Текст книги "Шолох. Долина Колокольчиков"

8. Тем временем Морган

Скальники – народ, ныне живущий под стенами Покинутого Асулена. Во многих поселениях Cедых гор на роль деревенского колдуна стараются пригласить шамана из числа скальников: они мастерски изгоняют тёмные силы, что неудивительно, учитывая их место проживания.

Справочник «О нравах и традициях Норшвайна»

Морган Гарвус

Морган проснулся, Морган поел, Морган пострадал.

Долбаная диссертация, как же неохота её писать!..

В шале было тихо. Ворон Кори мирно чистил пёрышки в своём углу, в гостиной на первом этаже тикали часы, а на улице светило яркое полуденное солнце, во всей красе показывающее чистые голубые и белые цвета пейзажа. Тишь да гладь. Дом Гарвуса, как цукат, единственный торчал на сахарном кексе холма. Да-да, Морган купил шале в одной из непопулярных заснеженных зон Седых гор, ведь он обожал зиму.

Жители ближайшей деревеньки считали его загадочным богачом-интеллектуалом с причудами. По сути, они были правы. Однако им казалось, что будни Моргана должны быть очень возвышенными и романтичными, но в реальности – вот он, сидит, натурально бьётся головой об стол, кляня себя за то, что с какой-то радости выбрал научную стезю.

«Бум». – Удар. – «Бум».

И ведь не то чтобы кто-то заставлял Гарвуса быть учёным. Миру на самом-то деле глубоко наплевать, кто чем занят. Ты смертный? Поздравляем, твоя план-программа минимальна: рождаешься, суетишься, умираешь. Стиль суеты можешь выбрать сам, на свой вкус, так и быть.

Так. Ладно.

Надо собраться.

Потерев покрасневший лоб, Гарвус гневно фыркнул и поставил чашку поверх стопки черновиков, смутно надеясь, что она сейчас перевернётся и чай из неё зальёт к праховой бабушке все его бездарные писульки. Тогда можно будет с чистой совестью сообщить в Башню магов, что срок сдачи исследования необходимо увеличить ввиду непреодолимых внешних обстоятельств…

– Кар-р-р! – ехидно прокомментировал Корвин.

Кажется, мудрая птица догадывалась о том, какие мысли бродят в голове её хозяина.

– Да, я прокрастинирую, – надменно признал Морган.

А потом с тяжким вздохом откинулся на спинку стула и накрыл лицо случайной книгой со стола. Какое-то время он провёл в этой позе, неудобной, но эффектной. Потом сдался и снова сел нормально.

– Может, мне сделать перерыв и поизучать Седые горы? – прищурился он, глядя в окно. Вид из кабинета был потрясающий, манил и обещал приключения.

– Кар, кар, кар! – Кори завозмущался и захлопал крыльями.

Гарвус обернулся на ворона.

– Полагаешь, это не лучшая идея для одинокого учёного? – Он всегда очень быстро интерпретировал «высказывания» своего питомца. Не факт, правда, что правильно. – Ну да, так говорят. Но ведь Голден-Халле это не помешало свалить отсюда. А я уж точно дам сто очков вперёд этой рыжей бестолочи. Где он не пропадёт, там я тем более буду в безопасности…

Кори как-то странно шевельнул крылом, будто пытаясь покрутить перьями у виска.

– А, – нахмурился Морган. – Ты о том, что если он попадёт в беду, то наверняка попробует связаться со мной? Ну да, в этом случае действительно будет как-то нехорошо, если посланная им почтовая белка окажется перед запертыми дверьми. С другой стороны, я могу нанять кого-нибудь для ежедневных проверок… – продолжил рассуждать доктор, поглаживая подбородок.

Впрочем, это было притворством. И сам Морган, и Кори знали: никуда они не уедут из коттеджа, пока кое-кто невыносимый не пришлёт весточку, мол, я выбрался из Норшвайна живой и невредимый, йоу.

Но рассуждения о вещах, которые явно не будут сделаны, тоже были элементом знаменитой моргановской прокрастинации.

Обычно она длилась дней десять. За это время Гарвус успевал тысячу раз в сердцах назвать себя «ничтожеством» и придумать с полсотни изощрённых способов самоубийства, ибо как этой несчастной земле в дальнейшем носить такого дурня, как он, не совсем понятно. Лучше помочь ей от себя избавиться. Милосерднее будет.

