Текст книги "Охота на льва"

Антон Петровичев, Лариса Петровичева
Охота на льва

© Антон и Лариса Петровичевы, 2014

© ООО «Издательство ACT», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1
Дирижабль

Бургомистр Заполья не успел вовремя отправить в столицу телеграмму по случаю празднования Амьенской победы и написал: «Государь, третий день пьем во славу виктории[1]1
  Виктория – победа (устар.).


[Закрыть] нашего оружия!» Из столицы пришел ответ: «Пора бы и перестать».

Стецько Клер. История Аальхарна

в мифах, легендах и анекдотах

Летнее утро выдалось изумительно свежим, ясным и солнечным. Умытая ночным дождем столица словно плыла в легком воздухе, пропитанном ароматом цветущих фруктовых садов, а в прозрачно-голубом небе не было ни облачка. Главный государственный инженер Владко Пышный, прищурившись, посмотрел в небо, затем прикинул направление и силу ветра и довольно улыбнулся: отличный день! Погладив тугой шершавый бок пузатого дирижабля, окрашенного в государственные цвета – белый и синий, он обернулся к пилотам и спросил:

– Готовы?

Пилоты белозубо ему улыбнулись и отдали честь.

– Готовы, господин главный инженер!

Дирижабль казался живым существом – большим, теплым, обтянутым живой горячей кожей.

Пышный чувствовал, что у него сердце замирает от гордости и тревоги. На испытательном полигоне все прошло прекрасно, но первый государственный запуск – это вам не шутки. Хотя погода ему благоволит, а пилоты знают о дирижабле не меньше него самого. От нахлынувших чувств Пышный прикрыл глаза. Разве мог подумать он, сын неграмотного крестьянина из аальхарнской глуши, что сможет создать такое. Летательный аппарат легче воздуха! Каких-то двадцать лет назад за такую ересь не обинуясь отправили бы на костер, а родной отец Пышного до сих пор считает сына колдуном и волхвователем, несмотря на государственные награды от инквизиции и фавор самого императора. Однако никакой ереси в этом нет – только знания, голова и руки и невероятное желание учиться и творить. Вот и пожалуйста: дирижабль.

Название для созданного аппарата придумал лично император, заменив им довольно неблагозвучного и, разумеется, неформального пузана. Пышный вспомнил, как спросил о том, что же означает это оригинальное слово, на что император ответил:

– Абсолютно ничего не означает. Просто красивое сочетание звуков, – и в его удивительных сиреневых глазах мелькнула добрая лукавая тень.

Инженер подошел к краю крыши нового Дворца науки и техники и осторожно посмотрел вниз. Там, возле беломраморных ступеней, уже толпились зрители – сверху они казались нарядной цветочной клумбой из-за ярких женских шляпок. Пышный прищурился: кто только не пришел на открытие! Были здесь и молодые академиты из пяти столичных академиумов, и армейцы в парадной форме, и роскошно одетые дворяне, утратившие за последние годы почти все привилегии своего сословия, однако стоявшие в первых рядах, и горожане из простых – и практически у всех на шляпках, лацканах и рукавах ярко сияли металлические брошки или значки в форме шестеренок и приводных колес: следствие повальной моды на науку. Едва ли не четверть столицы собралась на площади Наук и запрудила прилегающие к ней улочки в ожидании очередного торжества просвещенного разума во имя и славу. Пышный сверился с золотой луковкой часов – император, известный своей пунктуальностью, должен был появиться с минуты на минуту, однако, как ни всматривался главный инженер в четкие линии улиц, императорского кортежа на них не наблюдалось. Пышный выпрямился и еще раз посмотрел на дирижабль. «Круг Заступника» – отличное название! Тем более что аппарат взлетит прямо в небо, к солнцу. Инженер снова подумал, что достиг недостижимого, и услышал вопли радости и ликования с площади. Он посмотрел вниз, и его сердце встрепенулось от восторга и любви – на ступенях дворца Пышный увидел императора. Как всегда, без охраны («Кого мне бояться? – сказал он как-то в приватной беседе. – Я люблю свою страну больше жизни, а того, кого любишь, не боишься».), в привычном плаще из темной кожи, он сделал шаг навстречу своим подданным и некоторое время молча смотрел на них, а затем поднял руку в белой перчатке, призывая их к тишине. Толпа умолкла. Казалось, люди перестали дышать, боясь пропустить хоть слово.

