Текст книги "Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)"

– Второй, третий! – крикнул Громов. – Цель идёт на вас! Перехват!

Сам он видел только чёрную точку на фоне яркого голубого неба да слегка смазанный сигнал на индикаторе бортовой РЛС. Вообще же по показаниям радиолокационной станции, установленной на «Як-38», понять что-нибудь было сложновато. И «Игл», и «Яки» друзей, и «Ганза» практически уже сливались в одну отметку, и отследить течение боя в таких условиях было проблематично.

– Здесь третий! – проявился в эфире Стуколин. – Беру его на себя!

– Давай, Алексей! – поддержал Громов, нарушив тем самым правила конспирации.

– А-а, блин! – отозвался Стуколин. – Он пустил ракету!

– Борт меняет курс! – сообщил Лукашевич. – Новый курс – 150.

– Мужики, ракета на мне! – крикнул Стуколин. – Зараза!

– Жми на катапульту! – в унисон закричали Громов и Лукашевич.

– Мать твою! – это были последние слова Стуколина, после которых он пропал из эфира.

– Второй, ты видишь третьего? – быстро спросил Громов.

– Нет, первый, – с отчётливым напряжением в голосе ответил Лукашевич. – Здесь болтается цель. Борт идёт курсом полтораста. Снижается.

«Горевать будем потом», – подумал Громов.

– Горевать будем потом, – сказал он вслух. – Держись, Алексей. Я иду.

Громов действительно держал скорость на пределе, пытаясь догнать группу. При этом он совершенно забыл о показателе уровня топлива в баках, а тот стремительно падал к нулю, отрезая Константину всякие пути к отступлению. Впрочем, эта бездумная тактика быстро принесла результат: он наконец-то увидел «Ганзу» и летящий с ней рядом штурмовик Лукашевича. Алексей продемонстрировал хорошую выдержку, не дав втянуть себя в ближний маневренный бой.

«F-15» делал вираж в семи километрах от немецкого самолёта, готовясь к новой атаке. Все три машины снизились.

– Второй, я здесь! – объявил Громов. – Беру цель на себя.

И всё-таки Громову не удалось переломить ситуацию: слишком неравны были силы и потенциальные возможности. Американский истребитель завершил манёвр и снова шёл на перехват «Ганзы». Наверное, его пилот собирался бить наверняка, поэтому вместо ракеты применил пушку «Вулкан». Для этого он аккуратно подвёл «Игл» на дистанцию в километр и выпустил короткую очередь. Подкалиберные снаряды со скоростью 1100 метров в секунду, выпущенные из шести стволов, прошили воздух и должны были, как нож масло, разрезать дюраль фюзеляжа «Ганзы», подорвать крыльевые топливные баки, обратив изящную машину в бесформенную мешанину из раскалённого металла. Однако снаряды не достигли своей цели – на пути их движения вдруг возникло препятствие, и был это «Як-38» под управлением Громова.

Штурмовик подполковника принял на себя основной удар. Разумеется, для него это не прошло незамеченным. На приборной доске зажглись красные сигналы. «Як» затрясло и повело влево, из-за чего Константину понадобилось приложить усилие, чтобы не позволить машине свалиться в неуправляемый штопор.

– Второй, меня подбили! – сообщил он в эфир. – Долго я не протяну. На тебе вся задача.

– Первый, борт падает! – откликнулся Лукашевич и тут же добавил: – Нет, он пытается сесть на какое-то поле. Противник где-то поблизости. Я его не вижу, первый!

– Ёб! – выругался Громов.

Его «Як» горел и почти совсем уже не слушался рулевого управления. Тогда Константин накренил его по тангажу, чтобы засечь, куда именно «падает» немецкий самолёт, и, увидев его белый стремительный силуэт, положил пальцы на держки катапульты.

* * *

Воздушный бой в небе Прибалтики закончился ровно через три минуты после своего начала. Итоги его для пилотов тайной неправительственной организации «Белый орёл» оказались неутешительны. Штурмовик Стуколина был сбит, штурмовик Громова получил серьёзные повреждения. Но главное – была вынуждена совершить посадку немецкая «Ганза», на которой из Польши в Эстонию летела с секретной миссией Госсекретарь США Мадлен Олбрайт.