А затем Моргана перещёлкивало.

Он переставал мучиться и вдруг с холодной ясностью понимал, что, кроме него, никто его работу не сделает. И вспоминал, что вообще-то он обожает свою науку. И что надо просто начать, и продолжать, и не сдаваться, и желательно не грызть себя – по привычке – за любые оплошности, а вместо этого нахваливать своё отражение за малейшие успехи. Последнее было сложнее всего. Морган виртуозно обращался с кнутом, но до сих пор не научился угощать себя пряниками.

Сейчас была примерно середина «упаднического» периода. Ещё несколько суток Гарвусу предстояло помариноваться в сомнениях.

Так что пока, крутя в изящных пальцах писчее перо, доктор бессмысленно пялился на свои бумаги и скучал по Берти.

Три недели в компании сыщика, приехавшего погостить, были на удивление бодрящими. Теперь дом опустел – не слышалось ни возмущённых воплей из подвала («Какого праха вода в душе опять ледяная, боги-хранители?!»), ни хохота сквозь набитую в рот еду из-за невозможности удержаться от шуток даже во время обеда (жуткое зрелище), ни пространных философских монологов на веранде (по вечерам Берти выползал туда вместе с Кори и упоённо разглагольствовал, пока Морган писал – и, кстати, тогда писалось неплохо).

Иногда, глядя на Берти, Гарвус вспоминал своё детство и тот факт, что он был единственным ребёнком в семье. Наверняка, если бы у него был брат, он был бы похож на Голден-Халлу. И это определённо был бы младший брат. Непутёвый, беззаботно уверенный, что ему и море по колено, но давно отправившийся бы на тот свет, если бы не всегда вовремя спасающий его Морган.

Эх.

Вообще Гарвус искренне любил одиночество, но контраст между недавним дурдомом и нынешней тишиной был настолько резким, что становилось неуютно. Нужно было как-то плавнее всё это организовать. Начать выгонять Голден-Халлу из дома на два часа, потом на пять, девять, двенадцать, а затем уже спровадить окончательно.

Впрочем… Можно попробовать избавиться от дискомфорта с помощью дозы других шумных людей.

Берти рекомендовал ему пообщаться с булочницей Патти? Что ж, Берти бы удивился, узнай он, что Морган решил прислушаться к совету.

Гарвус собрал бумаги в охапку и спрятал в нижний ящик стола. Потом покрутил головой, разминая шею, надел тонкий золотой ободок, который казался ему достойным серьезного, но стильного учёного аксессуаром. Прошёл из кабинета в свою комнату и под одобрительное карканье ворона вытянул из шкафа тонкую шуфу благородного винного оттенка.

– Ну, – пожевал губами доктор, – пойдём кадрить булочницу.

– Кар! – поддержал Кори.

Правда, чу-у-у-точку неуверенно.

«Кадрить» и «Морган»? Попахивает провалом.

* * *

Деревушка под названием Соловьиная Песня находилась в часе ходьбы от шале Гарвуса, за погодным разломом. В ней всегда царила весна – цвели персиковые деревья и сладкий миндаль, распускались между камнями алые маки.

Единственная в деревне пекарня встретила Моргана запахами горячего шоколада и яблочного пирога. На витрине была разложена выпечка – румяные круассаны, крендели с солью, улитки с изюмом и корицей… Вдоль большого окна шла барная стойка, за которой сидели с миниатюрными глиняными чашечками двое пожилых селян.

Они умудрялись растягивать содержимое этих чашечек на несколько часов. Суть была не в получении ударной дозы кофеина, а в неспешной и тягучей беседе, которая, как патокой, заливала круг привычных новостей. У господина Чуври ожеребилась лошадь, двойняшки из дома у озера вылили туда двадцать бутылок креплёного вина, которыми торгует их отец, и теперь все переживают из-за слегка опьяневших уток, а в колодце поселился боггарт крайне мерзкого вида и нрава.

Морган, краем уха слушая эти беседы, сделал заказ.