– Друзья мои, братья и сестры…

Он почти физически ощущал их обожание и трепет. Ему чудилось, что безграничная любовь всех этих людей оплетает его пестрыми лентами, и он вот-вот взлетит над площадью. Ступени качнулись под ногами и двинулись в сторону, словно Дворец науки качался на волнах.

Держись, приказал себе Шани Торн, император всеаальхарнский, и волны утихли, вернув его миру стабильность. Он счастливо улыбнулся и продолжал:

– Сегодня у меня и у вас очень важный день. Мы отмечаем несколько торжественных дат. Ровно десять лет тому назад закончилась гражданская война и амьенская интервенция. Внешний враг потерпел поражение и покинул территорию нашей родины, а внутренний никогда больше не осмелится поднять голову.

Люди на площади разразились торжествующими воплями, и в воздух полетели шляпы. Все прекрасно помнили, как после Второго пришествия Заступника разразилась гражданская война, свергнувшая с престола государя Луша, а затем в ослабленный Аальхарн хлынули отборные войска из Амье – якобы для восстановления законной власти, захваченной узурпатором Торном, в действительности же – ради банального расширения своих территорий и захвата соседских ресурсов.

– Планам захватчиков не суждено было осуществиться, – продолжал император. – Вы, мои дети, истинные патриоты, отстояли свободу и независимость нашей Родины. Враг был повержен!

Люди ликовали так, словно победа и изгнание последнего амьенца произошли не десять лет назад, а вчера. Шани снова поднял руку, призывая к тишине.

– Второй большой праздник сегодня отмечают ученые Аальхарна, верные слуги Заступника и науки. Академии наук Аальхарна пятнадцать лет! Она была открыта в самое трудное время, когда наша молодая империя изнывала под тяжестью войны. Я не побоюсь утверждать, что именно наука и знания привели нас к победе и нынешнему процветанию. Сегодня мы благодарим ученых за создание принципиально новых систем вооружения и скромно склоняем головы перед их знаниями, что дали нам возможность победить и жить далее во благо любимой Родины и Заступника.

Некоторое время Шани молчал, улыбаясь и глядя, как ликующие академиты качают на руках своего ректора Амзузу. И было за что: Амзуза разработал паровую машину, которую начали использовать в качестве двигателя, в результате густая сеть железных дорог сократила огромные расстояния и соединила дальние регионы страны, что помогло поднять военную экономику из руин и быстро восстановить страну после войны.

– Поэтому сегодня, в знак горячей признательности и уважения, я передаю Академии наук скромный подарок – этот Дворец, в котором наши ученые смогут продолжить свою работу во имя Отечества.

Толпа действительно стала морем – бушующим, пестрым, неукротимым в своем безграничном восторге. Шани извлек из кармана плаща серебряный ключ и символически вставил его в замочную скважину высоких дверей Дворца. На Земле вроде бы в таких случаях перерезали ленточку, но за давностью лет он мог и не помнить точно. Мрамор ступеней снова качнулся под ногами; глядя на свои остроносые башмаки из дорогой тонкой кожи, Шани подумал, что стоит на палубе огромного парохода и только в его силах укротить стихию. Он оставил ключ в замке и снова повернулся к народу. Амзузу уже поставили на землю, и он с невероятно довольным видом поправлял сюртук.

– И, наконец, третье, – произнес Шани. – Сегодня ученые и инженеры откроют для нас дорогу в небо. Академия наук и главный инженер Владко Пышный, – Шани прищурился и посмотрел вверх, Пышный поймал его взгляд и радостно замахал с крыши рукой, – создали аппарат легче воздуха. Приветствуйте, друзья мои, радуйтесь – первый аальхарнский дирижабль!