Глава вторая
Старые друзья, новые враги

(Тихий океан, июль 1974 года)

Операция «Дженнифер» была уникальна по целому ряду параметров. Более того, по отдельным из них она могла бы претендовать на абсолютный рекорд, достойный упоминания в «Книге Гиннеса», если бы в этой энциклопедии человеческого тщеславия нашлись соответствующие номинации.

Во-первых, никто до участников операции «Дженнифер» не проводил столь серьёзных работ на глубинах порядка пяти-шести километров. Во-вторых, никто до участников операции «Дженнифер» не пытался поднять с такой глубины объект водоизмещением свыше трёх с половиной тысяч тонн. В-третьих, никогда прежде правительство США не выделяло полмиллиарда долларов («старых», докризисных) на проект, суть и смысл которого понимали только трое человек во всей Америке: президент Ричард Никсон, директор ЦРУ Уильям Колби и миллиардер Говард Хьюз, который, собственно, и сделал операцию реальностью. Был ещё и четвёртый, кто не понимал, но догадывался, однако об этом четвёртом официальная история умалчивает, оставляя для нас целое поле из слухов и домыслов. И мы пока повременим рассказывать об этом загадочном человеке, который хотя и не принадлежал к списку «сильных мира сего», но был посвящён во многие секреты. Поговорим о самой операции «Дженнифер» и о её предыстории.

Началось всё хмурым промозглым утром 24 февраля 1968 года, когда из пункта базирования на Камчатке под названием Могила вышла на боевое патрулирование дизельная подводная лодка «К-129» (проект 629А) с бортовым номером 574. На её борту, согласно рассекреченной позднее информации, находилось «три баллистические ракеты подводного старта Р-13 с ядерными головными частями большой мощности», а также «две ядерные торпеды». Командовал ракетоносцем капитан первого ранга Владимир Иванович Кобзарь – опытный и волевой подводник. В походе экипаж выполнял поставленные задачи «по скрытному патрулированию», а возвращение лодки в пункт базирования намечалось на 5 мая 1968 года, однако уже 8 марта ракетоносец не ответил на контрольную радиограмму, переданную штабом Тихоокеанского флота для проверки связи. Подводный ракетоносец с 98 членами экипажа на борту бесследно растворился в океане.

Если кто не помнит, в то самое время во всю разгоралась Вьетнамская война, и ВМС США с особым тщанием отслеживали курс любого советского военного корабля в стратегически важной части Тихого океана. Бывало, командиры американских субмарин действовали очень рискованно – им предписывалось заходить нашим лодкам в корму, в зону так называемой «акустической тени», и записывать шумы винтов и механизмов. Так американская разведка набирала банк данных шумов советских подлодок с тем, чтобы при обнаружении определить тип и даже номер «вражеских» кораблей. В результате произошла целая серия столкновений в подводном положении. Скорее всего, именно такой манёвр и привёл к гибели «К-129».

У этого предположения предостаточно оснований, и главное из них состоит в том, что в ночь с 11 на 12 марта на японскую военно-морскую базу Йокосука прибыла американская атомная субмарина SSN 579 «Swordfish» со смятым ограждением боевой рубки. В течение нескольких часов на лодке был произведён косметический ремонт, после чего она убыла в неизвестном направлении и полтора года не показывалась в открытом океане. Военные историки, анализируя факты, которые стали доступными в наши дни, пришли к выводу, что американская субмарина следовала за советской лодкой на дальности скрытного слежения, опасно маневрируя вплоть до подныривания под корпус «К-129». Вечером 7 марта при очередном манёвре субмарина ударила лобовой частью боевой рубки в корпус «К-129» в районе третьего отсека, где находится центральный пост. В результате советская подлодка получила пробоину и стала тонуть.

«К-129» легла на дно океана на глубине 5180 метров, в 1230 морских милях от Камчатки и в 750 милях северо-западнее Гавайских островов. То ли в процессе погружения, то ли при ударе о дно лодка по пробоине раскололась на две части, что практически сразу обнаружили американцы, направив к месту гибели другую свою субмарину – «Halibut», переоборудованную из ракетоносца в разведывательную. Экипаж разведывательной субмарины тщательнейшим образом изучил место залегания фрагментов «К-129»; на глубину по кабель-тросу была опущена фотокамера, которая сделала тысячи снимков.