Булочница Патти Вареши – хорошенькая и румяная, в синем платье и с копной пшеничных кудрей, улыбалась ему уже с того момента, как звякнул входной колокольчик, и Гарвус переступил порог.

– Господин доктор! – неловко, но воодушевлённо поприветствовала его она. – Вы спустились к нам с вашей снежной горы.

– Мм, да. Мне облепиховый чай и гречишный блин, пожалуйста, – сказал Морган.

– Как обычно, с собой?

Губы у Моргана дёрнулись.

– Здесь, – с некоторым усилием проронил он.

Снял с плеча сумку и повесил её на крючок в виде ветви абрикосового дерева. Поправил ободок в волосах. Неприкаянно помялся у стойки.

– Я принесу ваш заказ, садитесь, – душевно улыбнулась Патти.

Она действительно была милой. Очень милой. Как штрудель с шариком ванильного мороженого. Но Морган не любил сахар, в этом-то вся проблема.

– Вы сегодня прекрасно выглядите, – сказал он, когда булочница поставила посуду на его столик – единственный в пекарне, не считая стойки.

– О, спасибо! А вы выглядите прекрасно всегда.

Перещеголяла. Вот д'гарр.

– Как продвигаются ваши исследования? – Госпожа Вареши села напротив. Прямо над головой у неё висела светленькая картина, изображающая семью на пикнике. Лица у них были не слишком-то интеллигентные. Альтернативно одарённая семейка, не иначе.

Только сейчас Морган заметил, что Патти принесла две чашки.

– Я уже определил некоторые опорные точки, – обтекаемо сказал он, но всё же почувствовал некий прилив вдохновения.

Работа – это хорошо, это Моргану всегда интересно.

– А в какой сфере вы учёный? – Патти попробовала налить ему чай, но Морган мягко отобрал у неё чайник.

Ухаживать он всё-таки умеет, и виртуозно. Просто обычно не хочет.

– Я занимаюсь наукой, которая называется Тайны Магического Мира и заключается в подтверждении или опровержении легенд, – объяснил Морган.

– О, так вы поэтому у нас поселились? – Патти расширила глаза. – Кажется, нигде в мире нет стольких тайн, сколько в наших горах!

«Патриотка, – подумал Морган. – Глубоко заблуждающаяся».

А вслух сказал:

– Я переехал сюда, потому что люблю зиму, горы и покой и решил на несколько лет взять паузу от преподавательской деятельности. Но да, многие местные загадки безусловно привлекательны. Они не связаны с темой моей диссертации, однако однажды я с удовольствием ими займусь.

– Какими, например?

– Магический дисбаланс. Альвы. Погодные разломы. Безусловно, Покинутый Асулен: и населяющие его одинокие тени, и площадки для телепортов, рассыпанные по округе… Самое перспективное – это как раз телепорты. Я бы хотел попробовать разбудить их.

Мимо окна пекарни со злодейским хохотом промчалась стайка детей, играющих в мяч.

– Думаете, и для нас с вами телепортация возможна? – Патти расширила глаза. – Мне казалось, это знание навсегда утеряно в веках.

– Возможно всё – при определённых обстоятельствах. То, что мы с вами чего-то не умеем сегодня, означает лишь, что впереди у нас интересный путь. – Морган пожал плечами. – И вообще: если знание не удаётся найти, его просто нужно создать заново. Чем мы хуже древних народов?

– Мне нравится ваш дерзкий подход, доктор Морган! Я слышала, что великанья площадка для телепортов есть неподалеку от вашего дома, часах в четырёх отсюда.

– Да, я планирую посетить её в награду себе за то, что допишу раздел с библиографией и методику исследования. Не раньше.

– Вы очень суровы.

– Нет, я дисциплинирован, – возразил Гарвус и тотчас поморщился, вспомнив, как бездарно провёл сегодняшнее утро.

Внимание: в булочной обнаружен лжец.

Они болтали ещё какое-то время – довольно значительное с учётом того, что вопящие дети успели трижды пробежать мимо пекарни, расквасить друг другу носы, разбить чьё-то окно и даже огрести за это – их визги были слышны на всю округу. А вот у селян за стойкой напитки не иссякли даже наполовину.

Нет, их Моргану и госпоже Вареши точно не переплюнуть.