Люди вскинули головы и увидели, как на крыше дворца заворочалась огромная бело-синяя туша – словно живое существо просыпалось и потягивалось, казалось, оно вот-вот довольно заурчит спросонок. Дирижабль медленно оторвался от крыши, внезапно оказавшись легким и грациозным, несмотря на свои размеры, и неторопливо поплыл над столицей. И толпу словно прорвало: все восторженно закричали, стали махать руками пилотам, а в воздух полетели шляпы и цветы.

– Летит! Летит!

– Ура!

– Государю императору слава!

А дирижабль величаво летел над городом, и Пышный смотрел ему вслед, не замечая, что по его щекам катятся слезы. На крыше императорского дворца был оборудован дополнительный шпиль, и причальная команда уже ждала посадки; главный инженер махнул ладонью по щеке и отправился к лестнице – ему еще надо было миновать толпу и добраться до дворца, чтобы осмотреть причаливший дирижабль и поговорить с пилотами. Люди внизу бились в радостном экстазе: получив возможность прикоснуться к небу и дотронуться до синевы Заступниковых дверей, они ликовали и плакали от счастья.

Возле бокового выхода из здания Пышного аккуратно придержали за локоть. Обернувшись, он увидел Артуро, личного помощника императора. Тот, как всегда, невозмутимо улыбнулся и произнес:

– Его величество просит прощения за то, что не может сейчас побеседовать с вами: дела государственной важности не терпят отлагательств. Однако сегодня вечером он приглашает вас на приватную встречу в Синий зал дворца. Вас будут ждать сразу после первой вечерней молитвы к Заступнику, не опаздывайте.

Пышный почувствовал, как внутри у него все замерло от радости. Удивительный день, прекрасный день! Запуск его детища, встреча с императором – инженер почувствовал, что у него начинает кружиться голова.

– Спасибо, – произнес он. – Спасибо, я не опоздаю…

Артуро согласно кивнул и растворился в толпе, направляясь к императору, который уже спустился к народу и теперь поздравлял всех с праздником и принимал поздравления. Пышный прищурился, пытаясь рассмотреть государя в толпе, но не рассмотрел. Ничего, у него впереди весь вечер.

Когда Шани, наконец, сумел расстаться с восторженными горожанами и занял свое место в карете, вид у него был довольно растрепанный. Артуро протянул ему кружевной платок и небольшое зеркало, и Шани принялся стирать со щеки алую помаду – хорошенькая светловолосая академитка чересчур пылко поздравляла государя с праздником.

– Вы смелый человек, – хмуро произнес Артуро, когда кортеж тронулся и неспешно поплыл по праздничным бурлящим улицам. – Даже безрассудно смелый. А если бы у кого-то из них был кинжал?

Шани безразлично пожал плечами.

– Но ведь не было же.

– А кольчугу вы по-прежнему не носите.

– Не ношу, – Шани улыбнулся и похлопал помощника по колену. – Ну не ворчите, Артуро. Все в порядке.

Артуро нахмурился и отвернулся к окну. Сейчас он ничем не напоминал белобрысого парнишку-загорянина, которого шеф-инквизитор Торн много лет назад определил в свои ассистенты: за это время Артуро превратился в верного порученца и друга, не раз и не два спасавшего патрону жизнь. Иногда Шани казалось, что личник умеет читать его мысли. И в действительности именно этот суровый мужчина – лихой боец, великолепный знаток медицины, истинно преданный друг – был вторым человеком в Аальхарне.

– Ваше величество, – попросил Артуро, не глядя на императора. – Вы можете исполнить мою личную просьбу?

– Все что угодно, – серьезно ответил Шани.

– Не ездите сегодня в Академию на банкет.

Шани подобрался: Артуро не просил бы об этом, не имея достаточных оснований.

– Хорошо. Поедем во дворец. Какова причина?