Изучение места катастрофы пришлось на некоторое время прекратить – в районе становилось оживлённо, русские корабли тоже пытались отыскать свою лодку. Только через два месяца, когда советские поисковики отчаялись обнаружить хоть какие-то следы «К-129» и покинули район, туда двинулось специальное судно «Mizar», оборудованное новейшей гидроакустической аппаратурой, системами подводного телевидения, магнитного траления и исследования дна. Экипаж судна имел опыт поисковых работ на больших глубинах, полученный в ходе операций по обнаружению погибших субмарин «Thresher» и «Scorpion», а система спутниковой навигации NAVSAT позволила зафиксировать местоположение «К-129» с точностью до метра. Видимо, именно тогда родилась идея поднять лодку с океанского дна, из которой выросла операция «Дженнифер».

Ныне всякий американец очень гордится операцией «Дженнифер»; некоторые комментаторы даже сравнивают её с высадкой Нейла Армстронга на Луну. А в конце 1960-х мало кто из граждан США мог похвастаться, что знает, о чём идёт речь. Для операции «Дженнифер» был установлен режим высшей секретности. И даже те, кто трудился над разработкой её деталей, не мог конкретно и с уверенностью сказать, на что он тратит своё время и силы. Для соблюдения тайны имелись причины. В первую очередь, огласка могла привести к международному скандалу – подъём любых фрагментов лодки без соответствующего разрешения предполагал нарушение основополагающих норм морского права, согласно которому военный корабль, затонувший с членами экипажа в нейтральных водах, считается братским воинским захоронением и не подлежит «эксгумации». Да и сами аргументы, благодаря которым Никсону со товарищи удалось уговорить Конгресс финансировать всю эту авантюру, оставляли желать лучшего. Намерение американской разведки заполучить шифровальные машины, спецтехнику и баллистические ракеты SS-N-5[30]30
  SS-N-5 – натовское обозначение советских баллистических ракет с подводным стартом Р-13.


[Закрыть] понятно, но вызывает вопросы у заинтересованных сторон: подобные действия давно и оправданно относятся к разряду «моветон» и на уровне правительств осуждаются. Посему даже непосредственным исполнителям, строившим судно для подъёма «К-129», была сказана только полуправда, немного больше знали конструкторы, ещё чуть-чуть больше знала команда спецсудна, а уж всю правду знали отдельные деятели типа Говарда Хьюза, приставленные надзирать и распоряжаться.

Вся операция «Дженнифер», конечной целью которой являлся подъём на поверхность океана носовой части советской подводной лодки «К-129», заняла семь лет. Стержнем и главным достижением её стало строительство уникального специализированного судна «Hughes Glomar Explorer».

«Hughes Glomar Explorer» представляло собой однопалубное двухвинтовое судно водоизмещением свыше 36 000 тонн с «центральной прорезью», над которой размещались вышка и две подвижные колоны. Почти треть судна занимала «центральная прорезь», снизу закрывавшаяся днищевыми щитами с резиновыми уплотнителями. Это помещение, прозванное «лунным бассейном», служило в качестве дока для размещения захвата, а затем и частей поднятой подводной лодки. Будучи заполнено водой, оно действительно выглядело, как гигантский плавательный бассейн. Захват тоже был довольно внушительным сооружением – его несла на себе притопляемая баржа «НМВ-1» («Hughes Marine Barge»). Судно «Hughes Glomar Explorer» и баржа были спущены на воду поздней осенью 1972 года.

Процесс подъема носовой части «К-129» – той, где находились баллистические ракеты, каюта капитана и шифр-рубка – происходил следующим образом. 4 июля 1974 года судно «Hughes Glomar Explorer» пришло в определённую заранее точку. За две недели до этого оно зашло на остров Санта-Каталина, где в закрытой бухте его поджидала баржа «НМВ-1». Здесь провели процесс перегрузки: баржу медленно погрузили и зафиксировали на глубине 30 метров. Затем над ней встало судно «Hughes Glomar Explorer»; створки его центрального разъема раздвинули и две форменные колонны опустили в воду; в это время по сигналу компьютера крыша баржи откатилась, и колонны переместили захватное устройство внутрь судна – в «лунный бассейн». Как только захват попал на борт, створки были закрыты, а вода откачана. После этого на судне провели огромную и невидимую для постороннего глаза работу по монтажу захватного устройства, присоединения всех кабелей, шлангов и датчиков.