Потом Патти рассказала о своей жизни. О рецептах, унаследованных от бабушки, и о тех, которые она придумала сама. О том, как мечтает однажды попутешествовать по миру. О любимой кошке и козочке, живущей в сарае за домом. О братьях, идеально играющих на флейте.

Наконец Морган сказал, что ему пора, а Патти в ответ ойкнула, убежала за стойку и вернулась с чуть замасленным бумажным пакетом.

– Там трдельник для мастера Берти, – улыбнулась она. – Он каждый день покупал их, а тут что-то со среды не заглядывал. С ним всё хорошо?

– Берти уехал, – сказал Морган.

– Как жаль! – Патти искренне расстроилась. – Ну, ещё вернётся, наверное. Как говорит моя бабуля, Седые горы просто так никого не отпускают.

«Кошмар, – Морган содрогнулся от её жизнерадостного тона. – Они ведь и впрямь не отпускают, но не в смысле того, что всем хочется сюда вернуться, а в самом плохом смысле. Какие же селяне оптимисты…»

Гарвус расплатился и уже собирался уйти, когда заметил, что Патти явно очень. Хочет. Что-то. Сказать. Её буквально корёжило от каких-то слов, так и пляшущих на языке, но изо всех сил сдерживаемых. Морган мог бы проигнорировать это – хочешь, но робеешь? Что ж, это твои проблемы, – но ему стало любопытно.

– Что-то не так? – спросил он.

– Я волнуюсь! – выпалила она. – Пару дней назад у Горелой скалы появилось то злобное привидение, и вы пошли изгонять его, хотя все знают, что это работа шаманки Кайлы и она собиралась туда в тот же день. Почему вы так сделали?

Морган собирался дать ей честный ответ.

Потому что Горелая скала находится близко от его шале, и тёмная аура духа ощущалась от самого порога. Ему не хотелось ждать, а ещё Кайла – необразованная легкомысленная тётка, слишком любящая крепкие наливки, и вполне вероятно, что она не справилась бы с той сущностью. Проще сделать всё самому.

Но Патти продолжила почти без паузы:

– Мне кажется, неправильно, что вы не доверяете людям. Вам бы научиться этому, господин доктор…

Морган мысленно закатил глаза. «А когда я, простите, спрашивал вашего мнения, Патти? – подумал он. – Что поистине неправильно, так это лезть с советами к тому, кто их не просил. Мы говорили немногим больше получаса, а вы уже пытаетесь меня переделать в угоду своим представлениям о жизни. Это что – бестактность или просто глупость?»

Придя к здравой мысли о том, что в мире булочницы просто царят другие нормы, Морган не стал уделять слишком много внимания этому эпизоду.

Однако теперь он почувствовал, что не просто насытился беседой, а уже конкретно так от неё устал. Вначале ему нравилось, но теперь всё бесит, хочется домой. А значит, его план удался.

Удивительно, конечно, что столь многих общение заряжает энергией, а не опустошает. А одиночество – наоборот, будто подтачивает изнутри.

В этом мире была всего лишь пара человек – Берти и бывший наставник Моргана в Шолохе (где он прожил много лет), – которых он мог выносить на постоянной основе, не чувствуя при этом, что из него по капле утекают силы. Пожалуй, было бы неплохо, если бы таких людей стало чуть больше. Скажем, трое.

Но в целом – ему определённо нравился его темперамент.

А что касается доверия… Оно переоценено. Морган со всем и всегда справится сам.

– Спасибо за трдельник и приятную беседу, Патти, – сказал он госпоже Вареши и откланялся.

9. Лианы, что сковали мои запястья

«Однажды я обязательно съезжу в Покинутый Асулен! А если вдруг забуду об этой мечте – пусть судьба меня туда приведёт!»

«Чур, я с тобой! Если мне не будет лень. Если будет – ты как-нибудь сама, а я тебя тут подожду!»

Из школьной переписки Тинави и Кадии

Тинави из Дома Страждущих

Мне снова приснился кошмар, но куда более подробный и чёткий, чем тогда в кэбе.