Арчуро опустил глаза. Шани подумал, что на Земле его назвали бы гиперсенситивным: интуиция у порученца была просто невероятная, на грани пророчеств и откровений. Чутье никогда его не подводило, и Шани не настаивал на объяснении, что именно случится сегодня – покушение, несчастный случай или несвежие продукты на банкете.

– У меня просто дурное предчувствие, ваше величество, – чуть ли не смущенно произнес Артуро и завел речь о другом: – Кстати, для частной встречи все готово. Вас ждут.

* * *

Темно-синяя ночь поздней аальхарнской весны бурлила птичьими трелями и невероятными запахами цветов и трав, обещая теплое долгое лето и богатую плодами сухую осень. Умытые дождем звезды висели низко-низко, словно внимательно вслушивались во все коленца и переливы брачных песен серых пратушей. Человек, вышедший из леса, стоял на обочине дороги и, прикрыв глаза, чему-то улыбался, не замечая, что подол его грубой монашеской рясы давным-давно промок от росы. Человеку было хорошо, словно он только что обрел то, о чем мечтал многие годы.

– Пойдем, – молодая монахиня, неслышно выступившая из-за пышно цветущих кустов браса, похлопала его по плечу.

Монах улыбнулся и кивнул – вместе они пошли по дороге, которая вела в столицу.

– Как ты думаешь, вспышку видели? – спросил монах, когда лес остался далеко позади, старая разбитая дорога стала гораздо приличнее, а на востоке зарумянилась полоска рассвета. – Ночь светлая…

– Могли увидеть, – пожала плечами его спутница. – Но весной тут часто бывают грозы, и, в случае чего, все спишут на них.

– Поверить не могу, – произнес монах. – Мы в Аальхарне.

Женщина промолчала, и монах, заметив, что ее плечи вздрагивают, понял, что та плачет. Он хотел было утешить ее, но внезапно заметил нечто, поразившее его не на шутку.

Дорогу пересекали рельсы.

Грунтовый тракт пересекала железная дорога. Посреди идиллических лужаек и цветущих полян пролегли самые обычные рельсы со шпалами – их скорее можно было бы увидеть где-нибудь в Ясной Поляне, чем здесь. Монах присел на корточки и дотронулся до металла.

– Ты знаешь, что это? – спросил он. Женщина шмыгнула носом, утерла слезу.

– Нет. Никогда такого не видела. А что это?

– Это железная дорога, – монах выпрямился и посмотрел на запад, куда убегало полотно: далеко-далеко, почти у горизонта, сияла зеленая звезда. «Светофор», – устало подумал монах и продолжал: – Это значит, что в Аальхарне есть паровозы. Это значит невероятный скачок науки и техники буквально с нуля. Всего за двадцать лет.

Женщина взяла его за руку, сжала. Монаху казалось, что вот-вот – и у него начнется истерика. Железная дорога… А космический корабль они тут еще не строят?

– Ну почему же с нуля? – очень мягко промолвила женщина. – Мы оба знаем, кто именно за этим стоит. В конце концов, развитие науки и техники не самое страшное, что могло случиться с Аальхарном за эти двадцать лет.

«Эта наука и техника не принадлежит Аальхарну», – хотел было сказать монах, но промолчал и двинулся дальше. Также молча женщина отправилась за ним. Ночь постепенно отступала, медленно проявляя сочные краски аальхарнской весны, затихали ночные птицы, и первый утренний ветерок коснулся верхушек трав и лиц идущих.

Железных дорог им больше не попадалось.

Когда солнце поднялось над горизонтом и утро окончательно вступило в свои права, путники наконец увидели город.

После войны столицу отстраивали заново, многое поменялось, однако, покрутившись с полчаса по улицам, монах смог-таки выбрать верное направление. Город просыпался: поднимаясь над витринами магазинов, шуршали ролеты, открывая самые разнообразные товары, извозчики везли первых пассажиров в бело-синих щегольских колясках, расходились с ночной смены важные усатые будочники, и дворники в аккуратных зеленых куртках мели мостовые. Монах и его спутница крутили головами, рассматривая великолепные здания государственных учреждений, доходные дома и храмы, которых в столице было не меньше, чем доходных домов. Всюду реяли бело-голубые государственные флаги с золотым кругом Заступника.

