершит посадку, выпустив шасси. Утверждалось, что с помощью одного «Бурана» можно будет запустить до ста сателлитов.

У любознательных сослуживцев сразу возник вопрос: а зачем столько разных ракет? Неужели одной «Победы» для освоения космического пространства недостаточно? Но на это у меня был готовый ответ. А зачем нужен «Ту», если есть «МиГ»? Затем, что они выполняют разные задачи. Один – тяжелый бомбардировщик, другой – истребитель. Так и в астронавтике. «Победа» предназначается для запуска тяжелых сателлитов и кораблей. А «Буря» и «Буран» нужны для обеспечения вывода на орбиту более простых, легких и дешевых аппаратов. Если мы всерьез взялись за космос, то должны иметь целую серию ракет разного класса и грузоподъемности. Причем не только для решения научно-исследовательских, но и военных задач. Представьте, говорил я, стартует «Буран». Он летит в отдаленнейший район Тихого океана. Он летит так быстро и низко, что его не могут отследить вражеские радары. Затем с него в сторону Америки стартует орбитальный самолет типа «Спутника-1». На космической скорости он проходит над США и может выполнить любую боевую задачу: заснять интересующие нас объекты или даже сбросить атомную боеголовку. Это не значит, что мы уже завтра начнем бомбить США с орбиты, но заокеанские империалисты должны знать, что мы на это способны. Они ведь долго упивались своей безнаказанностью. У них была атомная бомба, у нас не было. У них были бомбардировщики дальнего действия, у нас не было. У них был сателлит, у нас не было. Вот они и считали, что могут уничтожить СССР, когда захотят. Но теперь десять раз подумают, прежде чем объявлять нам войну…

54 сутки полета

…Алексей считает, что две мои предыдущие записи противоречат друг другу. Сначала я ратую за мирное сосуществование космических цивилизаций. Затем пишу о военном применении космических аппаратов.

– Тут нет противоречия, – доказываю я. – Мы уже говорили с тобой на эту тему. Когда цивилизации выходят в космос, они становятся коммунистическими. И только коммунистическое общество способно осваивать Вселенную. Одно поддерживает другое. Следовательно, к началу межзвездной навигации военные космические аппараты уйдут в прошлое. Отправятся в музеи вместе с нашим «МиГами» и автоматами Калашникова.

– Ты не веришь в космические войны?

– Нет, не верю.

– Но одна такая война уже случилась.

– Случилась. Но она первая и последняя. Для этого мы и летим на Марс, чтобы не было больше таких войн.

– А если, допустим, мы полетим к звездам? А там обнаружим другие инопланетные США. Или вообще фашистов.

Все-таки Алексей – мастак на каверзные вопросы. Это он от чтения американского сборника, что ли, такой борзый? Я его, кстати, тоже прочитал. Ерунда всякая.

Подумав, отвечаю тебе, Алексей. У меня однажды тоже такой разговор был. Пошли мы как-то с сослуживцами в воскресенье на сопки. Отмечали чей-то день рождения. Выпивки, конечно, взяли, закуски, баян. Идем, наигрываем, веселимся. Приняли по дороге для разогрева. И вдруг – раз! – смотрим: самолет разбитый лежит. Я и не знал, что у нас в окрестностях гарнизона такие реликты еще остались. «Мессершмитт». Обгорелый. Прогнивший насквозь. Притихли все. Опять войну вспомнили. Сколько жертв! Сколько боли! Вот Борис Вдовин, мой ведущий в паре, и спрашивает: «Что ж, и в космосе, значит, войны будут? Опять будем убивать друг друга? Что по этому поводу говорит современная наука?» «Ты же знаешь, – отвечаю. – Мы за мир во всем мире. И никогда первыми не нападем. Но если как фашисты сделали, то мы всегда свою землю отстоим. Умрем, но ни пяди врагу не отдадим. А лучше вообще войн не допускать. И для этого еще до начала войны надо показать, что мы к ней готовы. Чтобы знал агрессор, что его ждет». «Но Гитлера это не остановило. Вдруг и в космосе есть свои гитлеры…» «Я думаю, если где такие гитлеры и были, то их тоже раздавили, как гадин. Потому что там где они уцелели, только руины наверняка остались. Не способны гитлеры к мирному сосуществованию. И кончают одинаково».

Алексей удовлетворен моим ответом. Он говорит, что в этом есть рациональное зерно.

Тут наш разговор плавно сворачивает к первому пилотируемому полету. Алексей интересуется, как я впервые о нем услышал. Он считает, что это будет интересно и будущим читателям дневника. Что ж, я не прочь рассказать эту историю, хотя в ней, на мой взгляд, ничего особенного нет. Таких историй миллионы. Сколько советских граждан, столько и этих историй.

В 1959 году я стал кандидатом в члены Партии. И мне сразу в качестве общественной нагрузки поручили редактировать «боевой листок» эскадрильи. Дело, между прочим, не самое простое. Хорошо, если что-то важное в стране происходит или праздник какой, а так и писать особо не о чем. Замполит требовал, чтобы я давал как позитивную информацию о наших летчиках, так и негативную: о пьянстве, нарушении дисциплины, о злостных картежниках. Но как тут дашь, если я и сам не прочь пулю расписать да и застолий не избегал? Обычное явление. А как прикажете расслабляться в дальнем гарнизоне? Но приходилось соответствовать.

И вот пребывал я в раздумьях, о чем писать в очередном «боевом листке», а тут вдруг дежурный офицер связи прибегает с выпученными глазами.