По прибытии на место катастрофы несколько суток ушло на точную координацию судна и стабилизацию его положения над «К-129». Это обеспечивалось с помощью новейшей автоматической системы удержания на месте ASK. Потом в океанские воды стали уходить девятиметровые трубы, которые автоматически свинчивались друг с другом, образуя колонну чудовищных размеров с захватом на нижнем конце. Контролировали сборку подводными телекамерами. Всего было 600 труб – каждая весом с двухэтажный автобус.

Через 48 часов захват оказался прямо над носовой частью «К-129», и за рычаги управления сел главный конструктор подводной платформы – слишком велико было искушение стать не только теоретиком, но и исполнителем кульминационной части операции. Управляемый неопытной рукой захват ударился о грунт – конструктор неверно рассчитал расстояние до лодки, поскольку не учёл эффекта преломления света в воде. От удара одна из клешней треснула. Тем не менее оператору удалось захватить фрагмент «К-129». Спустя ещё несколько часов носовая часть оказалась в «лунном бассейне».

Когда сошла вода, к носовой части советской подложки подошли эксперты ЦРУ и Пентагона. Им предстояла огромная работа по изучению останков чужого военного корабля, и они не скрывали своего энтузиазма. Только один человек из всех командированных в эту экспедицию специалистов не проявил совершенно никакого интереса к искорёженной груде стали – его пригласили сюда не за этим, а «излишней» любознательностью он никогда не страдал. Этим человеком был переводчик Госдепартамента Питер Бак – один из лучших американских специалистов по русскому языку.

* * *

Бак начинал свою карьеру в качестве технического переводчика Пентагона. Затем – служба в Западной Германии, после демобилизации – должность в аппарате ООН. При президенте Джоне Кеннеди он устроился его личным переводчиком, однако всегда мечтал о мантии юриста, а потому демонстрировал абсолютное равнодушие ко всему русскому-советскому, кроме языка. В его обязанности на последней должности, правда, входило изучение московской прессы и «толстых» литературных журналов, однако делал он это на чистом «автопилоте», без огонька, а потому отчёты получались у него сухими и малосодержательными. Однако в октябре 1962 года всё изменилось. После того, как на пике Карибского ракетного кризиса он познакомился с содержанием загадочного письма президенту от одного из кремлёвских вождей, отношение Питера Бака к далёкой России переменилось. Он стал интересоваться её тысячелетней историей, её классической литературой и современными политическими деятелями.

Внезапно оказалось, что это очень увлекательно. В России не было ничего, что хотя бы отчасти напоминало ту упорядоченную ясность правовых и процессуальных норм, которым Питер Бак собирался посвятить свою жизнь, однако в ней чувствовалась какая-то тайна, какая-то сокрытая от постороннего, даже и пристального, взгляда сущность, вокруг которой, словно вокруг оси, вращается пёстрая многонациональная карусель народов, волею исторических судеб собранных на одной огромной территории.

Много читая, роясь в архивах, заказывая самые редкие издания в Библиотеке Конгресса США, Питер Бак всё же не сумел сформулировать для себя, что это за тайна и что это за ось. До тех пор, пока в трудах одного британского философа, изучавшего Россию, не встретил предельно конкретное высказывание: «Никто лучше русских не понимает, что мы здесь ненадолго».

«Как же так? – размышлял Бак. – Танатос? Подсознательное стремление к смерти? Разве может быть смерть смыслом жизни целых народов?»

Однако потом он понял, что речь идёт не о смысле жизни. Смыслом жизни всегда и везде остаётся жизнь, а вот понимание неизбежности смерти разнится для разных народов. Так же нельзя сказать, хорошо это или плохо – то, что русские столь полно осознают сиюминутность бытия – но зато подобный подход позволяет структурировать общество, а значит, полдела они уже сделали.

Впрочем, проникновение в суть «загадочной русской души» было для Питера Бака лишь необходимым условием при решении куда более прагматической задачи – просто он всё привык делать обстоятельно, двигаясь от общего к частному. Задачей же стала попытка расшифровать смысл невнятной угрозы, которая прозвучала в письме Михаила Суслова и которая так подействовала на братьев Кеннеди, что те немедленно отбросили идею начать Третью мировую войну. Бак подозревал: в этой угрозе содержался намёк на опасность не только для братьев Кеннеди, но и для него лично, для его семьи и дома.