– Все изменилось, – сказал монах своей спутнице. – Все изменилось…

– Отец, – вздохнула она и снова взяла его за руку. – Не говори так. Пожалуйста.

Монах только вздохнул и указал женщине на изящную вывеску «Площадь Науки. Музей естественной истории Аальхарна. Дворец науки».

– Ты могла предположить такое? Я не мог.

– Ты так говоришь, как будто это плохо, – покачала головой женщина. – Пойдем посмотрим?

Свернув за угол, они оказались на площади Науки, окруженной невероятно массивными и столь же изумительно помпезными зданиями, – видимо, аальхарнские архитекторы придерживались довольно безвкусной концепции «попышнее и побогаче», щедро украшая здания колоннами, статуями и барельефами по фронтону. К Музею естественной истории уже стекался народ – в основном молодые академиты – и, к удивлению монаха, дети, очень много детей в сопровождении женщин в черно-красных форменных платьях. Видимо, в Аальхарне ввели какой-нибудь закон о всеобщей грамотности, и учителя привели своих воспитанников на экскурсию.

– А сейчас все ходят в школу, – молодой человек в очках невероятных размеров и со стопкой книг в руках широко улыбался монаху: задумавшись, свою последнюю мысль тот произнес вслух. – Его величество даже говорит, что тот, кто не ходит в школу, – государственный изменник. Ну да это он шутит.

Монах тоже улыбнулся и обвел паренька кругом Заступника.

– Он прав. Учись хорошо, сын мой.

Когда довольный академит отправился в сторону музея, монах обернулся к своей спутнице и произнес:

– Хоть это меня радует.

Женщина скривила довольно выразительную гримаску:

– Ну наконец-то!

Гримаску на ее лице тотчас же сменило выражение невероятного удивления, и она указала куда-то в сторону. – Господи, ты только посмотри на это…

Монах обернулся и увидел праздничную растяжку на стене Дворца науки, изображавшую императора с линейкой для чертежей в руке. Набранная классическим шрифтом надпись гласила: «Родина. Наука. Вера». За императорским плечом можно было разглядеть столичную панораму.

– После всего увиденного ты ожидала лицезреть здесь кого-то другого? – спросил монах, стараясь совладать с дрожью в голосе и жадно всматриваясь в портрет: император в простом темно-зеленом сюртуке, с единственным орденом на шее совершенно не выглядел коронованной особой – его истинное место в иерархии здешней власти выдавал лишь тонкий золотой венец на светловолосой голове. Бледно-сиреневые глаза смотрели лукаво и немного грустно.

– Черт побери, – выругалась женщина по-русски. – Знаешь, ожидала и не ожидала.

Казалось, император смотрит прямо на них.

– Пойдем отсюда, – сказал монах и повлек свою спутницу за собой. Вскоре площадь осталась позади, они зашли в небольшой, уютный и очень зеленый парк и сели на скамью. По раннему времени здесь почти никого не было, только молодая женщина гуляла с мальчиками-близнецами, которые упорно порывались попробовать на вкус песок с дорожки. Откинувшись на спинку скамьи, монах молчал. Женщина подождала пару минут, а потом дотронулась до его руки:

– Отец… ну что ты? Что с тобой?

– Как странно все это, Несса, – признался монах. – Так не должно быть. Еще вчера тут царило Средневековье, и народ выплескивал дерьмо из горшков на улицы, а сегодня железная дорога, роскошные музеи, всеобщая грамотность и еще небось все без исключения моют руки.

– Чем же тебе это не нравится? – искренне удивилась Несса. Монах тяжело вздохнул.