На этот раз я оказалась в роскошных джунглях, пронизанных вечерним светом. Я стояла на извилистой тропинке между тропическими деревьями, и мох, покрывающий землю, мягко обхватывал мои ступни. Было жарко и влажно, сладко пахло орхидеями, и казалось – самое время наслаждаться сновиденческим путешествием, но вместо этого я обливалась холодным потом и цепенела от ужаса.

«Он ищет меня, – набатом стучало в ушах. – Он уже близко».

При этом я понятия не имела, кто такой «Он», и лишь знала, что когда он появится, то обязательно убьёт меня. По-настоящему, окончательно сотрёт из бытия, и тогда всё, что останется от Тинави из Дома Страждущих – это полузабытые воспоминания моих друзей, похожие на отражения в зелёном бутылочном стекле.

Беспомощность, непонимание и ужас орали на три голоса, и я будто раздвоилась: одна часть меня сходила с ума от страха, а вторая – удивлённо смотрела на первую со стороны, мол, ты серьёзно?

Да мы с тобой давно уже поумневшие, набравшиеся опыта и до праха опасные, госпожа Тинави из Дома Страждущих, не нам бояться какого-то сна!

Но первая часть выступала громче. По её воле моё сердце отчаянно колотилось. Страх смерти был так силён, что кружилась голова, мне хотелось закрыть глаза и свернуться в скулящий комочек.

– Ну уж нет, – сквозь зубы процедила я, делая по тропинке шаг вперёд. – Я не собираюсь терять лицо перед собственным подсознанием!

Решено: надо просто сбежать отсюда к праховой бабушке. Никакие кошмары не в силах долго держать сновидца в одном и том же сюжете. Сейчас домчусь вот до того деревянного указателя, увитого лианами, поверну вместе с петляющей тропинкой и – прощай, неудачная дрёма, надеюсь, мы больше не встретимся, – однако…

Не тут-то было.

Едва я приблизилась, как лианы ожили и стремительно набросились на меня.

– Прах!.. – ахнула я, безуспешно пытаясь увернуться.

Не прошло и мгновения, как зелёные путы сковали мои щиколотки и запястья. Едва сумев удержать равновесие, я задёргалась, пытаясь освободиться и стараясь зубами дотянуться до ближайшей лозы.

Подул горячий ветер, и вот из-за поворота, к которому я так стремилась, на тропинку упала огромная чёрная тень.

А вслед за ней появилось… чудовище. Огромная, неописуемая тварь с головой быка.

Мой страх, утихший было из-за бурной борьбы с лианами, вновь вернулся в полном объёме. Мне показалось, что моё сердце сейчас разорвётся, раскрывшись ещё одним красным цветком этих джунглей.

Монстр выглядел жутко, но дело было не столько во внешности, нет, – просто от твари исходила такая тёмная, древняя и чуждая энергия, что я почувствовала, как задыхаюсь от одного его присутствия. В обращённых ко мне зрачках чудовища не отражалось ничего. Только пустота и гибель всему живому.

– Что за… – успела пробормотать я, прежде чем случилось две вещи одновременно.

Во-первых, монстр шагнул вперёд и, вскинув руку с острыми когтями, очевидно собрался перерезать мне горло.

А во-вторых, где-то далеко-далеко раздался шорох и звук глухого падения, из-за которого я вздрогнула и проснулась.

* * *

– Боги-хранители! Ну и приснится же такое!.. – Я резко села в кровати.

Выделенная мне уютная комнатка на втором этаже трактира встретила этот вопль вежливой тишиной.

Оказалось, меня разбудил упавший с крыши снег. За окном давно рассвело, по карнизу прыгали синички, а с первого этажа доносился запах елового чая, заваренного то ли Силграсом, то ли призрачной Гедвигой.

Какое-то время я просто пялилась в никуда, стараясь прийти в себя после кошмара. «Добро пожаловать в Долину Колокольчиков! Отдыха и покоя!» – гласила вышитая салфетка на прикроватной тумбочке.

М-да. Главное, чтобы не вечного.

Ещё раз сказав «бр-р-р» и выпрыгнув из постели, я пошла в ванную, где занялась агрессивной чисткой зубов и выбивающей всякую дурь из головы энергичной зарядкой. После таких суровых мер воспоминания о плохом сне были вынуждены позорно ретироваться.

А когда настенные часы пробили девять утра, раздался стук в дверь, и вслед за ним – весёлый голос Голден-Халлы.