Что такое Копьё Лонгина, переводчик президента выяснил довольно быстро. Оказалось, что это такой христианский раритет, связанный с историей распятия Господа Иисуса Христа. Будто бы центурион Гай Кассий по прозвищу Лонгин, выполнявший обязанности начальника стражи, которая охраняла Голгофу с распятыми преступниками, нанёс этим ритуальным иудейским копьём «удар милосердия», прервавший муки Сына Божьего. В течение веков легендарное Копьё переходило из рук в руки – от одного европейского правителя к другому, и считалось, что оно приносит воинскую удачу тому полководцу или народу, который им владеет. Последним из известных всему миру политиков, который претендовал на то, чтобы называться владельцем Копья, был Адольф Гитлер. Он самолично забрал его из Сокровищницы Габсбургов Музея Хофбург, что в Вене, сразу после аншлюса Австрии. Когда Третий рейх пал, а Гитлер покончил жизнь самоубийством, американские оккупационные войска вернули Копьё в Сокровищницу. Некоторые комментаторы, правда, утверждали, что американцам досталась лишь копия Копья, а подлинная реликвия была отправлена нацистами на секретную базу в Антарктиде…

Если сопоставить эти данные с тем, что Питер Бак почерпнул из письма Суслова, то вырисовывалась довольно интересная картина: оккупационные власти подсунули венскому Музею ещё одну копию, забрав себе то, что считали подлинным раритетом, но просчитались – кремлёвский корреспондент дал это понять со всей ясностью. Какое отношение Копьё Лонгина имело к разрешению Карибского кризиса, Питер Бак пока не уловил, но предполагал, что само по себе оно мало что значит – важен сам факт обладания реликвией.

Смущало переводчика только одно: все сведения по истории Копья он почерпнул из дешёвых изданий в мягкой обложке, которые в книжных магазинах обычно ставят на одну полку с романами о жукоглазых пришельцах, человекоподобных роботах и прочих франкенштейнах доктора Моро. Получалось, что столь серьёзные люди, которыми безусловно являлись братья Кеннеди и Михаил Суслов, верят в то же самое, во что верят любители фантастических историй в духе Айзека Азимова или Роберта Хайнлайна. Более того, вышеупомянутые серьёзные и уважаемые люди придают в своих расчётах особое значение всем этим совершенно фантастическим (и невозможным в нашей реальности) вещам, становясь на один уровень (на одну полку, если угодно) с безумными поклонниками бульварной литературы, не способными уже отличить правду от вымысла, а собственный бред – от происходящего наяву. Будучи разумным и достаточно опытным человеком, Питер Бак не мог согласиться с подобным выводом. И тогда ему пришлось признать, что некоторые из сюжетов, которые так любят писатели-фантасты, основаны на реальных событиях и явлениях, сокрытых до времени от публики, но не утрачивающих от того влияния на происходящие в мире процессы.

Посложнее обстояло дело с проектом «Атлантида». В письме к президенту США кремлёвский функционер Суслов писал дословно следующее:

«…Они считают, что численное превосходство в ядерных боеголовках и носителях к ним обеспечит быструю победу. Возможно, это и так. Но оно обеспечит и быструю гибель Америки. Проект „Атлантида“ находится в стадии завершения. Общее количество зарядов на сегодняшний день составляет двенадцать единиц и этого вполне достаточно, чтобы Америка перестала существовать».

Даже из такой невнятицы, сознательно составленной из намёков, можно извлечь малоутешительное для любого американца резюме: существует некий русский проект, способный в одночасье уничтожить США, каким бы количеством ядерных боезарядов они не располагали – нечто, вроде, Машины Судного Дня, придуманной опять же фантастами. Однако что такое этот самый проект «Атлантида», понять было решительно невозможно. Какая-нибудь супербомба? Или космический бомбардировщик, о возможностях создания которого столь много пишут в последнее время? А может быть, речь идёт о том, что Советам каким-то образом удалось заминировать крупнейшие американские города? Двенадцать зарядов? Что ж, любая из этих версий имеет право на существование… И каждая из них с той же лёгкостью может оказаться ненаучной фантастикой, бредом параноика, уверовавшего в «красную угрозу».