– Наверно, я стар и глуп, девочка моя, но я считаю, что все в жизни и истории должно происходить постепенно, что любая страна должна развиваться постепенно. А государь император, судя по всему, просто взял и лишил Аальхарн его истории.

Несса пожала плечами.

– Я не знаю, отец. Может, и лишил, – она посмотрела на мать близняшек: теперь она с детьми увлеченно читала большую книгу с яркими картинками – наверняка сказки. – Но в прежние времена эта женщина вряд ли научилась бы читать. И вряд ли гуляла бы в таком чудесном месте.

Монах вопросительно посмотрел на нее.

– А если она из благородных?

Несса усмехнулась.

– Не из благородных. Посмотри на ее нижнюю юбку, вон краешек торчит. Грубая ткань. И руки. Скорее всего, повариха или швея.

Монах не удержал улыбки.

– Не те уже мои годы, чтоб нижние юбки рассматривать.

Несса тоже улыбнулась.

– Не прибедняйся.

Некоторое время они молчали. Женщина дочитала сыновьям сказку, и троица подалась к выходу из парка. В глубине зеленых ветвей радостно защелкала птица.

– Пожалуй, ты права, – произнес наконец монах. – Не стоит делать поспешных выводов.

* * *

Утро Артуро не задалось с самого начала.

Собственно, ничего плохого с ним не приключилось – погода была замечательной, старая арвельская рана не давала о себе знать, и никто из встреченных им по пути к кабинету императора не сделал ровно ничего, чтобы вывести Артуро из равновесия. Все дело было во сне, который Артуро увидел перед рассветом, – очень ярком и четком сне, который запросто можно было перепутать с реальностью.

Во сне он шел по столице, украшенной траурными флагами, и знал, что идет на похороны императора.

Все. Ничего больше не было – Артуро просто шел по пустынным улицам восстановленного послевоенного города и знал, что впереди ему предстоит церемония погребения единственного человека, которого он любил. А черные знамена колыхались на ветру тяжело, словно мокрые рубахи, и где-то вдали играл военный оркестр.

Ничего себе сон, правда?

Артуро умылся ледяной водой, сказав весело журчащей струйке из крана старый верный заговор от беды: «Страшен сон, а Заступник милостив», – но его дурное настроение от этого никуда не делось. Сон раздражал, не забываясь, а становясь все более навязчивым и рельефным; в конце концов, Артуро даже выглянул из окна приемной, чтобы удостовериться, что перед дворцом нет траурных флагов. Не было. Самые обычные бело-голубые полотнища весело трепетали над столицей.

– С тобой все в порядке? – От государя ничего не скроешь; уже приготовившись к традиционному ежемесячному приему посетителей, тот сидел за столом и еще раз просматривал заранее поданные прошения. Артуро нахмурился. Вечно тащится сюда не пойми кто со своими слюнявыми восторгами и грошовыми просьбами, а работать никто не желает.

– Да, ваше величество, – ответил Артуро. – Я в порядке. Вы надели кольчугу?

Торн поморщился. Кольчугу, легкую, тонкую, он терпеть не мог, непоколебимо уверенный в том, что страна не будет убивать своего императора. Убежденность, которая граничила с непозволительным легкомыслием и равнодушием к своей безопасности! Артуро на это только руками разводил.

– Вы надели кольчугу? – с некоторым нажимом повторил Артуро. Император кивнул:

– Да, потерплю ее ради тебя. Посетители уже собрались?

Посетителей было десять, и прием пошел быстро. Торн умел и утешить, и приободрить, и даже строго прикрикнуть, но в итоге просители практически всегда получали то, о чем просили, и, довольные, расходились по домам. Последней вошла рыжеволосая девушка лет двадцати с осанкой истинной дворянки, в скромном, но недешевом платье. К рыжим Артуро справедливо относился с подозрением – недалеко ушли те времена, когда именно рыжие продавались Змеедушцу и, уличенные в злодействах, отправлялись на костер, поэтому он не стал закрывать дверь и встал возле входа в кабинет.

– Добрый день, сударыня. Чем я могу вам помочь?