– В космосе летчик! – кричит.

– Ты сдурел, что ли? – говорим ему.

– Только что шифровка пришла!

– А ты уверен, что нам знать положено?

– Да через час весь мир будет знать!

И что характерно, связист оказался прав. Шифрограмма была отправлена по всем гарнизонам на случай, если первый пилот-астронавт высадится где-нибудь в нерасчетном месте. Чтобы мы были готовы его искать и спасать. А когда стало ясно, что запуск успешен и наш первый человек вышел на орбиту, об этом заговорили все и сразу. А у меня уже был готов «боевой листок», в котором я помимо официальной информации изложил и свою точку зрения. Пообещал, что с такими темпами мы действительно очень скоро сможем отправить пилотируемые корабли на Луну, Венеру и Марс.

Все-таки это были удивительные дни! Тогда все было внове, необычно, радостно. Мне потом рассказывали, что в разных городах, в Москве и Ленинграде воодушевленный народ просто вывалил на улицы и пошел праздничной демонстрацией с самодельными плакатами, изрядно напугав постовых милиционеров. В Москве сто тысяч дошли до Красной площади, а там, словно на футбольном матче, как начали скандировать: «Ильюшин! Ильюшин! Ильюшин!». А Ильюшин в это время пролетал над ними на высоте двухсот километров.

С посадкой, кстати, не задалось. Владимир Ильюшин приземлился с большим отклонением от намеченной посадочной площадки – чуть не залетев в Китай. Самолет-сателлит «Красная звезда», легкий прототип наших будущих истребителей, разрушился на высоте двадцати километров, тоже выше расчетной. Катапультирование из кабины, таким образом, прошло нештатно, и парашют раскрылся чуть ли не над самой землей. Эту информацию предпочли замолчать, но нам-то, слушателям Отряда, позднее рассказали. Хотя внимательный наблюдатель, наверное, мог бы заметить, что первый астронавт планеты выглядит неважно: прихрамывает, мало улыбается, говорит медленно. Ильюшин сильно повредил позвоночник при этих кульбитах и проходил курс реабилитации. Но его хотели видеть и поздравить: руководство страны, журналисты, всякие послы и депутаты – как можно отказать? Вот и крепился наш герой, приезжал прямо с процедур на пресс-конференции, встречи, награждения. Даже на митингах праздничных выступал. И пару книг выпустил. И ведь сам их написал, никому не доверил. Его, конечно, за рубеж звали, в поездку по странам и континентам, но Ильюшин тогда твердо отказал. Сослался, что занят подготовкой к новому полету. Это неправда была, конечно. Не полетел он больше. Даже на обычный самолет его врачи не допустили. Сказали, что изломанный организм не выдержит перегрузок. Я вот иногда думаю, каково ему было – жить на Земле после блистательного триумфа, самым известным советским человеком, готовить новых астронавтов, провожать их в первый полет, потом следить за информацией, поступающей из КИПов, за переговорами по космической связи, и знать, точно знать, что никогда сам уже не полетишь, никогда больше не испытаешь этого сладостного ощущения, когда машина ревет, планета уходит вниз, а впереди – только чистое бескрайнее небо?..

Три витка. Всего три витка на низкой орбите. Они стоили Ильюшину дорого. Они стоили ему неба. Но в конце концов кто-то должен был стать первым. И мы вечно будем благодарны Ильюшину за его подвиг, ведь он открыл людям путь к звездам. Циолковский сказал, что так должно быть и так будет сделано, а Ильюшин сделал.

Я еще успел застать Ильюшина в Отряде. Он всегда был немногословен, с кандидатами в астронавты держался подчеркнуто дружелюбно, но на дистанции. Он был живой легендой для нас. Мы старались ему как-то услужить, выделиться перед ним. Это не было связано с карьерными соображениями, нет! Просто он был первым пилотом-астронавтом, живым символом новой эпохи, которая наступила в ту минуту, когда «Красная звезда» вышла на орбиту. Жить в одно время с таким человеком, иметь возможность поговорить с ним, задать вопрос и получить ответ ― о чем еще можно мечтать?

Когда-нибудь наши дети поведут к другим солнцам огромные звездолеты. До этой фантастической эры мы все-таки не дотянем. Они увидят чужие планеты и другие цивилизации. Но я совсем не завидую им. Ведь я, как и они, тоже летаю в космос, но еще я жил в одно время с такими людьми, как Ильюшин и Королев, – в эпоху, которую потомки, без сомнения, будут считать временем великих героев. Да, Алексей, мы – Великие Герои. Именно так нас будут называть. А мой дневник, если его когда-нибудь найдут, покажет, что великие герои тоже могут испытывать простые человеческие чувства: любить, страдать, ненавидеть, сомневаться… Ты прав, это будет полезный урок…

Но это еще не все мои воспоминания, связанные с первым пилотируемым полетом. Помню, что нас, летчиков дальнего гарнизона, поразил не только выход «Красной звезды» на орбиту, но и приказ министра обороны, который пришел сразу вслед за сообщением о полете Ильюшина. Речь в приказе шла о создании нового вида вооруженных сил – Военно-космических. Им переподчинялась авиация и ракетные войска. Стало ясно, что жизнь наша армейская вскоре претерпит самые решительные изменения…

Алексей задал новый каверзный вопрос.

– А как ты думаешь? – спрашивает он. – Могла ли реорганизация пройти успешно, если бы наши танковые маршалы уцелели в пятьдесят третьем? Ведь тот взрыв…