– Хей, доброе утро! Тинави, ты спишь?

– Доброе утро! Я уже встала, заходи! – отозвалась я, сосредоточенно намазывая нос прохладной зеленоватой мазью. Он успел сгореть за вчерашний день – поразительно солнечный, – большую часть которого я провела на улице, изучая призрачную деревню.

Долина Колокольчиков мне понравилась. Очень. Теперь я всё равно порывалась бы её спасти, даже если бы сам Силграс вдруг передумал и загадочно исчез куда-нибудь ещё на триста лет.

– Готова для самоубийственного путешествия в Асулен? – Жизнерадостная улыбка заглянувшего в комнату Берти, казалось, выходила за пределы его лица. Я тотчас разулыбалась в ответ: удержаться от этого было просто невозможно, сумасшедшая энергетика бодрого, выспавшегося Голден-Халлы окутывала меня, как искрящееся облачко магии, заражая желанием жить.

Боги. А можно он будет заходить ко мне каждое утро?

– Самоубийственного? Об этом речи не было, позволь. – Я строго покачала указательным пальцем. – А вот для полного погружения в тайны Седых гор – да, вполне готова! Трепещу, предвкушаю и подозреваю, что с тем разгоном на загадки, что мы взяли, стоит рассчитывать на весёленькие выходные.

– Прекрасно! Мне определённо нравится твой настрой.

Берти вытянутой рукой схватился за дверной косяк, шутливо отдал мне честь и, стоя на одной ноге, крутанулся, «улетев» из комнаты. Получилась эдакая пародия на танцовщиц из переулка Тридцати Грехов.

– Мы с Силграсом ждём тебя внизу! – послышался его крик уже из коридора, а дальше – быстрый топот вниз по лестнице.

«Чок-чок-чок» – стучали подошвы мягких полусапог Голден-Халлы.

Вчера мы с ним, проснувшись и встретившись на первом этаже трактира, первым делом отправились искать в деревне подтверждения рассказу Авалати. Всё соответствовало его исповеди. Изба-У-Колодца – этот дом, разделённый на две половины, с кучей портретов внутри, в том числе Тоффа и Авалати. Площадка для стрельбы из лука – на стене сарая возле неё прибита дощечка с расписанием соревнований. Лесные ворота с отметинами от когтей волкодлаков.

Я так увлеклась поисками примет прошлого, что не успокоилась, пока мы не нашли ту самую девушку – Эльзу… Её «зациклило» на том, что она вышивала, мечтательно смотрела в окно и, если спросить, как дела, говорила: «Ну да, он мне нравится, и что с того?»

– Она ведь о Силграсе, да? – расстроенно пробормотала я. – Не о Тоффе.

Берти только вздохнул.

Сердце моё поминутно сжималось во время всей экскурсии и после, когда мы уже втроём с Авалати обсуждали наш план. Однако к вечеру тяжёлое настроение растаяло, будто сахар, опущенный в горячий чай, и осталось лишь сногсшибательное предчувствие: нас ждут приключения.

Ура!

* * *

– Их называют метельные кони. – Мастер Авалати расчёсывал гриву высокого и тонкого, будто стеклянного скакуна.

Второй такой же стоял рядом, флегматично пожирая снег из сугроба. Белые бока обоих покрывали витиеватые серебристые узоры.

– При необходимости они могут выглядеть как обычные лошади. Но на это их нужно долго уговаривать: для метельных коней дело чести показывать себя миру такими, какие они есть.

– То есть узорчатыми, – рассмеялась я, поглаживая лошадиный бок.

Конь возмущённо игогокнул: узорчатыми! Ну ты и сказала!

– Мы доскачем до предместий Асулена, а дальше вам придётся идти одним. – Силграс как ни в чём не бывало заодно причесал и себя той же гребёнкой. – Ведь метельные кони – такие же выходцы из пика Осколрог, как и я, по сути – данные мне горой помощники. Я могу вызывать их, когда мне предстоит долгая дорога. Но не бесконечно.

– А ты как-то использовал их в годы жизни в Долине Колокольчиков? – вскинул бровь Голден-Халла, забираясь на коня и на пробу натягивая поводья.