Сквозь приоткрытую дверь Артуро видел крошечную часть кабинета и спину посетительницы – строгую, неестественно прямую. По спине струились рыжие завитые локоны, а в правой руке было зажато что-то маленькое, и рука эта чуть заметно подрагивала.

– Добрый день, сударь. Поверьте, я не задержу вас надолго.

Сударь? Давно ли к императору стали так обращаться? Артуро почувствовал, как под камзолом и рубашкой по спине потек пот: он узнал предмет, стиснутый во влажном кулачке просительницы.

Этого не могло быть. Его сон просто не имел права сбыться.

Артуро опоздал даже не на секунду – на долю секунды. Метнувшись от двери, он сбил девку на ковер, а затем время потекло медленно-медленно, и личник увидел, как император оседает на пол, схватившись за горло. Маленькая трубочка для плевков отравленными иглами, какой пользуются пигмеи в Заюжье для близкой охоты, неторопливо прокатилась у его ног и ударилась о ножку стола.

– Сир!!!

Время, словно издеваясь, поплыло еще медленнее. Артуро нанес рыжей твари несколько точных ударов, которые отключили ее на четверть часа минимум, а затем кинулся к императору. Тот хрипло дышал, зажимая горло; он успел выдернуть небольшую иглу, и по пальцам, стиснувшим шею, стекали тонкие струйки крови.

– Сир, вы меня слышите? – Артуро отшвырнул иглу подальше и разжал руку Торна: кровь полилась сильнее, но ранка была небольшой.

– Слышу, – прошептал император. – Артуро, там… в ящике стола.

Личник метнулся в сторону и дернул за ручку ящика с такой силой, что сломал несколько ногтей. На ковер посыпались какие-то конверты и – маленький полупрозрачный планшет с лекарством, который император всегда носил с собой. Он не может умереть, думал Артуро, не имеет права.

– Заступник милосердный, помоги… – Личник молился вслух, взахлеб и не осознавал, что молится.

Император хрипел и уже не мог ни дышать, ни говорить: яд заюжных дикарей вызвал паралич дыхательной мускулатуры. Артуро бухнулся на колени рядом с умирающим государем и приложил к ране найденный планшет. Рыжая тварь зашевелилась на полу и попробовала подняться. Не удалось – она тут же снова распласталась на ковре.

– Лежи тихо, мразь, – посоветовал Артуро. – Скоро я тобой займусь.

Прошло несколько невероятно долгих секунд, и наконец посиневшие губы императора дрогнули, и он сделал вдох. Артуро почувствовал такое облегчение, словно с его плеч свалился, по меньшей мере, храм на Сирых равнинах. Девка на ковре заплакала. Император открыл глаза, поморгал, щурясь на свету. Артуро чувствовал теперь, что по его щекам текут слезы, но плакать ему было не стыдно. Торн благодарно сжал его руку.

– Помоги мне сесть, – едва слышно попросил он.

Через четверть часа император оклемался настолько, что с помощью Артуро смог сесть в свое кресло и вести беседу. Артуро искренне желал подвергнуть злоумышленницу допросу третьей степени с пристрастием, но, судя по интонациям, между нападавшей и ее жертвой завязалась в высшей степени куртуазная беседа двух людей из высшего общества – пусть дама и была прикована наручниками к подлокотникам кресла, а на ее нежном личике стремительно наливался синяк.

– Так кто же вы, сударыня? Назовите ваше настоящее имя.

Дрянь всхлипнула, но голос ее, тем не менее, прозвучал ровно и гордо:

– Меня зовут Марита Стерх.

– В чем же я так провинился перед вами, госпожа Стерх, что вы уготовили мне столь незавидную участь?

Артуро хотел было сказать, что незавидная участь теперь ожидает ее саму, но Марита с достоинством ответила:

– Я дочь и невеста убитых и опозоренных вами людей. Я ненавижу вас за то, что вы уничтожили лучшую часть моего народа, растлили и развратили мою родину. Я искренне и всеми силами души желаю вашей смерти.