Кстати, в письме Суслова, помимо Копья Лонгина и проекта «Атлантида» упоминалось ещё и какая-то «Красная Звезда» (именно так – в кавычках и с заглавных букв). Если исходить из логики параноика или поклонника бульварной литературы, то речь идёт о какой-то политической организации внутри Советского Союза – такой организации, о которой не прочитаешь в газете «Правда» или в журнале «Новый мир». Сама по себе подобная информация не содержит ничего фантастического – мировая история демонстрирует нам множество примеров возвышения тайных обществ, которые закулисно управляли президентами и даже целыми странами, добиваясь своих целей либо мягкими, либо предельно жестокими способами. Одним из первых таких обществ был Орден тамплиеров, затем – «вольные каменщики» масоны, ещё позже – сицилийские мафиози. Советский Союз, надо думать, не является исключением. Тем более, что в этой огромной стране декларируется однопартийность и «единство Партии с народом», а значит, наличествуют и «подводные течения», и группировки по интересам, и местечковый национализм. Всё это Питер Бак прекрасно понимал, однако его беспокоило следующее обстоятельство: имея допуск к самым важным секретам, читая все свежие доклады, отчёты и меморандумы Пентагона вкупе с ЦРУ, он знал очень многое о Советском Союзе – даже такое, чего не знают большинство партийных и военных функционеров в самой Москве, – однако нигде и никогда он не встречал упоминаний о тайной организации под названием «Красная Звезда».

Попытка взять загадку в лоб, штурмом, ни к чему не привела. Питер Бак довольно быстро запутался в собственных выкладках. Если начать, как то принято, с определения, то выяснится, что пятиконечная красная звезда – это символ большевистской революции и советской армии. Кроме того, существует газета «Красная Звезда», выпускаемая Министерством обороны СССР, – более пустой, глупой и напыщенной газеты, по мнению Бака, в целом мире просто не существовало. Происхождение самого символа покрыто мраком. Собственно пентаграмма (или пентакль) – это один из символов Троицы, Бога в трёх ипостасях. Оккультисты называют её печатью Соломона, а знатоки древностей вспоминают об амулете, защищающем его носителя от сглаза и тёмного воздействия сверхъестественных сил. Ныне о подлинном смысле пятиконечной звезды забыли, но он продолжает оставаться очень популярным и используется в государственной и военной символике самых разных стран. Соединённых Штатов Америки, например. Что касается Советского Союза, то по распространённой там версии (которая преподаётся в школах будущим октябрятам-пионерам-комсомольцам-коммунистам), пятиконечная красная звезда – это эмблема Рабоче-крестьянской Красной Армии. Появилась она уже в 1917 году по предложению некоего Еремеева – первого советского командующего войсками Петроградского военного округа, который, видимо, был образованным человеком и вспомнил, что именно красная пятиконечная звезда являлась одним из символов Великой французской революции. Позднее звезда перекочевала на герб СССР уже с другим содержанием – в качестве эмблемы международной солидарности трудящихся… Однако, как быстро выяснил Бак, красная звезда имеет в русской традиции ещё один смысл. Так называют четвёртую планету Солнечной системы – Марс. Это само по себе важно, поскольку подчёркивает ярко выраженную воинственность советского символа, ведь Марс – бог войны. С другой стороны, красная планета занимала немаловажное место в субкультуре старых большевиков – тех, которые делали коммунистическую революцию. Например, был среди них большевик Александр Богданов. И написал он фантастический роман, который прямо так и назывался: «Красная звезда». И в этом романе описывалось общество жителей Марса, построивших коммунизм. И был ещё знаменитый русский писатель Алексей Толстой, которого соотечественники Питера Бака обычно путают с другим русским писателем – Львом Толстым. Этот написал роман «Аэлита» (по мнению Бака, своеобразный ремейк «марсианской» эпопеи Эдгара Бэрроуза), в котором революция экспортировалась с Земли на Марс. Разница в видении будущего между Богдановым и Толстым объяснялась легко: первый творил до большевистской революции в России, второй – после; для первого – победа коммунизма представлялась несбыточной мечтой, далёкой перспективой, для второго – коммунизм уже победил в отдельно взятой стране и скоро победит во всём мире. Но в обоих случаях Марс был символом революционного восстания, нацеленного на победу коммунизма.

Из всего вышеперечисленного с неизбежностью логического вывода следует, что «Красная Звезда» представляет собой военизированную тайную организацию, основанную старыми большевиками и подчинившую себе советскую армию и флот. Целью этого общества является построение коммунизма, однако, в отличие от Коммунистической партии и советского правительства, «Красная Звезда» действует куда более решительно, без оглядок на идеологию и без излишней щепетильности в выборе методов.