Теперь метельный скакун обдал презрением и его.

– Нет. В год нашего пробуждения они были слишком рады для того, чтобы в принципе где-либо останавливаться. Когда я очнулся в пещере, они, проснувшиеся неподалёку, лишь коротко поржали в качестве приветствия и сбежали. В следующий раз я увидел их только прошлым летом. Даже не вспомнил сначала, что это мои. – Силграс покачал головой и, каким-то головокружительным образом подпрыгнув, оказался в седле.

После этого они с Берти одновременно протянули мне руки. Кажется, каждый был уверен, что именно его коня надо наградить лишними пятьюдесятью килограммами веса. На мгновение я почувствовала себя главной героиней романа, в которую все, как по щелчку, влюбляются, но потом вернула мозг на место и прагматично подсела к Силграсу.

– Предательница! – ахнул Берти, и я показала ему язык.

Мы проскакали сквозь деревушку, по дороге приветствуя знакомых призраков: трёх парней из проулка и сторожа. Каждый раз Авалати называл их по именам.

Боги, парень.

И всё же: как тебе в голову пришло их зачаровать?

Впрочем, все мы способны на чудовищные ошибки. Каждую можно понять, но жаль, что не каждую можно исправить.

На полной скорости мы неслись к выезду из деревни. Прямо в забор с запертыми воротами. Глядя на его стремительное приближение, я уже собиралась уточнить у Силграса, нормальная ли это ситуация, не забыл ли он притормозить и в курсе ли вообще, что материальные тела, сталкиваясь с другими материальными телами, издают неприятный «бум», но…

В последний момент метельный конь коротко заржал, от его копыт к воротам прорисовалась синеватая линия, распустившаяся на них снежными узорами – и тогда резные створки с грохотом распахнулись, открыв нам вид на горное плато впереди.

Оно выглядело потрясающе. Снежная гладь простиралась вплоть до гряды скал вдалеке, тут и там виднелись цепочки лисьих следов, ведущих в сосновый бор, всё сахарно блестело и переливалось под утренними лучами солнца.

У меня захватило дух от красоты природы.

– Силграс! – Я побарабанила его пальцами по плечу: – А можно я… Ну… Покричу?

Альв обернулся на меня с некоторым непониманием.

– Покричишь? – переспросил он.

– Полагаю, Тинави имеет в виду – от восторга, – усмехнулся Берти. – И волнуется, как бы чего не вышло. И не скатилось бы что с дальних гор. Что-нибудь вроде лавины.

– Именно так, – авторитетно подтвердила я, чувствуя, как меня распирает от переизбытка эмоций.

Авалати вскинул брови. Как он умудрялся во время всего диалога скакать, не глядя на дорогу, казалось ещё одной тайной мироздания.

– Можно, – по некотором размышлении сказал он.

И я тотчас заорала:

– Юху-у-у-у!

– Юху-у-у-у!!! – с готовностью поддержал Голден-Халла.

Силграс какое-то время подозрительно молчал, а потом вдруг тоже присоединился:

– Йиии-ха-а-а-а!

– О, у тебя свой репертуар! – похвалила я.

– Йиха-а-а! – повторил Авалати.

– Юху-у-у!

– Яува-а-ва-авй!

…Бедные, бедные горы.

* * *

Через несколько часов пришло время расставаться.

На горизонте появились колокольни Покинутого Асулена: витые белоснежные башни, острыми пиками пронзающие небо. Над ними тёмными стаями носились птицы.

Силграс развернул карту и вновь что-то сосредоточенно объяснял Голден-Халле. А я всё смотрела на колокольни вдали, чувствуя, как моё сердце в нетерпении ускоряет ход, а взгляд становится цепким и выжидающим.

Предвкушение.

Для меня нет ничего более привлекательного, чем загадки. Чем возможность открывать другие пласты мироздания, приходить куда-то, где я не была прежде, с головой погружаться в звенящее неведомое…

Вглядываясь в профиль призрачного города, я чувствовала, как во мне, сменяя обаятельную и дурашливую Ловчую по имени Тинави, уже подбирается, будто перед прыжком, та бессмертная и наблюдательная сущность, которая всегда ищет что-то большее. Что-то, скрытое за горизонтом, чему имени нет, но что бесконечно тянет, тянет куда-то, даря ни с чем не сравнимое ощущение вечности…

Изучать неведомое. Созидать невозможное. Разве может быть что-то прекраснее?