Шани очень грустно усмехнулся. Покрутил в пальцах плевательную духовую трубку. Положил на стол.

– Что ж, я бы очень хотел, чтобы все добрые люди имели таких дочерей и невест, – произнес он наконец. Шутит? – испуганно подумал Артуро. Нет, вроде совершенно серьезен. – Вы совершили отважный и благородный поступок, сударыня. Ваши близкие могут вами гордиться.

Стерх подняла голову и посмотрела в глаза императору.

– Я ваша пленница, сударь, и полностью в вашей власти, – процедила она, – но это не дает вам права издеваться надо мной.

– Госпожа моя, – усмехнулся Шани, – вы и не представляете, какие права мне дает наше нынешнее положение. Я могу порезать вас на ломтики и кинуть в Шашунку. Я могу снять с вас кожу и послать вашим родственникам. Не говоря уж о том, чтобы отдать вас моему охранному полку для забав. – Стерх содрогнулась всем телом и едва слышно заплакала. Наверно, до этого она не задумывалась о том, что ее ожидает в случае провала ее предприятия. – Однако я действительно считаю ваш храбрый поступок благородным и достойным уважения. Не всякий решится убить тирана своего отечества, – император сделал паузу и произнес: – Артуро, снимите наручники с госпожи Стерх. Она покидает дворец.

И личник, и Стерх замерли – такого поворота событий никто из них не ожидал. Наконец Артуро осмелился подать голос:

– Ваше величество, она покушалась на вашу жизнь.

– Господин Привец, – в голосе императора брякнул металл. – Вы оспариваете мои приказы?

– Ни в коем случае, ваше величество, – промолвил Артуро и негнущимися пальцами принялся открывать наручники.

Освободившись, Стерх шмыгнула носом и стала растирать покрасневшие запястья. «Неужели он ее действительно отпустит?» – испуганно подумал Артуро.

– Благодарю вас, сударыня, за столь приятное знакомство, – император деликатно склонил голову, голос его звучал совершенно серьезно, без малейшего намека на издевку. – Искренне рад буду встретиться с вами еще раз и прошу простить меня, что не провожаю вас.

Не веря в свою свободу, Стерх встала и медленно направилась к двери. Казалось, она ожидала выстрела в спину всем своим худеньким телом, напряженным, словно сжатая пружина. Когда она подошла к двери, Шани окликнул ее:

– Сударыня. – Стерх обернулась, и император бросил ей трубку. – Вы забыли.

Она не успела протянуть руку, трубка ударила ее в грудь и упала на ковер. Стерх не стала поднимать свое экзотическое оружие, потянула за ручку двери и кинулась прочь. Стук каблучков отдался эхом от стен коридора и угас.

Император тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Несмотря на то что опасность миновала, ему все еще было плохо.

– Ваше величество, – промолвил Артуро. – Она вернется, чтобы закончить начатое.

– Не уверен, – тихо ответил Торн. – Отправьте за ней наблюдателя, Артуро. Она либо встретится с сообщниками и тогда выведет нас на все гнездо, либо, если действовала от себя… В общем, не позвольте ей умереть.

– Слушаюсь, ваше величество.

Когда Артуро вышел, Шани сел поудобнее, покрутил в пальцах медицинский планшет, спасший ему жизнь, и на всякий случай принял еще одну дозу. Заюжный яд, надо же. На что только не идут, чтобы избавиться от того, кто лишил доступа к кормушке. Марита Стерх была дворянкой – значит, кроме высокого сословия и возможности появляться на государственных приемах, не имеет больше никаких преференций перед прочими гражданами государства: должна работать, учиться, заниматься творчеством – в общем, самостоятельно зарабатывать себе на хлеб, а не доить казну, как в старые времена делали ее предки. Исчезла возможность вытягивать соки из страны – вот и сидят сейчас владетельные сеньоры, которых гражданская война и реформы пощадили, и думают, как дальше устраиваться в жизни.