Получался бред. Получалась ненаучная фантастика. В Советском Союзе, как прекрасно знал Питер Бак, хватало закрытых военизированных организаций – например, КГБ и ГРУ, которые везде и всегда действовали без оглядок на идеологию. Политические же сообщества внутри коммунистической партии тоже существовали всегда, но были основаны прежде всего на «землячествах», когда лидер того или иного региона, заняв высокое кресло в Москве, начинал «вытягивать» во власть своих приятелей-собутыльников из местных «ячеек». Политические баталии между блоками внутри партии отгремели ещё во времена Сталина, устроившего несколько кошмарных «чисток», – теперь преобладали и другие интересы, и другие мотивы. Конечно же, на некоторых руководящих постах всё ещё сидели большевики старой закалки, но их оставались единицы и вряд ли они могли создать организацию, которая была бы способна бросить вызов такой державе как Америка. В любом случае – чёрт вас всех побери! – об этой организации должно быть хоть что-нибудь известно! Но никаких указаний на её существование Питеру Баку с ходу обнаружить не удалось. Пришлось заняться кропотливым трудом в надежде, что когда-нибудь среди груд навоза блеснёт жемчужина Истины. Начиная этот труд, переводчик президента и не подозревал, что искать нужно куда ближе и что за фасадом Белого дома сокрыто не меньше жгучих тайн, нежели за кремлёвской стеной.

Внезапная перемена в отношении к СССР, которую проявил Питер Бак, не осталась не замеченной ни в семье переводчика, ни в аппарате Белого Дома. И там, и там к новому увлечению отнеслись с пониманием. В конце концов, изучение России было частью работы Питера Бака, а в любом обществе, вне зависимости от политического строя, поощряется, когда хобби и специальность совпадают – это позволяет использовать работника на полные двести процентов.

После трагической смерти президента Джона Кеннеди, его брат, памятуя о том, как ловко и быстро Питер Бак справился с небольшим (но очень ответственным) поручением, дал ему рекомендацию в Госдепартамент, и вскоре переводчик президента стал главным специалистом Госдепа по русскому языку. Тут-то ему и открылись некоторые тайные подробности.

Разумеется, ещё до вступления в новую должность, Бак знал, что внутри Госдепа создано и процветает так называемое Управление разведки и исследований – своеобразная спецслужба, задачей которой считается снабжать руководство страны информацией о происходящем за «кулисами» мира, полученной через посольства, консульства и дипмиссии. Сначала Бак получил кресло переводчика русского отдела этого Управления, а уже через полгода пересел из него в кабинет заместителя подразделения оценок и исследований. Быстрой карьере способствовало не только очевидное рвение бывшего переводчика президента в познании тайн советской России, но и малый штат Управления, в лучшие годы не превышавший пятисот человек. Очень скоро Бак был посвящён в малоизвестные подробности работы Управления, которое, как оказалось, занималось не столько информированием высших должностных лиц, сколько сокрытием информации. Всё это безобразие происходило под лозунгом: «Президенты приходят и уходят, а государство остаётся, и мы – вместе с ним». Лозунг, конечно, славный, но из совершенно другой оперы, нежели американская государственность, что лишний раз подчёркивало особый характер деятельности всего Управления разведки и исследований.

Однако и это было ещё не всё. Внутри Управления обнаружились «полуформальные» структуры, которые не числились на бумаге, но о существовании которых знал всякий сотрудник, достаточно долго проработавший в Госдепе. Например, довольно влиятельной была некая Ритуальная служба, руководитель которой отчитывался только перед Госсекретарём. Но самое интересное заключалось в том, что все будущие Госсекретари без исключения раньше или позже оказывались в кресле главы Ритуальной службы хотя бы и на несколько дней. Когда Питер Бак перевёлся в Управление, Ритуальную службу возглавлял бывший министр юстиции Уильям Роджерс, ставший Госсекретарём уже при Никсоне.

Кстати, именно Роджерс провёл для Бака процедуру, которую переводчик, ознакомившись с литературой, определил как своеобразную «инициацию» – посвящение в таинства «взрослых людей», переход на новую ступень мировосприятия или даже самого бытия.