– Главное, следите за временем, – закончив инструктаж, напомнил Силграс. – Если поймёте, что не успеваете найти сундук так, чтобы к закату закончить миссию и покинуть город – просто уходите оттуда. Повторим всё завтра.

Он переживал не из-за гуманного рабочего графика, нет. Просто в проклятом Асулене нельзя оставаться после заката – если ты, конечно, не самоубийца.

Когда-то, много тысяч лет назад, Покинутый Асулен назывался Царским Асуленом. Этот город был жемчужиной Седых гор – его населяли великаны, посвятившие себя изучению магии и вселенной. Говорят, даже драконы из Скалистых гор иногда прилетали в Асулен, восхищённые образованностью его жителей, а юные боги-хранители нет-нет да поглядывали в его сторону с завистью и восхищением. Асулен был старше богов. И погиб ещё до их ухода из Лайонассы.

Это случилось в один день. Великаны просто исчезли. Незаправленные постели, недописанные письма, бокалы с налитым нектаром – всё выглядело оставленным лишь на минутку, но жители города пропали навсегда, будто стёртые кем-то из книги бытия.

Любопытный и диковатый народ скальников, издавна живший неподалёку от Асулена, переместился со своими юртами под стены таинственного города и уже планировал захватнически поселиться внутри… Но кое-что отпугнуло их.

А именно: иногда после заката в Асулене начинали звонить колокола. Громогласная песнь разносилась над окрестными горами и звала любопытных. А когда колокола умолкали, город за считаные мгновения наполняли хищные тени, пожирающие всех, кто попадался им на пути, и затем исчезающие так же бесследно.

Это происходит до сих пор. Никто не знает, когда в следующий раз зазвонят колокола Ста Покинутых Башен – поэтому оставаться в городе после захода солнца определённо не стоит.

Мы с Берти пообещали Силграсу, что покажем себя расторопными курьерами, и уже готовы были уйти, как вдруг у меня за спиной раздался какой-то писк.

Обернувшись, я увидела того снежного духа снуи, что позавчера привёл нас в Долину Колокольчиков. Он взволнованно трепыхал крылышками, всплёскивал руками и аж приплясывал в воздухе от нетерпения.

– Снуи отправится с вами, – пояснил Авалати. – Именно он нашёл сундук и скелет Хеголы и рассказал мне о них, так что легко покажет путь туда-обратно.

– А на кой прах мы тогда карту сейчас полчаса изучали? – поразился Берти.

– Для общего развития, – скривился Силграс. – Я буду ждать вас здесь. Удачи.

Ведомые феей, мы отправились в путь. Я оглянулась и на прощанье помахала Силграсу, который так и смотрел нам вслед, уже что-то жуя. Затем обратилась к Берти:

– В Шолохе говорят, что для любопытного человека есть три беды: слухи о нём самом, древние ритуалы призыва и мёртвые города вроде Мудры и Асулена. Это я к тому, что, как бы нам ни было интересно, сегодня стоит вести себя осторожно.

Берти лукаво улыбнулся:

– Мне кажется или ты убеждаешь скорее себя, чем меня?.. А вообще: ещё осторожнее, ты хотела сказать.

– Ага, до уровня двух параноиков. Ты умеешь быть параноиком, Голден-Халла?

– Я всё умею. В своих фантазиях. А это уже половина дела, согласись.

Мы шли, Асулен приближался, снуи, раздувшись от гордости, летел впереди.

* * *

– Прахов прах! А вот это неожиданно! – ахнула я пару часов спустя. – Где карта?! Берти, дай мне карту! Там не было отмечено этой гадости, зуб даю!

– Ещё недавно ты облизывалась на одно из самых опасных мест мира, а теперь переживаешь из-за какой-то пропасти? Что это – двойные стандарты? Или вскоре окажется, что на деле ты та ещё трусишка? – Голден-Халла насмешливо вскинул бровь.

– Это – логика. С чудовищами и тайнами я умею разбираться, а вот свободному падению мне нечего противопоставить!